В то время как теория нового класса фокусирует внимание на анализе властных отношений, а аналитический марксизм стремится к более глубокому пониманию механизмов эксплуатации, Герберт Маркузе предлагает свое понимание советской действительности, базирующееся на концепции отчуждения. С точки зре- ния Маркузе, имманентная критика капитализма заключается в том, чтобы представить разум, счастье и красоту как противовес слепой детерминации, свойственной капиталистической социальной структуре. В контексте социализма имманентная критика означает анализ соотнесенности марксизма с социальной реальностью. Марксизм как теория рассматривается как последовательное воплощение все тех же принципов — разума, счастья и красоты. Советский марксизм, как капитал и деньги, фальсифицирует социальную действительность. Критика Советского Союза Гербертом Маркузе коренится в идее всеобщего права на неотчуждаемый труд. Маркузе утверждает, что в советской этике труда не признавалось различие между отчужденным и неотчужденным трудом. Именно отказ признавать это различие позволяет советскому марксизму заявлять, что советская система обеспечивает развитие гармоничной личности в отличие от западного общества, порождающего деформированную личность. Утверждается, что при социализме изменилась сама природа труда, и что люди работают по способностям для собственного блага и блага всего общества: «В этой формуле нет ничего социалистического или коммунистического . Ведь работа по способностям—это по-прежнему труд в «царстве необходимости», а не свободная игра человеческих талантов» (Marcuse, 1961,236). В этом своем понимании идея неотчуждаемой практики (praxis), предложенная Хоркхаймером, весомо присутствует в маркузеанской критике социализма (ср. :Noro, 1994,183—184). Исключив концепцию отчуждения из анализа социалистической системы, советская этика призывает индивида подчиниться социалистической организации. Нужды и потребности индивида подчинены требованиям порядка и дисциплины. Теория и практика, ставившие целью вывести людей к новой жизни в условиях свободы, превращаются в орудие, при помощи которого людей учат более продуктивному, интенсивному и рациональному труду. Как в кальвинизме, тяжкий труд становится дорогой к спасению. Ценности, относящиеся к средствам достижения цели, то есть, например, индустриализация, выступают на первый план как главные цели общества, а гуманистические ценности, являющиеся конечной целью развития, превращаются в пустой ритуал. Одновременно любовь, ответственность, семья, мораль и даже счастье становятся обязанностями по отношению к государству. Озабоченность Маркузе приоритетностью инструментального аспекта жизни при социализме с очевидностью вытекает из инверсии, известной любому советскому гражданину: странными путями счастье превращается в обязанность, а свобода — в подчинение. Критика Маркузе носит всеохватывающий, или, в терминах немецких социологов, тотальный характер. Важно, однако, сконцентрировать внимание на природе трудового процесса в условиях социализма, потому что в этой системе (как и при капитализме) каждодневная борьба работника является, по сути, борьбой против отчуждения, то есть борьбой за большую автономию (Kortteinen, 1992; BurawoyandLukacs, 1986). Маркузе преувеличивает степень преодоления различий между умственным и ручным трудом при капитализме. Согласно Маркузе, умственный труд во все большей степени подчиняется ценностям товарного обмена, отрицающего этическую ценность непроизводящего «праздного класса». В результате культура лишается социальной основы своего сопротивления системе и становится шестеренкой в машине, управляющей как частной, так и публичной сферами. Нельзя, однако, не видеть, что даже при капитализме «слепая детерминация социальной структуры» действует дифференцированно, лишая людей автономии в разной степени. Не все виды труда фрагментированы или превращены в насильственную рутину; средний класс избегает этой судьбы при помощи имеющихся у него властных ресурсов. Таким образом, при капитализме и социализме проблема отчуждения должны быть разбита на более конкретные исследовательские проблемы. Следует определить, какие виды властных ресурсов находятся в распоряжении различных групп наемных работников, какие исторические процессы связаны с использованием этих ресурсов? Теория Маркузе не дает ответа на эти вопросы. В этом отношении моя теория и комментарии Саймона Кларка по поводу положения «трудового коллектива» при социализме гораздо более полезны. Однако, как и в теории Маркузе, философским основанием моей и Кларка концепции является понятие неотчужденного труда. Измерения автономии, предложенные Э. Райтом и лежащие в основе моей теории классов, могут рассматриваться как операционализация понятия отчуждения, рассматриваемого молодым Марксом в экономических и политических рукописях (Marx, 1964). Речь идет не просто о некоей научной абракадабре, а о вполне разумном подходе, понятном любому человеку, знакомому с рынком труда. С учетом сказанного выше совсем не удивительно, что самая изощренная критика реального социализма велась именно с по-, зиций концепции отчуждения (Israel, 1979). Что касается интепретации понятия «культура», то здесь Маркузе, развивая имманентную критику социализма, явно теряет из виду непреднамеренные последствия и противоречия проекта, работающие против официально провозглашаемого божественного. Обнажая магические и ритуальные элементы советского марксизма, Маркузе утверждает, что они находятся на службе рациональности, выходящей за границы системы. Эта позиция лишает его имманентную критику всякой исторической актуаль-j ности и обрывает связь его теории с противоречиями каждоднев-, ных процессов, протекающих в массовом сознании. А ведь именно эти процессы разрушают общий план социалистического нарратива. Именно основополагающая рациональность социализма дистанцирует его от иррациональных идеологий, подчеркивающих значение таких факторов как «раса, кровь, харизматический лидер» (ср.: Marcuse, 1961,216). В этом смысле обращение к марксизму подрывает систему точно так же, как технологическая рациональность. Например, Маркузе утверждает, что при капитализме отношения между частным и публичным существованием контролируются так, что большинство людей не осознает этого контроля, а при социализме подобный контроль осуществляется открыто посредством специальных программ обработки сознания. Эта позиция явно преувеличивает всеобъемлющий масштаб и последовательность социалистической программы. Из поля зрения пропадают многоуровневость большевистской программы и ее непреднамеренные последствия.