7.5. Всеобщий демонтаж

Постмодернизм предлагает последнюю попытку отбросить фатальный комплекс истории Запада. Антигуманизм потряс основания западной политической мысли. Поздний Хайдеггер разработал концепцию демонтажа метафизики, а Деррида ее реализовал в постулате о деконструкции. Тем самым фундаментальные понятия современности рушатся. Ж.-Ф. Лиотар - яркий представитель постмодернизма - продолжает работу разложения. На протяжении профессиональной карьеры он занимал разные политические позиции - от неомарксизма через спонтанный анархизм до скептического консерватизма. Его интерес к проблеме справедливости выразился в попытке отчитаться на тему о состоянии постмодерна. По мнению Лиотара, современная эпоха отличается доверием к метадискурсам или метанарративам, которые легитимизируют одновременно науку и государство: « Первое и второе вытекает из одной перспективы или ... из одного и того же „ выбора", который зовется „ Запад"...

Лиотар выделяет два типа постпросвещенческой мысли: дискурс об эмансипации ( который имплицитно содержится в современной науке и в политике Французской революции) и спекулятивный дискурс Гегеля. Вера в эти ме- танарративы зашаталась после радикальных изменений общества и культуры в XX в. Постиндустриальное общество - это господство такого способа производства, при котором главная роль принадлежит знанию и информационным технологиям. Культура постмодерна - культурный и интеллектуальный эквивалент данной формы общества. Эта культура уже не верит в метадискурсы. Но в результате стечения обстоятельств отбрасывание легитимности современного разума стало следствием требования легитимизации как специфического продукта современности.

Из этих посылок Лиотар извлекает скептические и антиавторитарные выводы. В настоящее время невозможно искусственно соединить и гомогенизировать общество с помощью большой теории. Современное общество воплощает не ньютоновскую механику, а множество гетерогенных языковых игр и фрагментарной институционализации. Оно состоит из кругов обобществления, подчиненных прагматике языковых частиц. Теория консенсуса Ха-бермаса игнорирует разнообразие языковых игр и сводит их к единству, основанному на насилии: « Консенсус стал устарелой ценностью, он подозрителен» 66. Только гетерогенные социокультурные формы сопротивляются духу эффективности - редукции общества к системе с эффективным соотношением входа и выхода. Но время всякой стабильности истекло. Вполне можно обойтись временными и локальными консенсусами и договорами. Любые ностальгические пережитки большой теории опасны. За них приходится расплачиваться террором и эффективностью путем исключения (или его угрозы) партнера из игры. Модернизм - союзник постмодернизма в войне с тотальностью. Но лишь в той мере, в которой отвергает правила поведения, художественного изображения и теоретического нарратива.

Критика - главный элемент постмодернистского анализа современного общества. Она есть ответ на катастрофы истории XX века. Тоталитаризм реализовал все следствия большой политической теории, в том числе стремление согласовать социальную жизнь с волей народа и целью социалистической утопии. Поэтому любые формы дискурса надо демонтировать. Политический дискурс воплощает стремление к тоталитарному господству над разнообразием. Взамен постмодернизм предлагает множество позиций субъекта. Всякие декларации политиков подозрительны. Еще большего недоверия заслуживают эксперты-интеллектуалы. Специалисты в области демократических процедур и условий волеизъявления общества тоже врут. Всякое рационалистическое сведение иного к тождеству и единству угрожает человеческой идентичности.

Крайне трудно извлечь из постмодернизма какую-либо конструктивную политическую мысль. Например, Лиотар вещает, что «... нужно идти к идее и практике справедливости, которая не была бы привязана к консенсусу» 67. Однако эта декларация никуда не ведет, кроме мутных рассуждений о пользе различия, разнообразия, локальности, временности и т. п. Другие авторы пытаются уточнить постмодернистский образ политики и критикуют коллективистский идеал социализма и феминизма: « Стремление к взаимной идентификации в социальных отношениях связано с сектантством, шовинизмом и расизмом. А тяга к единству и гармонии с социальным целым продуцирует барьеры, дихотомии и исключения» 68. Ж. Бодрийяр разрабатывает политическую экономию знака и дает ситуационный анализ общества как зрелища. Но из его работ тоже нельзя извлечь конструктивную концепцию политики 69.

Возникает вопрос: действительно ли постмодернизм противостоит универсальным категориям эксплуатации и насилия и универсальным идеалам свободы, равенства и братства? Инвективы Лиотара по адресу критической теории неубедительны.

Итак, выводы постмодернизма чисто негативные. Он декларирует разнородность культур и образов жизни. Но разве такая декларация возможна без опоры на определенный комплекс ценностей, обосновывающих защиту разнородности? Нельзя исключать, что у постмодернистов есть молчаливые морально-аксиологические предпосылки, включая справедливость. Но можно ли сформулировать концепцию справедливости без нарушения критических принципов постмодернизма? На этот вопрос нельзя ответить без опыта политической практики. Например, участие в политической борьбе на стороне наших товарищей нарушает постмодернистскую истину об ином.

Если с нею согласиться, никто ни с кем не должен находиться в теплых человеческих отношениях. Ведь они невозможны без определенного подобия людей друг другу. Если же вслед за постмодернистами впасть в политический скепсис и апатию, этот выбор равносилен консерватизму. Всякое невмешательство в политику ведет к явному или скрытому одобрению статус- кво.

Короче говоря, невозможно обнаружить последовательность и новизну в постмодернистской писанине. Например, М. Оакшотт уже в начале 1960- х гг. направил критику рационализма в политике против либералов и марксистов одновременно. Рекомендация Оакшотта слушать « голос традиции» не отличается от хайдеггеровской рекомендации « внимать жизни». Однако Оакшотт был и останется последовательным консерватором, в отличие от постмодернистов, продолжающих « чесать похоть» ( если применить язык героев В. М. Шукшина) в сфере идей...

Конечно, « всемирно-исторический возраст» библейского Мафусаила и немецкого профессора Гегеля несравним. Зато последний сильно укрепил привычку культивировать идейную похоть. Если считать от года выхода «Феноменологии духа» ( кажется, 1807 г.), то вскоре придется праздновать двухсотлетний юбилей этой « архиинтересной штучки». И все равно придется еще скрипеть 730 лет, чтобы дотянуть до возраста Мафусаила...