О НАРОДНОМ И ГОСУДАРСТВЕННОМ СУВЕРЕНИТЕТЕ (ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ)
ГОСУДАРСТВО есть сложное политико-правовое территориальное и этносоциальное образование. Оно представляет собой наиболее высокую и развитую культурную форму существования и жизнедеятельности человеческого общества. Оно всегда имеет определенные национальную и культурную основы, тесно между собой связанные. В качестве такой основы выступают базовые ценности, составляющие содержание социально-нравственного идеала, вырабатываемого государствообразующим народом или цивилизацией (группой культурно-родственных народов) в процессе своего становления и развития. Эти ценности содержат в себе в свернутом, обобщающем виде все традиции, символы, верования государствообразующего народа, упорядочивают их, определяя тем самым природу сакрального в государстве и обществе. Только наличие таких ценностей и делает возможным само их существование. Базовые ценности, составляющие социально-культурный идеал государствообразующего народа, имеют религиозно-мифологическое происхождение и природу. Поэтому в образовании и развитии государственности на протяжении всего ее многовекового существования религия и мифология играли первостепенное значение. Именно они создают духовно-нравственную, ценностную основу жизнедеятельности любого народа, цивилизации и служат фундаментом их культурного единства. Однако для своего сохра нения и воспроизводства ценностная основа существования народа, общества нуждается в возведении соответствующего ей здания суверенной (самостоятельной и независимой) государственности. Основной целью государства как раз и является обеспечение свободного, независимого и самостоятельного существования государствообразующего народа, что возможно лишь при сохранении им своей идентичности. Государство — это та форма, в которой может свободно существовать и действовать народ или какая-то локальная цивилизация в соответствии со своими нравственными представителями о добром, должном и справедливом. А доброе, должное и справедливое ассоциируется изначально с Божественным и Небесным. Наличие и необходимость суверенитета как важнейшего признака государства вытекает из основной цели государства, ради которой оно изначально и образуется. Поэтому вовне суверенитет проявляется в политическом единстве народа, его государственном статусе, необходимом ему для актуализации себя в среде других народов и обособлении от них. Народ действителен только в отношениях с другими народами, как коллективная историческая личность. Нация, которая желает актуализировать свои жизненные силы во внешнем мире, должна строить себя именно как государство. Отсюда — изначально, в своем внешнем выражении, и идеально, с точки зрения самого призвания, самой идеи государства, понятие суверенитета равнозначно понятию государства в его широком смысле, как политического единства народа, исторического общества, страны. Суверенитет в этом смысле тождественен самому государству или, по крайней мере, его идее и принадлежит государствообразующему народу как исторической личности, единому субъекту политической истории и современной ему международной жизни. Государство выступает здесь как внешняя форма организации народной жизни. Оно не имеет цели в самом себе, а существует и изменяется в соответствии с потребностями народной жизни. Но для того чтобы строить, сохранять и развивать свое государство, народ или цивилизация должны обладать творческой энергией, пассионарностью, в основе которых находится стремление к достижению собственного социально-нравственного идеала, реализации базовых ценностей, которые носят религиозно-мифо логический характер и выступают как фундамент мировоззренческого единства народа (цивилизации). Поэтому реальным основанием политического единства народа, его государственного статуса является его мировоззренческое единство, что придает государству органический характер. Не случайно, на протяжении почти всей своей многовековой истории, за редким исключением, государство продолжало сохранять характер института религиозного или тесным образом связанного с религиозно-мифологическими представлениями. Однако обеспечение политического и мировоззренческого единства требует наличия высшего внутреннего авторитета, последней инстанции, обладающей правом и способностью последних решений по всем вопросам жизнедеятельности государственноорганизованного народа. Более того, само осознание и деятельность или интуитивное следование процессам формирования государственности совершаются под воздействием такого авторитета (в лице политического лидера, вождя и его последователей), который инициирует эти процессы, всегда опираясь на какие-то религиозные (метафизические) идеи и идеалы, формируя тем самым жизнеспособную политическую традицию. Этот авторитет институализируется в качестве Верховной Власти государства и представляет собой феномен «внутреннего» суверенитета. Он возникает вместе с возникновением самого государства. Более того, можно с полной очевидностью утверждать, что само государство не может появиться на свет, пока в нации, народе, его образующем, не появилось осознания необходимости собственной Верховной Власти и не обнаружились ее конкретные носители. В связи с этим внешняя тождественность народа государству, а государства суверенитету и принадлежность последнего народу нуждается в уточнении: суверенитетом может обладать лишь народ, организованный в государство и обладающий собственной, национально (цивилизационно) ориентированной Верховной Властью. Без такого организационно-политического оформления народ не может стать главенствующим (т.е. суверенным) единством на занимаемой им территории, а следовательно, и самостоятельной исторической личностью и субъектом мировой истории. Суверенитет может принадлежать народу лишь в том смысле, в каком суве ренитет присущ государству этого народа в качестве имманентного ему субстанционального свойства или признака, имеющего свое изначальное основание в духовном, мировоззренческом единстве государствообразующей этносоциальной общности и ее Верховной Власти. Именно рассмотрение роли и значения духовного, мировоззренческого аспекта в жизни государства и общества позволяет, на наш взгляд, исторически верно и логически непротиворечиво определить соотношение народного и государственного суверенитета. Этносоциальный источник Верховной Власти действительно находится в государствообразующем народе. Народ, нация, группа культурно-родственных наций и народностей (цивилизация) и представляет собой всю ту массу лиц и социальных групп, совместное историческое существование которых порождает идею государства и Верховной Власти и выдвигает ее конкретных носителей (держателей). Но, во-первых, народ выступает источником Верховной Власти, как правило, не непосредственно, а опосредованно, путем признания в качестве своего социально-нравственного идеала тех базовых ценностей (религиозных, этических, правовых), выразителем и транслятором которых выступает Верховная Власть. Весьма часто народ формально выступает учредителем Верховной Власти. Это относится не только к демократическим государствам Нового и Новейшего времени, но и к монархиям Древнего и Средневекового мира. Но фактически такой акт означает лишь подтверждение народом признания общественного, исповедуемого Верховной Властью идеала и готовность следовать ему в повседневной жизни. Однако после принятия такого идеала и утверждения его в качестве жизнеспособной традиции уже сама Верховная Власть начинает быть связанной этим идеалом, должна действовать в соответствии с его основополагающими принципами, хранить и охранять их. В этой связанности, зависимости Верховной государственной Власти от содержания национального (народного, цивилизационного) идеала и состоит сущность народного (национального) суверенитета. «Здесь верховенство народа, — как очень точно заметил И. А. Аксаков, — есть закон естественный»740. Народный суверенитет нельзя рассматривать как полновластие народа или как его исключительную прерогативу учреждения верховной власти путем референдумов и выборов. Суверенитет — это феномен Верховной Власти, который непосредственно связан не только с учреждением государства и верховной власти, но и с их последующей организацией и деятельностью. Учреждение новой государственности, что предполагает и конституирование самой верховной власти, есть важнейший акт суверенного значения. Но в нем непременно и обязательно участвует и сам предполагаемый суверен — носитель верховной власти. И зачастую его роль является решающей. Но если даже определяющая роль в процессе такого учреждения принадлежит народу, необходимо иметь в виду следующее: быть естественным или формально-юридическим (или и тем и другим вместе) источником власти, учреждать ее, правильнее сказать, участвовать в ее учреждении и властвовать, отправлять власть непосредственно, будучи фактическим и юридическим держателем, — явления совершенно не идентичные, во многом разные. Народ не может сидеть на престоле, одевать на себя «венец и порфиру», находясь в роли постоянно пребывающего суверенно-го правителя. Ни весь народ, ни даже его активное меньшинство (элита) не способны быть последней, окончательной инстанцией при принятии решений общегосударственного значения, особенно в экстраординарных ситуациях. Народ является прежде всего объектом верховной власти, а не ее субъектом. Не случайно отождествление субъекта и объекта верховной власти стало основным логическим противоречием либерально-демократических теорий Х1Х-ХХ вв., которое оказалось неразрешимым и для практики современных демократических государств. Для народа в традиционном обществе предусматриваются совсем другая роль, совершенно иные функции и назначение. Они заключаются: в отвлечении от изначально содержащегося в народе принципа власти и переносе этого принципа на определенное лицо или учреждение вместе с добровольным обязыванием себя повиноваться этому признанному им субъекту как непосредственному носителю Верховной Власти, держателю государственного суверенитета; в наличии способности выявить из своей среды или принять извне для себя дееспособную Верховную Власть, а затем сво бодно и лояльно повиноваться ей, добровольно обязывая и ограничивая личное «я» в своих отдельных единицах. В этом и заключается с точки зрения теории традиционализма акт народного суверенитета, который дает возможность возникнуть, сформироваться и существовать государству741. Государство — это всегда иерархически упорядоченное единство народа. Поэтому быть сувереном народ может лишь опосредованно, через укоренение в своей исторической жизни собственной жизнеспособной культурной, национальной и политической традиции, которая ложится в основание государственного самоопределения народа, служит для Верховной Власти критерием содержания судьбоносных для государства решений и принципом коллективного волеизъявления при их принятии. Именно в этом смысле, в первую очередь, народ выступает как источник Верховной Власти, строит и контролирует ее, соучаствуя в своей собственной судьбе. Во всех иных случаях народ выступает сувереном лишь формально. Только в современных демократических государствах, где общество уже давно утратило общую шкалу ценностей, раскололось на множество социальных страт со своими узкогрупповыми эгоистическими интересами, а правящая элита оторвалась от национальных корней и почвы, пытаясь стать частью глобального истеблишмента, принцип народного суверенитета стал рассматриваться как некая политическая зрелость народа, доросшего до контроля за собственной верховной властью и ограничивающего тем самым ее возможный произвол, чего на самом деле не происходит в практической государственной деятельности или присутствует в весьма ограниченных масштабах. В органических государствах древности, где существовало мировоззренческое, религиозное и морально-политическое единство власти и народа, а каждое сословие и государственный институт в соответствии со своим местом и назначением четко выполняли возложенные на них функции, такой контроль был не нужен. Верховная Власть, духовно и нравственно связанная со своим народом, имея причину своего бытия в стране, цивилизации, общей с ними культуре и религии, выступала во всех своих функциональных проявлениях как служение Божественной справедливости и посредством этого — своей стране и народу. Верховная власть в этой интерпретации являлась представителем Бога на земле, непосредственно транслировала Божественное в государственную и общественную жизнь, выступала как проводник божественного Закона, охранитель внешнего мира и внутреннего единства и спокойствия в государстве. Поэтому традиционно суверенитет всегда связывался с персоной суверена, который отождествлялся, как правило, с фигурой монарха. Имея источники своей власти в области трансцендентного, монарх обязан был следовать Небесному Закону и возникшей на его основе традиции, исходящей от Небесного источника. Другое дело, что он сам, в основном, выступал интерпретатором этой традиции, но тем не менее был связан с нею, а через нее и с народом своего государства, который и являлся в лице активной части населения (знати, элиты, правящих сословий, жителей столицы) судьей в вопросах о соответствии личности монарха и его действий требованиям Божественного Закона и традиционным установлениям. В такой политической системе сам Бог и Божественное право, выразителем и интерпретатором которого выступал земной суверен, ассоциировались со справедливостью, а сам он выступал исключительно в качестве наместника Бога на земле. Его верховная власть изначально исходила от Бога, но опосредовалась народом, который должен был первоначально принять и признать тот общественный (социально-нравственный) идеал, выразителем и носителем которого выступал первоначальный суверен. Однако впоследствии уже суверен (носитель верховной власти) начинал зависеть от народа, так как самостоятельно без его поддержки не смел и не мог изменить содержания этого идеала, его основополагающие, базовые принципы. И получалось, что верховная власть лишь опосредованно исходит от Бога, но непосредственно от народа, являющегося инструментом в руках Господа в вопросах о его избранности монарха и соответствия его деятельности возложенной на него миссии. Что же тогда является определяющим в этой неразрывной связке: Верховная Власть и народ? Что ради чего существует: власть для народа или народ для власти? Наиболее верно это соотноше ние было определено, на наш взгляд, одним из первых традициона- листов-консерваторов Ж. де Местром еще в начале XIX в., но так, к сожалению, и не стало общим местом (принципом) политикоправовой теории. По его мнению, оба эти суждения ошибочны, если приняты порознь, и истинны, если приняты вместе. Народ создан для государства и его суверена, а суверен как непосредственный носитель и держатель (распорядитель) Верховной Власти создан для народа742. И тот и другой существуют для того, чтобы сложившееся государство могло осуществлять свой суверенитет вовне как слагаемое их совместных усилий. В этом органическом единстве народа и верховной власти несомненна ведущая роль последней. Только при наличии Верховной Власти, путем ее организации и сосредоточения в ее руках необходимых средств и прерогатив народ формируется в качестве исторической и политической целостности и строит собственное государство. Народ, не сумевший организовать собственную Верховную Власть, никогда не будет иметь внешнюю самостоятельность и независимость. Ее утрата или разложение рано или поздно (скорее рано) приводят народ к превращению в объект чуждой политики, причем достаточно часто навсегда. Представляя, таким образом, «внутренний» аспект (элемент) суверенитета, Верховная Власть выступает как высший властный центр государства, последняя инстанция, несущая всю полноту ответственности за реализацию основных целей государства и обладающая правом и способностью окончательных решений по наиболее важным вопросам государственного бытия. Однако и народ играет весьма важную роль в установлении и реализации государственного суверенитета. На самом деле он не является и не может являться носителем государственного верховенства, за очень редкими исключениями, которые уже давно канули в лету. Даже Ж. Ж. Руссо, этот певец государственной воли именно как воли общей, всенародной, в конечном итоге вынужден был признать, что «гражданская община» может быть сувереном лишь в том случае, если она очень мала743. Но именно народ придает Верховной Власти такое необходимое для нее качество, как легитимность, позволяющее ей править без насилия и принуждения. Исходя из принципа легитимности Верховная Власть не может быть основана на узурпации или быть навязана извне без активной или пассивной поддержки со стороны народа. Иными словами, быть суверенной может только лишь национально ориентированная власть, признаваемая автохтонным населением и способная хотя бы в главном, основном удовлетворять национальные чаяния и потребности. Это означает, что Верховная Власть по своей сути должна принадлежать государствообразующему народу, находиться внутри него, быть вместе с ним, а не над ним, лишь иерархически дифференцируя, расслаивая его на властвующих и подвластных. При этом необходимо иметь в виду, что во все времена народ образуют и те и другие и его иерархическая дифференциация не раскалывает государственно-организованную общность на «народ» и «не-народ»744. Не случайно государство у древних римлян даже во времена империи определялось как respublica — дело и достояние всего народа, включая самого императора, который рассматривался как первый гражданин, одновременно наделенный божественными предикатами. Тем самым, во всяком органичном внутри себя государстве Верховная Власть выступает его составной частью и частью составляющего его народа, пусть самой высокой, наделенной особым статусом и находящейся в особом положении, что вполне согласуется с местом и ролью, ею занимаемой, и функциями, на нее возложенными. Исходя из вышесказанного, любое государство, народ которого обладает мировоззренческим единством, можно определить как иерархически упорядоченное организационно-политическое единство народа во главе с принадлежащей ему Верховной Властью. Соответственно суверенитет — это политико-правовое состояние государства, выражающееся в наличии собственной Верховной Власти, выполняющей свои функции и полномочия, результатом чего является независимое и самостоятельное существование госу дарствообразующего народа, дающее ему возможность сохранения своей самобытности, воспроизводства, благополучия и процветания. Такой подход к государству и суверенитету позволяет сделать следующие выводы: 1. Народный и национальный суверенитеты как явления не существуют и не могут существовать сами по себе отдельно и помимо государства. Нация или народ в качестве политического субъекта всегда выступают как один из элементов государства, его этносоциальная основа и источник (иногда один из источников) государственного суверенитета. Но сам суверенитет как феномен Верховной Власти принадлежит исключительно государству. 2. Как феномен Верховной Власти государства, суверенитет возникает, развивается и существует вместе с государством. Вместе с ним он проходит стадии протосуверенитета — зарождающейся в недрах формирующегося политического сообщества суверенной власти, ее становления; достигает пика своего расцвета; может пережить стадии разложения, упадка и восстановления. 3. Следует признать неразрывную связь явления и понятия «суверенитет» с Верховной Властью и наличием в государстве ее непосредственного носителя (держателя) — суверена. Таковыми являются высшие органы государственной власти, которые выступают официальными представителями государства и его народа и обладают всеми необходимыми полномочиями и прерогативами для решения важнейших вопросов, связанных с внутренней организацией жизни и внешним существованием государствообразующего народа. 4. Присущие государству признаки суверенитета — внутреннее верховенство (наличие собственной Верховной Власти) и внешняя независимость и самостоятельность — тесно связаны между собой, предопределяют друг друга, являются взаимообусловленными. Без наличия собственной Верховной Власти государство и его народ не могут быть независимыми в международных отношениях. Без независимости от других государств неосуществимо и верховенство государственной власти в пределах своей территории, а также господство в жизни государствообразующего народа его базовых ценностей. И народ и государство без собственной, национально ориентированной Верховной Власти утрачивают качество суверенности и существенно ограничиваются в реализации собственного политического и социально-нравственного идеала. 5. Историческая практика свидетельствует о возможности ограничения Верховной Власти государства при принятии решений суверенного характера и значения со стороны иных государств или каких-то внутренних центров власти, а следовательно, и о фактической возможности существования «полусуверенных» государств и государств с ограниченным суверенитетом. 6. История знает эпохи практически полного упадка суверенной государственности в отдельных крупных регионах земного шара (Западная Европа У-ХШ вв., Киевская Русь XII—XIII вв. и др.). Но при этом никогда не умирает сама идея суверенитета как необходимости восстановления политического единства и целостности государства («империи» — в Европе) или народа («земли русской»), хотя форма этой идеи может принимать, и чаще всего принимает, иносказательный (религиозно-мифологический) характер. 7. В традиционных обществах Древности и Средневековья не существовало понятия суверенитета не в силу отсутствия самого явления, и не только из-за неразвитости терминологии. Само понимание государства как некой целостности, тотальности органичного единства власти и народа (который либо есть продолжение — тело государя и государства, либо само государство и власть есть дело всего народа), отличного и существующего независимо от других подобных единств благодаря наличию собственной власти (в полисах и «национальных» государствах), делало ненужным введение специального понятия, выражающего то, что и так укладывалось в общепринятое представление о державе и державной власти. В империях такое понятие казалось излишним потому, что любая из них всегда мыслилась как единственная абсолютная форма мирового государства и господства. 8. Понятие суверенитета, отличное от понятия государства, становится необходимым, когда разрушается внутреннее, органическое, мировоззренческое единство государственно-организованного общества, т.е. когда народ, составляющий это общество, теряет «единого Бога», единую шкалу ценностей и распадается на все более мелкие группы, социально и идеологически противостоящие друг другу. Понятие суверенитета и его новая версия возникают в результате религиозного раскола и религиозной борьбы. В таких условиях земной суверен уже «не является» защитником «мира и спокойствия, исходящего от Бога; он является творцом земного — и никакого другого — мира и спокойствия», а потому он наделяется не божественным, а земным всевластием, не ограничиваемым ни справедливостью, ни моралью, ни правом745. Так появляется концепция абсолютного суверенитета, в которой характер всеобъемлющей и не ограниченной ничем земным Верховной Власти вытекает не из «божественного» права, а является творением рук человеческих: в результате творчества самого земного суверена или «общественного договора». Верховная Власть становится совершенно земной, сугубо светской и абсолютно самопроизвольной вне зависимости от того, кто выступает источником суверенитета и его непосредственным носителем. Потеря метафизического, трансцендентного источника существенным образом ослабляет Верховную Власть, десакрализуя статус ее носителей. Однако и в основании всякого светского государства, обладающего фактическим суверенитетом, лежат принципы безусловного авторитета и легитимности Верховной Власти. Только она может выступать как формообразующее и связующее начало государственно-организованного общества, высшая точка его устойчивости и прочности, естественный центр всего государственного организма, отсутствие дееспособности которого превращает государственный союз в чисто формальное механическое соединение или весьма неустойчивое образование.