Социальный конфликт и личность

Предлагая выше типизацию социальных конфликтов, мы оставили в стороне вопрос о конфликте между индивидами либо малыми группами (в семье и между семьями, среди соседей, в экипаже космического корабля, случайные конфликты на улице и т.

Во-первых, конфликт между классами, социальными группами, другими элементами социальноклассовой структуры находит повседневное выражение в конфликте личностном, например, между отдельным предпринимателем (или представляющим его интересы менеджером) и нанятым им рабочим. Если последний не нарушил внутренний распорядок и исправно выполнял производственные задания, противостояние переносится на отношения между предпринимателем (фирмой) и профсоюзом и тем самым становится проявлением классового конфликта. Аналогично этому, противоборство двух солдат на поле боя оказывается частичкой более общего конфликта между воюющими государствами. Столкновение между торговцем и покупателем, представляющими разные этнические группы, на московском рынке нередко несет на себе черты общего нерасположения и подозрительности коренных обитателей города к лицам « кавказской национальности». На наш взгляд, весьма тщательно составленные психологами методические разработки в целях анализа конфликтных ситуаций межличностного характера и поисков их разрешения имеют немалую ценность, хотя обычно в них недостает «мостиков» от конфликта между индивидами или в малой группе к собственно социальному конфликту.

Второй случай касается загрязнения среды и ухудшения условий обитания. Изображать данную ситуацию как конфликт между обществом и природой представляется теоретически бессмысленным. Природа безгласна и не может выступать в качестве одного из субъектов конфликта. Последний возникает между людьми по поводу использования окружающей природной среды, которая давно не является «дикой». Онможет быть частным, например, между бомжем, бросившим на тротуар объедки, и милиционером, взявшим с него штраф, но и здесь личная стычка отражает социальный конфликт, в котором противостоящими сторонами выступает определенный социальный слой на «дне» общества и созданные обществом институты охраны правопорядка. В наших нынешних условиях экологические конфликты, порожденные хищническим хозяйничаньем ведомств, таких, как Минатом или Комитет по рыболовству, корпораций, таких, как Газпром или ЮКОС, иностранных инвесторов, получивших лицензию на вырубку леса на Карельском перешейке или добычу нефти на сахалинском шельфе и т. д., являются, в конечном счете, конфликтной ситуацией в отношениях между населением экологически неблагополучных регионов и государством, которое должно представлять интересы всего общества. Пока что население выступает в основном как пассивная, страдающая сторона. Экологические организации слабы и действуют недостаточно решительно, законодательная база для борьбы за сохранение природы пока что недостаточна, органы правопорядка не используют хотя бы те законы, которые есть, и нередко за взятку закрывают глаза на действия нарушителей.

Третья ситуация — конфликт в душе человека, занимающий центральное место в религиозных учениях и в искусстве. Его глубинная социальная суть исследуется различными направлениями в психологии. Так, согласно Фрейду, между влечениями человека и ограничивающими их социальными нормами существует конфликт, диктующий индивиду его поведение. Поскольку принятые в данном обществе в данное время нормы морали и правила поведения обусловлены общественным строем, этот конфликт в глубине своей является социальным.

Итак, личностный конфликт сплошь и рядом оказывается проявлением конфликта социального, т. е. слоевого, группового, классового. Но далеко не всякий: ссора на кухне или драка на улице вполне могут остаться приметой личностного конфликта без четко выраженной социальной сущности.

Нам представляется методологически несостоятельным как «отсечение» личностного (межличностного и внутреннего) конфликта от социального, так и свойственная историкам привычка сводить движущие силы истории к столкновению «великих людей» и внутренней драмы, которая раздирает их душу, хотя известное влияние на ее ход они могут оказать. Старинные схемы, однако, оживают под флагом «постмодернистской» социологии, которая склонна сводить социальные процессы к сознательным действиям субъектов, не желая замечать объективных условий, которые вызывают эти действия. Отсюда же и стремление современной российской публицистики свести социальный конфликт к конфликтам между государственными деятелями, к борьбе окружения за влияние на «семью» или «высокое лицо» и принимаемые ими решения, наконец, к душевным переживаниям этих лиц, противоречиям в их сознании и поведении. Подобный подход, уместный у Вальтера Скотта или А. К. Толстого, сводит конфликтологию к живописанию биографий « выдающихся лиц », а нередко и вовсе не выдающихся, но вынесенных волнами истории на высокие посты и вынужденных принимать решения, имеющие важное, подчас роковое значение для страны и международной ситуации.

Данная тенденция дает о себе знать и в трудах некоторых социологов. Обратимся к одной из статей А. Г. Здравомыслова, который является сторонником модернизации России, понимаемой как приобщение к западному образу жизни. В статье «Модернизация в России с точки зрения социологии конфликта» этот автор разъясняет свою позицию следующим образом: «В центре внимания оказывается субъект действия, действующее лицо, энергетический потенциал которого служит важнейшим инструментом для изменения социально-политической ситуации в стране». «Энергетический потенциал» наиболее велик у того, кто может приводить в движение маховик и колесики государственной машины. Далее этот тезис разъясняется так: «Уровень сознания политического деятеля, его менталитет выступают в нынешних условиях средством реализации социальных проектов, среди которых важное место занимает проект модернизации России. Необходимо поэтому понять не столько объективные критерии вписывания российского общества в современный многогранный и сложный мир, сколько тот образ модернизации, который сложился в представлениях верхних эшелонов политического руководства» (выделено мною. — М. Р.) [11]. Итак, развитие великой страны определяется «уровнем сознания политического деятеля». Уровень мышления недавнего высшего должностного лица Российской Федерации хорошо известен, принимавшиеся им решения сказались, притом не в лучшую сторону, на развитии внешней и внутренней обстановки в стране. Последний «подарок» Б. Н. Ельцина во внешней политике — подписание Стамбульской декларации существенно ухудшил позиции России в Закавказье и Приднестровье. Но не видеть за поступками бывшего президента интересов вполне определенных социальных групп социологу непростительно. Введенный драматургом В. Розовым термин «холуяж» должен быть отнесен не только к участникам известной «спевки» в Бетховенском зале и другим документам, подписанным в 1993 г. (и не раз после) группой приближенных к власти и обласканных ею деятелей искусства, в том числе их выступлений в декабре 2000 г.

К рассматриваемой проблеме соотношения личного и социального в конфликте относится еще один вопрос, поставленный именно «нынешними условиями». В России с конца 80-х гг. происходит невиданная в ее истории криминализация общества, названная С. Говорухиным «великой криминальной революцией». И дело не только в быстром росте преступности, которая в сводках МВД преуменьшается, но в разгуле организованной преступности и криминального бизнеса. Выше (см. очерк четвертый) уже говорилось о процессе слияния верхушки криминалитета с бюрократией и легальным бизнесом, процессе, в котором преступные «авторитеты» превращаются в видных коммерсантов и депутатов разных уровней, а с другой стороны, становятся достоянием общественности незаконные пути обогащения тех или иных политиков и олигархов.