Славин Б. Ф. МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗАИ ПОНИМАНИЯ СОВЕТСКОЙ ИСТОРИИ

Спиноза говорил: «Не надо плакать, не надо смеяться, а надо понимать». Этот призыв великого философа можно непосредственно отнести к отечественной истории, без понимания которой невозможно подлинное просвещение и воспитание новых поколений.

Особенно необходим такой подход к советской истории, вокруг которой идет неутихающая идеологическая борьба. Наиболее остро она проявляется в оценках издаваемых школьных учебников. Дело в том, что учебники советских времен, пронизанные апологетикой правящей партии, сегодня явно устарели. Не менее идеологизированы учебники 1990-х годов с их воинствующим антикоммунизмом и субъективностью авторов. Не стихают дискуссии и по поводу современных учебников истории, авторы которых, руководствуясь патриотическими соображениями, подспудно оправдывают сталинизм и похожие общественные порядки. Профессиональный уровень подобных учебников настолько низок, что понадобилась специальная комиссия при Президенте Российской Федерации, которая будет заниматься настоящей борьбой с различными историческими фальсификациями новейшей истории. Создание этой комиссии вызвало неоднозначное отношение к ней общественности. Многие расценили ее создание как новую форму государственной цензуры. На наш взгляд, дело здесь не в самой комиссии, а в различных идейно-политических подходах к истории.

Поскольку издание учебников по обществоведению и истории связано с политикой, они всегда будут подвергаться противоречивым суждениям и идеологическим оценкам. Так, учебники, приемлемые для власти, будут критиковаться оппозицией, и наоборот. Как показывает практика, наиболее объективные учебники по истории были созданы во времена относительного равновесия политических сил и широкой демократизации общества. В такие времена хорошими считались те учебники и учебные пособия, в основе которых лежала продуманная научная концепция, препятствующая нарочитой идеологизации исторической науки или явному субъективизму авторов, пишущих на исторические темы.

На наш взгляд, «идеологизация» — это субъективное или иллюзорное восприятие и воспроизведение действительности. Это всегда выпячивание и абсолютизация одной стороны политической жизни за счет другой, одностороннее видение целого. Это, в конечном счете, навязывание обществу политических взглядов, не соответствующих диалектике реальной жизни и истории общества, это, наконец, пустые идеологические рассуждения и споры, не затрагивающие суть дела. Не стесняющийся в выражениях В. Ленин часто называл подобные идеологические споры простой «болтовней» [1].

Как известно, в сталинской трактовке советской истории ее содержание, в основном, было сведено к истории одной правящей партии, ведущей неутихающую борьбу с врагами народа, с «левыми» и «правыми» оппозиционерами. При этом глубинные социальные причины этой борьбы оставались невыясненными. В итоге советская история идеологизировалась и искажалось до неузнаваемости. Суть ее сводилась к тому, что, несмотря на преступные действия многочисленных врагов народа, советское общество под мудрым руководством партии и ее вождя И. Сталина развивалось «от победы к победе». В итоге такая идеологизированная и во многом вымышленная история становилась полной противоположностью реальной истории, где действовали живые люди со своими интересами, страстями и трагедиями. Понятно, что в тех политических условиях ученые и педагоги, писавшие соответствующие книги и учебники по советской истории, не могли ни на шаг отклониться от концепции и методологии сталинского «Краткого курса истории ВКПб».

На сегодняшний день, вроде бы, нет видимых идеологических препятствий для свободного исследования и объективного изложения советской истории, тем не менее, пока глубоких и объективных работ в этой области чрезвычайно мало. Дело в том, что объективное видение этой истории невозможно без использования соответствующей научной методологии, которая помогает историку видеть и рисовать правдивую картину действительности, объяснять противоречивые факты и тенденции, определяющие ее движение и развитие.

Здесь достаточно сослаться на нигилистическую оценку советской истории небезызвестной представительницы радикального либерализма Валерии Новодворской, которая считает, что весь период советской истории есть «клякса», или «черная дыра» в мировой истории. По ее мнению, «Россия должна понять, что ее история — это история болезни и преступления» [1]. Близкими к этой точке зрения являются утверждения о том, что Россия в советские времена «провалилась», «выпала из мировой цивилизации». Построенная в ней «система оказалась несостоятельной в мирном соревновании с капитализмом» [2]. И лишь к концу ХХ в. Россия стала постепенно в нее возвращаться. При этом все основные события советской истории, будь то Октябрьская революция или Отечественная война, период застоя или перестройка, рассматриваются этими авторами сквозь призму катастрофического сознания, а понятие «мировая цивилизация», напротив, наделяется всеми признаками «земли обетованной», где человек получает полную свободу, достаток и счастье. Как правило, наиболее полным выражением этой цивилизации являются Соединенные Штаты Америки, которые, по мнению той же В. Новодворской, есть «лучший плод усилий и свершений человечества и семя его вечного пути по дороге прогресса» [3]. Подобные суждения стали особенно часто появляться после известного выступления Бориса Ельцина в 1991 г. в Нью-Йоркском университете, когда он сказал о том, что Россия «пойдет по цивилизованному пути, который прошли Соединенные Штаты Америки и другие цивилизованные страны Запада» [1].

Правда, сегодня эти взгляды начали корректироваться в связи с банкротством либеральных реформ в России и негативными последствиями глобального финансово-экономического кризиса, когда понятие «свобода» у миллионов людей начинает ассоциироваться с безработицей, а благополучие и счастье — с резким сокращением заработной платы и различных доходов.

Однако, наиболее типичной трактовкой советской, в частности, политической истории, разделяемой многими российскими историками и философами, является концепция традиционной «самодержавной» культуры российской власти. Так, известный историк, академик РАН Ю. Пивоваров в одной из своих лекций говорил: «Посмотрим, какой была политическая культура России в последние столетия. Я бы назвал ее самодержавной. Основной ее признак — властецентричность. То есть я исхожу из того, что русская политическая культура властецентрична» [2]. В рамках этой концепции советская идеология, сталинский и брежневский режимы, наличие правящей партии и т. д. есть лишь историческая модификация соответствующих характеристик дореволюционной Российской империи с ее господствующим православием, самовластием царя, иерархией чиновников и т. п.

Выступая в Горбачев-Фонде, Ю. Пивоваров доказывал, что никакие войны и революции не могут изменить главное и неизменное в русской истории — «властецентричность» и «раздаточную» экономику [3]. Аналогичную точку зрения развивал на конференции в ИНИОНе в декабре 2008 г. философ В. М. Межуев, считающий, что в советские времена существовала «традиционная» для России «этатисткая» система самовластия, которая неправомерно «отождествлялась с идеей социализма».

Сразу оговоримся, что не разделяем перечисленные выше точки зрения и концепции. В реальной советской истории было все гораздо сложнее и противоречивее, чем полагают ее современные интерпретаторы. Мы убеждены, что в 1917 г. традиционная политическая система единовластия («самодержавия») была сломлена, причем сломлена снизу, что проявилось не только в ликвидации монархии, но и в устранении социально-экономических основ старого общества. И осуществили это рабочие, солдаты и крестьяне в ходе Февральской и Октябрьской революций. Они совершили, по сути дела, самую радикальную в истории социальную революцию, и они же установили созданную снизу Советскую власть, выражающую их интересы, то есть интересы абсолютного большинства российского общества.

В свое время известный итальянский марксист Антонио Грамши писал о том, что историческое развитие — «не игра по правилам», а реальная диалектика и реальная борьба различных социальных сил в обществе [1]. В российском обществе эта борьба шла в ходе Октябрьской революции и продолжалась после нее. Мало того, на первых порах она обрела острую форму гражданской войны, которая была следствием того, что демократическим и социалистическим силам не удалось создать единое коалиционное правительство. Однако и после гражданской войны в стране продолжали отстаиваться различные социальные интересы и действовать противоположные социальные тенденции. На наш взгляд, таких общих тенденций, в основном, было две: демократическая и антидемократическая.

Демократическая тенденция выражала интересы рабочего класса и других трудящихся классов, прежде всего, многочисленного крестьянства. Эта тенденция проявлялась тогда, когда улучшалась жизнь народа, когда становилось больше свободы и справедливости. Мы связываем ее, прежде всего, с ленинским пониманием положения дел в стране, с необходимостью перехода в отсталой стране к политике НЭПа, с планами радикальной демократизации политической системы, выраженных в его последних работах. Эта была ленинская стратегия построения социалистического общества в СССР.

Другая тенденция — антидемократическая, бюрократическая, тоталитарная базировалась на выражении интересов тех слоев общества, которые устали от революции и войны. Это были, прежде всего, интересы, запросы и потребности советской бюрократии, маргинальной части рабочего класса и крестьянства, конформистской интеллигенции. И. Сталин стал их официальным рупором. Бюрократическая тенденция, как правило, сковывала и подмораживала страну, превращала ее в авторитарное или тоталитарное государство.

По сути дела, в борьбе этих двух социально противоположных тенденций и осуществлялась советская история, которая еще ждет своего глубокого и объективного освещения.

После совершения Октябрьской революции возник принципиальный вопрос: как строить новую жизнь? Цель преобразований в самом общем виде была ясна: построить небывалое ранее социалистическое общество, принципиально отличающееся от прежнего наличием свободы, социальной справедливости и подлинной демократии. Не ясно было другое: как его строить конкретно. У Маркса и Энгельса на этот счет не было нужных ответов. Они в своих работах наметили лишь общие контуры будущего. Поэтому, исходя из самых общих теоретических соображений, увлекаемое революционным энтузиазмом масс руководство страны решило приступить сразу к созданию коммунизма в отсталой и разрушенной войной стране. Отсюда родилась политика «военного коммунизма». Она была не только вынужденной мерой в условиях начавшейся гражданской войны, как об этом писалось во многих советских учебниках: в ней, помимо необходимых и реальных мер, была сделана попытка осуществления явно утопических идей, связанных, например, с требованиями немедленной отмены денег, осуществления продразверстки, реализации бесплатного жилья, столового питания, проезда на транспорте, почты, газет и т. д. Ленин прямо признавал: «Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение» [1].

Однако в ходе такой политики уже вскоре возник всеобщий политический кризис, проявившийся особенно сильно в Кронштадтском мятеже с его лозунгом «Советы без коммунистов» и вооруженном восстании крестьян в Тамбовской губернии. Крестьяне приняли Советскую власть, давшую им землю, но были против политики «военного коммунизма», не дающей им возможность эффективно и выгодно пользоваться этой землей. В этой связи Ленин заговорил о самом крупном общенациональном кризисе после Октябрьской революции, о крупной «ошибке» и даже «поражении» большевиков в этой политике [2]. В итоге он предложил решительно от нее отказаться, то есть отменить непродуманную «кавалерийскую атаку» на капитализм, и осуществить своими руками своеобразный «термидор» в стране. К «термидору» тогда призывали многие меньшевики в России и оппоненты Ленина за рубежом, предлагавшие, по сути дела, вернуться назад к капитализму. Но Ленин решает провести «термидор» так, чтобы сохранить общее направление и главный критерий социалистических преобразований — удовлетворение интересов трудящихся и, прежде всего, крестьянства, составлявшего тогда абсолютное большинство народа.

Отсюда НЭП: отказ от продразверстки, переход к продналогу и рыночному хозяйству, повышение роли денежного обращения в стране, создание валюты в виде знаменитого «золотого червонца» и сохранившихся до сих пор у многих «серебряных полтинников», допущение частного капиталистического производства, разрешение иностранных концессий и т. д., и т. п. В итоге эта новая политика в короткие сроки решила многие экономические проблемы. Страна ушла от голода, залечила раны и разрушительные последствия мировой и гражданской войн, постепенно стала создавать материальный и финансовый задел для реализации плана ГОЭЛРО и дальнейшей индустриализации страны.

Но что мешало развиваться в этом направлении? Бюрократизм и во многом старый государственный аппарат, доставшийся от прежней «традиционной системы власти». Отсюда последние работы Ленина, посвященные радикальной демократизации политической системы, стремление дать сознательным рабочим возможность контролировать работу госаппарата и бороться с бюрократизмом. Отсюда же борьба с И. Сталиным, сосредоточившего в своих руках «необъятную власть» и совершившего ряд крупных политических ошибок в государственной политике, проявлявшим постоянную грубость и нелояльность по отношению к товарищам по работе и партии.

Не будем далее раскрывать подробности этой борьбы, отметим только одно: после смерти вождя Октябрьской революции Сталин становится полновластным «хозяином страны» и таким образом, был открыт прямой путь к превращению его, по выражению Дзержинского, в «диктатора в красных перьях».

Любому объективному исследователю советской истории всегда было ясно, что Ленин и Сталин были антиподами в политике и жизни, поэтому их часто встречающееся отождествление является, на мой взгляд, прямой фальсификацией исторической науки. Дело в том, что Ленин расходился со Сталиным по многим принципиальным вопросам политики. В частности, они совершенно по разному понимали национальный вопрос и способ образования СССР, проблему реформирования политической системы, реорганизацию Рабкрина, вопросы, связанные с монополией внешней торговли и т. д. К сожалению, отождествление Ленина и Сталина допускают не только рядовые историки, но и именитые академики [1], писатели и публицисты. В частности, авторы подобного отождествления считают, что Сталин лишь исполнял то, что завещал Ленин. На наш взгляд, подобные утверждения, не имея под собой никакой научной почвы, воспроизводят старую сталинскую теорию о тождестве двух вождей, гласящую, что «Сталин — это Ленин сегодня», а «Ленин — это Сталин вчера». В частности, об этом открыто писал известный диссидент Александр Зиновьев: «Я пришел к тому же, с чего начал, а именно — к рассмотрению ленинизма и сталинизма как единого явления. Сталин действительно был «Ленин сегодня» [2].

В этой связи закономерен вопрос: кому выгодна сегодня реанимация подобной теории? Думается, она нужна не только неосталинистам, но и тем, кому хочется во что бы то ни стало окончательно дискредитировать левую социалистическую идею, воплощением которой в нашей истории, без сомнения, являлся Ленин, а не Сталин. В этой связи следует напомнить, что первый вошел в советскую историю как творец Октябрьской революции и основатель первого в мире Советского государства, второй — как создатель тоталитарного режима власти и личной диктатуры.

Подчеркнем еще раз, что через противоречия и борьбу демократических и бюрократических сил, линий Ленина и Сталина развивалась советская история. Раскрыть и объективно описать эти реальные противоречия советской истории является, на наш взгляд, благородной задачей современных историков и обществоведов.

Однако эта, казалась, простая истина до сих пор с трудом утверждается в научном сознании. Мешает господствующая концепция «тоталитарной природы» советской власти и ее истории, утвердившаяся среди отдельных историков [1]. На наш взгляд, эта концепция является зеркальным отражением сталинской интерпретации советской истории, только в ней плюсы заменены на минусы. Суть ее проста: советская история есть не что иное, как история тоталитарного режима советской власти. С этой позиции тоталитаризм в России возникает в Октябре 1917 г. и существует до начала 1990-х гг. ХХ в. [2] В рамках этой концепции даже аргументы периода «хрущевской десталинизации» считаются «половинчатыми» [3].

На наш взгляд, здесь мы имеем дело с политически ангажированной, а не научной точкой зрения. Цель подобной трактовки отечественной истории понятна: использовать концепцию тоталитаризма в качестве идеологического рычага, разрушающего объективные представления об истории советского общества и современной России, стремящейся преодолеть негативные последствия ельцинских реформ. Для многих сторонников либерализма Россия, напоминающая по своему влиянию и историческому значению Советский Союз, не нужна в современном раскладе мировых политических сил.

Что же касается реального тоталитаризма сталинской эпохи, то он, конечно, существовал в стране более двадцати лет. Тем не менее, рассматривать всю советскую историю как его непрерывное становление и утверждение, на наш взгляд, методологически ошибочно. Это значит, что необходимо абстрагироваться от противоречий и острой политической борьбы различных социальных сил и течений в обществе.

Особенно неплодотворен такой подход в исторической науке, ибо ведет не к изучению реальных фактов общественной жизни, а к их подгонке под заранее заданную идеологическую схему. Такая подгонка и есть губительная идеологизация советской истории. Отметим, в этой связи, что известные американские историки Роберт Такер и Стив Коэн, специализирующиеся на изучении деятельности И. Сталина и Н. Бухарина, также считают концепцию тоталитаризма сугубо идеологизированным и малоэффективным средством исторического познания. Так, Стивен Коэн в своей книге «Переосмысливая советский опыт» говорит, что методологической основой «тоталитарной школы» является «идея непрерывности», то есть представление советской истории как сплошного непрерывного процесса, который идет без каких-либо качественных изменений, периодов, этапов [1].

Сторонники «идеи непрерывности», как правило, автоматически ставят знак равенства между такими различными историческими фигурами, как Ленин и Сталин, Хрущев и Брежнев, Андропов и Черненко, Горбачев и Ельцин. В их понимании все они — лишь различные личностные проявления господствующего тоталитарного режима власти. По мнению С. Коэна, эта концепция слишком груба, чтобы на ее основе понять сложную и противоречивую картину советской истории, в частности, взаимоотношение власти и оппозиционных к ней течений, противоречий внутри правящей коммунистической партии и др.

На самом деле советская история была разной. Одно дело — ленинский этап становления советского общества, другое — десятилетия господства сталинского режима власти, одно дело — «оттепель», рожденная ХХ съездом партии, другое — «неосталинизм» брежневского времени.

Следует заметить, что использование «концепции тоталитаризма» для объяснения советской истории не является новым и оригинальным явлением в общественной науке. Это прямое заимствование старых советологических теорий, которые давно подверглись обстоятельной научной критике. Напомню читателю, что исторически понятие «тоталитаризм» употреблялось для характеристики фашистского государства в Италии. В годы «холодной» войны его стали сознательно использовать для дискредитации советского общества такие консервативно настроенные западные советологи, как Р. Пай- пс, З. Бжезинский и др.

Что касается существа вопроса, то, с нашей точки зрения, здесь происходит явная подмена изучаемого объекта. Дело в том, что понятие «тоталитаризм» является, прежде всего, характеристикой политического режима власти, а не строя общества и его истории. Это был режим политической власти, характерный только для сталинского периода правления, а не всей советской истории. Это хорошо, например, сознавала «левая оппозиция», выступая против сталинизма. В частности, она говорила о необходимости в СССР политической, а не социальной революции, свержения сталинизма, а не советского строя. По ее мнению, свержение сталинизма в ходе политической революции могло бы восстановить в советском обществе ленинские демократические ценности и политику Октября. Позднее фактически того же хотели и представители «правой оппозиции», выступавшие против Сталина. Что же касается тех, кто в 30-е гг. умирал в застенках ГУЛАГа с именем Сталина на устах, то, как правило, это были жертвы пропаганды, отождествлявшей социализм с тоталитарным режимом сталинской власти.

Несмотря на то, что сталинский тоталитаризм своим влиянием охватывал все сферы общества, он всегда оставался режимом политической власти. Его не следует сводить к социально-экономическому строю советского общества, который утвердился в результате выбора, сделанного народом России в ходе Октябрьской революции 1917 г. Никто не мог изменить этот выбор, кроме самого народа. Сталин, крепко держась за свою власть, был вынужден считаться с этим выбором. На наш взгляд, этим объясняются его многие противоречивые действия как политика в разные периоды истории. Например, он сначала резко отрицал необходимость быстрой индустриализации, о необходимости которой говорила «левая» оппозиция, затем, после ее изгнания, превратился в своеобразного «сверхиндустриализатора». Он допускал серьезные «перегибы» в проведении коллективизации, затем, после волнений крестьянства на юге страны, вел с ними «принципиальную» борьбу. В том же плане следует расценивать его тотальную расправу над военными кадрами и возвращение их из ГУЛАГа в начале войны. Было много и явно беспринципного в его политике. В частности, первоначальное неприятие фашизма и неожиданный союз с ним перед войной. Как известно, эта политика вызвала глубокий кризис в мировом «левом» движении, в одночасье, превратив зарубежных антифашистов в заложников этой явно несоциалистической акции.

Советскую историю, конечно, нельзя сводить к существованию одного политического режима: их было несколько, притом разных. Истина конкретна. За рамками сталинского тоталитаризма мы имеем дело с подлинной демократией, рожденной Октябрьской революции, с противоречивой политикой «военного коммунизма», своеобразным либерализмом НЭПа, такими политическими режимами, как авторитарно-демократическое правление Н. Хрущева, авторитаризм Л. Брежнева и переход от него к демократии времен перестройки М. Горбачева.

Таким образом, многообразная действительность советской истории полностью опровергает линейную логику рассуждений сторонников тоталитарной концепции советского общества и его истории. Эта, по сути дела, идеологизированная логика времен «холодной войны» выглядит настоящим монстром в наше время. На наш взгляд, в науке от нее следует как можно быстрее избавляться. Говоря проще, нельзя идеологизировать историю.

Литература Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 44. — С. 162. Авченко В. Тоталитарная демократия Валерии Новодворской. — М., 2011. Данилов-Данильян В. Свободное слово. Интеллектуальная хроника. Альманах. — М.: 2007/2008. — С. 135—140. Правда. 9 июня 1991 г. Пивоваров Ю.Политическая культура России: традиции и современность. Лекция 18. (Интернет-версия). Грамши А. Тюремные тетради: в 3 ч. Ч. 1. — М.: Политиздат, 1991. - С. 253. Яковлев А. Н. Омут памяти. От Столыпина до Путина: в 2 кн. - М.: Вагриус, 2001. Зиновьев А. Русская судьба, исповедь отщепенца. — М., 2000. — С. 303—305. См. работы Д. Волкогонова, А. Яковлева, С. Кулешова, М. Геллера, Р. Пихоя в кн.: Маслов Д. В. Историографические и методологические основы исследования состояния советской системы. — Сергиев Посад, 2004.