Хотя в своей диалектике Маркс не отказывается от синтеза, в конечном счёте он предстаёт менее догматичным, чем Прудон, в силу более острого понимания истории. Действительно, диалектические синтезы Маркса преимущественно проявляются как повороты истории, с одной стороны, и как революционные кризисы - с другой. Они реализуются в коллективных усилиях, создающих и воссоздающих общество и человека, заново адаптируют социальные отношения к производительным силам и проявляются в классовой борьбе. Подобно Прудону, Маркс, как мы увидим далее, не избежал ни восходящей диалектики, ни обесценивания антиномий. Он также не мог ощутить в достаточной мере параметры различных аспектов диалектического движения, поскольку, несмотря на их предчувствие, игнорировал все разнообразие операциональных приемов, способных их уловить. Но он остаётся гораздо ближе к социальной реальности, чем Прудон, благодаря постоянному соединению социологии и истории; отсюда его выражения, отчасти досадные и двусмысленные, такие как «исторический материализм», «практический материализм», «новый материализм»; их только усугубляли формулировки Энгельса, гораздо худшие и бесспорно ложные («диалектический», «экономический материализм»). Отстаивая диалектику конкретного, социологический историцизм Маркса зачастую рискует её скомпрометировать, поскольку эта диалектика не избежала искушения растворить историческое знание в философии истории и приписать находящимся в состоянии борьбы классам «исторические судьбы», родственные тем, которые Гегель приписывал нациям и государствам. Для критической оценки диалектики Маркса мы попытаемся дать ей как можно более объективное изложение. Чтобы подчеркнуть, что диалектика выступает прежде всего как движение экономической, социальной и исторической реальности (каковые, впрочем, и составляют единую и целостную реальность общества в состоянии действия) и лишь потом, во вторую очередь, как метод, Маркс ищет подходящий термин. Термин особенно необходим петому, что Маркс противопоставляет свою диалектику одновременно и диалектике Гегеля, увязавшего её судьбу с присущим ему мистическим спиритуализмом, и диалектике Платона, для которого та выступала лишь методом приближения к созерцанию вечных идей, и, наконец, диалектике Прудона, которого Маркс обвиняет в уступках то платоновской, то гегелевской диалектике. Сам молодой Маркс в «Святом семействе» (1844) характеризует свою позицию как реальный гуманизм. Можно было бы заметить, что более подходящим для выражения его диалектической ориентации было бы выражение диалектика гуманистического реализма, поскольку она настойчиво проводит мысль о диалектическом характере всего относящегося к человеческой реальности как реального движения, так и отражения этого движения в сознании, Маркс говорит также, что его диалектика проявляет себя, помимо прочего, в качестве «нового материализма» или «практического материализма», который не имеют ничего общего с прежним материализмом. Он добавляет, что эта диалектика утверждается в «земной массовидной истории»105, умалчивая о том. что это единственно возможное выражение для его диалектики, и уточняя, что «новый материализм» совпадает с гуманизмом106. Однако этот выбор терминов оказался неудачным. И не только потому, что заставил Энгельса и вульгарных материалистов говорить об гакономическом материализме» и «диа лектическом материализме», чего Маркс никогда, ни в какой период своего творчества не полагал возможным. Но в первую очередь потому, что для него диалектика сливается с «социальной практикой», в которой, по его собственной формулировке, «материализм и спиритуализм утрачивают свою противоположность». Это тем более верно, поскольку, с одной стороны, общества являются тотальностями, в которые одновременно включены материальные производительные силы, производственные отношения, реальное сознание (индивидуальное и коллективное) вместе с его продуктами и, наконец, идеология. С другой стороны, один из основных аспектов диалектического движения построен на манифестациях отчуждения, каковые, облекаясь в различные формы, имеют весьма ограниченное отношение к материальному элементу общества. Также в этот период Маркс настойчиво подчёркивает, что «самый этот способ совместной деятельности есть производительная сила»107 и что «из всех орудий производства наиболее могучей производительной силой является сам революционный класс»108. Это равнозначно утверждению о том, что диалектика производительных сия, диалектика классовой борьбы и диалектика революции содержат в себе, наряду с материальными силами, также и классовое сознание, устремления, идеалы, продукты цивилизации. В «Немецкой идеологии» Маркс дословно утверждает следующее: «Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей», которое является их «языком реальной жизни»109. Поэтому мы не удивимся, прочитав в «Экономическо- философских рукописях» 1844 года следующее: «Мы видим, что только в общественном состоянии субъективизм и объективизм, спиритуализм и материализм, деятельность и страдание утрачи вают своё противопоставление друг другу, а тем самым и своё бытие в качестве такой противоположности. Мы видим, что разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путём, только посредством практической энергии находящегося в обществе человека»110. «Общество есть «человеческая деятельность [которая] столь же многообразна, как многообразны определения человеческой сущности и человеческой деятельности»111. В этой сфере «хотя мышление и бытие и отличны друг от друга, но в то же время они находятся в единстве друг с другом»112. Здесь речь идёт о «положительно начинающем с себя, положительном гуманизме»113, и этот гуманизм диалектичен и в качестве бытия, и в качестве мышления, находящихся сами по себе в диалектическом взаимоотношении. Именно поэтому Маркс в «Святом семействе» (1845) жалуется, что «после того как старая противоположность спиритуализма и материализма во всех направлениях исчерпала себя... «критика» (неогегельянская. - Ж. Г.) снова превращает её, и при том в самой отвратительной форме, в основную догму и доставляет победу христианско-германскому духу»114 Диалектика, присущая реалистическому гуманизму, простирает своё воздействие на проблему отношений между естественными и гуманитарными науками. Маркс в молодые годы полагал, что их диалектика ведёт к возрастанию натуралистского соблазна в гуманитарных науках. «Человеческая сущность природы существует только для общественного человека; ибо только в обществе природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком, бытием его для другого и бытием другого для него... Таким образом, общество есть законченное сущностное единство человека с природой... осуществлённый натура- лизм человека и осуществлённый гуманизм природы»". Если «естественные науки проникли в жизнь человека и преобразили её», «наука о человеке включит в себя естествознание»115. Эта диалектика ведёт, таким образом, к констатации, что человеческое и социальное проникают в познаваемую или преобразуемую природу, а тем более - в естественные науки, поскольку любая наука есть «человеческая чувственная деятельность, практика»116, содержащая в себе значимый человеческий коэффициент. Именно через посредничество социальной практики и социологии молодой Маркс предвидит приложение диалектики к естественным наукам... Впрочем, добавляет Маркс в «Святом семействе», «если человек черпает все свои знания, ощущения и прочее из чувственного мира и опыта, получаемого от этого мира, то надо, стало быть, так устроить окружающий мир, чтобы человек в нём познавал и усваивал истинно человеческое, чтобы он познавал себя как человека»117. «Если характер человека создаётся обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными. Если человек по своей природе своей общественное существо, то он, стало быть, только в обществе может развить свою истинную природу»118. Молодой Маркс отбрасывает, таким образом, во имя своего диалектического и гуманистического реализма не только материализм, но и слишком строгий детерминизм. Он взывает к обществу и человеку в действии. Все эти пункты повторены в знаменитых «Тезисах о Фейербахе», представляющих собой введение к «Немецкой идеологии», датируемой 1845 годом и опубликованной в 1932 году. Уточним, что сами «Тезисы» были известны намного раньше благодаря тому, что Энгельс включил их в свою книгу «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии» (1886). Третий тезис непосредственно развивает то, что было сказано в «Святом семействе» по поводу материалистического детерминизма: «Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и изменённого воспитания, - это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан»119. Именно поэтому, пишет Маркс в первом тезисе, «главный недостаток всего предшествовавшего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берутся только в форме объекта или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой»120. И в четвёртом тезисе: «А именно, то обстоятельство, что земная основа отделяет себя от самой себя, и переносит себя в облака как некое самостоятельное царство, может быть объяснено только саморазорванностью и самопротивречивостью этой земной основы. Следовательно, последняя, во-первых, сама должна быть понята в своём противоречии, а затем практически революционизирована... »,s. Восьмой тезис: «Общественная жизнь является по существу практической»121, Девятый и десятый тезисы: «Новый материализм» «включает чувственность как практическую деятельность»; его «точка зрения есть человеческое общество или обобществившееся человечество»122. Хорошо видно, что слово «материализм» подобрано неудачно, поскольку речь идёт о диалектическом реалистическом гума- низме, являющемся всецело практическим. Молодой Маркс сам это настоятельно подчёркивает: «Человек производит человека - самого себя и другого человека»123. И это «порождение человека человеческим трудом»124, носит ли оно исключительно материальный характер? Нет, поскольку в силу собственного содержания и осуществления «деятельность и пользование её плодами, как по своему содержанию, так и по способу существования, носят общественный характер: общественная деятельность и общественное пользование... право, мораль, наука, искусство и т.д. суть лишь особые виды производства». Совершенно очевидно, речь в данном случае идёт не о материализме, но о диалектическом гуманистическом реализме. Действительно, термин «новый материализм» может быть объяснен только с исторических позиций. Он употреблен только как протест против теологического спиритуализма Гегеля и неогегельянцев, а также как отсылку к Фейербаху, рассматривавшему себя на тот момент уже как материалиста. Впрочем, в предисловии к «Святому семейству» Маркс говорит об этом без обиняков: «У реального гуманизма нет в Германии более опасного врага, чем спиритуализм или спекулятивный идеализм, который на место действительного индивидуального человека ставит "самосознание" или "ду>с"»125. Этот вывод он повторяет в несколько иной форме и с различными нюансами, к которым мы ещё вернёмся, анализируя предисловие ко второму изданию первого тома «Капитала»; «Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление»126. Чтобы разрушить «мистификацию, которую претерпела диалектика в руках Гегеля», необходимо её «перевернуть», «поставить на ноги». И именно для того, чтобы противостоять гегелевской спиритуалистической мистификации (которая выдаёт себя за диалектику), Маркс принимает этот неудачный термин «материализм», который никоим образом не объясняет Марксов замысел. Сейчас мы попытаемся показать, что Маркс, даже когда в работе «К критике политической экономии» (1859) он ужесточает свою позицию, придавая первенство материальным производительным силам, утверждая, что «в экономике необходимо искать анатомию общества» и относя большинство продуктов цивилизации к «идеологическим надстройкам», он не становится материалистом, а просто характеризует определённый тип общества - капиталистическое общество - и ищет точки опоры для восстановления целостности общества, которое для него всегда является чем-то большим, чем просто экономика, поскольку диалектическое движение общества определяет черты его экономики. Даже без учета тонких различий Маркс учитывает по мень* шей мере семь диалектических движений в социальной реальности. Нам представляется важным воспроизвести их. 1. Во-первых, это диалектика революционных синтезов. 2. Во-вторых, диалектика отношений между производительными силами, производственными отношениями, фактами сознания, продуктами цивилизации и идеологиями. Это диалектика, которую мы можем, в соответствии с нашей терминологией, обозначить как диалектику глубинных уровней социальной реальности. 3. В-третьих, диалектика социальных классов и их борьбы, изменения их роли, численности и внутреннего членения. 4. Затем, диалектика принимающего различные формы и значения отчуждения, которое особенно усиливается в условиях капиталистического строя. 5. Это подводит нас к диалектике экономической жизни в целом и экономики капиталистического общества в частности. 6. Одним из аспектов экономики капитализма выступает диалектика отношений между обществами как тотальностями и их экономиками как секторами этих тотальностей, что может привести нас к диалектике отношений между экономикой и социологией. 7. Диалектика исторического движения венчает собой всю конструкцию. Эта диалектика объединяет в одно целое все иные диалектики, но у самого Маркса она, однако, порождает диалектику' отношений между социологией и историческим знанием, или исторической наукой. *** I. Наиболее яркой из всех диалектических движений предстаёт диалектика революционных синтезов. По этому поводу Маркс пишет в «Немецкой идеологии»: «Три указанных момента - производительная сила, общественное состояние и сознание - могут и должны вступить в противоречие друт с другом»127. «Это противоречие между производительными силами н формой общения, которое, как мы видели, уже неоднократно имело место в предшествующей истории, не угрожая, однако, её основам, должно было каждый раз прорываться в виде революции, принимая вместе с тем различные побочные формы - как совокупность коллизий, как коллизии между различными классами, как противоречия сознания, идейная борьба, политическая борьба и т.д.»128. Рост производительных сил обусловливает разрушение социальной структуры, производственных отношений, переворот в общественном и индивидуальном сознании, переворот в отно шении всех продуктов цивилизации, угасание прежних идеологий и расцвет новых. Революция является истинным диалектическим синтезом, продуктом человеческого усилия по установлению соотношения между уровнями социальной реальности. В то же время диалектический революционный синтез переплетается с диалектикой исторического развития, поскольку революции суть исторические явления. Они входят в историю, и через их посредство социальные классы реализуют свою историческую миссию и изменяют свою социальную роль. «Освобождение угнетенного класса, - пишет Маркс, - необходимо подразумевает, следовательно, создание нового общества. Организация революционных элементов как класса предполагает существование всех... производительных сил»27, которые сталкиваются с сопротивлением наличной социальной структуры и разрушают её в ходе революции - диалектического синтеза. В «Коммунистическом манифесте» Маркс анализирует сначала буржуазную революцию, затем грядущую пролетарскую революцию, подчёркивая диалектические противоречия, подготавливающие разрушение социальных структур. В «Капитале», вскрывая внутренние противоречия социальной структуры капитализма, Маркс приходит к выводу о неизбежности разрушения этой структуры в ходе нового революционного кризиса. Он показывает, что эти противоречия заключаются как в развитии неограниченных производительных сил, для которых препятствием выступает само существование группы собственников, так и в той решающей роли, которую в процессе производства играют огромные массы рабочих, подчиненных этому процессу. Диалектика капиталистического режима порождает революционную энергию пролетариата, подготавливая синтез социальной революции. Совершенно не случайно Маркс пишет в послесловии ко второму немецкому изданию первого тома «Капитала» (1874): «Диалектика... в позитивное понимание существующего включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществлен ную форму она рассматривает в движении, следовательно, также н с ее преходящей стороны, она... по самому существу своему критична и революционна»129. *** II. Рассмотрим второе из этих диалектических движений. Менее яркое, нежели предыдущее, оно соответствует более спокойным периодам социальной жизни и заключается в частных взаимопроникновениях и состояниях напряжения различных аспектов социальной реальности. Действительно, в «Немецкой идеологии» молодой Маркс выявляет крайнюю сложность социальной реальности и соответствующих ей диалектических движений. Он выделяет как минимум четыре аспекта, или, как бы мы сказали, четыре уровня социальной реальности, которые способны в одних случаях взаимно пересекаться, в других - создавать взаимное напряжение и вступать в конфликт, в третьих - даже поляризоваться. 1. Материальные производительные силы и способы производства. 2. Социальные рамки (обозначаемые как социальные отношения или «производственные отношения», или же «социальные структуры»), 3. Действительное сознание, одновременно и общественное и индивидуальное, включая наличные продукты цивилизации (язык, право, сознание, искусство, технику и т.д.). 4. Идеологию или «идеологическую надстройку», которая охватывает все предвзятые (сознательные или бессознательные) отражения предыдущих уровней, зачастую упорядочиваемые при помощи догматических доктрин или религии. В дальнейшем Маркс расширяет смысл понятия «идеология», придавая ему многочисленные и разнообразные значения и включая в него большинство продуктов цивилизации, за исключением точных наук и экономической социологии (в том смысле слова, который придавал ей Маркс). Вследствие этого усиливалась значимость идеологии в системе социальной реальности и системе присущих реальности диалектических движений. Согласно Марксу, в первую очередь напряжение и взаимное проникновение характерны именно для первых трёх уровней, и социальная реальность представляет собой их диалектический синтез; уровень идеологии, которая характеризуется отрывом от действительности (Entwirklichung), в некотором роде остаётся в стороне. Однако когда впоследствии Маркс расширит смысл 29 этого понятия , он открыто включит идеологию в диалектическую игру, характеризующую сложное переплетение тотальных социальных феноменов. Хотя на первый взгляд в этой диалектике главенствующее положение отводится материальным производительным силам, представляющим собственно экономическую деятельность, Маркс никогда не забывает о диалектике различных аспектов (или уровней) социальной реальности, тем более что термины «производительные силы» и «экономика» он употребляет то в узком понимании слова, то в гораздо более широком. Социальные рамки и наличное сознание с определённой точки зрения представляют собой stricto sensu130 порождение производительных сил, но с другой точки зрения они также и производят их; таким образом, они утверждаются как действительные элементы социальной жизни. Только идеологии обладают характером эпифеномена, отрыва от действительности: Entwirklichung’а.. Однако, проявляя себя то в качестве преград, то в качестве стимулов конструирования социальных классов, а также подъёма производительных сил, они сами по себе в конечном счете начинают играть важную роль в формировании производительных сил и классов. Иными словами, чем более существенны (но не как изолированные факторы, а как тотальное социальное действие) производительные силы, тем более это понятие понимается максимально широко, отождествляясь с системой ступеней и уровней социальной реальности. Второй аспект, или уровень, образуется теми социальными рамками, которые Маркс называет «производственными отношениями» или «способами общественных отношений», в которые он вводит общественное разделение труда, отношения собственности, группы, социальные классы, государство, частичные и всеобщие структуры, наконец, организации. Он подчёркивает, что, соответствуя определённому уровню производительных сил, эти социальные рамки могут быть в широком диапазоне адаптированы к своей основе. Их организационные и структурированные проявления вступают в конфликт с производительными силами в тот момент, когда, стабилизировавшись и сложившись, они начинают становиться преградой производительных сил. В других же условиях они могут играть роль катализирующего элемента производительных сил. Третий аспект, или уровень тотального социального феномена. - действительное сознание и его наличные культурные произведения - составляет то, что молодой Маркс обозначает как «духовное производство» или «духовные производительные силы». Провозгласив уже в работе «Немецкая идеология», что «не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание»31 (что является в гораздо большей мере виталистским, нежели материалистическим тезисом, и выявляет всю тщетность дискуссий о «материалистических» посылках Маркса), он подчёркивает, что «человек со всеми его качествами, включая мышление, есть налично реальное существо». Сознание, которое никогда не может быть оторвано от системы социальной реальности, включено в неё как наличный элемент, как включены в неё и все производные сознания, которые идеология не исказила и не оторвала от реальности. В социальной рамке роль сознания (одновременно и общественного и индивидуального) проявляется в первую очередь в языке. «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми»3'. Другим проявлением роли сознания в социальных рамках выступает право, которое проникает особенно явственно в отношения собственности (см, § «Отношение государства и права к собственности» в «Немецкой идеологии»). Здесь речь идёт не об идеологических мистификациях в области права и, конечно, не о «юридических иллюзиях, сводящих право единственно к воле» государства или индивида. Речь идёт о том праве, которое не тождественно существующим законам и которое напрямую порождено экономическими группами и социальными классами. Роль сознания в социальных рамках, структурирование последних непосредственным образом проявляется также в виде «классового сознания», поскольку' класс, согласно Марксу, не способен окончательно сложиться иначе, чем через «осознание» своего существования, через сознательное утверждение солидарности в рамках одного класса. Именно поэтому, когда Маркс, констатируя виртуальное существование пролетариата, говорит о нём и его роли в процессе производства, он утверждает, что для того, чтобы пролетариат смог сложиться и сформироваться как класс, ему предварительно необходимо обрести самосознание, что для него, пролетариата, равнозначно «массовому порождению... коммутиссгического сознания... в практическом движении, в революцию>131. Наконец, роль действительного сознания проявляется в общественной жизни, в её выражениях, структуриру емых вмеша тельством сознания, особенно, научным прогрессом. Так, техническое познание и через его посредство научное познание напрямую интегрируются в производительные силы. Это лишний раз подтверждает факт напряжённого и диалектического взаимопроникновения «производительных сил», «производственных отношений» (социальных рамок), действительного сознания, продуктов цивилизации, из которого молодой Маркс с таким упорством выводил возможность (проявляющуюся преимущественно в моменты революций) взаимных импликаций, компли- ментарности, взаимности перспектив или амбивалентности, стремления к поляризации. Идеологии, которые, по первым определениям Маркса, «переворачивают смысл», составляют «мистификацию», или, говоря проще, являются просто ложными представлениями людей о самих себе, получают определение как коллективные бессознательные (или же даже сознательные или полусознательные) иллюзии. Маркс, который впоследствии оказался вынужден ввести множество иных значений термина «идеология», указывает их тройственную структуру: производительные силы, социальные рамки и культурные производные наличного сознания. Из этих производных цивилизации только религия всегда является идеологией. Однако через посредство социальных классов даже коллективные бессознательные или сознательные иллюзии проникают в производительные силы. Не стоит полагать, что этот второй аспект действительного диалектического движения принимался во внимание Марксом только в ранних работах. Его можно обнаружить и у Маркса более позднего творческого периода, как в работе «К критике политической экономии», так и в «Капитале». Воспроизведём сначала знаменитый отрывок из «Введения» к первой из этих работ, на котором основываются современные интерпретации марксизма. «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определённые... отношения... производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производив ственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы социального сознания... Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»132. «При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче - от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт»133 между существующими производительными силами и производственными отношениями. «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с су ществующими производственными отношениями или - что является только юридическим выражением последних - с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались»134. Как только эти отношения становятся путами производительных сил, проявляющееся между ними обоими диалектическое движение принимает характер антиномии... Действительно ли этот текст, многие части которого требуют разъяснений, исключает всякую диалектику, кроме диалектики революций? Мы так не думаем. В нём проводится прямое утверждение относительно трёх аспектов, или уровней: (а) производительные силы, (б) производственные отношения, (в) идеологии, взятые в широком понимании слова и включающие большинство продуктов цивилизации. На первый взгляд аспект или уровень наличного сознания, индивиду ального или общественного, кажется относящимся исключительно к идеологии. Но если мы присмотримся ближе, это впечатление оказывается ложным. Когда Маркс говорит, что «не сознание определяет бытие, а бытие определяет сознание», речь идет именно о социальном бы- тин, которое в своей тотальности превосходит равно как производительные силы, так и производственные отношения и идеологии и которое включает в себя сознание и его продукты. Уже в ранних работах Маркс утверждал имманентность сознания - как общественного, так и индивидуального - обществу. Многие социологи отмечали это обстоятельство до и после него, различаясь нюансами и акцентами; Сен-Симон, Дюркгейм, Прудон, Мосс. Именно глагол «определять» должен был бы вызвать здесь наибольшую настороженность. Однако этот термин никогда не был точен у Маркса, и в только что процитированном тексте он прежде всего указывает на особое значение, которое Маркс придавал тому, что люди «осознают конфликт между производительными силами и социальными структурами», делая из этого конфликта соответствующие выводы. Впрочем, классовое сознание в целом и классовое сознание пролетариата в особенности, когда оно ведомо марксистским учением, сохраняет все свои права и всю свою значимость в социальной реальности. Это не всё. Во введении «К критике политической экономии», которое должно было играть роль более детального введения, Маркс подчёркивает, что экономика является лишь сектором в системе социального, и что именно эта система играет главенствующую роль; «Рассматривать общество как один- единственный субъект - значит рассматривать его неправильно»135. «Между различными моментами имеет место взаимодействие. Это бывает во всяком органическом целом»136. «Индивидуумы, производящие в обществе, а следовательно, общественно-определённое производство индивидуумов, - таков, естественно, исходный пункт»137. «Всегда имеется определённый общественный организм, общественный субъект, действующий в более или менее обширной совокупности отраслей производст ва»138; иными словами, общество как тотальность играет главенствующую роль по отношению к экономике и может трансформировать её, тем более что, как признаёт Маркс в «Набросках к введению в критику политической экономии», всё, что является производством, потреблением, распределением и т.д., полностью меняется в соответствии с различными условиями мировых обществ. Короче говоря, точка зрения на существование различных аспектов, или уровней социальной реальности, взятой как тотальность, включающая в себя различные диалектические движения, оказывается сохранённой и подтверждённой. «Конкретное потому конкретно, - пишет Маркс в своём Приложении, уже цитированном нами, - что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного»139, и это многообразное конституируется различными аспектами и ярусами социальной реальности. В том же самом «Введении» Маркс идёт ещё дальше, подчёркивая, что соответствие между системой и её различными уровнями может необъяснимым для нас образом отсутствовать. Он пишет: «Но собственно трудный вопрос, который надлежит здесь разобрать, заключается в следующем: каким образом производственные отношения, как правовые отношения, вступают в неравное развитие»140. Это становится ещё более затруднительным, когда речь заходит об искусстве: «Известно, что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации»45. С другой стороны, «трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны с известными формами общественного развития. Трудность состоит в том, что они ещё продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном отношении служить нормой и недосягаемым образцом»141. Как видим, Маркс ставит здесь проблему диалектики относящихся к различным цивилизациям произведений искусства и социальных рамок, в которых они были созданы. Он ставит огромную проблему, но не решает её. Во всяком случае, остаётся очевидным то, что в работах зрелого Маркса продолжает существовать диалектика напряжений и взаимного проникновения различных аспектов социальной реальности, включая и сознание с его производными. Впрочем, Маркс намекает на это в своём послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала», где, говоря о диалектике, он не без основания заметил, что более углублённый анализ феномена социального выявляет отличие одних социальных организмов от других, поскольку диалектический «синтез» их различных аспектов, который далеко не всегда легко реализовать, каждый раз приобретал иной характер... Когда в конце своей жизни (в 1894 г., в наделавшем шуму письме Штаркенбергу) Энгельс сформулировал в упрощенном виде положения Маркса о диалектике аспектов или уровней социальной реальности, он ничего не выдумывал. Вот текст Энгельса: «Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т.д. развитие основано на экономическом развитии. Но все они также оказывают влияние друг на друга и на экономическую основу. Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является единственно активной причиной, а остальное является лишь пассивным следствием. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, в конечном счёте всегда прокладывающей себе путь»142. То есть исторический материализм не отрицает ту роль, которую играет социальная традиция, меняющая ритм изменения в нематериальных сторонах цивилизации. Энгельс негтраво- мерно переписал в терминах причинности и взаимодействия (которые не имели никакого отношения к сути дела) вскрываемую Марксом сложную диалектическую игру различных аспектов, или уровней социальной реальности, которые временами находятся в состоянии взаимопроникновения, временами - напряжения, но притом всегда составляют тотальность, в которую они интегрированы. Если богатство этих диалектических движений проявляется с наибольшей отчётливостью у молодого Маркса, не меньшее внимание к ним сохраняется и у Маркса зрелого, *** III. Третьим аспектом диалектического движения, обнаруживающимся в социологии Маркса, выступает трансформация классов, их борьба, роли и их внутреннее членение143. Наиболее детально и с наибольшим успехом Маркс применяет эту диалектику к анализу класса буржуазии. С этой точки зрения мы предварительно должны остановиться на «Манифесте коммунистической партии». В этой работе несколько парадоксальным образом внимание Маркса концентрируется на классе буржуазии. С самого начала он подчёркивает множественность его образов в период, предшествующий становлению капитализма. «Угнетённое сословие при господстве феодалов, вооружённая и самоуправляющаяся ассоциация в коммуне, тут - независимая городская республика, там - третье, податное сословие монархии, затем, в период мануфактуры, - противовес дворянству в сословной или в абсолютной монархии и главная основа крупных монархий вообще, наконец, со времени установления крупной промышленности и всемирного рынка она завоевала себе исключительное политическое господство в современном представительном государстве. Современная государственная власть - это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии»144. Впоследствии Маркс был вынужден всячески смягчать этот те- зис: он выявляет внутреннюю диалектику разделения буржуазии на многочисленные группы, сопровождаемую диалектикой вынужденного отречения буржуазии от своей роли в производстве в пользу руководящего предприятиями технобюрократического директорского корпуса. В то же время он подчеркивает диалектику государственной бюрократии, выступающей в качестве независимой корпорации и стремящейся воспользоваться временными компромиссами, устанавливающимися между различными классами с целью усилить относительную независимость государственного аппарата от буржуазии. В «Манифесте» Маркса особенно интересует диалектика перехода буржуазии от её изначально революционной роли к стабилизирующей роли на последующем этапе. «Буржуазия, - пишет он, - сыграла в истории чрезвычайно революционную роль... В ледяной воде эгоистического расчёта потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в простую меновую стоимость... Словом, эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, чёр- » 48 ствои» . Буржуазия подорвала целую серию традиционных шкал ценностей. Она «лишила священного ореола все роды деятельности. которые до тех пор считались почётными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Врача, юриста, священника, поэта, человека науки она превратила в своих наёмных работников. Буржуазия сорвала с семейных отношений их трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям»145. Но диалектическое противоречие проявляется всё более и более явственно в существовании и деятельности класса буржу азии. «Буржуазия. - пишет Маркс в «Манифесте», - не может су- шествовать, не вызывал постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений. Напротив, первым условием существования всех прежних промышленных классов было сохранение старого способа производства в неизменном виде. Беспрестанные перевороты в производстве, непрерывное потрясение всех общественных отношений, вечная неуверенность и движение отличают буржуазную эпоху от всех других. Все застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения, вместе с сопутствующими им, веками освящёнными представлениями и воззрениями, разрушаются, все возникающие вновь оказываются устарелыми, прежде чем успевают окостенеть. Все сословное и застойное исчезает, всё священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на своё жизненное положение и свои взаимные отношения»146. «Буржуазия все более и более уничтожает раздроблённость средств производства, собственности и населения. Она сгустила население, централизовала средства производства, сконцентрировала собственность в руках немногих. Необходимым следствием этого была политическая централизация... Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые»147. Но «буржуазное общество, с его буржуазными отношениями производства и обмена, буржуазными отношениями собственности, создавшее как бы по волшебству столь могущественные средства производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями»148. В «Коммунистическом манифесте» Маркс размышляет, в частности, об экономических кризисах; но в других работах он акцентирует внимание на том факте, что буржуазия сама является жертвой диалектики отчуждения, особенно усиливающегося в капиталистическом обществе. Несколько далее мы уделим особое внимание диалектике отчуждения, которая составляет один из вскрытых Марксом аспектов диалектического движения, присущих социальной реальности. Здесь мы ограничимся коротким упоминанием частных форм отчуждения, присущих диалектике класса буржуазии. Для начала отметим, что буржуазия является первой жертвой превращения производительных сил в элементы, над которыми невозможно установление господства. «В рамках известных... способов производства над людьми всегда становятся чуждые практические силы, не зависимые не только от отдельных лиц, но и от их совокупности»149. Во-вторых, она на своём опыте познаёт «отчуждение общественных отношений в отношениях частного производства». Что касается буржуазии, именно деньги извращают природу социальной жизни, поскольку деньги «превращают все социальные связи в их противоположности», вызывая их «разрушение и смешение». В частности, деньги «превращают верность в неверность, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, слугу в хозяина, хозяина в слугу, глупость в ум, ум в глупость». Если проявления отчуждения класса буржуазии оказываются существенно сглаженными в случае отчуждения от собственного класса или от государства, поскольку стремление к конкуренции и индивидуализму буржуазии входит в противоречие с её классовым сознанием (в «18 брюмера Луи Бонапарта» Маркс пишет, что буржуазия «каждую минуту жертвовала своими общеклассовыми интересами самых узких, самых грязных частных интересов»150), то они заметно усиливаются в буржуазной идеологии, находящей своё выражение в классической политической экономии. Атакуя «свойственный классу буржуазии торговый фетишизм» и его «очарованный мир, мир наизнанку, в котором гос подин Капитал и госпожа Земля - одновременно и социальные силы и обыденные вещи - играют фантастическую роль», Маркс пишет в первом томе «Капитала»: «Формулы, на которых лежит печать принадлежности к такой общественной формации, где процесс производства господствует над людьми, а не человек над процессом производства, - эти формулы представляются её (современной политэкономии, - Ж. Г.) буржуазному сознанию чем-то само собой разумеющимся»151. Отчуждение как превращение в нереальное сознания (Entwirklichung) находит самое полное выражение в классе буржуазии. Но на этом диалектика Маркса не останавливается. В исторических работах «Классовая борьба во Франции» (1850), «18 брюмера Луи Бонапарта» (1852), «Гражданская война во Франции» (1871) Маркс стремится описать диалектику различных составных частей буржуазии, таких как финансовая, торговая, промышленная буржуазия, в их взаимных отношениях и в отношениях с военно-бюрократической группой. Он констатирует, что изменения этих отношений, равно как и тех отношений, что устанавливаются между классом буржуазии, средним классом и классом крестьянства, способны существенно изменить социальную роль буржуазии. И он отмечает, что вне классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом диалектика отношений буржуазии и порождённого ею государства может привести к тому, что «исполнительная власть с её громадной бюрократической и военной организацией, с её многосложной и искусственной государственной машиной, с этим войском чиновников... рядом с армией... этот ужасный организм - паразит, обвивающий точно сетью всё тело французского общества»152, завоёвывает независимость с тем, чтобы господствовать над всеми классами во имя военно-бюрократической клики. Он поправляет и уточняет эти выводы в «Гражданской войне во Франции» (1871): империя «была единственно возможной формой правления в та кое время, когда буржуазия уже потеряла способность управлять нацией, а рабочий класс ещё не приобрёл этой способности... Под её (империи. - Ж.Г.) господством буржуазное общество, освобождённое от политических забот, достигло такой высокой степени развития, о котором оно не могло и мечтать. Промышленность и торговля разрослись до необъятных размеров»153. Но здесь скорее речь идёт о рассуждениях, причём спорных, нежели о диалектике классов в полном смысле слова. Как мы уже отмечали, Маркс с особым усердием изучает диалектическое движение, присущее классу буржуазии, который не только меняет социальную роль, но, по его мнению, оказывается во всё большем и большем противоречии с экономическим режимом, основным получателем благ которого он является. Помимо прочего, эта антиномия, согласно Марксу, проявляется и в том, что '(буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила н людей, которые направят против неё это оружие - современных рабочих, пролетариев»154. «Современная промышленность превратила маленькую мастерскую... в крупную фабрику. Массы рабочих, скученные на фабрике, организуются по-солдатски. ...они ставятся под надзор целой иерархии унтер-офицеров и офицеров. Они - рабы не только класса буржуазии, буржуазного государства... ежедневно и ежечасно порабощает их машина, надсмотрщик, и прежде всего сам отдельный буржуа-фабрикант»155. Именно пролетарии испытывают максимум отчуждения. Для пролетариата «обретение классового сознания» протекает медленно и мучительно. Однако это классовое сознание в наименьшей степени иллюзорно и максимально прозорливо, поскольку заключается в осознании того, что «буржуазия более не способна в течение длительного времени выполнять роль ведущего класса и навязывать обществу свои собственные условия существования». Говоря точнее, пролетариат может со стоять ся как класс, лишь осознав, что он предназначен создать социальную структуру, в которой не будет больше классов. Таким образом, пролетариат призван, восставая против всех форм отчуждения, от которых он страдает, спасти будущее общество от любого проявления отчуждения. Меньшее, что можно сказать, - это то, что диалектика классов Маркса не имеет ничего общего с синтезом. Это триумф антитезиса. Удивление вызывает то, что диалектика тезиса - буржуазии - тщательно изучена, тогда как диалектика антитезиса - пролетариата, его движения к обретению классового сознания наперекор отчуждению и навстречу собственному революционному’ освобождению - едва только намечена. Оправдывая Маркса, можно заметить, что истинная диалектика пролетариата - диалектика отношений между его живой тотальностью и многочисленными аппаратами организаций, зачастую застывших и неповоротливых, диалектика его различных страт, диалектика его отношений с буржуазным, пролетарским или диктаторским государством - явственно ещё не проявилась в эпоху Маркса. Поэтому буржуазия для Маркса являлась сложной реальностью, чья диалектика была им тонко изучена, тогда как пролетариат представал скорее в качестве идеальной конструкции земного спасителя. Но вернемся к диалектике буржуазии. Мимоходом мы уже отметили два новых аспекта этой диалектики, обозначенных в «Капитале». С одной стороны, чем больше развивается капитализм, тем больше класс буржуазии испытывает потребность в классе администраторов и директоров. После первого тома «Капитала» Маркс отмечает, что хозяева не способны осуществлять «постоянный и непосредственный надзор за отдельными рабочими», и он становится «обязанностью особой категории наемных работников»156. «Как армия нуждается в своих офицерах и унтер-офицерах, точно так же для массы рабочих, объединённой совместным трудом под командой одного и того же капитала, нужны промышленные офицеры (управляющие, managers) и унтер-офицеры (надсмотрщики, foremen, overlookers, contre- maitres), распоряжающиеся во время процесса труда от имени капитала. Работа надзора закрепляется как их исключительная функция»157. Не порождает ли в данном случае сам класс буржуазии новый класс, способный восстать как против него, так и против пролетариата? Маркс возвращается к этому вопросу в третьем томе «Капитала», где он особо подчёркивает специфичность группы «управляющих-надсмотрщиков, чья независимость особенно высока в акционерных обществах». Это приводит его к другому заключению, касающемуся класса буржуазии: анонимный хозяин не играет никакой роли в процессе производства. «Он заменён дирекгором-функционером; директор обладает всеми функциями; капиталист становится излишней фигурой». В этом отношении, отмечает Маркс, происходит то, что произошло с административными и юридическими функциями к концу эпохи феодализма; они постепенно передавались посредникам, и деятельность последних сделала феодалов бесполезными. Не является ли эта диалектика класса буржуазии намёком на зарождение нового класса, класса технократов? Это вполне возможно. Один момент поражает в этом применении Марксом диалектики к социологии классов: различие между диалектикой и объяснением сокращается настолько, что кажется, будто у него эта два термина сливаются воедино. Итак, позволительно будет задаться вопросом относительно способности диалектики подменить собой объяснение, поскольку последнее должно отталкиваться от конкретных ситуаций, для изучения которых должны сойтись социология с историей. Примеры этого предлагает сам Маркс в своих исторических работах. В качестве иллюстрации процитируем характеристику, данную им в работе «Классовая борьба во Франции» по поводу действительной роли классов в ходе революции 1848 года. По его замечанию, во Франции мелкий буржуа делал то, что обычно должен был бы делать промышленный буржуа, рабочий - то, что обычно было бы задачей мелкого буржуа, но никто не выполнял задачу рабочего. Очевидно, что никакая диалектика, ни рассматриваемая как движение реальности, ни понимаемая как метод её изучения, не может предложить в этом случае объяснения; диалектика может только лишь подготовить объяснение. Итак, это тот момент, который Маркс, и в особенности его последователи, очень часто теряли из виду. Заворожённые двусмысленным понятием «историческая диалектика», они не могли избежать опасности преувеличения всемогущества диалектики. *** IV. Перейдём к четвёртому, согласно Марксу, аспекту диалектического движения, присущего обществу: диалектике отчуждения. Весьма емко и детально он разворачивает её в своих ранних работах и остаётся ей верен в «Капитале», особенно при описании закабалённости рабочего и обещаний «полного снятия отчуждения» в будущем обществе. Весьма вероятно, что Маркс заимствовал этот термин из «Сущности христианства» Фейербаха и «Феноменологии духа» Гегеля. Но он придал этому понятию, носившему сначала теологический, а затем морально- гуманистический характер, более социологическую и реалистическую тональность. По сути, если не термин, то идею можно обнаружить уже у Сен-Симона, согласно которому, во всех ранее существовавших режимах и общество, и его члены всегда испытывали противодействие в полном овладении своими собственными силами. Тот интерес, который представляет анализ Маркса, заключается в различных значениях, придаваемым им термину «отчуждение», причём далеко не всегда Маркс отдаст себе отчёт в этих различиях и стремится слить все эти значения в одном объединяющем диалектическом движении. В то же время он использует это движение для того, чтобы уловить противоречия, присущие различным типам обществ и, в частности, капиталистическому строю. Вот шесть различных значений, которые Маркс придаёт понятию «отчуждение»: a) Vergegenstdndlichung - мера объективации социального; 6) Verselbststdndigung - мера автономии социального; в) Entausserung - в большей или меньшей мере отчётливая экстериоризация социального в структурах и организациях; г) Verausserung - мера трансцендентности организаций, стремящихся к превращению в аппараты господства; д) Ent- fremdmg - проекция вовне и утрата самости, идёт ли речь о человеке, группе, классе или целом обществе; е) и наконец, Entwirklichung ~ «мифологизация», которая относится в первую очередь к сознанию и идеологиям, одновременно обманным, мистифицирующим и неэффективным. Маркс стремится показать, что эти различные значения термина «отчуждение» объединены некой диалектикой, в которой они взаимно сливаются и усиливаются, что своего апогея они достигают при капиталистическом строе, подготавливая полное снятие отчуждения при коммунизме. Таким образом, в капиталистическом обществе эта диалектика обнаруживает всё многообразие своих аспектов, проявления которых мы далее перечислим. Но предварительно мы должны сделать примечание. С одной стороны, некоторые упоминаемые Марксом формы отчуждения в действительности есть проявления, присущие любой социальной реальности, независимо от ее типа. Эго относится к диалектике индивида и общества, в которой взаимная импликация и взаимность перспектив всегда относительны и зависят от привходящих обстоятельств; к диалектике тотальных социальных феноменов и их выражения в структурах и произведениях цивилизации; к диалектике отношений между стихийными, структурированными и организованными элементами социальной реальности. Вполне очевидно, что если не смешивать будущее общество, каким бы оно ни было, с раем на земле, эти виды «отчуждения» должны будут присутствовать и в нём. С другой стороны, речь идёт о существующих проявлениях зависимости, присущих различным типам обществ. Например, о 172 закабалённости собственным классом и вышестоящими господствующими организациями в рамках мирового общества; о проекции вовне и утрате самости человеком и обществом; наконец, об «иллюзорности» утративших действенность сознания и продуктов цивилизации и т.д. В этом случае, если и позволительно надеяться на то, что конец капиталистического общества принесёт изменения, то нельзя быть уверенными в том, что общества будущего не столкнутся с новыми видами подчинения. В частности, поскольку Маркс подчёркивает, что любое государство есть проявление отчуждения в наиболее сильном значении этого слова, невозможно быть уверенным в том, что государство действительно отомрёт в коллективистском обществе. Короче говоря, несмотря на свои достоинства, диалектика отчуждения у Маркса остаётся весьма двусмысленной и сочетает в себе черты социологического реализма и пророческого утопизма. Этот аспект диалектического движения у Маркса явно указывает, что используемая им диалектика остается восходящей и апологетической. Теперь уточним различные аспекты диалектического движения форм отчуждения, каковые Маркс отмечает как присущие капиталистическому обществу. Помимо уже известных нам форм отчуждения, которые мы причислили к классу буржуазии, - превращение общественной деятельности в господствующую силу, ускользающую он нашего контроля, противодействующую нашим интересам, господство отношений собственности над всеми остальными социальными отношениями, совершаемое деньгами искажение общественной жизни, наконец, «иллюзорность классового сознания», Маркс настаивает на следующих аспектах: а) Труд отчуждён, и условия труда невыносимы. Труд, ставший товаром, становится крайне изматывающим62. Как раз к тому моменту, когда по численности и по значимости рабочие начинают превалировать в процессе производства, «их собствен- ные условия жижи, труда и соответственно все условия существования превращаются во что-то гнетущее». б) В то же время речь идёт о «политическом отчуждении», поскольку рабочий класс отчуждён от государства, инструмента господства класса буржуазии, который в конечном счёте начинает господствовать над самим этим классом. в) Так же отчуждённым оказывается и разделение труда, как социального, так и технического, подчинённое собственности на средства производства и желаниям управляющих-надсмотрщи- коа. г) Наконец, полностью отчуждённый от класса буржуазии в рамках экономических процессов класс пролетариев дополнительно испытывает угрозу новой формы отчуждения: отчуждённости пролетариев от их собственного класса. «Мнимая коллективность, - пишет Маркс, - для подчинённого класса... представляла не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы (neue Fesseln}»62. Это заключается в том, что в конце концов члены одного класса, в частности входящие в класс пролетариата лица, «составляли всегда такую коллективность, к которой индивиды принадлежали... лишь постольку, поскольку они жили в условиях существования своего класса; они находились в этих общественных отношениях не как индивиды, а как члены класса»158. Они подвергаются опасности «покинуть класс и утратить самих себя». И здесь Маркс решается сделать исключение для группы «революционных пролетариев», которые благодаря своему действенному самосознанию освобождаются от отчуждения досрочно, даже раньше, чем их борьба за тотальное снятие отчуждения в обществе после исчезновения классов и государства принесет свои плоды. Повторим ещё раз: диалектика действительного отчуждения завершается утопией снятия отчуждения, которая для революционного меньшинства благодаря марксист- ской вере реализуется немедленно. Здесь профетизм торжествует над реалистической диалектикой отчуждения. *** V. Пятое диалектическое движение, выявляемое социологией Маркса, - это диалектика экономических противоречий капиталистического общества. Несмотря на резкую критику «Экономических противоречий» Прудона, Маркс, однако, пускается в аналогичное плавание, отличающееся только выбором заранее положенных противоречий. Он стремится показать, как вступают в конфликт производство, заработная плата, инвестиции капитала, выгода, с одной стороны, потребительная стоимость, меновая стоимость, цена товара, деньги - с другой, а также как сталкиваются неотъемлемый от рабочего труд, приобретённая капиталом (рабочая сила» и продукт труда, зачастую недоступный работнику'. Прибавочная стоимость, произведённая работниками, есть результат этих антиномий, поскольку под «оплачиваемой рабочей силой скрывается неотчуждаемый труд рабочего». Это противоречие выявляет то обстоятельство, что капитал представляет собой не вещь, но производственное отношение, основывающееся на прибавочной стоимости, незаконно получаемой путём покупки «рабочей силы», выступающей в качестве товара. Поскольку в действительности труд не есть только лишь рабочая сила и сама по себе рабочая сила не может быть сведена к положению товара. Труд идентичен человеку, рассматриваемому одновременно и как индивид, и как член группы, создаваемой заводом, профессией, классом, обществом в целом. Согласно Марксу, в самой прибавочной стоимости находятся в противоречии «абсолютная прибавочная стоимость» и «относительная прибавочная стоимость». Абсолютная прибавочная стоимость берёг начало в трудовой кооперации, которая функционирует как коллективная сита. «Капиталист оплачивает каждому из рабочих его рабочую силу, но он не оплачивает их совокупную силу, ту производительную силу, которую наёмные рабочие используют, действуя в качестве коллективного работника». Здесь Маркс, не упоминая Прудона, слово в слово повторяет 175 его анализ и термины. Но абсолютной прибавочной стоимости, берущей начало в коллективности и кооперации трудового процесса, противостоит антиномичная ей «относительная прибавочная стоимость». Эта «относительная прибавочная стоимость» является результатом натиска технического разделения труда, машин и крупных предприятий и, как сказал бы Маркс, если бы предвидел будущее, автоматизации. Она способна поставить под угрозу абсолютную прибавочную стоимость, отупляя совокупного работника, подчиняя его машинам и технологиям, которые нуждаются в увеличении относительной прибавочной стоимости, дабы возмещать часть абсолютной прибавочной стоимости и постоянно растущие инвестиционные затраты. Отметим мимоходом, что это наблюдение Маркса (хотя он и не отдавал себе в этом отчёта) выходит за рамки капиталистического общества и составляет в равной мере и проблемы коллективистских структур. Два последних противоречия, которые Маркс выводит на первое место, заключаются, с одной стороны, в безбрежной экспансии экономики, сдерживаемой периодическим возникновением экономических кризисов; с другой стороны, в антиномии ситуации рабочего класса, стремящегося к самоорганизации и освоению революционных позиций, и частной собственности на средства производства. Так эти экономические противоречия оказываются помещёнными в диалектическое движение, присущее специфической структуре капиталистического общества. Этот пятый аспект диалектического движения, который Маркс выделяет в своём анализе капиталистической экономики, вызывает многочисленные замечания. Создаётся впечатление, что в данном случае противоречия представляют собой более или менее искусно выстроенную конструкцию и что представленный Марксом анализ функционирования капиталистического общества вполне мог бы обойтись без диалектики. Действительно, здесь диалектика проникает исключительно как способ изложения выводов, к которым Маркс пришёл без всякой даалек- тики. Кроме того, когда под влиянием присущей Англии (где 176 был написан «Капитал») эволюционистской и позитивистской среды Маркс в предисловии к первому тому говорят о «естественных законах капиталистического производства», о «естественном законе его эволюции» и т.д., он, похоже, стремится дистанцироваться (по крайней мере внешне) от диалектического движения, присущего человеческой реальности. Однако он сам понимает, что обе концепции плохо ужива* ются вместе, поскольку натурализм, гуманизм159 и эволюционизм - пусть даже социальный - и диалектика не могут быть отождествлены. Именно поэтому в предисловии ко второму немецкому' изданию первого тома «Капитала» Маркс указывает, не без некоторого смущения, что в данной работе он прибегает к диалектике преимущественно как к методу изложения результата своих экономических исследований. Очевидно, он оказывается в деликатном положении, поскольку диалектика как метод изложения, согласно самому же Марксу, не имеет смысла, если при этом она не находится в связи с диалектикой как реальным движением... Необходимо признать, что отмеченные нами здесь сложности гораздо менее значимы, чем представляется на первый взгляд, поскольку они восходят, по крайней мере отчасти, к неправомерной терминологии Маркса. Действительно, говоря о «законах экономической эволюции капитализма» и характеризуя их зачастую как «естественные», Маркс на самом деле подразумевает не общие законы, а тенденции, отражающие закономерности, присущие капиталистическому обществу как частному типу социальной структуры. При изменении социальной структуры любой её экономический закон утрачивает силу. Если, к примеру, пролетариату удаётся разрушить капиталистическое общество, он этим фактом отменяет «экономические законы», управляющие этим топом структуры. Маркс в «Капитале» не перестаёт нападать на «предрассудки классической политической экономии, превращающей феноме- яы и тенденций капиталистической экономики в универсальные феномены и естественные законы». Напомним этот текст «Капитала»: «Формулы, на которых лежит печать принадлежности к такой общественной формации, где процесс производства господствует над людьми, а не человек над процессом производства, - эти формулы представляются её (современной политэкономии. - Ж. Г.) буржуазному сознанию чем-то само собой разумеющимся»160. И в послесловии ко второму изданию, о котором мы уже упоминали, он заявлял, что не существует абстрактных экономических законов; напротив, каждый исторический период обладает своими собственными. Как никто другой из экономистов, он также нападал на абстракцию «экономического человека», отделённого от человека социального, человека конкретного, которого нельзя самого по себе разделить на группы, классы, специфические общности, частью которых он бы являлся, Поскольку в то же время Маркс апеллировал к человеческому усилию, к революционной воле пролетариата с тем, чтобы разрушить социальную структуру капитализма, его внешний натурализм является чистой фразой и не даёт ему права говорить о «естественных законах», поскольку законы, или, скорее, тенденции, обнаруженные им в различных типах общества, не обладают ни всеобщностью, ни неизбежностью. Но есть кое-что и сверх этого. В «Капитале» Маркс разворачивает экономическую социологию, объясняющую, что экономические феномены, проявления экономической активности и даже экономические категории производства, обращения, распределения, потребления теряют свой смысл и характер, если оказываются оторванными от специфической системы общества, его частной структуры, типа этой структуры и глубинного тотального социального феномена. Смысл их действительно меняется в зависимости от качественных различий социальных условий. Следовательно, существует диалектическое движение между соци- альными структурами и их экономическими проявлениями. Это как раз и будет предчувствуемый Марксом шестой аспект действительного диалектического движения. *** Здесь отчасти становится понятным, почему в «Капитале» Маркс полагает возможным говорить о диалектике как о методе изложения. Причина заключается в том, что этот, зачастую искусственный, метод изложения разных аспектов экономической жизни в капиталистическом обществе принял в голове Маркса характер закона, в основе которого лежит следующая посылка: никакой экономический феномен не может быть понят, не будучи интегрированным в целостный социальный феномен, действительное движение которого диалектично. Именно это скромно отмечает Маркс, говоря, что диалектика как метод изложения опирается на диалектику как действительное социальное движение. Диалектический метод изложения не является простым принципом, поскольку он позволяет, по Марксовому выражению, «сорвать покрывало» и под экономическими противоречиями обнаружить антиномии, присущие глобальной структуре и её глубинному социальному феномену. Короче говоря, в «Капитале» диалектический метод изложения служит только разрушению видимости с тем, чтобы прийти к сущности, которой в данном случае выступает социальная реальность, понимаемая как тотальность, находящаяся в диалектическом движении. *** VI. Таким образом, мы подходим к шестому из наблюдаемых Марксом аспектов действительного диалектического движения: к отношениям между социальной структурой и экономическими проявлениями тотальных социальных феноменов67. Мы можем остановиться на нём вкратце, поскольку уже достаточно затронули эту проблему, обсуждая диалектику экономической жизни, и в разделе, посвящённом иным аспектам диалектики (в частности, в параграфе, затрагивающем диалектику между уровнями социальной реальности). Так, мы могли констатировать, что социальная структура и- экономика, всецело стремясь к взаимности перспектив или взаимной импликации, могут вступать и в противоречие. Согласно Марксу, функцией экономического строя выступает не только промышленная техника, но и подталкиваемая к машинному производству мануфактура со своим разделением труда, а роль и характер экономики меняются вместе с социальными структурами, в которые экономика интегрирована. Так, с резкой остротой проявляется диалектика производительных сил и социальных структур. Если уровень материальных производительных сил существен для обретения обществом тотальности, то по последнему можно понять, в чём заключаются эти производительные силы. Точнее говоря, именно от этой тотальности мирового общества зависит значимость производительных сил, Таким образом, роль экономической жизни особенно высока при капиталистическом строе и она не является столь существенной при других типах структур. В целом эта диалектика материальных производительных сил и мировой социальной структуры приводит Маркса к интегрированию экономики в систему общества. С данной точки зрения совершенно ошибочно утверждение о том, что Маркс якобы свёл всю общественную жизнь к экономике, поскольку он совершил совсем обратное. Он выявил диалектику экономики и системы общественной жизни; из них первая выступает интегрированной частью второй, играя при этом то главенствующую, то более скромную роль. И даже когда она доминирует в тотальности общества, что характерно для капиталистического общества, под экономическими отношениями скрываются социальные отношения. Это то, что приводит Маркса в третьем томе «Капитала» к иронии по поводу' «господина Капитала и госпожи Земли», которые в классической политической экономии играют роль «естественного порядка», тогда как в действительности они только лишь объясняют социальные структуры частного типа. *** Это подводит нас к рассмотрению дополнительной формы проявления диалектики между экономикой и обществом: диалектики между аналитической политической экономией и экономической социологией. В «Предисловии» к «К критике политической экономии», черновик которого нашел Каутский, Маркс настаивает на необходимости «двойного перехода от абстрактного к конкретному и от конкретного к абстрактному» для аналитической политической экономии и конкретной экономической социологии, которые нуждались бы друг в друге и исправляли бы друг друга, чтобы уловить социальную реальность, меняющуюся под воздействием экономической деятельности6®. Например, критикуя экономические категории в том виде, в каком они наиболее явственно проявляются в капиталистическом обществе, и выявляя их относительность, мы обретаем благодаря этим абстракциям (отдавать себе отчёт в их ограниченности) «лучшее понимание феодального, античного и восточного об* 69 ществ» , интегрированных в соответствующую мировую социальную структуру. % $ $ VII. Последний аспект, который, согласно Марксу, объемлет собой все только что перечисленные направления действительного диалектического движения, - аспект исторической диалектики. Прежде всего, историческая диалектика заключается в том, что в соответствии со знаменитой формулой Маркса «люди сами делают свою историю, но они её делают не так, как им вздумается»161. Или же, как он уточняет в «18 брюмера Луи Бонапарта», они творят её путём коллективных усилий в процессе производства, путём непрекращающсйся борьбы против внешних и внутренних препятствий, путём классовых антагонизмов, путём революций, путём противоречий между производитель- ными силами и производственными отношениями, но при этом они зачастую находятся в плену идеологий. В «Коммунистическом манифесте» утопическому социализму Маркс противопоставляет именно историю, настаивая на том, что направленное против буржуазии рабочее движение является историческим движением, фазой истории. В «Немецкой идеологии» мы читаем: «Пролетариат может существовать, следовательно, только во всемирно-историческом смысле, подобно тому как коммунизм - его деяние - вообще возможен лишь как «всемирно-историческое» существование162». «В своём развитии производительные силы достигают такой ступени, на которой возникают производительные силы и средства общения, приносящие, при существующих отношениях одни лишь бедствия, являясь уже не производительными, а разрушительными силами»163. Эта революция составляет историческую миссию пролетариата. «Все прежние классы, завоевав себе господство, стремились упрочить уже приобретённое ими положение... Пролетарии же могут завоевать общественные производительные силы, лишь уничтожив свой собственный нынешний способ присвоения»164. Диалектика истории обнаруживает, что «общество не может более жить под её (буржуазии. - Ж.Г.) властью, так так её жизнь несовместима более с обществом»165. В целом для Маркса историческая диалектика, ведущая к слиянию революционной диалектики, диалектики классов, диалектики преодоления отчуждения и диалектики экономических противоречий, есть движение, которое находит своё завершение в роли пролетариата как освободителя и спасителя человечества. В общем, историческая диалектика берёт верх над всеми остальными перечисленными диалектическими движениями, поскольку она отождествляется с движением человечества к собст- венному освобождению. Это - диалектика спасения, ведущая к земному раю, к примирению с самим собой человека и общества, а также между собой, к тотальному снятию отчуждения, к исчезновению классов и государства. Исторической диалектике Маркса присущ аспект блаженства и пророчества. Именно здесь обнаруживается опасность устремления к диалектике любого позитивного синтеза. Когда Маркс говорит, что присущие исторической диалектике синтезы основываются на непрерывной, в рамках общества и вне его, борьбе, на столкновениях с препятствиями и их преодолении, то речь идёт о синтезах, которые только называются «синтезами», а в реальности являются антиномиями. Но когда речь заходит о будущем, в котором Маркс рассчитывает на действительный синтез, он приходит к идее осуществлённой утопии, окончательного земного спасения. Именно по этой причине историческая диалектика как обозначение собственно истории обретает у Маркса множество различных смыслов, сохраняющихся на протяжении всех его работ. Когда в «Немецкой идеологии» он заявляет, что «нам известна только одна наука [о человеке] - это история», и говорит об «историографии» на базе «практического материализма» (что, в его терминологии, обозначает изучение «социального праксиса»), сразу же испытываешь недоумение по поводу того, что Маркс не стремится в достаточной мере выявить различия, существующие между «исторической реальностью» и отражением этой реальности в сознании, которое её «реконструирует» в историческое знание или историческую науку. И это несмотря на его же собственную концепцию о том, что любая история как гуманитарная наука предполагает вмешательство классовой идеологии и в более широком плане - ярко выраженного человеческого и социального коэффициента. С одной стороны, общества, классы, группы вынуждены бесконечно переписывать собственную историю, причём так, что между исторической реальностью и изучающим её историческим знанием устанавливается настоящее диалектическое отношение. Маркс полностью отдаёт себе в этом отчёт и в «Немецкой идеологии», и в тех случаях, когда он погружается в собственно ис- 183 торические работы, как, например, в своих великолепных трудах «Классовая борьба во Франции», «18 брюмера Луи Бонапарта» или «Гражданская война во Франции». Но в этих работах как раз отсутствует какая-либо «историческая диалектика» в том полном смысле термина, как его преимущественно понимал Маркс. С другой стороны, если «историческая диалектика» означала лишь диалектику «социальной реальности» в той мере, в какой последняя встречается в своих наиболее ярких и конкретных проявлениях, включающих в себя и те отражения истории в сознании, которые люди сами создают по поводу своей истории (что отличает исторические общества от архаических), то речь шла бы только о диалектике революции, аспектах социальной реальности, классовой борьбе и тд. Историческая диалектика не смогла бы, таким образом, разделиться на все иные диалектики, которые мы уже проанализировали. Итак, у Маркса «историческая диалектика» скрывает «философию истории» и служит смешению исторической реальности, историографии (или исторического знания) и утопически- эсхатологического видения будущего общества. С этой точки зрения его «историческая диалектика» основывается на предвзятом понимании человеческой судьбы. Эта судьба заключается в «подлинном разрешении противоречия между человеком и природой, челореком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом»75. И так как эта судьба известна ему до всякой диалектики, «историческая диалектика» Маркса оказывается догматической. Именно в этом заключается великий парадокс Марксовой диалектики, являющейся при всём том наиболее реалистической и конкретной из всех разработанных на сегодняшний день. Через посредство «исторической диалектики», служащей лишь целям маскировки эсхатологической философии истории, его диалек тика не избегает подводных камней догматизма. Это ещё раз подтверждает наше убеждение в том, что самым грозным врагом социологии, исторической науки и, добавим, соответствующей им диалектики является философия истории... *** Перед тем как оставить диалектику Маркса, мы попытаемся установить более детальный баланс его активов и потерь. I. Первым достижением диалектики Маркса выступает её стремление к антидогматизму, поиск путей исключения любой предварительно принятой философской позиции, как то спиритуализм, материализм, скептицизм и даже морализм. Она стремится вывести на первый план относительное, преходящее, проблемно ориентированное, изменяющееся. В противоположность идеалреализму Прудона, диалектика Маркса стремится стать полностью реалистичной, что не мешает ему включать в эту реальность усилие, действия, значения, наличное сознание, продукты цивилизации, идеологии, наконец, свободу. Диалектический реализм Маркса содержит в себе двойную ориентацию. С самого начала диалектическое движение выступает наличным движением, характеризующим социальную реальность в целом и тотальные социальные феномены в их развитии. Но в то же время этот диалектический реализм представляет собой метод постижения действительного социального движения, позволяющий оценивать, осознавать его, изучать. Так диалектика становится исследовательским методом, и можно задаться вопросом, отдавал ли себе Маркс отчёт в том, что отношения между' диалектикой как действительным движением и диалектикой как методом сами по себе требуют диалектизации, что между ними могут быть как отношения соответствия (ком- плиментарность, взаимная импликация, взаимность перспектив), так и расхождения (амбивалентность и поляризация). Во всяком случае, можно отметить, что под воздействием двойного аспекта диалектики как действительного движения и как метода Маркс в большей, нежели Прудон, мере приближается к диалектическому эмпиризму, выливающемуся в вечно об новляемый опыт конкретных перипетий, зачастую непредвиденных и неожиданных поворотов социальной реальности. В действительности ((диалектические синтезы», в выявлении которых находит удовольствие Маркс, преимущественно являются результатами усилий, изобретений, творений человеческой воли, как коллективной, так и индивидуальной, и находят своё выражение в процессе классовой борьбы и классовых конфликтов, в процессе возникающих напряжений между производительными силами и производственными отношениями (при условии, что эти синтезы не трансформируются в эсхатологическое видение будущего). II. Здесь мы подходим ко второму достижению диалектики Маркса: исключительной концентрации диалектики, понимаемой как действительное движение, на социальной реальности, на её историческом выражении и на человеческом коллективе в той же мере, что и на человеческом индивиде. Прудон, поставивший себе ту же цель, совершенно не преуспел в интеграции диалектики идей и доктрин в движение социальной реальности. Маркс, напротив, столь сильно настаивал на этой интеграции, что его можно заподозрить в том, что он видит в продуктах цивилизации, идеях, наконец, доктринах, лишь проекции, эпифеномены социальной реальности, в лучшем случае - идеологии. Однако его взгляды были вовсе не таковы. Они заметно приближаются к взглядам Сен-Симона, который рассматривал произведения духовной сферы, идеи и ценности как неотъемлемые части целостных социальных феноменов и производящих их тотальных актов. Маркс допускает, что идеологии сами по себе находятся в диалектическом движении, что частично и обеспечивает их истинность, предоставляя им относительную действенность в социальной реальности. Маркс никогда не говорил о диалектике природы. После его смерти это сделал Энгельс, смешав при этом в одном термине две различные проблемы: действительное движение природы и метод естественных наук. Маркс рассматривал только диалектику отношений между методами гуманитарных и естественных 186 наук, ту диалектику, которая, придавая более научный характер гуманитарным наукам, в то же время делала естественные науки более человеческими, вскрывая проникающий в эта науки человеческий и социальный коэффициент. Согласно Марксу, последний источник диалектических отношений между методами различных наук коренится в наличном диалектическом движении общества, которое находит своё отражение даже в методах естественных наук. Недоразумение, касающееся так называемого «натурализма» в творчестве Маркса не имело бы места, если бы Маркс взял на себя труд уточнить диалектику, устанавливающуюся между наличным диалектическим движением как движением общества и диалектическим методом, приложимым ко всем наукам, учитывая то обстоятельство, что последние развиваются внутри общества и требуют коллективных усилий. Это относится к наукам о природе, но в гораздо меньшей степени, чем к наукам о человеке, которые напрямую соответствуют диалектическому движению социальной реальности, III. Третье достижение диалектики Маркса - открытие множественности возможных направлений наличного диалектического движения, наблюдаемого в общественной жизни. По ходу нашего изложения мы выделили в качестве примеров семь различных направлений: диалектика революций, диалектика аспектов социальной реальности, диалектика классов и классовой борьбы, диалектика отчуждения, диалектика экономических противоречий, диалектика социальной реальности и экономики и, наконец, историческая диалектика. Если Маркс и не дифференцировал их в достаточной степени, испытывая чрезвычайное доверие к исторической диалектике, которая должна была составить их синтез и объединить их, он все же оставил достаточно указаний, позволяющих констатировать, что большинство этих движений полностью не перекрывают друг друга. *** Это приводит нас к выводу о том, что Маркс не учёл один важный момент, игнорирование которого ослабило его открытие, или, по меньшей мере, предчувствие этого открытия. Если наличное диалектическое движение может разворачиваться в различных направлениях, то не должны ли мы прибегнуть в равной мере к различным диалектическим процедурам для их изучения, чтобы следовать их многообразным изгибам? Выразимся иначе, более чётко: если диалектические движения главенствуют над путями и средствами, позволяющими их обнаружить и объяснить, не является таким уж невозможным сведение всех операциональных принципов, которые может нам предложить диалектический метод, к одному из них - к методу антиномии или поляризации противоречий, сопровождающемуся или нет их воссоединением или уничтожением в синтезах? Если, например, для изучения диалектики революции используется принцип поляризации, для изучения диалектики аспектов социальной реальности более адекватными будут принципы установления комгошментарности, взаимной импликации, амбивалентности и взаимности перспектив. В свою очередь, в диалектике социальных классов, разумеется, в той мере, в какой речь идёт не только о двух, но о нескольких классах (что часто проявляется в конкретном анализе Маркса, где он выделяет по пять-шесть классов и множество групп внутри них), необходимо применять, помимо поляризации, установление связей диалектической комплиментарности и амбивалентности. Этот последний принцип оказывается необходимым, когда речь заходит о группах внутри классов, способных составить новый класс. В данном случае исключаются только принципы сведения к взаимности перспектив и диалектической взаимной импликации, исходя из того, что характерной чертой любого класса выступает его не- сводимость к любому другому. Различные значения, в которых проявляются у Маркса формы отчуждения и, соответственно, их наличные диалектические движения, должны были бы привести к использованию различ- 188 ных диалектических принципов в их изучении. Так, для изучения отчуждения в качестве объективации, автономии социального или его структурирования и организации (при условии что последняя носит демократический характер) прежде всего необходимы принципы установления отношений взаимной импликации, или взаимности перспектив, со спонтанностью глубинного тотального социального феномена, а не принцип поляризации. И наоборот, формы отчуждения в виде фактов порабощения со стороны властных организаций, отбрасывание самости и её утрата, наконец, мифологизация сознания, потребуют прибегнуть к принципу диалектической поляризации. Точно такая же ситуация и в диалектике экономической жизни. Тут серия создающихся напряжений даже в капиталистическом обществе (как, например, напряжение между абсолютной и относительной прибавочной стоимостями) искусственно подталкиваются к поляризации, тогда как очень часто их изучение нуждается лишь в установлении отношений комплиментарности или взаимной импликации. Это ещё более справедливо по отношению к диалектике экономики и социальной структуры. Это имплицитно признаёт и Маркс, поскольку для него характерно преувеличение взаимности их перспектив! Что касается исторической диалектики, то, если освободить её от профетизма и эсха- тологизма и свести к движению целостных социальных феноменов и их структур - в той мере, в какой эти движения проникнуты прометеевским сознанием возможности изменений посредством вмешательства человеческой воли, то эта диалектика составляет лишь привилегированную часть диалектики различных наслоений социальной реальности. Как мы уже отмечали и как мы намерены показать в систематизирующей части книги, это направление наличного диалектического движения социальной жизни требует применения всех операциональных принципов в зависимости от конкретных обстоятельств. *** Замечания, высказанные нами по поводу присущего Марксу несоответствия между открытой им разнонаправленностью на* личного диалектического движения общества я употреблением лишь одного операционального принципа для их анализа (которое привело его, как и Гегеля с Прудоном, к полному обесцениванию), подводят нас к необходимости уточнить недостатки его диалектики. I. Первая ошибка этой диалектики заключается в недостаточно глубокой проработке отношения между диалектикой как наличным движением человечества, общества и исторической реальности и используемыми для их изучения диалектическими принципами. Ибо, как мы уже отмечали, это отношение само по себе диалектично. Но, несмотря на собственные намёки относительно различия между диалектикой наличного движения и диалектикой исследовательского метода, Маркс так и не выявил эту диалектику и не подверг ее анализу. Нам представляется, что одна из причин этого очевидного пробела заключалась в том, что Маркс чересчур настойчиво подчёркивал свой реализм, и это приводило его к неосторожным, выходящим за пределы его мысли формулировкам вроде «нового материализма» и «материалистической историографии». После их появления адепты, в первую очередь его старый соратник Энгельс, сочли возможным говорить об «историческом материализме», «экономическом материализме», наконец, о «диалектическом материализме». Однако эти выражения, одно ущербнее другого, смогли привести только лишь к недоразумениям и искажениям мысли самого Маркса. В этом же направлении Маркса вела присущая ему (и подвергнутая нами критике) тенденция растворять все направления наличного диалектического движения в исторической диалектике. К этим доводам необходимо ещё добавить смешение диалектического анализа, могущего служить лишь подготовительным целям, и находящегося в постоянном поиске собственно каузального объяснения, смешению которых Марксу противостоять так и не удалось. И. Второй, ещё более тяжёлой ошибкой диалектики Маркса и, кстати, проистекающей из первой, выступает её восходящий характер, подобно диалектическим учениям его предшественни- 190 ков, избежавших гораздо более печального искушения (из которых Платон и Гегель выступают как основными представителями, так и наиболее явными жертвами) первоначально нисходящей диалектики. Если для Платона диалектика служит методом восхождения к постижению вечных идей, если для представителей негативной теологии она является ордалией, предваряющей мистическую интуицию, если для Фихте и Прудона она - реальное усилие Человечества (сходное с моральным действием Прометея) по всеобщему примирению через всеобщее противоречие, то для Маркса, несмотря на несомненно драматический и реалистический характер, диалектика остаётся восхождением разобщённого и страдающего Человечества к окончательному спасению. Гораздо менее морализующая, нежели у Фихте и Прудона, восходящая диалектика Маркса ведёт, однако, гораздо дальше - к воплощению грез о земном рае, где все сложности и напряжения, присущие социальной жизни, окажутся устранёнными навсегда. Благодаря исторической диалектике, восходящая диалектика Маркса является триумфальным движением через революции к Человечеству, избавившемуся наконец от всех форм зависимостей и примирённому с самим собой. Ш. Итак, мы приближаемся к третьей и последней ошибке, присущей диалектике Маркса: она остаётся не только восходящей, но и апологетической диалектикой. Это - апология второй фазы коммунизма, апология бесклассового общества, апология отмирания государства, апология затухания всех ограничений и всех препятствий, апология полной гармонии на земле. Это апология конца Истории. Реалистическая диалектика Маркса завершается, таким образом, эсхатологией, в которой объединяются пророческие предвестия спасения и конца истории. Стоит ли вообще подчёркивать то обстоятельство, что восходящая и апологетическая диалектика Маркса, несмотря на весь свой реализм, проявившийся по мере её развития, в конечном счёте служит лишь обоснованию исходно полагаемого: что выстраиваемый пролетариатом земной идеал близится к реализации? Этот неожиданный поворот диалектики Маркса, на наш взгляд, предоставляет полное подтверждение тезиса, который мы выдвинули в начале этой книги и который далее намерены систематически развивать во второй её части. Чтобы полностью реализоваться, диалектика, понимаемая и как наличное движение, и как метод, должна начать безжалостно избавляться от любого восходящего и апологетического элемента, от любого предварительного допущения и предубеждения и выходить на просторы постоянно обновляемого опыта. Только диалектический гиперэмпиризм остаётся до конца верен диалектике.