Дискуссионные проблемы

В отличие от официальных документов научная мысль, особенно после возрождения эмпирической социологии в СССР в конце 50-х гг., опираясь на исследования реальных процессов, пыталась дополнить эти формулы и привести их в соответствие с действительным строением общества.

Наибольшие трудности возникли при этом при анализе состава интеллигенции, поскольку ее определение, как всей совокупности работников умственного труда, оставляло открытым вопрос о социальной неоднородности этой многочисленной группы, которая быстро росла по численности: в конце 30-х гг. она составляла одну шестую, а через полвека уже третью часть экономически активного населения страны. По этому вопросу длительное время сохранялись различные точки зрения. Отметим некоторые из них.

Во-первых, применяя в «укороченном» виде марксистский критерий классовых различий, сводя его к различиям по отношению к средствам производства, некоторые экономисты и социологи считали возможным «развести» людей умственного труда по двум классам: представителей интеллигентских профессий, состоявших членами колхозов, считать входящими в кооперированное крестьянство, а работавших на предприятиях и в организациях на базе общенародной собственности — в рабочий класс. Первая операция благословлялась статистикой, которая колхозниками числила всех членов сельхозартелей. Вторая повисала в воздухе, ибо в анкетах все эти лица проходили как «служащие». Одной из попыток разрешения этого противоречия было предложение отнести к рабочему классу определенную часть работников «нефизического» труда. Наиболее широко раздвигал границы рабочего класса О. Шка- ратан, предложивший считать признаком рабочего «в производственной сфере — принадлежность к совокупному рабочему», а в «социально-экономической сфере — принадлежность к работникам государственных предприятий и учреждений, получающим заработную плату» [5].

Социальный источник этого предложения был очевиден, в нем находило выражение накопившееся к концу 60-х гг. определенное недовольство среди интеллигенции оплатой труда и распределением общественных фондов потребления, а также ограничениями для «служащих» при вступлении в партию, что суживало возможности карьеры. Предлагая зачислить инженерно-техническую интеллигенцию в состав советского рабочего класса, авторы рассмотренных выше концепций трактовали социальную роль ИТР как самой передовой, интеллектуально наиболее развитой части рабочего класса. Тем самым тезис официальной идеологии о ведущей роли рабочего класса приобретал совершенно иной смысл — право научно-технической интеллигенции на руководство обществом.

Этот тезис был подвергнут сомнению и с другой стороны. Теоретическим обоснованием этой позиции служило распространившееся еще в конце XIX века понимание интеллигенции как интеллигенции по преимуществу гуманитарной, призванной выполнять роль духовного наставника народа.

В наибольшей степени недостаточность, а в определенном смысле ущербность определения интеллигенции как совокупности работников умственного труда обнаруживается, когда рассмотренный в предшествующем очерке критерий классовых различий берется в полном объеме, т. е. учитываются различия в положении социальных групп не только по отношению к средствам производства, но также по роли в общественной организации труда, а тем самым по характеру труда и по участию в распределении произведенного продукта. Учет различий по характеру труда, его качеству и связанной с ним оплаты проводится социологами самых различных ориентаций, в том числе работников труда умственного — между специалистами, имеющими высокий уровень профессиональной подготовки и поэтому высокооплачиваемыми, и обычными служащими, клерками, выполняющими стереотипную умственную работу и поэтому оплачиваемыми, как правило, не выше труда квалифицированного рабочего. Данное различие имело место и в СССР, но затемнялось принятой терминологией, когда при заполнении анкет и прочих официальных документов служащими писали всех нерабочих, занятых на государственных предприятиях и учреждениях. Для «распутывания» этого недоразумения нами еще в середине 60-х гг. было предложено четко разграничить два смысла понятия «служащий» и признать, что интеллигенция (в широком смысле) состоит по крайней мере из двух социальных групп: лиц высококвалифицированного умственного труда (инженеры, врачи, учителя, работники науки и т. д.), называемых в статистике «специалистами», и просто служащих разного рода (секретари, счетоводы, и т. д.). За первой предлагалось оставить наименование интеллигенции (в социологическом понимании этого термина), а за второй наименование «служащих» или, иначе, «служащих- неспециалистов», чтобы «разминуться» с анкетным смыслом этого термина [8].

Наконец, наиболее сложным и «болезненным» оказался вопрос о выделении из «служащих» и «интеллигенции» (в официальных трактовках этих терминов) слоя, который осуществлял в советском обществе функции управления.

Во-первых, социологи трактовали различие между классами, группами, слоями по роли в общественной организации труда прежде всего как различие между трудом организаторским (управление людьми, а не машинами) и трудом исполнительским, будь то исполнительский труд умственный или физический. Последнее различие оказалось наиболее важным для понимания противоречий советского общества. Выше уже отмечалось, что уже 20-е годы начал формироваться слой советской, партийной, хозяйственной бюрократии, которая получила название «номенклатуры», поскольку эти лица проходили утверждение в инстанциях разного уровня — от бюро райкома партии или министерского главка до Политбюро ЦК ВКП(б). Социологи уже в 60-е гг. стали рассматривать номенклатуру как особый слой общества, присвоивший себе функции организации производства и всей общественной жизни. Исследование способа получения и размера доходов номенклатуры не могло получить развития вследствие закрытости данных и цензурных ограничений.

Во-вторых, в социологии того времени весьма широко развернулись конкретные исследования структуры рабочего класса, различий внутри него по квалификационным слоям, а также различий между его отрядами, занятыми в разных отраслях хозяйства, — в промышленности, строительстве, сельском и лесном хозяйстве, торговле и сфере обслуживания и т.

В-третьих, социологи подвергли сомнению правомерность идеологических соображений при трактовке заключительной части ленинского определения классов (см. выше) — о связи различий в положении социальных групп с противоречиями в интересах между ними. Например, нами тогда отмечалось, что вывод о возможности присвоения труда одних социальных групп другими имеет всеобщий характер и продолжает действовать в условиях советского общества 60-70-х гг. [9]. С конкретизацией этого пункта на материалах социологических исследований дело обстояло сложнее. Попытки его раскрытия не в единичных и частных проявлениях, а как социального противоречия, т. е. противоречия между социальными группами, слоями общества, наталкивались на идеологические препоны. Конечно, нельзя не учитывать специфику общего напряженного положения в стране перед войной, во время войны, да и после нее, когда началась без передышки война «холодная». В этих условиях требовались сплоченность и единство всего общества перед лицом внешней опасности, что определяло не только позицию партийногосударственного руководства, но оказывало мощное влияние и на массовое сознание. Отмеченное противоречие не учитывалось в должной мере в научной литературе также потому, что на первых этапах развития нового строя внутренние противоречия, заложенные в государственном социализме как социальной системе, еще не могли проявиться в полном объеме, многие из них до поры, до времени существовали в зародышевой форме. О социальных противоречиях социологи (и не только они, публицистика во многом опережала научные издания) во весь голос заговорили лишь тогда, когда эти противоречия обострились, когда стал очевидным провал попыток реформирования социализма под флагом «перестройки».

Пусть читателю не покажется отклонением от темы, если в соответствии с позицией, заявленной во введении, в вопросе о социальных противоречиях начнем с философских замечаний. Известно, что упрощение проблемы противоречий социализма имело своим исходным пунктом тезис Сталина о полном соответствии производственных отношений социализма потребностям развития производительных сил. И хотя впоследствии «полное» соответствие 10

Зак. 3808

было заменено «обязательным», данный тезис от этого истиннее не стал. Обязательность» могла быть понята и как обязательное соответствие в каждый данный момент, и как обязательное подтягивание общественных отношений к требованиям роста производства. Только в конце 50-х гг. стала преобладать вторая трактовка, ибо к этому времени обществом начала осознаваться необходимость в реформировании хозяйственных отношений. В дискуссиях того времени, закончившихся внесением весьма ограниченных поправок в законы, регулирующие функционирование хозяйственного механизма (так называемая «косыгинская» реформа 1965 года), экономисты, ратовавшие за сочетание плана и рынка, не сумели подняться до раскрытия социальных противоречий советского общества. Переход от признания противоречий между двумя сторонами способа производства к противоречиям социальным пытались сделать социологи, в частности, и автор данной статьи. Естественно, по условиям того времени этого рода идеи не могли зазвучать в полную силу в печати. Но в научных дискуссиях, в том числе в докладе на Второй всесоюзной конференции по социальной структуре (Свердловск, 1972), мною утверждалось, что интересы слоя управляющих частично расходятся с интересами общества в целом, что интересы рабочих вступают в противоречие с интересами крестьян при определении контрольных цифр плановых поставок и цен на сельскохозяйственную продукцию, что интересы ИТР расходятся с интересами рабочих при определении ставок оплаты труда в промышленности и строительстве, что разрыв между доходами руководящего слоя и рядовых работников чрезмерен и т. д.

Подводя известный итог сказанному выше, можно утверждать, что развитие эмпирических исследований примерно за 30 лет (с конца 50-х гг.). и их обобщение в трудах социологов позволило существенным образом подправить и расширить официальное понимание социально-классовой структуры советского общества.