A. JI.Чижевский. Современные гелиобиология и биофизика

От древних наблюдений пятен на Солнце — к Галилею, увидевшему эти пятна с помощью первого телескопа, от подмеченной В.Гер- шелем примерно 10-летней периодичности цен на пшеницу на мировом рынке — к установлению 11-летней периодичности солнечной активности, от общего увлечения поисками такой же пе- AJI- Чижевский — начало 40-х гг. риодичности в земных процессах — к резко скептическому отношению к самой возможности такой корреляции со стороны строгой науки.

И действительно, пренебрежимо малы изменения свето

вого потока от Солнца к Земле при изменении числа и характера пятен. Пренебрежимо малыми оказались флуктуации межпланетного магнитного поля по сравнению с земным — геомагнитным, даже при сильных магнитных бурях. Трудно было, да и сейчас трудно принять, что этими слабыми возмущениями могут быть обусловлены ощутимые изменения климата и других характеристик биосферы или физиологического состояния животных и растений.

Но, возможно, наибольшую трудность в этих исследованиях представляет очевидная нерегулярность многих космофизических процессов. Ведь в действительности, когда говорят, например, об 11-летнем цикле солнечной активности, имеют в виду лишь среднюю величину, в то время как отдельные циклы могут длиться и 9, и 15 лет.

Таким образом, речь идет об относительно слабых эффектах со случайным временным ходом.

Тут нужны крепкие нервы. Достоверность в науке доказывается воспроизводимостью — повторением феномена. Поэтому не вызывают сомнений лишь периодически правильные феномены. Несмотря на то что теория вероятности и основанные на ней методы математической статистики плодотворно применяются в самых разных областях науки, всегда остается чувство неудовлетворенности при исследовании нерегулярных явлений.

И совсем плохо, когда изучаемые явления характеризуются временами, большими отведенной нам жизни. А это так обычно для космических процессов. Можно, конечно, поддерживать себя надеждой, что в будущем кто-нибудь подтвердит ваше наблюдение, что когда-нибудь повторится наблюдаемый вами эффект... Хорошо было бы узнать Галлею, что его предсказания оправдались и комета, названная потом его именем, в самом деле вновь засверкала в ночном небе много лет спустя после его смерти, в рассчитанное им время.

Если бы мы умели передавать сообщения в царство мертвых...

В такой ситуации нужны исследователи с психологией пионеров-романтиков.

В такой ситуации неизбежно скептическое отношение «исследователей-классиков» к сообщениям романтиков. Дискуссии тут бесплодны. Тут оправдывается грустное умозаключение Макса Планка (в моем вольном пересказе): никогда принципиальные сторонники разных взглядов в науке не соглашаются друг с другом. Они умирают, а новым поколениям достается новая истина, и им совершенно непонятно, почему эта новая истина вызывала когда-то столь страстную полемику.

Таким романтиком был основатель современной гелиобиологии Александр Леонидович Чижевский. Сейчас это имя широко известно. В этом году 100-летие со дня его рождения. Юбилей отмечается с должной пышностью — собираются симпозиумы и конференции, издаются посвященные ему труды. Будут созданы телевизионные передачи и кинофильмы. Сколько раз в этих очерках говорил я о традиции посмертной славы! Как благостно чувствуем мы себя, с какой гордостью отмечаем достоинства наших покойных соотечественников! На сцене устанавливается большой портрет великого человека. Ораторы возвеличивают его заслуги и достижения. Тут можно не бояться преувеличений — жанр таков...

Где мы все, когда «великий» еще жив? Куда смотрим, что чувствуем? Настороженность? Недоверие? Зависть? Или просто дело в том, что нельзя или очень трудно понять значение своего современника? Что. восприятию нового знания, справедливой оценке новых принципиальных достижений препятствует естественная инерция сложившихся представлений, то, что называется «здравым смыслом». В сущности, все мои очерки именно об этом. И еще о нравственной позиции членов научного сообщества...

Чижевский родился в семье потомственных военных. Его отец — артиллерист, генерал российской армии. Из патриотических чувств он остался в России после революции и служил в Красной Армии так ревностно, что получил награды и умер своей смертью. Мать умерла очень рано, и ее заменила мальчику сестра отца. Чижевский отличался крайней впечатлительностью и эмоциональностью. Он получил прекрасное образование — отец посвящал ему все

свободное от службы время и заботился о глубоких знаниях сына.

Когда началась первая мировая война, юный Чижевский рвался вслед за отцом на фронт — защищать Россию. В 1916 году он, преодолев препятствия, ушел на войну. Воевал недолго — был ранен и контужен — и вернулся, получив Георгиевский крест за храбрость.

Он мог стать «профессиональным» поэтом. Склонность и способность его к поэзии подтверждаются отзывами и общением с большими поэтами — Брюсовым и Буниным.

Он мог стать профессиональным художником — его картины высоко ценили специалисты. В трудное, послереволюционное время продажа картин давала ему часть средств для проведения опытов с аэроионами.

Он нашел удовлетворение своим склонностям к поэзии и живописи в научных исследованиях. В силу этих склонностей он избрал своим предметом зависимость исторических процессов и физиологического состояния людей от солнечной активности. Поэтическое, т.е. в значительной степени интуитивное восприятие мира позволяло ему находить нетривиальные объяснения наблюдаемых явлений. Оно же позволило ему пережить ужасы тюрем и лагерей ГУЛАГа.

Его научные труды можно отнести к трем взаимосвязанным направлениям, которые символизируются словами: гелиобиология, аэроионы, эритроциты.

Его называют основоположником этих областей науки. Это справедливо. И до него многие исследовали зависимость «земных» процессов от состояния Солнца. Но только он представил гелиобиологию как самостоятельную отрасль знания. И до него многие изучали образование и физиологические эффекты аэроионов. Но только он своим романтическим энтузиазмом придал этим исследованиям статус важней главы биофизики. И до него было проведено множество исследований электрических свойств эритроцитов и особенностей их передвижения по кровеносным сосудам. Но то. что сделал он. будучи узником концлагеря, уникально Эти его работы еще ждут осмысления и развития.

В 1939 году Чижевский был заочно избран почетным президентом ’.-го Международного биофизического конгресса в Нью-Йорке и представлен группой выдающихся ученых к соисканию Нобелевской, премии. В тексте меморандума-представления. подписанного профессорами Д’Арсон- залем. Ланжевеном. Бринли. говопится: .:В лине проф.

Чижевского мы бесспорно имеем одного из гениальных натуралистов всех времен и народов, который достоин занять почетное месго в Пантеоне человеческой мысли, наравне с великими представителями естествознания... Для полноты характеристики этого замечательного человека нам остается еще добавить, что он, как это видно из широко известных его биографий, написанных проф.

Он был очень необычен. И следовательно, привлекал внимание «компетентных органов». Там собирали на него «материал». Делали это еще в 30-е годы. Даже удивительно, что арестовали его лишь в 1942 году. Удивительно, так как его оригинальные научные труды вызывали не просто отрицательную, но яростную и необъяснимо злобную реакцию некоторых ведущих представителей науки тех лет. Эта «реакция» принимала даже форму прямых доносов, например статья Б.М.Завадовского в газете «Правда» 25 декабря 1935 года, озаглавленная «Враг под маской ученого». В этой статье по поводу книги Чижевского «Физические факторы исторического процесса» задан риторический вопрос: «...Что это, бред или завуалированная контрреволюция?» [11. С особой экспрессией Завадовский протестовал против работ по отрицательным аэроионам. Вряд ли он не понимал возможных последствий такой полемики...

Чижевский «отбыл срок» 22 февраля 1950 года. Последние годы в концлагере в Спасске под Карагандой он работал заведующим клинической лабораторией. Он провел там уникальные исследования закономерностей движения крови в сосудах и физических свойств эритроцитов. Лагерное начальство отобрало асе его научные труды, стихи, дневники, картины. И тогда он решился на смелый шаг — послал телеграмму в правительство с кратким изложением своих научных результатов. По легенде, поступила телефонограмма от Сталина: «...Прошу оставить в покое профессора Чижевского...» Ему все отдали. Но еще восемь лет он был в ссылке (оставили в покое!) — работал (бедствовал) в Караганде. Фактически он вышел на свободу через 16 лет — в 1958 году [2].

Представить себе эти годы унижения, морального и физического, невозможно. Нет прощения и нет спасения стране, так обращавшейся со своими поэтами, со своими

художниками, со своими мыслителями — со своими гражданами.

Результаты проведенного в концлагере изучения свойств эритроцитов составили содержание двух небольших книг, написанных Чижевским после освобождения.

А всего он автор пяти книг и многих статей на русском, французском и немецком языках [3—7].

Последняя его книга называется «Вся жизнь» [3] — это автобиографические мемуары, опубликованные в 1974 году, через 10 лет после

его смерти. Это замечатель

ная книга, но повествование доведено в ней лишь до 1926 года. Автору было тогда 29 лет. Большая часть жизни впереди. Впереди были преследования. Арест. Тюрьма. Лагерь.

В 1995 году Л.В.Голованов — биограф и исследователь трудов Чижевского — выпустил в свет две толстые книги, составленные из работ и воспоминаний Александра Леонидовича [8,9].

Последние годы жизни Чижевский, наверное, испытывал удовлетворение. Реализовались мечты и труды его старшего друга К.Э.Циолковского — наступил век космических полетов. При поддержке космонавтов начали публиковать его собственные труды. Многие исследователи в разных странах занимались изучением космофизических корреляций земных процессов. Приоритет Чижевского был признан в мире. Но жизнь прошла. Он умер в 1964 году в возрасте 67 лет.

• * *

Семья Чижевских переехала в Калугу в 1913 году. Калуга — относительно небольшой старинный город в 160 километрах от Москвы. Он расположен на высоком левом берегу неширокой еще здесь реки Оки. Это город и моего детства. Я с 1939 года учился в школе, где незадолго до этого

был учителем физики К.Э.Циолковский. Циолковский был знаменит (в то время он уже умер). О Чижевском я тогда не знал.

Циолковский — автор идеи использования реактивных двигателей для космических полетов человека. Чижевский и Циолковский, несмотря на разницу в возрасте, были друзьями. Чижевскому принадлежит решающая роль в том, что приоритет Циолковского был признан еще при его жизни. В свою очередь поддержка Циолковского была очень важна для Чижевского в его исследованиях солнечно-земных связей и влияния аэроионов на организм животных. Более того, я думаю, именно у Циолковского юный Чижевский получил школу живой физики. Константин Эдуардович был выдающимся учителем физики. Одно из самых сильных впечатлений моего детства — приборы и аппараты, созданные руками Циолковского для школьного физического кабинета в Калуге. Сейчас некоторые из них можно увидеть в доме-музее Циолковского.

Калуга — город поэтический. Золотые купола церквей видны сквозь зелень садов на холмистом берегу. Старинный парк, спускающийся к Оке. Тихие улицы. Свой устоявшийся мир интеллигентов-провинциалов, купцов, старинных дворянских семей. И свой мир провинциальных предрассудков. Циолковский и Чижевский были заметны в этом мире. Калуга располагает к вдумчивому творчеству. А когда нужно интенсивное общение — Москва близко. (Это положение должной удаленности и достаточной близости Москвы проявилось в период массовых репрессий 30-х годов. «Дальше 101-го км» — обычай еще Римской империи — здесь разрешали селиться интеллигентам, высланным из Москвы и Ленинграда, тем, кто уж совсем неопасен.)

Здесь гимназист Чижевский начал вести регулярные наблюдения за состоянием поверхности Солнца, отмечая число и расположение солнечных пятен. Он отмечал связь своего эмоционального и физического состояния с характеристиками солнечной активности. Увлекся идеей о том, что эмоциональная напряженность человеческих сообществ может коррелировать с солнечной активностью. Войны, революции, массовые миграции народов могут быть следствием подобной корреляции. Такая возможность должна волновать воображение поэта.

Он сочетал с поэтическим воображением необычайную работоспособность. Проанализировал исторические события за

последние 2300 лет в 70 странах и пришел к замечательным, ныне общеизвестным выводам. А было ему к этому времени около 19 лет. Он только что вернулся с фронта первой ми- ровой войны и стал студентом Московского археологического института.

А через два года, в возрасте 21 года, защитил в этом же институте докторскую диссертацию «О периодичности всемирно-исторического процесса». Основное содержание этой диссертации отражено в его первой книге «Физические факторы исторического процесса», которую он издал в 1924 году в Калуге за свой счет [4J.

Тогда еще можно было издавать книги за свой счет. Но вскоре был «наведен порядок». Частные издательства были закрыты, и все издательское дело поставлено под жесткий партийно-государственный контроль. Многие-многие годы ни одна печатная строка не выходила в свет без разрешения цензуры. Цензура называлась Главлит. Разрешение Главлита требовалось не только для газетных статей или художественных произведений, но и для научных трудов, театральных афиш и даже футбольных или трамвайных билетов.

Возникли словообразования: «литовать», «литовано» (значит прошло цензуру). Занятно! Корень «лит» — камень, литература — окаменелость — кто-то камень положил... «литовано». Во главе государственных издательств были поставлены наиболее идейно выдержанные деятели партии большевиков. Это и есть, в сущности, железный занавес. И, если попытаться назвать самое главное событие горбачевской гласности, это, конечно, — ликвидация Главлита.

Чижевский в Калуге сочетал поиски гелиобиологических корреляций с исследованием биологических эффектов аэроионов.

И до Чижевского были наблюдения и исследования особой физиологической роли «гидроаэроионов». Так были названы частицы гидрозолей — взвешенных в воздухе микрокапелек воды, несущих на себе нескомпенсированные электрические заряды одного знака — положительного или отрицательного. Такие гидрозоли образуются в водопадах, в зоне морского прибоя, а также при быстром отрыве капель с поверхности воды, например под действием ветра. Нескомпенсированные электрические заряды образуются и при замерзании воды и образовании мельчайших кристалликов льда.

Процесс этот может приводить к грандиозным эффектам электризации грозовых облаков и разрядов в виде молний. Физики давно знали об этих эффектах. Чижевский увлекся проблемой биологического действия аэроионов и превратил их исследование в отдельную отрасль современной биофизики. Он создал несколько вариантов приборов — генераторов аэроионов и широко пропагандировал «аэроиониза- цию» в качестве средства оздоровления, улучшения качества воздуха в жилых и рабочих помещениях, в метро, в шахтах, а также на животноводческих фермах.

По романтической загадочности эффекты, ярко проявляющиеся. бесспорные эффекты — влияние аэроионов на физиологическое состояние организмов — одна из самых привлекательных глав современной биофизики. Все тут удивительно. Почему благоприятные эффекты вызывают лишь отрицательно заряженные аэроионы, а при избытке положительных можно даже погибнуть («долины смерти» в горах). Как вообще могут действовать на организм эти электрически заряженные золи при, в сущности, ничтожном их содержании в воздухе с точки зрения'«нормальной» химии? В самом деле, их концентрация — 1017 моля! Такие количества просто не могут действовать — скажет каждый образованный человек.

Эти парадоксы, возможно, не очень занимали Чижевского. Я думаю, его привлекала возможность объяснить гелио- биологические корреляции изменением концентрации аэроионов под влиянием каких-то солнечных излучений.

Как бескрасочно звучит: «Он сочетал исследование ге- лиобиологических корреляций с изучением эффектов аэроионов...»

Тихая поэтическая Калуга, зелень садов, Ока, золотые купола... Голод, послереволюционная разруха. Чижевский

превращает в лабораторию свой дом. Отец и тетка (он зовет ее мамой) активно участвуют в опытах. Подопытные животные — крысы. Самодельные аэроионизаторы (консультант Циолковский!). Обо всем этом написал сам Чижевский в книге «Вся жизнь». Первый доклад по результатам опытов был сделан в декабре 1919 года в Калуге, в местном научном обществе. Перевод текста этого доклада Чижевский послал Сванте Аррениусу в Стокгольм и получил от него любезный ответ. Аррениус приглашал Чижевского в Стокгольм.

Поездка к Аррениусу казалась реальной. Потребовалась, однако, целая цепь авторитетов, чтобы эту поездку разрешили власти (цепь: академик Лазарев — писатель Максим Горький — политический деятель/большевик Покровский — нарком Луначарский — Ленин). Поездку разрешили. А потом — без объяснений — запретили. Нужно было привыкать к новым порядкам.

Чижевский продолжал опыты на животных с аэроионами. Калужские врачи стали присылать к нему тяжелобольных людей для лечения аэроионами. Наблюдались ярко положительные эффекты.

Все годы он работает над книгой, обобщающей его труды и концепции. Однако издать ее не удалось. Не удалось, несмотря на эмоциональную поддержку выдающихся людей — П.ПЛазарева, А.В.Луначарского, В.Я.Да- нилевского, В.М.Бехтерева, А.В.Леонтовича, Н.А.Моро- зова.

Ее не пропустил в свет глава Госиздата СССР, выдающийся математик и убежденный большевик О.Ю.Шмидт. Он, по-видимому, исходил из отмеченной выше пренебрежимо малой величины флуктуаций потока солнечной энергии, а главное, из того, что не солнечная активность, а... рабочий класс определяет ход исторических процессов.

Первый директор и основатель Института физики и биофизики, построенного на средства «Леденцовского общества», академик Петр Петрович Лазарев с глубокой убежденностью и бесстрашием пытался добиться издания книги Чижевского. Вернувшись после яростной «беседы» с О.Ю.Шмидтом, он пересказал Чижевскому содержание этого разговора. Александр Леонидович составил конспект этого рассказа. Для целей моего очерка — характеристики нравственных позиций деятелей российской науки — этот конспект представляется мне очень важным, и я приведу его почти целиком (выделено всюду мною. — С.III.):

Ш.: Это подписали вы? (Речь идет об отзыве П.ПЛаза- рева на книгу Чижевского.)

Л.: Да, я.

Ш.: И вы в самом деле думаете, что Чижевский стоит на грани большого научного открытия?

Л.: Да, думаю, более того, уверен, что это так и есть.

ULL: Вы, Петр Петрович, шутите... Ведь это нелепость: история, психология — массовые явления — Солнце.

Л.: А я считаю, что это самая передовая наука, и такого мнения придерживаются крупнейшие ученые у нас и за границей.

Ш.: Нет, этого не может быть.

Л.: Почему?

Ш.: Потому, что его, с позволения сказать, исследования противоречат марксистской точке зрения.

Л.: Но не противоречат ни философии, ни биофизике...

Ш.: Как так?

Л.: Да очень просто. От вас требовать нечего. Вы просто этого не поймете! Я ничего не могу сказать против материалистического мировоззрения, но мышление человека должно быть более гибким. Ортодоксы в науке не должны существовать — они всегда тормозили ее развитие... А вы — «пламенный ортодокс». Да это еще в XX веке, когда на нашу голову могут свалиться самые неожиданные открытия и изобретения... Вам остается только запрещать или сажать в тюрьму неугодных. Но ведь это не выход...

Ш.: Да, но можно запретить!

Л: Запрещайте! Науку не запретишь. Она возьмет свое через 50 или 100 лет, а над вами будут смеяться, как мы смеемся и — более того — него дуем,, когда читаем о суде над Галилеем. А она все-таки вертится!

Ш.: Так что ж, по-вашему, Чижевский — Галилей!

Л.: Оценку его работам дадите не вы и не я, а будущие люди — люди XXI века. А вот самые культурные марксисты, такие, как Луначарский и Семашко, наоборот, считают, что исследования Чижевского заслуживают самого пристального внимания. Я говорил и с тем, и с другим. Вот, видите, как могут расходиться точки зрения у людей одной, так сказать, веры.

Ш.: Не веры, а знания...

Л.: Ну, уж об этом разрешите мне иметь свою точку зрения. Я считаю, что в самом конкретном знании заложены корни веры... Но не путайте «веру» и «религию». Это —

различные вещи... Я сделал самый точный и тонкий прибор, и я знаю, что он будет отвечать своему назначению, но абсолютной уверенности, т.е. веры, во мне нет, и я должен этот прибор испытать, проверить на практике. Какая верность русского слова:              проверить! Испытание дало отрица

тельные результаты, следовательно, моя неуверенность оказалась правильной, хотя все расчеты были верны. Приходится все заново переделывать.

Вера такого рода помогает ученому — она его предохраняет от излишних ошибок. Он проверяет себя постоянно. Так скажите, почему же этого вам не надо. Вы свободны от «проверки», вы ортодокс. Так поступают только фельдфебели, но фельдмаршалы уже думают, взвешивают и только после этого решают, ибо от них зависят судьбы народов. Не уподобляйтесь же фельдфебелю. Вот вам мой совет, хотя я и уверен, *гго он вам не пригодится! Другой же мой совет более конкретен: не губите молодых дарований, не пугайте мысль, даже если она ошибочна. Неверное отомрет без всякого вреда, а вот загубленная верная мысль государству обойдется очень дорого. Во многом мы уже отстали от Запада и будем дальше отставать, если учиним беспощадный контроль над научной мыслью. Это будет крахом! Неужели вы этого не понимаете?

Мой собеседник, — продолжал Петр Петрович, — видимо, был взволнован этим разговором. Он зажигал и тушил папиросу за папиросой и так надымил, что дышать стало нечем. Потом встал, начал ходить по комнате, раздумывая...

Ш.: Да-с, наше положение трудное. Это верно. Запрещать мыслить — это, конечно, смешно. Но нарушать чистоту марксистского учения мы не можем. Поймите и меня, Петр Петрович.

Л.: Понимаю, но остаюсь при том мнении, что не вижу никаких противоречий между историческим материализмом и данными Чижевского. Просто-напросто, им открыт новый, очень большей факт, явление статистического характера, явление чисто материалистическое, которое надлежит объяснить с заших позиций, и это ваше дело — разобраться и разъяснить, но от открытого факта ни зам, ни вашим последователям отделаться не удастся. Этот факт — общий закон, касающийся зеего человечества, а не какой-либо мелкий, частный случай, которым можно будет пренебречь! Это открытие стало известно во всем мире, и советской науке придется его признать, если не сейчас, так через полвека. И

это будет уже просто стыдно... Вас назовут доктринерами или ретроградами... Стоит ли доводить дело до такого нелепого конфликта, слыша укор потомков, и пожертвовать талантливым ученым, который и в других областях проявил себя, как даровитый исследователь... Не понимаю, что вас так пугает в открытии Чижевского?

Ш.: Ну, это-то очень просто. Если признать закон Чижевского верным, то, значит, рабочий класс может сидеть сложа руки, ничего не предпринимать, и революция придет сама собой, когда захочет того солнышко! Это в корне противоречит нашим основным установкам. Это — неслыханный оппортунизм.

Л.: Да разве учение Чижевского состоит в такой нелепице? Я знаю его диссертацию от первой до последней строчки, но никогда ие мог бы, исходя из нее, прийти к такому, более чем странному, выводу. Что вы в самом деле? И при чем тут рабочий класс и ничегонеделанье? Это, знаете ли, Шемякин суд, а не научная марксистская критика! Просто какой-то злодей вам втер очки и нацело вас дезинформировал...

Ш.: Ну, а как же?

Л.: Я, по крайней мере, зная работу Чижевского, не могу сделать выводов такого рода, какие делаете вы. Во- первых, закон Чижевского — есть закон чисто статистический и чисто физиологический. Он говорит о том, что максимальное число массовых народных движений в 70 странах за последние 2300 лет совпадает с максимумами солнечной деятельности. Минимум массовых движений совпадает с минимумом в солнцедеятельности. Это и все. Чижевский ничего не говорит, какие это массовые движения или какова их идеология — это для него безразлично, его интересует самый факт чисто физиологического характера. Отсюда вытекает его основной результат: функциональное состояние нервной системы у всех людей на Земле зависит в определенной степени от особого электрического или электромагнитного состояния Солнца. Это и все. А что из этого получится — революция, семейная ссора или кто-то умрет от паралича сердца — это Чижевского не интересует. Он устанавливает основной закон зависимости функционального состояния нервной системы у всех людей на Земле от «взрывов» на Солнце... Закону Чижевского подчиняются, следовательно, массовые явления среди человечества, и не только революции. Помилуй Бог! Так сужать закон Чижев

ского — это значит просто его не понимать. Вульгарнейшая точка зрения!

Открытие Чижевского — это очень большое открытие, которое развертывает огромные перспективы, и в первую очередь в медицине — в рациональной профилактике многих нервных, нервно-психических, сердечно-сосудистых и других заболеваний, в эпидемиологии, ибо вирулентность мик- рооганизмов стоит в прямой зависимости от некоторых электрических излучений на Солнце. Науке предстоит выяснить, какова эта зависимость, а это в свою очередь поможет найти рациональные методы (помимо методов социального характера) профилактики и терапии многих заразных заболеваний и приведет к окончательной ликвидации многих из них. Некоторые массовые, повальные эпидемии, оказывается, идут совершенно синхронно с кривой циклической деятельности Солнца.

И это есть открытие первостепенной важности, его следует досконально, во всех подробностях изучать, а не отшвыривать в мусорную корзину, как это делают некоторые наши врачи — некоторые наши карьеристы, медицинские профессора, хотя сам Николай Александрович Семашко (нарком здравоохранения) глубоко интересуется этими работами Чижевского и распорядился снабжать его всей эпидемиологической статистикой. (Только вчера мне говорил об этом доктор Куркин — начальник статотдела Наркомздрава РСФСР.)

Вы все хотите объяснить социальными причинами. Но есть причины более могущественные — это физические причины Космоса. И это прекрасно понимают передовые марксисты. Открытие Чижевского говорит о том, что человек, его норма и особенно его патология, в значительно большей степени зависят от электрических явлений на Солнце, чем об этом думали раньше, а точнее, и совсем не думали, так как ничего в этой области не знали. Чижевским установлена новая область знания — космическая биология, и он повсеместно признан ее основателем — «отцом». Судя по вашему настроению, вы собираетесь ликвидировать эту новую область науки, а над Чижевским учинить суд Галилея!.. И запретить ему заниматься наукой! Да, да — запретить! Неслыханно в XX веке. Побойтесь тогда хоть суда истории!

Ш.: Победителей не судят!.. Они сами диктуют свои законы и уничтожают все, что мешает развитию нового общества.

Л.: С деятельностью Солнца и вам приходится считаться, даже если вы и отстраните Чижевского... Если сейчас погаснет Солнце, через 8 минут 20 секунд начнется общее оледенение Земли, и ваши победы и новые законы не помогут! Солнце для вас и для «не вас» — общий грозный хозяин, и его «поведение» следует прилежно изучать, а не отмахиваться от этого изучения. О чем говорит такое пренебрежение... Не говорит ли оно о нашем исключительном невежестве? Грядущие люди иначе и не будут это квалифицировать: «невежество»!

Ш.: Да, но есть еще здравый смысл. Ведь утверждение Чижевского о том, что вспышки на Солнце изменяют функциональное состояние нервной системы у человека, не противоречит ли оно здравому смыслу?

Л.: Ох уж этот здравый смысл! Он ровно ничего не стоит по сравнению с явлениями природы. Некогда считалось, что на шарообразной Земле люди могут удержаться только на «верхней» ее части. Теперь мы знаем, что понятия «верх» и «низ» относительны... и таких примеров можно было бы привести десятки. Явления природы — вот что должно быть для нас законом, а не какие-то догмы, полученные нами по наследству... Кстати сказать, и вы могли бы извлечь из учения Чижевского много пользы для своей революционной практики, да только куда там! Вы очень самонадеянны!

Ш.: А все же?

JI.: Ну, уж если хотите знать, оказывается, можно заранее предвидеть годы, когда реактивность нервной системы повышена и массовые явления возникают легче, а когда — труднее. Я говорю о «массовых явлениях», а вы сами делайте соответствующий вывей.- Конечно, этот вопрос требует особого изучения, но ведь вы — ортодоксы, для вас закон не писан, и вы, очевидно, пройдете мимо этой увлекательной возможности строго научного и вполне обоснованного характера... Таким образом, вы видите, что работы Чижевского не только не противоречат марксизму или историческому материализму, а наоборот, подтверждают его и могут помочь ему на практике... Интересно было бы это проверить на практике, интересно даже для таких отсталых людей, каким вы. очевидно, считаете меня.

Ш.: Вы не так выразились, Петр Петрович. Мы не считаем вас отсталым, но приписываем вам долю легкомыслия, так сказать, социального порядка.

JI.: Ну, спасибо, что вы мне делаете комплимент. Легкомыслие — предмет величайшего совершенства, так, по крайней мере, оценивают легкомыслие некоторые философы...

Положительный отзыв наркома просвещения Луначарского, пламенная речь академика Лазарева, четкий положительный отзыв Кольцова, положительные отзывы почетного академика Морозова и других выдающихся ученых не дали результата. Шмидт пригласил Чижевского к себе и в мягкой, располагающей манере отказал ему в публикации его книги: «Очень сожалею, но печатать ваш труд преждевременно... Госиздат, к сожалению, сейчас не может взяться за публикацию вашего дискуссионного труда по уважительным причинам... Не сердитесь, прошу вас, на меня.. Я огорчен, что не могу быть вам полезным, как заведующий Госиздатом» [3].

Из рассказа П.П.Лазарева мы знаем, какие соображения помешали Шмидту «быть полезным» Чижевскому. Других, независимых, издательств в стране не было. Многие годы после этого Чижевский дополнял и совершенствовал текст рукописи. (Все это пропало после его ареста в 1942 году.) Несмотря на все обстоятельства, Чижевский продолжал исследования в нескольких направлениях.

Наиболее известны работы по влиянию аэроионов на физиологическое состояние животных (включая человека). Ему почти не удавалось публиковать свои результаты в «серьезных» научных изданиях на русском языке. Во Франции и Германии его труды были более известны, чем в Советском Союзе. Продолжал существовать барьер, установленный когда-то Шмидтом, но теперь основанием для отрицательных рецензий служили не только необычность личности автора, но и сомнения в реальности наблюдаемых феноменов. Как я говорил, речь шла о влияниях фантастически малых концентраций электрически заряженных аэрозолей.

Прошло много лет. В 1940 году в Париже была опубликована книга Чижевского «Les Epidemies et les perturbations electroinag^tiques du milieu exterieur», написанная им на французском языке по заказу парижского издательства «Гиппократ». Книга была в основном написана по материалам статей, изданных за это время в Германии и во Франции. Но полностью основной труд его жизни опубликован не был. Нобелевская премия Чижевскому присуждена не была.

Но то, что необычайно яркий и самобытный человек именно из-за этой яркости и самобытности был под постоянным вниманием «недреманного ока», кажется естественным. Тирания и диктатура несовместимы с компромиссами. Здесь нельзя найти нейтральной «оптимальной» линии поведения. Это никак не могли постичь даже лучшие представители интеллигенции. Они исходили из общепринятых норм поведения в общении между собой.

Академик А.Н.Крылов выступил с жесткой критикой пестро гости математических построений академика П.П.Ла- зарева. И настолько серьезно оценивал свою критику, что даже поместил текст этого выступления в свою автобиографическую книгу «Воспоминания». Эта критика пришлась очень кстати партийному руководству — им давно уже не нравился независимый и смелый П.ПЛазарев. В смелости Лазарева можно убедиться по приведенному выше тексту его дискуссии с О.Ю.Шмидтом.

О.Ю.Шмидт — выдающийся математик — ревностно служил партии большевиков. В 30-е годы его знала вся страна. Он (математик!) возглавил экспедиции через Северный Ледовитый океан, чтобы доказать возможность нормальной навигации — возможность прохождения вдоль северных границ СССР в один сезон. Пароход «Челюскин» с экспедицией, возглавляемой Шмидтом, был раздавлен льдами и затонул в Чукотском море. Челюскинцев спасала полярная авиация. Для ознаменования выдающихся подвигов в связи с этим было введено почетное звание «Герой Советского Союза». Героями стали полярные летчики. Золотую Звезду Героя получил и О.Ю.Шмидт. Но все это не помешало его опале и отстранению от.дел. (И, может быть, на благо науке? Он — профессор Московского университета, удрученный неблагодарностью диктатора, углубился в проблемы планетообразования и сформулировал теорию этих процессов.)

Работы Чижевского в силу указанных в начале этого очерка причин и по многим другим причинам встречали скептическое отношение многих незаурядных научных деятелей. Им бы представить себе, чем может обернуться их критика для Чижевского в тех условиях...

Среди критиков особенно резок был уже упомянутый Борис Михайлович Завадовский. Против применения чэрс- ионизации в животноводстве выступил и его брат — М.М.Завадовский — выдающийся биолог, ученик Н.К.Коль

цова, создатель концепции «динамики развития организмов», глава целой научной школы, он крайне скептически относился к работам Чижевского. Вот как пишет он в своей книге «Страницы жизни» (изданной в 1991 году, через много лет после его смерти в 1957 году):

«Мужской голос спросил, кто находится у телефона. Я назвал себя. «С Вами говорят из НКВД. Прошу Вас заглянуть сегодня по адресу: площадь Дзержинского... в 8 часов вечера...»

Следователь встретил меня любезно. Распрашивал о самых разнообразных вещах. В беседе он задал вопрос и о том, каково мое отношение к Чижевскому. Я ответил, что считаю Чижевского авантюристом, что его «исследовательская» работа очень мало чего стоит и что он вводит в заблуждение правительство. ...Следователь поблагодарил и сказал, что я могу идти, прибавив: «Войти-то к нам просто, а выйти без меня не выйдете», и проводил меня до дежурного. Я попрощался и с легкой душой покинул НКВД.

Еще несколько лет научная общественность Москвы периодически возвращалась к деятельности Чижевского. Работала не одна комиссия, прежде чем загадочный профессор был разоблачен.

Я имел возможность вспомнить, что ведь это тот самый молодой человек, который еще в 1925 году, когда я был директором зоопарка, обращался за разрешением наблюдать животных зоопарка во время полного солнечного затмения. Уже тогда Чижевский, будучи сотрудником известного циркового деятеля Владимира Дурова, интересовался солнечными пятнами и их влиянием на земные дела. После этого он опубликовал работу о влиянии солнечных пятен на смертность, рождаемость, общественное сознание и революцию. И затем совершил замечательный сальто-мортале в область животноводства, лично оказывая больше влияния на сознание людей, чем его солнечные пятна...» [1].

В сущности, это иллюстрация неприятия классиками работ романтиков. М.М.Завадовский — настоящий классик. По складу, научным трудам, результатам. Мог ли он представить, что в 1948 году, после сессии ВАСХНИЛ, он сам будет лишен кафедры и возможности работы на долгие годы. Знал ли он, что Чижевский арестован? Знал ли, что его отзыв был использован в оправдание, если не в обоснование ареста?

Все, что было рассказано, отнюдь не является проявле

нием лишь российской специфики. Конечно, не в такой крайней форме — без арестов и смертей — всюду в мире новое знание пробивается с трудом через барьеры предыдущего знания, барьеры здравого смысла. Яркой иллюстрацией этому может быть научная биография итальянского профессора Дж.Пиккарди.

Пиккарди обнаружил странные несовпадения результатов в принципе одинаковых опытов — при образовании осадка гидроокиси висмута при гидролизе его треххлористой соли. В длительных, многолетних исследованиях он пришел к выводу, что эти несовпадения — следствие каких-то космофизических причин. В ежедневных опытах с 1951 по 1962 годы был накоплен большой материал и найдены корреляции с солнечной активностью и другими характеристиками неземной среды.

Это было на несколько десятилетий позже первых работ Чижевского, но научное сообщество долгое время воспринимало эти работы лишь как свидетельство заблуждений их авторов.

Не только скромность мешает мне здесь излагать свои работы, во многом аналогичные работам Дж.Пиккарди. Отчасти я упоминаю о них в очерке о Б.П.Белоусове. Проводимые на протяжении более 40 лет эти исследования «разброса результатов», по-видимому, приводят к выводам, затрагивающим некоторые «основы» физики. Мне все кажется: «еще немного и можно будет сделать решительные выводы». Еще немного... Однако 40 лет уже прошло. Долго ль мне?.. Но «служенье муз не терпит суеты». Воздержусь пока.

Несмотря на то что это направление не принималось академической наукой, у нас в стране в 70-е годы стали выходить в свет высокоценные сборники трудов. В Риге, Одессе, Симферополе, Севастополе проходили совещания. Однако рецензенты (как обычно, анонимные) в академических журналах не могли принять возможность влияния флуктуаций «исчезающе слабых» полей или, в сущности, чрезвычайно низкоинтенсивных потоков солнечного ветра. Здесь проявляется, увы, все то же — мы видим, осознаем, признаем лишь то, что заранее понимаем...

Теперь ситуация стала изменяться. Появляется все больше данных о реальности таких эффектов. Симпозиумы и международные конгрессы, специальные журналы и книги по «гелиобиологии», «космо-гелио-геофизическим флуктуаци

ям в процессах разной природы», по биофизике слабых электрических и магнитных полей характерны для нашего времени.

Ключевая роль в этом изменении отношения академической науки принадлежит мадам Кармен Капель-Боут (Брюссель) — сотруднице и продолжателю дела Пиккарди (Дж. Пиккарди умер в 1974 году). Многие годы она была президентом Международного союза по изучению факторов внешней среды (CIFA) — не очень удачное название, речь идет о космической, внеземной среде.

Небольшая группа энтузиастов, образовав этот союз, отнюдь не пользовалась общим признанием и поддержкой. В 1958 году Дж. Пиккарди и К.Капель-Боут провели в Брюсселе свой первый симпозиум. В нем приняли участие лишь немногие пионеры исследования «космофизических флуктуаций». Труды этого симпозиума были изданы в 1960 году и представляют и сейчас большой интерес. Второй симпозиум CIFA состоялся через 10 лет, в 1968 году, но его труды издать не удалось.

Однако проблема зависимости «земных» процессов от свойств околоземного пространства постепенно завоевывала международное признание. Члены CIFA нашли пристанище в регулярных международных конгрессах по «Биометеорологии». На этих конгрессах по инициативе доктора Ведлера из Свободного университета в Берлине существовала специальная секция, которую можно было бы назвать «космофизические флуктуации».

Первый свой достаточно представительный, международный симпозиум C1FA смог собрать лишь в 1989 году в Амстердаме, при этом значительное число докладов было представлено советскими авторами. В 1963 году Пиккарди приезжал в СССР, чтобы встретиться с А.Л.Чижевским. Встреча не состоялась — Пиккарди сообщили, что Чижевский «срочно уехал»...

У нас з стране все это направление получило поддержку после запуска космических аппаратов с космонавтами. Близко оно и мне — автору этой книги.

В 1983 году у нас в Институте биофизики в Пущине состоялся 1-й Всесоюзный симпозиум по космофизическим флуктуациям в процессах разной природы. В 1990 году — 2-й симпозиум. В 1993 снова в Пущине — 3-й, на этот раз международный симпозиум. Знаменательно было участие в нем мадам Капель-Боут и ряда исследователей из США,

Италии, Англии. Германии, Голландии, Китая, Литвы, Китая.

Труды симпозиумов 1990 и 1993 годов опубликованы в центральном академическом журнале «Биофизика». На 3-м симпозиуме президентом CIFA был избран хорошо известный в мире астрофизик Борис Михайлович Владимирский (Крымская астрофизическая обсерватория), а генеральным секретарем)!) стала сотрудница нашей лаборатории Н.В. Удаль- аова. К.Капель-Боут по-прежнему активно направляет деятельность CIFA. Наш союз означает объединение двух линий — Чижевского и Пиккарди.

Еще далеко до «стационарного состояния» — полного принятия исследований космических влияний на земные процессы в разряд «академической науки». Однако мы все больше привыкаем к мысл:1 о реальности таких влияний.

В феврале 1997 года !00-летие А.Л.Чижевского. Этой дате с некоторым опережением — в сентябре 1996 года — был посвящен 4-й Путинский международный симпозиум. Странная вещь — наука в стране, по общему мнению, на грани гибели. В самом деле — не платят зарплату, прекращено централизованное снабжение научных учреждений приборами и реактивами. У научных институтов нет денег даже для уплаты за электричество и воду. И все же было заявлено около 140 докладов. Не все смогли приехать — не было денег на железнодорожные (и тем более на авиа-) билеты, но большинство, преодолев все трудности, приехали. Докладывали чрезвычайно интересные результаты исследований. Основанное Чижевским научное направление все более завоевывает признание.

А в последний день симпозиума состоялась поездка в Калугу. 160 км вдоль поймы Оки. Среди желтеющих березовых рощ и сжатых полей. Через Тарусу. По дороге, по которой в 1941-м мать пыталась вывезти нас из горящей Калуги...

Участников симпозиума радушно принимали сотрудники Музея истории космонавтики имени К.Э.Циолковского. К юбилею они издали книгу стихов и устроили выставку живописных работ Чижевского. В планетарии для нас был дан концерт — на стихи Чижевского калужский композитор Р.Воробьева сочинила «венок романсов». Звучала музыка. Цветные слайды — копии акварелей Чижевского — проектировались прямо на звездное небо планетария. Все создавало торжественное настроение... Мог ли вообразить все это узник концлагеря в беспросветные годы неволи...

Мы, живущие на одной из небольших планет среди необозримого Космоса с неисчислимым множеством солнц и планетных систем, должны отдать дань признания тем, кто первым осознал это. Не уравнивая масштабов, мы должны будем назвать имя Чижевского в одном ряду с именами Коперника, Дж.Бруно, Галилея и Вернадского. О таком сопоставлении странным образом «позаботилась» советская инквизиция — «компетентные органы» тиранической власти.