Как видно из подзаголовка, книга г. Сорокина посвящена социологическому рассмотрению преступления и кары, подвига и награды. Под таким рассмотрением автор разумеет исследование состава, закономерности и внутреннего развития этих образований в условиях социальной действительности, одним из проявлений которой являются эти образования, если иметь в них в виду не только известные акты, но также и определенные переживания, символами которых оказываются акты. Такая постановка задачи, естественно, предполагает предварительный психологический анализ переживаний преступления и кары, подвига и награды. Автор предпринимает этот анализ, руководствуясь психологическим учением проф. Л.И. Петражицкого. Таким образом, книга г. Сорокина состоит из трех частей: первая посвящена психологической подготовке социологического исследования, две остальные — этому исследованию, причем одна из них отведена под рассмотрение «влияния кар и наград на поведение человека», другая же занята рассуждением о «генезисе и эволюции основных форм поведения». Социологический анализ и рассуждения г. Сорокина имеют двоякое значение: теоретическое и практическое. Первое сводится к установке природы изучаемых явлений. Второе состоит в возможности использовать этот теоретический результат для целей морали и политики права. Вопросу о возможности и условиях такого использования посвящено автором обстоятельное введение. Предисловие, написанное проф. М.М. Ковалевским, содержит весьма лестную для автора характеристику содержания и оценку социологического значения книги. Принимая деление проф. Петражицкого актов поведения на разряды facere, abstinere и pati, автор показывает, что в состав каждого из этих Питирим Сорокин. Преступление и кара, подвиг и награда. Социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали. С предисл. проф. М.М. Ковалевского. СПб.: Изд. Я.Г. Долбышева, 1914. L + 456. Цена 2 руб. 75 коп. трех разрядов входят, в свою очередь, троякого рода акты: рекомендуемые и запрещенные. В ответ на эти акты в переживании их субъектов, а также в сознании других сочленов общественной группы возникают реакции: на акты рекомендуемые— реакция благодарности, на акты должные — реакция с окраской «справедливо», «нормально» и т. д., на акты запрещенные — реакция отвращения, отталкивания. Автор затем дает следующий ряд определений: «Акты рекомендуемые назовем подвигом, или услугой, а реакцию на них со стороны другого, воспринимающего их именно как акты рекомендуемые, — наградой. Акты запрещенные назовем преступлением, реакцию на них, понимаемых другими именно как акты запрещенные, — наказанием. Акты “дозволенно-должные” и вызываемую ими реакцию будем называть просто дозволенно-должными». В дальнейшем автор занимается только двумя первыми из этих трех пар явлений. Находя, что правоведение несправедливо обращает исключительное внимание на одни лишь преступления и кары, г. Сорокин делает попытку научного рассмотрения явлений подвига и награды. Так, в параллель уголовному праву, он выдвигает и обосновывает понятие наградного или премиального права, а также стремится провести в области этого последнего аппарат понятий криминологии, соответственным образом исправленный, конечно. Кары и награды, обращаясь в обществе, постепенно «шаблонизируются» и кодифицируются. Здесь мы вступаем уже в область социологического исследования. Автор говорит сперва о двух влияниях кар и наград — мотивационном и дрессирующем — на личность и общественные группы, оценивая то и другое положительным образом, не на основании какой-либо предвзятой теории, а опираясь на данные индивидуальной и общественной жизни, свидетельствующие о воспитывающем влиянии на них кар и наград. Проследив далее связь кар и наград с динамикой и статикой общественных групп, г. Сорокин переходит к обстоятельному, документированному изучению исторических тенденций в развитии кар и наград, которые он усматривает в возрастающем смягчении интенсивности тех и других, сопровождаемом сужением объема караемых и награждаемых лиц и актов в основных проявлениях общественной деятельности. Колебания, испытываемые этими тенденциями, подчиняются, согласно г. Сорокину, следующему закону: «Интенсивность кар (и наград) тем более велика в каждый исторический момент, чем более примитивно данное общество и чем больше антагонистической разнородности в психике и поведении его членов. И наоборот, чем более культурно данное общество и чем более однородна психика и поведение его членов — тем менее жестоки кары и менее интенсивны награды». В заключение автор останавливается на вопросе о том, можно ли считать развитие человеческого поведения прогрессивным. Он отвечает на него в виде такого разделительного суждения: оно прогрессивно, если тенденции поведения, вскрываемые историей, мы хотим признать положительными, нормальными; оно не про грессивно, если мы стоим на противоположной точке зрения. Выбор какой-либо одной из этих оценок развития поведения не предрешается ни социологией, ни этикой, ибо они не дают оценок, являясь чисто теоретическими науками. Так, в заключении книги г. Сорокин воспроизводит в конкретной обстановке взгляд, развитый им во введении и гласящий, что наука не устанавливает норм должного, а ограничивается лишь теоретическим уяснением условий и последствий выбора тех или других норм. Такова руководящая нить содержания книги г. Сорокина. По пути она обросла многочисленными узлами, перед которыми автор не останавливается, но, по верному замечанию проф. Ковалевского, — «можно сказать, ищет их». О некоторых из этих узлов следует сказать, что, не завязывая их, автор ничего не потерял бы и даже выиграл бы в ясности и убедительности, ибо иные вопросы у него не развязываются, а разрубаются не очень убедительно, бросая тень неубедительности на специальное и прямое содержание книги, по существу с ними, однако, иногда и не связанное. Это особенно следует сказать, например, о предпринятом г. Сорокиным исследовании возникновения сознания, каковое исследование и мало убедительно, и не нужно для целей его книги. То же относится и к нескольким десяткам страниц, отведенных автором рассмотрению происхождения явлений, связанных в дочелове- ческом и человеческом мире с сознанием: относящиеся сюда факты не имеют прямого отношения к социологическому исследованию. Книга г. Сорокина, кажется нам, выиграла бы в ясности также и в том случае, если бы он значительно сократил главы, отведенные им психологическому анализу и юридической конструкции понятий «наградного права». Последняя задача, сама по себе ценная и интересная, не требуется, однако, задачей социологического исследования в том объеме, в каком установил ее автор, что подтверждается неиспользованностью юридического аппарата понятий наградного права в дальнейшем. Если исключить все подобные элементы книги, остается ценное и прекрасно освещенное ядро ее. Оно заключается в мысли, что преступно-карательные и услужно-наградные акты представляют параллелизм как в своем составе, так и в своей общественной роли, что они совместно подчинены одним и тем же общественным условиям, в зависимости от колебаний которых стоит состав и объем преступно-карательных и ус- лужно-наградных актов, и что, наконец, оба разряда актов поведения проникнуты odfiow и тою же основной тенденцией, идущей в направле- пии к смягчению их интенсивности и ограничению объема лиц и отношений, на которых падают кары и награды. Всюду автор в проведении этой точки зрения обнаруживает большую эрудицию и умение обрабатывать в социологических целях громадный сырой материал, почерпаемый из этнографии, истории права и вообще истории, а также из различных рабов по психологии. Однако, признавая ценность и значительность поставленной и решенной автором задачи, мы все же считали бы желательным несколько более углубленное теоретическое освещение целей его книги, чем то, какое нашло себе место в последней. Прежде всего автору, как нам кажется, следовало бы высказаться о том, как именно надлежит рассматривать установленную им зависимость между индивидуально-психологическим составом преступно-карательных и услужно-наградных актов, с одной стороны, и характером объемлющих их социальных условий — с другой. Обычно эту зависимость истолковывают либо так, что причиной ее является индивидуальная сторона, либо так, что роль причины играет социальная, либо так, наконец, что причиной оказывается взаимодействие обеих сторон. Автор, по-видимому, стоит на второй из точек зрения, разделяя взгляд французской социологической школы Дюркгейма, Де-Роберти и др. Однако это представляется едва ли обоснованным. Напротив, сам г. Сорокин в первой главе своей книги указал на необходимость выйти за пределы наивной трилеммы и стать на четвертую точку зрения, на которой между личным и общественным нет никакой ни односторонней, ни двусторонней причинной связи, а существует лишь определенная координация функционального порядка. Можно только пожалеть, что эту точку зрения автор не использовал для теоретического освещения своей книги. — В связи с этим стоит некоторая неясность во взгляде г. Сорокина на сущность преступления и кары и соответственно подвига и награды: он не всегда одинаково изображает состав этих актов и то связывает их с определенными социальными моментами, то совершенно отвлекается от таковых, считая возможным трактовать, например, преступление и наказание как акты, которые отделяет друг от друга только временной промежуток; опять-таки и эти колебания нуждаются в отчетливом освещении с помощью теоретического анализа. — Чрезвычайно интересное исследование тенденций, обнаруживаемых развитием кар и наград, точно так же следовало бы углубить теоретически в интересах точности. Автор стремится доказать, во-первых, что тенденции развития кар и наград параллельны и что они состоят в грядущем устранении кар и наград, во-вторых. Однако параллелизм кар и наград как-то мало прослежен автором по существу, и он во всяком случае не доказал, что он не случаен. Брошенное им вскользь замечание, что кары и награды при данном социальном уровне связаны коррелятивно, при всей своей ценности все же именно «брошено», а не разработано с надлежащей полнотой и основательностью, так что читатель, ожидающий такой разработки его на более видном месте, может легко просмотреть его. Вызывает большие сомнения мысль г. Сорокина, что тенденция развития кар стремится свести их к нулю: он, собственно, обосновывает шюе положение, касающееся падения интенсивности и сужения объема кар и наград, а вовсе не сведения их к нулю. На это важное в социологическом смысле обстоятельство, быть может, следовало бы обратить больше внимания: ведь здесь речь идет ни много ни мало — о том, осуществим ли «град Божий» в условиях общества, сколь угодно совершенного, но все же исторического, влачащего бремя социальной наследственности и условий земного существования. — Здесь можно не отмечать ряд мелких промахов, допущенных г. Сорокиным во введении к его книге: они не уменьшают ее значительности и интереса. (Юридический вестник. 1913, кн. 4, с. 298-303)