Глава 4. Охотники и собиратели Центральной, Южной и Восточной Африки (окончание)
Этнографы почти единодушны в том, что общество бушменов знает только две формы социальной организации - общину и простую или сложную семью. А такую важную форму социальной организации, как хозяйственная группа, они не называют. Но совокупность хозяйственных групп, как известно, есть сама форма существования охотничье-собирательской общины в определенных условиях. Л. Маршалл, например, говорит об общине бушменов кунг так, как если бы община и хозяйственная группа совпадали. Впрочем, эта ошибка распространена достаточно широко. Р. Ли характеризует стоянки бушменов кунг как открытые объединения, ведущие совместное хозяйство и ежедневно меняющие численность и состав. Каждая из четырнадцати стоянок в области Добе, которую в 60-х годах XX в. населяли около 450 бушменов, была связана с одним из водоемов. Во время сухого сезона, с мая по октябрь, все население области собиралось вокруг этих водоемов. Возле самого большого водоема размещалось пять стоянок, в которых обитало 94 человека. В среднем на каждой стоянке жило 17 человек, а возле каждого водоема - по 42 человека [393, с. 31]. Думается, что та социальная форма, которую Р. Ли называет стоянкой, является частью общины, т. е. хозяйственной группой, и что общинная организация, основанная на совокупности хозяйственных групп, сохранилась у бушменов Добе так же, как и у остальных бушменов Калахари. По-видимому, совокупность стоянок, постоянно тяготеющих к одному из источников, и является общиной. Здесь, как и у бушменов ряда соседних областей и у некоторых других охотников и собирателей, стабилизирующий фактор общинной организации - территория, порою даже не вся территория, а ее жизненный центр - водоем (как в случае, приведенном Р. Ли). У бушменов, как и у пигмеев бассейна реки Итури, сама общинная территория способствует устойчивости общины как социального института. При этом использование растительных ресурсов, сменяющих друг друга от сезона к сезону, наилучшим образом достигается подвижными, относительно независимыми хозяйственными группами. Р. Ли предпочитает называть стоянками или поселениями и сами общины бушменов, объясняя это тем, что со словом «община» в западной этнографии часто связывается представление о патрилинейной, вирилокальной, территориальной и экзогамной группе, тогда как общины бушменов всеми этими признаками не обладают [390, с. 56]. Мне, однако, кажется, что к ним вполне приложимо понятие «община», к тому же стоянка может принадлежать не только общине, но и хозяйственной группе. Жесткая модель, связывающая общину со всеми перечисленными Р. Ли признаками, вообще неприложима ко всем охотничье-собирательским обществам, обладающим разным историческим опытом, живущим в различных экологических условиях и вынужденным приспосабливать к ним свою социальную структуру. Многие общины австралийцев также не обладают всеми перечисленными признаками, что не мешает нам называть их общинами - ведь они являются основными социально-экономическими общностями австралийского охотничье-собирательского общества. Состав и численность общин у бушменов Калахари, если верить этнографам, весьма непостоянны, может даже сложиться впечатление, что общинной организации здесь вообще не существует. В действительности это один из вариантов первобытной охотничье-собирательской общины; такой тип общины встречается в особых экологических условиях и в Австралии. Р. Ли пишет, что и общество бушменов кунг имеет некий стабильный базис. Это билатеральная, относительно постоянная группа, кочующая в полном составе по крайней мере часть года, т. е. та самая общность, которую Р. Ли называет то локальной группой, то стоянкой или поселением. Каждая из этих общностей группируется вокруг устойчивого ядра, которое состоит из людей, связанных кровным родством, обычно родных и двоюродных братьев и сестер вместе с их мужьями и женами [390, с. 58; 388, с. 351]. Социотерриториальная организация бушменов имеет, таким образом, устойчивую, стабильную основу. Условие ее стабильности - обитаемая и осваиваемая территория, а на ней - постоянный водоем и достаточное количество разнообразной пищи на протяжении всего года. Итак, община бушменов стабильна как группа, связанная с определенной территорией и контролирующая природные ресурсы этой территории. При этом состав общины менее стабилен, чем ее самоотождествление как общности. Небольшие ежегодные изменения в составе общины отмечены и у бушменов гви, которые также могут рассматриваться как стабильные, но открытые общности: члены общин, если пожелают, покидают их и вливаются в другие общины [527]. Совместно живущие и кочующие семьи кунг образуют общину - нгабеси («люди, живущие вместе»). Каждая община осваивает находящуюся в ее собственности определенную территорию - нгоре (площадь - от 300 до 1 тыс. кв. км). В 50-х годах кунг области Най Най насчитывали около 1 тыс. человек и делились на 36 или 37 общин. Если состав общин текуч и непостоянен, а численность и подвижность их экологически обусловлены, то общинная территория и ее ресурсы - водоемы, рощи монгонго и т. д. - постоянны. Именно община в целом является субъектом собственности на эту землю и ее ресурсы [421, с. 187-191, 287; 169, с. 131-144]. Община неразрывно связана с территорией. Отдельный человек и отдельная семья имеют право на естественные ресурсы этой территории только постольку, поскольку принадлежат к общине, следовательно, община - необходимое условие самого их существования. Ядром (кхауси) общины кунг является группа сиблингов старшего возраста, мужчин и женщин с их женами и мужьями, от которых ведет происхождение большинство остальных членов общины [421, с. 182-184]. Мужья и жены людей, входящих в ядро общины, в свою очередь, вводят в нее своих сиблингов, их мужей и жен. Вокруг этого ядра и формируется община. Обычно все члены общины могут проследить свои родственные связи с кхауси [388, с. 351, 355]. Само слово «кхауси» означает «собственники», «хозяева» общинной территории (нгоре) и ее растительных и водных ресурсов. Кхауси - это те, к кому люди, пришедшие из других общин, обращаются за разрешением воспользоваться водоемом и другими ресурсами общинной территории. Люди, влившиеся в общину со стороны, либо как мужья или жены ее членов, либо как их кровные родственники или свойственники, становятся равноправными членами общины. Каждая община кунг, включая людей, составляющих ее ядро, их потомков, а также лиц, пришедших из других общин, но живущих в данной общине и принимающих участие в ее общественной и хозяйственной жизни, является коллективным собственником определенной территории и ее природных ресурсов. Это - естественно сложившийся коллектив, основанный на сотрудничестве и взаимопомощи. Взаимопомощь - норма его жизни. Те, кто находится в более благоприятной ситуации, неизменно помогают тем, кто испытывает бедствие. Когда пересыхают водоемы, общины, которые владеют ими, временно разбиваются на семьи и присоединяются к тем родственникам, которые живут у непересохших источников, или же вся группа переселяется к водоему, где ее члены имеют родственников [419, с. 327]. В зависимости от сезона и от количества осадков общины кунг то расходятся, возвращаясь в собственные угодья, то вновь соединяются у одних и тех же водоемов [390, с. 350-360]. В зимнее сухое время года у одного водоема собирается от двух до семи общин, или почти 200 человек, хотя постоянно там живет только 40. И все эти люди имеют право пить воду и собирать пищу, ведь здесь постоянно живут их родственники. Таким образом, бушмен обладает правом на естественные ресурсы не только его общины, но, при известных обстоятельствах, и той общины, где родился он или его жена, живут родители жены и другие близкие родственники [567, с. 84-85, 148-149]. Вступление в брак, как и рождение в общине, - важный фактор, определяющий членство в общине. Следовательно, на людей, вошедших в нее по браку или иными путями, распространяются все права членов общины, включая право на ресурсы общинной территории. Общины, устраивающие свои стоянки у одного водоема, всегда живут на известном расстоянии друг от друга, подчеркивая этим свою самостоятельность [421, с. 17]. Так же в аналогичной ситуации поступают пигмеи. В этом обнаруживается одна из универсалий охотничье-собирательского общества - ощущение членами общины своего единства и своей самобытности, своей отъединенности от других, даже родственных общин. Община бушменов, как уже говорилось, не жесткая система, она предполагает сравнительно высокую степень мобильности отдельных лиц и семей. Но, несмотря на это, общины кунг и других этнических групп бушменов часто на протяжении многих поколений сохраняют собственные названия, в которых выражено самосознание их членов как представителей автономных и устойчивых общностей. Называя общину, к которой он принадлежит, бушмен идентифицирует себя [421, с. 180-181]. Общины кунг формируются на основе кровного родства и свойства, их члены - в большинстве своем кровные родственники и свойственники [421, с. 182]. Общину пронизывают отношения билатерального родства. По утверждению И. Шаперы, основу социальной организации бушменов составляет экзогамная билатеральная община, владеющая определенной территорией [517, с. 79]. Иногда, впрочем, принадлежность к общине определяется и личным выбором. Общины кунг и других этнических групп не всегда экзогамны, хотя браки между членами одной общины - явление редкое [421, с. 169]. Экзогамия бушменской общины, видимо, лишь ведущая тенденция. Членами общины гви становятся по рождению, по браку, по родству. Однако в общину могут быть приняты и не гви и даже не бушмены [527]. В представлении бушменов гви, общину основывает мужчина и его простая или сложная семья, которая избирает не занятую другими общинами местность и образует ядро; вокруг него концентрируются другие семьи, связанные с семьей-основательницей и между собой родственными узами или дружбой. Членами новой общины люди становятся вследствие продолжительного пребывания в ней. Для того чтобы присоединиться к общине или посетить ее территорию, необходимо разрешение потомков семьи-основательницы - мужчин и женщин. Но так как гви, подобно остальным бушменам, не имеют длинных генеалогий, на практике такими формальными собственниками общинной территории являются те, кто живет на ней дольше остальных. Однако все решения они принимают, лишь посовещавшись с другими членами общины [525, с. 308]. Ядро общины бушменов ксам - группа кровных родственников с их женами и мужьями. Аналогичная структура общины свойственна и другим бушменам, и это отождествление общины с группой ближайших родственников иногда находит отражение в том, что и сама община носит имя одного из старейших представителей этой группы [390, с. 60|. Расположение хижин на стоянке обусловлено сегментацией общины в данный момент. Хижины родичей или друзей часто тесно примыкают друг к другу. Никаких указаний на существование у бушменов родовой организации в источниках нет. Не было ее, видимо, и в прошлом, так как не сохранилось никаких ее следов. О том, что у бушменов нет родовой организации, писал еще И. Шапера, а спустя три десятилетия это подтвердила Л. Маршалл [517, с. 85; 421, с. 156-200]. Община - важнейшая социальная общность; Л. Маршалл называет ее «наивысшей структурной ячейкой» бушменского общества [419, с. 329]. Там, где воздействие более развитых обществ еще не разрушило традиционную социальную структуру бушменов, община и сегодня остается основной ее ячейкой [419, с. 325-355]. Поселение общины или хозяйственной группы служит базовой стоянкой, которую бушмены покидают ежедневно в поисках пищи. Наряду с базовыми существуют временные стоянки охотников [153, с. 140]. Радиус территории, осваиваемой общиной, в Калахари составляет около 16 км. Кунг основывают новые базовые стоянки каждые три месяца зимой и каждые две или три недели летом [392, с. 329-342]. Бушмены гви меняют стоянки не реже одного раза в месяц, а оптимальный период пребывания на стоянке - три недели [525, с. 301-302]. Высыхание водоемов, исчезновение растительной пищи и животных, смена сезонов, смерть члена общины - все это причины для перенесения стоянки на новое место. Община - наиболее крупная социальная ячейка, внутри которой постоянно происходят общение и взаимодействие. Правда, люди часто посещают родственников и друзей в других общинах, но, даже временно покидая свою общину, они продолжают оставаться ее членами [237, с. 281], т. е. сохраняют общинное самосознание. Как реализуются механизмы социальной адаптации у разных этнических групп в различных экологических условиях? В пустыне Намиб, как и в Калахари, у каждой общины имеются стоянки как для сухого, так и для дождливого времени года. Бушмены пустыни Намиб кочуют в песчаных дюнах в течение дождливого и значительной части сухого сезона, но, когда запасы воды и плодов нарас оказываются исчерпанными, они уходят в горы, где каждая община имеет свои постоянные водоемы. То же маятникообразное движение в соответствии с временами года свойственно и остальным бушменам. Сменой климатических сезонов определяется и смена состояний концентрации и дисперсии. Общины бушменов, обитавшие в области Драконовых гор, в сентябре - январе воссоединялись и двигались вверх по склонам гор, где обнаружено много укрытий под скалами и пещер, стены которых покрыты рисунками. В это время пастбища, свежие после летних дождей, привлекали стада антилоп, и бушмены охотились на этих животных. В холодное зимнее время, когда добывать пищу становилось труднее, общины рассеивались и небольшими группами двигались вниз, в долины. Здесь следов живописи значительно меньше [339]. Живопись на скалах знаменовала собою творческий, праздничный период воссоединения общины и возобновления социальных контактов. Кунг области Добе в ноябре - марте, во время летних дождей, распадаются на хозяйственные группы, которые живут у многочисленных временных водоемов, причем количество стоянок и число людей в них год от года меняются. Животных здесь особенно много в сезон дождей, а так как охота в это время года наиболее продуктивна и воды достаточно, кунг переносят свои стоянки ближе к охотничьим угодьям. Когда водоемы пересыхают, они объединяются в общины и проводят зимнее время (июнь - сентябрь) у своих постоянных водоемов, которые в течение семи засушливых месяцев, с апреля по октябрь, остаются единственными источниками воды в области расселения бушменов кунг. В это время года у одного источника нередко собираются несколько общин. Им свойственна, таким образом, концентрация в зимнее сухое время и дисперсия в летнее, дождливое [386, с. 313]. В области Добе на 250 км приходится в среднем 25 человек [389, с. 57]. Напомню, что аборигены западноавстралийских пустынь собираются большими группами, когда водоемы наполняются водой, и рассеиваются в сухое время года [298, с. 253-274]. Такие противоположные формы социальной адаптации к аналогичным природно-климатическим условиям, связанные с размещением воды, растительных и животных ресурсов, наблюдаются и в Калахари: в некоторых ее районах в период дождей и относительного изобилия пищи общины бушменов объединяются, а с наступлением сухого сезона распадаются на хозяйственные группы и отдельные семьи, которые расходятся в поисках пищи в различных направлениях [517, с. 91-92]. Внутриобщинная концентрация и дисперсия, характерные для охотничье-собирательских обществ различных географических зон, у бушменов Калахари в особых географических условиях сопровождается концентрацией и дисперсией самих общин. Аналогичные формы социальной адаптации к экологической среде свойственны бушменам и другим охотникам и собирателям как в доконтактный, так и в послеконтактный период [390, с. 360-361]. Например, в зимнее сухое время бушмены кунг собираются группами порой в 150-200 человек у одного или нескольких постоянных водоемов. В это время проводятся обряды инициации, сопровождаемые активным обменом, причем обмениваемые материальные ценности, как и у австралийцев, иногда попадают за сотни километров от места своего изготовления. Экологически обусловленные периоды концентрации - это время интенсивной общественной жизни, когда сходятся люди разных общин, время коллективных обрядов, межобщинного обмена и иных форм общения [387, с. 343-350; 390, с. 364-368]. И у бушменов, и у эскимосов социальный и природный циклы теснейшим образом связаны. Меняющиеся экологические условия, а также учащающиеся конфликты между людьми из разных общин заставляют их со временем разойтись. Бушмены гви, населяющие центральную, наиболее труднодоступную область Калахари, состоят из двух этнографических групп - гвикве и ганакве. Их изоляция продолжалась до конца XIX в., а некоторые группы не имели контактов с европейцами до 50-х годов XX в., вследствие чего они не испытали воздействия банту и европейцев. Никаких преданий о том, что гви когда-то пришли в Калахари из других мест, у них не существует, и сами они считают, что их предки населяли пустыню с тех пор, как были созданы первые люди [526; 525, с. 274]. Типичные охотники и собиратели пустыни, гви, подобно аборигенам Австралии, хорошо приспособлены к жизни в трудных природных условиях. В сухой сезон им удается добывать из растений до 90 % потребляемой питьевой воды, они знают по меньшей мере 70 видов съедобных растений, охотятся на 30 видов животных, употребляют в пищу несколько видов пресмыкающихся и насекомых. Круглый год гви приходится кочевать по пустыне в поисках пищи. В общинах гви господствуют равенство, дух коллективизма и сотрудничества, характерные, впрочем, для всех бушменов. Размеры групп - от одной простой семьи до двадцати семей. Эти колебания находятся в зависимости от количества и распределения пищевых ресурсов. Общины как более стабильные коллективы насчитывают от 20 до 85 человек, в среднем 27 человек. Границы общинных территорий нечетки и порой теряются в пустыне, подобно границам территорий аборигенов австралийских пустынь. У гви, как и у других бушменов, родовая организация отсутствует [559, с. 295-296; 557, с. 1-26]. Радиус осваиваемой территории - 10-15 км. Жизнь общины циклична: концентрация в период дождей сменяется дисперсией в сухой период. С наступлением сезона дождей (в ноябре) и до середины зимы (в июле) каждая община кочует как единое целое по своей территории. Она передвигается от одной стоянки к другой по мере истощения ресурсов вокруг них. В периоды продолжительных засух община разбивается на группы до двадцати человек в каждой; поздней зимой и ранней весной, когда из-за неблагоприятных природных условий естественные ресурсы территории обычно значительно сокращаются, община распадается на еще более мелкие группы (простые или сложные семьи), минимум пять человек в каждой. При этом группы договариваются между собой о том, в какую местность на территории общины каждая из них пойдет. Изолированные друг от друга, они остаются там до тех пор, пока количество пищи не увеличится настолько, чтобы община могла снова воссоединиться. В некоторых случаях община в полном составе может временно уйти на территорию соседней общины (с ее согласия) для возобновления дружественных и родственных контактов. Это происходит и тогда, когда на земле одной общины ощущается острый недостаток воды и пищи, а другая этого недостатка не испытывает. Таким образом, община гви, подобно общинам остальных бушменов, существует либо как единый коллектив, либо как совокупность хозяйственных групп, осваивающих природные ресурсы в разных частях общинной территории [525, с. 296-297]. Такой гибкий характер освоения территории и ее ресурсов, свойственный и многим другим охотникам и собирателям, является одной из традиционных форм социальной адаптации к экологическим условиям. Динамика освоения территории производственными коллективами, меняющими свою численность в разное время года в зависимости от наличия тех или иных природных ресурсов, прослежена Дж. 3ильбербауером [525, с. 296-301]. Если кунг благодаря достаточному количеству воды и пищи, особенно орехов монгонго, живут в сухое время года большими коллективами, то гви в этот период рассеиваются мелкими группами - ведь у них нет ни постоянных водоемов, ни надежных источников продовольствия. Их сезонные миграции связаны с более трудным добыванием пищи. Так природные факторы обусловливают различия в характере социальной адаптации двух родственных охотничье-собирательских обществ. Общины у гви, как и у кунг, состоят преимущественно из кровных родственников и свойственников, а принадлежность к общине передается по отцовской или материнской линии. Общины преимущественно экзогамны, браки до рождения первого ребенка уксорилокальны, после - либо уксорилокальны, либо вирилокальны. Ближайшие общины связаны между собой отношениями кровного родства и свойства. Солидарность и взаимопомощь, лежащие в основе общественной жизни охотников и собирателей, характеризуют не только жизнь бушменской общины, но и отношения между соседними общинами. Они помогают друг другу при недостатке пищи, оказывают взаимную поддержку в любых других неблагоприятных ситуациях [525, с. 302-304]. При этом отношения взаимопомощи реализуются по формальным каналам родства и свойства. Особенно бедна природными ресурсами область расселения бушменов ко, живущих на юге Калахари. Согласно X. Хейнцу, в период дисперсии каждая семья осваивает собственный участок на общинной территории. Такое явление, проистекающее из периодической хозяйственной самостоятельности семьи у охотников и собирателей, как связь семьи с определенным участником общинной территории, свойственно австралийцам и некоторым другим народам. Вместе с тем соседние общины ко, обычно три или четыре, составляют более крупные территориальные общности - объединения общин [328, с. 404-416; 327, с. 465-480]. У ко три уровня территориальной организации - семья, община и объединение общин, а у большинства остальных бушменов - один, общинный. Родственные связи служат и здесь той основой, на которой формируются межобщинные объединения. Последние постепенно становятся замкнутыми эндогамными общностями, а их границы - диалектными границами, что делает эти объединения этнически однородными и увеличивает социальную и языковую разобщенность внутри всей этнической группы. Члены одной общины могут охотиться на территории другой общины, входящей в то же объединение, с ее разрешения. Осенью, накануне сухого сезона, общины одного объединения собираются вместе для проведения обряда посвящения мальчиков. У ко членами обшины становятся, как и у других бушменов, преимущественно по рождению или по браку. Нхаро, или нарон, обитают южнее кунг и севернее ко в сравнительно хорошо увлажненной части Калахари [194]. В разное время года на их земле почти повсеместно произрастают разнообразные съедобные растения, на юге бродят многочисленные стада антилоп и другие животные. В сухой сезон нхаро собираются у постоянных водоемов, а в сезон дождей рассеиваются по своим общинным территориям небольшими группами. Экологически обусловленный образ жизни нхаро сближает их с кунг в большей степени, чем с другими бушменами Калахари, к которым нхаро ближе в языковом и культурном отношении. Как и у ко, у нхаро существуют крупные территориальные общности - объединения общин (ньгу). Общины (тсоу) и объединения общин в силу присущей им тенденции к эндогамии, замкнутости и автаркии обладают некоторым этническим своеобразием, каждая община и каждое объединение имеют самоназвание. Однако в отличие от ко, у нхаро границы общинных объединений не являются диалектными границами [169, с. 131-144]. Иногда соседние общины, договорившись, одновременно пользуются одним водоемом и прилегающей к нему территорией. Зимние и летние стоянки нхаро, расположенные в разных частях общинной территории, насчитывают от трех до двадцати односемейных хижин, в каждой от двух до пяти человек. В традиционных условиях средняя численность общины - около двадцати человек. Состав общин часто меняется: люди уходят на какое-то время в другие общины или приходят из них, но территории общин остаются постоянными, что определяет устойчивость общины как социального института. Итак, несмотря на общность происхождения, хозяйственную и культурную близость, бушмены по-разному приспосабливают свою социальную структуру, единую в основных чертах, к различным природным условиям. Как это вообще свойственно охотникам и собирателям, социальная адаптация в соответствии с особенностями природной среды реализуется в разных обществах различно, обнаруживая большую гибкость. Если кунг концентрируются в сухое время года и рассеиваются в период дождей, гви, наоборот, рассеиваются в сухой период и концентрируются в дождливый. У ко границы между территориями общин более четкие, чем у нхаро, у последних, напротив, устойчивее места стоянок. У нхаро и ко существует особый, присущий только им уровень социально-территориальной организации - объединение общин. Ко редко выходят за пределы своего объединения, нхаро делают это чаще и, подобно кунг, охотнее вливаются в другие общины. Способность территории обеспечить пищей определенное число людей детерминирует и величину общины, населяющей и осваивающей эту территорию, и численность хозяйственных групп [525, с. 295]. Но какова бы ни была численность общины, последняя сохраняется лишь при условии, что остается эффективным производственным коллективом. Каждая община неизменно имеет нескольких мужчин-охотников и нескольких женщин-собирательниц. Это позволяет общине выполнять ее основную функцию - поддерживать существование каждого ее члена. Чрезмерно крупная община может утратить экономическую эффективность и стать источником внутреннего социального напряжения. Общины бушменов состоят из людей, «которые чувствуют, что они могут хорошо жить и работать в одном коллективе» [390, с. 55]. В любое время какая-то часть общины, если пожелает, может выделиться и образовать новую общину [419, с. 346-347; 421, с. 198]. У бушменов идет процесс общинообразования, который шел, несомненно, и на всем протяжении первобытнообщинной эпохи. Это было одним из механизмов освоения новых территорий и регулирования народонаселения в зависимости от количества и размещения естественных ресурсов. Для всех бушменов одинаково характерна гибкая социальная организация, успешно перестраивающаяся в соответствии с изменениями в природной среде, всем им свойственны одни и те же механизмы социальной адаптации. В органической приспособленности охотничье-собирательского общества к жизни в меняющихся условиях и к соответствующей социально-экономической перестройке, как и в присущих этому обществу взаимопомощи и эгалитарности, - источник устойчивости и жизнеспособности первобытных социальных структур. Минимальная единица общества бушменов - это семья, состоящая из родителей, их замужних дочерей с мужьями и женатых сыновей с женами (если их временное пребывание в общине родителей жены подошло к концу). Семья у бушменов, по словам И. Шаперы, - это «ячейка исключительной важности в социальной и экономической жизни» [517, с. 81]. У кунг, как уже говорилось, семьи нередко отделяются от одной общины и вливаются в другую, поэтому семья у них наиболее прочная социальная ячейка. Члены семьи - муж, его жена или жены и их дети - объединены совместной жизнью и хозяйственной деятельностью, основанной на разделении труда. Частота моногинных и полигинных браков в разных группах варьирует. Нередко семьи добывают пищу на территории общины независимо друг от друга, но затем соединяются. Отдельная семья, не говоря уже об отдельном человеке, предоставленная самой себе, лишенная помощи других семей общины, не в состоянии выжить в трудных условиях охотничье-собирательского быта. Относительная хозяйственная самостоятельность семьи, как известно, характерна и для других охотников и собирателей. Общины у бушменов, как и у пигмеев, объединены не только общностью хозяйства, но и родственными связями (кровнородственными отношениями и свойством), которые являются не менее важным интегрирующим фактором. Речь идет именно о родственных, а не о родовых связях, и все сказанное не делает общины бушменов родовыми общинами. Хотя браки в большинстве общин вирилокальны, молодые семьи от двух до десяти лет живут в общине родителей жены, а многие остаются в ней навсегда. Таким образом, постоянной вирилокальности может предшествовать временная уксорилокальность. В это время муж обеспечивает охотничьей добычей родителей жены и других членов ее общины. Но охотники все же предпочитают жить в общине, где они родились и где прошла их юность. На территории родной общины они чувствуют себя уверенно как охотники и воины, ведь им известна каждая особенность местности, пути миграций животных и т.д. [419, с. 338-339]. Но и после того как семья окончательно поселяется в общине мужа, между ним и родителями его жены, а следовательно, между двумя общинами сохраняются тесные экономические связи. Бушмены видят смысл временного поселения молодой семьи в общине родителей жены именно в том, что муж должен помогать им, а фактически всей общине. Охотник со своей семьей может поселиться и в любой другой общине, если члены ее не возражают и если он имеет там близких родственников или свойственников. Таким образом, тип локальности послебрачного поселения, свойственный бушменам, можно определить как амбилокальный. Он позволяет наиболее рационально распределить население в зависимости от размещения естественных ресурсов, расширить связи между общинами, увеличить гибкость и мобильность социальной организации. Связи по браку между общинами способствуют укреплению их экономической базы (они получают в свое распоряжение и более обширные территории, и более разнообразные природные ресурсы). Доступ в зоны с иными экологическими условиями, к иным источникам питания особенно важен в периоды, когда ощущается острый недостаток в последнем. Но и при обычных сезонных климатических колебаниях люди получают доступ к ресурсам довольно большой области, где эти колебания значительно смягчены. Если общины - как бы стабильные узлы социальной организации, существование, структура и динамика которых определяются прежде всего нуждами производства, то отношения внутри каждой общины и между отдельными общинами строятся главным образом на основе кровного родства и свойства. При отсутствии племенной организации эти связи объединяют в социальные организмы как региональные совокупности общин, например у кунг, так и межобщинные объединения, как у нхаро и ко. И если две тысячи бушменов гви представляют собой, по словам Дж. Зильбербауера, рыхлую совокупность автономных общин, то связи и между ними поддерживаются родственными отношениями, взаимными браками, а также сетью дарообмена [525, с. 273-274]. Типы семьи нередко являются фазами развития отдельной семьи: простая семья превращается в сложную, а сложная семья, состоящая из нескольких простых семей и представителей нескольких поколений, может образовать самостоятельную общину. По словам Л. Маршалл, простые семьи - материал, из которого строятся сложные семьи и общины [421, с. 168]. Семейная и родственная структура, как уже упоминалось, обнаруживается в плане поселения. Семейные хижины располагаются семейными кустами: хижины родителей рядом с хижинами их женатых или замужних детей. Выделяются также хижины или зоны для неженатых юношей и незамужних девушек. Очаг - символ простой семьи; в сложных семьях каждая семья имеет собственный очаг [419, с. 343]. Глава семьи - отец. Вообще функции руководства социальными общностями возлагаются у бушменов на мужчин как охотников и защитников [419, с. 340-341]. По достижении зрелости или чуть позднее девушки и юноши проходят инициацию, которая включает их в систему половозрастной стратификации, связанной с различием социальных статусов. Половозрастная стратификация находит выражение в пищевых табу - запрете людям разного возраста и пола в критические периоды их жизни - во время обрядов инициации, в периоды беременности и т. п. - принимать некоторые виды пищи [517, с. 97-101, 109, 118-126]. Соседние общины поддерживают регулярные связи. Укреплению их способствует, в частности, то, что помимо общинных земель существуют межобщинные охотничье-собирательские угодья, принадлежащие нескольким общинам [517, с. 155-156]. В Калахари большинство межобщинных контактов имеет форму взаимных посещений как отдельными людьми, так и маленькими группами, например простыми семьями. Частота и интенсивность таких посещений зависят от интенсивности отношений кровного родства и свойства, от количества взаимных браков. Гости из дружественных общин пользуются теми же правами на ресурсы территории, что и хозяева [525, с. 303]. Межобщинные связи жизненно необходимы бушменам, поэтому там, где фактические родственные связи между общинами отсутствуют, устанавливается фиктивное родство (или «родство по имени», как его иногда называют в литературе), при котором родственниками считаются все, кто носит одно и то же имя. Люди, включенные в систему фиктивного родства, ведут себя по отношению друг к другу как родственники [418, с. 1-25]. Подобное включение неродственников в систему родственных отношений существует во многих первобытных обществах, в том числе у австралийцев. Фиктивное родство, к которому прибегают обычно общины, расположенные далеко друг от друга, помогает им наладить прочные контакты и расширяет доступ к отдаленным природным ресурсам. Фиктивное родство позволяет бушменам распространять родственные связи далеко за пределы сферы фактических родственных отношений. Так, тысячи бушменов кунг связаны цепью фиктивного родства от Анголы на севере до Ботсваны на юге [388, с. 356-357]. Кроме фактического и фиктивного родства у бушменов есть еще одна система, связывающая людей из различных, часто отдаленных общин, - межобщинный дарообмен, или ксаро. Подобно родственным связям, дарообмен, основанный на взаимности, также способствует упрочению межобщинных отношений и взаимному доступу к природным ресурсам отдельных общин, что помогает людям преодолеть временную нехватку воды и пищи. Дарообмен как бы связывает представителей разных общин, родственников и друзей, единой цепью взаимных обязательств [497, с. 147, 186-191, 200-201, 215-218]. Обе системы связей - фактическое или фиктивное родство и дарообмен - образуют своеобразную экономическую инфраструктуру. А. Баликци сравнивает бушменов кунг с эскимосами нетсилик, живущими на арктическом побережье Канады. Несмотря на многочисленные и очевидные различия в культуре двух народов, в их социальной организации много общего, сближающего их и с другими охотниками и собирателями [165, с. 261-262]. Общинная организация как бушменов, так и эскимосов характеризуется гибкостью и высокой адаптивностью, состояниями концентрации и дисперсии, сезонными колебаниями численности. Все это, способствуя эффективному освоению природных ресурсов, ведет к тому, что неродственники часто оказываются в одной общине или хозяйственной группе. Оба общества сближает, по словам А. Баликци, существование только двух типов социально-территориальной структуры - семьи и общины; последняя состоит из простых или сложных (расширенных) семей, связанных отношениями кровного родства и свойства. Известно, впрочем, что у бушменов кое-где встречается третий тип социально-территориальной структуры - объединение общин. У бушменов и эскимосов отсутствует унилинейное родство - одна из основ родовой организации; счет происхождения - билатеральный. Родственные связи - важный фактор, соединяющий людей одной общины и разных общин, однако в обоих обществах отдельный человек или семья могут, если пожелают, влиться в другую общину, где преобладают люди, не связанные с ними родством. Существует структурный механизм, интегрирующий в общине неродственников (у бушменов - отношения фиктивного родства, у нетсилик - партнерство по дележу мяса тюленей). Оба обычая направлены на упрочение социальных отношений внутри общины в тех случаях, когда фактические родственные связи не охватывают всех ее членов. По свидетельству Й. Бьерре, несмотря на индивидуальные особенности людей, различия в темпераментах и характерах, бушмены - члены одной общины живут вместе в естественной гармонии [41, с. 88-89]. Община - это мир бушмена; в повседневных контактах с небольшим кругом людей проходит вся его жизнь. «Наша община - это наш народ, - сказал один бушмен ко. - В нескольких километрах живет другой наш народ». Между двумя общинами протянулись нити родственных связей. По ним осуществляются многообразные межличностные и социальные контакты. Во время засухи обе общины делят друг с другом свои водоемы. Бушмены знают о существовании других общин, которые они называют «теми людьми», но с ними они не так близки [329, с. 86-87]. Выше уже говорилось, что у ко и нхаро существуют объединения нескольких общин, которые основаны на родственных связях и имеют тенденцию к эндогамии. У объединения общин есть свои границы и свое название. Это - наиболее крупная общность, представители которой поддерживают интенсивные социальные связи и осознают себя как один народ, они-то и называют друг друга «наш народ». У других бушменов этническая структура строится на базе отдельных, автономных общин. Кунг, например, к бушменам из отдаленных общин относятся недоверчиво, даже если те говорят на том же языке. Всех бушменов-чужаков кунг называют «опасными людьми», а всех небушменов - «животными без копыт». Небушмены, говорят они, подобны львам и гиенам и потому еще более опасны [567, с. 11, 24]. Стадиально все это - одна из самых ранних форм этногенеза. Структурирование этнических общностей на этой стадии развития находится под прямым воздействием пространственного фактора. Интенсивность социальных и иных связей, возможная лишь на сравнительно ограниченной территории, - вот что способствует оформлению общностей этого типа. Отдельные общины (и объединения общин у нхаро и ко) входят, в свою очередь, в более крупные общности, такие, как кунг, гви, ксам и др., которые мы называем этническими группами. Они являются, самое большее, лингвистическими общностями; общины, входящие в них, говорят на одном языке или диалектах одного языка. Следствие естественной изоляции отдельных этнических групп - тенденция к эндогамии. Нет никаких признаков племенной организации, племенных органов власти; на этом уровне отсутствует даже столь свойственная бушменам солидарность: бушмены никогда не действуют в интересах всей этнической группы [517, с. 75-76]. Такая крупная общность, как кунг, говорит на нескольких языках, и Н. Хауелл на этом основании предпочитает не называть их племенем [341, с. 4-5]. Многоязычие свойственно, однако, не только кунг, оно встречается довольно часто на этом, еще очень раннем уровне становления племени как этнической и социальной общности. Этнические группы бушменов во многом аналогичны австралийским племенам, но в некоторых отношениях они еще более диффузны и неоформленны, чем последние, а некоторые - слишком велики (кунг, например, насчитывают 13 тыс. человек). Не случайно И. Шапера характеризует их почти так же, как мы характеризовали племена австралийцев: у бушменов, пишет он, «племя фактически не более чем рыхлая совокупность независимых общин, обладающая общим языком и самоназванием» [517, с. 76]. У некоторых этнических групп бушменов, например у кунг, ко, гви, однако, нет и общего самоназвания. Возможно, что бушмены находятся на еще более ранней, чем австралийцы, стадии формирования племени как общественного института. Поэтому-то мы предпочитаем не называть этнические группы бушменов племенами. И у бушменов, и у австралийцев община как социальная общность выступает с гораздо большей определенностью. По словам Шаперы, «община, а не племя является у бушменов реальным социально-политическим единством» [517, с. 76]. Со словом «община» (нгабеси) у кунг связаны два понятия: «собственность на землю», субъектом которой является общинное ядро (кхауси), и «территория общины» (нгоре) [421, с. 184-187]. Собственность на землю кхауси является формальной. Отождествление собственности на землю с группой ближайших родственников внутри общины у бушменов можно сравнить с отождествлением собственности на землю с родовым ядром общины у аборигенов Австралии. И там, и здесь земля общины фактически принадлежит всей общине, всему коллективу, который живет и трудится на ней, и это находит выражение в реальных взаимоотношениях внутри общины, в том числе и в распределении пищи. Понятие «коллективная собственность на землю» подразумевает и право всех членов общины на ее ресурсы, и запрет пользоваться ими без разрешения собственников. Однако ресурсы общинной территории охотно предоставляются близким родственникам или партнерам по обмену [421, с. 189; 363, с. 77-78; 463, с. 111-129]. Люди, влившиеся в общину со стороны, имеют то же право на землю и ее ресурсы, что и люди, родившиеся в ней; покидающие общину такое право теряют [421, с. 184, 189]. Это лишь подтверждает, что собственность кхауси на территорию общины и ее ресурсы является формальной. В экономическом смысле подлинный собственник земли и ее ресурсов - вся община в целом как единый производственный коллектив. Формальное право кхауси передается из поколения в поколение по отцовской или материнской линии до тех пор, пока потомки населяют данную местность [390, с. 338]. Один из старейших мужчин в каждой общине (кхау нга) является, как утверждают бушмены кунг, наследственным «собственником» всей воды и всех растений на земле общины, но не животных. В нем как бы персонифицирована собственность общины на землю. В действительности ресурсы территории контролируют все члены общины как единое и равноправное целое, и у кхау нга не больше прав на них, чем у любого члена общины [421, с. 191-195]. Каждый имеет право охотиться и собирать пищу на любом участке общинной земли, пользоваться водой из любого ее водоема. Есть, правда, сведения о существовании в особых случаях некоего подобия личной собственности на землю у бушменов ауен: если человек сжигает участок вельда, чтобы способствовать росту растительности на нем, он, как утверждают информаторы, приобретает исключительное право на данную территорию, и другие члены его общины не смеют собирать здесь растительную пищу без его разрешения [517, с. 127]. Это - один из примеров свойственной первобытному обществу личной собственности, созданной личным трудом. В других группах бушменов такой же личной собственностью человека являются найденные им гнездо страуса или улей с медом, которые он отмечает особым знаком [153, с. 121-122; 421, с. 188]. Но все это лишь исключение из правила, согласно которому земля и ее ресурсы находятся в коллективной собственности всех членов общины. Нгоре - участок земли, содержащий источники пищи и воды как основы существования обитающей на этой земле группы людей [421, с. 71-72], Размеры нгоре - от 300 до 600 кв. км. Земля, окружающая нгоре, не принадлежит никому, ее совместно осваивают соседние общины [390, с. 334]. В пустыне, где нгоре часто не имеют четких границ и иногда частично перекрывают друг друга, особую важность приобретает центр общинной территории - обычно один или несколько водоемов. Территориальность у кунг, выраженная слабее, чем у многих других охотников и собирателей, напоминает отношение к земле некоторых австралийских племен, живущих в аналогичных условиях. Окружающее водоем пространство служит источником пищи и является территорией той или иной общины. Размеры этого пространства таковы, что охотники и собиратели могут обойти его в течение дня. Многим охотникам и собирателям, в том числе бушменам, свойственно диалектическое, противоречивое сочетание жесткой территориальности, с одной стороны, и ее отсутствия - с другой. В ответ на различные требования среды эти общества с присущей им гибкостью и адаптивностью склоняются то к одному, то к другому. В условиях неравномерного распределения запасов воды, растительных и животных ресурсов при непредсказуемости количества осадков лучше приспособленными оказываются более гибкие общественные структуры с открытыми границами, способные к перегруппировке, слиянию и расщеплению. В то же время, согласно X. Хейнцу, территории, принадлежащие ко, имеют строго определенные границы, очерченные приметами местности или зафиксированные в сознании людей. Чужаки не смеют нарушать эти границы [328, с. 407-408]. Однако общины ко сами по себе не строго территориальны; общественной единицей, обладающей этим признаком в полной мере, является объединение общин. Общинные территории одного объединения всегда открыты для членов общин, входящих в него. X. Хейнц и Дж. Зильбербауер объясняют территориальность бушменов ко и гви экологическими условиями, нехваткой воды и пищи и необходимостью строго контролировать их; нхаро, находясь в лучшей экологической ситуации, менее строго ограничивают доступ к своим ресурсам [328, с. 414; 525, с. 294-296]. По мнению Е. Кашдан, наибольшее развитие территориальности наблюдается у бушменов, живущих в наиболее экстремальных природных условиях. В то же время территориальность бушменов исследовательница называет «альтруизмом, основанным на взаимности», так как территориальность часто связана с взаимовыгодным обменом ресурсами между различными группами [224, с. 47-66]. Даже кунг, у которых территориальность развита меньше, чем у других бушменов, враждебно встречают чужака, без разрешения вступившего на землю общины и не имеющего здесь родственников. Если какая-либо община желает устроить стоянку на земле соседей, она должна получить их согласие [421, с. 132; 526, с. 141; 390, с. 336]. Когда межобщинные конфликты, связанные с нарушением общинных границ, приобретают острый характер, враждующие общины прибегают к особым замирительным обрядам, по своему характеру и функциям аналогичным замирительным обрядам австралийцев [255, с. 52, 67, 85; 517, с. 157-159; 260]. Защита членами общины или объединения общин своей территории - одно из проявлений территориальности, свойственное н другим охотникам и собирателям. С приходом европейских колонизаторов бушмены, подобно австралийцам, тасманийцам и американским индейцам, сражались и умирали за свою землю. Объяснение территориальности или ее отсутствия одной лишь неблагоприятной исторической ситуацией, в том числе воздействием колонизации, неубедительно. За многие века охотничье-собирательские общества выработали целый ряд адаптивных механизмов, которые приводятся в действие иногда в различных, а иногда и в сходных условиях. Однако в условиях социальной, демографической или экологической напряженности эти общества, как правило, сравнительно более территориальны и агрессивны [259, с. 317-333; 306, с. 109-120]. При этом степень территориальности неодинакова не только в разных обществах, но и внутри одного и того же общества. Ведь со временем меняются его взаимоотношения с соседями, от сезона к сезону, от года к году меняются экологические и демографические факторы. Изменчивы и параметры территории, на которую претендует та или иная группа. Так, нхаро связывают себя только с местом, где община постоянно устраивает свои стоянки, тогда как ко претендуют на обширную территорию, хозяйственно осваиваемую объединением общин. Следовательно, территориальность охотников и собирателей нельзя сводить к единой формуле, как и понятие «собственность на землю». Я уже говорил о необходимости различать экономическую и неэкономическую (например, тотемическую у австралийцев) формы собственности на землю и соответственно субъекты этой собственности, например общину и тотемическую группу или родовое ядро у австралийцев, общину и родственное ядро у бушменов. «В отличие от австралийцев бушмены кунг не имеют на своих землях тотемических святилищ, однако отношение их к нгоре характеризуется такой же глубокой привязанностью и той же экономической необходимостью», - пишет Р. Ли [363, с. 94]. В понимании бушменов, каждый человек «принадлежит» к той или иной нгоре; не только земля принадлежит людям, но и люди - земле [421, с. 71]. То же самое говорят о своих общинных и тотемических землях аборигены Австралии. Но если в Австралии субъектом собственности на землю номинально считаются тотемическая группа или мужское родовое ядро общины, то у бушменов, не имеющих родовой организации, номинальным, а не фактическим собственником земли является родственное ядро общины, состоящее из мужчин и женщин. Присоединяясь к другой общине, бушмен кунг, а также его потомки становятся собственниками нгоре новой общины [421, с. 185]. Вступая в брак, бушмен получает право пользоваться ресурсами территории общины жены или мужа, а право пользования в данном случае совпадает с правом собственности - фактической, а не номинальной, ибо иной формы реализации этого права первобытная община не знает. В обществе бушменов отсутствуют предпосылки для возникновения каких-либо имущественных различий. Общественные нормы поощряют взаимопомощь, великодушие и коллективизм. Взаимопомощь, доминирующая черта первобытного общества, проявляется и на внутриобщинном, и на межобщинном уровне [421, с. 78-79, 84-90, 92-94, 349-371]. Право на ресурсы, находящиеся на территории других общин, дает приглашение или разрешение их собственников [421, с. 187]. Участки, изобилующие растительными ресурсами, порою используются несколькими общинами [363, с. 54-59], а на бесплодные участки не претендует никто. «Что пользы в земле, которая не приносит пищи? Ведь ее нельзя съесть», - говорят бушмены [421, с. 72]. Вода в условиях Калахари - основа жизни. Естественно, что непересыхающие водоемы не могут быть исключительной собственностью одной общины. Во время охоты люди, преследующие животное, также пересекают границы общинных территорий. Ведь животное, пока оно не убито, не принадлежит никому. И все же обычно бушмены избегают охотиться на земле чужой общины и начинают поиски добычи в направлении, которое считают «своим». Если животное убито на чужой территории и собственники ее находятся поблизости, им может быть отдана часть добычи, но это не обязательно [421, с. 131-132; 459, с. 51; 329, с. 89]. В отличие от охотничьей добычи растительные ресурсы принадлежат собственникам земли, на которой они растут. Все важные для собирательства местности, в том числе рощи монгонго, поделены между общинами. Как бы ни была велика территория общины, бушмены превосходно знают каждую ее особенность; сотни мест на этой земле имеют собственные названия [567, с. 10]. В прошлом у бушменов существовала еще одна социотерриториальная система, о которой сохранились лишь отрывочные сведения. Р. Ли характеризует ее как систему «групп, имеющих названия» (названия животных и растений, отличительные свойства входящих в группу людей, например Жирафы, Воины, Короткие ноги и т. п.). Группы эти были экзогамными; так, Жирафы не могли жениться на Жирафах. Однако никаких признаков однолинейного наследования, а следовательно, родовой организации не было. Подобно кхауси, группы эти были субъектами формальной собственности на землю [255, с. 68, 128; 281; 390, с. 340-343]. В настоящее время система «групп, имеющих названия», почти исчезла, но они, видимо, были одной из ранних стадий тотемической организации, не получившей дальнейшего развития, возможно, под воздействием внешних, экзогенных факторов. Орудия, оружие и другие предметы индивидуального пользования, т. е. все то, что человек сделал своими руками, находится в его личной собственности. Оружие и другие вещи, принадлежавшие бушмену при жизни, кладут с ним в могилу, но не потому, что они понадобятся ему в загробной жизни, а потому, что остаются его личной собственностью и после смерти. Даже муж не может распоряжаться тем, что принадлежит его жене, без ее разрешения; хижины принадлежат семьям, живущим в них [517, с. 147-149; 363, с. 366; 41, с. 132]. Пища формально принадлежит ее добытчику, но обычай требует, чтобы все собранное или добытое на охоте обязательно распределялось [421, с. 190]. Так, у кунг животное принадлежит собственнику стрелы, которой оно убито, и, где бы это ни случилось, охотники уносят его в общину собственника стрелы. Небольшое животное вроде черепахи принадлежит человеку, поймавшему его, и он делится с членами своей семьи и с теми, кто подошел к их костру. Крупное животное распределяется среди всех членов общины согласно строгим правилам, многочисленные упоминания о которых содержатся и в ранних, и в более поздних источниках [467, с. 114; 548, с. 41; 254, с. 442; 276, с. 100; 517, с. 93, 100-101; 421, с. 295-303; 363, с. 358-363; 41, с. 103]. Растительная пища поступает в распоряжение отдельных семей, однако тех, у кого ее нет, накормят. В итоге собранная пища более или менее равномерно распределяется между всеми членами группы. Л. Маршалл подробно описывает обычаи кунг, цель которых - помочь людям избегать ситуаций, возбуждающих враждебность, зависть и недоброжелательство. Наиболее важные среди этих обычаев - распределение мяса и дарообмен [422, с. 231-249; 421, с. 287-312; 363, с. 349-371] - имеют большое социальное значение. Распределение мяса - пищи, особенно ценимой бушменами, - происходит таким образом, чтобы устранить психологическое напряжение, возникающее из-за нехватки ресурсов, а дарообмен, основанный на принципе взаимности, помогает бушменам укреплять дружественные связи между общинами. Распределение охотничьей добычи между всеми членами общины - фактор единства и сплоченности коллектива, необходимых при столь низком уровне развития производства. Для бушменов «немыслимо, чтобы одна семья имела много пищи, а другие ничего» [419, с. 334]. В предметах, получаемых посредством обмена, бушмены не очень нуждаются, они могли бы сделать их и сами: обмен выполняет не столько экономическую, сколько социальную функцию [363, с. 367]. Бушмены говорят: «Мы всегда дарим что-нибудь друг другу. Мы отдаем все, что мы имеем. Это - наш способ жить вместе» [421, с. 311]. По словам Р. Ли, община существует до тех пор, пока продолжается распределение пищи [390, с. 336]. У ко оно совершается под наблюдением одного из старейших членов общины; мясо, например, получают все члены общины без исключения, но не поровну [329, с. 126]. Существует множество табу для женщин и подростков на те или иные виды мясной пищи [363, с. 112]. Табу на мясную пищу хорошо известно аборигенам Австралии и многим другим охотникам и собирателям. Мотивы табу разнообразны, но ясно, что они связаны с особым социальным значением мясной пищи и отражают социальную неоднородность первобытного общества. В целом распределение мяса формализовано больше, чем распределение растительной пищи. Так, у кунг, по свидетельству Р. Ли, крупное животное делится на пять частей: одна пятая достается семье охотника и съедается сразу, одна пятая вялится на солнце и потребляется, очевидно, в течение следующих нескольких дней той же семьей (Ли не пишет об этом), а три пятых распределяются между семьями общины, состоящими в близком родстве с семьей охотника. Они, в свою очередь, делят свою часть между более отдаленными родичами и гостями [388, с. 348, 350]. Имеется указание и на распределение согласно определенным правилам орехов монгонго [390, с. 200]. Еще один аспект, сближающий бушменов и австралийцев, заключается в том, что различия, связанные с распределением мясной и растительной пищи, отражают разделение труда между мужчинами и женщинами и социальное значение мужского и женского труда [186]. В то время как мясо крупных животных, добываемое мужчинами-охотниками, распределяется в конце концов между всеми членами общины, растительная пища, собираемая главным образом женщинами, достается преимущественно индивидуальным семьям. Распределение продуктов мужского труда символизирует солидарность и значение общины, женского - солидарность и значение индивидуальной семьи. Ни у кунг, ни у других бушменов Калахари нет такого социального института, как вожди или главы общин. Об этом пишут многие исследователи, в том числе Л. Маршалл (в своих ранних работах она придерживалась иной точки зрения) и Р. Ли [419, с. 344-352; 421, с. 191-195; 363, с. 77]. Более ранние авторы писали о наследственных руководителях общин у бушменов, власть которых, по их мнению, была невелика: они руководили главным образом военными действиями и передвижениями общины с места на место [517, с. 76-77]. Люди, которые эпизодически возглавляют общины у большинства бушменов Калахари, не являются вождями в общепринятом смысле этого слова. Они не обладают реальной властью, не пользуются никакими привилегиями, не имеют преимуществ при распределении пищи, не руководят сезонными передвижениями общины, ее хозяйственной деятельностью и общественной жизнью - все это осуществляется согласно издавна установленным обычаям. Решения, касающиеся общины в целом, принимаются после обсуждения, в котором участвуют все взрослые члены общины. Как отмечалось выше, бушмены считают, что некоторые лица (например, кхау нга у кунг) являются «собственниками» воды и других ресурсов на земле общины. В действительности они лишь их распорядители, выступающие в этой роли от имени и по поручению общины. Такие люди символизируют переходящую из поколения в поколение связь общины со своей землей. Во главе общины нхаро стоит один из старейших мужчин, которого называют «хозяином растений» общинной территории, но реальная власть его незначительна. Он руководит передвижениями общины и возглавляет ее во время войны. Большим влиянием и авторитетом нередко пользуются другие мужчины, особенно выдающиеся охотники или знахари [194, с. 36-37]. Жизнь бушменской общины основана на первобытном демократизме, насквозь пронизанном традициями и нормами обычного права. Но и в этом эгалитарном обществе есть люди, пользующиеся особым авторитетом; остальные прислушиваются к их голосу, следуют их советам. Чаще всего они старше других по возрасту, входят в ядро общины (у кунг - в группу формальных собственников нгоре), обладают незаурядными личными качествами и опытом, это выдающиеся охотники и воины, ораторы и знатоки обрядов. Большинство таких неформальных лидеров - мужчины, но в некоторых случаях и женщины. Именами этих людей иногда называют всю общину [390, с. 343-348]. При угрозе извне семьи или соседние общины объединяются под руководством наиболее храброго и способного человека, но, как только опасность исчезает, это временное объединение распадается [255, с. 52]. У бушменов ко на роль руководителя общины выдвигается наиболее инициативный и опытный из старейших ее членов. Он выбирает направления передвижений общины, места стоянок, представляет свою группу на переговорах с другими общинами. Но и другие мужчины старшего возраста пользуются в общине значительным влиянием. Глава общины у ко может быть одновременно и религиозным лидером, хотя чаще эти функции выполняют разные люди. Отражением авторитета главы общины является уважение, оказываемое его жене, если она не слишком молода. Эта женщина иногда влияет на важные решения, касающиеся всего коллектива [329, с. 85-86]. У хейкум функции главы общины и религиозного лидера переплетены теснее, чем у ко. Он руководит обрядами, связанными с охотой и плодородием, а также зажигает священный огонь, магические свойства которого, по мнению бушменов, приносят здоровье и благополучие, изгоняют несчастье [517, с. 149-151]. Это - один из архаических типов главы общины, функции которого переплетены с функциями мага, знахаря, религиозного руководителя. Его наследственный статус связан с представлением о том, что этот синкретический комплекс качеств передается из поколения в поколение. В прошлом у южных групп бушменов были лекари и маги, «контролировавшие» передвижение стад антилоп и выпадение дождей. Колдовство и знахарство, магия и знание религиозной обрядности - единственные виды специализации в обществе бушменов. Никаких преимуществ перед остальными членами общины эти специалисты не имели [517, с. 145]. Социально-экономическая неоднородность ганакве, живущих в тесном соседстве с банту, отличает их от эгалитарных обществ остальных бушменов Калахари. Охоту и собирательство ганакве дополняют выращиванием небольшого количества продуктов земледелия. Это помогает им преодолевать систематический недостаток пищи и вести оседлый образ жизни на протяжении всего сезона дождей. Постоянные базовые стоянки ганакве расположены вблизи посадок сельскохозяйственных культур. В отличие от других бушменов ганакве относятся терпимо к накоплению продуктов земледелия отдельными лицами. Связанное с этим относительное экономическое неравенство ведет к увеличению полигинии, которая у ганакве развита больше, чем у прочих бушменов. Примерно четвертая часть мужчин имеет более одной жены, тогда как у кунг, например, более одной жены имеют лишь 5 % мужчин. Большим авторитетом у ганакве пользуются мужчины среднего или старшего возраста, зажиточные, имеющие несколько жен [223, с. 116-120]. Эти явления, несомненно, обусловлены частичным переходом ганакве к производящему хозяйству. Возникновение производящей экономики было в истории человечества основным, магистральным путем, ведущим к социальному расслоению и классообразованию. Однако первые признаки социального неравенства можно обнаружить порою уже в охотничье-собирательских обществах, в частности у бушменов, австралийцев и других народов, чуждых производящему хозяйству. Социальное неравенство связано у них с такими факторами, как оседлость, постоянная или длительная, накопление прибавочного продукта, главным образом в виде запасов пищи [565, с. 523-530], половозрастное разделение труда, индивидуальные различия между людьми (последнее не имеет непосредственного отношения к экономике). Эти многообразные формы неравенства, свойственного первобытному доземледельческому обществу, я предпочитаю называть не социальным расслоением, а социальным расчленением или социальной неоднородностью. Охотники и собиратели хадза, живущие на востоке Африки, в северной части Танзании, - осколок древнего койсанского массива, к которому принадлежали и предки бушменов. Хадза - самоназвание; иногда их называют хадзапи, тиндига или киндига. О существовании этой общности европейская наука узнала лишь в 1931 г. [193, с. 273-286]. Д. А. Ольдерогге называет хадза «бушменами Восточной Африки» [112, с. 169-170]. Их язык по фонетической структуре близок к языкам бушменов Южной Африки. В 60-х годах XX в. численность хадза составляла около 600 человек. Они населяют сухие степи, саванны и предгорья к северо-востоку от озера Эяси, богатые дичью. Не испытывают хадза недостатка и в растительной пище, составляющей до 80 % их рациона. В настоящее время некоторые хадза ведут образ жизни охотников и собирателей, другие, после прихода на их территорию в 40-х годах скотоводческих племен, лишились многих охотничьих угодий и теперь помогают земледельцам-суахили обрабатывать землю, получая зерно в обмен на продукты собирательства. Основные этнографические исследования этой этнической общности были осуществлены до середины 60-х годов, т. е. еще до того, как радикально изменился образ жизни хадза. Поэтому материалы по ним достаточно репрезентативны. В традиционных условиях главными занятиями хадза были охота с луком на буйволов, антилоп и других животных, а также собирательство плодов, корней и меда. Охота - исключительно мужское дело. Хадза предпочитают охотиться в одиночку, вдвоем или втроем, чтобы добыть мясо прежде всего для себя и своей семьи. Знакомы им и коллективные формы охоты на крупных животных; так, в охоте на бегемота участвуют до 15 человек. Убить зверя способен и один охотник, вооруженный копьем и отравленными стрелами, но, чтобы освежевать и перенести добычу, требуется много людей. А выставить их может только большая хозяйственная группа или целая община; естественно, что добыча считается собственностью всей группы или общины и распределяется среди всех ее членов. И только в этом случае вступают в действие правила обязательного распределения добычи. Охотник съедает мозг убитого им животного и. по представлению хадза, вступает с ним в особую связь. Животное становится его «другом» и помогает убить следующую жертву [369, с. 90-91, 101-102; 615, с. 102-104]. Собирательством занимаются и мужчины, и женщины, особенно в сухое время года, когда охота малоэффективна. То же самое, как уже отмечалось, наблюдается и у бушменов Южной Африки. Группы женщин с детьми почти ежедневно отправляются на поиски растительной пищи. Собирают они ее главным образом для себя и своих детей, зачастую даже мужья вынуждены заботиться о себе сами. По данным Дж. Вудберна, хадза затрачивают на добывание пищи в среднем не более двух часов в день, т. е. примерно столько же, сколько и бушмены [616. с. 49-55]. Община, которую изучала комплексная японская экспедиция, состояла из 80 человек, кочевавших по своей территории небольшими хозяйственными группами и семьями по 6-11 человек. Обычная численность общины - не более 50 человек. Есть, впрочем, сообщения и о группах численностью 100-200 человек [369, с. 38]. Вероятно, речь идет о временной, может быть сезонной, концентрации нескольких общин в одном месте, как это бывает и у бушменов. Большую часть года хадза живут в хижинах из травы; в сезон дождей некоторые группы переселяются в укрытия под скалами. По утверждению Дж. Вудберна, каждый хадза может жить, охотиться и собирать пищу там, где пожелает: территории соседних общин не имеют четких границ. Хозяйственные группы, которые Вудберн называет резидентными группами, или стоянками, переходят с места на место примерно один раз в две недели, их размеры и состав непостоянны; в среднем в группе насчитывается около 18 взрослых человек. При желании группы могут сходиться, расходиться, образовывать новые группы. Одни люди покидают группы, другие вливаются в них. Базовых стоянок хадза не имеют. Вудберн описывает стоянку, типичную, по его словам, для сухого сезона. Она состояла из 17 хижин, в двенадцати из которых жили семейные пары с детьми, в остальных - подростки одного пола, холостяки или люди, чьи жены и мужья находились в другом месте [614, с. 193-196]. Жизнь хадза резко меняется со сменой сезонов. В дождливое время года - дисперсия, в сухое - концентрация. Меняются и виды добываемой пищи [616, с. 52]. Характеризуя общественную организацию хадза, Дж. Вудберн говорит главным образом о резидентных группах, которые не являются собственниками земли. Термин «община» к общностям этого типа неприменим, отмечает исследователь, и в то же время пишет, что вся территория хадза, ведущих жизнь охотников и собирателей, делится на четыре части, каждую из которых населяет группа людей численностью до 150 человек; все такие группы имеют собственные названия, происходящие от названий населяемых ими местностей. Поисками пищи эти группы, как правило, занимаются на собственной территории, в сухое время года каждая из них концентрируется на своей земле [617, с. 103-105]. Хотя состав этих групп изменчив, они более стабильны, чем резидентные группы, и обладают некоторыми признаками территориально-общинной организации. Резидентные же группы имеют все признаки хозяйственных групп. Члены резидентных групп связаны узами родства и свойства. Браки преимущественно амбилокальны с тенденцией к уксорилокальности. Структурообразующим элементом общественной организации нередко является своего рода большая материнская семья [617, с. 108-109]. Система родства у хадза, как и у бушменов, билатеральная. Все хадза относятся друг к другу как родственники; как у бушменов и австралийцев, родственные термины распространяются на лиц, не состоящих с хадза в фактическом родстве [615, с. 105]. По мнению хадза, главное преимущество большой группы заключается в том, что большее число мужчин-охотников может убить больше крупных животных. Но если в группе свыше 50 человек, на одного человека приходится слишком мало мяса и группа стремится расколоться. Следовательно, численность хозяйственной группы в 50 человек, что является критическим порогом, определяется условиями хозяйства. При недостатке пищи и воды несколько групп собираются у одного водоема, однако опасность, подстерегающая большие группы, - возникновение конфликтных ситуаций - вынуждает их снова расходиться [614, с. 199-201]. Хадза переходят с места на место по разным причинам: либо из-за недостатка воды и пищи, либо потому, что на стоянке кто-то умер, либо потому, что жить долго на одном месте считается опасным для здоровья [614, с. 202-204]. Формализованного института руководителей групп или общин у хадза нет, хотя отдельные люди пользуются влиянием благодаря своим личным качествам. Решения, касающиеся всего коллектива, принимают мужчины. По многим параметрам традиционное общество хадза напоминает общество бушменов. Объясняется это, видимо, не только близостью природных условий и одинаковым уровнем социального и культурного развития, но и тем, что они имеют общие генетические корни. Правда, может сложиться впечатление, что такие особенности хадза, как склонность к индивидуализму, сочетающаяся с присущим всем охотникам коллективизмом, и сравнительная неустойчивость общинной структуры, в какой-то мере выделяют их среди других охотников и собирателей. И тем не менее хадза - один из многих вариантов типичного охотничье-собирательского общества.