Плюрализм критики

Представьте себе социального критика, порвавшего связи со своей семьей и страной, оставившего пещеру, открывшего Истинное Учение, а затем — вернувшегося, чтобы оценивать своих бывших сородичей и их образ жизни в соответствии со своими новыми объективными критериями.

Но такого Геракла не существует. Не существует критика, который отражал бы все общественные запросы — за что мы, похоже, должны друг друга благодарить. Хотя интеллектуальный импулы западной культуры в основе своей, без сомнения, монистичен, таї что социальные критики неизменно испытывают искушение пред. ставлять себя такого рода Гераклами, культурная практика говориї совсем о другом. У нас существуют разногласия относительно того какое Учение Истинно, и поэтому у нас множество социальных крад тиков — критика окружает нас со всех сторон. Невозможно дать оп ределение критике, результатами которой мы бы всегда восхища| лись. Не легче и описать то, чем занимаются социальные критики^ Да чем угодно: они оценивают нас, пользуясь различными стандарт тами, с различных точек зрения, применяя различные языки, оценш вая нас на разных уровнях и имея в виду разные цели. ІЬворя в болеё общем смысле, социальные критики нацелены на наши ошибки —* наши собственные и на ошибки социальных институтов, ибо, как я уже отмечал, именно индивид виновен в том, что он мирится с дурными институтами; это его личное поражение.

Возможно, однако, что всякой социальной критике присуща одна общая черта. Она основывается на надежде; она невозможна без ощущения некоей исторической возможности. Критика ориентирована в будущее: критик обязан верить в то, что поведение его сограждан может больше соответствовать моральному идеалу, чем это имеет место в настоящее время, или что уровень их самосознания может быть выше, чем сейчас, или что их социальные институты могут быть устроены более справедливо, чем сейчас. Вопреки всей неизбежности собственных пророчеств пророк вроде Амоса должен держать дверь открытой перед возможностью раскаяния и преобразования, иначе в самом пророчестве не будет никакого смысла. Предложение Сократа об оплате его критики, адресованное согражданам, содержит подобный же оптимизм — не потому, что Сократ надеется, что оно будет принято, но потому, что он верит, что его критика действенна — она на самом деле может сделать Афины лучше. Даже самая жесткая сатира на современные нравы и состояние умов покоится на некоторой надежде, какой бы слабой и горькой она ни была, что в будущем умонастроения и нравы могут измениться. Обычные жалобы консерваторов на то, что дела неизменно идут все хуже и хуже, несмотря на присущий им привкус меланхолии и безнадежности, высказываются как раз для того, чтобы либо остановить это скольжение вниз, либо, по крайней мере, замедлить его.

Из сказанного следует, что строгий исторический детерминизм не совместим с социальной критикой. Даже если та историческая возможность, которую избрал социальный критик, определяется, с точки зрения истории, как единственно возможная, у критика нет оснований защищать этот свой выбор или обвинять общество за то, что многие его представители этому выбору сопротивляются. В абсолютно детерминированном мире сопротивление незачем осуждать. Это бессмысленно. Я не хочу сказать, что детерминизм и критика не могут сосуществовать в сознании и творчестве отдельного человека. Марксизм представляет собой классический образец такого рода сосуществования. Тот факт, что Маркса принимали за социального критика в универсальном смысле, за некоего Геракла социальной критики, возможно, делает проблематичным утверждение о такого рода сосуществовании. Если история целенаправленна, то всякая промежуточная стадия, всякая конечная социальная формация, может быть оценена и признана нежелательной. Но речь идет, как иногда говорит Маркс, о научной, а не о моральной оценке 24. Оценке, сделанной с большого расстояния (distance) и отчасти поэтому не имеющей социально-критического пафоса. В этом случае критиковать некого и нечего: всякая ступень в историческом процессе определяется точно так же, как и сам процесс. Когда сам Маркс критикует буржуазное общество, он просто-напросто отказывается от своего детерминизма. Но в этом случае, несмотря на то, что Маркс действительно сильный и влиятельный критик, его не следует рассмат ривать как универсального критика: он не может больше претендо- і вать на безусловную объективность и необходимость тех норм, из которых он исходит. Он просто разрабатывает некоторые практические и понятийные возможности, которые предоставляет буржуазное общество.

Следует ли считать, что теории, подобные марксистской, говорят нам о том, что это за возможности? Существует разновидность социальной критики, которая является теоретической именно в этом специфическом смысле. Она основывается на исторических и социологических доводах, выявляющих внутреннюю напряженность и тенденции современных институтов. Отказавшись от детерминизма, критик пытается выстроить структуралистскую версию возможной причины — или, по крайней мере, выявить более или менее "научные" основания для того, чтобы считать, что его стандарты лежат не вне истории, но в ее собственных рамках. Социальная критика с этой точки зрения зависит от той или иной критической теории общества 25. Но мне не кажется, что такого рода зависимости нельзя избежать. В длинной истории социальной критики чаще бывало так, что смысл исторической возможности просто постулировался, нежели теоретически обосновывался. Или же такая возможность выводилась из теологических или философских утверждений, касающихся человеческой деятельности вообще. Там говорилось, что люди должны быть способны следовать божественным заповедям или нормам светской морали. Истинность этого требования зависела, разумеется, от того, что критики понимали под Богом и моралью. Вопрос ставился главным образом не в теоретической, а в практической плоскости: люди в состоянии выполнять лишь то, во что они верят или во что их принуждают верить. Как всякая критическая теория терпит неудачу, если она не в состоянии толковать повседневный опыт приемлемым для большинства образом, так же, в принципе, обречена на неудачу и та критика, которая не черпает силу из привычных представлений о Боге и морали. Так, социальный критик с самого начала исходит из тех представлений о справедливости, которые заключены, скажем, в библейских заповедях или в буржуазной идее свободы, предполагая, что то, что существует в мысли, возможно и на практике. Затем он бросает вызов той практике, которая не дотягивает до подобной возможности.

Однако и библейские заповеди, и буржуазная идея свободы допускают больше, чем одну возможность: возможностей существует столько, сколько приемлемых толкований божественного завета и идеи свободы.