33 Ленин систематически боролся против большевистских фракций, отрицавших роль советов. Но в условиях, когда большевики постепенно утрачивали поддержку в массах, он стал рассматривать партию как главный инструмент власти. Следует отметить, что в его работе «Государство и революция» почти ничего не говорится о роли партии в случае установления власти рабочих. Аналогичным образом в этой работе нет сколько-нибудь серьезного рассмотрения вопроса о том, каким образом должны разрешаться политические противоречия внутри рабочего класса. Фарбер не отрицает наличие условий для Октябрьской революции. У большевиков имелась мощная поддержка в крупных городах, а в революционных ситуациях любые колебания при взятии власти могут привести к полной потере политических позиций. Речь, таким образом, идет о ситуации, в которой власть уже захвачена. Революция стоит перед дилеммой: нужны ли рабочему классу независимые и доступные институты власти, такие как советы, рабочие комитеты, профсоюзы, или достаточно иметь у власти одну партию, воплощающую его интересы? Советы не были единственным независимым институтом власти рабочего класса попавшим под контроль большевистской партии. Большевики препятствовали прямому отправлению рабочим классом своей власти на фабриках и запретили независимые профсоюзы. Ленин не считал существование независимых институтов власти вопросом принципа. Он рассматривал государственную власть как наиболее высокую форму власти класса и считал естественным то, что рабочий класс представлен во власти его наиболее сознательным авангардом, а именно большевистской партией. По мнению Ленина, как только партия подчиняет себе все общество, отпадает нужда в посредничестве и независимых институтах. Достаточно обеспечить избрание или назначение в партийные органы только выходцев из рабочих и крестьян. Силы, выступавшие против этой линии, такие, например, как Демократические Централисты или Рабочая оппозиция, утратили влияние в ходе внутрипартийной борьбы. Если бы по вопросу распределения власти между советами, партией и профсоюзами победила точка зрения Демократических Централистов, то властная система в Советском Союзе имела бы совершенно иные формы. Этому, однако, не суждено было случиться. Точка зрения Демократических Централистов была осуждена как проявление анархо-синдикализма. Против власти одной партии выступали и другие силы в постреволюционной России. Анархисты, к примеру, выступали под лозунгом «Вся власть Советам, а не партиям». Аналогичным образом в 1921 году мятежники в Кронштадте призывали к созданию подлинно демократических рабоче-крестьянских советов. И все же преобладавший среди большевиков образ мысли не предполагал стремления к сохранению плюрализма властных инструментов и форм власти. Ограничения на деятельность оппозиции коснулись даже таких меньшевиков как Мартов, которые не подвергали сомнению необходимость власти рабочих. К тому времени большевики осознали, что удержать власть они могут лишь запретив любую оппозиционную деятельность. Именно поэтому они распустили Учредительное собрание под тем предлогом, что советы представляют собой более продвинутую форму власти рабочих. Однако, в условиях, когда все оппозиционные силы были выведены из советов, это решение нельзя было оправдать стремлением к демократии. К этому моменту власть советов превратилась во власть партии. Даже рабочая оппозиция и Демократические Централисты прекратили попытки защищать права оппозиционных партий. Вместе с тем, они продолжали призывать к открытой полемике и свободе фракционной деятельности внутри Коммунистической партии. В обеих группах еще были люди, активно выступавшие за широкие демократические права. Таким образом, распад власти советов явился частью более широкого процесса, начало которому дала Октябрьская революция. Этот процесс вел к постепенной эрозии условий, при которых было возможно демократическое управление. Сначала власти лишился парламент, затем—Советы, потом—рабочие комитеты на заводах, и, наконец, — профсоюзы. В конце концов внутрипартийная демократия также оказалась под вопросом. Постепенно в Советском Союзе возникала система, в которой не было не только демократически избранного парламента, но и органов независимого рабочего контроля. Поначалу предлагались альтернативные варианты воплощения в жизнь власти рабочих, но потом и от них отказались. Речь шла не просто об эпизодическом ограничении демократии, связанном со сложившейся в обществе экстремальной ситуацией. Даже сами большевики не пытались ставить вопрос таким образом. Практика большевиков представляла собой последовательно реализуемый политический курс. Такой курс не обязательно приводит к сталинизму, но в создаваемой с его помощью структуре управления возникают явные предпосылки для движения общества в этом направлении. Рабочее движение, преданное коммунистической идее, в течение многих десятилетий защищало советскую власть как альтернативу буржуазному парламентаризму. В действительности у советов не было независимости в принятии решений. Если бы советы имели реальную власть, то ее не было бы у большевистской партии.