Англия и Турция — организаторы экспедиции Омер-паши на Кавказ (лето 1855 г.— конец 1855 г.) Тем временем обстановка на закавказском фронте для турок осложнилась: русские войска угрожали Карсу. Блокада крепости продолжалась все лето. К середине осени уже почти не оставалось надежд на прорыв кольца окружения. Правда, в сентябре осажденным удалось успешно отразить штурм русских, благодаря руководству Вильямса и усилиям других англичан — полковника Лейка, майора Тисдейла и капитана Томпсона. 1 Однако это не улучшило положения карского гарнизона. Предчувствуя опасную развязку, английские государственные деятели на протяжении лета 1855 г. продумывали способы спасения Карса и вытеснения русских с Кавказа. Пока речь шла лишь о проектах, реализация которых, прежде, чем падет Севастополь, сковывавший почти всю союзную армию, была невозможной.Мне- ния разделились.Пэнмюр и Кларендон считали целесообразным высадить 40 тыс. турецких солдат в Трапезунде, затем сосредоточить.их в Эрзеруме и оттуда нанести; через Карс массированный удар по Тифлису. Преимущества такой стратегии, по мнению Кларендона, заключались в следующем. Во-первых, достигалась максимальная концентрация сил в одном месте, во-вторых, действовать пришлось бы среди доброжелательного мусульманского, а не враждебного христианского населения, в-третьих, через Тра- пезундский порт можно было обеспечить постоянные подкрепления. Кларендон в принципе предпочитал генеральное сражение на турецкой территории, и чем глубже это произойдет, тем полнее, как уверял он, станет победа над русскими.2 Вильямс, генерал Р. Вивиан и английский консул в Эрзеруме Дж. Брант также советовали доставить войска на турецкое побережье Черного моря — в Трапезунд или Батум — и оттуда двигать их прямо на Карс. 3 Иной точки зрения держались С. Каннинг, генералы У. Р. Мэнсфилд (военный советник британского посольства в Турции) и У. Ф. Битсон (командующий турецкой кавалерией в Крыму). Они полагали более эффективным высадить войска либо в Су- хум-кале, либо в Редут-кале, а потом двинуть их на столицу Грузии через Кутаис, то есть ударом в тыл русской армии не только спасти положение в Малой Азии, но и низвергнуть владычество России в Закавказье. Битсон настаивал на безотлагательных мерах, ибо благодаря успехам командующего Кавказским корпусом Н. Н. Муравьева война на этом театре грозила приобрести крайне дорогостоящие масштабы для союзников, вчетверо увеличив их материальные и людские затраты. С аналогичными предложениями обращался к Ньюкаслу полковник Чесни, английский специалист по восточным делам.4 Порта также выступала с идеей высадки в Редут-кале. 530 июня в Константинополе состоялось совещание с участием великого визиря, военного министра и министра иностранных дел Турции, С. Каннинга и У. Мэнсфилда. Присутствующие сошлись на том, что самый реальный способ спасения Карса — это высадка десанта на Черноморском побережье Кавказа и наступление на Тифлис через Кутаис. Было высказано предложение возложить руководство экспедицией на английского генерала Р. Вивиана. На другой день участники совещания обсуждали конкретные вопросы организации будущей операции. Подчеркивалось, что Кавказ — важная цель войны и именно там нужно искать удачи. Сторонники этой экспедиции спешили еще и потому, что прошел слух, будто Шамиль умер, а его сыновья заключили перемирие с Россией, в результате чего ожидался прирост ее сил в Закавказье.7 Однако окончательное решение вопроса зависело от западных правительств и объединенного союзного командования в Крыму. В ожидании высшей санкции продолжалась разработка этого плана.8 Первая реакция Лондона была отрицательной: там считали более целесообразным действовать из турецкого тыла, а не из русского.9 Но британское правительство не стало настаивать на своём мнении, понимая, что разногласия только ухудшают перспективы осажденного карского гарнизона. В конце концов Кла- рендон начал впадать в состояние, походившее на панику. Он опасался, что вся восточная Турция в ближайшем будущем окажется в руках России и с нетерпением ждал падения Севастополя, связывая с ним перспективы перелома хода войны на Кавказе. Но героическое сопротивление защитников города спутало карты англичан. Чем дольше затягивалась осада Севастополя и отчетливее вырисовывалась участь турок в Малой Азии, тем более усиливалась тревога Кларендона и тем безразличнее становилось для него, какими путями будут выручать Карс и прогонять русских из Закавказья, лишь бы это случилось как можно скорее. По заявлению госсекретаря, кабинет Ее Величества считал карский вопрос «жизненно важным». 10Добавим: с точки зрения британских колониальных интересов на Востоке и, в частности, на Кавказе. Давно и неоднократно побуждал правительство к активизации усилий в Малой Азии Э. Л. Элленборо, разделявший опасения Кларендона. Как уверял он, захват Россией Карса, а затем Эр- зерума обеспечит ей контроль над Турцией и Ираном и уравновесит возможную потерю Севастополя.11 Между тем, командующий турецкими соединениями в Крыму генерал Омер-паша выдвинул собственный план операций в Закавказье, в главном совпадавший с тем, который был предложен на константинопольском совещании. Обращая внимание союзников на важную роль Карса в судьбах войны, он предупреждал, что уступив его, придется то же самое сделать с Эрзеру- мом и внушительной частью Малой Азии. Зная, чем пугать англичан, Омер-паша указывал на реальную возможность полного захвата русскими коммуникации Трапезуид-Эрзерум-Тавриз, столь необходимой для британской торговли. Поскольку единственное средство спасГения Карса Омер-паша видел в высадке на восточном побережье Черного моря большого десанта и последующем наступлении его на Грузию, он в июле 1855 г. просил союзное командование выделить для этой цели 30-тысяч- ную турецкую армию, не так полезную в Крыму, как на Кавказе. В роли главнокомандующего он, естественно, видел себя. ^Вскоре Порта обратилась к Англии с отчаянным призывом о поддержке Замысла Омер-паши. 13Предложение турецкого генерала, предвосхищавшее план британского правительства по переносу (после взятия Севастополя) военных действий на Кавказ, нашло (хотя и не сразу) сочувствие в Лондоне. Поскольку промедление с отправкой помощи для Карса грозило опасным развитием событий, британское правительство не стало препираться по поводу способов решения карской проблемы и дало добро на десантирование экспедиционного корпуса Омер-паши там, где он найдет нужным. 14 С этого времени (конец июля 1855 г.) началась реальная подготовка операции.15 В инструкции Лайонсу по поводу организации переброски морем турецких войск подчеркивалось, что кабинет Ее Величества придает «огромное значение» происходящему в Малой Азии. Адмирала просили начать передислокацию как можно быстрее. 16 С. Каннинг делал все от него зависящее для ускорения организации экспедиции, 17 предлагая включить в нее англо-французские силы для контроля над «политическими результатами» турецких завоеваний на Кавказе. 18 Генерал Р.Вивиан в письме С. Каннингу (июль 1855 г.) высказал опасение, что экспедиция предпринимается слишком поздно, если ее цель состоит только в спасении Карса, и слишком рано (ввиду недостаточной подготовленности ее), если предполагаются «серьезные операции» по захвату Грузии. 19 Конечно, британские государственные деятели мотивировали свой интерес к Кавказу не колониальными устремлениями, а, как обычно, заботой об обороне Турции. Согласно демагогическим утверждениям Пэнмюра, Англия не ставила перед собой иной цели, кроме как сдержать продвижение русских в Малой Азии, ибо захват турецких территорий дал бы им лишний козырь на будущих переговорах о мире.20 В конце июня 1855 г. Турция получила от Англии и Франции второй заем в размере 5 млн. ф. ст.(550 млн. курушей), часть которого, как и в случае с первым заемом, была предоставлена в распоряжение Анатолийского корпуса, в том числе на закупку в Париже партии оружия для кавказских горцев. Эти субсидии стали не только узаконенным инструментом экономического и политического контроля над Турцией, но еще и благовидным способом ведения Крымской войны за турецкий счет. Константинополь рассчитывался за помощь союзников по самой высокой цене. Как удачно заметил советский историк В. И. Шеремет, «турок хотели бы заставить сражаться и умирать во славу британской короны, но перед этим оплатить собственные похороны». 21 Вскрывая на примере второго займа методы колониального закабаления Турции, К. Маркс писал: «Фактически условия займа сформулированы так, что Турция прямо денег не получает, а лишь ставится на самых недостойных для любой страны условиях под опеку, согласно которой данная ей как будто бы взаймы сумма должна распределяться и расходоваться английскими комиссарами...Турция перестала распоряжаться своей собственной армией. А сейчас западные державы протягивают руку к турецким финансам».22 Без энтузиазма встретили проект Омер-паши в Париже, где не жаждали отстаивать ценой французской крови колониальные интересы Англии. Не желая отвлекать силы из Крыма и ослаблять натиск на Севастополь, продолжавший яростное сопротивление,23 Наполеон III строил под разными предлогами препятствия экспедиции Омер-паши. Попытки английского посла в Париже Каули повлиять на императора были до определенного момента бесполезны. 24 «Главная цель сейчас — Севастополь, а не Карс», — писал Наполеон III Вальяну 2 августа 1855 г. ^Так же считали Пелисье 26 и Валевский.27 Усилия С. Каннинга по организации похода Омер-паши наталкивались на обструкционистскую политику Франции в Константинополе. 2811 сентября. 1855 г. Каули докладывал Кларендону, что после его неоднократных обращений к Валевскому с просьбой призвать французского посла в Турции действовать в черкесском вопросе согласованно с Каннингом наконец-то последовал ответ: «Французское правительство в большом недоумении и не знает, как ему поступить... Если бы в Черкесии была какая-нибудь одна признанная власть, задача была бы сравнительно простой, но при наличии стольких разных племен, с которыми надо иметь дело, он (Валевский — В. Д.) просто отчаивается» относительно возможности «сделать что-нибудь полезное». В этих условиях он склоняется к тому, «чтобы французский агент (Шампуазо — В. Д.) оставался в Су- хум-кале и, если только этого не потребует необходимость, как можно меньше вмешивался во внутренние дела страны».29Только к концу сентября французское командование согласилось отпустить турецкие войска в Малую Азию.30 Британский флот начал перевозку их из Крыма, «не теряя ни минуты», 31 и одновременно англичане активно готовили на Кавказе условия для высадки. В сентябре 1855 г. британское судно «Циклоп» вело разведку вдоль побережья Мингрелии, выбирая место для десанта, выясняя военную и политическую обстановку. На корабле находился агент С. Каннинга Элисон, присланный в йОмощь Лонгуорту. 32«Циклоп» бросил якорь в устье реки Ингури, вверх по которой затем отправились на шлюпках специальные уполномоченные британского правительства при армии Омер-паши — Лонгуорт, полковник Баллард, Л. Олифант, французские представители Шампуазо и Вильмуан. 33В ходе путешествия они установили, что на участке, расположенном между Сухум-кале и Редут-кале русских войск нет, но в нескольких местах имелось иррегулярное грузинское ополчение.34 В начале октября «Циклоп» доставил Омер-пашу в Сухум- кале, куда уже перебрался из Батума его корпус. Капитан корабля лейтенант Баллард (не путать с полковником Баллардом) снабжал Лайонса донесениями, характеризовавшими развитие ситуации в Западной Грузии. Они незамедлительно пересылались в Лондон. 31 октября капитан сообщал о движении авангарда турецкого корпуса в направлении Зугдиди и намерении Омер-паши овладеть затем Кутаисом. «Циклоп» доставлял турецкой армии продовольствие, амуницию и пр.35 Даже высшие чиновники Англии искали возможности непосредственно вмешаться в кавказские дела. В октябре 1855 г. Ньюкасл на корабле «Хайфлайер» совершил своеобразный инспекционный вояж вдоль восточного берега Черного моря, цель которого предусматривала ознакомление с военно-политической обстановкой и попытки оказать влияние на нее. ^Ньюкаслу в его миссии энергично помогали капитан «Хайфлайера» Мур и Л. Олифант, молодой дипломат, увлеченный идеей использовать Шамиля в интересах союзников.37Вблизи Анапы они совещались с Сефер-беем. Весьма неприятное впечатление произвел на Ньюкасла турецкий флаг, развевавшийся на берегу несмотря на специальный фирман, в котором султан торжественно отказывался от притязаний на Черкесию. 38Признавая за турками лишь роль исполнителей английских колониальных замыслов, Ньюкасл откровенно заявил о нежелании британского правительства делиться будущей добычей: «... во имя интересов, заставивших нас вступить в войну, Черкесию не следует отдавать Турции».39 Кларендона так и подмывало вновь потребовать у Порты, «чтобы она запретила своим агентам в Черкесии действовать в нарушение обещаний, данных ею самой в Константинополе». ^Англичане, недовольные тем, что приказ Лондона о разрушении Анапы не был выполнен, сделали Сефер-бею соответствующие внушения. Последний ссылался на сложную политическую ситуацию в Черкесии. Но и без помощи турецкой марионетки Мур схватил суть дела, хотя причины некоторых явлений истолковал по-своему. Так, заметив неблагожелательное отношение местного населения к англичанам, он посчитал это только результатом интриг Сефер-бея и «начальника» его штаба Мехмед-бея (Баньи), венгра по происхождению. По мнению Мура, Сефер-бей, находившийся под влиянием своего приближенного, намеревался стать единоличным правителем края и обосноваться в Анапе. Как сообщал Мур Лайонсу, Сефер-бей и Банья, играя на подозрительности горцев, распространяли слух, будто Англия собирается захватить их страну.41 Запрещение ею работорговли между Черкесией и Турцией лишь усиливало антибританские настроения.42 Впрочем, этот запрет был не более, чем простая декларация, ибо Турция саботировала его. Фактически же невольничий промысел оживился. Англичане не только смотрели на него сквозь пальцы, но и соучаствовали в нем.43В июле 1854 г. представители религиозно-благотворительных кругов Англии на заседании парламента потребовали от правительства объяснений относительно возобновления работорговли между Черкесией и Турцией, после того как русские покинули черноморские крепости. Епископ Оксфордский, ссылаясь на прессу, критиковавшую кабинет за попустительство этому человеческому пороку, 44язвительно подчеркнул, что пока можно говорить лишь о единственном последствии ухода из прибрежной Черкесии русских властей, запрещавших провоз живого товара. Отвечая епископу, Кларендон указывал на принятые правительством строгие меры по пресечению работорговли, которые облегчали установление союза с Шамилем, настроенным, как выяснили англичане, против этого традиционного института кавказской жизни. Как видно, Лондон руководствовался вовсе не филантропическими идеями.45 5 мая 1856 г. парламентарий Д. Мэннерс расценил эти шаги как свидетельство недальновидной политики кабинета и одну из причин провала английских планов на Кавказе. «Мы,— сказал он,— заставили их (черкесов — В. Д.), в угоду нашим предрассудкам, отказаться от доходной работорговли».46 Такая же мысль была повторена в западно-европейской публицистике.47 Покинув Сбфер-бея, Ньюкасл, Мур и Олифант продолжили путешествие на юго-восток. По пути они внимательно изучали все береговые пункты, представляющие стратегический интерес. Около форта Лазаревского они взяли на борт «Хайфлайера» Мухамеда Эмина, направлявшегося в Сухум-кале, куда он был приглашен Омер-пашой. В ходе откровенных и продолжительных бесед наиб изложил Ньюкаслу свои взгляды и рассказал об организованных им операциях против русских. 48 При этом он грубо исказил действительность, представив как большой успех свой неудачный поход на карачаевцев, не пожелавших нарушить лояльные отношения с Россией и присоединиться к союзникам.49 Мухамед Эмин произвел впечатление на капитана. С острым умом, способный не только завоевывать приверженцев, но и воспитывать в них фанатическое подчинение, он, с точки зрения Мура, был единственным из всех черкесских вождей, который смог бы объединить разобщенные племена для успешной борьбы против России. ^Основываясь на сведениях, почерпнутых из разговоров с наибом, а также на собственных наблюдениях, Мур в обстоятельном докладе в Лондон рисовал весьма неоднозначную политическую картину в горских обществах: некогда значительная роль Мухамеда Эмина в черкесских делах с начала Крымской войны ослабла благодаря росту оппозиционных настроений. 5|С одной стороны, их питала местная «аристократия», равнодушная к аскетическим нормам корана и усматривавшая в религиозной идее равенства (при этом не понимая ее демагогического характера) угрозу своему благополучию. С другой стороны, наибу противостояла большая часть племени натухайцев, натерпевшаяся от его жестокостей. Для многих из них торговля и общение с русскими уже успели превратиться в привычку. 52 Социальная обстановка осложнялась соперничеством между Мухамедом Эмином и Сефер-беем. В русской дореволюционной и зарубежной исторической литературе Сефер-бею — выразителю интересов знати и ставленнику Турции, иногда противопоставляется Мухамед Эмин, якобы как представитель горских низов, апостол демократии.53 Такое мнение необоснованно. Наиб старался обеспечить поддержку общинников для того, чтобы, став авторитарным вождем черкесов, превратить газават в их образ жизни, вовсе не собираясь изменять социальную структуру общества и уничтожать угнетение. Эгалитарной риторикой он льстил массам, умело используя ее в тактических целях. Но там, где он встречал сопротивление, методы утверждения его власти, перенятые у Шамиля, были далеко не демократичны. Когда того требовали его планы, он изменял «традиционному» принципу опоры на народ, охотно обращался к услугам «аристократии». В свою очередь и Сефер-бей при необходимости заигрывал с низшими сословиями, отвергая непомерные притязания «дворянства». 54 Противоречия между Мухамедом Эмином и его соперником не носили непримиримого характера, ибо с классовой точки зрения их цели совпадали. Различались лишь средства их достижения. 55 Если бы царские власти вовремя проявили гибкость и перестали считать аксиомой освященную самодержавной идеологией доктрину о необходимости непременно ориентироваться на союз с господствующим классом, то можно предполагать, что Кавказская война быстрее утратила бы свою внутреннюю, черпаемую из конкретного социального источника — общинной массы — энергию “и окончилась бы раньше. Не исключается и другая гипотеза: после Крымской войны наместник Кавказа А. И. Барятинский, широко привлекая на свою сторону горцев-общин- ников и тем самым привнося рационализм и эффективность в прежнюю политическую стратегию, вероятно, в какой-то мере заимствовал у Шамиля и Мухамеда Эмина богатый и небезуспешный опыт социального лавирования, обращал против них их же оружие. Правда, к его услугам были и другие, пусть эпизодические, но все же примеры его предшественников, отклонявшихся под давлением обстоятельств от принятых стереотипов. 57 В конце октября 1855 г. Ньюкасл, Мур, Олифант и Мухамед Эмин достигли Сухум-кале. Здесь Омер-паша сообщил им, что через некоторое время он начнет наступление на Кутаис и Тифлис, а затем по Военно-Грузинской дороге попытается выйти на Северный Кавказ.Турецкий генерал предложил наибу собрать горское ополчение в 20 тысяч человек,одной части которого предстояло идти на соединение с Шамилем, другой — участвовать в походе Омер-паши через Мингрелию. По возвращении из Сухум-кале Мухамед Эмин, официально назначенный правителем всех черкесов (за исключением шапсугов и натухайцев, находившихся в «юрисдикции» Сефер-бея), энергично приступил к выполнению задания. 58Такое же поручение Омер-паша дал и Сефер- бею, как всегда много обещавшему.59Воспользовавшись днями, оставшимися до наступления Омер-паши, Ньюкасл, Мур и Олифант нанесли визит владетелю Абхазии князю Михаилу Шер- вашидзе (Хамид-бей), получившему воспитание в Петербурге и носившему звание генерала русской армии. Англичане пытались расположить князя в пользу союзников. М. Шервашидзе заявил, что отдает предпочтение русским и «крайне отрицательно относится к перспективе установления турецкой власти у себя в стране».60 Заигрывая с князем, Омер-паша предложил ему в знак «уважения» его суверенных прав титул «губернатора» Абхазии. Этот умиротворительный жест союзников объясняется тактическими соображениями, а вовсе не щепетильностью турецкого командующего, не доверявшего абхазскому правителю. Чтобы сохранить свое влияние над подвластными людьми, контроль над положением в Абхазии и не допустить туда Се- фер-бея или Мухамеда Эмина, князь принял новую «должность», хотя и без энтузиазма.61 В какой-то мере это была и уступка давлению протурецки настроенной местной знати, отрекшейся в критической обстановке от российского подданства.62 По-видимому, М. Шервашидзе занял выжидательную позицию, внимательно следя за развитием Крымской войны, не порывая связи с Петербургом и не обостряя отношений с союзниками, чтобы в случае возвращения России на Западный Кавказ не оказаться скомпрометированным перед нею, а в случае отторжения его получить от Англии и Франции право на присоединение к своим владениям новых земель, например, Мингрелии. Немаловажные услуги князя русскому правительству63 не исключают такого предположения. Представляется весьма правдоподобным утверждение П. К. Ус- лара, что Шервашидзе «подготовлял для себя благоприятные шансы на все возможные случаи». ожидании того, на чью сторону — России или союзников — склонится чаша военных удач, Шервашидзе действовал осторожно. До появления на Кавказе Омер-паши он заявлял туркам о своем желании оставаться «совершенно нейтральным между воюющими державами» и одновременно вел переговоры по поводу условий, на которых он согласился бы перейти на сторону союзников. 65 Эти переговоры были продолжены с Омер-пашой, однако нет оснований разделять мнение Услара о том, что обе стороны приняли окончательные взаимовыгодные обязательства, поскольку Шервашидзе уже считал дело России проигранным, а свои дальнейшие колебания неуместными.66 Мур в докладе Лайонсу выражал надежду на сотрудничество князя при условии, что в Западную Грузию вступят европейские войска. Омер-паша прекрасно понимал всю нецелесообразность использования в христианской Грузии турецкой армии: одно ее присутствие оживляло мрачные воспоминания об ужасах мусульманского владычества, накаляло политическую атмосферу, в то время, когда нужно было ее разрядить, толкало население к вооруженному сопротивлению. Поэтому он полагал разумным перебросить турок к единоверцам в Черкесию для совместных действий против России, а на их место поставить англо-французскую армию. 67 Во второй половине ноября Мур продолжал свои «челночные» перемещения вдоль кавказского побережья, наблюдая за военно-политической обстановкой, главным образом — за ходом экспедиции Омер-паши, осведомляя обо всем Лайонса. 68 Еще один информатор Лайонса капитан корабля «Гладиатор» Хильяр в начале ноября проделал тот же путь, что и Мур, посетив Анапу, Суджук-кале, Геленджик, форт Вельяминовский, Вардан, Пицунду, Сухум-кале. Хильяр предлагал британскому правительству свои услуги в деле установления связи с Шамилем. Ему удалось обзавестись влиятельными знакомыми в Черкесии, которые могли устроить встречу с имамом. Капитан отмечал весьма подозрительное, а подчас и недоброжелательное отношение простых горцев к англичанам.69 Он также констатировал ярко выраженную враждебную реакцию грузинского населения на появление войск Омер-паши. ™ Помимо сбора сведений Хильяр снабжал турецкий экспедиционный корпус продовольствием. Тем временем положение осажденных в Карсе становилось критическим. Казачьи разъезды, патрулировавшие все дороги к крепости, сделали блокаду почти непроницаемой. Голод истощал моральный дух и боеспособность турецкого гарнизона, унося более сотни человек ежедневно. Оставалась единственная надежда на быстроту наступления Омер-паши. Однако цель экспедиции состояла не только в том, чтобы заставить Муравьева снять осаду Карса. Намерения союзников (прежде всего, конечно, англичан) и исполнителя их воли Омер-паши простирались гораздо дальше. Ему поручалось освобождение Грузии и Черкесии от русских войск, а также создание предпосылок для завоевания всего кавказского региона.71 Если бы англичане и турки ограничивали свою задачу только спасением Карса и обороной Малой Азии, то проще и разумней было бы действовать через Трапезунд и Эрзерум. Выбор иного стратегического решения говорит о наличии более широких планов. Омер-паша, конечно, отдавал себе отчет во всех предстоявших политических и религиозных затруднениях, связанных с ведением войны во враждебной христианской стране- Только надежда на захват Кавказа объясняла готовность союзников идти на риск и издержки экспедиции в Мингрелию.- «Нетрудно, поэтому, понять,— пишет в своих мемуарах Л. Олифант,— почему на константинопольском совещании (июль 1855 — В. Д.) грузинскую кампанию предпочли анатолийской». 72Сами участники похода Омер-паши толковали его цель вполне конкретно: отторжение от России Кавказа и, как следствие, перемены в судьбах народов региона.73Думается, такое объяснение планов турецкого генерала наиболее верно отражает истину. В командном составе корпуса Омер-паши были иностранцы. Среди них — прусский офицер Штейн (Ферхад-паша), начальник штаба поляк Ильинский (Искендер-паша), английский полковник Симмонс. 25 октября (6 ноября) Омер-паша двинулся в наступление на Кутаис. На реке Ингури 36-тысячному турецкому войску путь преградил 9-тысячный отряд русских солдат и местных ополченцев, 74 который после упорного сопротивления, под натиском численно превосходившего противника вынужден был отступить. Полковник Симмонс, активно участвовавший в ингурском бою, сообщал о его подробностях лично Кларендону, называя среди отличившихся при форсировании реки своих соотечественников, полковника Балларда, капитанов Кедделла и погибшего Даймока. 75Европейская пресса дала шумную рекламу этому сражению в уверенности, что оно предрешило участь Н. Н. Муравьева. 76Порта воспряла духом.77 26 октября (7 ноября) Омер-паша занял столицу Мингре- лии Зугдиди. Однако от дальнейшего наступления пришлось отказаться: начался сезон дождей, быстро сделавших дороги непроезжими. Враждебность к османам жителей Грузии усилилась несмотря на все попытки Омер-паши ослабить ее путем пресечения мародерства и насилия в своей армии. Народ брался за оружие.78 Не принесло успеха и политическое маневрирование, направленное на привлечение симпатий как населения, так и княжеских фамилий. Не интерес к войне против России, а ненависть к себе возбудили турки в черкесах и абхазцах за полтора года пребывания у них.78 Омер-паша не получил почти никакой поддержки от горцев, подозревавших Порту в гегемонистских претензиях на Западный Кавказ.80 Этого факта не отрицал и сам главнокомандующий.81 Пришлось отказаться и от надежд на Шамиля, военные силы которого были слишком истощены, чтобы помогать союзникам.82 Кроме того, он питал к ним недоверие, особенно к туркам, и поклялся не иметь с ними ничего общего.83 Порта заслужила такую реакцию своим бесцеремонным обращением с имамом. Демонстрируя неуклюжую политику, она потребовала, чтобы Шамиль признал себя вассалом султана, ^постоянно делая ему бестактные замечания по поводу несвоевременности или ошибочного направления его действий.85 В таких условиях не могло быть и речи о дальнейшем наступлении Омер-паши.86 Чтобы помочь гарнизону Карса продержаться, союзники предприняли одновременно'с экспедицией Омер- паши попытку прорвать блокаду крепости со стороны Эрзеру- ма и доставить осажденным продовольствие. В начале октября 13 тысяч (по другим данным около 20 тысяч) турецких солдат во главе с Селим-пашой, реабилитированным в силу его родства с султаном, высадились в Трапезунде. В начале ноября они добрались до Эрзерума, но путь к Карсу им преградил отряд генерал-майора Суслова. Селим-паша отступил и занял оборонительную позицию так же, как и Вели-паша, командующий Бая- зедским корпусом.87 Несмотря на призывы, требования, приказы помочь Карсу трусливый Селим-паша так и не двинулся с места.88 25 ноября Порта приняла решение отправить на Кавказ еще 9 тысяч солдат.89 Однако было уже поздно, ибо необходимость в срочном спасении Карса отпала: 15 (27) ноября 1855 г. гарнизон крепости капитулировал. Это событие, произведя гораздо большее впечатление на кавказское население, чем сдача далекого Севастополя, значительно возвысило на Востоке престиж России в ущерб Англии и в определенной мере обесценило моральный эффект побед в Крыму, купленных величайшим напряжением сил и огромными расходами.90 Владение ключевой стратегической позицией в Малой Азии облегчало задачи русской дипломатии на будущих переговорах.91 По свидетельству баварского посла в Петербурге графа Брау, Нессельроде, узнав о взятии Карса, воскликнул: «Наконец-то мы можем кое-что вернуть (в обмен на Карс — В. Д.)». 92 Победа под Карсом и героическая Оборона Севастополя открывали перед Россией путь к миру без унижения и урона для ее военной репутации.93 Известие о Карсе восприняли в Лондоне как «несчастье» для англичан, во-первых, потому что они много сделали для обороны крепости, во-вторых, потому что это осложняло военные задачи Англии на Кавказе в кампании 1856 г.94 «Падение Карса,— писала королева Виктория Кларендону,— настоящий позор для союзников, имевших в Крыму с сентября (1854 г.— В. Д.) 200 тыс. человек». 95 Кларендон в письме к Каули от 17 декабря 1855 г. высказывал возмущение Наполеоном III и Пелисье, отказавшимися своевременно отпустить Омер-пашу на Кавказ. Французскому императору «наплевать на все, что происходит в Малой Азии»,— заметил госсекретарь. 96 30 января 1856 г. в Лондоне состоялся митинг радикалов, потребовавших отставки кабинета в наказание за потерю Карса. 97 По мнению авторитетных специалистов того времени, сохранение Карса позволило бы союзникам начать оттуда весной 1856 г. такие наступательные операции, которые кардинально повлияли бы на итоги войны. “К. Маркс и Ф. Энгельс называли падение Карса «самым позорным событием для союзников», «поворотным пунктом» войны. "Наряду с Реданом Карс стал еще одним ударом по английскому самолюбию. «Первая роль в поражении (под Карсом — В. Д.) — не менее унизительна, чем вторая роль в победе (под Севастополем — В. Д.)», — заметил один французский публицист. 100 Падение турецкой крепости вызвало в западноевропейской исторической литературе длинную, тянущуюся до наших дней вереницу упреков в адрес союзного и особенно британского командования. Карс именовался «пятном на странице истории Крымской войны», которое бросило тень на честь Англии вообще и ее престиж в Азии в частности, и это может поколебать британские позиции в Индии. ,0|Если англичан,во многом незаслуженно критиковали за недооценку кавказского театра войны и нерасторопность, то французов небезосновательно обвиняли в безразличии к судьбе Карса и Кавказа. 102 Американский историк Н. Люксенбург, например, писал, что в результате промедления и недальновидности союзники потеряли «золотой шанс помочь Карсу и поймать в ловушку русскую армию в Закавказье». ‘^Некоторые английские мемуаристы считали вполне реальным не только спасение крепости, но и вытеснение России из Закавказья. Для этого, полагали они, следовало наступать не из Сухум-кале, а из Трапезунда через Эрзерум, активно используя черкесов для диверсий в тыл русской армии и действуя в целях привлечения помощи грузинского населения европейскими контингентами, пусть даже незначительными. 104 Примерно таким же был взгляд на проблему у французских публицистов. 105 Историк Л. Герен досадовал на то, что Англия и Франция не высадили хотя бы несколько тысяч своих солдат в Закавказье. Эти войска, по его мнению, смогли бы изгладить у христианского населения Грузии отвратительное впечатление от пребывания там османов, организовать, дисциплинировать, увлечь за собой местные ополчения и «подготовить падение русского владычества в Азии». Герен считал, что западные державы упустили «верный успех» на Кавказе и недооценили его «наиважнейших» последствий. 106 Немецкий буржуазный историк В. Рюстов подверг стратегический план Омер-паши едкой критике за его сложность и авантюрность. Он с иронией отмечал готовность генерала поступиться «слишком простой» и «прозаичной» для его военной «славы» задачей освобождения Карса ради более достойной его цели — выдворения русских из Закавказья. Рюстов расценивал почти как «слабоумие» высадку Омер-паши в Абхазии и последующее продвижение в глубь Грузии с ее христианским населением, сочувствующим России. Вместо этого, по мнению историка, логически напрашивалось другое решение: наступать из Трапезунда или Батума прямо на Карс по турецкой территории при поддержке местных жителей-мусульман. Он подчеркивал, что по мере удаления Омер- паши от Сухум-кале резко возрастало количество войск, необходимых для охраны коммуникаций от враждебно настроенного населения. Рюстов подсчитал: при том расходе сил, который требовался для этих нужд, Омер-паша пришел бы к Тифлису без армии. Рюстов весьма невысоко ставил профессиональные способности и образование турецкого генерала, считая легенду о его геройстве, таланте полководца и политика «произведением» английской прессы. 107Рюстов не был одинок в своих оценках. 108Другие авторы обвиняют в военных и политических неудачах союзников на Кавказе Турцию, 109 благодаря непродуманным действиям которой Черкесия осталась у России. Т. Лапин- ский, например, пишет: «Если бы Порта признала власть наиба в крае (Мухамеда Эмина в Черкесии — В. Д.) и укрепила его положение, вместо того, чтобы подрывать, если бы она послала ему на подмогу 5—6 тысяч человек регулярного войска с несколькими хорошими полевыми батареями, то не подлежит сомнению, что наиб и, по его примеру, шейх Шамиль подчинились бы протекторату султана и с 70—80 тысячами человек выступили бы против России». Тогда русские уделили бы все внимание обороне Тифлиса и не смогли бы блокировать Карс или перебросить отдельные части кавказской армии в Крым. По мнению Лапинского, Мухамед Эмин был единственным политиком, способным привести горцев в турецкое подданство и обратить их в мусульманскую веру. Туркам следовало, опираясь на наиба, рекрутировать из населения Черкесии 36-тысячное войско, добавить к нему 16 тысяч турецких солдат и двинуть эту массу к Тереку на соединение с Шамилем. 100 В идее такого похода многое представляется нереальным и, в первую очередь,— помощь Осетии и Кабарды, о которой Ла- пинский почему-то говорит с уверенностью. Другой театр военных действий он «поместил» в Западной Грузии, где Омер-паше предстояло бы воевать против России при поддержке убыхов и абхазов. 111 Даже если бы Черкесия стала не османской провинцией, а просто «независимым союзником» Турции, то и это, с точки зрения Лапинского, явилось бы «бесконечной выгодой для малоазиатских владений» султана. Лапинский полагал, что турки допустили ошибку, распространив среди горцев прокламацию, объявлявшую их подвластными Абдул-Меджида. На время удовлетвориться сохранением «естественного барьера между Россией и Азией» и ждать подходящих обстоятельств для аннексии Черкесии он считал гораздо более благоразумным для турецкого правительства, чем «завоевывать» этот район фирманами, поскольку без согласия и поддержки западных держав добиться включения в состав Османской империи никогда не принадлежавшей ей земли было невозможно. 112 Подобные мысли высказывались не только Лапинским. 113 Одна из целей похода Омер-паши — спасение Карса — осталась недостигнутой. Теперь предстояла другая миссия: «освободить» народы Кавказа от России. Но до начала следующей весны какие-либо шаги в этом направлении не имели смысла. Непролазная грязь, разливы рек, отсутствие продовольствия, фуража и обмундирования обрекли экспедиционный корпус на бездействие. Резко участились болезни и дезертирство. Союзное командование прислало директиву, составленную явно по инициативе англичан: перезимовать в Мингрелии, восполнить потери, подготовиться к новым операциям. 114 У русских военных властей на Кавказе возникло убеждение, что «Омер-паша не только не намерен очистить Мингрелию, но ждет прибытия к себе сильных подкреплений, чтобы возобновить свои наступательные действия». 115 Омер-паша осознавал необходимость успокоения края, достичь которого с помощью оккупационного режима было невозможно. Следовало найти надежного политического союзника внутри страны. С этой целью главнокомандующий обращается с несколькими письмами к правительнице Мингрелии княгине Екатерине Дадиани, покинувшей свои владения накануне турецкого нашествия. Он приглашал ее вернуться, признавая, что не в силах удержать порядок в Мингрелии. Омер-паша не скрывал желания продемонстрировать дружбу с княгиней и тем самым умиротворяюще воздействовать на народ. Он обещал неприкосновенность ее власти, подчеркнув намерение великих держав лишь обеспечить независимость Мингрелии от России. Совершенно очевидные захватнические планы Омер-паша мотивировал заботой о благе мингрельского народа. Не поскупился он и на демагогические рассуждения о бескорыстии союзников. 116 Разумеется, Омер-паша, домогаясь возвращения Дадиани, руководствовался вовсе не стремлением соблюсти законные фор7 мы политического устройства при фактическом захвате власти в оккупированном районе. К этому шагу его вынудила крайне неблагоприятная для турок обстановка, чреватая всеобщим восстанием. Не получив ответа от Дадиани, отказавшейся иметь дело с захватчиками, Омер-паша попытался пригрозить перспективой лишения ее всех прав на Мингрелию. Когда и это ничего не дало, он прибег к посредничеству британского наблюдателя при экспедиционном корпусе Д. Лонгуорта и французского представителя при Генеральном штабе корпуса полковника Мефре. Лонгуорт просил княгиню о встрече, предупреждая, что в случае отказа взять управление Мингрелией в свои руки союзники найдут ей замену. В письме Лонгуорта примечательна одна деталь: открыто и даже кичливо представившись уполномоченным британского кабинета, выполняющим инструкции свер* ху, он, по сути, указал на заинтересованность Англии в кавказском вопросе. 117 Если Лонгуорт рассчитывал на личное свидание с Дадиани, надеясь уговорить ее таким образом, то Мефре делал ставку на изящное фразерство, когда адресовал княгине высокопарные призывы подумать о счастье своих подданных. Пошли в ход и «откровения», согласно которым «сердобольная» Европа решила освободить Кавказ от России, поскольку не могла более мириться с тем, что кавказские племена коснели в невежестве и оставались неприобщенными к великой семье цивилизованных народов. 118 Однако красноречивые увещевания иностранцев оказались такими же напрасными, как и уговоры Омер-паши. Не принесли и не могли принести результата успокоительные прокламации, распространенные среди гурийцев по указанию главнокомандующего. Он обязывался от имени султана защищать их «от всяких обид, притеснений, разорений», охранять собственность, освободить от податей, предоставить народу право самому избирать владетеля страны. 119 Этими поразительными по своей наивности воззваниями, составленными без учета совершенно ясной политической ориентации жителей Гурии и поэтому заведомо обреченными на неуспех, нельзя было заставить кого-либо поверить в возможность «получить счастие» из рук тех, кто веками порабощал, разорял, сеял смерть. Повстанческое движение охватило всю Западную Грузию. Стихийно создавались партизанские отряды. Крестьяне добровольно записывались в иррегулярные соединения. Война против интервентов приняла подлинно народный характер. 120 Неутешительные вести получил Омер-паша от Мухамеда Эмина в январе 1856 г.: черкесы отказывались повиноваться приказу наиба о формировании ополчения для содействия турецкому экспедиционному корпусу в Мингрелии. Мухамед Эмин сообщал, что он был бы рад сдержать ранее данное Омер-паше обещание, «но для этого нужно повесить около 150 горцев, противящихся всем его распоряжениям». 121 Символическое число (И) всадников прислал Сефер-бей, которому пришлось пожинать плоды своей жалкой политики интриг, проводимой при поощрении турок. 122 «...Турция, выбрасывавшая на Кавказ из Константинополя... эмиссаров и агитаторов,— писал Ф. А. Щербина,— смотрела на единоверных ей черкесов, как на боевой материал, которым можно было во всякое время пользоваться в целях чисто турецкой политики». 123 Турецкое вмешательство в дела Черкесии не обошлось без последствий. Внутренний раскол среди народностей этого края усилился почти до грани «гражданской войны». 124 Авторитет султана значительно ослаб. Обострилось соперничество «партий» в привилегированных слоях общества, тогда как в демократических нарастало безразличие к политике. Мухамед Эмин отчасти сохранил влияние на абадзехов, но повиновались они ему далеко не во всем. Шапсуги и убыхи предпочитали никому не подчиняться. Местная «аристократия» поддерживала Сефер- бея лишь как противовес наибу, но властвовать над собой не позволяла. Жители черноморского побережья, придерживавшиеся христианских и языческих обычаев, отвергали ислам как «дагестанского», так и «константинопольского» образца и не хотели слышать ни о Мухамеде Эмине, ни о Сефер-бее. 125 Шампуазо характеризовал состояние Черкесии осенью 1855 г. как «полную анархию». 126А. Слейду, английскому адмиралу, находившемуся в годы Крымской войны на службе у султана, поначалу верившему в симпатии горцев к союзникам, пришлось признать: «Если бы черкесам дали время подумать, то, без сомнения, их клановые проблемы вытеснили бы чувство мести к России или любви к Турции. У них едва ли было больше врожденного желания принимать власть турецких пашей, чем русских генералов». 127 Ситуация в Черкесии отягощалась обострявшимися англотурецкими разногласиями по вопросу о том, кому быть протектором над горцами. 128 В начале октября 1855 г. возникли слухи, что Англия и Франция намерены ограничить власть Омер-паши сугубо военной сферой, а политические дела Черкесии передать комиссии, куда вошли бы Лонгуорт, Шампуазо и один представитель султана. ,L*J В то время, как в Лондоне и Константинополе продолжали искать пути к реваншу над Россией на кавказском театре войны и утверждению своего господства в Черкесии и Грузии, Парижский кабинет, утративший после падения Севастополя интерес к Кавказу, отказался участвовать в этих планах и, по некоторым данным, даже пытался мешать им. 130 Шампуазо наконец-таки получил совершенно четкое указание: исполнять только функции наблюдателя. Ему, который вновь было наполнился надеждами привести Кавказ под эгиду Франции и жаждал деятельности, пришлось подчиниться. Мечту Шампуазо «подарить» этот лакомый кусок своей стране подпитывало скорее его личное тщеславие, чем реальные планы Парижа. Брошенный в январе 1856 г. последний отчаянный призыв Шампуазо обратить «особое внимание на восточное побережье Черного моря» не нашел отклика у французского руководства. 13‘ 13 ноября 1855 г. Каули писал Кларендону: «Граф Валевский... сказал, что, по его мнению, оба правительства (Англия и Франция — В. Д.) должны воздержаться от всякого прямого вмешательства во внутренние дела этой страны (Кавказа — В. Д.). Он отметил, что вплоть до настоящего времени г-н Лонгуорт и г-н Шампуазо терпели полную неудачу в своих попытках войти в доверие к местному населению или склонить его к оказанию помощи против русских». 132 Таким образом, на завершающем этапе Крымской войны (лето 1855—конец 1856 гг.) все более безотлагательным предметом озабоченности Англ ии становится Карс. Британское правительство интересовала не только сама по себе проблема спасения крепости. Это была лишь задача-минимум, после чего предстояло осуществить широкие наступательные операции в Закавказье. Проведение первой части данного плана возлагалось на турецкие войска, ибо англо-французские силы сковывал Севастополь. На второй стадии реализации этих замыслов Англия имела в виду использовать свою армию и, при возможности, французскую, надеясь, что к тому времени Севастополь уже будет взят. Организацией экспедиции Омер-паши занимались Англия и Турция. Франция противилась ей. В условиях, когда победа над Россией не вызывала сомнения, Кавказ в глазах Парижского кабинета потерял значение даже в качестве сугубо вспомогательного театра боевых диверсий. Кроме того французы опасались, что поход Омер-паши затянет войну и откроет путь британской экспансии на Кавказ, грозившей усилением влияния Англии на Востоке вообще. Экспедиция Омер-паши была совместным англотурецким предприятием. Осуществлявшаяся войсками Турции, она вместе с тем находилась под пристальным наблюдением правительства Англии, направившего британских офицеров на Кавказ для непосредственного участия в военных операциях. По делам, связанным с подготовкой этого похода и корректировкой дальнейшей политики Лондонского кабинета на Кавказе, военный министр Англии совершил инспекционный визит на восточное побережье Черного моря. Помимо собственно стратегических причин было и другое обстоятельство, помешавшее освобождению Карса. Подавляющее большинство черкесов отказалось присоединиться к корпусу Омер- паши. Присутствие союзников на Западном Кавказе обострило там внутреннюю социальную обстановку, углубило раскол горского общества, в результате чего оно стало еще менее управляемым и менее пригодным для антирусских целей. Неудача постигла Омер- пашу и его англо-французских советников в попытках найти социально-политическую опору в Закавказье, христианское население которого не изменило своей ориентации на Россию и оказало туркам вооруженное сопротивление. В такой обстановке поредевшей армии Омер-паши пришлось отступить в район черноморского прибрежья, откуда в критический момент можно было быстро вывезти войска на судах. Там, изматываемые партизанскими набегами грузинских и абхазских ополченцев, турки остались на зиму 1855—1856 гг. в ожидании дальнейших распоряжений союзного командования.