В России геополитическая школа стала складываться только в 90-е годы ХХ века, после публикации моего учебника194 (с включенными в него в качестве хрестоматии основными заново переведенными геополитическими текстами Макиндера, Мэхэна, Хаусхофера, Шмитта и других). Однако предшественники геополитического подхода были и раньше. О стратегическом положении России в мире стали всерьез систематически задумываться российские военные — Д.А. Милютин195 (1816—1912), А.Е. Снесарев196 (1865—1937), а А.Е. Вандам197 (Едрихин) (1867—1933), русско-советский офицер военной разведки, написал ряд работ, которые по своему значению и по качеству обобщений вполне сопоставимы с трудами Мэхэна. Но в отличие от «морской силы» русские предшественники геополитики рассматривали ситуацию с позиции Суши, интересам которой перманентно угрожали англосаксы (цивилизация Моря). Книги славянофилов К. Леонтьева198 и Н. Данилевского199 обосновывали природу России как особой цивилизации, отличной от западной и обладающей своей собственной системой ценностей. Такой подход также прекрасно вписывается в геополитику. И наконец, прямое знакомство с идеями Макиндера мы находим у одного из представителей евразийского движения — Петра Савицкого (1895-1968) в статье «Континент-Океан»200. Евразийцы развили теорию России как цивилизации, полагая, что это цивилизация самобытная, имеющая западные и восточные черты, но не сводимая ни к Европе, ни к Азии. При этом евразийцы подчеркивали — как и все геополитики — значение пространственного фактора в определении основных свойств цивилизации. Савицкий разработал концепцию «месторазвития», основанную на утверждении, что невозможно рассматривать культурный тип в отрыве от пространства, в котором он появляется. Здесь мы сталкиваемся с важнейшей чертой социологии (и структурализма) — выделением пространственного фактора как главенствующего. Философии истории видят развитие как протекающий принципиально во времени процесс. Идея «месторазвития» акцентирует, напротив, роль пространства. Основателем евразийства был Николай Трубецкой201 (1890- 1938), крупнейший лингвист с мировым именем и последователь Ф. де Соссюра. Другом и единомышленником Трубецкого и по науке (фонология), и по евразийству был Роман Якобсон (1896-1982), другой крупнейший лингвист мирового масштаба. Якобсон в Нью-Йорке близко сотрудничал с Леви-Строссом и стал для него проводником в область структурализма. Леви-Стросс неоднократно признавал, что Якобсон был той фигурой, которая предопределила его занятия структурной антропологией, которую Леви-Стросс и создал. Таким образом, в русском евразийстве мы видим сосредоточение некоторых принципиальных научных и методологических тенденций, связанных с социальным пространством: это и идея рядополагания цивилизаций по синхронической пространственной схеме (развитие идей Данилевского), и концепт «месторазвития» (как преобладание фактора пространства над фактором времени), и цитирование Макиндера (с соответствующей перестановкой позиций и принятием на себя ответственности за цивилизацию Суши — а это и есть Россия, «сердечная земля», по Макиндеру), и выдающиеся исследования в области структурализма (вплоть до принципиального влияния на крупнейшего структуралистского философа и антрополога Леви-Стросса). Кроме того, многие идеи евразийцев — в частности, об «идеократии», «евразийском отборе», позитивной переоценке влияния азиатских культур (монгольской, тюркской) на становление русского социокультурного стиля [эту линию приоритетно развивал Лев Гумилев (1912 — 1992), называвший себя «последним из евразийцев»], о гарантийном государстве [у евразийца Н.Н. Алексеева202 (1879- 1964)] — без всяких натяжек можно отнести к области социологии203. Евразийская мысль — в геополитическом, социологическом и философском измерениях — тесно сопряжена с социальным пространством; пространственный фактор — и в смысле внутренних корней социальной морфологии, и в смысле значения, придаваемого социальным структурам пространства в их фундаментальных основаниях (Суша/Море), — играет здесь решающую роль.