§ 3. Социальные группы и народ как объекты политической мифологии и субъекты Верховной Власти традиционного общества
ОСНОВНЫМ объектом политической мифологии Древности и субъектом верховной власти древних государств почти всегда выступает монарх, часто совмещающий в своей персоне также и функцию первосвященника. Однако уже в те исходные для формирования суверенной государственности, примордиальные времена объектом политической мифологии могла быть не только фигура монарха-первосуверена, Героя-основателя, но и образ отдельных социальных групп (каст, сословий, классов) и даже целых народов-наций, когда они выступают олицетворением верховной власти или рассматриваются как ее необходимый источник. В древней Индии в Ригведе и Законах Ману основание кастового деления возводится к Божественной воле, которая из тела первого, мирового Всечеловека — исполина Пуруши создала все многообразие вселенной, в том числе и естественные, соответствующие внутренней природе человека варны (касты). При этом «Брахманом стали уста, руки кшатрием, его бедра стали вайшьей, из ног возник шудра»372. Брахманы — жрецы, духовная и интеллектуальная элита, носители высших метафизических знаний и вытекающих из них учений и священных наук. Кшатрии — воины и управленцы, реализаторы священного на материальном уровне. Они осуществляют функцию упорядочения социума. Высшим статусом для кшатрия считается царский сан. Вайшьи — земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы и люди искусства. Они воплощают стратегию кшатриев на конкретном жизненном уровне, реализующих их воли. Шудры — это слуги и рабы. Они не имеют никаких конкретных социальных функций и не являются самостоятельными и ответственными личностями. Их обязанность участвовать в самых различных сферах деятельности в качестве подсобной рабочей силы, полностью подчиненной организующей воле высших варн373. Понятие «варна» означает, собственно, «цвет», но также, в широком смысле, «качество» вообще и потому принимается для обозначения индивидуальной природы человека и целых социальных групп, состоящих из людей определенных внутренних качеств, или элементарных сущностей, которые соответствуют пяти основным природным элементам — эфиру, воздуху, огню, воде, земле374. Иерархизация варн, определяемых через их внутренние качества, которые в них доминируют, в точности совпадает с иерархией элементов, где брахманам соответствует воздух, кшатриям — огонь, вайшьям — вода, а шудрам — земля. Место эфира здесь принадлежит Хамсе — единой первоначальной касте андрогинов, царей мира и самому Ману, воплотившим в себе всю полноту исторического архетипа человека, которая существовала в «Золотом веке» (Кри- таюге) и содержала в себе все последующие варны в качестве принципа в недифференцированном состоянии, таким же образом, как эфир содержит в себе все другие четыре элемента375. Соответственно религиозная мифология Индии признает две господствующие варны: жрецов и воинов, на первый взгляд не отдавая предпочтение ни брахманству, ни кшатре. Исходя из законов Ману (IX.322), они не могут процветать раздельно, но только в тесном сотрудничестве и единстве. Однако, едва утвердившись, это единство тут же проявляет себя в иерархическом различии между этими «двумя силами». Брахман не подпадает по юрисдикцию кшатры, ибо «огонь произошел от воды, а кшатрий — от брахмана» (1Х.321), то есть брахманство является высшим, оно есть исток для кшатры или, даже скорее, матерь, дающая ему рождение; брахман может существовать без кшатрия, но не наоборот. Царь зависит от брахмана религиозно, духовно. Хотя они оба могут приносить жертвы, но только лишь брахман может совершать жертвоприношения (VII. 19). Только брахманы могут обучать законам (1.103). Царь обязан иметь своего личного священнослужителя- брахмана — пурохиту. Буквальный перевод этого термина — «тот, кто поставлен впереди». Пурохита для царя есть то же, что мысль для действия, Митра для Варуны. Царь от него зависит во всех действиях, которые в его отсутствие не могут иметь успеха376. «Царь, у которого брахман идет впереди, — гласит Ригведа, — благоденствует в своем жилище, ему земля щедро расточает все свои дары, ему добровольно повинуется народ» (IV.50.8). Таким образом, в Индии еще в середине — конце II тысячелетия до н.э. (наиболее распространенная версия появления «Риг- веды»377) впервые возникает представление о наличии двух властей в обществе — духовной (брахманской) и светской, царской (кшат- ра), которая опирается на две соответствующие социальные группы. Соотношение их таково, что духовная власть, олицетворяемая кастой брахманов, выше власти светской, олицетворяемой Варной военной аристократии (кшатриев), «как познание выше действия»378. И только признавая свою подчиненность духовной власти, светская власть может быть законной. Иначе, отделяясь от своего первоначального принципа, она будет осуществляться беспорядочным образом и фатально приведет себя и государство к гибели. Кшатриям естественно принадлежит внешнее могущество (административное, военное, юридическое). Но оно есть ничто без внутреннего, чисто духовного принципа, в котором укоренен авторитет брахманов, и в котором это могущество находит свою единственную ценную гарантию. Таковы естественные и правильные отношения между духовной и светской властью. И, как считает идеология традиционализма, если бы это соотношение соблюдалось везде и всегда, «то никогда никакой конфликт между ними не смог бы возникнуть, каждая занимала бы свое место, которое по праву должно ей принадлежать в соответствии с иерархией функций... строго согласующейся с природой вещей»379. Мифология брахманов и кшатриев реально отражала противоречия двух господ ствующих каст в Древней Индии и намечала основное направление их преодоления. В то же время она констатировала фундаментальный дуализм социальных типов в борьбе за государственное верховенство: священства и воинства. Аналогичный дуализм и противостояние существовали в древнем Египте380, древнем Иране381, средневековой цивилизации Запада382. И каждое из претендующих на высшую власть сословий имело собственную политическую мифологию, призванную обосновать свое право на верховное владычество. В полноценной картине государственного устройства традиционного общества на вершине социальной и политико-правовой иерархии находится священный вождь — царь-жрец, король-маг, царь-волхв, являющийся прообразом Царя Мира. Согласно индуистским представлениям, он является представителем «касты Хамсы (лебедя)». Предания о наличии таких королей-жрецов имеются и в других традициях, которые относили их эпоху к незапамятным временам или помещали их в волшебные царства383. Его фигура воплощает и сочетает в себе все цели и политически значимые функции государства, само его духовно-нравственное и политическое единство, существование, воспроизводство и развитие. В соответствии с этим, как верховный жрец, он формирует основные ценностные ориентиры, важнейшие принципы устройства и жизнедеятельности общества, наделяется правом толкования их содержания и смысла. Как царь (король) он организует их проведение в жизнь, обеспечивает их выполнение и охрану. В нем одновременно заключены и жреческая, и царская ипостаси. Он осуществляет религиозную (идеологическую) функцию, связанную со знанием, и управленческую (военную, административную и юридическую) функцию, связанную с действием. Он обладает всей полнотой ду ховной и мирской власти384. «Царь-жрец, таким образом, выступал как высший и изначально персонифицированный архетип Политического как такового»385. В традиционном обществе фигура царя-жреца являлась смыслом и целью верховной власти, венцом социальной и государственной иерархии, основой правовой системы, формой политической самоидентификации государствообразующего народа. Она же была ядром ценностной системы и источником легитимного насилия в случае отступления от основополагающих ценностных ориентиров. Царь-жрец выступал как суверенный центр, вокруг которого происходила структуризация государственного целого, периферийными частями которого являлись его отдельные социальные (племенные, родовые, сословные) и территориальные части386. Социальная и территориальная ткани государства, все общество выступало как продолжение царя-жреца, как его тело или тень387. Представления о касте царей-жрецов относятся в основном к мифологическому прошлому. Однако в своей остаточной форме они не только сохранились как ностальгический мотив по утраченной полноте сакральной власти. Достаточно удачные, и не совсем, попытки возрождения этого института имели место в исторической практике многих государств: Соломон — в Древнем Израиле, Константин Великий в императорском Риме, Юстиниан — в Византии, первые халифы — Магомет, Абу Бакр, Омар — в Арабском халифате, Чингиз-хан — в Монгольской империи, Иван Грозный — в Московской Руси, Ленин и Сталин в социалистической России и СССР, Карл Великий, Гитлер, Муссолини и Мао Цзэдун в средневековой и новейшей истории Европы и Азии — выступают как верховные правители, объединяющие в своем мире идеологическую и политическую власть. После исчезновения этой высшей касты, которое было связано, по преданиям, с какой-то циклической катастрофой, верховная власть разделяется на две части (ветви) в соответствии с двумя основными видами деятельности царя-волхва. И в целом ряде древних государств уже на ранней стадии складывается определенный дуализм верховной власти в лице двух основных сословий — жрецов (брахманов, волхвов, священников, духовенства) и воинов (кшатриев, князей, рыцарей, дворян). Именно в этом дуализме лежат изначальные истоки теории и практики разделения властей, получившей свое развитие в XVII—XIX веках в буржуазной Европе, хотя в данном случае речь идет не о разделении верховной власти, а о разделении функций внутри нее. Функциональный дуализм верховной власти и разделения между основными сословиями ее основных направлений деятельности не предполагает, однако, их полного равенства или тождественности ролей при их осуществлении. Согласно Р. Генону, нормальная иерархия между ними существует лишь в том случае, когда знание доминирует над действием, в духовно-идеологическом смысле подчиняет его себе и, соответственно, священство в духовном плане руководит воинством, политико-административной элитой. Это относится также и к царю, так как царская функция включает в себя все то, что на политико-правовом уровне определяется как государственное управление, и эта функция целиком возлагается на все сословие (касту) воинов, а царь являлся лишь первым из них. Основная задача духовенства — сохранение и передача уже существующего традиционного учения, в котором содержатся основополагающие принципы жизнедеятельности всего социальнополитического организма, духовное обучение и его регулярная передача сокровенного знания, а также его приспособление и адаптация к конкретным условиям жизни народа или эпохи, и контроль за четким соответствием этим принципам деятельности светской власти. Основная задача светской власти заключается в приложении этих принципов к конкретной практической жизни государственно организованного общества, к самому процессу осуществления власти и управления, в котором высшим ценностным ориентиром для светской власти становится соблюдение, сохранение и защита традиционных ценностей388. Именно поэтому Р. Генон харак теризует функцию священства как «духовное владычество», а воинство определяет как «временную власть»389. Соотношение духовной и светской власти хорошо иллюстрирует характер взаимоотношений между королем Артуром и магом Мерлином в цикле легенд о Короле Артуре и рыцарях «Круглого стола». Несмотря на то, что основное внимание в них уделено подвигам короля и рыцарей, важнейшей фигурой цикла является Мерлин — маг, жрец, колдун и главный советник и наставник Артура. Король выступает последней инстанцией принятия тех решений, которые касаются необходимости проявления силы и могущества в мире посюстроннем и видимом. Он судит, распределяет, управляет, т.е. выступает полноценным суверенным властелином при решении каждодневных текущих дел. Когда же Артур вплотную подходит к границам, выходящим за рамки текущего, сталкивается с необходимостью принятия перспективных решений и когда в дело вступают потусторонние силы, появляется Мерлин — хранитель сверхъестественного знания и сверхматери- ального могущества. Он связан с глобальными проектами, круг его компетенции носит тайный характер, находясь за границей явной компетенции короля Артура. Он решает те вопросы, которые король решить не в состоянии. Поэтому функции Мерлина являются здесь главенствующими и основополагающими, хотя они и невидимы. На самом деле тайная власть и есть настоящая верховная власть, а всякая верховная власть, по определению, в некотором смысле всегда является тайной390. Таким образом, функции Артура и Мерлина, как два фундаментальных направления деятельности верховной власти, показывают, как сочетаются в процессе ее осуществления воинские и жреческие, духовные и мирские начала, явная «_> о и тайная в ласты. На самом деле в конкретной исторической реальности, единая Верховная государственная власть, в наибольшей степени отвечающая своему архетипическому образцу, содержит в себе оба эти начала нераздельно. Характерно, что обоими указанными принципа ми пронизана деятельность всего «рыцарства» при дворе короля Артура, и именно тесная связь между ними предопределяет особенность и смысл совершаемых ими подвигов. Поэтому Мерлин в данном случае являет собой «не столько отдельную личность, сколько персонификацию трансцедентной и духовной стороны самого Артура»391. В государстве, где существует правильная иерархия, включая адекватное соотношение первых двух сословий с другими социальными группами, происходит отождествление государства с сакральным организмом. Государство, сословия, весь народ, святая церковь составляют единое целое и юридически олицетворяются принадлежащей к ним верховной властью. При этом она совсем не обязательно должна быть монархической и вполне способна принимать другие формы. Но в любом случае, вне зависимости от формы правления, при правильном распределении функций между двумя своими принципами, верховная власть всегда будет выражать всю полноту сакрального жреческо-царского архетипа, объединяя людей в государство на основе определенных положительных идей, духовных ценностей, но не голой силы принуждения. Поэтому «традиционное государство органично, а не тоталитарно»392. Оно строится на достаточно жесткой иерархической основе, но вполне допускает существование социальной и территориальной политико-правовой автономии. Оно сплачивает в высшем единстве различные социальные группы и интересы, координирует их, однако признает за ними достаточно высокую степень свободы. Благодаря духовной силе и авторитету своей Верховной власти такое государство не нуждается в механической централизации, эффективность которой носит временный характер, лишь сдерживая разложение и хаос в обществе, но не устраняя его окончательно393. Вся сумма властных функций и полномочий в традиционном государстве в силу его сакрального характера концентрически сводится к своей центральной точке — к полюсу, суверену, который и есть видимое воплощение всего священного и политического394. Поэтому верховная власть в нем абсолютна и централизована. Но эта абсолютность и централизованность являются естественными, так как верховная власть естественным образом становится центром притяжения для всех частей государственно организованного общества. Она основана на свободном признании, лояльности и уважении, правит без принуждения, благодаря своему авторитету и престижу. Она обладает правом и способностью принуждать, а также правом вмешательства во все сферы жизнедеятельности общества и при принятии важных решений, и в чрезвычайных обстоятельствах. Однако это не означает, что она вмешивается повсюду и подменяет собою все, требуя полного подчинения. Наоборот, она не допускает неуместного и ненужного вмешательства «государственного» в личное и локальное. Она может прибегнуть к силе, но, насколько возможно, воздерживается от этого. Она всемогуща, но не всеобъемлюща395. Приоритет священного сословия или, скорее, духовной силы в осуществлении верховной власти вытекает из того, что формирование и существование государственности и, шире, политической деятельности, предполагает большую крупную идею, «ибо нет политики без авторитета, и нет авторитета без этоса убеждения»396. Не случайно поэтому первая историческая форма верховной власти носит религиозный характер. Церковь, в широком смысле этого слова, в качестве самого уникального политико-духовного феномена, заложила основы для всех современных политических реалий397, а ее духовное господство стало истоком для всех иных видов политической власти. Именно этим объясняется длительное и неразрывное сосуществование религиозной и светской властей, не способных размежеваться по существу, ибо суть у них одна — дух, но зато согласившихся разграничить время: «светская и духовная власть одинаково духовны, но первая — это дух времени, мирские переменчивые взгляды общества, а вторая — дух вечности, взгляд Бога на мир и на его судьбы»398. Отсюда всеобщее присутствие теологического элемента в организации и деятельности верховной власти всех традиционных государств, вытекающее из того факта, что все политические и социальные идеи того времени опирались на утверждающие санкции магического, религиозного, трансцедент- ного содержания399. Более того, можно сказать, что любая монархия была в те времена установлением, формировавшимся под влиянием религиозных представлений, сам монархизм выступал в истоках своих как положительная религия, религия же имела преимущественно монархический характер400. В настоящее время является научно доказанным фактом, что традиционные представления о происхождении и характере верховной власти в древнем обществе вполне соответствуют реальному историческому процессу. Одним из основных источников формирования первых монархических государств были магия и религия, а сами первобытные маги и кудесники стали первыми земными суверенами401. В теории традиционализма присутствует важный тезис о деградации каст по мере движения общества от «Золотого века» к «Железному», в результате чего происходит переход государственной власти от высших каст к низшим. Первым этапом этого процесса было исчезновение касты царей-жрецов. Далее следует «революция кшатриев» — узурпация всей полноты властных полномочий и политических функций воинским сословием, что приводит к изменению функции жрецов — они становятся подчиненными светской власти и зависимыми от касты воинов. «Революция кшатриев» не ниспровергает традицию, но существенным образом меняет ее пропорции. Происходит замена одной сакральности на другую — более приземленную. В ходе «революции кшатриев» полноценная сакральность верховной власти сменяется сакральностью усеченной, искаженной и редуциро ванной402. Следует отметить, что противостояние светской и духовной властей на определенном историческом этапе, в той или иной степени встречается почти у всех народов403. Причем искажение нормальных пропорций между ними начинается с обеих сторон. С одной стороны, вырождается священство, все более вмешиваясь в светские проблемы, т.е. претендуя на «временную власть», а светские правители, короли и цари ведут борьбу против авторитета жрецов за постоянную независимость как в политических, так и в духовных вопросах404. В результате победы духовного сословия возникает такая форма правления, как теократия, для которой характерно не просто соединение духовной и светской власти в одних руках, а именно принадлежность всей полноты верховной власти верхушке жреческой касты (господство раввината в Древней Иудее на пороге ее завоевания Римом; жречества в Египте на некоторых исторических этапах его существования, Древний Шумер, современный Иран). В результате победы воинского сословия возникает абсолютная (самодержавная) монархия или режим военной аристократии в самых различных формах. Примерами победы кшатриев могут служить реформы древнеиндийского царя Ашоки, образовавшего империю Маурьев; этап европейской Реформации XVI века, политические нововведения Петра I в России. Борьба между двумя высшими сословиями порождает их собственную мифологию, идеологию и политическую философию. Так, в Древней Греции философия Платона воплощала собой идеологию жреческой касты, а философия его ученика Аристотеля была гораздо ближе касте воинов. Не случайно Аристотель был наставником Александра Македонского. В китайской традиции даосизм (а позднее и слившийся с ним буддизм) выражал интересы жрецов, а конфуцианство (позднее пропитанное элементами легизма) являлось политической доктриной военной и административной аристократии. В Израиле иудаизм является чисто жреческой религией, а в Японии синтоизм — рафинированной идеологией автохонных кшатриев — самураев. Актуальная история жизни отдельных государств и цивилизаций знает целые периоды и попытки возвращения к универсальной концепции сакрального царства, адекватно сочетающего в организации своей верховной власти принципы священства и воинства. Наиболее удачными из них являются ветхозаветный Израиль эпохи царств, Арабский халифат эпохи первых халифов, Византийская империя и Московское царство, где в значительной степени была воплощена православная концепция симфонии духовной и и и ТЛ ГЛ и -р405 и светской властей. В Западной Ьвропе концепции православной симфонии соответствовал в Средние века гибелинский идеал Священной империи германской нации, который пытались воплотить на практике германские императоры из рода Гогенштауфенов. На следующем этапе деградации кастово-сословного строя на арену государственной жизни в качестве политической силы, претендующей на всю полноту власти, выходит третье сословие торговцев и производителей. В историческом плане этому этапу соответствует эпоха буржуазных революций. В политико-правовом аспекте — на смену абсолютным монархиям и аристократическим республикам приходят ограниченная монархия и олигархическая или демократическая республика. Третье сословие, бюргерство, буржуазия являются, как правило, носителями идеи юридического равенства и отрицают не только само право высших сословий на полноту власти, но и саму сословную систему, что проявилось еще в раннем индийском буддизме «хинаяны», отрицающем кастовое деление индийского общества1. В китайской традиции выражением идеологии земледельцев, ремесленников и торговцев стало учение моизма, основной тезис которого заключался в необходимости установления «всеобщей любви и взаимной пользы», как попытке своеобразного этического обоснования идеи равенства всех людей406. В Древней Греции идеология данного класса людей нашла свое выражение в философии софистов и эпикурейцев. В социальнополитической сфере этому соответствовала ранняя демократия гре ческих полисов и, в частности, афинская демократия. В Новое время идеологией третьего сословия становится протестантская религия, а затем философия рационализма и позитивизма и различные либеральные концепции. Усеченная сакральность военной аристократии сменяется частичной фрагментарной сакральностью ранних буржуа как первоначального этапа десакрализации политики государства и власти. И, наконец, «революция шудр» — четвертого сословия, социалистическая революция означает «диктатуру пролетариата», идеологической основой которого становится философская концепция марксизма-ленинизма. Происходит переход от фрагментарной ква- зисакральности общественно-политических институтов буржуазного общества к чистому атеизму и догматическому материализму407. Формами организации десакрализованной верховной власти в социалистическом государстве являются народная демократическая республика и республика советов, за которыми стоит попытка создания новой сакральности партийного ордена во главе с коммунистическим магистром, являющимся реально (Ленин, Сталин, Мао Цзэдун) или хотя бы формально главным (Хрущев, Брежнев) идеологом и руководителем высших государственных органов. В современной теории традиционализма содержится прогноз о приходе к власти бескастовых «чандал», «пятого сословия» — деклассированных элементов не в смысле имущественного ценза, или вида деятельности, а скорее в некоем духовно-нравственном плане408. В этом отношении данная концепция смыкается со многими религиозными доктринами, содержащими тезис о «последних временах», когда в человеческий мир вторгнутся «демоны в человеческой оболочке», орды «гогов и магогов», придет царство Антихриста, после чего последует конец света. Однако для целого ряда традиций такой «конец» не фатален. В них существуют концепции о циклическом времени или больших космических циклах, согласно которым «Золотой век» должен возвратиться, может быть повторен бесконечное количество раз (индуизм, восточно-эллинистические религии) или хотя бы единожды (иудаизм, христианство, ислам)409. Вслед за последними временами конца света, которые характеризуются космическими и социально-политическими бедствиями (засухи, голод, природные катаклизмы, войны, перевороты и т.д.) происходит вступление человечества в новую эру, «пришествие духовности», всегда связанное с манифестацией миру (стране, народу, государству) нового Божества или Героя (посланца бога, пророка, императора) и восстановлением Священного царства «Золотого века». После этого цикл может повториться вновь. В то же время в древнеримской традиции «переход от Железного века к Золотому осуществляется без испламенения». Граж- и т данские воины середины 1 века до н.э. воспринимались как катастрофа, всемирно-историческая драма, которая может положить конец Риму и всему роду человеческому. Но после установления протектората Августа Рим был назван ИГЬБ ае!егпа (Вечным городом), Август был объявлен вторым основателем Рима, а дата его рождения, 23 сентября, стала считаться отправной точкой Вселенной, «существование которой Август спас, а лицо изменил»410. В теорию повторения политико-исторических циклов хорошо вписывается история российской государственности. Первый цикл — Киевская Русь, «Золотой век» которой приходится на времена князя Владимира, централизовавшего и крестившего Русь, и его ближайшего потомка Ярослава Мудрого. Затем начинается период упадка, закончившийся нескончаемыми внутренними усобицами и попаданием в политическую зависимость от Золотой Орды. В ее составе постепенно начинает вызревать, благодаря деятельности московских князей, Московская Русь (начало следующего, Московского цикла). Ее расцвет после освобождения от золотоордынской зависимости приходится на царство Ивана Грозного. После Смутного времени начинается ее угасание, которое заканчивается расколом и регентством царевны Софьи. С Петра I и его реформ начинается новый этап — Санкт-Петербургская императорская Россия, пик развития которой приходится на царствование Екатерины II («Золотой век Екатерины») и Александра I. Затем начинается деградация — вплоть до отречения Николая II в февра ле 1917 года. Но с Великой Октябрьской социалистической революции цикл начинается заново. Советская государственность складывается при Ленине, достигает пика при Сталине, начинает разлагаться при Хрущеве, дряхлеет при Брежневе, после смерти которого наступает полная деградация и распад. Далее по логике должен последовать новый цикл411. В основе циклического движения государственности находятся мифологические архетипы государства и суверенитета. Смена форм суверенной государственности и социально-политических типов верховной власти выступает как гарантия против деградации правящих сословий, окончательного разложения государственных структур и способ выхода из хаоса безгосударственного состояния. В этих сменах прослеживается воля государствообразующего народа к сохранению своего суверенного политического бытия. Сущностью и содержанием политических циклов является активный возврат нации к парадигмальным истокам своей государственности, радикальная защита автотонных социальных и политических институтов, основанных на традиции, или стремление реформировать их с целью приведения в соответствие с архетипическими идеальными образцами. С этой точки зрения, изменение внешних политико-правовых форм, социальных институтов, культурных и идеологических клише лишь маскируют известные модели суверенной государственной организации. Для того чтобы национально-суверенная государственность жила, росла и развивалась, глубинные архетипы должны оставаться неизменными. В этой связи весьма актуальными и глубокими выглядят мысли идеолога национал-большевизма Н. В. Устрялова, который увидел в пролетарской революции «подспудное действие неиссякаемых христианских энергий»412. Он считал, что Советская Россия «во многом типологически воспроизводит Московскую Русь и другие циклы русской истории... Сталин лишь «красный царь», марксизм-ленинизм — новое издание древней мессианской религиозности... а бесклассовое общество на практике оборачивается новой партийно-бюрократической иерархией»413. Как тут не вспомнить идею русского консервато ра XIX века К. Леонтьева о необходимости «социалистической монархии» как некоей предзаданной формы новой самобытной русской государственности414. Поэтому когда новое революционное правительство декретирует неделимость Республики, то следует понимать, что Провидение провозглашает единство и неделимость королевства415. Отсюда вытекает, что логика циклов политической истории вынужденно воспроизводит сословную структуру государственно организованного общества в соответствии с теми функциями, которые оно вынуждено осуществлять. Попытки изменить баланс сословной иерархии либо ликвидировать ее путем построения бесклассового общества, обеспечить юридическое равенство людей (версия буржуазного либерализма) или полное социальное равенство (коммунизм) на практике приводят лишь к новой форме общественного неравенства и воспроизведению сословной системы в новых условиях. В социально-политической структуре современных государств при внимательном рассмотрении мы всегда обнаружим, пусть и не четко оформленные, социальные группы, являющиеся аналогом сословий жрецов, воинов-управленцев, производителей и пролетариев. Жрецами современного буржуазного общества выступает интеллигенция, ученые, партийно-политическая элита. Воинами — административно-управленческий персонал государственного аппарата и частного бизнеса. Вайшьями (господствующий класс буржуазного общества) — собственники производственного и финансового капитала (жрецы и воины находятся у них на содержании). Нижние этажи общественной пирамиды занимают низкооплачиваемые наемные работники, технический персонал и т.д., постоянно балансирующие на грани разорения мелкие предприниматели и т.д., которые вполне вписываются в сложившийся в древности архетипический образ шудр. Однако неадекватность социально-политических ролей общественных и профессиональных групп, являющихся следствием деградации прежних со словии, уход их современных аналогов от своих архетипов ведет к нарушению духовно-культурного и политико-правового единства современного государства, потере им своего органичного характера и утрате им состояния своего суверенного статуса. В государстве, достигающем правильного соотношения и взаимоотношений всех социальных групп и слоев населения, формируется органичное единство народа, все общественно-политические структуры которого выполняют предназначенные им роли и функции, и соответственно, возникает органичное государство. Поскольку политическое единство выступает в нем как результат духовно-нравственного единства, «органичное» и «традиционное» становятся для понимания его сущности почти синонимами416, причем вне зависимости от формы правления. В то же время отсутствие или упразднение монархии в органичном государстве может сделать основным объектом политической мифологии и идеологии сам государствообразующий народ, за которым формально признается верховенство при решении целого ряда важнейших государственных вопросов. В самом отсутствии монарха для традиционного государства как такового нет ничего противоестественного, хотя, конечно, в подавляющем большинстве национальных религиозномифологических традиций лучшей или наиболее предпочтительной формой верховной власти считается монархия. Она и фактически являлась наиболее распространенной, влиятельной и стабильной. Однако уже в памятниках политико-правовой мысли Древней Индии VIII—IV вв. до н.э. содержатся упоминания о республиканских государственных образованиях на востоке страны417. В ранних буддийских источниках «Дигха Никае» и «Ангуттара Никае» содержатся приписываемые Будде рассуждения об условиях, ведущих к укреплению республиканской формы демократического типа. Они сводятся к следующему: заинтересованность граждан в общественных делах, верность политическим традициям и нравственным, религиозным устоям, благочестие, дисциплина. Особо упоминается о необходимости частых созывов собраний, совместных действиях граждан в соответствии со старыми учреждениями. В «Шантиправе», наоборот, содержится убеждение в невежестве широких народных масс, их подверженность страстям и содержится совет сосредоточить верховную власть в руках аристократических группировок418. Христианская традиция также с самого начала не отрицала возможность установления республиканских государственных форм, если в государстве сохраняются справедливость и уважение к религии. Только в этом случае авторитет верховной власти достоин того, чтобы ему подчиняться419. Но это общее требование христианской церкви к верховной власти. Поэтому необходимо иметь в виду, что народ в качестве непосредственного объекта политической мифологии может выступать не только при республиканской, но и при монархической и теократической формах правления, если он признается ею в качестве одного из основных источников верховной власти. Это хорошо иллюстрируется историей еврейского и римского народов. Формой правления ветхозаветного Израиля является теокра- О и У У и и тия , но теократия не в смысле какои-либо особой государственной формы правления в противоположность монархии, аристократии или демократии, а в смысле особого отношения Бога Яхве к еврейскому народу как к избранному Им. Цель учреждения ветхозаветного Израиля — сохранение идеи монотеизма и поклонения народа израилева единому истинному Богу в противоположность политеизму древних народов. Именно эту цель преследует и договор Яхве с избранным Им народом. Если евреи добровольно согласятся признать Яхве своим Господином и царем, сохранять его Завет и исполнять его закон, признавать его единственным истинным Бо гом и поклоняться ему, то он, Бог и верховный правитель всего мира, возьмет народ израильский под свое особое покровительство и даст ему как возлюбленному и избранному народу все блага свободы, мира и благоденствия. Таким образом, теократия в данном случае понимается не в смысле правления духовенства, а в смысле духовного главенства монотеистической религии иудаизма во всех сферах жизни еврейского народа, заповеди которой были равно обязательны и для простых крестьян и горожан, и для пред- и и п водителей, вождей и пророков. В этом и во многих других аспектах «еврейская теократия... не лишена целого ряда черт, сближающих ее с демократией»420. Верховная власть устанавливается здесь, в сущности, в результате «общественного договора», сторонами которого являются Яхве, его пророки (в частности, Моисей) и народ. Формой этого договора становится законодательство Моисея, установившее основы публичного и гражданского порядка421. При этом данное законодательство, основанное на теократическом принципе равенства всех перед Господом, закрепляет равноправие. В Моисеевом государстве нет не только каст, но даже какого бы то ни было деления на сословия в смысле привилегированных или непривилегированных классов: ни наследственной, ни имущественной аристократии, существовавшей в Древней Греции, ни деления на полноправных патрициев и политически неравноправных плебеев, допущенного ранним римским законодательством, ни феодального сословного деления. Особыми сословиями выступают в Израиле священники и левиты, но все их привилегии относятся исключительно к религиозной области. В экономическом и политическом отношении они терпели даже некоторые ограничения422. Отсутствие привилегированных социальных групп делало возможным принятие участия в управлении государственными делами всех членов еврейской общины посредством избранных представителей от двенадцати колен израилевых. В соответствии с разделением народа на двенадцать колен (племен), ведших свое происхождение от двенадцати братьев — сыновей Иакова, первую группу представителей составляли «начальники колен отцов своих, главы тысяч Израилевых»423. Каждый из них в своем племени занимал положение князя, а в государстве — положение его представителя424. Вторую группу представителей составляли избранные семьдесят мужей. По-видимому, это были выборные старейшины родов, из которых состояли колена («старейшины Израилевы»)425. Третью группу составляли так называемые «начальники или судьи народа, должности которых были учреждены Моисеем в пустыне для облегчения трудов по управлению отдельными коленами, и соответственно с этим избирались членами этих колен426. Таким образом, помимо демократической системы организации верховной власти первоначального еврейского государства, еще одной его особенностью является ярко выраженная федеративная структура. И в том и в другом аспекте поражает сходство организации с государственным строем Соединенных Штатов Америки. Колена по своей политико-административной самостоятельности вполне соответствуют штатам, представляя собой вполне самостоятельные республики со своими правителями, своими парламентами и даже своими особыми законами, и как самостоятельные части входят в общий государственный союз. Североамериканский конгресс, включающий сенат и палату представителей, вполне соответствует двум высшим группам представителей в Моисеевом государстве — двенадцати и семидесяти старейшинам. Единственное существенное отличие заключается только в отсутствии в ветхозаветной республике президентской власти. Даже еврейскому всенародному собранию, состоящему из старейшин и народа, вполне соответствует система всенародного голосования США427. Все эти сравнения особенно поразительны, если вспомнить, что английские пуритане, основавшие американские штаты, действительно строили свое государство в Новом Свете по библейским образцам428. Сама же демократическая федеративная организа ция еврейского народа могла существовать достаточно длительное время, поскольку «верховным связующим звеном» между отдельными еврейскими общинами был поставлен «теократический принцип, в силу которого все колена стали одним «царством Иеговы», одним народом Божиим, с которым Иегова заключил договор»429. Народовластие в древности оказывается возможным при монотеистической теократии как прямое отношение Бог — народ, где Бог выступает источником власти, которую Он сам, в соответствии с данным Им через пророков Откровением, вручает избранному народу при его политическом рождении430. В «_> «_> античнои полисной системе, где господствовал политеизм, демократический потенциал так и не получил полного развития, хотя именно Афинская республика считается образцом демократической организации верховной власти. Сильное имущественное расслоение, наличие родовой и новой имущественной аристократии не позволило обеспечить на длительное время политическое единство гражданской общины внутри полисов. Политеизм и полисная организация Древней Греции не позволили создать единое греческое государство. Само же полисное устройство было глубоко связано с заранее заданными территориальными и политическими параметрами и не имело простора для дальнейшей поступательной эволюции431. Господство частных и групповых интересов, сословные противоречия сокрушили полисное устройство изнутри и сделали Грецию легкой добычей Македонского царства. Этому способствовало и достаточно полное освобождение правотворческой деятельности и политической идеологии от религиозно-мифологической оболочки, что делало практически невозможным выдвижение единого общенационального лидера или морально-политического идеи и ТЛ и ала в тяжелый период древнегреческой истории. В ветхозаветной истории Израиля, наоборот, несмотря на наличие сильнейшей антимонархической тенденции, монархия заменяет, в конце концов, теократическую демократию. В силу внутренних раздоров и угро зы военного нашествия филистимлян возникает нужда в сильной светской (воинской) власти. Это примирило «избранный народ» и его пророка Самуила с необходимостью избрать царем Саула, а затем Давида, которые, однако, прежде чем быть помазанными на царство и возглавить народ для вооруженной борьбы, должны были, подобно судьям, возвыситься как харизматические герои432. А после утраты израильским царством государственности в еврейском обществе возникают ожидания прихода «Мессии» (спасителя), который происходит из рода Давидова и должен, согласно содержащимся в Ветхом Завете пророчествам, возвратить ему утраченную самостоятельность. Первые греческие государства — полисы возникают еще в третьем тысячелетии до н.э. на острове Крит и некоторых других островах Эгейского моря. Первоначально в них существовала монархия, и только в первом тысячелетии до нашей эры на смену монархии приходят аристократическая и демократическая формы правления. Но именно период монархического правления остался в памяти древних греков «Золотым веком», поскольку именно тогда власть была сакральной, а полисное общество внутренне единым. Царь соединял в себе полномочия гражданского правителя, призвание полководца и верховного судьи. Он являлся центром государственной жизни и всех высших стремлений общины и ее членов433. Вместе с появлением государственности происходит оформление древнегреческой религии, являющейся первоосновой для формирования нравственности и права. Параллельно идет процесс «героизации» мифологии, появление мифологических героев, абсолютное большинство из которых имеют реальные исторические прототипы. За их подвиги греки наделяют своих героев полубоже- ственным происхождением, основывают их культы и ведут от них свое происхождение. Так, спартанцы считаются потомками Геракла, а афиняне — Тезея. Век монархии уходит по мере десакрализации власти, что было связано с процессом антропоморфизации Богов и героев. Боги в сознании древних греков все больше приобретают черты людей, причем в основном отрицательные. Антропоморфизация Богов — уподобление их человеку, наделение их человеческими слабостями и пороками — приводит к значительному ослаблению религиозных чувств основной массы граждан и сильному ослаблению нравственности434. Происходит постепенная рационализация сознания. На место мифологии и религии как основной формы познания и освоения действительности становится философия. Место духовных наставников — жрецов и магов — занимают философы, которые в отличие от первых, рассуждающих о богах, рассуждают о природе всех вещей, в том числе человека, общества, законов, государства, власти. Возникновение философии радикально меняет отношение к священному прародительскому праву, традиционным установлениям и авторитету царской, а затем и любой другой власти. Философия подрывает господство традиционного права и авторитета, подвергая все сомнению435. При этом взгляды различных философских школ противоречат и противостоят друг другу, подрывая и без того хрупкую мировоззренческую основу политического единства греческих полисов. Основным регулятором отношений становятся формализованное и рационализированное право, а доминирующими формами организации верховной власти — аристократия и демократия. Наряду с ними существует олигархия, охлократия и тирания. Обычно в научной литературе признается, что классической аристократической республикой была Спарта, а демократической — Афины. Исторические факты говорят о том, что Афинам были известны практически все эти режимы осуществления верховной власти. Но в целом ее организация основывалась на сочетании аристократических и демократических элементов в период расцвета афинской государственности и сочетании олигархии и охлократии в период ее упадка. Аристократическая форма была установлена В Афинах в VIII в. до н.э. после смерти последнего царя Афин Кодра, когда исключи тельное право на занятие общественных должностей перешло к сословию эвпатридов (благородных). Аристократия — это в переводе с греческого правление (власть) лучших. Согласно Пифагору, аристократия есть образ правления, основанный на начале высших способностей, на господстве разума, которые предполагают владычество постоянного закона, сознаваемого и охраняемого лучшими людьми436. Так же как позднее у Платона аристократизм Пифагора носит духовный (внутренний), интеллектуальный и нравственный характер, аристократом делает человека не столько происхождение, сколько высокий уровень его добродетелей. По-видимому, все-таки на первоначальном этапе благородство и имущественное положение и социальный статус совпадают и аристократия представляет собой высший социальный слой, включающий в себя тех, кто обладает богатством, авторитетом и влиянием в обществе и потому осуществляет в ней верховную власть, создавая для этого специальные государственные структуры. Как правило, при этом существуют и действуют какие- либо демократические институты, поставленные, однако, под контроль аристократии. Примерно так это и было в Афинах в VIII в. до н.э. и неоднократно возникало позднее в различные периоды их истории. «Само наше государственное устройство, — пишет по этому поводу Платон, — и тогда было и ныне является аристократией: это правление лучших людей с одобрения народа»437. Аристократии подчиняются потому, что признают за ее лучшими представителями качества, поднимающие их над общей массой. Но затем постепенно начинаются процессы, которые хорошо описаны Платоном, Аристотелем и Полибием438 и представляющие собой «кальку» с реальных исторических событий развития древнегреческих полисов. Со временем аристократия, вследствие развития частной собственности, стремления к роскоши и богатству, вырождается в олигархию, что и произошло в Афинах в VII в. до н.э. Олигархия внешне подобна аристократии, но основана исключительно на имущественном цензе. Власть вручается не по достоинству, а по богатству. Деньги становятся мерилом почести и влияния на государственные дела. Бедные исключаются из участия в управлением государством, вне зависимости от их личных качеств. Государство разделяется на два лагеря — имущих и неимущих, враждующих между собой. При господстве олигархии царят злоупотребление властью, корыстолюбие, беззаконие, стяжательство, разложение нравов у правящего слоя и борьба различных олигархических группировок с целью полной узурпации власти. Борьба партий и выступление народных масс против олигархов сопровождается умерщвлением одних и изгнанием других. В результате устанавливается демократия — прямое народоправство, когда народ, не доверяя более иным формам организации верховной власти берет на себя все функции и полномочия. Именно такой государственный строй установился в Афинах в результате реформ Солона (594 г. до н.э.) и Клисфена (509 г. до н.э.) Демократия — это такая организация верховной власти, при которой существует прямое правление народа. Решение (законы) принимается большинством полноправных граждан, объединенных в Народном Собрании (которое в Афинах собиралось не менее 10, а потом и 40 раз в год). Кроме того, по Полибию, при демократии обязательно должно господствовать повиновение законам, традиционное почитание Богов, родителей и старших. Между гражданами существует полное политическое и правовое равенство, несмотря на разницу в имущественном положении, происхождении и т.д. Многие выборные должности занимаются по жребию, решающая роль принадлежит органам прямого народовластия, которые осуществляют жесткий контроль за должностными лицами. Главным оплотом демократии считается периодическая смена должностных лиц, осуществляющих функции управления и суда. «Свободен город, народ у власти, выборных сменяет он каждый год, богатству преимуществ здесь не дают: права у бедных те же»439. На начальном этапе существования демократического режима в Афинах приобщение всех полноправных граждан к управлению делами полиса породили в них такую нравственную силу, что Афины за короткое время сумели стать самым процветающим полисом в Древней Греции. Именно им принадлежала решающая роль в победе греков над персами во время греко-персидских войн. Афины образовали и возглавили Афинский морской союз (эллинскую ам- фиктионию) — первый конфедеративный союз греческих полисов для победы над общим врагом. Он был основан на единстве религиозного культа и имеющий единый религиозный центр на острове Делос440. Религия, таким образом, явилась объединительным началом, позволившим консолидировать эллинские полисы для победы над внешним врагом. Общий культ Аполлона в Делосе и Дельфах, Дельфийский оракул были призваны служить представителями эллинской нации в целом, поддерживать среди эллинов чувство общности, препятствовать раздорам между полисами или способствовать примирению в случае возникновения конфликтов441. Однако отправители культа, жрецы не составляли в Древней Греции особого сословия хранителей и толкователей религиозной традиции. Они являлись обыкновенными гражданами полисов, исполнявшими функции ведения службы в храме и заведования его имуществом442. Это самым пагубным образом отразилось на политической жизни Древней Греции, приведя к утрате религиозного чувства и падению нравственности. С одной стороны, правители и правительство полисов стали для достижения собственной гегемонии нарушать моральные, религиозные и правовые нормы, старались уити от нравственной опеки жрецов. С другой стороны, жрецы, утрачивающие традиции, достаточно быстро деградировали в морально-нравственном отношении. Широкое распространение получило взяточничество жрецов и пифии в Дельфах, которая стала давать пророчества в соответствии со сложившейся конъюнкту- рои443. Во времена, когда высшие государственные должности (стратега и архонта) занимал вождь афинской демократии Перикл, лидерство Афин в Делосском морском союзе превратилось в гегемонию. Союзные органы власти и союзная казна с Делоса были переведены в Афины, денежный взнос в нее превратился в налог, собираемый Афинами с союзников в принудительном порядке и находящийся в их бесконтрольном распоряжении. Недовольство союзников подавлялось силой. На их территории стали создаваться афинские колонии (клерухии), превратившиеся в военные гарнизоны, обеспечивающие выполнение решений Афинской метрополии. Во многие союзные афинские полисы направлялись афинские должностные лица. К афинским судебным органам перешло рассмотрение целого ряда дел на территории союзников444. Афины превращались в могущественную державу имперско-колониально- го типа, беспощадно эксплуатирующую своих недавних союзников, обогащающихся за их счет и проводящую свою политику с позиции силы, в чем после окончания греко-персидских войн не было особой необходимости. Это вызвало противодействие со стороны ряда членов союза, попыткам выхода из него, что привело к Пелопоннесской войне, поражению Афин и распаду Афинского морского союза. Афинам не удалось объединить Грецию и создать единое греческое государство. Да такая цель и не ставилась политическими лидерами афинской демократии. Экономический, политический и культурный расцвет Афин как гегемона Афинского морского союза был тесно связан с государственной деятельностью Перикла, который на протяжении более 30 лет (461-429 гг. до н.э.) играл руководящую роль в политической жизни Афин. Как вождь демократии, Перикл удовлетворил требования средних и низших слоев населения по привлечению их к управлению государством путем введения оплаты должностных функций. Он наделял обедневших граждан землей в афинских колониях на территории союзников. Именно при нем Афины превратились в морскую державу, в которой афинские граждане имели фактические преимущества и активно участвовали в ее управлении. Выходец из аристократического рода, Перикл отличался благородством поведения, организаторскими и военными талантами и делал все для блага своего отечества. Но как вождь демократии он вынужден был постоянно заигрывать с толпой, чтобы удержать ее благосклонность и поддержку, и для достижения своих целей использовал неблаговидные приемы политической борьбы445, что с тех пор стало весьма характерным для демократических вождей. Во времена господства демократической партии в Афинах получили широкое распространение деятельность сикофантов и софистика, началось падение нравов, дали о себе знать со всей очевидностью такие качества господствующей народной массы, как заносчивость, честолюбие, гордыня и раздражение, алчность446. Сикофанты (профессиональные обличители) сделали свои выступления в суде источником доходов и были готовы оговорить кого угодно за деньги. От их деятельности пострадало немало честных афинян, а нравам был нанесен серьезный ущерб. Софисты формальной логикой своих аргументов пытались опровергнуть значимость всего, в том числе и традиционных моральных норм. По существу, еще во времена Перикла афинская демократия начала вырождаться в охлократию. Охлократия (осЫоб — толпа, чернь) — власть толпы, черни — наступает, по мнению Аристотеля и Полибия, как следствие чрез- отрицанию нравственного закона, развращенности умов и чувств, презрению к чужим достоинству и собственности. Честолюбивые и предприимчивые политики льстят толпе, используют демагогию и деньги для достижения власти. Народ, вследствие падения нравов, легко поддается внушениям демагогов и, развращаясь все больше и больше, привыкает жить за чужой счет и присваивать достояние других. В обществе начинают царить аномия (беззаконие) и анархия, от которых страдают почти все. В этих условиях наиболее ловкий и беспринципный демагог постепенно или в результате переворота концентрирует всю полноту власти в своих руках, пора бощает народ и становится тираном, устанавливая личную диктатуру. Круг замыкается. К тому времени Афины уже знавали тиранию. Через несколько десятков лет после реформ Солона (594 г. до н.э.), в условиях борьбы, развернувшейся вокруг этих реформ, в результате подкупа толпы и опираясь на наемников, власть захватил Писистрит (561 г. до н.э.). После этого случилась целая череда государственных переворотов, когда один тиран сменял другого, что продолжалось до периода реформы Клисфена (509 г. до н.э.). Государственный строй и организация верховной власти в Афинах при Перикле отличались от тирании и породившей ее охлократии лишь выдающимися качествами вождя демоса. Фактически «Золотой век» афинской демократии превратился в диктатуру Перикла, который 15 лет подряд (444-429 гг. до н.э.) до своей смерти от чумы занимал выборную должность стратега и реально был полновластным главой государства. «Он владычествовал над переменчивым Народным Собранием своим могучим красноречием и управлял народом по своему произволу»447. «По названию... правление народа, а на деле власть первого гражданина» — так оценил Фукидид идеальную афинскую демократию при Перикле448. При этом сам Перикл не испытывал никаких иллюзий в отношении демоса, исповедовал в управлении делами полиса абсолютно не демократические взгляды и методы. Он считал, что народной массой «необходимо управлять, ее действиями нужно руководить, ее интересы надо ей разъяснять, если не желаешь предоставить благо государство на произвол случая и безрассудства»449. После смерти Перикла в политическую жизнь Афин выплеснулось все то, что он умело сдерживал во время своего правления. Моральные принципы и нормы, проповедуемые религией, были отвергнуты. Темные стороны человеческой натуры берут верх. Начинаются междоусобица и борьба партий. Их лидеры в погоне за первенством потакают дурным качествам толпы, и все последующие события показывают, что реальная афинская демократия, го воря словами одного из ее лидеров в послеперикловыи период (Алкивиада), есть не что иное, как «общепризнанное безрассудство»450. Не случайно наиболее выдающиеся мыслители Древней Греции — Сократ, Платон, Аристотель, Полибий — являлись сторонниками аристократии либо умеренного смешанного образа организации верховной власти, сочетающего в себе лучшие элементы демократии, аристократии и даже монархии. «Истинное значение монархии» было к тому времени уже «непонятно для греков»451 в силу утраты настоящего религиозного чувства, и в силу забвения монархической традиции, и в силу полиса городского образа жизни, когда политическая активность сосредоточилась в достаточно широком кругу граждан, полностью посвятивших себя этому роду деятельности. И в таких условиях республиканская форма правления действительно была гораздо уместнее. Однако во время Пелопоннесской, гражданской по своему характеру, войны и в афинских гражданах, и гражданах Спарты постепенно вызревает мысль о благе единовластия. Особенно это характерно для Афин, где достаточно часто сменяют друг друга у власти демократическая и олигархическая партии, при этом каждая из них правит тиранически. В этих условиях патриот своего отчества и мудрец Сократ беспощадно обличает недостатки народовластия, высмеивает олигархию и утверждает, что спасение всей Греции возможно только в благочестивой монархии, где царь — это умелый и знающий правитель452. Его ученик Ксенофонт в своем романе «Киропедия» («Воспитание Кира») и диалоге «Гиерон» разрабатывает тему об искусстве быть истинным монархом, изображает идеал мудрого и умелого правителя и высказывает вполне традиционную политическую идею, согласно которой первое правило политики заключается в том, чтобы властвующие были лучше подвластных453. Платон в своих произведениях характеризует политику как царское искусство, для которого определяющим является наличие истинного знания, а также умения объединять людей в единый политический организм. Он сравнивает это политику с ткацким искусством и говорит об умении плести политическую ткань, которая отличает только истинных правителей454. Аристотель в «Никомаховой этике» называет монархию лучшим из образов правления, уточняя лишь, что она уместна только там, где имеется один человек, настолько превышающий остальных своими качествами и «обладающий превосходством с точки зрения всех благ», что все естественным путем начинают ему повиноваться455. Огромной заслугой Аристотеля в исследовании вопросов самостоятельности государственной организации является постановка проблемы автаркии полиса, т.е. его самодостаточности в социально-экономическом плане, как гарантии верховенства государ- О /^1 ственнои власти в его внутренней жизни . Самодостаточность является условием фактической, реальной самостоятельности и независимости государства, от наличия которого зависит осуществление основной цели государства — достижение общего блага государствообразующего народа. Однако самодостаточность предполагает у Аристотеля определенную протяженность территории и определенное количество граждан (населения), необходимых для обеспечения самостоятельности и независимости. Полисная организация этим требованиям в эпоху жизни Аристотеля уже не удовлетворяла. Она не позволила грекам создать единое эллинское государство — державу (архе), что привело Древнюю Грецию под власть Македонского царства, а затем — Римской империи. Хотя древним грекам так и не удалось создать единую эллинскую державу, история античной Греции дает несколько серьезных уроков в плане проблемы становления и воспроизводства суверенной государственности: 1. В основе находится морально-политическое и идеологическое религиозное, идейное единство государствообразующей нации. 2. Политическое единство нации гораздо лучше обеспечивается религиозно-мифологической традицией, чем рационалистичес кими светскими учениями, объясняющими природу и назначение человека и государства. 3. Демократия и аристократия как способы организации верховной власти в своем чистом виде мало способны к объединению страны (родственных этносов, проживающих в одном ареале) и созданию державной государственности, способной обеспечить государствообразующей нации самостоятельность политического бытия. 4. Расцвет демократической государственности в основном связан не с широким участием широких масс в управлении делами государства, а с подъемом национального духа, вызванного тем или другим выдающимся вождем, как это было в Афинах во времена Перикла. 5. Конфедеративная организация территориального устройства даже родственных этносов не может существовать длительное время без руководства общепризнанного этноса — политического лидера и объединяющей державной (имперской) идеи, что хорошо иллюстрируется историей Афинской архе, а затем империи Александра Македонского. 6. Утеря сакрального (священного) отношения к верховной власти ведет к разрушению политического единства и утрате внешнего суверенитета государства (его самостоятельности и независимости). Древние греки (эллины) не преуспели в сознании единой великой державы. Зато они создали политическую теорию демократии, ставшую своеобразным мифом, рисующий идеальный образ народоправства. Этот миф оказался концептуальным фундаментом для всех последующих теорий демократии и практики демократического государственного строительства.