Сьюзен Моллер Оукин

Теории справедливости по своей сути решают вопрос, можно ли относиться к людям по-разному, и если да, то как и почему. Какие исходные или приобретенные черты или положение в обществе придают законный статус дифференцированному отношению к людям со стороны общественных институтов, законов и обычаев? В частности, каким образом исходные условия должны предопределять результат? Поскольку мы с вами живем в обществе, в котором принадлежность к полу всегда считалась одним из самых очевидных оснований для установления законности различных прав и ограничений — формальных и неформальных, разделение человечества на два пола делает, по всей вероятности, очевидным предмет таких исследований.

Во всей «Теории справедливости» почти нет указаний на то, что современное либеральное общество, к которому и следует применять обсуждаемые принципы справедливости, гендерно структурировано на всех уровнях и во всех сферах.

Ролз в «Теории справедливости», как и большинство политических теоретиков до недавнего прошлого, употребляет, как считается, родовые термины мужского рода для обозначения лиц обоих полов3. Слова «теп» («мужчины/люди»), «mankind» («мужская половина человечества/человечество»), «он» и «его»7 перемежаются такими гендерно нейтральными терминами, как «индивид» и «нравственная личность». Примеры, речь в которых идет об отношениях между поколениями, приводятся с использованием слов «отцы» и «сыновья», а принцип различия считается соответствующим «принципу братства»4. Такое лингвистическое употребление, возможно, не имело бы большого значения, если бы Ролз сознательно не считал себя приверженцем уходящей в прошлое традиции нравственной и политической философии, в дискурсе которой всегда употреблялись либо вот такие, якобы нейтральные, родовые термины мужского рода, либо еще более общие термины («человеческие существа», «личности», «все мыслящие существа как таковые»), что в результате приводило к исключению женщин из сферы, на которую распространяются конечные выводы.

жарких дискуссий в английском языке является слово «mart», которое в разных контекстах может переводиться или как «человек* (в общеродовом значении), или как «мужчина», причем в основном точное значение зависит оттого контекста, в котором оно появляется. Конечно, существует немало контекстов, в которых непросто однозначно утверждать об абсолютно точном его значении. Производное от слова «mart* слово «mankind* может соответственно означать как «человечество*, так и «мужскую половину человечества». В переводе данной статьи все слова, кроме слов «тол* и *тап- kind*, будут переведены, так как их употребление в английском и русском сходно. — Прим. пер.

ным, чем это могло бы быть. И читателю с феминистскими взглядами трудно не задаться вопросом: «Относится эта теория справедливости к женщинам или нет?»

Мы не находим ответа на это даже в важнейших для понимания теории Ролза отрывках, в которых перечисляются те характеристики, которых люди не должны знать о себе в исходном положении, чтобы сформулировать беспристрастные принципы справедливости.

Эта неоднозначность усугубляется утверждением, что свободных и равных нравственных индивидов, формулирующих принципы справедливости в исходном положении, следует считать не «обособленными индивидами», а «главами семей» или «представителями семей»11. Ролз говорит, что думать о сторонах как главах семей не обязательно, но что он, как правило, будет подразумевать именно это. Как он объясняет, причиной, побудившей его сделать это, является желание обеспечить заботу каждого индивида в исходном положении о благосостоянии некоторых индивидов, принадлежащих следующему поколению. Эти «узы чувств» между поколениями, которые Ролз считает очень важными для учреждения принципа справедливых накоплений, в ином случае могли бы стать проблемой из-за общего постулата теории Ролза о том, что в исходном положении стороны не заинте ресованы друг в друге12. Тогда, невзирая на узы чувств внутри семей, «их интересы как представителей семей противопоставляются, как это предполагает ситуация справедливости»13.

Конечно, главой семьи не обязательно должен быть мужчина. Не подлежит сомнению, что по крайней мере в Соединенных Штатах за последние несколько десятилетий в пропорциональном отношении поразительно выросло число «домохозяйств, возглавляемых женщинами». Но даже сам факт, что термин домохозяйство, возглавляемое женщиной», обозначает только те семьи, в которых отсутствует постоянно живущий в семье взрослый мужчина, свидетельствует о том, что любой присутствующий мужчина превосходит женщину в качестве главы семьи или домохозяйства. Никак не пытаясь оспорить это представление, Ролз говорит, что люди в исходном положении «должны представить себя, скажем, отцами, чтобы выяснить, сколько им следует отложить для сыновей, памятуя, на что они сами, по их мнению, имеют право претендовать со стороны своих отцов»14. Хотя допущение о «главах семей» используется для обращения к вопросу справедливости между поколениями и предположительно не является намеренно сексистским, Ролз, тем не менее, попадает в его ловушку — традиционное представление о том, что жизнь внутри семьи и отношения между полами сами по себе не могут рассматриваться как часть предмета теории социальной справедливости.

Прежде чем продолжить аргументацию в пользу своей собственной позиции, я должна обратить внимание на то, что Ролз, из благих побуждений, в самом начале изложения своей теории заявляет, что семья на самом деле является частью предмета рассмотрения теории социальной справедливости. «Для нас, — говорит он, — главным предметом (теории] справедливости является базовая структура общества... политическое устройство и принципиальные экономические и социальные формы организации». Они являются основными, потому что «взятые вместе в виде единой схемы определяют права и обязанности людей и влияют на их жизненные ожидания — кем они могут рассчитывать стать и на какой успех надеяться. Базовая структура представляет собой главный предмет теории справедливости, потому что ее воздействия исключительно глубоки и проявляются с самого начала»15.

Два принципа справедливости, которые выводятся и отстаиваются в части I, — принцип равной (базовой) свободы и принцип различия, в соединении с требованием честного равенства (равной доступности) — должны, по всей видимости, применяться к базовой структуре общества. Они должны «определять права и обязанности и регулировать распределение социальных и экономических благ»17. Если же в этих основных институтах появляются различия в обладании властью, в степени ответственности, в распределении ресурсов, таких, как богатство или досуг, эти различия должны приносить наибольшую выгоду наименее процветающей части общества и быть закрепленными за позициями, которых может достигнуть каждый в условиях честного равенства возможностей.

В части II Ролз довольно подробно рассматривает применение своих принципов справедливости почти ко всем основным общественным институтам, перечисленным в начале книги. Он отстаивает правовую защиту свободы слова и совести, так же как демократические конституционные институты и процедуры; в обсуждении справедливого распределения дохода он отводит важное место рыночной конкуренции; а вот проблема частной или общественной собственности на средства производства явно остается открытой, так как Ролз заявляет, что его принципы справедливости совместимы с определенными вариантами и той, и другой мо дели. Однако на протяжении всего этого рассуждения он так и не поднимает вопроса о том, справедлива ли моногамная семья в своей традиционной или какой-либо другой форме. К тому моменту, когда Ролз провозглашает, что «на этом основная картина системы институтов, удовлетворяющих этим двум принципам справедливости, закончена»18, им так и не сказано ни слова о справедливости внутри семьи. На самом деле, за исключением каких-то мимолетных упоминаний, в «Теории справедливости» семья появляется лишь в трех случаях: как связующее звено между поколениями, необходимое для осуществления принципа справедливого накопления; как препятствие на пути к равенству возможностей — в анализе неравенства между семьями; как школа первоначального нравственного развития. Именно в третьем из приведенных случаев Ролз впервые упоминает семью как справедливый по своему характеру институт. Однако он упоминает о ней не для того, чтобы поразмышлять, может ли семья «в какой-либо форме» быть справедливой, а для того, чтобы представить ее справедливость как неоспоримое качествоi9.

Тем не менее совершенно очевидно, что, исходя из аргументов самого Ролза относительно социальной справедливости основных общественных институтов, такое утверждение вряд ли допустимо, и это имеет важнейшее значение для его теории в целом. В конце концов, в основе всей теории лежит принцип справедливости как честности, характеризующий институты, чьи члены гипотетически могли бы принять их структуру и правила, находясь в положении, когда они не знают, какое место в этой структуре должны занять сами. Приводимые в книге аргументы направлены как раз на то, чтобы доказать, что люди в такой гипотетической ситуации согласились бы именно с этими двумя принципами. Но поскольку индивидами, находящимися в исходном положении, являются только главы или представители семей, они не в том положении, чтобы решать вопросы справедливости внутри семей2®. Так, говоря о детях, Ролз, руководствуясь принципом патернализма, убедительно показывает справедливость их временного неравенства. Но жены (либо другие взрослые члены семьи, не являющиеся «главами» семей) в исходном положении совершенно не представлены. Если семейное устройство справедливо (как это предполагается), то оно должно стать справедливым несколько иным (хотя и не уточненным Ролзом), отличным от других институтов спосо бом, поскольку невозможно понять, как могут бьггь услышаны голоса других «менее успешных» членов семьи.

Есть два момента, когда Ролз либо отходит от своего утверждения, что люди в исходном положении являются «главами семей», либо предполагает, что «главой семьи» может быть как мужчина, так и женщина. В распределении основных гражданских прав, полагает он, наличие бблыиих прав у мужчин, чем у женщин, «оправдывается принципом различия... только если это дает преимущества женщинам и приемлемо с их точки зрения»21. Позже он, по-видимому, признает, что несправедливость и нелогичность расистских доктрин характерны также для сексизма22. Но несмотря на упомянутые примеры, которые на первый взгляд бросают вызов формальной дискриминации по половому признаку, обсуждение его установлений во второй части книги имплицитно основывается в ряде аспектов на предположении о том, что стороны, формулирующие справедливые установления, являются главами (мужчинами) семей (довольно традиционных), и поэтому их не интересуют вопросы справедливого распределения внутри семьи или между полами. Таким образом, допущение о «главах семей» далеко не нейтрально или невинно, оно ведет к тому, что целая сфера человеческой жизни (особенно важная в жизни большинства женщин) исключается из теоретического рассмотрения.

Один из примеров, демонстрирующих это, мы находим при обсуждении вопроса распределения богатства. Здесь Ролз, как видно, признает, что все стороны, находящиеся в исходном положении, после того как «занавес неведения» пал, стремятся стать участниками рынка оплачиваемого труда. При обсуждении распределения долей речь идет о семейном доходе, однако то тут, то там употребляется термин «индивиды», как будто нет никакой разницы между благом или благосостоянием семьи и благом или благосостоянием отдельного индивида23. Смешение понятий к тому же скрывает тот факт, что заработную плату получают только имеющие работу представители рынка труда, но в гендерно структурированных обществах (а это все современные общества) большая часть женского труда не оплачивается, а часто вообще трудом не считается. Это затушевывает то обстоятельство, что появляющееся в результате такого положения неравенство в заработке мужчин и женщин и экономическая зависимость женщин от мужчин, очевидно, будут влиять на властные отношения в домохозяйствах, а также на возможность взрослых членов семьи иметь досуг, достичь престижного положения, участвовать в политической жизни и т.д. Любое обсуждение проблемы справедливости внутри семьи должно касаться решения этих вопросов.

Позже, говоря о гражданских обязанностях, Ролз опять высказывает мысль, что главы семей, находясь в исходном положении, достигают согласия по поводу справедливости. Но это положение, по всей видимости, не позволяет ему увидеть исключительно важную для женщин проблему — женщины из обсуждения гражданских обязанностей попросту исключены. Он полагает, что военный призыв оправдан, если необходимо защищать свободу от несправедливого нападения. При этом государственные институты должны «попытаться гарантировать такой порядок, при котором риск пострадать от этого навязанного несчастья будет более или менее равномерно распределен между всеми членами общества на протяжении всей их жизни и не будет существовать классовой предвзятости (которой возможно избежать) при наборе призывников на службу»24 (курсив мой. — С.О.). Однако о полном исключении женщин при коренном вмешательстве в основные свободы в условиях равенства всех граждан даже не упоминается.

Несмотря на ранее упоминавшиеся два случая из первой части, в которых Ролз открыто осудил формальную дискриминацию по признаку пола как несправедливую, далее, во второй части, на него, по-видимому, настолько повлияло его же собственное положение о «главах семей», что он даже не рассматривает в базовой структуре общества ни бблыпую экономическую зависимость женщин, ни разделение труда по полу, принятое в типичной семье, ни другие более общие вопросы базовой гендерной структуры. Кроме того, в третьей части, где он признает справедливое устройство семьи в «некоторых формах» как данность, он не предлагает никаких альтернативных форм, но весь тон его рассуждения говорит о том, что он имеет в виду семью с традиционной гендерной структурой и ролями. Семья, говорит он, это «маленькое объединение, обычно характеризующееся определенной иерархической структурой, в котором каждый член [этого объединения] имеет свои права и обязанности». Роль семьи как нравственного воспитателя в определенной степени воплощается в родительских ожиданиях «добродетелей от хорошего сына или от хорошей дочери*25. В семье и других объединениях, таких, как школа, соседское окружение или группы ровесников, продолжает Ролз, человек впитывает различные нравственные добродетели и идеалы, которые позже, во взрослой жизни, становятся неотъемлемой частью его взглядов на положение в обществе, род занятий и семейные роли: «Содержание этих идеалов обусловливается различными представлениями о том, что такое хорошая жена или муж, хороший друг или гражданин и тд.»26. При виде столь необычного отхода от терминов мужского рода, кажущихся нам родовыми, которые он использует во всех других случаях, мы можем сделать вывод, что Ролз, по-видимому, имеет в виду, что добродетель дочерей отличается от добродетели сыновей, а добродетель жен — от добродетели мужей. В результате признается, как нам кажется, достаточно традиционная гендерная система.

Однако, несмотря на это, Ролз не только «предполагает, что базовая структура упорядоченного общества включает в себя семью в какой-то форме»; он вдобавок делает следующий комментарий, что «при более широком исследовании можно было бы поставить Под сомнение институт семьи как таковой, и на самом деле более предпочтительными могли бы оказаться иные формы организации»27. Но зачем нужно еще более широкое исследование, если в «Теории справедливости» предпринята такая колоссальная попытка поднять вопросы, касающиеся института и формы семьи? Безусловно, Ролз совершенно прав, когда в самом начале называет семью одним из основных социальных институтов, которые определяют жизненные шансы каждого человека. Семья — не такое объединение, как церковь или университет, она значительно отличается по типу и степени ожидаемой преданности, это не то объединение, к которому человек может добровольно примкнуть и так же добровольно его покинуть. Ведь несмотря на то, что у человека есть определенный выбор (хотя и весьма ограниченный), стать ли ему членом гендерно структурированной семьи, вступив в брак с кем-то из ее членов, он не волен выбирать, родиться ли ему в такой семье или нет. Учитывая этот факт, отсутствие у Ролза анализа структуры семьи с точки зрения разработанных им принципов справедливости является чрезвычайно серьезным упущением в связи с его убеждением в том, что любая теория справедливости должна учитывать то, «как [индивиды] становятся тем, кем они являются», и «не принимать как данность их жизненные цели и интересы, их отношение к себе и своей жизни»28. Ведь гендерно структурированная семья и мате ринское воспитание в особенности являются, без сомнения, важнейшими детерминантами различающейся социализации двух полов — того, как мужчины и женщины «становятся тем, кем они являются».

Если бы Ролз в процессе построения своей теории исходил из допущения, что все взрослые люди участвуют в том, что происходит за «занавесом неведения», он был бы вынужден признать, что семья как основной социальный институт, влияющий на жизненные шансы индивидов, должна обязательно строиться в соответствии с двумя его принципами справедливости. Позитивные возможности теории Ролза я собираюсь раскрыть позднее, в заключительной части данного эссе. Но вначале я хочу обратиться к главной проблеме этой теории, которая является следствием того, что она упускает из виду проблему справедливости внутри семьи, и таким образом ставит под угрозу идею Ролза о воспитании чувства справедливости.

Гевдер, семья и развитие чувства справедливости

Если не считать тех случаев, когда Ролз вскользь упоминает семью как связующее звено между поколениями, необходимое для его «принципа накопления», и как препятствие на пути равной доступности, семья появляется в теории Ролза только в одном случае (хотя й весьма важном) — как первоначальная школа нравственного развития. В третьей (и незаслуженно обойденной вниманием) части своей «Теории справедливости» Ролз заявляет, что справедливо организованное общество может быть стабильным, только если его члены постоянно развивают чувство справедливости — «сильное и, как правило, эффективное стремление действовать согласно принципам справедливости»29. Особое внимание он уделяет вопросу нравственного воспитания в детстве, намереваясь обозначить основные ступени в развитии чувства справедливости.

Рассуждая о раннем периоде нравственного развития индивида, в котором семья играет главную роль, Ролз допускает мысль, что семья справедлива. В такой предположительно справедливо устроенной семье важную роль в развитии чувства собственного достоинства играет взаимная любовь между родителями и детьми. Проявляй свою любовь к ребенку и представляя собой «достойные объекты его восхище ния... они развивают в нем чувство самоценности и желание стать таким же человеком, какими являются сами»30. Далее Ролз говорит о том, что здоровое нравственное развитие в раннем детстве зависит от любви, доверия, привязанности, живых примеров и наставничества31.

Позже, на этапе нравственного развития, который он называет «моралью ассоциации», Ролз рассматривает семью (рисуя ее иерархически и гендерно организованной) как первое из множества других объединений, с помощью которых, по мере того как человек последовательно меняет свои роли и занимаемые позиции, возрастает его понимание морального. Важнейшим аспектом чувства справедливости, которое развивается у человека в этот период, является способность воспринимать воззрения других людей и видеть вещи с их точки зрения. Мы учимся понимать цели, планы и мотивы других людей по их словам и поступкам. Без этого опыта, говорит Ролз, «мы не можем поставить себя на место других и понять, что бы мы сами делали на их месте», а это необходимо сделать, чтобы мы могли «регулировать свое собственное поведение определенным образом, согласовывая его с положением других»32. Участие в деятельности различных общественных объединений и выполнение различных ролей ведет к тому, что человек развивает «способность сочувствовать» и укрепляет «узы дружбы и взаимного доверия»33. Ролз утверждает, что подобно тому, как на ранней стадии формируется естественное отношение к родителям, «так и здесь созревают дружеские и доверительные отношения между членами объединений. В каждом конкретном случае определенные моральные чувства основываются на соответствующем естественном отношении: отсутствие таких чувств говорит об отсутствии соответствующих отношений»34.

Идеи Канта во многом оказали огромное влияние на представления Ролза о справедливости, за исключением анализа нравственного развития, поразительно отличающегося от кантовского. Для Канта любые чувства, не вытекающие из независимо установленных моральных принципов, сомнительны в нравственном отношении35. Но Ролз явно признает важное значение чувств, первоначально «взлелеянных», как он предполагает, в справедливой атмосфере семьи, для развития способности нравственно мыслить. Рассматривая третью и завершающую стадию нравственного развития, на которой, как ожидается, индивиды уже исповедуют принципы справедливости, Ролз говорит, что «чувство справедливости сосуществует с любовью к человечеству»36. В то же самое время он допускает, что мы испытываем особенно сильные чувства к тем, к кому мы наиболее сильно привязаны, и говорит, что это правильно отражается в наших моральных суждениях: несмотря на то что «наши нравственные чувства не зависят от случайных обстоятельств нашей жизни... наши естественные привязанности к определенным людям и группам людей, тем не менее, имеют место»37. Он прямо указывает, что эмпатия (или способность представить себя на месте другого) играет важнейшую роль в нравственном развитии, и, развивая свои идеи о моральных эмоциях и чувствах, обращается не к Канту, а к другим философам — таким, как Адам Смит и Элизабет Анскомб, — которые уделяли больше внимания именно этим аспектам нравственного воспитания38.

Ролз полагает, что развитие чувства справедливости можно объяснить с помощью трех психологических законов нравственного развития. Эти три закона, о которых он говорит, «не просто принципы ассоциации или поддержки... они утверждают, что действенные чувства любви и дружбы, и даже чувство справедливости, возникают из проявленного другими людьми намерения действовать нам на благо. Понимая, что они желают нам добра, мы в ответ заботимся и об их благополучии...»39 Каждый из законов нравственного развития, формулируемых Ролзом, зависши от предыдущего, а преамбула первого закона звучит так: «На основании того, что семейные установления справедливы...» Ролз, таким образом, открыто признает, что весь процесс нравственного развития опирается на любовную заботу тех, кто воспитывает маленьких детей с самого раннего возраста, и на нравственный характер — в особенности справедливость — того окружения, в котором это происходит. Получается, что в основании развития чувства справедливости лежит деятельность и сфера жизни, которые являлись (хотя и не обязательно, чтобы это было именно так) на протяжении всей истории преимущественно деятельностью и сферой женщин.

Ролз не объясняет, на основании чего он утверждает, что семейные установления справедливы. Если установления гендерно структурированной семьи не справедливы, а, напротив, являются пережитком кастового или феодального общества, в котором роли, ответственность и ресурсы распределяются не на основании двух принципов справедливости, а на основании внутренних различий, имеющих огром ную социальную значимость, то вся структура нравственного развития Ролза построена на шатком фундаменте. Если семейная обстановка, в которой дети первоначально воспитываются и видят первые наглядные примеры взаимоотношений между людьми, основаны не на равенстве и взаимности, а, наоборот, на зависимости и доминировании, то как может любовь родителей к ним, какой бы она ни была, компенсировать ту несправедливость, которую они видят своими глазами в отношениях этих же самых родителей? Как в иерархически структурированных семьях, где роли жестко распределены между полами, можно научиться «становиться на место другого и понять, что бы мы сами делали на его месте»? Если дети не воспитываются взрослыми обоих полов на равных, каким образом и девочки, и мальчики в равной степени могут получить одинаковое и разностороннее нравственно-психологическое воспитание, которое позволило бы им принять участие в обсуждении вопроса справедливости, находясь как бы в исходном положении? Отсутствие анализа справедливости в семье в рассуждениях Ролза явно вступает в противоречие с его собственной теорией нравственного развития, которая полагает необходимым, чтобы институт семьи был справедливым.