В СССР отношения между управленцами и профессионалами складывались, как правило, менее напряженно, чем в капиталистических странах. При капитализме инженеры и управленцы никогда не могли утвердить себя в статусе профессионала, потому что были слишком зависимы от товарного рынка, экономических циклов и меняющихся управленческих стратегий. При социализме позиция управленца зависела от выполнения плана, а его автономия ограничивалась, с одной стороны, министерством, с другой, — партийным аппаратом. В ответ управленцы стремились подчеркнуть свою профессиональную особость. В официальной советской классификации управленцы включались в состав интеллигенции, и это не вызывало у них возражений. Групповое сознание начало формироваться в среде бюрократии и специалистов, занятых в производстве, только в период реформ, начиная с конца 80-х годов (Melin, 1996,144). Если рассматривать социализм и капитализм как два типа общества, находящихся под контролем управленцев, то теряются из виду важные различия между ними в отношениях собственности и в том, что касается объектов накопления. В социалистическом обществе управленцы не осуществляют всеобъемлющих функций капитала (см.: Kivinen, 1987,63—64). Вместо этого они выполняют функции государственного планирования (Davis and Scase, 1985,90). Это означает, что их позиция в общественной иерархии имеет свою специфику. При социализме управленец подчиняется приказам планирующих органов и органов политического контроля. Это означает, что он обладает меньшей степенью автономии и более ограничен в своих действиях. Такая количественная характеристика его положения—это лишь верхушка айсберга. Гораздо важнее то, что в разных общественных систе- мах позиции и ситуации управленцев и инженеров по-разному структурируются. Коротко охарактеризуем базовые процессы и основных социальных агентов, определяющих ситуацию управленцев и инженеров в Советском Союзе. Утверждение Ч. Р. Миллса о том, что историю среднего класса твориг не он сам, а другие, вполне точен как в отношении Советского Союза, так и в отношении США. Тем не менее, нельзя не признать, что управленцы и инженеры выступают при социализме одновременно как коллективные и индивидуальные агенты. «ВСИ, будучи профессиональной организацией, защищающей профессиональные интересы своих членов, должна бороться с проявлениями социальной анархии, которые уничтожают экономическую жизнь страны и ставят членов ВСИ в положение, когда они не могут свободно, в соответствии со своей совестью, выполнять профессиональные обязанности управления и развития российской промышленности. ВСИ запрещает своим членам вступать в организации, политика которых способствует разрушению промышленности, и поддерживать эти организации своими знаниями и опытом. Члены союза не могут выполнять функции комиссаров на промышленных предприятиях, участвовать в комитетах рабочего контроля, или в других комиссиях, наделенных управленческими функциями. Члены союза должны бороться против вмешательства безответственных сил...»(Отрывокиз резолюции Всероссийского съезда инженеров в январе 1918 г., цит.:ЬатреП, 1979,15). Вскоре после революции возникает, как мы видим, организация сознательных инженеров и управленцев, пытающихся заблокировать внешнее вмешательство в свою деятельность и определить ее условия. Однако этому не суждено было длиться долго: «Широкие массы инженеров и техников рассматривают себя как неотъемлемую часть рабочего класса и отвергают любую идеологию, чуждую идеологии советской власти. Основная задача массы инженеров и техников состоит не в том, чтобы утверждать свою кастовую исключительность, не в том, чтобы требовать особых привилегий буржуазного инженера, а в том, чтобы стремиться к взаимному доверию инженеров и техников, с одной стороны, и рабочего класса в целом, с другой» (Отрывок из резолюции Всероссийского союза инженеров в январе 1918г., цит.: ЬатреП, 1979,27). Даже во время НЭПа звучали выступления, в которых профессиональный скептицизм, аполитизм, мещанство рассматри- 125 вались как антитеза большевистской воли и энтузиазма. Одновременно принадлежность к «гильдии» или «касте» рассматривалась какугроза общественности. В ходе выполнения первого пятилетнего плана критика такого рода раздавалась все чаще и чаще. Процесс, определивший положение управленцев, инженеров и интеллигенции, порожденный внешними по отношению к ним обстоятельствами, заключался в полной политизации общества. Этот процесс, однако, не был простым движением вперед, свободным от конфликтов и противоречий. В той своей части, которая касалась управленцев и инженеров, этот процесс был связан с двумя интерпретациями взаимоотношений между умственным и физическим трудом. Первая, функционалистская интерпретация предполагает, что различия между умственным и физическим трудом носят необратимый характер. Инженеры и управленцы рассматриваются как представители технологии, науки и развития производительных сил. Именно поэтому они имеют право ожидать особого к себе отношения и особых привилегий. Согласно второй интерпретации, эти группы представляют собой сообщество буржуазных интеллектуалов, которые всеми возможными способами стремятся подорвать попытки построения социализма. Эта позиция стала отправной точкой для организации ряда судебных процессов: шахтинского дела, дела Пром- партии ит. д. Из подобного посыла исходили и эпизодические кампании, в рамках которых рабочих натравливали на сомневающихся интеллигентов. Эти кампании могут рассматриваться как проявления классового подхода, в рамках которого научно-техническая интеллигенция выступала в роли враждебного класса двурушников. Между интерпретациями и стратегиями «политизации» укорененными в этих двух подходах, существовала постоянная напряженность. Нельзя сказать, что между этими стратегиями существовала четкая временная граница, хотя функционалистский подход явно преобладал в период НЭПа, а стратегия классовой борьбы доминировала во все другие периоды, а особенно в период реализации первого пятилетнего плана. Интерпретация проблемы с позиций классовой борьбы основывалась главным образом на понятии «буржуазный эксперт». Действительно, инженеры зачастую скептически относились к завышенным планам, базировавшимся на «большевистской воле и вдохновении». Однако, их позиции в обществе не позволяли им отстаивать свои взгляды на рациональность. Более того, некоторых специалистов старшего поколения превратили в козлов отпущения, расплачивающихся за проблемы и провалы в экономике. Ведя поиск саботажников, органы безопасности стали еще одним агентом производственной политики. Открытые репрессии коснулись лишь небольшой части специалистов, но всем из них пришлось работать в условиях, в которых грань между «провалом» и «преступной халатностью» была слишком размыта и конъюнктурна. Однако острие критики было направлено прежде всего против «буржуазности» интеллигенции, а не против позиции управленцев и интеллигенции в целом. В этом смысле стратегия Сталина была менее радикальной, чем стратегия Пол Пота, стремившегося одновременно ликвидировать не только соответствующие позиции, но и людей, тяготеющих к ним (Kivinen, 1998). Любые теории, акцентирующие роль рабочих в управлении производством, были отвергнуты как проявления анархо-синдикализма еще в ранние годы существования режима. Система, базирующаяся на единоначалии, трансформировалась в «тройку», состоящую из руководства предприятия, профсоюзов и руководства партийной организацией. В конце концов роль профсоюзов была сведена к минимуму, у руля управления осталась «двойка». На ранних этапах существования режима, двоевластие партии и буржуазных экспертов часто проявлялось в различных стратегиях поведения: в то время как руководители предприятия стремились продвинуться по политической линии, «буржуазный специалист» занимал пост главного инженера. Со временем эти различия сошли на нет. Процесс индустриализации привел к резкому увеличению численности управленческих и инженерных позиций. В период меяеду 1929 и 1934 годом численность управленцев увеличилась в шесть раз. При этом в тот же период численность промышленных рабочих и персонала удвоилась, а численность инженеров и техников выросла в пять раз. В СССР индустриализация предполагала быстрый рост численности работников «умственного труда» или, в иной терминологии, «позиций среднего класса». Поначалу бригадный метод организации труда казался адекватным противовесом формирующимся управленческим структурам. С помощью бригад рабочие могли сохранять контроль над процессом производства. Бригады получили наибольшее распространение в период между 1929 и 1931 годом. Однако затем Сталин подверг критике принцип «коллективной ответственности», что привело кусилению управленческого контроля за счет введения индивидуальных трудовых показателей. В Советском Союзе на высшей ступени управления предприятием находились директора. Ступенькой ниже располагался инженерно-технический персонал. А далее следовали руководители отделов, управленцы низшего звена и инженеры. Отношения между этими группами строились на принципах иерархии, подразумевавшей разный уровень индивидуальной ответственности и разный уровень оплаты труда. В цехе распределение заданий входило в ответственность мастера. Одновременно существовала особая группа, устанавливающая производственные нормы и уровень оплаты труда за каждую трудовую операцию. Особые управленческие иерархии, связанные с нею структуры дифференциации, были продуктом советской экономической системы (Ме1т, 1996). Поскольку потребность в продуктах не являлась фактором, определяющим успех предприятия, проблеме сбыта продукции уделялось гораздо меньше внимания, чем в западных капиталистических странах. «Приобретение ресурсов», напротив, играло ключевую роль в деятельности предприятия: оно обеспечивало предприятие инвестициями, средствами производства, сырьем и т. д. (в частности, возрастало значение снаб- женеца-«толкача»). Вся советская экономика держалась на переговорах и договоренностях между различными отделами предприятия, между предприятиями и министерствами, между различными министерствами. Между рабочим классом и управленцами существовали ощутимые различия в уровне оплаты труда. Однако в ключевых отраслях промышленности (таких, как металлургия) эти различия были во много раз больше, чем в отраслях, рассматривавшихся как менее важные, таких, например, как текстильная промышленность. В отличие от рабочих, чей труд оплачивался сдельно или повременно, инженеры и техники получали прибавку к зарплате в виде премии. Данные о первых пятилетках указывают на то, что различия в уровне оплаты различных работников постоянно увеличивались. В лучшем случае уровень оплаты неквалифицированного рабочего составлял половину оплаты квалифицированного, четверть заработной платы инженера, не более одной деся- той зарплаты и других вознаграждений, получаемых руководителями. Кроме этого, инженеры и руководители имели более комфортные условия жизни: у них были свои магазины и свои столовые. Даже в лагерях существовала своя иерархия: специалистов отправляли в «Круг первый» (Solzhenitsyn, 1977). Экономические структуры, определявшие особые условия самостоятельности для руководителей и инженеров, сформировались в ходе выполнения первого пятилетнего плана: «Развитие командного планирования в СССР не привело к каким-либо радикальным преобразованиям в способе производства. Не произошло ничего похожего на коллективизацию, полностью изменившую облик сельскохозяйственного сектора. Одно важное изменение заключалось в том, что планирование, ставшее более детальным, приобрело характер «прямой инструкции, обязательной к исполнению». Но при этом специалистам, осуществлявшим централизованное планирование, приходилось принимать во внимание высокую степень изменчивости, свойственную быстро меняющейся экономике и ее технологической базе. Промышленность регулярно впадала в состояние кризиса, чреватого систематическим срывом поставок, а то и остановкой производства, способной подорвать процесс индустриализации. Если перебои становились достаточно серьезными, партия развертывала специальную кампанию, направленную на то, чтобы исправить ситуацию, концентрируя тем самым внимание на приоритетных направлениях. В этой ситуации, какими бы строгими и детальными ни были предписания сверху, они не могли лишить руководителей предприятия некоторой самостоятельности по отношению к вышестоящим органам и планирующим организациям. Эта самостоятельность была нужна им, хотя бы для того, чтобы определить способ достижения спущенных сверху производственных показателей. Непосредственный контроль над процессом производства, осуществлявшийся руководителями предприятия, ограничивал власть центральных органов, лишая их возможности полностью управлять производственной ситуацией. Одновременно внутри системы управления предприятием определенный уровень влияния был связан с выполнением технических функций. Следует сказать, однако, что ИТР, подчиненные директору предприятия, редко выступали против решений, либо направленных на выполнение плана, либо использовавших план как предлог» (Lampert, 1979,153—154). Однако, чтобы сохранить за собой некоторую степень самостоятельности, руководители должны были обеспечивать выполнение плана. В противном случае в дело вступали партийные орга ны и репрессивный аппарат. В этих обстоятельствах научно-техническая интеллигенция должна была прибегать к особой стратегии влияния, делавшей акцент на неучастии и осторожности. Стремясь всеми способами преуменьшить влияние политического действия, а также избегать участия в нем, инженеры впадали в состояние «бюрократической апатии». И действительно, не техническая интеллигенция предприятия, а партия стала движущей силой технологической революции. Именно она активно вмешивалась в технологический процесс, брала на себя ответственность за техническое развитие. В исследованиях, посвященных советскому обществу, роль бюрократии была предметом многих туманных и двусмысленных рассуждений. Следует сказать, что в Советском Союзе позиция инженерно-технической интеллигенции не соответствовала критериям идеального типа бюрократии в ее веберовском понимании. Действительно, советские инженеры и руководители были неотъемлемой частью управленческой иерархии и назначались только в том случае, если обладали определенной квалификацией. На этом, однако, их сходство с идеальным типом бюрократа заканчивается (РакикИ, 1986; ЬатреП, 1979,156). Господствующая позиция партии в советском обществе лишала их действия какой-либо предсказуемости, являющейся типичной чертой бюрократического управления. Партийное вмешательство не позволяло произвести четкое разграничение сфер деятельности и ответственности. Т аким образом, тезис об усилении классовой борьбы, выдвинутый партией, создавал все больше и больше проблем, приводя к ряду непреднамеренных последствий. В 1931 году Сталин заявил, что ни один правящий класс не может выжить без своей собственной интеллигенции. Отсюда вытекала задача: советский рабочий класс должен был создать свою собственную инженерно-техническую интеллигенцию. К тому моменту многие рабочие и дети рабочих получили возможность выдвинуться на управленческие позиции и войти в состав технической интеллигенции. И все же, несмотря на это, в отношениях между рабочим и средним классом существовало немало проблем. Проблемы были вызваны прежде всего теми властными полномочиями, которыми обладали специалисты по отношению к рабочим, а также их многими привилегиями. В то время как в сфере идеологии руководители и научно-техническая интеллигенция рассматривались как группы, занимавшие более низкую ступеньку социальной лестницы, чем рабочие, в сфере производства именно средний класс обеспечивал выполнение все более жестких норм. К началу тридцатых годов рабочие уже не имели возможности оказывать коллективное сопротивление, но на индивидуальном уровне сопротивление продолжалось, принимая форму пьянства, прогулов увиливания от работы. Непредсказуемость плановой экономики, выражавшаяся в систематическом дефиците поставок и простоях, оставляла в руках рабочих реальные рычаги воздействия на процесс производства. Несмотря на то, что Советский Союз с самого начала взял на вооружение то, что именовалось «здоровым ядром» тейлоризма, стратегия управления трудовым процессом здесь явно напоминала ситуацию в капиталистических странах в ЬО ще XIX века. Николас Ламперт обобщает результаты своих исследований положения технической интеллигенции на ранних этапах сталинизма в форме следующего противоречивого тезиса: «Очевидно, что положение этой группы становилось все более сложным: техническая интеллигенция была и «представителем» государства, и его жертвой, и объектом господства, и субъектом наведения дисциплины в трудовом процессе, и группой с неустойчивым положением, и обладателем социальных привилегий» (ЬатреП, 1979,159). Эти характеристики преобладали в течение всей сталинской эпохи, даже несмотря на то, что облик интеллигенции изменился: в конце тридцатых годов «жертвой» становились «красные» директора и управленцы, а не аполитичный корпус инженеров и управленцев. Неустойчивость положения этой группы сохранялась, несмотря на то, что к концу сталинской эпохи объем ее привилегий увеличился. В хрущевскую эпоху относительное ПОЛО- ' жение сельских рабочих и рядовых рабочих на городских предприятиях улучшилось. Изменения коснулись и позиций среднего класса: в его жизни стало меньше потрясений, больше устойчивости. В этот период выходцы из среднего класса все чаще сохраняли свою принадлежность к этой группе. В течение последних десятилетий, предшествовавших распаду СССР, женщины стали преобладать на инженерных должностях. При этом зарплата инженеров почти не отличалась от заработной платы квалифицированных рабочих. Более того, многие инженеры работали не по специальности. . . л Пол и уровень доходов респондентов с различным уровнем самостоятельности труда (индекс: рабочий класс 100) в Советском Союзе в 1991 г. Процент рабочего населения Доход Профессиональная автономия 17 113 • мужчины 34 137 •женщины 66 100 Менеджерская автономия 9 151 •мужчины 56 178 • женщины 44 116 Научно-техническая автономия 13 127 -мужчины 51 140 -женщины 49 114 Автономия в сфере обслуживания 2 81 -мужчины 4 96 -женщины 96 80 Автономия в профессионально трудовой деятельности 6 165 -мужчины 72 195 - женщины 28 91 Автономия в бюрократическо-управ- ленческой сфере 3 135 -мужчины 64 145 - женщины 36 118 Автономия в работе учреждения 1 128 -мужчины 31 188 - женщины 69 101 Автономия бригадных групп 1 196 -мужчины 100 196 Рабочий класс 47 100 -мужчины 43 119 - женщины 57 84 N = 1403 При социализме низший слой «белых воротничков» находился в относительно худшем положении, чем аналогичная группа в условиях капитализма. Некоторые представители этой группы обладали характеристиками среднего класса (Черноволенко, 1984; Русских, 1983; Lane, 1987). Их зарплата была ниже, чем у других групп наемных работников. У них не было реальных возможностей карьерного продвижения. В этом правиле были некоторые исключения, касавшиеся прежде всего мужчин. Уровень удовлетворенности трудом в этой группе был крайне низок. Социальный статус этой группы был существенно ниже, чем статус квалифицированных рабочих. В отличие от квалифицированных рабочих «белые воротнички» не получали подготовки по месту работы. Их функции по месту работы были исключительно простыми и легко усваивались. Даже внедрение компьютеров не изменило положение этой группы: вопрос о повышении квалификационных требований для этой категории работников даже не поднимался. В отличие от «белых воротничков» ремесленники и квалифицированные рабочие пользовались при социализме достаточно высоким уважением. Их позиция в обществе подкреплялась аргументацией идеологического и культурного плана. Особое отношение к этой группе воплотилось в более высокой оплате труда, более высоком статусе соответствующих рабочих мест, более интенсивной подготовке по месту работы. В Таблице 4 сравниваются уровни зарплаты групп с разным уровнем автономии труда в период, предшествующий распаду СССР. Исключительно высокий, привилегированный статус квалифицированных рабочих налицо. Вместе с тем, пока нет общего понимания того, как при социализме сформировались культурные различия между производством и учреждением (см., например: Parkin, 1971; Lane, 1987; Davis and Scase, 1985).