Анализ социальных изменений

Вся социальная жизнь складывается из особых случаев или отдельных эпизодов, а посему мы используем понятие эпизода — как и большинство понятий теории структурации — для описания всего диапазона социальной деятельности людей. Определяя отдельные моменты социальной жизни в качестве эпизодов, мы рассматриваем их как сумму действий или событий, имеющих явно различимые начало и конец и происходящих в установленной последовательности. Под крупномасштабными эпизодами мы понимаем очевидные последовательности изменений, затрагивающих ос

новные институты социетальных общностей или ведущих к смене их типов.

Формы социальных изменений могут быть классифицированы в терминах ниже приведенных параметров, сгруп

пированных для оценки сущности специфических форм эпизодов. В процессе анализа источников происхождения эпизодов или серий эпизодов, исследуемых в сравнительной форме, могут использоваться различные типы рассуждений. Свойственные современному миру, расширение пространственно-временной протяженности социальных систем, переплетение различных моделей регионализации, включенной в процессы неравномерного развития, преобладание противоречий как структуральных свойств обществ [35], широкая распространенность историчности как мобилизующей силы социальной организации и преобразований — эти и множество других факторов составляют фон, на котором оцениваются конкретные источники эпизода.

Рис. 20

Характеризуя тип социальных изменений, связанных с тем или иным эпизодом, мы определяем степень их интенсивности / экстенсивности, то есть смотрим, насколько глубоко эти изменения нарушают или изменяют существующий институциональный порядок, а также каков их масштаб. С нашей точки зрения, детально прописанной в других источниках [36], существуют «критические пороги » изменений, типичные для смены социетальных типов. Множество сравнительно быстрых изменений способно породить долговременный толчок (или движущую силу развития), возможность которого обуславливается предварительными преобразованиями основных институтов общества. «Движущая сила » относится к скорости изменений специфических форм характеристик эпизодов, а «траектория », как было отмечено ранее, описывает направление изменений.

Дабы проиллюстрировать вновь представленные понятия, остановимся кратко на проблеме возникновения аграрных государств. Можно ли рассматривать примеры появле

ния и развития этих государств в качестве эпизодов одного и того же типа? Даже такой очевидно безопасный вопрос оказывается гораздо более сложным, чем это предполагается большинством сравнительно простых теорий, выдвигаемых относительно этих государств, где источниками их происхождения являются, например, войны, ирригационные системы, быстрое накопление прибавочного продукта и т.

Прежде всего отметим, что термин «государство » является, на наш взгляд, весьма неопределенным. Он может относиться как к всеобщей форме «государственного общества», так и к различным правительственным учреждениям, функционирующим внутри общества. Дабы упростить нашу задачу, будем считать, что в данном случае термин «государство » используется для обозначения второй из указанных альтернатив. В этом случае исходной проблемой определения характеристик становится решение об основных различиях, обнаруживаемых путем сопоставления условий, в которых те или иные государственные институты функционируют, и где их нет. Ответить на этот вопрос можно, хотя и не вполне однозначно. Вслед за Нейделом (Nadel) мы полагаем, что возникновению государства способствует наличие следующих условий: (а) централизованные органы государственного управления, связанные с (б) притязаниями на законность контроля и управления территорией, и (в) господствующая элита или класс, которые отличаются определенными формами и способами обучения, пополнения и специфическими статусными характеристиками [37]. Эта и подобные ей формулировки принимаются многими известными специалистами, например, в классическом исследовании Фортеса (Fortes) и Эванс-Причарда (Evans-Pritchard) [38]. Какова оборотная сторона медали, что представляет собой социальная ситуация, из которой возникают и развиваются государства? Ответ кажется самоочевидным — общества, не располагающие государственными институтами, описанными выше. Однако на самом деле все не так просто,

а если и очевидно, то только в том случае, если мы легкомысленно используем эндогенную модель. Ибо, как правило, государственные институты не развиваются на базе уже созданного, более или менее неизменного «общества».

Нам следует помнить этот момент, когда мы говорим о различиях, существующих между государствами и вожде- ствами. Последние обычно предшествуют первым (и сохраняются в тех случаях, когда государства разрушаются или сильно ослабевают), однако нельзя утверждать, что государства возникают в результате «экспансии»или «внутренней дифференциации » вождеств. Различия между государствами и вождествами определяются отнюдь не так просто, как это предполагается в антропологической литературе. Как правило, основой подобных различий выступает централизация. В противоположность государствам в вождествах существует ряд равносильных должностных лиц, подконтрольных вождю; эти должности обладают более или менее одинаковой властью и статусом. Это отличие, несомненно, помогает упорядочить имеющийся эмпирический материал. Тем не менее, линия водораздела может располагаться по-разному. Рассмотрим, например, ситуацию, сложившуюся на острове Таити [39]. Здесь существовали три внутренних группы, стратифицированных по своему статусу и политическим обязательствам. Вожди, контролируемые верховным вождем, выбирались из высших слоев этих групп в различных частях острова. Правомерно ли называть эти группы «государствами»? Клэссенс (Claessen) говорит «да »[40], однако автор, посвятивший большую часть своей жизни изучению древнего таитянского общества, Оливер (Oliver), считает, что это не так [41].

Различия во взглядах являются не столько эмпирическими, сколько концептуальными. Этот факт очень важен, поскольку он симптоматичен для трудностей, с которыми мы сталкиваемся в процессе классификации социальных объектов. Мы полагаем, что критерии государственности, предложенные Клэссенсом, весьма неопределенны. Очевидно, что критерии классификации и утверждения относительно определенных механизмов институциональной артику

ляции зависят друг от друга.

Что понимается под траекторией изменений? Исторически сложилось так, что на этот вопрос отвечают не только в рамках эндогенной структуры, но и относительно неявных исходных условий и предпосылок эволюции. Иными словами, он формулируется однонаправленным образом, как имеющий дело исключительно с развитием государств, появление которых считается финальной стадией всего процесса. Но почему эпизоды, связанные с возникновением аграрных государств, должны рассматриваться единственно и преимущественно в этом ключе? Возникновение государства в одном конкретно взятом регионе зачастую совпадает

и,              возможно, является причиной распада или ослабления соседних государств. Распад государств встречается не менее часто, чем их начальное образование, а посему сосредоточение на одном процессе в ущерб другому представляется нам нерациональным — особенно в свете взаимосвязи, существующей между ними. Поэтому мы склоняемся к следующему определению. Постигая процессы институциональных изменений, затрагивающие аграрные государства, мы пытаемся анализировать условия, способствующие пересечению вождеств и государств.

Отсюда понятно, почему наша позиция расходится с привычным акцентом на «источники происхождения » государства. Неудивительно также, что большой объем литературы, посвященной «истокам» государственности, не свидетельствует в пользу разного рода попыток всепоглощающего обобщения. Последние относятся к различным категориям в соответствии с приоритетными каузальными силами [43]. Наиболее влиятельными являются, вероятно, те, что придают особое значение демографическим факторам, войне и росту производительных сил. Существенное

влияние на теории, базирующиеся на третьей из вышеупомянутых категорий, оказали взгляды Чайлда; в археологии его труды явились источником марксистского влияния, возможно, более значимым, чем работы самих Маркса и Энгельса. Теории этого типа относятся к разряду эволюционных и предполагают, что «источники» происхождения государства связаны со стремительными технологическими изменениями или накоплением прибавочного продукта. Там, где эти убеждения не равнозначны ошибочным «трактовкам» в духе функционализма, они противоречат эмпирическим данным. Существует несколько случаев, практически отвечающих всей совокупности требований: накопление прибавочного продукта предшествует возникновению государства, а появившийся правящий класс «способствует» его формированию. Но это, скорее, исключение из правил [44]. Гораздо чаще формирование государственности сопровождается снижением производительности и благосостояния, хотя иногда товары могут приобретаться путем разграбления близлежащих территорий.

«Теория войны » характеризуется большим количеством приверженцев и последователей. И это не случайно, ибо единственным, более или менее постоянным аспектом жизнедеятельности аграрных (и индустриальных) государств является участие в войнах. Трактовка эволюционизма, предложенная Спенсером, отводит военным действиям решающую роль в период, предшествующий развитию индустриальной эпохи. Нет сомнений, что в большинстве случаев война оказывает самое непосредственное влияние на процессы формирования и распада государств, которые, как мы уже говорили, представляют собой две стороны одной медали. Но одно дело говорить, что государства участвуют в военных действиях, а другое утверждать,что последние играют господствующую или определяющую роль как источники происхождения этих государств, или способствуют формированию (закату) всех аграрных государств. Первое утверждение не вызывает возражений. Второе, в лучшем случае, правомерно лишь отчасти. Третье — просто ложно. Демографические теории едва ли выглядят лучше. Обычно они утверждают, что рост населения, вызванный повышением уровня рождаемости у народов, доступное жизненное пространство которых отличается относительной ограниченно

стью, оказывает воздействие, ведущее к централизации и дифференциации власти [45]. Конечно, государственные общества больше, а зачастую гораздо больше, чем общества трайбалистские. В ряде случаев демографические теории ассоциируются с представлениями о том, что «неолитическая революция » стимулирует прирост населения, ведущий к образованию государства. Однако это не работает ни на общем, ни на более конкретном уровнях. Начало неолита удалено от момента возникновения какого-либо из известных нам государственных обществ. Иными словами, государства, возникшие в физически ограниченных зонах, не всегда появляются вследствие увеличения населения. Есть некоторые примеры, в общем и целом подтверждающие эту теорию, однако существует и множество тех, что ей противоречат. Так, исследуя процессы формирования государств в Мексиканской долине и в Месопотамии, Л. Дюмон (Dumont) приходит к выводу о том, что рост населения не может объяснить появление государств, несмотря на то, что эти процессы взаимосвязаны [46]. В другом исследовании продемонстрировано, что в период, предшествующий возникновению государства, может отмечаться уменьшение численности населения [47].

Ряд концепций формирования государства придает особое значение тем отношениям между обществами, которые не связаны с военными действиями. Так, Карл Полани (Polanyi) изучал влияние торговли между удаленными друг от друга территориями на возникновение и последующее развитие государств [48]. Насколько нам известно, никто не рассматривал это предположение в качестве обобщенной теории формирования государственности; а если бы кто- то и попытался сделать это, то мы столкнулись бы с проблемой, куда более серьезной, чем упомянутая выше. По меньшей мере эта точка зрения привлекает внимание к значимости интерсоциетальных систем в процессах образования и разрушения государств. Вместе с тем, ни упоминание войны, ни упоминание торговли не противостоят аналитической проблеме сущности интерсоциетальных систем. В предыдущей главе мы уже говорили о том, что эти системы не следует воспринимать исключительно как совокупность отношений, связывающих четко разграниченные со- циетальные общности. Исследование подобных систем пред

полагает одновременно отказ от убеждения, согласно которому на вопрос, что представляет собой «общество », существует готовый и простой ответ. Обратимся еще раз к примерам, обсуждаемым Эберхардом. Многочисленные общества, расположенные в одной географической зоне, могут сосуществовать в относительно тесной физической близости, не устанавливая при этом прямых контактов друг с другом, хотя и подчиняясь — номинально или фактически — политическому правлению, осуществляемому центром [49]. И наоборот, в таких зонах могут существовать прочно связанные группировки, удаленные друг от друга в пространстве-времени, — один из феноменов, упоминаемых нами в контексте «пространственно-временных пределов ». Так, как и в традиционном Китае, в Индии эпохи династии Моголов основная масса индийских фермеров практически не имела контактов с моголами. Их языки, обычаи и религия в корне отличались друг от друга. Крупные торговцы представляли лишь периферийную часть «общества моголов », но большинство их контактов и связей с группами рассредоточивались на большие расстояния, охватывающие субконтинент и весь Ближний Восток. То же самое можно сказать и о служителях культа, являвшихся членами обществ, рассредоточенных по всему субконтиненту и даже выходящих за его пределы.

Не следует удивляться, что, обнаруживая те или иные народные сказания по всему Ближнему Востоку, в некоторых регионах Южной Азии и на побережье Фу- киен в Китае, мы не находим их на Филиппинах или острове Хайнань. Племена Миао, проживающие в Куйчжоу, веками сохраняли свои собственные обычаи, традиции, верования и предания, несмотря на близкое соседство с китайскими поселениями, расположенными на расстоянии нескольких миль от места их обитания, в которых были распространены совсем иные традиции, верования и сказания. Миао и китайцы, проживающие в этих местах, как правило, не взаимодействовали друг с другом, исключение составляли лишь случаи экономической эксплуатации и военной агрессии. Однако традиции, разделяемые Миао из Куйчжоу, могли соответствовать обычаям Миао, проживающим во Вьетнаме, что объяснялось — и это можно доказать — наличием контактов, под-

держиваемых на больших расстояниях и в течение длительных периодов времени [50].

Таким образом, можно сделать вывод, что теории «происхождения » государства страдают от недостатков, возникающих вследствие описания эпизодов в эндогенной и/ или эволюционной форме и провала попыток исследовать социе- тальную структуру и изменения в контексте интерсоциетальных систем. Сюда же стоит добавить игнорирование влияния «мирового времени ». Соединив все вышесказанное воедино, мы обнаруживаем, что теория, на которую возлагается задача обнаружения «истоков государственности », оказывается химерой. Говоря о влиянии «мирового времени», мы не имеем в виду организацию событий или происшествий в виде календаря мировой истории. Речь идет о двух идеях, подразумеваемых (хотя и не вполне различаемых) Эберхардом в этом выражении. Каждая из них касается факторов, ограничивающих обобщения, которые могут быть сделаны относитель- но типов эпизодов. Первая относится к конъюнктуре или сте

чению обстоятельств, вторая — к влиянию на социальные из- менения человеческой способности познавать. Под «конъюнктурой » мы понимаем взаимодействие влияний, относящихся к эпизоду в конкретном месте и времени — в нашем случае, к образованию или распаду государства. Конъюнктура или стечение обстоятельств, в условиях которых происходит один процесс развития, могут отличаться от тех, в которых осуществляется другой, даже если «последствия » этих процессов — например, формирование сходных моделей государственного аппарата — одинаковы. Для того чтобы понять, почему это происходит, необходимо обратиться к рефлексивности людей, которую упускают из виду многие теории формирования государств. Конъюнктурные условия можно было бы рассматривать как сопоставимые с «граничными условиями » законов, если бы они не вмешивались в ход рассуждений, а следовательно, и в поведение субъектов деятельности, осознающих факт их существования.

Заимствовав понемногу из каждой упомянутой нами теории, Клэссенс и Скальник (Skalnik) составили перечень элементов, существенных с точки зрения объяснения образования государств. Однако, отмечают они, эти элементы обнаруживаются не всегда, а их значимость может изменяться от случая к случаю:

увеличение численности или стесненность населения; война, завоевания или их угроза; технологический прогресс или перепроизводство; идеология и легитимация; влияние уже существующих государств [51].

Несмотря на то, что элементы представлены так, будто они являются «факторами » равноценного логического статуса, в действительности элемент под номером (5) отличается от всех остальных. Учет его предполагает рассмотрение всей совокупности ранее упомянутых вопросов, связанных с интерсоциетальными системами, пространственно-временными пределами и «мировым временем», которые, на наш взгляд, просто абсурдно сводить к единому «фактору », дополняющему другие, названные нами.

Мы можем приступить к решению некоторых из имеющихся проблем, обратившись к представленному Фридом (Fried) и принятому на вооружение различию между «первичными gt;gt; («примитивными ») и «вторичными » государствами [52]. К первичным или примитивным государствам относятся те, которые возникают в областях, где прежде не было никаких государственных образований; вторичные же появляются там, где до них уже существовали или могут быть обнаружены поблизости другие государства. Различия между ними составляют по меньшей мере одну из осей «мирового времени » и приводят в действие систему интерсоциеталь- ных отношений. Мы полагаем, что наши предыдущие рассуждения не оставляют сомнений в том, насколько трудна задача эмпирического определения примитивных государств. Невозможно определить их как государства, образовавшиеся в географически изолированной среде. Для того чтобы государство могло быть отнесено к разряду вторичных, достаточно влияния факта «осведомленности » относительно форм политической организации. Так, в ряде случаев Египет Старого Царства считается примитивным государством, возникшим в географически изолированной среде (хотя археологические свидетельства в пользу этого факта явно недостаточны). Но это говорит лишь о том, что ранее здесь не существовало никаких известных нам государственных форм. Нельзя сбрасывать со счетов и влияние, оказываемое ранее возникшими государствами Месопотамии [53].

Вывод, который мы хотели бы сделать, заключается в том, что категории первичных и вторичных государств остаются в высокой степени диспропорциональными. Достаточно сложно привести примеры первичных государств, и при естественном ходе событий мы никогда не сможем быть уверенными, что случаи, являющиеся, на наш взгляд, подходящими «кандидатами » для включения в эту категорию, не представляют собой нечто большее. Ибо вполне может оказаться, что следы, оставленные влиянием предшествующих государств, просто затерялись. Из этого следует, что, хотя ничто не мешает нам рассуждать о путях формирования первичных государств, мы можем заблуждаться, рассматривая то, что знаем о них, как основу теоретизирования по поводу процессов образования государственных структур в целом. Гораздо более продуктивно, на наш взгляд, брать в качестве прототипа «вторичные государства» — государства, возникшие в мире или его регионах, где уже существуют государства или политические образования, отличающиеся высоким уровнем централизации.

В мире сложившихся государств нетрудно объяснить наличие представлений о государстве и моделях государственного устройства, которых придерживаются честолюбивые лидеры и их последователи. Всем нам хорошо известно, что в последнее время правители Японии совершенно осознанно — хотя и вследствие значительного внешнего давления со стороны Запада — приняли на вооружение модель промышленного развития, основанную на предшествующем европейском и американском опыте. Несмотря на то, что этот пример несколько необычен, поскольку инициированные изменения отличались внезапностью и непредвиденностью и влекли за собой далеко идущие последствия, тот факт, что люди, живущие в одних условиях, стремятся превзойти или перенять опыт тех, кто живет в других, дабы компенсировать их власть или влияние, вряд ли можно считать спецификой наших дней. Иными словами, действия, совершаемые во имя формирования государства, не могут не осознаваться теми, кто играет в этих процессах решающую роль. Для того чтобы объяснить механизмы возникновения и угасания государств, достаточно просто понять, что их создатели почти всегда осведомлены относительно ос- новных'аспектов характера и фундамента власти централи

зованных политических образований. Не следует воображать, будто индивиды или группы всегда имели в виду общеорганизационные планы глобальных социальных изменений, к осуществлению которых они затем и приступали. Это явление относится главным образом к разряду современных.

Как в таком случае выглядит преобразованная теория государствообразования? Прежде всего нам следует помнить о том, что функционирование обобщенных «социальных сил » предполагает очевидную мотивацию со стороны тех, на кого они воздействуют. Так, если мы берем в качестве примера «рост населения» как обстоятельство, способствовавшее формированию государства, то подразумеваем наличие определенных мотивирующих факторов, вызывающих различного рода ответные реакции на этот рост (и включенных в процесс его осуществления). Во-вторых, влияние «мирового времени» предполагает потенциально возможные различия в воздействиях на процесс формирования государства; то, что подходит в одних случаях, не соответствует реалиям других. Это вовсе не означает, что обобщения относительно процесса образования государств как специфического социального эпизода не имеют никакой ценности. Однако, скорее всего, они применимы к гораздо более ограниченному диапазону исторических контекстов и периодов, нежели это предполагается авторами большинства известных теорий.

В качестве иллюстрации воспользуемся принадлежащей Р. Карнейро (Carneiro) интерпретацией зарождения первых традиционных государств, или цивилизаций (см. рис. 20).

Карнейро согласен с утверждением, что войны сыграли основную роль в формировании традиционных государств.

Однако он отмечает, что среди обществ, находящихся на определенном уровне развития, война становится более или менее обычным явлением и сама по себе не может объяснить возникновение государств. Согласно точке зрения Карнейро, война может привести к образованию государства в том случае, если народ или племя владеет ограниченным физическим пространством сельскохозяйственных угодий, как, например, это было в долинах Нила, Тигра — Евфрата и Инда, в Мексиканской долине или в горных прибрежных долинах в Перу. В таких условиях война приводит к огромной нагрузке на скудные ресурсы там, где миграция затруднена вследствие физической замкнутости территории. В результате традиционный жизненный уклад не выдерживает напряжения, и это стимулирует определенные группы к захвату власти над своими соплеменниками и установлению централизованного контроля над производством. Увеличение численности населения становится чрезвычайно важным фактором, стимулирующим конфликты, возникающие по поводу ресурсов, и содействующим централизации административной власти [54]. Таким образом, вся территория объединяется под единым правлением, которое концентрирует в своих руках все административные средства и образует основу будущего государства. Однажды возникнув, государство может расширять собственные границы, завоевывая и покоряя соседние народы. Именно здесь (хотя Карнейро и не говорит об этом) на первый план выходят определенные мотивы — и, полагаем мы, вероятное влия-              ?

ние стратегий, моделей или размытых воздействий ранее              |1

существовавших политических форм. Отсюда можно еде-              |

лать вывод, что вопреки нагрузке на ресурсы и укоренив-              |

шиеся манеры поведения люди не изменяют последние во              |

имя обретения и обновления социальных связей. Неравно-              |

мерное распределение ресурсов не является прямым след-              |

ствием перенаселенности. Тенденции усиления централи-              ^ |

зованной власти и контроля не возникают волей-неволей, в              ^ 1

силу сложившихся обстоятельств. Они предполагают, что              |

акторы, вовлеченные в деятельность, направленную на укрепление этого контроля, рефлексивно осознают «социальные нужды», хотя и не всегда подразумевают последствия, возникающие в действительности.

Анализ, предложенный Карнейро, рассматривается в качестве теории «происхождения государства», что вполне соответствует духу антропологической и археологической литературы. Обычно этот оборот употребляется в отношении примитивных государств, хотя это и не вполне очевидно из слов автора. По причинам, упомянутым ранее, мы считаем необходимым отказаться от разграничения категорий первичных и вторичных государств. Модель, аналогичная той, которую Карнейро связывает с «возникновением» государства, может лежать в основе процессов политического распада или дробления. Теория Роберта Карнейро интересна и изыскана, но из этого не следует, что для того чтобы получить право на существование, она должна соответствовать всем известным случаям возникновения государств, даже если бы установление различий между первичными и вторичными государствами не представляло никаких сложностей. Сам автор признает наличие примеров, не соответствующих положениям его теории. Позже он пытается модифицировать ее таким образом, чтобы придать ей универсальный характер, полагая, что отсутствие последнего и является причиной заблуждений. Не все государства возникают в физически замкнутых географических зонах. Дабы учесть это, Карнейро предлагает понятие «концентрация ресурсов ». Когда натуральные или естественные ресурсы концентрируются преимущественно в какой-либо одной установленной области, люди начинают перемещаться в нее, стимулируя возникновение ситуации демографического давления. Как только плотность населения достигает критических значений, в дело вступают механизмы го- сударствообразования. Однако модифицированная подобным образом теория утрачивает свою достоверность, а посему, заключаем мы, помогает объяснить не все, а лишь определенные типы случаев возникновения государств. Конечно, очень важно попытаться определить пределы ее валидности. Вместе с тем, тот факт, что она охватывает лишь ограниченное число примеров, не позволяет нам лишать ее законной силы. Устроение общества

Изменения и власть