В последние годы велось немало споров о так называемой смерти классового анализа или, по крайней мере, об уменьшении его влияния (см.: Holton and Turner, 1989; Pahl, 1989; Crompton, 1991; Marshall, 1991; Mullins, 1991; Pahl, 1991; Goldthrope and Marshall, 1992; Clark and Lipset, 1991;Pakulski, 1993a; 1993b; Waters, 1994; Hout, Brooks andManza, 1993; Clark, Lipset andRempel, 1993; Holton and Turner, 1994; Saunders, 1995; Pakulski and Waters, 1996; Wright, 1997). В ходе этих споров приводилось множество различных аргументов, находящихся на разных уровнях абстракции. Начну с краткого изложения основных доводов, используемых критиками классового анализа, а далее отвечу на эти доводы. Чтобы моя позиция стала яснее, я введу ряд концептуальных различий, проливающих свет на нынешнее состояние исследования классов. Я не собираюсь утверждать, что вся критика классового анализа совершенно необоснованна. Однако, если эта критика действительно ставит целью выявить реальные теоретические и эмпирические проблемы, не получившие до сих пор своего разрешения, то она должна с самого начала определить, что в действительности понимается под классовой теорией или классовым анализом, и что различные критические точки зрения означают применительно к изучению стран Восточной Европы. Мое изложение критических точек зрения ставит целью выявить основные линии аргументации. Наибольший вклад в критику классового подхода внесли Рей Паль (в Великобритании), Терри Никольс Кларк и Сеймур Мартин Липсет (в полемике на страницах журнала «International Sociology»). Ян Пакульски и Малькольм Уотерс недавно начали яростное наступление на понятие класса как таковое (Pakulski and Waters, 1996). Основными защитниками классового анализа являются Джон Голдторп, Гордон Маршалл (в Великобритании), Эрик Райт и Майк Хаут (в США). В полемике, развернувшейся в Германии, любопытную точку зрения представляет Ульрих Бек, заявляющий о уменьшении актуальности классов в жизни общества (Beck, 1986). С точки зрения Кларка и Липсета, наиболее важным инструментом, позволяющим оценить значимость класса в жизни общества, является идея поляризации в ходе становления классов: чем более поляризованным является классовая структура (имеются в виду различия в позиции на рынке труда), тем большее влияние оказывают классы на политические и культурные модели (Clark etal., 1993,295). Кроме того, классовая иерархия становится все более значимой, если и другие иерархии в обществе складываются по классовому признаку. Согласно критикам, значимость классов неизбежно уменьшается вследствие развития некоторых исторических тенденций. Ключевыми историческими процессами, меняющими природу классового общества, являются становление государства всеобщего благосостояния, растущий уровень жизни и увеличивающаяся значимость рынков. Другая идея, тесно связанная с предыдущей, заключается в следующем: по мере роста изобилия различия стилей жизни между классами неизбежно уменьшаются. Более сложная цепь рассуждения приходит к схожим выводам: по мере роста уровня жизни люди начинают воспринимать некоторые из основополагающих благ, которыми они обладают, как данность. Это, в свою очередь, подстегивает процесс становления политических предпочтений, базирующихся на стилях жизни. Такая тенденция подрывает базу экономического детерминизма и повышает значимость культурного и социального фактора. Рассуждая на данную тему, Ульрих Бек выстраивает изящную цепь аргументов. Он отмечает, что в период после Второй мировой войны по мере роста благосостояния многие рабочие смогли приобрести автомобили. В опыте этих людей факт покупки собственного автомобиля важнее, чем то, что у других (у среднего класса) автомобили лучше. Благосостояние подрывает иерархии и коллективизм и, одновременно, усиливает индивидуализм (Beck, 1986). Основные эмпирические аргументы критиков выглядят следующим образом: 1. Исследования социальной мобильности показали, что образование и доход родителей оказывают меньшее влияние на успешность профессиональной карьеры детей, чем прежде. 2. Голосование по классовому признаку переживает период упадка. Эго означает, что классы оказывают меньшее влияние на сферу политики, чем прежде. Исследователи классовой структуры ответили на эти аргументы результатами своих эмпирических исследований, свидетельствующими в пользу иных теоретических моделей. Существуют разные точки зрения на различия стилей жизни между классами. Некоторые теоретики пытаются игнорировать эту проблему, заявляя, что в основном речь в данном случае идет о различиях статусного характера; любое сближение классов— это следствие сближения между ними в этом статусном измерении (НоЩ й а1., 1993). Однако отношения между классом и статусом все же более сложны. Попытка Хаута полностью развести статус и класс выглядит слишком банальной по сравнению с концепцией Бурдье, с ее анализом структурных причинно-следственных отношений между классовой структурой, диспозициями и жизненными практиками. Опираясь на работы Элиаса и Вебле- на, Бурдье создает концепцию пост оянно меняющихся социальных различий, порожденных классовой структурой. Согласно Бурдье, выбор стиля жизни почти всегда сводится к социальным различиям. Когда люди выбирают одежду, духи, привычки или друзей, они всегда ориентируются (в основном бессознательно) на определенные различия, классифицируя вещи и явления на хорошие и плохие, высокие или низкие, свидетельствующие о бедности или богатстве (ВоигсПеи, 1979). Эти различия не сводятся к свободному выбору стиля. На них оказывает влияние классовая структура. Высшие классы подчеркивают свое отличие от других групп. Средний класс утверждает свою «культурную» волю. Рабочий класс, как правило, выбирает то, что необходимо. Внешние проявления различий постоянно меняются. В то время как рабочий класс приучается к лыжам, средний класс уже ходит под парусом по Средиземному морю. Вся область различий между группами находится в центре многих проектов, ориентированных на сбор эмирической информации. Классовая основа социальной мобильности и голосования на выборах—это еще один сложный, многоуровневый вопрос, по-разному решаемый на разных уровнях анализа. В обоих измерениях можно провести различия между относительными и абсолютными характеристиками. Абсолютная мобильность выражается через количество людей, перемещающихся из одного класса в другой. Относительная мобильность указывает на уровень перемещений между классами после того, как за скобки выведе но изменение статусной позиции, колебания численности классов (маргинальные изменения). При такой постановке вопроса становится очевидным, что и относительная классовая мобильность и электоральное поведение остались без изменений. Иными словами, несмотря на то, что средний класс вырос, а рабочий класс стал меньше, относительные возможности социального продвижения, а также классовые основы голосования на выборах не меняются в течение десятилетий. Большинство исследователей классов приходит к выводу о том, что классовые отношения оказываются на редкость стабильными: в западных странах объяснения требует на столько влияние на классы социальных изменений, а удивительная устойчивость классовой структуры в условиях быстрых изменений (Goldthrope and Marshall, 1992,393; Hout et al., 1993). Потребности классового анализа в Восточной Европе имеют, разумеется, совершенно иной характер. Однако критика классового подхода затрагивает не столько вопросы формирования классовой структуры, сколько такую проблему как социальные интересы и групповое сознание. Согласно Палю, исследования классов изначально полагают, что «экономические обстоятельства различных классовых категорий ведут их к осознанию того факта, что они находятся в ситуации угнетения, отсталости и эксплуатации, что обосновывается логикой детерминизма» (РаЫ, 1989,711). В то же время жизненные стили и потребительские ориентации людей не рассматриваются с точки зрения их позиции в сфере производства. Если символом промышленного капитализма девятнадцатого века была заводская труба, то символом двадцатого века для Европы и США стал супермаркет. Паль полагает, что нет смысла создавать масштабные теоретические построения, обосновывающие электоральную приверженность того или иного класса капитализму или социализму. В конце концов, голосование людей определяется более практическими нуждами, такими как доступ к системе здравоохранения и образования, жилищные условия, потребление в кре- дититак далее. Далее Паль утверждает, что основной причиной различий между классами в уровне смертности (чему есть огромное число эмпирических доказательств) связаны с множеством разных процессов, которые нужно отделять друг от друга. В число этих процессов входят неблагоприятные жилищные условия, нездоровые привычки в сфере питания, условия труда и другие культурные и экономические факторы. Использование класса в каче- стве объясняющей переменной может, утверждает он, рождать заблуждения. Согласно Кларку и Липсету, старая классовая политика опиралась на собственность на средства производства и контроль над ними. В то же время политическая программа новых левых ставит во главу угла «социальные вопросы». Однако многие текущие острые проблемы никак не связаны с классовыми интересами. Они касаются деградации окружающей среды, проблем войны и мира, гражданских прав или же (в коммунистических режимах прошлого) призывов к развитию демократии. Кларк и Липсет допускают, что разные классы демонстрируют разный уровень активности по отношению к названным проблемам, даже несмотря на то, что эти проблемы не связаны с классовыми различиями. Становится, однако, возможным определить в политической сфере наиболее активный социальный класс. Таковым является средний класс, исповедующий финансовый консерватизм, восстающий против чрезмерного налогового бремени. Эта ситуация, однако, вряд ли впишется в марксистскую теорию классов потому, что данный класс выделяет себя только по уровню дохода и не обладает «общим рыночным опытом», а также общим классовым сознанием (поскольку он действует, прежде всего, посредством голосования), не стремится к захвату власти и жаждет только уменьшения вмешательства государства в экономику. Более *> того, политика этого класса подрывает старую «классовую политику» более низких социальных классов, а это, в свою очередь, означает, что меняется содержание классовой политики в целом. Г о лдторп и Маршалл рассматривают классовый анализ главным образом как одну из исследовательских программ. Их подход схож с подходом Лакатоса (Lakatos, 1972). «Классовый анализ, так, как мы его понимаем, касается главным образом исследования взаимоотношений между классовыми структурами, социальной мобильности, неравенства и действия, порождаемого существованием классов. Более конкретно, мы изучаем позиции, порождаемые отношениями найма на рынке труда, на производственных предприятиях в разных отраслях экономики. Мы изучаем процессы, посредством которых индивиды и их семьи распределяются и перераспределяются между этими позициями в течение разных отрезков времени. Мы исследуем последствия этого для жизненных шансов и социальной идентичности, интериоризируемой ими, а также общественные ценности и интересы, к которым они стремятся (Goldthrope and Marshall, 1993,382). Эта исследовательская программа, продолжают Голдторп и Маршалл, создает рамки, в которых становится возможным создавать конкурирующие теории, а затем оценивать их эвристический и объяснительный потенциал. Многие выступления, подвергающие критике классовый анализ, направлены против некоторых версий марксистской классовой теории. Голдторп и Маршалл делают существенный акцент на различиях между классовым анализом как исследовательской программой и марксистской социологией. Из классового анализа, утверждают они, не вытекает необходимость жесткой приверженности какой-либо концепции. Это означает, что классовый анализ может рассматриваться как проект более ограниченного интеллектуального и политического масштаба, чем это принято считать в марксистской традиции. Согласно Маршаллу и Голд- торпу, названные ограничения могут быть сведены к следующим четырем пунктам: 1. Классовый анализ не поддерживает тезиса о том, что классовая борьба является локомотивом истории. У рабочего класса нет «исторической задачи» свергнуть капитализм. Структура классов и классы как акторы в разных странах представлены по-разно- му. Уже в силу этого им отводятся разные роли в реализации стремления той или иной страны к модернизации. 2. Классовый анализ не предполагает обязательной приверженности трудовой теории стоимости или другой теории, полагающей, что все отношения между классами неизбежно являются отношениями эксплуатации. Существуют конфликты мслсзу классами, но взаимодействие классовых интересов не обязательно является взаимоисключающей игрой с нулевой суммой. Это может быть и игра с позитивной суммой, рождаемой общностью интересов. 3. Классовый анализ не предполагает приверженности «модели Зимнего Дворца» или же «коллективных действий рабочего класса», базирующихся на солидарности по месту работы или жительства. Вместо этого ставится цель показать условия, при которых классовые действия рассматриваются как возможные. 4. Классовый анализ не тождественен редукционистской теории политического действия. Нахождение на той или иной классовой позиции рождает только потенциальные интересы. Вопрос о том, как проявляются классовые интересы и в какой степени их затмевают интересы другого плана, зависит от структурных особенностей социальной идентичности, характерной для народных масс. Демографические идентичности классов, и, в частности, фактор поколенческой устойчивости классовых позиций играет важную роль в формировании таких типов идентичности, однако ключевая роль принадлежит и политическим партиям, их идеологиям, программам и стратегиям. В целом можно сказать, что классовый анализ не предполагает приверженности какой-либо общей теории классов, и, в еще меньшей степени, общей теории исторического процесса. Существуют, однако, три основных требования, выдвигаемые в отношении концептуальных оснований классового подхода, сбора и анализа эмпирических данных. 1. Концептуальная аккуратность. Если концепции не совпадают, если классовые границы описываются несколько по-разному в разных классовых теориях, это не означает, что, отметив это, нужно прекратить полемику. Напротив, в том, чтобы определить степень актуальности и точности различных теорий как раз и состоит основная задача классового анализа. 2. Подлинно многомерный анализ. Никому и в голову не придет утверждать, что одни и те же причины непосредственно определяют низкий уровень образования, выбор той или ной партии на выборах или хронический бронхит. Однако, если этихарактери- стики чаще всего встречаются в рядах рабочих, то это лишь подчеркивает важность классового анализа, а не снижает её. 3. Во всех видах анализа должно присутствовать временное измерение. Маршалл и его коллеги предупреждали нас об опасности дуализма в подходах, в рамках которого противопоставлены друг другу сплоченный классовой солидарностью пролетариат времен классовых антагонизмов и атомизированный, ориентированный на потребление пролетариат сегодняшнего дня. Существует немного данных, свидетельствующих в пользу такого подхода в исторических или социологических исследованиях. Я согласен с тремя вышеизложенными требованиями к точности проводимых исследований, выдвинутыми Голдторпом и Маршаллом. Но несмотря на обоснованность сказанного ими, нельзя не видеть, что их исследовательской программе угрожает эмпиризм. Как подчеркивает Паль, в этой программе не выдвигалось ни одного сколько-нибудь точного теоретического обоснования выявляемых ими классов. Голдгорп и Маршалл убедительно объясняют, почему классовые исследования не должны базироваться на теории эксплуатации. И в самом деле, теории взаимоотношения между классом и эксплуатацией не могут полагаться даже на теорию Маркса, поскольку его анализ процесса производства не рождаетубедительных доказательств того, что среди наемных работников господствуют отношения эксплуатации (Kivinen, 1989,51). Попытка Голдторпа теоретически объяснить структурацию классов посредством отсылки к концепции «класса служащих» не слишком убедительна (см.: Kivinen, 1987; 1989,356). Голдторп проводит различия между «отношениями службы» и «трудовым договором», а также утверждает, что последний содержит в себе особый элемент доверия и приверженности капитализму. Однако, постулирование этого элемента остается достаточно туманным актом в отсутствие концептуализации этих процессов, ведущих к возникновению в обществе межорга- низационной сферы принятия решений и соответствующих управленческих позиций, а также сферы умственного труда. В свою очередь концептуализация требует исследования трудового процесса и взаимоотношений между классами. Самыми важными инструментами, служащими этим целям, являются властные ресурсы и стратегии, используемые в «производственной политике» (Kivinen, 1989). В программе Голдторпа понятия классовой теории превращаются в постулирование антиисторичного идеального типа. Эго происходит в тот момент, когда остро ощущается потребность в ином виде анализа, фокусирующего внимание на социальных связях классов и трудовом процессе. Действительно, если рассматривать классовый анализ в качестве исследовательской программы, то важно признать теоретические проблемы, существующие на каждом уровне этой программы. Важно также признать, что эти проблемы не являются неизменной константой, и что у классового анализа есть своя теоретическая история. Построение теоретических конструкций не ограничивается только самим классовым анализом, понятия классового анализа связаны с другими социологическими теориями разных уровней. Самый важный вклад в классовый анализ был сделан исследователями трудового процесса (Braverman, 1974; Burawoy, 1977; Kivinen, 1989) и классовых культур (Thompson, 1968; Willis, 1979; Bourdieu, 1979). И, наконец, Голдторп и Маршалл также игнорируют проблемы, характеризующие взаимоотношения между разными уровнями классового анализа. Операционализация классовой сгрлкчлры российского общества Переменные, описывающие классовую структуру российского общества, представлены в материалах российского исследования следующим образом: 1. Отправной точкой анализа является сочетание умственного труда и его автономии применительно к управленческим позициям. Это позволяет нам преодолеть основные аномалии схемы Эрика Райта. Показатель авторитета (который в этом контексте характеризует любую управленческую позицию, обозначенную классовой схемой Райта) уточняет внутреннюю дифференциацию различных форм умственного труда (см.: Кшпеп, 1989; особ. с. 43). Этот тип операционализации очевидно „ чреват целым рядом проблем. Точная операционализация критериев исторического класса должна базироваться на широком сравнительном и историческом анализе профессионализации, управленческих стратегий и организации труда. Эго, однако, невозможно осуществить в рамках одного эмпирического проекта. 2. Операционализация, выполняемая нами, начинается с определения типов'автономии труда на основе профессиональных характеристик. Уровень автономии и положение в управленческой иерархии применяются в качестве дополнительных критериев. Важно подчеркнуть, что дополнительные критерии включаются в процесс анализа в разных формах в зависимости от типа автономии. Далее приводятся правила операционализации на основе подробной классификации профессий. В этой связи необходимо также сконструировать новые типы автономии. Автономия труда в области науки и техники — инженеры и тесно связанные с ними профессии (001— 024) —техники и тесно связанные с ними профессии (025—039 или 903) Эти категории составляют ядро нового среднего класса, но только в том случае, если они занимают какую-либо позицию в управленческой иерархии. Если они не занимают такой позиции, то они включаются в маргинальную группу. Профессиональная автономия —научные работники (040—057) —врачи (061—069) 1 1 —гуманитарии (090—110) —учителя (115—134) — официальные лица в сфере искусства, средств массовой информации и так далее (159—190) Далее используются те же правила классификации, что и выше. Автономия труда в сфере торговли \\ —продавцы и так далее (420—436) —работники буфетов (695) ' —официанты/официантки (699) —парикмахеры (707) Те, кто занимает какое-либо положение в управленческой иерархии, включаются в привилегированные группы; другие относятся к рабочему классу. Автономия умственного труда —работники, выполняющие рутинные функции и функции хранения информации (439—466); №3: категория 439 не может использоваться напрямую потому, что в ней есть одно важное исключение (470—490) —администраторы гостиниц (710) Те, кто выполняет управленческие задачи, включаются в привилегированные группы; другие относятся к рабочему классу.