Глава 5. Охотники и собиратели Южной и Северной Америки (окончание)
Жизнь эскимосов, населяющих северные области земного шара, - замечательный пример успешного социально-культурного приспособления первобытных охотников к жизни в экстремальных природных условиях. Выдающееся достижение первобытного человека - освоение Арктики и Субарктики - было возможно потому, что люди опирались не только на сравнительно развитую для каменного века культуру, великолепно приспособленную к жизни и к добыванию пищи в суровых условиях севера, но и на гибкую, адаптивную и в то же время устойчивую социальную организацию. Эскимосы расселены от азиатского побережья Берингова моря до Гренландии. Численность всех эскимосов - 97 тыс., в том числе в США, Канаде и Гренландии (Дании) - 95,5 тыс. [37, с. 880]. Их принято делить на две большие группы - юпик и инуит. Юпик живут на крайнем северо-востоке Азии, на юге и юго-западе Аляски. Инуит населяют крайний север Америки от Берингова пролива до Лабрадора и побережья Гренландии. Об инуит и пойдет речь ниже. Язык инуит делится на ряд взаимопонятных диалектов. Инуит состоят из нескольких территориальных групп: эскимосов Северной и Северо-Западной Аляски, эскимосов бассейна реки Маккензи, центральных эскимосов, медных эскимосов (они изготовляли холодной ковкой орудия из самородной меди, которая находится в местах их обитания), оленных эскимосов (или эскимосов карибу), эскимосов пролива Смит, эскимосов Лабрадора, гренландских эскимосов [103, т. 1,с. 105-131], Появление европейцев вызвало депопуляцию и частичную дезинтеграцию, которые, однако, в разных местах протекали по-разному. Традиционное представление об однородности эскимосской культуры ныне можно считать устаревшим. Расселение эскимосов на огромных пространствах сопровождалось дифференциацией их культур. Мы не будем касаться проблемы этногенеза эскимосов: ей посвящена обширная специальная литература; значительный вклад в решение этой проблемы внесли и советские ученые [103, т. 1, с. 106-109]. Древняя область формирования эскимосов - Берингоморье - с начала нашей эры стала ареалом развития постепенно усложнявшейся социально-культурной специализации, ориентированной на китовый промысел. Судя по данным археологии, предки эскимосов жили временными стойбищами или сезонно-оседлыми поселениями. Три главных этапа древней истории канадских эскимосов - предорсет, дорсет и туле - хорошо представлены в археологии центральных эскимосов, которых наряду с другими эскимосами американской Арктики можно считать непосредственными потомками носителей культуры туле. Эта культура распространилась между 900 и 1200 гг. н. э. от Аляски через всю арктическую Канаду до Северной Гренландии. Видимо, эскимосы инуит произошли от носителей культуры туле, двигавшихся на восток с Аляски. До появления европейцев, а местами и позднее техника эскимосов опиралась на каменные орудия мезолитического и ранненеолитического облика. Даже использование самородной меди медными эскимосами началось только в XIX в. [243, с. 6]. Не сразу сложилась и специализация в охоте на китов на северо-западе Аляски. Как показывают археологические исследования, во II тысячелетии до н. э. здесь еще бродили небольшие группы охотников на оленей карибу и тюленей. Но уже в пунукское время, около 800 г. н. э., оформился хозяйственный комплекс охотников на китов. Пунукские поселения были крупнее и, быть может, многочисленнее нынешних, что было связано, очевидно, с успешным китовым промыслом. И все же наиболее ориентированной на китовый промысел археологической культурой была более поздняя культура туле. До 1200 г. н. э. все более увеличивались размеры поселений охотников на китов, их население формировалось из прежних рассеянных полукочевых охотничьих общин. В эпоху туле северо-западные прибрежные районы Аляски были поделены между несколькими крупными общинами [561, с. 456-464; 196, с. 41-46; 257, с. 129; 272]. Экологические факторы по-разному отражались на характере древних культур Северной Америки и Гренландии. Носители культуры туле в ходе своего развития несколько раз меняли экономическую ориентацию в связи с меняющимися экологическими условиями. В истории некоторых эскимосских обществ наблюдалась, по выражению Ж. Малори, культурная инверсия - возвращение к пройденной, более примитивной фазе развития под воздействием изменившихся природных условий. Но наряду с экологическими действовал и такой фактор, как все возрастающая географическая и социально-культурная изоляция отдельных, наиболее взаимно разобщенных групп. Постоянные поселения европейских промышленников появились на территории расселения эскимосов в XVIII в. Европейцы принесли болезни, к которым коренное население не имело иммунитета, и к началу XX в. численность эскимосов по сравнению с 1750 г. сократилась наполовину. Приход европейцев сопровождался и многими другими переменами. И все же еще несколько десятилетий тому назад некоторые группы эскимосов сохраняли свою самобытную культуру, которая и стала предметом интенсивного этнографического изучения. Это относится прежде всего к центральным эскимосам - нетсилик и иглулик, живущим к северу и северо-западу от Гудзонова залива. До конца 20-х годов XX в. их контакты с европейцами были минимальными. Зимой мужчины-нетсилик охотились на тюленей у продушин на льду, весной - на тюленей с берега (с участием женщин и детей), летом ловили рыбу у запруд, в конце лета и ранней осенью охотились на оленей карибу и мускусных быков, поздней осенью занимались подледным ловом рыбы. На протяжении всего годового хозяйственного цикла, определяемого наличием и распределением естественных ресурсов, люди меняли места стоянок на своей территории, проходя типичные для первобытных охотников, рыболовов и собирателей фазы концентрации и дисперсии. Даже зимние стойбища центральных эскимосов на протяжении двух-пяти месяцев зимнего, или максимального, объединения передвигались несколько раз. Зима была временем концентрации и интенсивной общественной и обрядовой жизни. Летом крупные зимние стойбища распадались на небольшие хозяйственные группы, иногда - на простые семьи, которые жили изолированно в тундре, и общественная жизнь замирала. В начале зимы большие стойбища вновь восстанавливались [168, с. 78-82; 167]. Все это полностью соответствует классическому описанию сезонной дихотомии эскимосского общества [428; 427]. Эскимосы иглулик зимой также охотились на тюленей у продушин, летом продолжали охотиться на тюленей и других морских животных, но способы охоты менялись, а группы разбивались на две части - более пожилые охотники оставались на побережье и занимались морским зверобойным промыслом, выезжая в море на каяках, более молодые преследовали в тундре оленей карибу. Медные эскимосы населяют о-в Виктория и близлежащие части материка. В 20-е годы XX в. в их жизни произошли большие изменения, связанные с вторжением европейских торговцев пушниной, но до этого и они сохраняли традиционные устои жизни и хозяйственной деятельности. И у них главными объектами промысла, определяющими динамику и направление перекочевок на протяжении года, были тюлени, карибу и рыба. Сезонный хозяйственный цикл медных эскимосов был тот же, что и у эскимосов нетсилик. Он состоял из двух основных фаз: периода с декабря до мая, когда главным видом промысла была охота на тюленей у продушин, и периода с мая до ноября, времени охоты на карибу и других животных, а также рыбной ловли. Таким образом, в характере освоения природной среды этими территориальными группами эскимосов были и сходства, и различия. Так, зимняя охота на тюленей всегда была связана с концентрацией людей в больших стойбищах, и повсюду в. этот период проводились важнейшие общественно-религиозные мероприятия. Нетсилик, которых к 1900 г. насчитывалось около 500 человек, концентрировались в четырех или пяти стойбищах, иглулик, которых было почти столько же, - в пяти или шести, медные эскимосы, насчитывавшие около 800 человек, - в семи или восьми, т. е. средний размер максимального объединения составлял в этих группах около 100 человек. Численность летних объединений колебалась от 5 до 50 человек (в среднем 20 человек). Наиболее крупные летние объединения образовывались для охоты загоном на оленей и для ловли рыбы во время ее хода. В загонной охоте принимали участие женщины и дети. Существовал и другой способ массовой охоты на оленей - в местах переправы животных через реки и озера их били с каяков. Группы примерно в 50 человек собирались осенью для шитья одежды на зиму [242, с. 116-141]. Используя нашу модель общинной организации и в данном случае, можно рассматривать зимние стойбища как общины, а летние и осенние объединения - как хозяйственные группы. В начале 20-х годов XX в. огромное пространство арктического побережья осваивали пять общин эскимосов нетсилик. В одном стойбище насчитывалось примерно от 15 человек (в глубине материка летом) до 60 человек и более (на морском льду зимой). В период охоты на тюленей у продушин группа, насчитывающая менее 50 человек, была бы неэффективна: для успешной охоты большое количество продушин должно было находиться под одновременным наблюдением мужчин-охотников с гарпунами. Итак, зимнее, максимальное объединение у нетсилик и других охотников на тюленей было обусловлено прежде всего потребностями производства. Это - один из главных факторов концентрации людей в больших зимних стойбищах. Другой - периодическая общественная необходимость. Летом и ранней осенью общины находились в состоянии дисперсии, которая была обусловлена главным образом требованиями охоты на рассеянные стада карибу и на других животных. Однако охота на карибу с каяков на озерных и речных переправах во время сезонных миграций оленьих стад также порою требовала объединения усилий группы охотников. Зимние стойбища медных эскимосов, насчитывающие от 50 до 200 человек, а в среднем 100 человек, обеспечивали оптимальное число охотников для охоты на тюленей на льду. Коллектив охотников мог успешно осваивать площадь радиусом около 8 км вокруг стойбища. Один раз в месяц стойбище передвигалось на расстояние около 16 км, и люди приступали к освоению новой охотничьей территории. Дисперсия медных эскимосов весной и в начале лета тоже была хозяйственно обусловлена, потому что карибу в это время рассеяны небольшими стадами. Летом хозяйственные группы медных эскимосов одну - две недели состояли только из простой семьи, в остальное время года - из нескольких простых семей. Более крупные объединения наблюдались у медных эскимосов в конце лета (в местах сезонного хода рыбы) и осенью (во время охоты на карибу загоном или с каяков в местах, где они пересекают озера или реки). В начале зимы медные эскимосы шили одежду, питаясь в это время запасами сушеного мяса и рыбы, после чего переселялись к морю, где охотились на тюленей. В зимних, максимально крупных объединениях центральные и медные эскимосы жили от двух до пяти месяцев, в минимальных - от шести до восьми месяцев. Семьи одной общины нетсилик обычно были связаны между собой узами кровного родства и свойства. Вокруг ядра общины, состоявшего из семей, объединенных особенно тесным родством, группировались остальные семьи. Устойчивое ядро общины было постоянно связано с общинной территорией. На тот случай, если в общину вливались семьи, не состоявшие с другими семьями в родственных отношениях, существовал особый обычай, призванный содействовать укреплению отношений между членами общины, - партнерство по дележу тюленьего мяса [488; 165, с. 261-262; 166, с. 11-16; 245, с. 40-64, 283-284; 243, с. 23-24; 542; 251]. Оленные эскимосы, или эскимосы карибу (нунамиут), живущие к западу от Гудзонова залива, отличаются от других эскимосов тем, что главным направлением их хозяйственной деятельности является не охота на тюленей, как у остальных эскимосов, а добыча оленей карибу. К. Биркет-Смит и К. Расмуссен, давшие классическое этнографическое описание эскимосов карибу, не показали, однако, как сложился этот уникальный культурно-хозяйственный тип [191; 489]. Биркет-Смит считал эскимосов карибу потомками древних охотников на северного оленя, населявших те же внутренние области материка. Недавно было установлено, однако, что оленные эскимосы лишь два или три столетия назад оставили побережье и переселились во внутренние области материка. В ходе адаптации к новым условиям во многом изменились их образ жизни и культура. Однако характер социальной адаптации в этот позднейший период их истории типичен и для других охотников и собирателей. Н. Габсер реконструировал общество нунамиутов и показал, каким оно было в XIX - начале XX в. [304]. По мнению Э. Берча, автора другой реконструкции, общество эскимосов карибу во второй половине XIX в. еще сохраняло свой традиционный облик. Перемены наступили только в конце века [210; 209, с. 1-35; 228; 187]. Эскимосы карибу знали три способа охоты на оленей: охота загоном с использованием искусственных аллей из поставленных в ряд камней (в ней участвовали женщины и дети), охота с каяков в местах переправы животных через озера и реки,. охота с применением ям-ловушек в местах зимовок оленей. Коллективная охота загоном была производительнее индивидуальной. Олени проводят зиму на окраине леса, а с приближением лета уходят стадами в тундру. На их пути (весной и осенью разном) эскимосы карибу разбивали стойбища. Но люди всегда возвращались к месту старых становищ, чтобы подготовиться к следующему охотничьему сезону [117, с. 62-63]. Весной и осенью хозяйственные группы эскимосов вновь объединялись в общины в ожидании сезонной миграции оленей [304, с. 61]. Мобильность, ритмическая смена состояний концентрации и дисперсии были обусловлены главным образом требованиями охоты, сезонным рассеянием или локализацией оленьих стад. Эскимосы концентрировались весной и осенью в местах, где олени пересекают реки и озера, а зимой - у озер, где ловили рыбу. Главный охотничий сезон продолжался с августа по октябрь. Охотники ждали стада карибу на переправах и били плывущих животных копьями с каяков. Женщины заготавливали мясо и шкуры. Охотились также на мускусных быков, а группы, которые выходили к побережью, - на морских животных. Когда карибу рассеивались, отдельные семьи вели независимое существование [604, с. 207]. Общины - объединения нескольких семей - насчитывали 70 человек и более. Каждой общине принадлежала определенная территория, которую она осваивала. Плотность населения эскимосов карибу была самой низкой среди охотников и собирателей. Она составляла около 312 кв. км. на одного человека. Эскимосы аммассалик, живущие на востоке Гренландии, до середины 80-х годов XIX в., когда началось их этнографическое изучение, не имели контактов с европейцами. Как и у большинства других эскимосов побережья, у них были долговременные поселения, которыми они пользовались главным образом в период охоты на тюленей, и разбросанные летние стоянки, где они жили во время рыбной ловли и охоты в тундре. Эскимосы делились на 13 вирилокальных «длинных домов» (в среднем по 32 человека). В каждом доме обитало несколько простых семей, а возглавлял эту группу один из старейших мужчин, опытнейший и искуснейший охотник [566]. Полярные эскимосы Гренландии - самый северный народ нашей планеты. До конца XIX в. их контакты с внешним миром имели крайне ограниченный характер, и вплоть до XX в. сохранялись традиционные, первобытнообщинные отношения. Их предки принесли в XII-XIII вв. в Гренландию культуру туле - культуру морских зверобоев, распространившуюся к этому времени по всему северному побережью Америки. За время изоляции, которая продолжалась много столетий, полярные эскимосы утратили такие характерные элементы эскимосской культуры, как каяк и умиак, перестали пользоваться луком и стрелами, острогами для лучения рыбы, дротиками для охоты на птиц [135, с. 168-169]. Подобная утрата культурных достижений свойственна и многим другим группам человечества, длительное время находившимся в изоляции, например тасманийцам. Изоляция полярных эскимосов была настолько полной, что в начале XIX в. они считали себя единственными людьми на земле. Конец осени и большую часть зимы полярные эскимосы жили в долговременных стойбищах. В каждом из них было пять-шесть односемейных домов. Во второй половине февраля почти все полярные эскимосы собирались в одно место - Питуарвик, где охотились на моржей, которых в это время было особенно много. Здесь ежегодно вырастало большое стойбище, в котором эскимосы оставались до второй половины мая, когда начинал взламываться лед. Летом полярные эскимосы группами по три-четыре семьи передвигались с места на место в поисках охотничьей добычи [135, с. 170-171]. Всех полярных эскимосов, которых во второй половине XIX в. насчитывалось около 250 человек, можно рассматривать как единую общину первой степени, их зимние стойбища - как общины второй степени, а летние объединения - как хозяйственные группы. Все полярные эскимосы выступают не только как община первой степени, но и одновременно как этническая общность, формирующееся племя. Об этом свидетельствуют присущие полярным эскимосам как единому целому специфическое сочетание культурных компонентов, язык и групповое самосознание [413]. Особое место занимают эскимосы Северо-Западной Аляски - специализированные охотники на китов. Благодаря удачному сочетанию экологических факторов, развитой технологии добывания и хранения пищи, оседлости они достигли сравнительно высокого уровня социального развития, аналогичного уровню развития индейцев Калифорнии. Американские исследователи называют этот тип общества ранжированным [583, с. 123-156]. Охота на китов была ведущим направлением хозяйственной деятельности и организационным стержнем общества эскимосов Северо-Западной Аляски как в эпоху самых ранних контактов с европейцами, так и позднее [591; 523]. Археологические и этнографические исследования позволяют проследить процесс становления этого общества на протяжении последнего тысячелетия [159, с. 233-251; 213, с. 253-304; 211]. На китов эскимосы охотились группами в восемь-десять человек, составляющими команду одного умиака, или китобойную артель. Нередко в охоте принимало участие одновременно несколько умиаков [537]. Китовый промысел требовал не только участия сравнительно большого коллектива охотников, но и строгой организованности, специализации труда каждого его члена. Чем больше охотников могла выставить община, тем больше китобойных артелей участвовало в охоте, тем производительнее она была. Киты добывались из года в год, из поколения в поколение в одних и тех же местах, и этим определялось географическое размещение поселений-общин. В сущности, это тот же тип социально-территориальной организации, что и у калифорнийских индейцев. Такая концентрация в постоянных поселениях-общинах, каждая из которых насчитывала несколько сот человек, была итогом длительного социально-экономического развития, толчком к которому стал переход к китовому промыслу. Это, в свою очередь, привело к социальным сдвигам, к первым росткам имущественного и социального расслоения. Китобойный промысел не только был регулярным источником пищи, но и давал прибавочный продукт - необходимое условие интенсивного межобщинного обмена, оседлости, внутриобщинного расслоения и выделения умиаликов. Охота на китов была экономической основой власти последних. Если в охоте на китов участвовали хорошо организованные коллективы охотников, то в охоте на тюленей, оленей и птиц - небольшие группы, а иногда и один человек. Когда в определенное время года заканчивалась коллективная охота - на китов у жителей побережья, на стада карибу у групп, живущих в глубине материка, эскимосы Аляски рассеивались небольшими хозяйственными группами и семьями, занимаясь по-прежнему охотой или рыбной ловлей [536, с. 140; 538, с. 132, 137; 381, с. 29; 454]. Американские и гренландские эскимосы населяли, в зависимости от времени года, экологических условий, хозяйственных и общественных потребностей, временные стойбища, сезонно-оседлые, долговременные либо постоянные поселения [225, с. 28-41]. Жилища были зимними и летними. В поселениях и стойбищах эскимосов Аляски и побережья Гудзонова залива сооружались мужские дома (кариги или кажимы, как называли их в русских источниках) - центры общественной и обрядовой жизни. Несмотря на то что экологические условия, в которых обитают разные территориальные группы эскимосов, различны, существует, согласно М. Моссу, фактор, который оказывает на всех эскимосов одинаковое воздействие. Это - глубокое различие между зимними и летними условиями жизни. Со сменой сезона эскимосы резко меняли свой образ жизни. Зимой они охотились на морских животных, а летом возрастало значение охоты на сухопутных животных и собирательства. Зимой они жили у моря, летом рассеивались по материку. Зимой они объединялись в большие общины, летом разбивались на мелкие хозяйственные группы. Двум периодам хозяйственного года соответствовали и два типа общественной жизни - зимний, когда возрастала общественная и религиозная активность, и летний, когда эта активность затухала. Как уже отмечалось, годовой цикл центральных эскимосов состоял из двух фаз - зимней, когда большие группы, примерно в 100 человек каждая, собирались в одном стойбище для охоты на тюленей и для проведения обрядов с участием всей общины, и летней, когда общины разбивались на хозяйственные группы, состоявшие из одной или нескольких семей, для рыбной ловли и охоты на карибу. Первую фазу годового цикла М. Мосс называет фазой общественной жизни, вторую - фазой частной жизни [428, с. 39-132]. Такое деление года на две фазы типично для большинства охотников и собирателей разных географических зон. Для эскимосской семьи и общества в целом были характерны строгое разделение труда между мужчинами и женщинами, взаимозависимость и взаимопомощь мужчин и женщин во всех сферах хозяйственной, семейной и общественной жизни, равноправие женщин и мужчин в семье. Добывание пищи лежало почти исключительно на мужчинах, однако в загонной охоте на оленей у эскимосов карибу и в весенней охоте на тюленей у нетсилик принимали участие и женщины. В определенное время года женщины вовлекались и в рыболовство [350, с. 116]. Мужчины делали каяки, гарпуны и другое охотничье снаряжение, женщины заготовляли пищу впрок, обрабатывали шкуры и шили одежду. Развитая технология добывания и хранения пищи, строительства жилищ и лодок, изготовления одежды была жизненно необходима в условиях крайнего Севера. Труд мужчин и женщин был здесь одинаково незаменим. Хозяйство эскимосов в целом было комплексным, зависело то в большей, то в меньшей степени от традиционной, устойчивой специализации в тех или иных видах промысла. Основой существования эскимосов были морской зверобойный промысел и охота. Зверобойный промысел определял местоположение эскимосских поселений - все они располагались по пути движения морских животных и в зонах их концентрации, т. е. в местах, наиболее благоприятных для охоты. Мясо, сохранявшееся в специальных мясных ямах, обеспечивало эскимосов пищей на протяжении многих месяцев. В соответствии с условиями производства складывалась и территориальность эскимосских обществ. Сравнительно слабо она была выражена у центральных эскимосов. Это было связано с тем, что места охоты на тюленей каждый год менялись вследствие изменения характера ледяного покрова, а следовательно, экологических условий в целом. На северо-западе Аляски в местах китобойного промысла была особенно высокая концентрация населения, и здесь территориальность имела более законченные формы. Несмотря на сравнительно высокий уровень развития техники и материальной культуры в целом, в общественной организации эскимосов были черты, типичные для обществ других первобытных охотников и собирателей. Еще В. Г. Тан-Богораз отметил, что нет прямой зависимости между относительным развитием материальной культуры и уровнем развития социальной организации эскимосов. «Первобытная организация общества американских эскимосов кажется тем более примечательной, - писал он, - если сопоставить ее с развитием техники, которая во многих отношениях достигла такого совершенства, какого нельзя встретить у других народов с значительно более сложной общественной организацией» [129, с. 199]. Техника и общественная организация не противоречили друг другу, а, напротив, хорошо дополняли одна другую в борьбе эскимосов за овладение пространствами Севера. Наряду с универсальными чертами, сближающими эскимосов с другими охотниками и собирателями, общественная организация эскимосов обладала и такими особенностями, которые связаны со специфическими природными условиями, с разбросанностью и крайне низкой плотностью населения. К числу этих особенностей относятся открытость общины, текучесть ее состава, а также отсутствие общинной экзогамии в некоторых территориальных группах эскимосов. Основную социально-экономическую ячейку общества - общину - у большинства эскимосов составляли обитатели зимнего стойбища. Община-стойбище, община-поселение - сезонное объединение односемейных домохозяйств, связанных или даже не связанных родством. Такие объединения почти всюду на территории расселения эскимосов насчитывали от 50 до 150 человек, но иногда значительно больше. В 20-х годах XX в. численность жителей эскимосских поселений Аляски колебалась от 75 до 319 человек, составляя в среднем 165 человек. Продолжительность непрерывной совместной жизни всех членов общины в стойбище или поселении зависела от местных экологических условий, от наличия охотничьей добычи. Например, эскимосы Северо-Западной Аляски жили в крупных поселениях-общинах 10 месяцев в году [488, с. 473-477; 487, с. 70, 76-85; 486, с. 139; 244, с. 111]. Итак, можно говорить о двух основных уровнях социальной организации эскимосов - семье, или односемейном домохозяйстве, и общине-стойбище, или общине-поселении. У эскимосов Гренландии существовал и третий уровень - домовая община, которая состояла из нескольких простых семей, тесно связанных родственными узами, и входила в общину [129, с. 216]. В некоторых случаях сложилась двухстепенная общинная структура. Л. А. Файнберг полагает, что в конце XVIII - начале XIX в. у эскимосов западного побережья Аляски существовала племенная организация [134, с. 145]. У остальных эскимосов племенная структура, видимо, лишь складывалась, племя как этническая общность и социальный институт только формировалось. Этот процесс шел на основе территориальных групп. Так, у центральных эскимосов территориальные группы выступали как эмбриональные племена, имевшие тенденцию к эндогамии, к культурному и языковому обособлению, и другие эскимосы рассматривали их как единые общности [242, с. 126-127]. Община-поселение, или стойбище, является по мнению М. Мосса, подлинным территориальным единством. По его определению, это группа тесно связанных семей, населяющих и осваивающих некую территорию с четко очерченными границами, иными словами, совокупность угодий для охоты и рыболовства, находящихся в ее собственности. Группа имеет название, образованное от собственного имени, которое используется всеми ее членами (обычно - название населяемой ими местности), и суффикса «мюит», обладает некоторыми, присущими только ей особенностями в языке и культуре [427, с. 27-28]. Иначе говоря, общинам эскимосов были свойственны ведущие признаки этнических общностей, в том числе групповое, или этническое, самосознание. Этими же признаками обладали и состоявшие из общин территориальные группы, которые также идентифицировали себя и других по названию определенной местности. По словам К. Биркет-Смита и Д. Дженнеса, каждая территориальная группа имела название, образованное от названия местности, в которой она обитала, и суффикса «мют» или «миут». Обычно такие группы говорили на особом диалекте [192, с. 144; 349, с. 32-33]. Суффикс «миут», с помощью которого идентифицировали самих себя и друг друга центральные и медные эскимосы, указывает на связь данной группы с определенной территорией. Так, отдельные группы медных эскимосов называли себя куугмиут, нувугмиут и т. д. по местностям, где они охотились летом [243, с. 25]. Э. Берч прослеживает этнические различия между общинами Северо-Западной Аляски, существовавшие в XIX в. Эти различия были обусловлены тесной связью каждой общины с определенной территорией. Эскимосский термин для такой общности - «нунакатигийт», что означает «люди, связанные друг с Другом общим обладанием территорией» [212, с. 48]. Каждая из общностей имела собственное название, свой стиль одежды и украшений, говорила на особом диалекте, ее члены обладали определенным групповым самосознанием [212, с. 49-50]. Между общностями были различия и в сфере духовной культуры. Итак, и территориальным группам, и общинам были присущи некоторые основополагающие этнические признаки. Этнообразующим фактором, объединяющим соответствующую общность, была ее территория, точнее, осознание связи общности с ее территорией. Л. Гемпл выделяет в структуре эскимосского общества три основные структурные единицы: 1) семью как хозяйственную ячейку, или домохозяйство (household); 2) локальную общину (local band); 3) региональную общину (regional band). Домохозяйство в большинстве районов Арктики - это простая семья, но в нее могут входить единокровные или усыновленные родственники, родственники жены или мужа, их дети. Обычно она размещается в одном жилище. Локальная община состоит из нескольких домохозяйств и в большинстве случаев сохраняется в течение года. Ее можно рассматривать как общину второй степени. Региональная община, в которую входит несколько локальных общин, составляет единую общину лишь во время зимовий. Она менее устойчивое объединение, чем локальная община. Ее можно рассматривать как общину первой степени. В целом это гибкая структура, сложившаяся в условиях «постоянной нестабильности» [305; 158]. Модель Л. Гемпла близка к моей, и это неудивительно, ведь обе они созданы на основе анализа конкретного материала. Вместе с тем трудно согласиться с Гемплом, что локальная община, или община второй степени, сохраняется в течение года. В определенное время года она, подобно региональной общине, как правило, распадается на хозяйственные группы или отдельные семьи (домохозяйства). Реорганизацию общин, состав которых после дисперсии меняется, Гемпл объясняет стремлением к установлению разносторонних социальных связей и мобильностью, необходимой для добывания пищи на обширных пространствах. В отдельные периоды, главным образом зимой, общины должны объединяться, чтобы поддерживать производительность своего труда на оптимальном уровне и устанавливать более широкие социальные связи. Подвижность всей структуры достигается доступностью статуса члена общины при помощи обмена женщинами, обручения детей, усыновления, побратимства, ритуального покровительства, партнерства и т. п. Эти социальные институты, призванные дополнять реальные родственные связи, Гемпл называет «вспомогательными формами родства». Подобные институты, существовавшие у австралийцев, андаманцев, бушменов и некоторых других охотников и собирателей, дополняли и расширяли систему родственных связей, они были важным регулятором внутриобщинных и межобщинных отношений, что имело особенно большое значение в условиях атомизации эскимосского общества, разобщенности эскимосских общин. Таким образом, в самой структуре эскимосского общества, как и других охотничье-собирательских обществ, были заложены необходимые предпосылки социальных изменений. Когда возникала потребность в последних, общество создавало соответствующие средства и механизмы. Это еще одно подтверждение того, что структура первобытного общества была не жесткой, а, напротив, открытой и подвижной. Иначе она не смогла бы сохраниться в условиях окружающей первобытное общество среды. Итак, в общинах эскимосов доминировали родственные связи, а там, где этих связей оказывалось почему-либо недостаточно, они дополнялись квазиродственными связями. Иными словами, эскимосская община, по существу, ничем не отличалась от общин других охотников и собирателей. В конце XIX - начале XX в. общинная собственность на землю как главное средство производства оставалась у эскимосов господствующей формой собственности, а в производстве и распределении господствовали принципы коллективизма. Все сказанное не дает оснований характеризовать эскимосскую общину как соседскую. Выше говорилось, что в традиционных условиях центральные эскимосы (нетсилик и иглулик) и медные эскимосы проводили зиму в стойбищах, каждое из которых насчитывало около 100 человек. Я называю эти объединения общинами. В целом их состав был непостоянным, но из года в год сохранялось ядро общины, включавшее до 70 % всего ее состава, которое возвращалось в зимнее стойбище [244, с. 113; 242, с. 126]. Иными словами, существовала устойчивая группа семей, связанных родственными узами, которая и была одним из факторов стабильности общины как социально-экономической единицы. Общины состояли из сложных семей, а последние, в свою очередь, из простых семей. Те и другие, комбинируясь в хозяйственные группы различной величины и состава, тоже выполняли в период дисперсии общин определенные экономические функции. У нетсилик и иглулик хозяйственные группы формировались на основе родственных связей и имели сравнительно более устойчивый, более постоянный характер, чем у медных эскимосов, у которых они образовывались безотносительно к родственным связям. С мая по ноябрь размеры и состав хозяйственных групп медных эскимосов непрерывно менялись: то это были простые семьи в три-пять человек, то группы из нескольких простых семей численностью около 20 человек [349, с. 121-144]. В последние десятилетия состав, размеры, экономическая роль этих основных структурных ячеек общества центральных эскимосов претерпели значительные изменения, однако в работах А. Баликци можно найти описание традиционной социальной структуры и анализ изменений в ней [166]. Общины центральных и медных эскимосов выделяли из своей среды, когда это было необходимо, не только хозяйственные, но и целевые группы, например, группы охотников на полярного медведя. Ежегодно в начале зимы несколько семей медных эскимосов, входящих в общину, объединялись в общем стойбище для шитья зимней одежды. Такие временные целевые объединения насчитывали от 20 до 70 человек. С наступлением зимы, когда начиналась охота на тюленей, общины воссоединялись. Эти зимние объединения медных эскимосов Д. Дамас предлагает называть «максимальными общинами» (maximal band), а их сегменты, состоящие из нескольких сложных семей, «минимальными общинами» (minimal band). Те и другие были связаны с определенными территориями, проходили циклы концентрации и дисперсии, имели стабильное ядро из одних и тех же людей, связанных родственными узами. Некоторые «минимальные общины» имели самоназвания [243, с. 26-27]. Модель, предлагаемая Дамасом, дает основание говорить о двухстепенной общинной структуре и рассматривать сегменты общин, или «минимальные общины», как общины второй степени, а «максимальные общины» как общины первой степени. Во второй половине XIX в. эскимосы карибу делились на четыре территориальные группы, каждая из которых, в свою очередь, состояла из общин. В отличие от последних территориальные группы не функционировали как единое целое и редко собирались в полном составе. Вместе с тем каждая община имела постоянное базовое поселение, в котором жила в сентябре - октябре и апреле - мае. В базовом поселении находился дом для обрядов и собраний, символизировавший единство общины. Общины насчитывали от 25 до 150 человек и состояли из нескольких сложных семей, или домохозяйств, как называет их Н. Габсер. В периоды сезонных миграций оленей они образовывали временные хозяйственные группы из двух, трех, иногда четырех сложных семей. Иногда, обычно весной или осенью, общины перегруппировывались, при этом одна или несколько сложных семей могли отделиться от одной общины и присоединиться к другой. Община у нунамиут была сравнительно непостоянным объединением, как это свойственно и другим охотникам, живущим в экстремальных природных условиях, но ее связь с определенной территорией, экономически осваиваемой, была одним из главных факторов относительной стабильности. Фактором, объединявшим общину, были, как и у центральных эскимосов, также родственные связи. В каждой общине, однако, имелись семьи, не связанные родством с ее основным костяком - родственным ядром [304, с. 165-166]. Итак, во второй половине XIX в. общинная структура эскимосов карибу имела типичные, универсальные черты, свойственные и другим первобытным охотникам и собирателям. У эскимосов карибу, как и у центральных и медных эскимосов, наблюдалась следующая закономерность: чем крупнее была единица социальной структуры и принадлежавшая ей территория, тем стабильнее были ее численность и состав, тем меньше она была подвержена колебаниям, связанным со сменой сезонов и распределением природных ресурсов. Эта закономерность не распространялась лишь на простую семью как простейшую клетку социальной структуры. Основной социальной общностью полярных эскимосов, по мнению исследователей, было стойбище, иначе говоря - община первой или второй степени. Главными факторами, связывавшими людей в общину, были родство, товарищество на охоте, взаимопомощь и дружба [135, с. 177; 412, с. 296]. Но родственные узы, как всегда у первобытных охотников, были весьма пластичны, что позволяло общине эффективно функционировать как экономической общности. По словам Ж. Малори, коллектив полярных эскимосов в социологическом плане является общиной. «Родственная общность, - пишет он, - составляет, конечно, главное звено с генеалогической точки зрения... но в границах достаточно „открытых", чтобы составить экономически (и посредством расширения, переступающего границы непосредственных кровных связей) единство перегруппировки и организации» [95, с. 86]. Но и у них прочное родственное ядро является фактором устойчивости общины. «Сколь различной по формирующим признакам ни казалась бы группа, в действительности внутреннее ее ядро прочное и структура строго определена: еще в большей степени, чем коллективизм, чем слияние групп, ядро является орудием, совокупностью средств выживания, складывавшейся под влиянием опасностей на протяжении тысячелетий» [95, с.88-89]. В первой половине XIX в., когда только начинались интенсивные контакты с европейцами, эскимосы Северо-Западной Аляски жили поселениями-общинами, в среднем по 300 человек каждая. По данным Э. Берча, у эскимосов Северо-западной Аляски насчитывалось в это время 25 общин (около 11 тыс. человек). Общины были территориальными объединениями сложных, относительно автономных семей, а последние, в свою очередь, состояли из простых семей. Группа из нескольких сложных семей или одна сложная семья образовывали внутри каждой общины интегрированную социальную систему. Каждая такая система, по словам Э. Берча, социально, территориально и культурно отличалась от ее соседей [19, с. 55; 212]. Таким образом, и у эскимосов Северо-Западной Аляски существовала двухстепенная общинная структура, подобная структуре медных эскимосов, и прослеживалась тенденция к складыванию на основе общин этнических общностей. Если Э. Берч называет общины первой степени «обществами», то Д. Рэй - «племенами» [491]. Общины второй степени, состоявшие только из одной сложной, или локальной, по терминологии Берча, семьи, существовали в менее благоприятных условиях; правда, в такую общину могло входить 75 человек. В наименее продуктивных районах локальные семьи, а следовательно, и общины насчитывали от двух до пяти простых семей (10-30 человек). Такие локальные семьи отличались наименьшей стабильностью. И общины первой, и общины второй степени имели собственные территории, границы которых признавались соседями, их произвольное нарушение вело к столкновениям. Первичной ячейкой этой структуры была, по мнению Берча, большая, или сложная, билатеральная семья, состоявшая из нескольких простых семей. Сложная семья населяла два или несколько расположенных рядом жилищ. Численность и стабильность общин второй степени (в том числе сложных семей) зависели от продуктивности осваивавшихся ими территорий. Состав общин был довольно устойчивым, хотя в разное время года они проходили фазы концентрации и дисперсии. Большинство общин второй степени собиралось один или два раза в году, причем не только для производственных, но и для иных целей, например по случаю «праздника кита». Во многих поселениях, о которых упоминали ранние авторы, обитала одна сложная семья. Более крупные поселения населяло несколько сложных семей, связанных между собою узами кровного родства и свойства. В интеграции общин, начиная со сложносемейного уровня, особое значение имел мужской, или обрядовый, дом - кариги. Вокруг него концентрировалась вся жизнь общины [212, с. 36-37]. В дневное время в нем собирались, работали, ели только мужчины и мальчики-подростки. Но по вечерам он был открыт для всех членов общины. Здесь устраивались праздники, проводились обряды, решались все жизненно важные общественные проблемы, улаживались конфликты. Обычно обрядовый дом принадлежал всей общине, и только на севере Аляски у охотников на китов, хозяйство которых способствовало накоплению прибавочного продукта, концентрации богатства в руках владельцев умиаков и росту их общественного влияния, кариги становились собственностью одной семьи или небольшой семейной группы. Ранние источники содержат немало сведений о военных столкновениях между общинами Северо-Западной Аляски. Но сближение общин в результате обмена и обменного партнерства, взаимных браков сглаживало межобщинное напряжение. В XIX в. существовали широкие обменные связи между различными территориальными группами эскимосов. Межобщинный обмен, нередко выступавший в обрядовой форме, имел важное социальное и экономическое значение. В центрах регулярного обмена собирались сотни, иногда тысячи людей. Сезонные передвижения общин, даже если они выходили за пределы их собственных территорий, совершались в соответствии с нормами обычного права, с согласия собственников территорий, и конфликтов на этой почве почти не возникало. Партнерство у эскимосов играло важную роль в таких областях, как обмен, охота и распределение мяса, обрядовая жизнь. Таково, например, партнерство по потреблению мяса у эскимосов Гренландии [351, с. 362-371]. Партнерство было институциализированным выражением дружеских скреп, объединявших общину и цементировавших межобщинные отношения. Социальные связи между общинами, семьями и отдельными людьми выходили далеко за пределы формальных родственных связей. Помимо партнерства они регулировались посредством обычаев адопции и обмена супругами [243, с. 30-32]. «Изобретательский гений эскимосов, - пишет К. Расмуссен, - приводит их к открытию все более многочисленных средств связи» [95, с. 88], необходимых, чтобы преодолеть разобщенность социальных групп. Институциализированные межсемейные экономические отношения, о которых говорит Расмуссен [488, с. 164], также были одним из факторов укрепления общины. Значение родственных связей у эскимосов было очень велико. Каждый нетсилик отождествлял себя с определенным кругом людей, который включал как кровных родственников, так и свойственников. Родственные семьи селились в стойбищах рядом. Во главе родственных групп стояли старейшие члены. По словам А. Баликци, каждый такой круг людей имел тенденцию к эндогамии [166, с. 25-36], хотя в поселениях-общинах существовала тенденция к экзогамии, или локальной экзогамии, как называет ее Р. Спенсер [536, с. 62-63]. Во многих группах брак был запрещен между людьми, родившимися в одном поселении [427, с. 69-70]. У эскимосов Северо-Западной Аляски экзогамными были обычно и сложные семьи, которые выступали здесь как общины второй степени [212, с. 26]. Узы кровного родства и свойства были одним из ведущих структурообразующих факторов общины. У медных эскимосов наличие родственных уз прослеживалось примерно у 90 % всего состава общин первой степени [243, с. 28]. Данные о значении простой семьи и ее месте в эскимосской общине противоречивы. Многие авторы рассматривают простую семью как основную и автономную социально-экономическую ячейку эскимосского общества [349, с. 83; 380; 412; 536, с. 64]. Это очевидное преувеличение. Семья обретает свое значение прежде всего как часть общины. Без помощи коллектива семья не выдержала бы борьбы за существование. Даже кочуя самостоятельно, семьи нередко оставались экономически взаимозависимыми, они, в частности, питались мясом из складов, оставленных другими семьями [135; 604, с. 142-143; 490, с. 44]. Преувеличение роли семьи ведет к недооценке значения первобытнообщинного коллективизма у эскимосов. Вместе с тем несомненно, что семья была важной производственной ячейкой эскимосского общества и первичной ячейкой общинной структуры. У медных эскимосов, например, такой первичной ячейкой была простая семья, у иглулик и нетсилик - сложная, или расширенная, как называет ее Д. Дамас [242, с. 129]. Всюду наблюдалась как вирилокальность, так и уксорилокальность брака; у полярных эскимосов он был преимущественно неолокальным. Нередкой была полигиния и изредка полиандрия, вызванная убийством девочек [365]. Несомненно и то, что сложные семьи при определенных условиях имели тенденцию становиться автономными общинами. Так было, например, у эскимосов карибу во второй половине XIX в. Первичной ячейкой общества у них в этот период была сложная семья. В некоторых случаях численность такой семьи достигала 35 человек, в среднем - 19 человек. Члены простой семьи жили в одной палатке или в одном снежном доме, сложные семьи - в нескольких. Связи между сложными семьями поддерживались двумя социальными институтами - обменом супругами и обрядовым («танцевальным») партнерством. Наиболее авторитетным человеком в сложной семье был исуматак - представитель среднего или старшего поколения мужчин, искусный охотник, иногда шаман, получивший признание благодаря своему опыту и мудрости, а также тесным родственным связям с большинством членов сложной семьи [210]. У медных эскимосов каждая простая семья также жила в отдельном доме, у нетсилик и иглулик одно жилище часто населяло несколько родственных семей. Но и у медных, и у центральных эскимосов простая семья входила в качестве составной части в более крупные коллективы - в стойбище зимой и в сложную семью (илагийт) летом. Общинные трапезы - одно из выражений общинного коллективизма [195, с. 577]. В современных условиях семья становится экономически все более автономной, и это подрывает общину как экономическое целое [166, с. 71-75]. В традиционных условиях у иглулик в группы охотников входили родственники, у нетсилик - представители нескольких сложных семей. На основе сложных семей формировались и китобойные артели - команды умиаков - у эскимосов Северной Аляски. Взаимные браки и фиктивные родственные связи способствовали расширению и консолидации этих групп. Потребности производства - коллективной охоты на китов, на оленей карибу - заставляли людей выходить за границы родственных связей. Некоторые виды охоты и рыболовства требовали участия всех охотников стойбища, независимо от его размеров. Проблема родовой организации у эскимосов остается дискуссионной. В то время, когда изучали эскимосов, ее не было - она либо не сложилась, либо исчезла в ходе заселения огромных пространств Арктики и атомизации общества. Имеются, правда, указания на существование элементов тотемизма, а также тотемических групп [448, с. 324-325], но связь таких групп с родовой организацией совсем не обязательна. В ареале расселения эскимосов были зафиксированы унилинейные родственные группы, но убедительных доказательств существования родовой организации в прошлом все же нет, «что вынуждает сторонников родовой концепции строить свои выводы, базируясь на весьма проблематичной теории пережитков» [144, с. 4]. Отношения первобытнообщинного коллективизма пронизывали всю жизнь эскимосов, что обнаруживается прежде всего в коллективной собственности на основные средства производства - на землю и море со всеми их ресурсами. Общественной собственностью были охотничьи угодья и места лова морского зверя, каменные изгороди, которые использовали при коллективной охоте загоном на оленей, запруды на реках для ловли рыбы, общественные дома [349, с. 91; 192, с. 146]. Территория, осваиваемая полярными эскимосами, рассматривалась ими как их общая собственность. «Однако „жизненное пространство" непосредственно вокруг лагеря - собственность тех, кто здесь живет. Так, например, житель другого лагеря не может постоянно ставить здесь силки на песцов без согласия обитателей... Единственное место охоты на моржей, которыми оно изобилует ввиду благоприятных гидрографических условий», является общественной территорией для всех полярных эскимосов [95, с. 137]. Личная собственность распространялась на предметы индивидуального пользования (охотничье снаряжение у мужчин, предметы домашнего хозяйства у женщин), на продушины во льду. Имелись семейные и родственногрупповые знаки собственности. У охотников на китов умиак считался собственностью умиалика, хозяина умиака, гарпун - собственностью гарпунера. Коллективизм и взаимопомощь, свойственные эскимосам, были особенно ощутимы в сфере распределения пищи между членами общины. Принципы коллективизма требовали, чтобы никто не оставался без пищи, особенно в голодное время. Такое распределение, которое мы называем равнообеспечивающим, свойственно и другим первобытным охотникам, живущим в экстремальных условиях. Праздники с раздачей подарков членам общины были формой перераспределения имущества общины и выравнивания имущественного неравенства [134, с. 134-135; 380, с. 195]. Люди как бы стремились ограничить распространение тенденций, подрывавших древние устои общинной жизни. У нетсилик, живших в особенно неблагоприятных условиях, цель равномерного жизнеобеспечения всех членов общины преследовали совместные общинные трапезы [488, с. 482]. У многих групп эскимосов бытовал обычай раздавать первую добычу молодого охотника или первую добычу в новом охотничьем сезоне всем членам общины [134, с. 131-132], что напоминает обычай принесения в жертву первинок, существовавший у некоторых охотничьих и раннеземледельческих народов, однако у эскимосов жертва приносится не духам-хозяевам, а самому первобытному коллективу. В XIX - начале XX в. большинство эскимосов придерживались сложных и тщательно разработанных правил распределения охотничьей добычи [192, с. 146; 488, с. 163; 487, с. 105 - 107; 566, с. 645 - 646; 241, с; 220 - 240]. Особенно большое социальное значение имело распределение среди членов общины мяса тюленей. Оно было призвано укреплять социальные связи, необходимые для успешной охоты на тюленей и для совместной жизни в многолюдном стойбище. Распределение мяса оленей не регламентировалось столь строго, так как в период охоты на этих животных такие связи не играли значительной роли. Мясо тюленя делилось на определенное число частей, каждая из которых доставалась одному из партнеров по потреблению тюленьего мяса [592; 166, с. 33 - 39]. У нетсилик распределение мяса тюленей варьировало от неформального дарения до обусловленного строгими нормами распределения мяса между всеми членами общины [168, с. 81]. У медных эскимосов охотник тоже делил добытых тюленей со своими партнерами, среди которых могли быть как родственники, так и неродственники [243, с. 24 - 25]. Такую систему отношений можно рассматривать как один из механизмов упрочения социальных связей и, следовательно, самой общины. Другим механизмом, выполнявшим аналогичную функцию, был широко распространенный обычай совместных трапез всех членов общины [134, с. 116 - 119, 132 - 133]. У иглулик добычу часто распределял исуматак - самый авторитетный человек в общине [244, с. 115]. Коллективизм в производстве и потреблении, по единодушному мнению всех исследователей, особенно ощущался у полярных эскимосов. Охотиться полярные эскимосы предпочитали коллективно, убитое животное распределялось согласно строгим правилам, хотя свою долю получали все обитатели стойбища [135, с. 173 - 175; 490, с. 47]. Института вождей у эскимосов не было, но люди выдающихся способностей, незаурядного ума, большой физической силы, а также искусные охотники часто становились руководителями общин. Нередко они одновременно являлись и шаманами. Эскимосы называли руководителя общины исуматак (исума - мысль; исуматак - тот, кто много думает, мудрец). Этот человек пользовался наибольшим авторитетом и уважением, он был первым среди равных. Некоторых предводителей эскимосы называли «сильными людьми». Они имели значительную власть. В целом, однако, общество эскимосов было эгалитарным, в основе его лежал первобытный демократизм. Лишь у очень немногих территориальных групп, обитавших преимущественно на северо-западе Аляски, появились, как и у калифорнийских индейцев, первые признаки социального и имущественного расслоения. Но ни у одной из групп эскимосов распад первобытнообщинных отношений не продвинулся так далеко, как у индейцев Северо-Западной Америки. Исуматак (ихуматак у нетсилик) обычно не имел реальной власти, но мог указывать охотникам, куда им следует идти и где охотиться, он руководил перекочевками, нередко под его наблюдением осуществлялся дележ добычи. Такой человек часто стоял во главе сложной семьи или общины второй степени [195, с. 578; 191, с. 258]. Родственное ядро общины, представителем которого он являлся, было постоянно связано с общинной территорией. Таким образом, его положение в общине определялось не только личными качествами, но и тем, что исуматак представлял родственное ядро общины и ее глубокие, традиционные связи с общинной территорией. Этим он очень напоминает руководителей общин у бушменов. У медных эскимосов почти в каждой общине имелся атаник - организатор охоты, но он был, видимо, менее влиятельным человеком, чем исуматак у центральных эскимосов. Кроме руководителей общин у центральных и медных эскимосов были шаманы, мужчины или женщины (у нетсилик - ангаткоки, у медных эскимосов - ангаткуки). У полярных эскимосов промыслом и перекочевками руководил наиболее опытный охотник стойбища, который нередко был и шаманом. Его тоже называли «тот, кто думает за всех» [135, с. 177-178]. Положение человека, находившегося в центре общественной, производственной и обрядовой жизни общины, делало его фактическим руководителем этой общины. «В Туле употребляется термин „налагак", хотя он означает скорее власть, чем мудрость... Это тот, кто благодаря своей власти, своему умению предвидеть и организовывать обеспечивает группе регулярные ресурсы» [95, с. 89]. У эскимосов Северо-Западной Аляски во главе каждой сложной семьи и каждой общины стоял общественный и религиозный руководитель, умиалик, которого эскимосы называли «предводителем охоты на китов». Умиалик как руководитель группы охотников и собственник умиака играл важную роль в распределении охотничьей добычи, запасов мяса, в религиозно-обрядовой деятельности, руководил своей группой и в мирное, и в военное время. Положение этого человека основывалось на имущественных различиях в общине, обусловленных накоплением продовольствия и других ценностей. Однако, когда пищи не хватало, он кормил членов своей группы из собственных запасов. Вместе с тем раздача имущества умиаликом, коренящаяся в традициях первобытнообщинной взаимопомощи, была средством укрепления его социального статуса [486, с. 21 - 22, 122 - 123; 536, с. 152 - 153]. У охотников на китов поселение было местом длительного хранения китового мяса, центром создания прибавочного продукта. Это и послужило основой формирования иерархической социальной структуры, в эскимосском мире характерной только для китобоев Аляски. На высших ступенях иерархической лестницы находилась родня умиалика, на низших - сироты и семьи, в которых не было охотников, остальные общинники занимали промежуточное положение. При распределении умиалик и его родственники получали большую и лучшую часть. Когда в поселении жила только одна сложная семья, у европейских наблюдателей складывалось впечатление, что умиалик - вождь поселения. Однако власть умналика была ограничена советом старейших представителей сложной семьи [212, с. 21 - 26]. Чем крупнее была такая семья, тем большими хозяйственными возможностями она располагала, тем большие запасы имела, тем могущественнее был умиалик. Но его влияние ограничивалось общиной второй степени; на уровне общины первой степени никаких руководителей не существовало. Любопытно, что на северо-западе Аляски в хозяйственных группах охотников на дичь руководитель охоты также назывался умиаликом, здесь он тоже одновременно был религиозно-обрядовым лидером. Социальная дифференциация эскимосов Северо-Западной Аляски была не только следствием умения создавать и хранить избыточный продукт, но и одним из последствий освоения разнообразной и сложной природной среды, предъявляющей повышенные требования к обществу. Освоение этой среды может быть достаточно эффективным, если опирается на сравнительно развитую технику производства, если существуют специализация и хорошо организованные формы кооперированного труда, такого, как охота на китов. Далеко не случайно, что именно среди охотников на китов возникла специализация. Именно здесь специалисты, занимавшиеся изготовлением различных изделий, получали вознаграждение от общества за свой труд. Общество эскимосов, несмотря на его своеобразие, обусловленное особенностями природной среды и исторических судеб, в целом типично для первобытных охотников. Для него характерны знакомые нам фундаментальные свойства социально-экономической структуры, в центре которой стоит община, в основе своей та же, что и в пустынях Австралии и Южной Африки, в тропических лесах Центральной Африки и Юго-Восточной Азии, на холодных скалах Огненной Земли и на необъятных пространствах Арктики.