Кузякова О. Д. ЗНАЧЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯВ ИССЛЕДОВАНИИ СОВРЕМЕННОГО МИРА

Теоретическое осмысление процессов глобализации является неизменным объектом динамичных и многоплановых научных дискуссий. Этот поиск не замкнут в себе. Он отражает, с одной стороны, актуальность, более того — насущную необходимость в четкой и всеобъемлющей интерпретации феномена глобализации, его различных аспектов.

Изучение глобализации диверсифицируется и становится постоянным междисциплинарным направлением научных исследований, углубление и развитие которого диктуется общественной потребностью в прогнозировании динамики глобализации, в моделировании ее последствий. При изучении глобализации в междисциплинарных исследованиях повышается роль философского знания, позволяющего выявить методологические принципы изучения глобализационных процессов и более фундаментально раскрыть их социально-исторический контекст и объективную закономерность развития.

Как явление глобализация развивалась постепенно, проходя через определенные исторические этапы. Объективное содержание глобализации складывается из разнородных по своему происхождению, формам проявления и последствиям процессов, что неизбежно предполагает рассмотрение глобализации не только как явления целостного, но одновременно внутренне противоречивого и имеющего сложную структуру [1].

Глобализация дифференцируется на множество глобализационных процессов, или подпроцессов, развивающихся в различных подсистемах общества, а целостность выражается в их единстве и взаимообусловленности.

Глобализация может быть осмыслена как процесс (или совокупность процессов), который воплощает в себе трансформацию пространственной организации социальных отношений и взаимодействий (измеряемую с помощью таких показателей, как протяженность, интенсивность, скорость и воздействие процессов), порождающую межконтинентальные или межрегиональные потоки и структуры активности, взаимодействий и проявлений власти.

Глобализация проявляется в последствиях для распределения власти и богатства внутри той или иной страны, между отдельными странами или их региональными объединениями. Она существенно трансформирует организацию, распределение и реализацию власти.

Наиболее продуктивный путь исследования и моделирования общественных трансформаций, которые выражают динамику глобализации, заключается в ее трактовке как процесса или ряда процессов, а не как некоего уникального сформировавшегося состояния социума. Глобализация не укладывается в логику линейного развития и не может быть прообразом всемирного сообщества. Хотя в возникающие международные структуры и системы взаимодействия и обмена интенсивно вовлекаются экономические, социальные и политические структуры и системы из национальных рамок, никакого целостного и устойчивого глобального объединения не возникает.

Пространственный масштаб и плотность глобальных взаимосвязей образуют сложные системы и структуры отношений между сообществами, государствами, различного рода международными организациями и транснациональными корпорациями. Различные цели и интересы здесь пересекаются.

Динамическая глобальная структура для постоянно включаемых в нее участников открывает одновременно новые возможности и налагает определенные ограничения и обязательства. Глобализация связана с нарастанием масштабов властного вмешательства, она увеличивает пространственную протяженность властных структур.

Практически все сферы общественной жизни затронуты процессами глобализации. Она является дифференцированным феноменом, который следует интерпретировать не как некое завершенное состояние, а как динамичную интегрирующую форму, связанную с моделями растущих глобальных взаимосвязей во всех социальных областях.

В контексте такого методологического подхода большой интерес представляет изучение тех изменений, которые проявляются в ценностной структуре, в парадигмах и постулатах основных политических идеологий современности, в трансформации самой идеологии как особого социального института.

Основные идейно-политические течения формировались в течение XIX—XX веков. В настоящее время они находятся под воздействием многомерных процессов глобализации. В оценке общего хода изменений основных идейно-политических течений современности и в объяснении новых условий развития идеологии складывается спектр различных мнений, среди которых можно встретить и достаточно резкие, даже намеренно обостренные позиции и оценки.

Одними из первых прозвучали оценки американского политолога Ф. Фукуямы, заявившего еще в 1989 г. о грядущем «конце истории» и «конце идеологий», «торжестве либеральной демократии» (имея в виду исчезновение — или исчерпание — конфликтной движущей силы прогресса — борьбы двух систем).

«Идеологии, которые определяли векторы развития в ХХ веке, практически полностью исчерпали себя, доказав свою историческую бесперспективность. Сбросив с себя идеологические доспехи, социумы могли lt;...gt; заметить обнажившиеся под ними более глубинные основания исторического развития — свою культурную идентичность и веру предков», — считает Э. Азроянц [2]. В таком ракурсе проблемы основанием для новых войн и конфликтов (в том числе и на идеологической почве) могут стать своего рода социальные разломы, которые пройдут по культурным и религиозным границам (вполне в соответствии с известной концепцией С. Хантингтона).

Другие авторы справедливо связывают метаморфозы идеологии с окончанием противостояния двух военно-политических блоков (что, конечно, также является важной частью и предпосылкой развертывания глобализации как всемирного процесса). К. Гаджиев подчеркивает, что «развалилась идеолого-политическая ось двухполюсного мира lt;...gt;. Человечество вступило в эпоху неопределенности, безверия, разочарований и потери иллюзий lt;...gt;. В идеологическом спектре образовалась огромная черная дыра lt;...gt;. Ситуация в данной сфере характеризуется преобладанием фрагментарности, отсутствием сколько-нибудь цельных и последовательных теорий и идеологий» [3].

Э. Киш считает, что в результате падения социализма «неолиберальная политическая и экономическая система заняла господствующее положение», что привело к ошибочному отождествлению неолиберализма и ценностей «чистого», так сказать, либерализма. Он считает, что «структурные и функциональные характеристики глобального мира сейчас формируются именно этой неолиберальной системой» [4].

Во многих обоснованных и развернутых оценках кардинальных изменений, которым подвержены сегодня идеологии, чаще делается акцент на воздействие эпохальных политических событий, на отразившихся в них всемирно-исторические разломах.

Методология анализа идеологии как социального института и трансформаций основных идейно-политических течений в условиях глобализации требует специального внимания и ко многим другим важными взаимосвязанным процессам в социуме, культуре и духовной сфере.

Результатом новейших научно-технических достижений, фактором и результатом глобализации стало формирование так называемой информационной экономики, которая наблюдается в наиболее развитых странах и региональных объединениях — в США, Японии, в Европейском Союзе. Кардинально изменились характеристики производственной деятельности людей, их положение на рынке, их положение внутри традиционных социально-экономических схем.

Сокращение расстояний, прогресс в развитии различных «средств доставки» информации и т. п. стали своеобразной «смертью» социального пространства в традиционном понимании. Совершенно иными стали представления о том, где и как люди должны работать и жить. Информационная экономика (или «экономика знаний») кардинально меняет мир трудовых отношений. Появился «телетруд» или так называемое электронное надомничество, когда работник может быть не только независимой самостоятельной единицей, но и трудиться в коллективе предприятия, фирмы, не выходя из дома. Возможны новые формы экономической активности, например электронная торговля, когда все виды работ могут быть осуществлены абсолютно в любом месте и мгновенно переданы туда, где находятся ресурсы и нужная производительная компетенция.

Благодаря Интернету огромное количество людей получают информацию о мире, о жизни других народов. Эта всеобъемлющая информация создает возможность для сравнения и идентификации собственных запросов и потребностей совершенно в ином контексте. В известном смысле Всемирная паутина порождает гомогенность запросов, создает устойчивые образцы потребления и тем самым укрепляет единый мировой рынок.

Сравнение образа жизни в своей стране с условиями жизни в других странах и, прежде всего, в наиболее развитых из них формирует в сознании населения такие стереотипы и поведенческие стимулы, благодаря которым иностранные инвестиции и вторжение ТНК в национальную среду воспринимается как благо, гарантирующее вхождение в семью «цивилизованных» народов. Интернет является мощным двигателем глобализации, причем не только в социально-экономическом плане. Развитие Интернета соответствует самому духу демократизации в идейно-политическом и культурном плане. Человек, использующий современные информационные технологии, в большей мере является свободным субъектом в плане отбора и использования соответствующей информации.

Особо следует отметить, что в этом контексте снижаются возможности для манипулирования сознанием, в том числе и со стороны традиционных идеологических институтов и систем, действующих в национальных государствах.

В частности, Г. Вайнштейн справедливо отмечает, что «Интернет способствует увеличению открытости и транспарентности политических институтов и политики в целом. В Сети появляется все большее количество сайтов различных государственных органов, партийных структур, многочисленных международных неправительственных организаций, содержащих разнообразную информацию, существенно увеличивающую политическую осведомленность широких масс lt;...gt;. Возникают новые, весьма эффективные механизмы политической мобилизации граждан. Он (Интернет. — Прим. автораа) выступает, в частности, как средство весьма оперативной организации и координации действий политических единомышленников, являющихся сторонниками нетрадиционных социальных движений» [5].

Это в полной мере подтверждают и последние яркие примеры 2011 г. — лавинообразное нарастание массовых революционных выступлений, кардинально изменивших политическую ситуацию в ряде арабских стран, их политико-идеологическую ориентацию (усиление в обществе так называемых партий исламистской ориентации). Именно благодаря современным средствам связи и коммуникации эффект «ураганного» распространения и синхронной организации вступлений был достигнут вначале в США, а затем и во многих других странах Европы и Америки в ходе протестной акции «Захвати Уолл-стрит!».

Интенсификация всемирных социальных связей, развертываясь в экономике, как и в других сферах социума, означает усиление взаимных контактов, взаимозависимостей людей, общностей и государств.

Как отмечалось выше, глобализация является процессом нелинейным: ее активные субъекты (акторы) действуют, преследуя свои собственные цели и интересы. В результате такой деятельности возникает новая реальность, а действия разрозненных индивидуальных и коллективных воплощаются часто в неожиданных, даже непредсказуемых результатах, которые существенно изменяют мир и принуждают самих этих акторов приспосабливаться к новым условиям существования, к новым правилам игры. Причем в данном случае в качестве таких акторов неправильно было бы говорить только о транснациональных корпорациях, государствах, международных экономических организациях и т. п. Речь в данном случае идет и о средних (по масштабам фирмы) мелких предприятиях, о движениях и организациях общественно-политического характера, наконец, о самих потребителях товаров и услуг и т. п.

Во всем многообразии этих «актов» проявления глобального рынка потребления даже идейно и политически враждебные глобализации субъекты фактически проявляют себя как такая же движущая сила развития ее экономического базиса, как и сами ТНК, производящие эти товары и услуги.

При всем разнообразии оценок глобализации, включая диаметрально противоположные, никто не может оспорить два существенных момента: то, что глобализация создает новые возможности для человеческого усовершенствования и что остановить ее уже невозможно. Самое главное, что ни одной серьезной альтернативы пока не выдвинуто — ни в качестве научной концепции, ни в качестве какого-либо национального или международного идеологического или политического проекта.

Вся проблематика глобализации не может быть качественно осмыслена на основе «линейных» методик, по формулам одномерного пространства социума и уж, конечно, по каким- либо универсальным рецептам, «прописанным» на базе той или иной идеологической системы.

М. Чешков подчеркивает в качестве сущностной черты «глобального общества» полисистемность. Он считает, что осмыслять мировой социум сквозь «призму западного исторического опыта и, в частности, марксистского понимания структуры общества» непродуктивно, даже ошибочно. И, по его мнению, еще предстоит «выработать идеологию нового универсализма», которая опиралась бы на представление, в частности, о том, что глобальное «целое» образовано не отдельными частями (компонентами), но их взаимосоотнесенностью; компоненты глобальной общности обладают не только своими субстратно-определенными качествами, но и теми, что порождены их взаимодействиями и целостностью lt;...gt;» [6].

Исходя из такой методологии «глобальный социум» формируется не как простое соединение или воспроизведение в «мировом» масштабе структур, которые «произросли» на национальной почве. Это гражданское общество, политические институты, экономические субъекты и т. п. Здесь «национальное» как качественная характеристика уже включена в систему глобального и все глобальные процессы являются не простым «снятием» национального, но включают его в себя как необходимый компонент.

Даже интерпретируя глобализацию как такой полисистемный процесс, естественно предполагать, что его результаты, в конечном итоге, должны воплощаться в некие совершенные и логически завершенные социальные формы. И уже в «глобальном сообществе» им должны соответствовать новые идейные ценности и ориентиры.

Глобализацию часто называют триумфом нерегулируемого капитализма. С точки зрения классических либеральных воззрений рынок, базирующийся на свободной конкурентной среде, сам по себе стремится к состоянию устойчивости, равновесия и такое состояние достигается его имманентным развитием. Но основанные на известном постулате классика экономической теории А. Смита представления о «невидимой руке рынка» (то есть о том, что рыночная рациональность как оптимальное соотношение предельных затрат и выгод естественным образом обеспечивает целесообразное размещение ресурсов и максимальную эффективность) уже не «работают».

В принципе модель равновесного или совершенного рынка существует только в теории. Реальный рынок неустойчив, тем более неустойчив рынок в современных условиях глобальной экономики. Недостатки рыночной системы, которые могут быть компенсированы в рамках национально-государственного регулирования, на глобальном уровне уже воспроизводятся в расширенном масштабе.

С одной стороны, в силу логики объективного развития рыночных отношений, они неизбежно должны на определенном этапе перешагнуть рамки национальных границ и сформироваться в виде некоего «целого», отражающего различные по своему содержанию рыночные связи и отношения. Однако такая целостность качественно отлична от целостной национальной системы рыночных отношений. В таком понимании рыночные отношения вполне органично развиваются с уровня национального на уровень всемирного рынка. Всемирный же рынок рассматривается как явление, лишенное каких либо политических и идейных характеристик и, если можно так сказать, полностью аполитичное.

У. Бек считает, что «согласно этой идеологии, люди не действуют, но осуществляют законы мирового рынка, которые — увы — вынуждают минимизировать социальное государство и демократию». Но он считает вместе с тем, что экономическая глобализация как таковая не является естественно формирующейся системой; по его мнению, она «не есть нечто самодвижущееся, это всецело политический проект, причем проект транснациональных акторов, институтов и совещательных коалиций — Всемирного банка, Всемирной торговой организации (ВТО), Организации по экономическому сотрудничеству и развитию (ОЭСР), мультинациональных предприятий, а также других международных организаций, которые проводят неолиберальную экономическую политику» [7].

Существуют и более резкие оценки. Например, А. Панарин считает, что «глобалисты» всеми силами стараются ослабить и дискредитировать национальное государство — именно за то, что оно мешает их глобальному хищничеству lt;...gt; они защищают привилегии международных экономических хищников, опирающихся на глобальные центры политической и экономической власти, лелеющих мечту о безраздельном мировом господстве, сегодня называемом однополярным миром» [8].

Однако обоснованность интерпретации глобализации как разновидности закулисной политической игры в международном масштабе, как осуществляемого проекта неких планетарных «темных сил» может быть убедительно доказана лишь в контексте выдвижения реальных, убедительных альтернатив, то есть таких альтернативных проектов, которые можно было рассматривать как модели «иного» — или «справедливого», или «оптимального» — управления процессами глобализации.

Но таких альтернатив нет. Кроме того, если признавать принципы частной собственности и свободного рынка, демократии, признания и защиты экономических и политических свобод как ключевые и необходимые факторы для прогресса общества в рамках «государства — нации»; если признавать естественной эволюцию этих принципов на протяжении многолетней истории, то нельзя объяснять действия транснациональных корпораций или международных финансовых организаций как осуществление глобального «заговора» или как результат нарушений в нормальном ходе общественного развития. Просто эти же «транснациональные акторы» оказываются уже в пространстве наднациональном и действуют в нем в соответствии с теми же принципами и идеями, которые утвердились в Европе и Америке по завершении буржуазных революций XVIII в.

ТНК возникают так же естественно, как и крупные собственники из массы мелких, как появляются монополии на национальном рынке и т. п. Вопрос о механизме регулирования, о социальных амортизаторах этим вовсе не отрицается. Ведь и идеи кейнсианства, и практика «социального государства» возникли как реакция на негативные проявления капитализма. Поэтому, если следовать упрощенной схеме, мы сегодня находимся на том этапе развития глобального капитализма, когда отсутствуют социальные амортизационные механизмы, а противоречия и конфликты проявляются столь же остро, как и в эпоху первоначального накопления или в период становления промышленного производства.

И все же, главное — это то, что сама человеческая деятельность приобретает планетарный характер. Глобализация экономики — это формирование высокоразвитого мирохозяйственного комплекса, функционирующего в режиме реального времени во всемирном масштабе. Это экономика, в которой потоки капиталов, рынков труда, информации, сырья, менеджмента и организации интернационализированы и становятся полностью взаимозависимыми.

Глобализация, как известно, ярко проявляется в растущих масштабах всеобщего распространения однотипных товаров, культурных символов, продуктов массовой культуры. Каким бы сложным ни было культурное взаимодействие между обществами в течение последних тысячелетий, усиление мобильности образов и символов, ускорение распространения различных типовых методик мышления и способов коммуникации и т. п. стало уникальной особенностью XXI в.

Перспективы культурной глобализации являются предметом научных и идеологических дискуссий. Культура является силой, связывающей воедино системные области общества, переводящей язык системных закономерностей на понятный людям язык их жизненного мира. Поэтому разрушение или резкое изменение этого языка иногда может повлечь за собой и паралич социальной системы. Институциональные и культурные контексты дискурсов в разных странах неодинаковы и поэтому для применения универсальных стандартов требуются так называемые процедуры или механизмы их опосредования внутри собственной традиционной культурной среды. Но при этом в процессе опосредованного усвоения не всегда удается избежать таких явлений, как утрата культурной идентичности, разрушение устоявшихся культурных моделей, спровоцированные этими коллизиями выбросы социальной и национальной агрессии.

Одни теоретики предсказывают гомогенизацию мира при определяющем влиянии американской массовой культуры или западной потребительской культуры в целом. По мнению других, влияние «глобальной культуры» не так ощутимо, как устоявшиеся границы культур цивилизационных ареалов, которые на протяжении долгих лет уже находятся конфликтном взаимодействии. Более оптимистическим подходом отличаются те, кто считает, что смешение культур порождает сегодня и породит в будущем своеобразные культурные «гибриды» и новые культурные сети, подобные тем, которые складываются в структурах глобального экономического взаимодействия.

В течение предыдущего исторического периода столетий баланс устойчивости культурной власти складывался с явным «перевесом» в пользу национальных государств и национальных культур. В современную эпоху технологические и институциональные трансформации изменили это соотношение. Новые технологии телекоммуникаций и появление международных корпораций, распоряжающихся средствами массовой информации, наряду с другими факторами породили такие глобальные культурные потоки, что их размах и интенсивность, разнообразие и быстрота распространения превзошли все, что происходило в прежние эпохи.

Но разумным ли является заведомо агрессивное неприятие глобальной культуры, как бросающей «вызов» национальным культурам, которые воплощают национальную идентичность?

Культурная глобализация меняет контекст, в котором происходит воспроизводство национальных культур, меняет средства его осуществления. Однако пока еще национальные культуры остаются устойчивыми самовоспроизводящимися целостностями и поэтому призывы к их защите от «внешних негативных влияний» выглядят чаще всего неубедительно.

Выступающий под флагом патриотизма изоляционизм часто прикрывает неспособность национальной элиты создавать условия, способствующие продуктивной (и, в то же время, обеспечивающей идентичность) интеграции своей культуры в глобальные культурные процессы.

Глобализация не должна рассматриваться просто как фактор, разрушающий национально-культурную идентичность. Скорее наоборот, более интенсивная глобальная коммуникация должна укреплять механизмы солидарности, социальнокультурной интеграции и кооперации. Но даже при отказе от бесперспективного по сути изоляционизма в культурной сфере следует признать, что процессы взаимной адаптации глобального и национального в социально-культурной сфере протекают крайне противоречиво.

Если прежде человек в большей или меньшей степени оставался частью локального социума, локального сообщества, то с развитием глобальных социальных трансформаций, по мере включения личности в сеть множественных — чаще всего безличных — функциональных отношений ослабляется ее связь с определенной социальной средой или социальной группой.

Постепенно происходит разрушение устоявшихся механизмов социализации, благодаря которым происходила передача от одного поколения к другому социальных и моральных ценностей, норм и стандартов поведения и даже потребления. Глобализация увеличивает объем функциональных социальных связей индивида, часто являющихся анонимными и быстро преходящими; она тем самым ослабляет психологическую значимость для него связей устойчивых, обладающих насыщенным ценностно-духовным и эмоциональным содержанием. Происходит своего рода акт «отказа от традиций», как отмечает Г. Дилигенский. «Суть этого акта состоит в собственном выборе индивидом модели поведения — выборе, предполагающем отказ от следования образцу, заданному одной определенной, “своей” социальной средой, то есть в выборе между разными социальными образцами.

Именно эта способность к выбору и образует необходимую психологическую предпосылку отказа от традиции lt;...gt;. Факт одновременного усиления в условиях глобализации прямо противоположных социально-культурных тенденций, возможно, является следствием именно этой возросшей свободы индивидуального выбора, ведущей к возрастающей неупорядоченности, вариативности, индетерминированности, непредсказуемости ценностных, мотивационных, поведенческих предпочтений индивидов и групп» [9].

Глобализация оказывает трансформирующее воздействие на систему факторов, формирующих личность и открывает возможности для ее развития в условиях, которые менее жестко, чем прежде, детерминированы определенной социальнокультурной средой. Такие возможности, между тем, крайне различны, разнородны в конкретных национальных или региональных социальных условиях. В одних случаях это открывает путь к обогащению кругозора и жизнедеятельности личности, в других — может вести к ее маргинализации, к ее социальной изоляции и даже «аномии» (используя известное определение Э. Дюркгейма). Этот процесс имеет много аспектов, он внутренне противоречив и не может быть представлен как простая разновидность так называемой модернизации, как «всеобщее прогрессирующее приближение населения планеты к стандартам модерна или постмодерна» [10].

В условиях глобализации даже процессы социальной дифференциации становятся все более сложными, что не только обусловлено принадлежностью к конкретной стране, занимающей соответствующее место в «иерархии» глобальной экономики.

Конечно, различие между странами «постиндустриального» уровня и странами-аутсайдерами является определяющим. Однако в условиях прогресса глобализации в развитых странах часто складывается устойчивый разрыв в экономическом и социальном положении между группами, которые двигаются на «гребне» волны глобализации и теми, кто в силу уже необратимых структурно-экономических изменений вынужден смириться с консервацией своего ущербного положения. Глобализация углубляет пропасть, отделяющую бедные слои от наиболее имущих и средних слоев. Возникают социальные группы и слои, которые являются прямым порождением глобализации, воплощают ее реальные противоречия и даже в некотором смысле «полярные» результаты.

Это, в первую очередь, так называемая глобальная элита, в которую входят представители международного менеджмента, деятели массовой культуры и международных средств коммуникаций и т. п. Они фактически обслуживают глобализацию и во многом уже отрываются от национальных, традиционных корней. С другой стороны, мигранты в разных странах сегодня представляют особый социальный слой, во многом страдающий от последствий глобализации.

В идеологических спорах о причинах и сущности глобализации нередко звучат мнения о том, что она является не объективным процессом, а воплощением чьей-то «вредоносной» — коллективной или индивидуальной — политической воли, наносящей ущерб большинству населения планеты. Естественно, что неизбежно возникает вопрос об «ответственности» как за текущую ситуацию, так и за перспективы будущего мирового порядка, за определение его справедливых принципов и гармоничных форм, способных обеспечить выживание человечества на планете.

Так, для направления радикалов или так называемых гиперглобалистов (в их числе Т. Фридман, К. Омае, М. Элброу, С. Стрейндж и др.) глобализация означает начало новой эпохи всемирной истории, когда «традиционные национальные государства становятся неестественными и даже невозможными коммерческими единицами мировой экономики» [11]. Этот подход основан на логике естественного хода экономического развития. Гиперглобалисты доказывают, что экономическая глобализация влечет за собой утрату национальной экономикой того или иного государства своего значения и причиной этого является установление транснациональных сетей производства, торговли и финансов.

В силу увеличения влияния этих сетей национальные правительства играют ныне роль чуть ли не «посреднических институтов», которые выступают как связующее звено во взаимодействии органов управления между этими местными, региональными и глобальными сетями. По мнению гиперглобалистов, экономическая глобализация порождает новые формы социальной организации, которые постепенно будут вытеснять национальные государства как первичные экономические и политические образования мирового сообщества.

Апология свободного рынка в контексте успехов глобализации в 80-е и 90-е гг. вполне объяснима. В развитых индустриальных странах государственное вмешательство в экономику в предшествующий период имело свои положительные и отрицательные стороны. Однако главным доводом современных неолибералов стало утверждение о том, что недостатки свободного рынка менее пагубны, чем недостатки хозяйственной деятельности государства. Поэтому в ситуации, когда страны Запада стояли перед необходимостью совершить новый экономический рывок, теоретики неолиберализма настаивали на том, что лучше отказаться от дискредитировавшего себя государственного вмешательства и вернуться к свободному рынку и свободной конкуренции. Именно эти два фактора должны были обеспечить эффективное расширение капиталовложений и распределение ресурсов. Наиболее крупные корпорации увидели в неолиберальной модели глобализации не только благоприятную возможность избежать давления государственного регулирования, но и реальный путь свернуть — под предлогом достижения целей «конкурентоспособности» на международных рынках — некоторые наиболее невыгодные для них социальные программы. Кроме того, создание новых международных центров экономической власти позволяло избежать различных форм национального контроля.

Известно, что если в самих развитых странах неолиберальная политика проводилась осторожно, последовательными и выборочными мерами, то в отношении других стран неолиберальные требования были более жесткими. Речь шла о резком сокращении вмешательства государства в экономику, либерализации торговли и цен, о строгой политике в фискальной сфере, масштабном развертывании приватизации. Здесь имеются в виду страны с переходной экономикой.

Гиперглобалисты утверждают, что экономическая глобализация формирует новый тип «победителей» и «побежденных». Если в 70-е гг. говорили о разделении «Север — Юг», то формирующееся в ходе углубления глобализации разделение теперь охватывает весь мир. Это уже не упрощенная схема «центр - периферия». Национальные правительства вынуждены постоянно балансировать, предупреждая социальные кризисы, нивелируя социальные последствия глобализации и в то же время не допуская отставания от тех, кто лидирует на мировом рынке. Есть те, кому это удается и те, кто попадает в число аутсайдеров. Глобализация расщепляет национально-хозяйственные комплексы, формирует новые его звенья, создает глобальные производительные цепочки.

Хотя глобализация и ведет к появлению «победителей» и «побежденных», к растущей поляризации в глобальной экономике, такое распределение, по мнению гиперглобалистов, является условным. Определенные группы внутри страны могут быть, конечно, вытеснены в результате глобальной конкуренции, однако почти у всех есть шанс получить относительное преимущество в производстве тех или иных товаров.

По мнению гиперглобалистов, тенденции развития глобализации во всех областях свидетельствуют о зарождении новой глобальной цивилизации с универсальными стандартами экономической и политической организации. Признаки этой цивилизации проявляются уже в определенных социальнокультурных тенденциях. Например, новые элиты, порожденные глобализацией, работники интеллектуальной сферы уже связаны между собой межнациональной солидарностью, основанной в идейном плане на неолиберальных воззрениях и общих чертах социально-экономического положения.

Даже у тех, кто под воздействием глобализации переоценивает свой социальный статус как ущербный, маргинальный, постепенно появляется новое ощущение идентичности, формируется универсалистская, космополитическая идеология потребителя, позволяющая выйти за рамки традиционной культуры или образа жизни.

Это обстоятельство является одним из ключевых для понимания тех новых предпосылок, которые возникли сегодня и значимы при любых идеологических и пропагандистских формах воздействия как на отдельную личность, так и на целые социальные общности. Любые традиционные, тем более архаичные, методы, используемые той или иной пропагандистской, идеологической системой будут здесь проигрывать.

Необходимо подчеркнуть, что среди основных школ интерпретации глобализации ни одно из направлений не смыкается с какой-либо традиционной политической идеологией или традиционной системой воззрений. Например, внутри рассмотренного выше направления гиперглобалистов можно обнаружить не только сторонников традиционных неолиберальных взглядов, но представителей марксистских воззрений. Внутри основных трех политико-идеологических течений уже нет сегодня единых представлений о глобализации как особом социальном феномене.

Неолибералы-гиперглобалисты почти что в традиционном духе либертарианства приветствуют победу идей свободы и независимости личности над давлением государственной власти и видят в этом залог становления новой «рыночной» цивилизации. Для сторонников марксистских идей внутри этой группы гиперглобалистов глобализация является торжеством глобального капитализма, который сам по себе является предвестником грядущих и огромных по своим масштабам социальных противоречий. Часть движения антиглобалистов активно использует эти теории, говоря о слиянии мигрантов и местных граждан, ставших жертвами «атипичных» форм занятости и трудовых отношений, в «новый пролетариат», который станет «авангардом мирового революционного движения», то есть восстанет против безличного, «рассеянного» (но от этого не менее жестокого) господства транснационального капитала. Но всех их объединяет понимание того, что изменения, которые несет глобализация, являются необратимыми.

Представители направления так называемых скептиков считают, что глобализация как особый социальный феномен - это миф. Но при этом они берут в расчет только экономическое представление о глобализации, согласно которому она приравнивается, прежде всего, к полностью интегрированному мировому рынку.

В качестве идеального типа ими берется уровень мировой экономической интеграции в конце XIX в. Скептики считают, что степень глобализации сильно преувеличена и поэтому ту систему, на основе которой развертывают свои тезисы гиперглобалисты, они считают неприемлемой, поскольку она, с их точки зрения, недооценивает способность национальных правительств регулировать международную экономическую деятельность.

Большинство сторонников этого направления считают, что бурная экономическая активность в мире свидетельствует не о росте глобального рынка, но том, что мировая экономика сосредоточена ныне в трех основных регионах: Европе, Северной Америке и Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Скептики не согласны с тем, что развитие процессов интернационализации производства (или развития глобальных производственных сетей) знаменует начало становления нового мирового порядка, при котором национальные государства будут играть уже более скромную роль. Они считают, что правительства отнюдь не являются пассивными объектами глобализации, интернационализации; они являются главными ее «архитекторами».

В целом скептики считают, что в перспективе развитие глобализационных процессов не приведет к сближению Севера и Юга. По мнению представителей этого направления не происходит глубокой реструктуризации глобальных экономических отношений, а сложившиеся схемы иерархических зависимостей действуют и сегодня. И, поскольку такое неравенство остается, то и предрекаемое гиперглобалистами возникновение глобальной цивилизации невозможно, а человечество ожидает столкновение с агрессивными проявлениями фундаментализма и национализма. Мир разделяется на «цивилизационные блоки» и «культурные и этнические анклавы» [12].

Скептики, в свою очередь, не приемлют перспектив развития культурной гомогенизации и становления глобальной культуры.

Нарастание глобального неравенства, противоречивые процессы в развитии современной международной политики, рост «конфликта цивилизаций» — все это, по мнению скептиков, опровергает тезис о появлении некоего феномена «глобального правления». Управление мировым порядком остается главным образом в руках у западных государств. Именно в этом смысле они трактуют «глобальное правление» как совокупность политических и экономических мер, способных удержать приоритет Запада в международной политике. Скептики (в их числе Д. Гордон, Л. Вейсс, Дж. Томпсон, Дж. Аллен, С. Хантингтон и др.) расходятся с гиперглобалистами по основным параметрам. Они делают акцент на том, что «глобализация» чаще отражает политическую подоплеку, ибо правящие круги таким путем стремятся обосновать свои непопулярные и построенные на неолиберальных основаниях социально-экономические проекты или политические шаги.

Трансформисты или сторонники эволюционного подхода (Дж. Розенау, Э. Гидденс, Т. Нироп, М. Кастельс, Дж. Рагги и др.) считают, что в нынешних формах глобализация есть явление с исторической точки зрения беспрецедентное. В каждой стране правительство и население вынуждены приспосабливаться к законам «нового мира», где уже не существует четко проведенных границ между внутренним — национальным и внешним — интернациональным.

Э.              Гидденс считает, что именно глобализация является той силой, которая трансформирует общества, государства, международные институты. Происходит, как он считает, расширение границ пространства, на котором решаются судьбы народов и государств. Вместе с тем этот процесс трансформации носит неопределенный характер. Глобализация понимается трансформистами как случайный в своей сущности и полный противоречий исторический процесс. Трансформисты не пытаются предугадать будущие рамки и направления развития глобализации и не выдвигают в качестве ориентира или идеальной модели, например, новую «рыночную цивилизацию» или какой-нибудь иной глобальный образ. Глобализация рассматривается как длительный исторический процесс, наполненный противоречиями. Общества и государства, по мнению трансформистов, должны постепенно адаптироваться ко все более взаимозависимому и нестабильному миру.

Глобализация, таким образом, является трансформирующей мир силой. Как отмечает Т. Нироп, «фактически все страны мира lt;...gt; в том или ином отношении являются теперь функциональной частью этой большой глобальной системы» [13]. Сторонниками эволюционного подхода в то же время существование такой «глобальной системы» не воспринимается как доказательство глобального сближения или появления единого мирового сообщества. Наоборот, для них глобализация связана с новыми моделями глобальной «стратификации», в которых одни государства, общества и сообщества все более связаны с определенным общим порядком, а другие вынуждены оставаться на втором плане.

Многие страны, не включаемые сегодня в группу «золотого миллиарда» (прежде всего развивающиеся страны Азии и Африки), к начальному этапу развития глобализации находились на той ступени национально-исторического развития, для которой было характерно внутреннее единство общества. Это даже была ступень напряжения общественных сил во имя обеспечения долгосрочных целей развития или старта экономической фазы первоначального накопления, необходимой для перехода к индустриальному или постиндустриальному обществу. Наблюдалось преобладание коллективистских систем ценностей, умеренный уровень потребления, экономическая политика, ориентированная на модернизацию и развитие самостоятельного народнохозяйственного комплекса. Это нередко сопровождалось и преобладанием в политической сфере авторитарных тенденций. Но под воздействием глобализации, как показывают многие исследования, постепенно происходит смена социально-экономических ориентиров, происходят сдвиги в функционировании хозяйственных механизмов. В общественном сознании развиваются индивидуализм и консьюмеризм. Коллективистские ценности, выступавшие как фактор сплочения традиционного общества, а также общенациональные задачи, осуществление которых должно было опираться на эти ценности, отступают на второй план. Растет интеграция этих стран в мировое хозяйство и растет потребление, расширяется рынок иностранной продукции. Становится все труднее проводить политику самостоятельного развития национальной экономики. Под воздействием глобализации происходит трансформация как социальных институтов, так и социального поведения образа жизни.

Фактически в условиях развертывания глобализации происходит становление уже новой цивилизации, где место привычных культур и национальных государств занимают «метакультуры» как особые глобальные социальные образования. Идет процесс развития особых социальных организмов, систем. Такими, например, были в определенный исторический период военно-политические и социально-экономические системы социализма и капитализма. Сегодня в параметрах таких систем развиваются региональные образования в Северной и Южной Америке, Европейский Союз, региональные объединения в азиатском регионе («регионально-хозяйственные метакультуры»); «конфессиональные метакультуры» — буддийская, мусульманская, христианская и даже метакультура единого планетарного пространства Земли — «планетарная метакультура». Известно, в какой мере пассионарной, активной выступает мусульманская метакультура.

Идейно-теоретические дискуссии о сущности и перспективах глобализации развертываются в значительной степени в рамках антитезы «глобализм — антиглобализм».

Можно ли рассматривать глобализм как новую стадию эволюции идеологии? Его ценности сильно размыты и определяются как общечеловеческие. Среди них можно выделить равенство индивидов перед законом, свободу слова и вероисповеданий, возможность участвовать в политической жизни, сохранение основных условий жизни. Очевидно, что такие ценности могут варьироваться и по-разному интерпретироваться. Они имеют более условный характер, нежели ценности ушедшего в прошлое «общества всеобщего благоденствия». В конечном итоге, идеологемы глобализма являются, по сути своей, рафинированными идеологемами либерализма. У этой идеологии нет и ярко выраженной долгосрочной цели. Если каждая классическая идеология имела целью построение определенного общества в рамках политической границы государства, то глобализм оперирует масштабами всей планеты.

В то же время даже противоположные интерпретации глобализации и ее составляющих аспектов (если они имеют достаточное научное обоснование) углубляют целостную картину глобализационных процессов, которая сама по себе объективно доминирует над многими устаревшими схемами идеологических течений.

Об этом говорит и то, что представители этих течений не примыкают однозначно к той или иной «версии» глобализации. Интенсивность исследований глобализации, широкий обмен научной информацией стимулируют непредвзятый обмен мнениями и диалог между учеными, близкими к разным течениям, побуждают их идти дальше в изучении глобализации и преодолевать ценностные, идеологические рамки и границы.

В данной статье были затронуты только некоторые аспекты методологии исследования социально-экономических, политических и культурных тенденций, порождаемых глобализацией, и их воздействия на сферу идеологии и на традиционные идейно-политические течения.

Идеологии традиционного плана сегодня во многом утрачивают свои «мобилизационные» возможности, целостность, становятся менее эффективными в качестве средства «прямого воздействия» на политическое сознание населения. В общественной психологии, даже в умонастроениях самих идеологов часто преобладают настроения неопределенности, непредсказуемости, которая порождена «ураганным» развитием глобальных процессов.

В эру бурного роста глобализации различные течения вступили с разным потенциалом, который определялся не только их собственным историческим опытом, но и реальными общественными изменениями, их соотнесенностью с исходными принципами. И вряд ли подлежит сомнению то, что нынешний период сопровождается не только кризисом всех форм идентичности, известных до сих пор, но и кризисом всех идеологий, зародившихся еще в индустриальную эпоху.

Глобализация является безальтернативным, но вариабельным процессом, она ведет к усложнению связей между индивидами, возрастающей активностью человека как индивида, разнородностью глобального социума. Она по разным направлениям стимулирует взаимодействие и даже взаимное проникновение идеологий, становление в них отражающих новую эпоху подходов и концептуальных основ. Этот длительный, болезненный, но, в конечном счете, продуктивный процесс еще далек от завершения.

Литература См. например: Глобалистика: Энциклопедия. — М.: Радуга, 2003; Глобалистика: Международный междисциплинарный энциклопедический словарь. — М. — СПб., 2006. Азроянц Э. Глобализация: катастрофа или путь к развитию? — М.: Новый век, 2002. — С. 312. Гаджиев К. С. Метаморфозы идеологии в условиях глобализации / Власть. — М., 2011. — № 11. Киш Э. Философия глобализации / Век глобализации. — М., 2010. - Вып. № 2 (6). Вайнштейн Г. Интернет как фактор общественных трансформаций / Мировая экономика и международные отношения. — М., 2002. — № 7. Чешков М. А. Глобализация: контуры рамочной концепции / Клуб ученых «Глобальный мир». Доклады 2000— 2001 гг. — М., 2003. — С. 160, 177. Бек У. Что такое глобализация? — М.: Прогресс-Традиция, 2001. — С. 210. Панарин А. С. Искушение глобализмом. — М., 2002. — С. 9—10. Дилигенский Г. Глобализация в человеческом измерении / Мировая экономика и международные отношения. — М., 2002. — № 7. Там же. Ohmae K. The End of the Nation State. — N.Y., 1995. — P. 5. Huntington S. P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. — N.Y., 1996. Nierop T. Systems and Regions in Global Politics: An Empirical Study of Diplomacy, International Organization and Trade 1950-1991. - Chichester, 1994.