Н.И. КАРЕЕВ [СУБЪЕКТИВИЗМ В РУССКОЙ СОЦИОЛОГИИ]

Вопрос о социологическом субъективизме в русской литературе.

Нигде вопрос о субъективном методе в социологии не вызывал таких споров и разногласий, как именно у нас. Русская литература выставила горячих защитников этического субъективизма в лице преимущественно Миртова и Михайловского.

Одно время (в семидесятых годах) говорилось даже об особой русской социологической школе как школе субъективной, да и теперь указывают на то, что она задолго предвосхитила идеи, характеризующие новейшую американскую школу социологов (Уорда и Гиддинса), тоже становящуюся на субъективную точку зрения1*. Именно с точки зрения этического субъективизма в русской литературе подвергнуты были критике главные положения органического направления и разные применения дарвинизма к социологии. В этой литературе можно найти и красноречивые страницы против социологического объективизма, за которым нередко скрываются на самом деле или социальный индифферентизм, или какие- либо тенденции невысокой нравственной пробы. Русские социологи и теоретически доказывали правильность этического отношения к общественным явлениям в науке, их изучающей. Нужно сожалеть только, что они с самого начала стали употреблять выражение «субъективный метод», как будто исследование естественных и общественных явлений должно было бы вестись не одним и тем же общенаучным методом, т. е. не на основании одних и тех же логических приемов мысли. По вопросу о субъективном методе от Миртова и Михайловского даже отделился третий социолог одного с ними направления (Южаков), что и вызвало между ними печатный обмен мнений. Потом вопрос в течение некоторого времени можно было считать сданным в архив, но недавно он снова был поднят, благодаря появлению в нашей литературе экономического материализма: именно оно сопровождалось нападением на «субъективную социологию», коей стали противополагать экономический материализм как учение чисто объективное и потому будто бы одно только и имеющее право считаться строго научным2*.

Субъективизм был объявлен прямо синонимом ненаучности и про извола. Прибавим к этому, что субъективизм русской социологической школы был связан не только с этическим отношением к личности и обществу, но и с признанием внутренней, психической, субъективной стороны в самой общественной жизни: представители этого направления считали невозможным построить социологию без помощи не только этики, но и психологии. Понятно, что они не могли сделаться поэтому сторонниками построения социологии непосредственно на биологии, как того хотели социологи органического и дарвинистического направлений. На том же основании с их стороны не мог встретить сочувствия и экономический материализм, хотя они сами вполне устранили то, что составляет этическую сторону учения Маркса в смысле общественного идеала и приняли его экономическую теорию. Из всей этой истории спорного вопроса в русской литературе в настоящее время выясняется, что чистый объективизм в социологии, с точки зрения русских его противников, является синонимом социологии, пострряемой без помощи психологии и без участия этики, а к такой социологии приводят идеи «общественного организма» как реального существа, «борьбы за существование» как основного фактора общественной жизни и «экономического материализма» кдк обоснования всей культурной и социальной жизни на одном экономическом начале.

Разбор Южаковым вопроса о субъективном методе. Первое заявление о необходимости применения к изучению общественных явлений особого субъективного метода было сделано в нашей литературе Миртовым в «Исторических письмах» и «Задачах позитивизма», написанных в конце шестидесятых годов. Около того же времени, но позднее Миртова с подобного же рода заявлением выступил и Михайловский в статьях «Что такое прогресс?» и «Теория Дарвина и общественная наука». Между аргументацией обоих авторов существует, однако, довольно значительная разница, и первый в своем субъективизме идет гораздо далее второго, но оба они вполне сходятся между собою в том, что принимают субъективизм за особый научный метод, который должен быть употребляем при изучении общественных явлений.

В начале семидесятых годов взгляды названных писателей были подвергнуты критике Южаковым в особом этюде, появившемся тогда в журнале «Знание» и перепечатанном впоследствии в первом выпуске «Социологических этюдов» (1891)3'. Со своей стороны Миртов и Михайловский возражали Южакову. В этой полемике задето было немало интересных тем, но главный спор вращался около вопроса, можно ли называть субъективизм особым методом и следует ли думать, что естествознание и обществоведение должны пользоваться двумя различными методами. Южаков стоит за единство научного метода во всей области знания и старается доказать, что в основе идеи о субъективном методе лежит ряд недоразумений, которые он и счел нужным разъяснить в своей статье.

Но, отрицая необходимость и научность особого метода, который был бы чем-то иным сравнительно с методом естествознания, Южаков признал вполне правильным субъективизм в смысле точки зрения или отношения к предмету. «Вдумываясь, — говорит он, — в филиацию мыслей приверженцев субъективной школы, можно дать следующее определение защищаемому ими методу: оценка относительной важности явлений на основании нравственного миросозерцания (идеала) исследователя и построение научной теории при помощи того же критерия, — вот, — прибавляет он, — отличительная черта, существенный принцип субъективного метода»4'. В другом месте он дает еще такое «исправленное» определение субъективного метода: его особенность «заключается в оценке относительной важности общественных явлений на основании взглядов исследователя на нормальные отношения членов общества друг к другу и в построении научной теории при помощи того же критерия»5'. В этом смысле Южаков стоит за субъективизм, но он не думает, чтобы в таком понимании субъективизм противоречил общенаучным объективным приемам исследования и чтобы поэтому он их исключал. Наоборот, такая нравственная оценка является только дополнением к этим приемам, необходимым их усложнением при усложнении самого материала, подлежащего исследованию.

Дав «исправленное» определение субъективного метода, критик замечает, далее, что «в таком виде требование, заявляемое этим методом (с некоторыми оговорками), весьма легко может быть принято самым ярым и нетерпимым приверженцем единства научного метода во всех сферах человеческого мышления». Дело в том, продолжает он, «что тут никакого особенного метода даже и нет вовсе, а есть просто провозглашение одной весьма важной теоремы социологии, именно что общество основано на личностях, и что развитие общества совершается не иначе, как личностями, чрез личности и в личностях. Если социолог признает эту теорему, то он, исследуя известное общественное явление, всегда будет останавливать свое внимание не только на последствиях его для общественной среды, культуры, но и на влиянии его на созидателей этой среды, на те общественные атомы, чрез которые единственно и могли возникнуть наблюдаемые им изменения общественной среды»6’. Этими словами Южаков заявляет полную свою солидарность с социологическими воззрениями разбираемых авторов, но при этом он не видит причины «приписывать значению личностей в обществе какой-либо особенный метод». «Игнорирование теоремы, — говорит он, — на которой настаивает субъективная школа, есть грубая и непростительная ошибка со стороны социологов; приступать к построению какой-либо части социологии, не уяснив себе предварительно значения личности для общественной среды и среды для личностей или даже прямо отвергая это значение, все равно, что делать какие-либо изыскания по небесной механике, отвергая теорему об обратной пропорциональности силы тяготения квадратам расстояния. Признание этих теорем необходимо для обеих наук, и нельзя достаточно благодарить наших авторов за резкое и постоянное настаивание на первостепенной важности личности в обществе, но все-таки где же тут особый метод?»7' Южаков особенно напирает на то, что теоремы, защищаемые Миртовым и Михайловским, «суть теоремы социологические, а отнюдь не логические, и что поэтому они должны влиять на содержание заключений, а отнюдь не на приемы исследования, отнюдь не на метод»8’.

При распадении обществознания на несколько самостоятельных наук сделалось возможным только, что «этика, существующая совершенно обособленно, иногда игнорируется мыслителями при построении ими общественно-научных теорий, и выходит тот quasi-объективный метод, против которого справедливо ратует субъективная школа», в глазах которой «принципы этики получают значение верховного и единственно научного критерия»9*. Но, прибавляет Южаков, «теоремы науки, как бы они истинны и важны ни были, не могут служить методологическим критерием, не извратив самого характера научной работы... Введение нравственного элемента в исследование нисколько не изменяет его существенного характера. Социологическое исследование может и должно держаться общенаучного метода и притом тем строже и неотступнее, чем сложнее материал, над которым приходится работать пытливости социолога. Если объективность заключается в том, чтобы игнорировать значение общественных событий для личностей и значение личностей для общественных событий, чтобы отмахиваться от социологических выводов, вытекающих из этических теорем, то это вовсе не объективность и беспристрастие, а просто опасное для науки заблуждение, непонимание того, что различные элементы общественного целого находятся в тесной зависимости между собою. Бог с ней, с такою объективностью; я готов выдать ее [с] головою нашим субъективистам. Но если, с другой стороны, субъективность заключается в том, чтобы, вместо признания желательным и должным истинного, объявлять истинным желательное, в том,*чтобы снимать с социолога-исследователя узду всяких общеобязательных логических форм мышления, в том, чтобы теоремы одной из областей науки, как бы эта область ни была важна сама по себе, возводить в методологический критерий всякого общественно-научного мышления, — если это значит субъективный метод, то да будет всякий социолог подальше от такого орудия, и чем талантливее мыслитель, тем опаснее для науки подобное направление» 1Н\ Нельзя не согласиться с правильностью этого взгляда, высказанного относительно субъективного метода Южаковым.

Но дело касается именно только особого метода, а не этической точки зрения при изучении общественных явлений. «Нравственный элемент, — говорит критик, — как процесс приспособления жизни к условиям общественного существования, слишком важен, и нравственная доктрина поэтому слишком обширная по своему значению область социологии, чтобы человек, неспособный разглядеть первого и чуждый второй, мог с успехом заниматься социологией... Мысля общественные явления, мы необходимо мыслим пользу, вред, благо и прочие категории, окрашенные для нас в цвет желательности или нежелательности», а это обстоятельство неизбежно налагает на нас «обязанность строить общественную науку, исходя из положений одного из отделов ее, из нравственных теорий»11*. Поэтому Южаков совершенно правильно считает борьбу с указанною окраскою для всякого мыслителя и невозможною, и бесполезною: «Все слова, относящиеся к обществу, запечатлены ею; все отвлеченные и почти все общие конкретные названия в социологической терминологии непременно или прямо означают или соозначают пользу, вред, благо или что-либо подобное»12'. Общий вывод Южакова таков: «Аргументация субъективной школы, которою она старается доказать неприменимость к социологии объективного метода, ...не выдерживает критики», но в основании положительной стороны субъективизма «лежит глубоко истинная идея о значении нравственной доктрины в социологии»13'. Нравственная доктрина однако, по мнению Южакова, «есть учение об отношении личности к обществу, о приспособлении жизни к условиям общественного существования, так что ее значение в социологии понятно и без каких-либо субъективных подставок. Ошибка субъективистов заключалась в том, что они теоремы социологии приняли за теоремы логики и доктрину, долженствующую влиять на содержание науки, объявили методологическим критерием»14'. Такую постановку вопроса Южаков называет даже отрицанием социологии как чистой науки, отождествлением ее с политикой в смысле науки прикладной.

Мы не станем рассматривать возражения, какие были вызваны статьей Южакова. Нельзя сказать, чтобы полемика сколько-нибудь разъяснила вопрос. Употребление слова «метод» не в более узком смысле приема исследования, а в более широком смысле «процесса» мышления, и возможность противополагать субъективное объективному в весьма разнообразных смыслах не позволили спорящим прийти к какому-либо заключению. Выяснилось только, что субъективисты вовсе не безусловные противники того, что они называют объективным методом. В статье «О методе в социологии», которую Миртов поместил в «Знании», даже прямо говорится, что в социологии возможны и объективные методы исследования, тем более, что ни один из методов не употребляется исключительно в одной какой-либо области науки15*. В одном только обе стороны согласились, но в этом пункте между ними и никакого разногласия не было, именно в необходимости внимательного отношения к человеческой личности в смысле психологического объяснения общественных явлений и в смысле оценки этих явлений с этической точки зрения. Общественные явления существуют чрез личности и по отношению к личностям, и русские социологи были правы, когда искали оснований для своего субъективизма и в свойствах исследуемых явлений, и в свойствах исследующего субъекта.

<< | >>

↑

Источник: Южаков, С.Н.. Социологические этюды / Сергей Николаевич Южаков; вступ, статья Н.К. Орловой, составление Н.К. Орловой и БЛ. Рубанова. - М.: Астрель. - 1056 с.. 2008

Еще по теме Н.И. КАРЕЕВ [СУБЪЕКТИВИЗМ В РУССКОЙ СОЦИОЛОГИИ]:

- Педагогика - Cоциология - Абитуриентам и школьникам - БЖД - Биология - Горно-геологическая отрасль - Гуманитарные науки - Журналистика - Искусство и искусствоведение - История - Конфликтология - Культурология - Медицина - Наноматериалы и нанотехнологии - Науки о Земле - Политология - Право - Психология - Публицистика - Религиоведение - Учебный процесс - Физика - Философия - Эзотерика - Экология - Экономика - Языки и языкознание -