<<
>>

Повторение базовых понятий

  Было бы нелишне остановиться и резюмировать некоторые основные идеи, нашедшие отражение в предыдущих главах. Мы перечислим их в виде ряда пунктов; будучи суммированы, они отражают те аспекты теории структурации, которые связываются в большинстве случаев с проблемами эмпирических исследований в социальных науках.
Все люди являются разумными и осведомленными субъектами деятельности. Иными словами, социальные акторы располагают обширным набором знаний относительно условий и последствий того, что они делают в своей повседневной жизни. Имеющиеся у них представления нельзя считать целиком пропозициональными, не являются они и случайными по отношению к их деятельности. Осведомленность и способность к познанию, как неотъемлемая часть практического сознания, отличаются исключительной сложностью — сложностью, зачастую остающейся за рамками исследований, проводимых представителями ортодоксальных социологических подходов, особенно тех, что связаны с объективизмом. Как правило, акторы способны также обоснованно описать собственные поступки и объяснить причины, по которым они ведут себя так, а не иначе. Однако боль

шей частью эти способности согласуются и зависят от потока повседневного поведения. Рационализация последнего обращается в попытки дискурсивного объяснения причин собственных действий только в том случае, если индивидам задают вопрос, почему они ведут себя тем или иным образом. Обычно подобные вопросы возникают лишь тогда, когда действия людей приводят в замешательство, — не подчиняются принятым обычаям и традициям или отклоняются от привычных норм поведения конкретной личности. Пределами осведомленности акторов служат бессознательное, с одной стороны, и непознанные условия/ непреднамеренные последствия действий, с другой. Отсюда, одной из первостепенных задач социальной науки становится изучение пределов осведомленности, исследование значимости непреднамеренных последствий для воспроизводства системы и раскрытие идеологических подтекстов этих пределов.

Исследование повседневной жизни является важной составляющей частью анализа воспроизводства институционализированных практик. Повседневная жизнь переплетается с повторяющимся характером обратимого времени — с траекториями движения в пространстве- времени, связанными с ограничивающими (вынуждающими) и побуждающими свойствами тела. Вместе с тем, повседневную жизнь нельзя рассматривать как своего рода «фундамент», на основе которого строится вся совокупность связей и взаимоотношений социальной жизни. Скорее, эти обширные связи должны осмысливаться посредством интерпретации социальной и системной интеграции. Рутина, психологические механизмы которой минимизируют источники подсознательной тревожности, является доминирующей формой повседневной социальной активности. Большинство повседневных практик не мотивированы непосредственно. Рутинные (повседневные и повторяющиеся) практики олицетворяют дуальность структуры в отношении непрерывности социальной жизни. Выполняя рутинные действия, субъекты деятельности обеспечивают и поддерживают чувство онтологической безопасности. Устроение общества

Изучение контекста или обстоятельств взаимодействия — неотъемлемая часть исследования процессов социального воспроизводства. Понятие «контекст» подразумевает: (а) пространственно-временные границы (как правило, обозначенные символическими или физическими маркерами), разделяющие эпизоды или участки взаимодействия; (б) соприсутствие акторов, благодаря которому мы имеем возможность наблюдать многообразие выражений лица, жестов и телодвижений, лингвистических и иных средств коммуникации; (в) осведомленность и рефлексивное использование этих феноменов во имя воздействия или контроля за ходом взаимодействия. Социальные идентичности и связанные с ними отношения позиция — практика являются «маркерами» в виртуальном пространстве-времени структуры. Они ассоциируются с нормативными правами, обязанностями и санкциями, которые формируют роли, функционирующие в пределах тех или иных коллективов. Использование стандартизованных маркеров, особенно есте-

?              ственных признаков пола и возраста, характерно для

L.              всех обществ, вопреки наличию значительных кросс-

культурных различий.

В контексте социального анализа невозможно однознач-

wOw              но определить понятие «ограничение ». Ограничения,

связанные со структуральными свойствами социальных систем, — лишь один из нескольких типов, характер- ?              ных для социальной жизни людей.

?              (8)              Наибольшую              значимость              среди структуральных свойств

®              социальных систем имеют структуральные принципы,

поскольку именно они определяют типы обществ. Одно из основных положений структурной теории гласит, что |              степень закрытости социетальных общностей — и со-

о              циальных систем в целом — весьма изменчива. Социе-

тальные общности, равно как и другие более или менее содержательные формы социальных систем, характеризуются различными уровнями «системности ». Важно остерегаться утверждения, согласно которому определить понятие общества не составляет большого труда — подобные представления уходят корнями в эпоху СП              господства национальных государств с четко обозначен-

ными границами, как правило, соответствующими сфере управленческой компетенции централизованного правительства. Даже в национальных государствах существует множество социальных форм, выходящих за рамки социетальных границ. В социальных науках исследование власти не является задачей второго порядка. Власть невозможно «добавить » после того, как будут сформулированы фундаментальные концепции социальной науки. Понятие власти относится к разряду базисных понятий социологии. Однако это вовсе не означает, что оно более значимо, чем любое другое, как это предполагается в версиях социологии, находящихся под влиянием представлений Ницше. Власть — одно из нескольких основополагающих понятий социальной науки, группирующихся вокруг отношений между деятельностью и структурой. Власть — средство, обеспечивающее выполнение тех или иных действий, наличие которого подразумевается спецификой человеческой деятельности.

Ошибочно считать, что власть сеет распри по сути своей, несомненным, однако, остается тот факт, что некоторые из числа наиболее ожесточенных конфликтов, происходящих в социальной жизни, относятся к разряду «борьбы за власть ». Последняя может рассматриваться как попытки перераспределить ресурсы, определяющие модальности контроля в социальных системах. Под «контролем» мы понимаем возможность некоторых акторов, групп или типов акторов влиять на обстоятельства и условия деятельности других. В борьбе за власть всегда присутствует диалектика контроля, хотя польза, которую извлекают из доступных им ресурсов субъекты деятельности, находящиеся в подчиненном положении, зависит от специфики социальных контекстов. Социальные аналитики не сумели определить механизм социальной организации или социального воспроизводства, который не смогли бы познать и использовать в своей деятельности неискушенные акторы. Во многих случаях «открытия» социологов являются таковыми лишь для тех, кто находится вне контекста деятельности изучаемых акторов. Поскольку акторы совершают поступки исходя из неких соображений, они, как пра

вило, приходят в замешательство, когда эксперты-социологи сообщают им, что их действия обусловлены извне. Таким образом, «непрофессиональные» возражения, выдвигаемые против этих «открытий», могут иметь под собой вполне прочную основу. Конкретизация отнюдь не является исключительной характеристикой непрофессионального мышления.

Эти положения содержат ряд принципов, определяющих генеральное направление социальных исследований.

Во-первых, во всех социальных исследованиях неизбежно присутствует культурный, этнографический или «антропологический » аспекты. Здесь мы сталкиваемся с проявлением того, что именуется нами двойной герменевтикой, свойственной социальной науке. Область, изучаемая социологом, — феномены, наделенные неким смысловым содержанием. Условием «вхождения» в эту область является наличие представлений о том, что акторы уже знают и что они должны узнать, дабы «ориентироваться » в потоке повседневной социальной жизни [1][‡‡‡‡‡‡‡‡].

Понятия, предлагаемые социологами, относятся к разряду концепций «второго порядка », поскольку подразумевают, что акторы, поведение которых они описывают, обладают определенными когнитивными способностями. Однако специфика социологии состоит в том, что, будучи предопределены в рамках социальной жизни, они могут превратиться в понятия «первого порядка ». Что «герменевтического » в двойной герменевтике? Уместность этого термина объясняется двойным процессом преобразования или истолкования. Социологические описания опосредствуют систему координат, соотносясь с которой, акторы упорядочивают и задают направление собственному поведению. Однако подобные описания — суть объяснительные категории, которые также нуждаются в переводе «на» и «с» языка значений, используемых в социологических теориях. С этим связаны различные соображения, касающиеся социального анализа. Литературный стиль не чужд аккуратности, свойственной социальным описаниям. Это стоит учитывать в зависимости от того, в какой мере конкретный раздел со

циального исследования может быть отнесен к разряду этнографических — то есть выполнен с целью представления данной культурной среды другим, незнакомым с нею индивидам. Знакомя людей, живущих в иных социальных контекстах, со смысловыми структурами, принятыми в изучаемых условиях, специалист в области общественных наук выполняет функцию коммуникатора. Таким образом, социальные науки используют те же источники описания (совместное знание), что и писатели-романисты или те, кто описывает социальную жизнь в вымышленном, фантастическом ключе. Гофману удается комбинировать беллетристические примеры с описаниями, заимствованными в социальных исследованиях, ибо зачастую он стремится скорее «продемонстрировать» неявно выраженные, подразумеваемые формы совместного знания, посредством которых упорядочивается практическая деятельность, нежели описать фактические распределения этой деятельности. «Плотное (или многослойное) описание » используется в исследованиях одних типов (особенно тех, которые можно назвать этнографическими) и не используется в других.

Как правило, оно излишне там, где изучаемые виды деятельности обладают обобщенными характеристиками, известными тем, кто имеет доступ к результатам «открытий », и где основой исследовательского интереса является институциональный анализ, в условиях которого акторы рассматриваются как «элементы» крупных сообществ или как «типичные» — в определенном, обусловленном спецификой и целями исследования смысле — их представители.

Во-вторых, в процессе социального исследования важно помнить о сложных навыках и умениях, используемых акторами во имя гармонизации условий их повседневной деятельности. В институциональном анализе эти навыки могут выноситься за скобки, что является, однако, всего лишь методологическим приемом. Те, кто убежден, что институциональный анализ олицетворяет социологию в целом, заблуждаются, принимая методологическую процедуру за онтологическую действительность. Авторы, придерживаю

щиеся этой точки зрения, склонны подчеркивать, что зачастую ход социальной жизни может быть вполне предсказуем. Вместе с тем во многом подобная предсказуемость является «делом рук» социальных акторов; она не возникает вопреки соображениям, лежащим в основе их поведения. Даже если изучение непреднамеренных последствий и непознанных условий деятельности есть основная часть социального исследования, мы должны, тем не менее, подчеркнуть, что эти последствия и условия подвергаются неизбежной и обязательной интерпретации в рамках потока намеренного поведения. Сюда же следует причислить и отношение между рефлексивно отслеживаемыми и непреднамеренными сторонами воспроизводства социальных систем, а также «лонгитюдный » аспект непреднамеренных последствий случайных (непредвиденных) действий в тех или иных исторически значимых условиях.

В-третьих, социолог не должен забывать и о пространственно-временном устройстве социальной жизни. В какой- то мере речь здесь идет о призыве к сближению дисциплин. Как правило, ученые-обществоведы признают историков специалистами в области времени, а географов — знатоками пространства, утверждая и отстаивая собственную дисциплинарную идентичность, которая, если и не ориентирована исключительно на структурные ограничения, то направляет свои концептуальные усилия на «общество ». В свою очередь историки и географы достаточно охотно принимают подобное «разделениеполномочий». Очевидно,специалисты-практики ощущают чувство неуверенности, будучи не способны обозначить четкие концептуальные границы, отделяющие сферу их интересов от интересов иных дисциплин. Так, «история » может считаться наукой о последовательностях событий, изложенных в хронологическом порядке или — что более неопределенно — наукой о «прошлом ». Самобытность географии, по словам многих представителей этой науки, заключается в исследовании пространственных форм. Однако мы уже говорили о том, что, если пространственно-временные отношения не могут быть «вырваны» из контекста социального анализа таким образом, который не угрожал бы всему предприятию в целом, барьеры, разделяющие научные дисциплины активно препятствуют разрешению проблем социальной теории, значи

мых для всей совокупности общественных наук. Анализ пространственно-временной координации социальной деятельности предполагает исследование контекстуальных особенностей локальностей, в которых акторы перемещаются в течение повседневной жизни, а также регионализации локальностей, растянутых во времени и пространстве. Мы часто подчеркивали тот факт, что подобный анализ является неотъемлемой частью объяснения пространственно-временной протяженности, а потому и исследования гетерогенного, сложного характера крупных социетальных общностей и интерсоциетальных систем в целом.

Эмпирические выводы, следующие из вышеупомянутых замечаний, требуют рассмотрения ряда конкретных исследований. Дабы сохранить преемственность с предыдущими примерами, обратимся к иллюстрациям из области образования и государства. Поскольку современное государство постоянно пытается отслеживать процесс институционального воспроизводства, воздействуя на характер систем образования, эти «области » исследования тесно взаимосвязаны. Первый пример — знаменитое исследование конформизма и неповиновения в школе для выходцев из рабочего класса в центральных графствах Англии. Являясь преимущественно этнографическим по характеру, оно отличается, в том числе и по стране проведения, от второго опросного исследования, посвященного мобильности в сфере образования в Италии. Третий и четвертый примеры опираются на эмпирические материалы, связанные с деятельностью и неотъемлемыми чертами современных государств. Один из них описывает не столько конкретный исследовательский проект, сколько воззрения автора, стремящегося соединить эмпирический материал с теоретическим истолкованием противоречивого характера «капиталистических государств». Другой ссылается на исследование — попытку проанализировать источники водораздела между «Сити» и «промышленностью», ставшего на более чем двухсотлетний период примечательной чертой английского общества.

Каждый из примеров будет использован нами для иллюстрации определенных и отчасти обособленных концептуальных проблем. Намереваясь начать с того, что является, по нашему мнению, показательным отчетом о научно- исследовательской работе, мы выделим несколько основных

эмпирических акцентов, связанных с базисными принципами теории структурации. Далее нам предстоит ответить на три вопроса. Как эмпирически проанализировать структурное ограничение? Как наполнить эмпирическим содержанием понятие структурного противоречия? А также, какой тип исследования соответствует специфике изучения большой длительности институциональных изменений?

Прежде чем перейти к сути обсуждаемой проблемы, сделаем две немаловажные оговорки. Устанавливая связи между теорией структурации и эмпирическими исследованиями, мы не будем касаться оценки достоинств и недостатков, свойственных различным видам исследовательских методов или техник. Иными словами, мы не стремимся проанализировать, превосходит ли этнографическое исследование, скажем, метод опросов, или нет. Вместе с тем, мы предложим несколько замечаний, затрагивающих отношения между так называемыми «количественными» и «качественными» исследованиями. Более того, нам хотелось бы направить наше обсуждение в такое русло, которое, как правило, редко ассоциируется с проблемами эмпирики — обсудить, каким образом социальное исследование соотносится с социальной критикой. В заключительных разделах этой главы мы попытаемся показать, почему теория структурации выглядит, по сути, незавершенной, не будучи взаимосвязанной с концепцией социальной науки как критической теории.

На первый взгляд может показаться, что последние из названных нами аспектов лежат в совершенно иной, нежели обсуждение эмпирических исследований, плоскости. Однако в действительности существующая между ними связь носит самый непосредственный характер. Ибо некорректно принимать во внимание только то, каким образом эмпирические исследования могут освещаться понятиями, рассмотренными в предыдущих разделах книги. Любая исследовательская работа направлена на достижение явных или предполагаемых целей поиска объяснений и имеет потенциальные практические последствия как для тех, чья деятельность исследуется, так и для других индивидов. Объяснение характера этих целей и последствий — дело непростое и требует решения ряда проблем, возникающих тогда, когда мы отказываемся от модели, построен

ной в соответствии с логической формой естественных наук. Исследуя эти проблемы, мы будем стараться ограничить — насколько это возможно — любые попытки вторжения в область эпистемологии. Наша цель — проанализировать, что стоит за основополагающим заявлением всех социальных исследований, согласно которому исследователь передает новое, ранее недоступное (в том или ином смысле) знание членам социальной общности или общества.

<< | >>
Источник: Гидденс Э.. Устроение общества: Очерк теории структурации.— 2-е изд. —М.: Академический Проект. — 528 с.. 2005

Еще по теме Повторение базовых понятий:

  1. Неиспользованные возможности теории установки Д.Н.Узнадзе
  2. Терминологический словарь
  3. СИМВОЛЫ жизни КАК КОРНИ СВЯЩЕННОГО
  4. НЕОПОЗИТИВИЗМ - СМ. ЛОГИЧЕСКИЙ позитивизм
  5. БЛУР Д. - см. социология ЗНАНИЯ X. Блюменберг
  6. Инновационная педагогика
  7. 9.3. Классификация методов обучения
  8. М. Хайдеггер Письмо о гуманизме
  9. МОТИВАЦИОННОЕ ОПОСРЕДСТВОВДНИЕ
  10. § 2. КОМПЕТЕНЦИЯ ОРГАНОВ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ
  11. Мартин Бубер МЕСТО ХАСИДИЗМА В ИСТОРИИ РЕЛИГИИ
  12. 4.1. Традиции и национальный характер русского народа в контексте правогенеза
  13. Россия как историософская проблема
  14. Повторение базовых понятий
  15. «Социологизм» в социологии периода Третьей республики: успех концепции и его причины
  16. Глава 4 Энтони Гидденс
  17. Словарь педагогических терминов и понятий
  18. Сущность понятия «управление учебно-исследовательской деятельностью младших школьников»
  19. Динамика изменений понятийно-терминологической группы, обозначающей элементы содержания образования