Крушение «православного строя»

Последний российский император Николай II был фана тиком идеи царя — «наместника Христа». При вступлении сына Александра Ш в 1894 г. на престол председатель Комитета министров И. Н. Дурново в разговоре с графом

С. Ю. Витте дал царю такую характеристику: «Этот будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности»505, а будущий английский король Эдуард VII заметил, нго профиль новоявленного русского монарха похож на профиль императора Павла. При том, что Павел I и Николай II по характеру были абсолютно разными людьми, общей для них была вера в свою богоизбранность в качестве «наместников Христа», который ни перед кем на земле не должен нести ответа за свои поступки. В результате оба императора были убиты, причем судьба Николая II стала живой иллюстрацией к заповеди Иисуса Христа: «<...> каким судом судите, таким будете судимы» (Мф. 7: 2). Последний русский самодержец пал жертвой той системы правосудия, которую законодательно закрепил в конце XIX в. его отец и которую на практике реализовывал он сам, изъяв из юрисдикции гражданского суда политические преступления и наделив нескольких офицеров, заручившихся санкцией командующего военным округом, правом вынесения смертного приговора. Уральский облсовет, приговоривший Николая II к смерти, также состоял из нескольких человек, но был все-таки избран народом.

На формирование мировоззрения нашего героя решающее влияние оказали его отец Александр Ш, обер-прокурор Синода К.

Хотя Николай, в отличие от отца, писал грамотно, но интереса к знаниям не испытывал и с радостью занес в дневник 28 апреля 1890 г.: «Сегодня окончательно и навсегда прекратил свои занятия»507. Министр иностранных дел А. П. Извольский так оценивал интеллектуальный уровень «хозяина земли Русской»: «К несчастью, он не получил хорошего образования. До сих пор я не могу понять, как наследник, предназначенный самой судьбой для управления одной из величайших империй мира, мог оказаться до такой степени не подготовленным к выполнению обязанностей величайшей трудности»508.

Сходную характеристику последнему русскому царю даст председатель Совета министров В. Н. Коковцов: «Император рассудителен, умен, трудолюбив. Его идеи большею частью здравы. У него возвышенное представление о своей роли и полное сознание своего долга. Но его образование недостаточно, и величие задач, решение которых составляет его миссию, слишком часто выходит из пределов досягаемости его понимания. Он не знает ни людей, ни дел, ни жизни. Его недоверие к себе самому и к другим заставляет его остерегаться всякого превосходства. Таким образом, он терпит возле себя лишь ничтожества. Наконец, он очень религиозен узкой и суеверной религиозностью, которая делает его очень ревнивым к его верховной власти, потому что она дана ему Богом»509.

А вот как характеризовал Николая П председатель Второй Государственной Думы Ф. А. Головин: «Правда, умом он не блещет, не обладает и сильною волею, мало, по-видимому, подготовлен к выполнению трудной задачи, но все же считать его за ничтожество, которое действует не по собственной воле и не по своему разумению, было бы неправильно.

Полученное Николаем воспитание и образование привили ему представление о том, что он «самим Богом создан для неограниченного управления русским народом для его блага, что он (т. е. Николай. — А А.) является, таким образом, орудием Всевышнего, посредством которого Всевышний управляет Российскою империею»511. «Хозяин земли Русской» рассматривал Россию как собственную вотчину и намеревался оберегать это положение вещей любой ценой. Последние самодержцы России обесценили идею государства, и легко объяснимо, почему Николай II так невзлюбил своего предка — государственника Петра I, считая, что тот «уничтожил русские привычки, добрые обычаи, взаимоотношения, завещанные предками»512. Сам же Николай II представлял образ чистейшего византийца. Премьер-министр граф С. Ю. Вит те после своей внезапной отставки в 1906 г. напишет: «Государь — восточный человек, типичный византиец (курсив наш. —Л. А.). Мы говорили с ним добрых два часа; он пожал мне руку, он меня обнял. Желал мне много счастья. Я вернулся домой, не помня под собой ног, и в тот же день получил указ о моей отставке»513. Великий князь Александр Михайлович писал, что многие из тех, кто попал под обаяние царя и поплатился за это, могли бы подписаться под этими словами С. Ю. Витте514.

Николая отличала жестокость к врагам и небрежение законом, типичные для византийского властителя. Приведем тому три примера. Во время первой русской революции прибалтийский генерал-губернатор обратился к правительству с телеграммой, в которой просил охладить пыл капитан-лейтенанта Рихтера — одного из усмирителей восстания, поскольку тот казнил «по собственному усмотрению, без всякого суда и лиц, не сопротивлявшихся».

В 1906 г. по инициативе Николая II был принят указ о военно-полевых судах517. На все судопроизводство отводилось 48 часов. Представление об этих судах дает эпизод, когда командующий войсками Одесского военного округа А. В. Ка- ульбарс, ничтоже сумняшеся, подписал смертный приговор двум юношам, которых даже на месте преступления не было. Потом нашли настоящих виновников — и тоже расстреляли518.

Порядки в тюрьмах при Николае II оставались такими же, как и при его предшественниках. С трибуны Четвертой Государственной Думы депутат-большевик Г. П. Петровский обрисовал картину происходившего в тюрьмах: «Бьют по всякому поводу и без всякого повода. Бьют за то, что здоров, бьют за то, что больной, бьют за то, что русский, бьют за то, что еврей, бьют за то, что имеешь крест на шее, и бьют за то, что его не имеешь. Бьют сапогами, бьют ключами, бьют каждый день, бьют на поверке, стон стоит в тюрьмах. <...> Для пущего раздражения политических арестованных по коридору ходит палач — необходимая принадлежность правительства»519.

Революция 1905 — 1907 гг. была подавлена ценою огромных жертв. Такую цену Россия заплатила за безрассудное стремление Николая II «воскресить и упрочить в XX веке анахронизм самодержавной власти, наиболее опасной из всех видов власти <...> так как ставит судьбы миллионов людей в зависимость от величия ума и души одного человека»520.

Ценность человеческой жизни, за исключением узкого круга близких лиц, была для Николая И абстрактным понятием.

Русская армия вступила в Первую мировую войну неподготовленной; из-за отсутствия артиллерии и патронов потери во многих частях достигали 30 — 60% личного состава.

Революционные события 1905 г. заставили императора издать манифест 17 октября, согласно которому в России вводился институт представительной власти — Государственная Дума — и провозглашались основные гражданские права. Однако наш самодержец с завидным упрямством пытался вернуться к прежнему курсу. С первыми двумя Думами царь не мог сработаться: Первая просуществовала 72 дня, Вторая — 102 дня. Судьбоносным камнем преткновения в обоих случаях стал аграрный вопрос, поскольку большинство в Думах считало необходимым отчуждение в той или иной мере и форме помещичьих и церковных земель в пользу крестьян. Необходимость этих мер становилась все более очевидной, если учесть, что в 1905 г. стоимость дворянских земель в 50 губерниях Европейской России на 60% превышала всю массу акционерных капиталов в стране523. Рост численности населения привел к тому, что средний надел на мужскую душу, составлявший после реформы 1861 г. 4,8 десятины, сократился к 1880 г. до 3,5 десятин, а в 1900 г. — до 2,6 десятин524, поэтому крестьяне были вынуждены арендовывать землю. По официальным данным, в 1901 г. только в европейской части России в аренде находилось 19,5 млн. десятин. В уплату арендных платежей крестьяне отдавали до 81,1% чистого дохода525.

Мнение царя по аграрному вопросу и отчуждению земель сводилось к тому, что крестьянам, по его словам, все равно «?покажут, шиш»528. Позиция, абсолютно логичная с точки зрения самого крупного землевладельца России.

Отношение самодержавия к Думе видно из того факта, что вся она была опутана сетью шпионов. Для надзора за Второй Думой Департамент полиции выделил 62 агента (для наблюдения за комнатами заседаний левых фракций — 4-х, помещениями для публики — 8-х, буфетом — 3-х, стенографистками — 4-х, главным подъездом — 9-х, кулуарами — 4-х и т. д.)529. Показателен и другой пример произвола поли цейского государства. Поводом для разгона Второй Думы послужило раскрытие военного заговора социал-демократической фракции, когда тайный агент департамента полиции Е. Шорников а (охранная кличка Казанская) спровоцировала группу солдат подать составленный ею текст «наказа». Один экземпляр этого «наказа» она передала солдатам, а машинописную копию с него — в департамент полиции '.

Третьего июня 1907 г. царь совершил государственный переворот: распустил Думу и издал новый избирательный закон, хотя, согласно Основным законам Российской империи, этот избирательный закон мог быть принят только Думой («Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и воспринять силу без утверждения государя императора»530). Это деяние монарха, считавшего, что ему позволено все, будет, словно по наследству, воспринято последующим поколением российских политиков — от большевиков до президента России с его указом № 1400 от 21 сентября 1993 г.

Новый избирательный закон от 1907 г. был таков, что один из министров, ознакомившись на заседании с его проектом, воскликнул: «Помилуйте, но эго совсем бесстыжий проект!» Столыпин доложил об этом высказывании царю. «Я — за бесстыжий»531, — заявил Николай II. В соответствии с этим законом менее 1% населения избирало 2/3 выборщиков, голос помещика приравнивался к голосам 543 рабочих532. Поэтому закономерно, что Третья и Четвертая Думы не стали поднимать, например, земельного вопроса, а Четвертая

Дума одобрила вступление России в Первую мировую войну. Третью и Четвертую Государственные Думы уже нельзя рассматривать в качестве органа представительной власти. Благодаря новому избирательному закону 1907 г. был сформирован такой их состав, который не мог и не хотел решать ни одного насущного вопроса. В этом и состоит первопричина того положения, когда народ пошел сначала за Советами рабочих и крестьянских депутатов, а в октябре 1917 г. — за большевистскими Советами, провозгласившими лозунг: «Мир — народам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим».

Горячим желанием Николая II было «вообще прихлопнуть Думу». В октябре 1913 г. он вручил министру внутренних дел Н. А. Маклакову два указа. По первому — в Петер бурге вводилось осадное положение, по второму — Государ ственная Дума превращалась из законодательной в законосовещательную. В последний момент, правда, царь все-таки не дал им ходу.

Вся государственная деятельность последнего русского императора — это воплощение идеи, что ему, как «наместнику Христа», позволено все и нет на свете такой силы, перед которой он должен был бы держать ответ. В этом контексте понятно пренебрежение «хозяина земли Русской» такой «мелочью», как законы. С полным основанием Николай II мог бы повторить за Павлом I, что он и есть сам закон.

Другой яркой византийской чертой русского монарха была иррациональность решений. Особенно разительны примеры из области внешних сношений России с другими странами. Главе Православной Церкви (то есть царю) не было свойственно миролюбие. А. Н. Куропаткин, будучи военным министром, так обрисовал замыслы Николая П: «Я говорил Витте, что у нашего Государя грандиозные планы в голове: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы. Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем государя в осуществлении его мечтаний и все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России. Поэтому каждый Безобразов (т. е. глава группы, усиленно подталкивавшей царя к войне с Японией. — А А.), который поет в унисон, кажется Государю более понимающим его замыслы, чем мы, министры. Поэтому Государь хитрит с нами, но он быстро крепнет опытом и разумом и, по моему мнению, несмотря на врожденную недоверчивость в характере, скоро сбросит с себя все подпорки и будет прямо и твердо ставить нам свое мнение и свою волю. Витте сказал мне, что он вполне присоединяется к моему диагнозу»533.

Поражает здесь то, что ближайший родственник царя морской офицер великий князь Александр Михайлович вынес из разговоров с императором убеждение, что того толкает к войне не кто иной, как Куропапсин. Судя о замыслах Николая по дневнику Куропаткина, не устаешь удивляться поистине византийскому вероломству нашего византийца, не устававшего уверять великого князя о том, что «войны не будет ни с Японией, ни с кем бы то ни было»534. Александр Михайлович предупреждал царя: «Здравомыслящий человек не может сомневаться в прекрасных боевых качествах японской армии. Порт-Артур был очень хорош как крепость при старой артиллерии, но перед атакой современных дальнобойных орудий он не устоит. То же самое следует сказать относительно наших кинджоуских укреплений. Японцы снесут их, как карточный домик. Остается наш флот. Позволю себе сказать, что в прошлом году, во время нашей морской игры в Морском училище, я играл на стороне японцев и, хотя я не обладаю опытом адмиралов микадо, я разбил русский флот и сделал успешную вылазку у порт-артурских фортов»3, — зловещая по своей точности картина того, что произойдет с падением Порт-Артура и разгромом русской эскадры в Цусимском сражении, но царь не прислушался к доводам великого князя.

Именно Николай II несет персональную ответственность за начало войны с Японией, к чему его активно подталкивал немецкий кайзер Вильгельм П. Недоверие же царя к министрам дошло до того, что с образованием наместничества на Дальнем Востоке все дела этой области были изъяты из ведения министерств. Был создан особый комитет по делам Дальнего Востока под личным председательством царя, где главным докладчиком был статс-секретарь А. М. Безобразов. Некоторые же действия царь вообще осуществлял за спиной министров. Минуя министра иностранных дел

В. Н. Ламсдорфа, Николай II тайно принял офицеров, отправлявшихся в Тибет, и поручил им «разжечь тибетцев против англичан»535. Неделями царь не отвечал на ноты Японии. Японский посол Курино не мог добиться у царя аудиенции, ибо тот был «все время занят». В результате Япония прервала переговоры и объявила России войну. Разгром нашей страны в этой войне некоторые авторы пытаются представить как результат революции, но все решающие поражения Россия потерпела еще в 1904 г., и гибель русского флота в Цусимском сражении объясняется отнюдь не революционной пропагандой, а банальной технической отсталостью кораблей русской эскадры.

Николай II несет персональную ответственность и за развязывание Первой мировой войны. За четыре месяца до ее начала, 27 февраля 1914 г., в петербургской газете «Биржевые ведомости» появилась статья под заголовком «Мы готовы», написанная по указанию военного министра В. А. Сухомлинова. О том, что стояло за словами о готовности России к войне, можно судить по сопоставлению промышленного потенциала России и Германии. Несмотря на то что предвоенные годы были отмечены значительными темпами роста промышленного и сельскохозяйственного производства, наша страна вступила в войну со следующими экономическими показателями, которые изначально определили ход боевых действий: доля России в мировой промышленной продукции составляла 2,6%, а ее противника Германии — 15,3%536. Заметим, кстати, что приемы шапкозакидательства Николай П перенял у своего отца Александра Ш, не устававшего твердить, что Европа может подождать со своими делами, пока русский царь удит рыбу. И это при том, что именно Европа своими инвестициями обеспечила промышленный подъем в России в конце XIX — начале XX в.

К началу Первой мировой войны удельный вес иностранного капитала в общем акционерном капитале России составлял: 53% — в горной и металлургической промышленности, свыше 40% — в химической, 75% — в электропромышленности, более 40% — в банках537. Однако Россия оставалась аграрной страной и основную массу ее населения — 80% — состав ляли крестьяне; к 1917 г. в европейской части страны 28,7% крестьянских хозяйств были безлошадными, а 47,6% имели по одной лошади, т. е. 76,3% хозяйств влачили полунищен- ское существование538. Не понимать того, что в случае военного конфликта такой колоссальный разрыв в экономическом развитии России и Германии мог компенсироваться только перевесом в живой силе, мог только лишенный здравого смысла человек. Немецкий фельдмаршал Пауль фон Гин- денбург напишет после войны: «В книге этой великой войны страница, на которой написаны потери русских, вырвана. Никто не знает цифры — 5 или 8 миллионов? Мы не имеем представления. Все, что мы знаем, — эго то, что в некоторых наших сражениях с русскими мы должны были разгребать горы тел противника перед нашими окопами, чтобы иметь возможность видеть поле боя и вести огонь по свежим насту пающим цепям»539.

Генерал А. И. Деникин считал, что, «не будь тяжкого маньчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы Отечественной войны (Первой мировой. — А -Л.)»540. Эти слова содержат, по сути, приговор и ныне восхваляемому некоторыми деятелями культуры «царю-миро- творцу» Александру ІП, и тому состоянию, в котором оказалась благодаря ему российская армия.

Известно, что Первая мировая война велась за передел колоний и зон влияния. Россия участвовала в этой войне ради идеи-призрака: Константинополя и черноморских проливов, ради панславистских утопий. В памятной записке вице-директора канцелярии МИД Н. А. Базили цели кампании, как отражения официальных устремлений самодержавия, были сформулированы предельно четко: «Утверждение нашей власти на Босфоре и Дарданеллах соответствуют нашей великодержавности, давая нам средство к расширению мирового значения нашего отечества»541.

Национальные интересы России требовали мира и быстрейшего решения внутренних проблем, а вместо этого государство было втянуто в войну за некую иллюзорную мечту.

В воспоминаниях бывшего премьер-министра России

С. Ю. Витте, которого Николай II возненавидел как одного из инициаторов манифеста 17 октября, нарисована яркая картина настроений, охвативших мыслящих людей после объявления войны Германии: «Эта война — безумие. Почему Россия должна воевать? Из-за нашего престижа на Балканах, из-за нашего благочестивого долга помогать своим кровным братьям? <...> Это романтическая, старомодная химера. Всем, по крайней мере думающим, людям плевать на этот буйный и тщеславный балканский народ, который ничего общего не имеет со славянами, а только турки с христианскими именами. Мы должны предоставить сербам получить то наказание, которое они заслужили. Довольно говорить о причинах войны. Сейчас надо оставить разговоры о выгоде и наградах, которые она принесет нам. Что мы надеемся получить? Увеличение территории? Великий Боже! Разве империя Его Величества недостаточно велика? Разве мы не имеем Сибири, Туркестана, Кавказа, самой России, огромные площади которых не все еще исследованы? Тогда какие завоевания манят нас? Восточная Пруссия? А не слишком ли много немцев уже среди подданных императора? Галиция? Она полна евреев! <...> Константинополь, крест Святой Софии, Босфор, Дарданеллы? Это слишком безумная идея, чтобы бьггь заслуживающей внимания. <...> Я предпочитаю хранить молчание относительно того, на что мы можем рассчитывать в случае нашего поражения. Мой практический вывод таков: мы должны ликвидировать эту глупую авантюру как можно скорее»1. — Добавить нечего, за исключением того, что авантюру пришлось ликвидировать большевикам. Именно большевики в составе социал-демократической фракции Четвертой Думы открыто протестовали против войны, и обе социал-демократические фракции отказались голосовать за военный бюджет, покинув зал заседаний.

В конце 1914 г. по личному распоряжению Николая II большевистская фракция была арестована, что являлось прямым нарушением закона, поскольку, согласно ст. 15 «Учреждения Государственной Думы» от 20 февраля 1906 г., депутаты пользовались неприкосновенностью.

В византийском облике Николая II ярко проявилась еще одна черта: ревнивое, болезненное отношение к своей влас- ти. Ярких и талантливых людей он не терпел. Убийство избавило премьер-министра П. А. Столыпина от неминуемой отставки. Председатель Совета министров В. Н. Коковцов передал французскому послу М. Палеологу поразивший его разговор с императрицей Александрой Федоровной: «Я никогда не забуду ее странных слов, сказанных в сентябре 1911 г., когда я заменил несчастного Столыпина. В то время как я говорил о трудности моей задачи и привел в пример моего предшественника, она резко перебила меня: “Владимир Николаевич, не говорите больше об этом человеке. Он умер, потому что Провидение судило, что в этот день его не станет. О нем, значит, кончено; не говорите о нем больше никогда”. Она, впрочем, отказалась пойти помолиться у его гроба, и император не изволил присутствовать на похоронах, потому что Столыпин, как бы ни был он до самой своей смерти предан царю и царице, осмелился сказать, что общественный строй нуждается в реформе»542. Даже в феврале 1917 г. та же Александра Федоровна на просьбу великого князя Александра Михайловича о необходимости ответственного перед Думой правительства заявила: «Все, что вы говорите, смешно! Никки — самодержец! Как может он делить с кем бы то ни было свои божественные права?»543

Вероломство и крайнее самолюбие, жестокость и пренебрежение законами, вера в то, что можно все, — в основе этих черт характера Николая II лежало византийское наследие, обожествлявшее должность самодержца, выводившее монарха из-под контроля и ответственности перед народом. По своему менталитету Николай II представлял собой типичного византийского василевса, чуждого Русской земле.

Николай II и его жена верили в то, что «Святая Русь» — эго историческая реальность, что простой неграмотный мужик, задавленный нищетой, вопреки всему любит царя и не желает другой жизни, что все беды пришли от общественности, испорченной Европой. В целом императорская чета представляла страну и ее историю такой, какой она рисовалась в теориях славянофилов. Последний русский царь, несомненно, был славянофилом. Внешние проявления славянофильства этого человека поразительно совпадают с манерой поведения славянофила К. С. Аксакова, разгуливавше го в «истинно русском костюме» по Петербургу. Князь Г. Е. Львов во время первой русской революции предпринимал попытки нормализовать обстановку в стране путем включения в Кабинет министров популярных общественных деятелей и был принят по этому поводу Николаем II. Встреча с царем потрясла его: «Я ожидал увидеть Государя убитым горем, страдающим за родину и за свой народ, а вместо этого ко мне вышел какой-то веселый, разбитной малый в малиновой рубашке и широких шароварах, подпоясанный шнурком»544. Потрясение было настолько велико, что в тот же вечер князь заболел нервным расстройством.

Идеалом царя была Русь XVII в. Он пытался вызвать из небытия стиль и быт допетровской Руси. Комендант Царского Села князь М. И. Путятин говорил, что при дворе всерьез задумываются о восстановлении придворных званий и костюмов эпохи допетровской Москвы545. В январе 1903 г. в Зимнем дворце состоялся грандиозный бал в усыпанных драгоценностями костюмах эпохи царя Алексея Михайловича. Участник этого бала великий князь Александр Михайлович так передал свои впечатления: «Это замечательное воспроизведение картины XVII в., вероятно, произвело странное впечатление на иностранных дипломатов. Пока мы танцевали, в Петербурге шли забастовки рабочих и тучи все более и более сгущались на Дальнем Востоке. <...> Новая, враждебная Россия смотрела через громадные окна дворца»546. Костюмы для придворных в стиле XVII в. не были введены только по причине громадных расходов.

При значительном финансовом участии и при покровительстве царя в Царском Селе был построен Федоровский городок в стиле a la XVII в., где размещалась штаб-кварти- ра «Общества возрождения художественной Руси», которое поставило научное и эстетическое изучение наследия Древней Руси на службу укрепления самодержавия, как «исконного древнерусского православного строя».

В 1916 г., во время войны, царя посетила мысль изгнать иностранные термины из русского законодательства и заменить их («временными и древнерусскими словами, что и было поручено статс-секретарю Государственного Совета Д. Коптеву.

Закат многовековой эпохи самодержавия ознаменовался теми же явлениями, что и его начало: актами политической святости. В императорский период, начиная с Петра I, было канонизировано всего 10 человек по сравнению с 230 в допетровские времена547. В 1903 г. был торжественно канонизирован монах Саровской пустыни Серафим, живший в первой половине XIX в. Министр внутренних дел В. К. Плеве представил царю «предсказание» Серафима, которое якобы хранилось в архиве Департамента полиции, где говорилось о грядущем царствовании императора Николая П: «В начале царствования сего монарха будут несчастья и беды народные. Будет война неудачная. Настанет смута великая внутри государства, отец поднимется на сына и брат на брата. Но вторая половина правления будет светлая и жизнь Государя долговременная»548.

Николай II, обретя столь благоприятную для него весточку с того света, предложил обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву срочно подготовить проект царского указа о канонизации Серафима, на возражение же Победоносцева императрица Александра Федоровна заявила, что «государь все может.»549. Подобная ситуация возникла ив 1915 г., когда архиепископ Тобольский Варнава, получивший пост благодаря дружбе с Г. Е. Распутиным, с которым они вместе росли в Покровском, задумал устроить в своей епархии центр для паломников и тем увеличить приток денег. Для этого ему потребовался местный святой, и они с Распутиным решили канонизировать архиепископа Иоанна Тобольского, скончавшегося в 1715 г. Варнава возбудил ходатайство о канонизации, но Синод, зная репутацию инициаторов, решил отсрочить дело. Тогда Варнава, нарушая все церковные правила, единолично объявил о канонизации, а затем добился личного согласия императора.

Обер-прокурор Синода А. Д. Самарин вызвал Варнаву из Тобольска и приказал отменить незаконную канонизацию, на что тот ответил: «Всё, что скажет или будет думать Святейший Синод, мне совершенно безразлично. Мне достаточно телеграммы с согласием императора»550. Тогда, по иници ативе Самарина, Синод постановил отрешить Варнаву от должности и заточить в монастырь, на что опять же требовалось согласие Николая П как главы Православной Церкви. Император отказал: «Телеграмма моя архиепископу действительно была, быть может, не совсем корректна. Но что сделано, то сделано. И я сумею заставить всякого уважать мою волю». Самарин был заменен ставленником Распутина. Таким образом, Иоанн Тобольский был канонизирован в качестве святого Православной Церкви в обход мнения Синода, по протекции Григория Распутина.

Ища опору в Православии, Николай II не допускал ни в малейшей степени независимости Церкви от государства, что для него было равнозначно разделению в образе царя- Мессии, «наместника Христа», религиозной и светской функций. Некоторые иерархи Церкви, предчувствуя скорый крах самодержавия, пытались дистанцироваться от него. Группа во главе с митрополитом Санкт-Петербургским Антонием выдвинула проект преобразований. 17 марта 1905 г. в «Церковном вестнике» появилась записка группы 32 столичных священников, где говорилось, что «только свободно самоуправляющаяся Церковь может обладать голосом, от которого горели бы сердца человеческие. Что же будет, если свободою религиозной жизни, исповедания и проповедования своей правды будут пользоваться все виды большего или меньшего религиозного заблуждения, все религиозные общества и союзы — и только Православная Церковь, хранительница подлинной Христовой истины, одна будет оставаться лишенною равной и одинаковой с ним свободы?»551.

Двадцать второго марта 1905 г. Синод единогласно высказался за восстановление патриаршества и созыв в Москве Всероссийского Собора для выборов патриарха. Синод должен был стать совещательным органом при патриархе, каковым предполагалось избрать митрополита Антония (позже он заявит черносотенцам, что не сочувствует программе правых партий и считает их террористами, тем самым выразив свое отношение к ныне святому Православной Церкви о. Иоанну Кронштадтскому, вступившему в ряды Союза русского народа)552.

На доклад Синода Николай II наложил следующую резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия и обдуманности, каковое созвание Поместного Собора представляю себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных императоров (курсив наш. — Л. А.), дать сему делу движение и созвать Собор Всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления»553.

В царствование Николая П благоприятное время так и не наступило, и он, как «наместник Христа», не склонен был уступать религиозную власть патриарху. Синоду отказали, и тот более не настаивал, поскольку в Росс™ никакие силы — ни левые, ни правые — не были заинтересованы в восстановлении патриаршества. Попытка церковной иерархии законно дистанцироваться от самодержца провалилась. Движение «обновленцев» шло вразрез с официальной позицией Православной Церкви и не смогло реабилитировать государственное Православие в общественном мнении.

В конце царствования Николая П Синодом фактически руководили Г. Распутин и императрица Александра Федоровна, считавшая, что «в Синоде у нас - одни только животные». Сам же Николай П и его супруга тянулись к людям иной духовности, и галерею этих лиц открыл «ученый друг» доктор Филипп (Незьер Вашоль), вызывавший духов, пророчествовавший и прорицавший. Во исполнение высочайшего указания, Военно-медицинская академия присудила ему звание доктора медицины. Николай II снабдил его рекомендательными письмами к президенту Франции Э. Лубе.

Царь произвел доктора Филиппа, четырежды судимого французским судом за обман и мошенничество, в чин, равный генерал-майору армии и контр-адмиралу флота, хотя, по свидетельству великого князя Александра Михайловича, «французский посланник предостерегал русское правительство против этого вкрадчивого иностранца, но царь и царица придерживались иного мнения»554.

Особое мнение они имели и о другом проходимце — Гришке Распутине, который начал, подобно «доктору Филиппу», с обслуживания бытовых нужд царской семьи, а кончил управлением государством. Царской чете этого человека представили бывшие черногорские княжны Милица и Стана, использовавшие свое положение русских великих княгинь для решения балканских вопросов. 0

развратном поведении Распутина написано очень много, но прежде всего нас интересует распутинщина как политический феномен, характерный для всякого самодержавного строя. При автократической форме правления могут появляться подобные лица (любимцы, фавориты и проч.), получающие значительные возможности для оказания влияния на государственную политику. В этом отношении Распутин — типичный пример такого фаворита, несмотря на его низкое происхождение. Россия знала конюха И.-Э. Бирона — фаворита императрицы Анны Иоанновны, графа И. П. Кутайсова — любимца Павла I, который начинал как пленный турчонок, бривший своего самодержавного хозяина, и такие примеры можно множить. Все эти лица имели влияние на решение государственных вопросов в силу личных симпатий к ним самодержцев; Распутин же приобрел звание фаворита на религиозно-маги- ческой основе, поскольку одного умения останавливать кровь у наследника Алексея не могло бьггь достаточным для того, чтобы Николай и Александра поделились с ним властью.

При изучении феномена Г. Е. Распутина следует учитывать крайнее властолюбие императорской четы, считавшей, по религиозным мотивам, недопустимым делиться с кем бы то ни было Богом данной властью. Но с Распутиным делились. Еще в 1910 г. он хвастался, что «теперь меня царь вызывает, чтобы насчет того поговорить, правильно ли попы поступили, что Толстого отказались хоронить»555. В тот период Григорий консультировал только по религиозным вопросам, но к 1916

г. его влияние стало всеобъемлющим. Во время войны императрица забрасывает царя письмами, где говорит: «Надо всегда делать то, что Он говорит. Его слова имеют всегда глубокое значение», «Думай больше о Друге перед всякой трудной минутой»556 и т. п. Один из примеров судьбоносного для страны влияния Распутина — его роль в назначении председателя Совета министров Б. В. Штюрмера. На квартире распутинского друга митрополита Петербургского Питирима состоялось знакомство Распутина и Штюрмера. 7

января царица пишет в Ставку Николаю: «Милый, не знаю, но я все-таки подумала бы о Штюрмере <...> он высоко ставит Григория, что очень важно»557.

Двадцатого января 1916 г. Штюрмер получил искомый пост. Начальник канцелярии И. Ф. Манасевич-Мануйлов воспроизвел разговор Распутина с председателем Совета министров: «Ты не смеешь идти против желания мамаши! Смотри, чтобы я от тебя не отошел, тогда тебе крышка!» После отъезда Штюрмера он сказал Манасевичу: «Он, старикашка, должен ходить на веревочке, а если это не так будет, то ему шея будет сломана»558. Этот разговор опять же состоялся на квартире митрополита Питирима.

Шестнадцатого февраля 1916 г. французский посол в Петербурге М. Палеолог заносит в дневник: «Распутинская клика в Синоде ликует ввиду растущего расположения императрицы к Штюрмеру и доверия, оказываемого ему Николаем. Митрополит Питирим и архиереи Варнава и Исидор уже чувствуют себя главами церковной иерархии; они говорят о предстоящей радикальной чистке высшего духовенства; это означает изгнание всех игуменов и архимандритов, которые еще не преклонились перед покровским эротома- ном-мистиком и считают его антихристом. Несколько дней, как по рукам ходят списки расстригаемых и увольняемых и даже списки намеченных к ссылке в те дальние сибирские монастыри, откуда нет возврата. <...> Отставной министр А. В. Кривошеин говорил мне вчера с отчаянием и отвращением: “Никогда не падал Синод так низко. Если кто-ни-

будь хотел бы уничтожить в народе всякое уважение к религии, всякую веру, он лучше не мог бы сделать. <...> Что вскоре останется от Православной Церкви? Когда царизм, почуяв опасность, захочет на нее опереться, вместо Церкви окажется пустое место (курсив наш. — Л А.). Право, я сам

порой начинаю верить, что Распутин — антихрист”»559.

Почитатели «отца Григория» видели в нем религиозного деятеля. Императрица Александра Федоровна была уверена, что ей суждено спасти Святую Православную Русь. Обращает на себя внимание то, что в письмах к царю она пишет о

Распутине с большой буквы, следуя православной традиции, когда речь заходит о божестве, например: «Расчешись Его гребнем» и т. д. Сам Распутин так определял свой уровень в божественной иерархии: «маленький Христос»'. Восторженные поклонницы дошли до признания его божественной сущности; так, например, светская дама Ольга Лохтина твердила: «Это сам Бог Саваоф»560. Распутин хвастался иеромонаху Илиодору Труфанову, что Николай стоял перед ним на коленях и говорил: «Григорий, ты — Христос»561.

Только признанием особой богоизбранности Григория, верой в то, что он стоял ближе к Богу, чем «помазанник Божий» Николай, а возможно, и отождествлением Распутина с божеством, можно объяснить действия Николая и Александры, убежденных, что власть дана им Богом и любое разделение власти с кем-либо из людей является нарушением воли Бога, посчитавших возможным поделиться властью с «покровским эротоманом-мистиком». В этом как раз и лежит разгадка феномена Распутина. В целом же события развивались по логике обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева, у которого был «свой Христос», у народа - свой, а у Александры Федоровны и Николая - появился свой «маленький Христос», ниспосланный для спасения самодержавия.

В том, что Распутина никак не удавалось отстранить от государственных дел и в конечном счете пришлось убить его, — еще один яркий пример слабости государственной власти, легитимизированной лишь догматами божественного права, исключавшими какие бы то ни было взаимные обязательства власти и народа. С влиянием Распутина безуспешно боролись премьер-министры России П. А. Столыпин и В. Н. Коковцов, глава Департамента полиции В. Ф. Джунковский, депутаты Третьей и Четвертой Государственных Дум, ближайшие родственники царя, в том числе и его мать. И не было в империи силы, которая могла бы легально нейтрализовать влияние «святого черта». Председатель Совета министров А. Ф. Трепов предлагал Распутину 200 тыс. руб., чтобы тот не вмешивался в политику562, но получился обратный эффект: Трепов смог удержаться на своем посту всего 48 дней. Министр внутренних дел А. Н. Хвостов посылал к бывшему другу Распутина расстриге- монаху Илнодору доверенных лиц с просьбой подобрать исполнителей для убийства Распутина. «Защитник» Святой Руси и идеи самодержавия был убит в декабре 1916 г. в особняке родственника царя князя Феликса Юсупова, который до конца жизни был убежден, что совершил героический поступок, отправив на тот свет «не человека, а собаку».

На исторической сцене в те дни действовал и другой «спаситель» Святой Руси и самодержавия Илиодор Труфанов. Интерес к этой фигуре объясняется тем, что он являлся ярким олицетворением сил, вставших на защиту идеи самодержавия (черносотенный Союз русского народа).

Сергей Михайлович Труфанов (иеромонах Илиодор) окончил Новочеркасскую семинарию и Петербургскую духовную академию. Начало его «деятельности» приходится на годы первой русской революции. Примером для подражания для него был «почетный член» Союза русского народа Иоанн Кронштадтский. Илиодор был недоволен нейтралитетом части духовенства и по этой причине не мог удержаться в должности преподавателя Ярославской семинарии, где слушатели, наряду с другими священнослужителями города, были настроены демократично. Свои взгляды Илиодор изложил в брошюре «О задачах Союза русского народа»: «Ты можешь сказать, как же живет Франция и другие государства без самодержавных правителей? Спрошу у тебя: разве они живут? Нет, они уже давно умерли, разлагаются и издают невыносимое зловоние и скоро, скоро совсем разрушатся»563 — из такого рода опусов состояла вся его брошюра. Пристрастился Илиодор выступать и на многолюдных митингах, настраивая толпу против мусульман и нудеев, за что губернские власти были вынуждены сделать ему предупреждение. Пребывание Илиодора в Ярославле закончилось скандалом, когда семинаристы потребовали его удаления из семинарии. Нашего героя перевели на Волынь, где все высшее церковное руководство во главе с архиепископом Антонием активно поддерживало Союз русского народа. Именно в Почаев- ском монастыре на Волыни началась бурная политическая деятельность иеромонаха.

В своей новой брошюре «Видение монаха» он дал классификацию сил сторонников и противников идеи самодержа вия. Вражескую рать он описывал так: «<...> ряды этого сборища полны были полугоспод, учащейся молодежи, фабричного люда; при этом монах заметил здесь много народностей, а особенно выдавались жиды, они почти все стояли впереди. Все эго сборище было разбито на группы. Среди каждой группы стояло два столба, а между столбами были натянуты полотна с надписями: “Октябристы, демократы, социал-демократы, социалисты-революционеры, анархисты, бундисты”»564. Среди врагов самодержавия Илиодор увидел и архиереев, и министров, и сановников царя. «Почаевские известия», редактируемые им, призывали к переделу земли, пытаясь тем самым соединить монархическую идею и анти- дворянские настроения. Кончилось тем, что Илиодор призвал со страниц «Почаевских известий» к борьбе с правительством.

По постановлению Синода «Почаевские известия» были закрыты, но виновник их ликвидации не наказан, а был переведен в ведение черносотенца, саратовского епископа Гермогена, от коего и получил должность настоятеля Святоду- ховского монастырского подворья в Царицыне. Там он вознамерился «сделать из Царицына три Кронштадта». В своей резиденции рядом с храмом он соорудил огромное чучело — гидру революции. Всякий раз после проповеди Илиодор пронзал это чучело копьем и отсекал ему голову. Своеобразным был у него и посох — в виде кулака, сжимавшего крест. В монастыре он повесил портрет Льва Толстого — для плевания. О себе иеромонах говорил: «Я - революционер. Таким революционером был и Христос. Таким революционером, бунтовщиком, разбойникам и я желаю быть. Я - ученик Христов. Хочу подражать ему»1.

В Царицыне начались открытые выступления Илиодора против властей, он провоцировал толпу на активные действия, призывая ее, например, избивать корреспондентов газет как представителей революции, а при вмешательстве полиции — оказывать ей сопротивление. «Ученик Христов» перестал подчиняться губернатору и заявил, что проигнорирует решение Синода. Премьер-министр П. А. Столыпин и обер- прокурор Синода не могли добиться его перевода из Царицына. Николай П сам взял его на поруки. Илиодор продол жал самочинствовать и стал неуправляем. По его распоряжению была отложена смертная казнь разбойника, зарезавшего извозчика, поскольку Илиодор посчитал, что «это не человек, а ангел», и судебные власти подчинились.

Под жандармским конвоем его перевезли в Новосиль- ский монастырь Тульской области, но наш герой бежал оттуда, переодетый, в Царицын, при этом товарищ министра внутренних дел П. Г. Курлов отдал приказ не мешать побегу, что следовало рассматривать как выпад против П. А. Столыпина. Когда премьер-министр погиб в Киеве, Илиодор отслужил благодарственный молебен. Николай П позволил Илиодору остаться в Царицыне.

Дело в том, что в то время иеромонах был дружен с Г. Распутиным. В 1912 г. первый поссорился с последним и сразу же потерял расположение императора, после чего был заточен во Флоршцевой пустыни, расположившейся на территории Владимирской губернии. Там его круглосуточно караулили 12 филеров, которые, согласно инструкции, не должны были отходить от него дальше, чем на 10 шагов, а полицейским на железнодорожных станциях были выданы фотографии «возмутителя спокойствия».

Поняв, что карьере конец, Илиодор изменил линию поведения и направил Святейшему Синоду послание следующего содержания: «Я же ныне отрекаюсь от вашего Бога. Отрекаюсь от вас как архиереев»565. И тут же он преобразился из антисемита и шовиниста в интернационалиста: «Народ израильский! Светоч мира! Ты особенно прости меня. Прах убитых во время погромов младенцев мучит мою совесть. Прости меня, самый даровитый, самый блистательный народ из всех народов»566. Осенью 1916 г. он подвел итог своей борьбы за монархическую идею, адресовав Союзу русского народа проклятье: «А вот что вам нужно сделать, собравшись: пропеть похоронный марш старой России и отслужить панихиду без вечной памяти по Союзу русского народа и прочим монархическим, прочим люшенническим организациям»567.

Союз русского народа был единственной организованной политической силой, выступавшей за сохранение неограниченной власти самодержца, а Илиодор — идеологом этого движения. Судьбы как самого движения, так и его идеолога во многом совпали. Финал наступил в феврале 1917 г., когда у монархии уже не оказалось защитников.

С крушением строя, основанного на «божественном праве», рухнуло и государственное Православие. Первым почил в Бозе распутинский Синод: 29 марта 1917 г. французский посол М. Палеолог занес в дневник: «С момента крушения царизма все митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, архиереи, иеромонахи, из которых состояла церковная клиентура Распутина, переживают тяжелые дни. Везде им пришлось увидеть, как против них восставали не только революционная клика, и еще и их пасомые, часто даже их подчиненные. Большинство из них более или менее добровольно сложили с себя свои обязанности; многие в бегах или в заключении.

После непродолжительного ареста Петроградскому митрополиту высокопреосвященному Питириму удалось добиться разрешения отправиться для покаяния в один сибирский монастырь. Та же участь постигла Московского митрополита, высокопреосвященного Макария, харьковского архиепископа, преосвященного Антония, архиепископа Тобольского, преосвященного Варнаву, епископа Черниговского, преосвященного Василия и проч.»568.

Февральская революция 1917 г. свершилась под лозунгами обретения земли и воли, «православный строй» рухнул, не в силах более сдерживать стремление народа к имущественным и политическим свободам. В апреле 1917 г. на Марсовом поле состоялись похороны «мучеников свободы», павших в революционные дни. Провожающих было около 900 тысяч. «Великий национальный акт свершился без участия Церкви. Ни одного священника, ни одной иконы, ни одной молитвы, ни одного креста! Одна только песня: рабочая “Марсельеза”»569.

Сходная ситуация сложилась и в армии. В «Очерках русской смуты» генерал А. И. Деникин пишет: «Голос пастырей с первых же дней революции замолк, и всякое участие их в жиз ни войск прекратилось (курсив наш. — А А.). Мне невольно приходит на память один эпизод, весьма характерный для тогдашнего настроения военной среды. Один из полков 4-й стрелковой дивизии искусно, любовно, с большим старанием построил возле позиций походную церковь. Первые недели революции. <...> Демагог-поручик решил, что его рота размещена скверно, а храм — это предрассудок. Поставил самовольно в нем роту, а в алтаре вырыл ровик для... <...> Я не удивляюсь, что в полку нашелся негодяй-офицер, что начальство было терроризировано и молчало. Но почему 2—3 тысячи русских православных людей, воспитанных в мистических формах культа, равнодушно отнеслись к такому осквернению и поруганию святыни?»570

Таков был исторический финал государственного Православия. Николай П жил идеей царя как «наместника Христа», объединившего функции первого жреца и фараона, вечного первосвященника и вечного царя Израилева Иисуса Христа, богочеловеческого владыки, не подконтрольного никому. Православная Церковь в России, вплоть до 1917 г., обслуживала эту политическую мифологию. Повиновение царю — «наместнику Христа» как религиозный долг - такова была основа политической системы. В чине анафематсгвования, ежегодно совершавшемся Православной Церковью, среди главных ересей было вставлено следующее проклятье: «Помышляк> щим, яко православные государи возводятся на престол не по особливому о них Божиему изволению и при помазании дарования Святого Духа и прохождению сего великого звания в них не изливаются: и тако дерзающим против них на бунт и измену — анафема!»571 В марте 1917 г. с крушением правления «наместника Христа» логика отрицания старой модели власти привела к закономерному результату - отторжению многовековой государственной религии.