Глава 2. БОРЬБА МЕЖДУНАРОДНОГО ИМПЕРИАЛИЗМА С НАЗРЕВАВШЕЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ В РОССИИ

Свершившаяся в России буржуазно-демократическая революция вызвала живую реакцию у представителей правящей верхушки воюющих коалиций и нейтральных государств.

События в России заняли центральное место в газетах стран Четверного союза (от консервативных до либеральных). По словам умеренной буржуазной швейцарской газеты «Базлер нахрихтен» от 17 марта, вся печать Германии переключилась с обсуждения речи рейхсканцлера Т. Бетман-Гольвега в рейхстаге о предполагаемых реформах на события в России. На них откликнулись все австрийские, венгерские и чешские газеты, а также польская пресса, выходившая на территории, оккупированной германскими и австро-венгерскими войсками. С еще большим интересом были восприняты новости из России в обессиленной войной Болгарии. В Турции, по словам агентства Вольфа, газеты единодушно указывали «на далеко идущее значение событий

Ьвиду того, что в первый раз Российская империя была так глубоко потрясена»2.

Буржуазные газеты стран Антанты наделяли Февральскую революцию такими эпитетами, как «улыбающаяся революция», «прекрасная модель для всякой революции» и т. д. На словах приветствовали революцию также главы английского, французского и итальянского правительств, направившие министру-председате- лю Временного правительства князю Г. Е. Львову послания с выражением самых дружеских чувств-1. Приветственные резолюции были приняты английской палатой общин, французской палатой депутатов и сенатом, итальянской палатой депутатов и др.4 Из Парижа, Лондона и Рима поступили многочисленные приветствия на имя председателя Государственной думы М.

С явной сдержанностью отнеслись к Февральской буржуазно-демократической .революции правительство, буржуазия и помещики Японии. Как отмечал российский дипломатический представитель в Токио в своем «доно- шении» в МИД 11 марта, правящие круги Японии, будучи сторонниками «монархической идеи», не мо<гли скрыть своих симпатий к Николаю IIs.

На положительное восприятие многими антантовскими кругами февральских событий в России, несомненно, оказывало влияние то обстоятельство, что они получали, как правило, информацию по этому вопросу из одних и тех же источников. Эта информация не отличалась разнообразием. Члены Государственной думы приложили немало усилий, чтобы союзные государства восприняли Февральскую революцию в их интерпретации. Им вторили многие дипломатические и военные представители Антанты, задолго до революции установившие связь с теми кругами российской буржуазии, которые были недовольны Николаем II и его окружением за недостаточно решительную политику в ведении войны и борьбе с революционным движением. Предполагалось, что правительство новой России исправит эти ошибки царя и его окружения. Здесь имела место явная переоценка возможностей Временного правительства. Представители «верхов» Антанты наивно верили в то, что Февральская революция не пойдет дальше буржуазных преобразований.

Голоса тревоги и беспокойства, раздававшиеся в Лондоне, Париже, Риме среди наиболее здравомыслящих представителей господствующих классов, тонули в общем хоре приветствий и поздравлений. Дипломатические и военные представители союзных держав, аккредитованные в Петрограде, а также перешедшие на службу Временному правительству царские дипломаты уверяли, что цель революции — война до победного конца — будет успешно осуществлена. Приветствуя «русские события», союзные государства хотели видеть в освобожденной от гнета самодержавия России в первую очередь возрожденную нацию, готовую ради «общего дела» нести новые жертвы. Эта мысль бесконечное множество раз подчеркивалась в антантовской прессе всех направлений, посланиях к «русскому народу» и т.

Февральская революция не была оставлена без внимания также и прессой нейтральных государств. Многие газеты посвятили ей передовые статьи, в которых говорилось о ее всемирно-историческом значении, «дисциплинированности переворота». Находившихся в этих странах русских поздравляли с «великой революцией». Свержение самодержавия и приход к власти российской буржуазии в лице Временного комитета Государственной думы, а затем Временного правительства нашли горячую поддержку «верхов» Соединенных Штатов, стоявших на пороге вступления в войну с Германией и ее союзниками. Многие губернаторы США послали в Петроград приветственные телеграммы6.

В целом положительная оценка Февральской революции правящими кругами и официальной прессой как воюющих, так и нейтральных стран определялась в значительной степени позицией, занятой в этом вопросе «деловым миром». Торгово-промышленные и финансовые круги сразу же проявили особый интерес к акциям русских предприятий. Поднялся курс рубля на биржах Лондона, Парижа и Нью-Йорка7.

Ослабление роли России в системе Антанты

Иллюзии, возникшие у тех, кто приветствовал Февральскую революцию, вскоре стали рассеиваться. После свержения российского самодержавия начали развертываться революционные события, чреватые самыми серьезными последствиями для власть имущих.

Хотя в приветствиях и поздравлениях недостатка не было, все же революционное движение в России беспокоило международную буржуазию, опасавшуюся, что оно может ослабить роль России как поставщика пушечного мяса для Антанты.

По вопросу о воздействии Февральской революции на военную мощь России в лагере союзников не было единого мнения.

С ним солидаризировался итальянский посол в России маркиз Карлотти. считавший, что «настоящее положение вещей не позволяет возлагать больших надежд на будущее России и ее союзников»13. Распространявшиеся в Париже и Риме слухи о развале русской армии и возможном заключении сепаратного мира между Россией и Германией стали рассеиваться лишь к концу апреля 1917 г.14.

Такие же опасения появились и у других союзников— Англии, Японии15. Правительства этих стран вынуждены были отказаться от задуманных ранее широких наступательных операции, имевших целью разгром армий Четверного союза в 1917 г.

Изменение положения России в системе военных коалиций оказалось весьма чувствительным для Антанты.

Новая обстановка сказалась на отношении союзников к Временному правительству. Если в первые дни после Февральской революции, когда существовала реальная надежда на весеннее наступление русской армии, Антанта не скупилась на обещания «помощи», то к середине марта английское и французское правительства стали сдержаннее в вопросе о кредитах и военных поставках России. Антанта проявляла крайнюю осторожность, когда дело касалось выполнения обещаний, сделанных России на Петроградской союзнической конференции (о предоставлении очередных кредитов, заключении специального финансового соглашения, поставке необходимого заводского оборудования и т. д.). От официальных представителей Временного правительства не скрывалось, что задержки в поставках — проявление определенной политики. Как отмечал К. Л. Набоков, российский дипломатический представитель в Лондоне, в телеграмме П. Н. Милюкову от 4 апреля, «здесь утратили веру в то, что Россия способна оказать содействие в победе над немцами, соразмеримое с ее великодержавным положением в среде союзников... Вот причина того, что никакие представления о необходимости для нас новых многомиллионных кредитов не в силах убедить здешнее правительство»17. В его телеграмме от 13 апреля тому же Милюкову говорилось о том, что лорд А. Мильнер, ведавший военными поставками союзникам, строит свое отношение к России «на основании строго утилитарном, то есть оценивает положение с точки зрения участия России в общем деле»,8.

Общесоюзные вопросы стали решаться англо-французскими руководителями Антанты зачастую без участия русских. Например, на совещаниях английского, французского и итальянского премьер-министров в Фольксто- не и Сен-Жане в апреле 1917 г. последний выторговал согласие на передачу Смирны Италии. Милюков был поставлен в известность об этом лишь после принятого решения, пытался протестовать, но безуспешно19.

Временное правительство вынуждено было из-за сопротивления Англии и Франции отказаться от проведения активной политики в греческом вопросе.

Под давлением союзников Временное правительство вынуждено было также отказаться от попыток проявить инициативу в привлечении Болгарии на сторону Антанты, поскольку англо-французы расценивали этот шаг как попытку России укрепиться ,в этой стране.

Российский империализм под давлением Антанты и США вынужден был «потесниться» в некоторых странах Востока. В иранском вопросе Временное правительство спасовало перед Англией, полностью уступив ей инициативу.

Обеспокоенное быстрым усилением японо-американского влияния в Китае, Временное правительство тем не менее не предпринимало никаких существенных мер для сохранения в этом районе ранее завоеванных русским империализмом позиций. Российский представитель в Китае вынужден был следовать общей линии, проводимой союзниками, среди которых тон задавала Япония и Англия.

Временное правительство стремилось опереться на Японию, которая пока еще в какой-то степени считалась с интересами российского империализма на Дальнем Востоке21.

Дипломатические и военные представители Антанты и США были хорошо информированы о плохом состоянии русской армии. Д. Бьюкенен, М. Жа-нен и другие высказывали своим министрам сомнения в успехе наступления, а те, меньше всего думая о судьбе тысяч и тысяч русских солдат, были уверены в том, что наступление оправдает себя если не в военно-стратегическом, то в политическом отношении22.

Давление, оказанное на Временное правительство, Ставку, эсеро-меньшевистский Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и созданный на его основе (после I Всероссийского съезда Советов) ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов резко /силилось с прибытием в Россию французской миссии зо главе с А. Тома, английской —- во главе с А. Гендер* соном, американской — во главе с Э. Рутом, а также ряда миссий и представителен других союзных государств23. Временное правительство обещало всем им ускорить организацию наступления.

Рост революционного движения в России порождал серьезное беспокойство союзников за их русские капиталовложения и препятствовал реализации далеко идущих экспансионистских планов империалистических держав. Ярким проявлением этой обеспокоенности было падение поднявшихся было в первые дни после Февральской революции курса рубля и акций русских предприятий на заграничных биржах, а также воздержание от «деловой активности» в России по мере получения известий о росте там «анархии» и «неумеренных требований» рабочих24.

Контрреволюционная политика Антанты и США в отношении России

Стремление предотвратить развитие революции было другим важным направлением политики Антанты и США в отношении новой России. «С самого начала революции,— отмечалось в резолюции VI съезда

РСДРП(б) о текущем моменте,—империалисты союзных стран открыли против нее поход (травля Советов, аресты русских интернационалистов и т. д.). Этот поход перешел в прямой штурм революции, выразившийся в открытом блоке между союзными банкирами и контрреволюционными силами в России, финансировании их английским капиталом, прямом вмешательстве «союзных» властей во внутренние дела России наконец, в требовании перехода в наступление, несмотря на абсолютную неподготовленность к нему русской армии»25. Это направление союзной политики было тесно связано с действиями Антанты и США по удержанию России в числе воюющих держав. Чем больше будут успехи в борьбе с революционным движением, тем активнее, по расчетам Антанты и США. должны были быть военные усилия России. С другой стороны, союзники исходили из того, что наступление на фронте сведет на нет революционный порыв масс.

Мощной опорой Антанты и США в проведении контрреволюционной политики в отношении России была зависимость правящих кругов последней от англо-фран- ко-амернканского капитала. Союзные державы пользовались этой зависимостью, чтобы потребовать от российской контрреволюции более энергичного наступления на трудящиеся массы и мобилизации людских и материальных резервов страны на борьбу с Германией и ее партнерами.

Революционное движение в России не давало покоя ее союзникам по войне. В Лондоне, как сообщал в МИД в телеграмме от 29 марта Набоков, государственные деятели стали сомневаться в том, сумеет ли устоять новая власть в России. 24 апреля тот же Набоков сообщал, что в Англии серьезно думают о том, чтобы вместо «гнилого режима» установить в России крепкую власть — «новый порядок»26. Не могло не вызывать беспокойства революционизирующее воздействие русских событий на Англию27.

Другой русский дипломат —поверенный в делах во Франции М. М. Севастопуло — телеграфировал 9 июня из Парижа о том, что парламент и правительство Франции выразили неудовольствие воздействием русской «пацифистической пропаганды» на французское гражданское население и войска. Он писал, что «широкое русское демократическое движение вызывает у французской буржуазии сильную боязнь ввиду его влияния на массы французского рабочего класса»28.

Министр иностранных дел Италии Д. Соннино еще в марте заявил Гирсу, что он вполне сочувствует стремлению Временного правительства «установить спокойствие в стране»29. і

Беспокоились по поводу «русского оборота дел» и в правящих кругах Японии30.

Государственный секретарь США. Р. Лансинг уже в апреле обратил внимание президента В. Вильсона на серьезность создавшегося в России положения31.

Деятельность большевиков по мобилизации народных масс на борьбу за власть Советов в период мирного развития революции настораживала также представителей союзных держав в Петрограде.

Ж. Леграс, французский военный атташе, писал в своем дневнике, что Ленин весьма популярен в народе и в связи с этим его следует отнести к числу наиболее опасных противников32.

Петроградский корреспондент «Корриере делла сера» отмечал, что Ленин успешно агитирует против Плеханова, активного поборника войны33, а Марсден, корреспондент газеты «Морнинг пост», считал, что развернувшее-' ся в России массовое крестьянское движение — результат деятельности Ленина и Коллонтай, которые «сеют смуту в деревне»34.

Антанта и США стали оказывать помощь российской контрреволюции с первых дней существования Временного правительства. Активную роль сыграл Д. Френсис, американский посол в России, проявивший инициативу в вопросе о признании Временного правительства. По его словам, вопрос о признании имел для Временного правительства крайне важное значение. Еще 3 марта А. И. Гучков, военный и морской министр, умолял Френсиса поторопить американское правительство с признанием. Узнав, что ответ поступит 9—10 марта, Гучков, по свидетельству того же Френсиса, выразил сомнение относительно возможности пребывания Временного правительства у власти до этого срока. Тогда Френсис поинтересовался, сколько же войск у Гучкова в Петрограде, и получил неутешительный ответ, что из 125 тыс. на стороне правительства лишь пятая часть35. Именно это обстоятельство, а не желание получить дипломатический выигрыш путем скорейшего признания было главной причиной, заставившей Френсиса и госу дарственного секретаря Лансинга поспешить с признанием Зб.

Лишь после телеграммы Милюкова послам в Париже, Риме и Токио от 8 марта со вторичным заверением

об обязательности для нового российского правительства союзных соглашений37 и после торжественного признания 9 марта Временного правительства Соединенными Штатами Америки европейские союзники во главе с Англией перестали придерживаться выжидательной политики. Быстрое признание стало, по словам Бьюкенена, необходимым, чтобы поддержать Временное правительство «в борьбе с Советами»38. Английское, итальянское, французское правительства, а несколько позднее и японское, получив заверения Временного правительства в твердом намерении вести войну «до победного конца», официально признали новую власть в России39.

Поведение Антанты и США в немалой степени определило позицию других государств. Временное правительство в течение марта признали правительства Бельгии, Португалии, Сербии, Румынии и нейтральные государства— Бразилия, Голландия, Дания, Иран, Китай, Сиам, Уругвай, Швейцария, Швеция40.

Союзники хотя и в меньших размерах, но все же продолжали оказывать новой России материальную и финансовую помощь. Не прекращалось поступление военных грузов по заказам царского правительства из США, Англии, Франции, Италии, Японии. Сразу же после свержения российского самодержавия английский министр иностранных дел А. Бальфур заверил Временное правительство, что «в связи с наступлением в России новой эры» в работе Русского правительственного комитета в Лондоне не произойдет никаких перебоев41.

Французский министр вооружений А. Тома считал необходимым предоставить России кредиты в прежних размерах42. Близкая к французскому Министерству иностранных дел газета «Тан» призывала союзников всеми способами поддержать Временное правительство, не ограничиваться посылкой поздравительных телеграмм, а оказывать ему практическое содействие43.

Со вступлением в войну США европейские противники Германии предложили им взять на себя значительную долю забот по оказанию материальной, финансовой и военно-технической помощи России.

Рьяным сторонником оказания такой помощи был американский посол Френсис, но при условии, что Россия будет продолжать империалистическую войну «до победного конца»44. 3 мая Временное правительство получило первый американский кредит на сумму 100 млн. руб.45.

Помимо финансовой помощи, американское правительство предложило Временному правительству свои услуги по реорганизации железных дорог. Еще 21 марта Лансинг запросил через Френсиса согласия Временного правительства на присылку в Россию американских железнодорожных экспертов46. Переговоры по этому вопросу вел с русскими властями американский военный представитель в России капитан Риггс47. Временное правительство поспешило 3 апреля принять сообщенные Риггсом предложения, положив их в основу переданных американскому правительству пожеланий48. Американские паровозо-и вагоностроительные предприятия приступили к выполнению крупных заказов для русских железных дорог49.

Помощь российским правящим кругам в период подготовки Великой Октябрьской социалистической революции не ограничивалась военными поставками, кредитами, присылкой военных и технических специалистов. Еще в период мирного развития революции зарубежные союзники щедро делились опытом борьбы с революционным движением, оказывали существенную помощь Временному правительству в травле большевиков. Они старались изо всех сил не допустить на родину большевиков во главе с В. И. Лениным. Видная роль в задержке В. И. Ленина за границей принадлежала английскому правительству, которое воспользовалось тем, что эмигранты могли быть доставлены из союзных и нейтральных стран в основном на английских кораблях. Кроме того, Англия задавала тон антантовской политике, в частности в борьбе с революцией. 23

марта Форин Оффис поставило Временное правительство в известность о намерении ряда русских социалистов вернуться в Россию из Швейцарии через Германию.

Министерство иностранных дел Англии клеветнически утверждало, что они связаны с Германией и собираются по возвращении на родину работать в пользу немцев50. Д. Бьюкенен сообщил Милюкову о задержании русских политических эмигрантов в Галифаксе, «впредь до выяснения намерений Временного правительства»51.

Английское правительство, без сомнения, поступило бы так и с большевиками во главе с В. И. Лениным, если бы они решили вернуться на родину из Швейцарии через Англию. В. И. Ленин разгадал маневр английского империализма. В письме Я. Ганецкому от 30 марта он писал: «Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще... Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет»62.

Эмигрантам был закрыт доступ в Россию также через Францию. Один из них (А. Зурабов) с гневом писал, что не только Англия, но и Франция не пропускала живших в Швейцарии политических эмигрантов на том основании, что они внесены в так называемые международно-контрольные списки. Французские буржуазные газеты «Пти паризьен», «Тан» и другие требовали не пропускать через Францию эмигрантов, кроме тех, которые стояли на позиции Плеханова53.

В. И. Ленин и находившиеся в Швейцарии большевики выбрали другой, единственно возможный в то время способ приезда в Россию — через Германию, которая согласилась обменять русских эмигрантов-интернациона- листов на интернированных в России немцев54.

Узнав о выезде из Швейцарии группы большевиков во главе с В. И. Лениным, правительства Антанты безуспешно пытались помешать ее прибытию в Россию, а также советовали Временному правительству использовать для борьбы с большевиками факт проезда ленинской группы из Швейцарии через Германию55.

Враги революции воспользовались советами зарубежных союзников и развернули шумную антибольшевистскую кампанию.

Известный вклад в эту кампанию внес А. Тома, поручивший французской разведке в России «доказать», что, если не сам Ленин, то его последователи «работают на немецкие деньги»56.

Ложь о связях большевиков с вильгельмовской Германией и о стремлении их к сепаратному миру усиленно распространяли находившиеся в Петрограде корреспонденты буржуазных газет Антанты и CULIA57. Нападкам подвергалась также газета «Правда» — центральный орган большевиков58.

Особое место в контрреволюционной политике Антанты и США было отведено вопросу об отношении К Советам рабочих и солдатских депутатов. Э. Бенеш, видный лидер чешской национальной буржуазии, хорошо знакомый с политикой Парижа и Лондона того времени, отмечал, что политические круги Антанты, признавшие Временное правительство, вскоре начали менять свое мнение относительно развития событий в России. Они были обеспокоены «влиянием Таврического дворца» на правительство, поскольку считали, что Совет рабочих и солдатских депутатов, толкает правительство на изменение его собственных директив, не только политических, но и военных59.

Растущим влиянием Совета были обеспокоены также и правящие круги США60.

С другой стороны, в союзной политике по отношению к Советам проявилась и другая тенденция, направленная на поддержку шовинистически настроенных членов прежде всего Петроградского Совета с целью поддержания настроений «революционного оборончества» и активизации военных усилий России. Союзные представители в России, в первую очередь М. Палеолог и М. Жанен, по достоинству оценили силу и авторитет Совета рабочих и солдатских депутатов61. Если Бьюкенен некоторое время питал надежды на возможность бороться с «разрушительными тенденциями» Совета извне с помощью Временного правительства, то Палеолог склонялся к мысли, что более реально будет воздействовать на него изнутри 62.

Эсеро-меньшевистские вожди, ставшие во главе многих Советов, широко прибегали к демагогической фразеологии, которую обычно использовал американский президент Вильсон, чтобы влиять на массы. Внешнюю политику Временного правительства соглашатели критиковали постольку, поскольку считали, что ее откровенный империалистический курс может вызвать нежелательные протесты. Они надеялись устранить этот недостаток путем установления некоторого благожелательного контроля над действиями правительства, ссылаясь при этом на практику других стран. Точку зрения соглашателей поддерживал и министр юстиции Керенский.

Под влиянием эсеро-меныиевистских вождей Советов Временное правительство несколько «облагородило» внешнеполитические задачи, маскируя свои истинные цели демагогическими фразами. Особенно часто прибегало к ним первое коалиционное правительство, на словах отмежевавшееся от аннексионистской программы Милюкова, а на деле проводившее ее в жизнь.

Чтобы идейно и политически поддержать лидеров «умеренных» социалистов, а заодно поделиться с ними богатым «опытом» по обману трудящихся, в Россию были посланы делегации. Первыми 1 апреля в Петроград прибыли делегации правых лейбористов (У. Торн, Дж. О’ Грэди, У. Сандерс) и французских социалистов (Э. Лафон, М. Кашен, М. Мутэ). 7 мая в нашу страну направилась группа итальянских правых социалистов (Лер- да, секретарь партии социалистов-реформистов; депутаты той же партии Лабриола и Раймондо, депутат-республиканец Каппа) 63.

Попытки этих делегаций оказать давление на Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов не увенчались успехом. Н. Суханов, отмечая в своих воспоминаниях холодный прием, оказанный «гостям» в Совете, писал: «Их покушение представлялось ни в какой мере не опасным, их давление —безнадежным»64. Тогда Франция решила «усилить» свою делегацию, послав в революционную Россию А. Тома, а Англия — А. Гендер- сона. Они должны были сменить старых послов в Петрограде, поскольку, как считалось, те оказались неспособными влиять на «социалистические элементы». 21 апреля М. Палеолог был действительно отстранен от должности65. Бьюкенен же в силу ряда причин остался.

Полное единодушие было проявлено странами Антанты в оценке деятельности «заложника демократии»

А. Ф. Керенского, направленной на разложение Совета изнутри. В беседе с английским послом 27 марта Керенский заверил последнего, что Совет «умрет естественной смертью»66. С одобрения и при активной поддержке Антанты Керенский и эсеро-меньшевистское руководство Советов приложили все силы к тому, чтобы ликвидировать существовавшее в стране двоевластие и организовать наступление на фронте. Слабость Временного правительства побуждала, однако, Антанту пригляды-

65

3 В. В. Лебедев ваться не только к Керенскому, но и к кандидатам на роль военного диктатора. Это был путь усиления власти буржуазии «справа».

Союзные послы обратили внимание на нового командующего Петроградского военного округа генерала Л. Г. Корнилова67. Они не скрывали своих надежд на установление реакционной военной диктатуры, которая должна была подавить «анархию»68, и, вероятно, связывали свои надежды с именем названного генерала. Тем не менее весной 1917 г. эта линия антантовской политики не получила сколько-нибудь значительного развития. Главный упор делался на укрепление центральной власти, для чего, по мнению союзников, требовалась организация коалиционного правительства. Однако эсе- ро-меньшевистские вожди, боясь полностью скомпрометировать себя в глазах трудящихся, сочли неудобным войти в состав правительства вместе с отъявленным сторонником аннексионистской политики П. Н. Милюковым. Они считали, что проводимая им внешняя политика была недостаточно гибкой и в обстановке растущего революционного подъема мешала должным образом использовать настроение «революционного оборончества» для активизации военных усилий России69.

Милюков мешал Антанте и в вопросе устранения разногласий между эсеро-меньшевистской верхушкой Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и Временным правительством.

Как признал впоследствии в своих воспоминаниях сам Милюков, он был принесен в жертву «священного единенияі» 70-

Участь Милюкова была решена в дни апрельского кризиса, возникшего в связи с опубликованием в русской прессе 20 апреля препроводительной ноты, посланной союзным правительствам с разъяснением «Декларации» Временного правительства от 27 марта. В ноте ни слова не говорилось о провозглашенном в «Декларации» отказе от насильственного захвата чужих территорий и принципе самоопределения народов. Наоборот, Временное правительство доводило до сведения союзных правительств, что оно «будет вполне собюдать обязательства. принятые в отношении наших союзников». Иначе говоря, оно не отказывалось от старых грабительских договоров и связанных с ними планов аннексий.

В ноте было также обещано, что правительство будет стремиться довести мировую войну до решительной победы.

Испуганное мощной волной народного протеста против официального подтверждения в «ноте Милюкова» старых грабительских договоров. Временное правительство поспешило 4 мая опубликовать разъяснение, которое, как отмечал В. И. Ленин, свелось к «пустейшим, ровнехонько ничего не говорящим, ничего не меняющим, ни к чему не обязывающим фразам...»71.

Исполнительный комитет Петроградского Совета, а затем и сам Совет, стремясь во что бы то ни стало урегулировать конфликт, вопреки воле народа признали удовлетворительными «разъяснения» Временного правительства72. Не без участия союзников Временное правительство и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов одобрили коалицию, а также внесение в программу нового состава Временного правительства формулы о мире без аннексий и контрибуций. В то же время решено было оставить Милюкова в правительстве, предоставив ему пост министра просвещения. Милюков ответил отказом и подал в отставку.

В основу внешнеполитической программы нового правительства была положена формула эсеро-меньшевист- ского руководства Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, которая на словах провозглашала принципы мира без аннексий и контрибуций, «на началах самоопределения народов».

Образование коалиционного правительства приободрило союзников. Они считали, что это был важный шаг по пути к укреплению «сил и порядка», который к тому же облегчал подготовку и проведение наступления.

А. Тома заявил, что в конечном счете Временное правительство вышло из кризиса не ослабевшим, а укрепленным73. В официальном отчете о поездке в Россию английской «рабочей» делегации (апрель—май 1917 г.) отмечалось, что образование коалиционного правительства «вызвало улучшение и признаки прогресса...»74. В Вашингтоне «обновление» Временного правительства расценивалось как факт «возрастающей силы единения страны»75.

Образование коалиционного правительства приветствовалось союзной прессой, причем тон в Петрограде задавали корреспонденты английских, французских, итальянских, японских и американских газет76.

Отклики союзников на заявления «реорганизованного» Временного правительства по внешнеполитическим вопросам показали, что в слова о мире без аннексий и контрибуций они вкладывали сугубо империалистическое содержание77. Выполняя волю российских и союзных империалистов, коалиционное правительство развернуло энергичную деятельность по организации наступления на фронте и внутри страны — против революции.

Роль союзников в подготовке июньского наступления и в борьбе с революционными массами

К усиленной подготовке наступления на фронте коалиционное Временное правительство приступило с первых же дней своего существования, надеясь тем самым при активной поддержке Антанты и США изменить соотношение сил в стране в свою пользу78.

С помощью эсеров и меньшевиков правительство развернуло широкую агитацию за наступление. Армия, по словам В. И. Ленина, «пошла на смерть, веря, что жертвы ее приносятся во имя свободы, во имя революции, во имя скорейшего мира»79. Все же, несмотря на агитацию эсеров и меньшевиков, организовать наступление удалось не на всех фронтах, а только в Галицин куда были переброшены наиболее «надежные» части.

Большевистская партия выступила против авантюры Керенского и К0 80. Большевики разъясняли массам, что июньское наступление было в значительной степени делом рук Антанты и США81. Фа*т этот не отрицают и многие буржуазные историки — Р. Уорс, Э. Карр, Д. Кеннан и др.82.

Почему англо-франко-американские империалисты проявили такую заинтересованность в наступлении русской армии, хотя особых надежд на успех этого наступления они не питали? Ответ на этот вопрос дают сами союзники. Французский военный министр генерал

А. Ф. Петен по этому поводу откровенно заявил, что июньское наступление «будет лучшим способом борьбы с недисциплинированностью и эффектом германофильской пропаганды, ставящими под угрозу прочность русских армий и Румынского фронта»83. Он предлагал французским военным представителям в России «исполь зовать любую возможность, чтобы ориентировать умы в этом направлении»84. Ставка полностью разделяла эту точку зрения Петена. Генерал М. В. Алексеев, как сообщал Жанен в телеграмме Петену, признавался, что «начальный успех имел бы огромный результат с целью освободиться от зла, от которого в настоящее время страдает русская армия»85.

На той же позиции стояло и английское правительство. Д. Ллойд Джордж одобрительно отнесся к заявлению Бьюкенена: «Чем скорее начнутся военные действия, тем лучше будет для внутреннего положения»86.

Прикрываясь фразой о «военной необходимости», союзники стремились путем наступления добиться того же, чего добивалась русская контрреволюция: изменения соотношения сил в России в пользу защитников старого мира и создания такой международной обстановки, в которой успешное развитие революции было бы затруднено. Вполне возможно, что они шли в своих надеждах еще дальше, надеясь положить конец революции не только в России, но и в других странах. Согласно военно-политическому замыслу Антанты и США главную роль в предотвращении социалистической революции в России должна была сыграть русская армия, «возрожденная» в результате наступления 8Г.

Борьба Антанты и США за наступление русской армии была, таким образом, важным проявлением их контрреволюционной политики в отношении нашей страны.

Чтобы убедить солдат в том, что активные операции на фронте необходимы во имя демократического мира, а не ради захватнических целей, недостаточно былО ссылки на то, что Временное правительство и Советы рабочих и солдатских депутатов стоят за подобное завершение войны. Словесное заверение руководителей Антанты о своей солидарности с внешнеполитической программой коалиционного Временного правительства и заявление английского правительства о готовности пересмотреть союзные соглашения значительно пополнили арсенал доводов в пользу наступления.

Упреки по адресу России в нежелании прийти на помощь участникам Антанты, заверения о полной ее поддержке в случае ликвидации «фактического перемирия» русских с немцами, зачастую фальсифицированные сведения английской, французской и итальянской разведок о массовой переброске войск Четверного союза с Восточного фронта на Западный и т. д.— все это также следует рассматривать как помощь в морально-политической подготовке наступления, а не только как форму давления на правящие круги России с целью его ускорения.

Помощь российской контрреволюции в борьбе с большевиками оказывалась и другими способами: сеялись ложные слухи о связях большевиков с Германией, о «шпионаже» видных руководителей большевистской партии, умышленном «разложении армии» большевиками и т. д. Со времени подготовки наступления кампания эта резко усилилась не без помощи Антанты и США и своей кульминации достигла в дни июльского кризиса. Ее целью было, по словам В. И. Ленина, «сказать: ,.большевики разлагают армию", а затем заткнуть рот большевика.'и»88.

Контрреволюционные силы Антанты всячески раздували шумиху, поднятую черносотенной и кадетской прессой во время июльских событий вокруг так называемых документов Генерального штаба, в которых ряду видных большевиков инкриминировалась связь с внльгельмов- ской Германией89. Приложили руку к этой грязной кампании петроградские корреспонденты английских газет «Таймс», «Дейли телеграф», «Дейли мейл», «Морнинг пост», японской «Асахи», итальянской «Стампа», французской «Пти паризьен», английского агентства Рейтер и др.90 Более того, многие военные представители Антанты бесцеремонно вмешивались во внутренние дела «внушавшего опасения союзника», требуя от Временного правительства повести в бой русские войска и усиленно агитируя солдат перейти в наступление91.

На пропагандистскую помощь Соединенных Штатов Временное правительство возлагало особые надежды. Керенский лично просил отправившегося в Вашингтон американского журналиста А. Стиффенса передать президенту Вильсону просьбу о помощи такого рода. 7

(20) июня Стиффенс был принят президентом и сообщил ему, что Керенский «не может контролировать общественное мнение в России и что в особенности он не может заставить народ сражаться»92.

Активизировало свою работу созданное английским правительством пропагандистское бюро в России во главе с X. Вэлпоулом93,

Особые надежды возлагали правительства Антанты и США на отправленные в Россию миссии, о которых уже шла речь выше. Члены этих миссий побывали на фронтах, выступали с речами перед солдатами и призывали их крепить дисциплину и готовиться к наступлению. В начале мая фронт посетила миссия А. Тома94. На фронте выступали с речами французские и английские социалисты М. Кашен, У. Сандерс, Б. Торн и Дж. ОТрэди95. Двухнедельную пропагандистскую поездку по Юго-Западному и Румынскому фронтам в конце мая — начале июня совершила бельгийская миссия из семи человек, возглавлявшаяся Э. Вандервельде, который призывал русских солдат «нести свободу на острие штыка»96.

Среди формировавшихся из военнопленных чехов (с помощью Антанты) войск активную пропаганду в в духе А. Тома и Э. Вандервельде вел приехавший в конце апреля в Россию из Парижа лидер чешских буржуазных националистов Т. Масарик97.

Прибывшая в разгар подготовки к наступлению американская миссия во главе с сенатором Э. Рутом также активно включилась в «разъяснительную» работу среди солдат. Однако в отличие от представителей Антанты американцы делали упор не на безотлагательность наступления, а на необходимость укрепления армии, на пагубные последствия сепаратного мира с немцами и т. д. Сказанное не означает, что Рут 'был против наступления. Престарелый сенатор видел в хорошо организованном наступлении необходимые условия восстановления боеспособности русской а:рмии98. Общая линия поведения миссии не помешала одному из ее членов — «умеренному социалисту» Ч. Росселю в своем выступлении на I Всероссийском съезде Советов призвать к немедленному наступлению на фронте99.

Количество союзных миссий на Юго-Западном фронте было настолько велико, что поставило командование в крайне затруднительное положение, так как не хватало ни машин, ни людей, которые могли бы встречать их и сопровождать во время агитационной поездки 10°.

Так, побуждаемое отечественной буржуазией и союзниками Временное правительство приняло решение начать наступление. Армии Юго-Западного фронта 16 июня были двинуты на врага, но «наступательного духа» хватило лишь на несколько дней. 24 июня в донесении Вре менному правительству о ходе наступления Керенский признал, что созданное в первые дни «настроение порыва и воодушевления» оказалось неустойчивым и во многих случаях вскоре сменилось «упадком духа». Важной причиной этого Керенский считал «недостаточное понимание смысла и целей войны» 101.

Английский правый лейборист А. М. Томпсон под впечатлением мощной демонстрации рабочих и солдат в Петрограде 18 июня вынужден был признать, что Временное правительство ничего не могло противопоставить четкой программе большевиков, и выразил серьезные опасения за его престиж 102.

Клеветническая кампания антантовского империализма против большевистской партии и лично В. И. Ленина вызвала резкий отпор со стороны рабочих и солдат103. Пропаганда в пользу наступления и за восстановление дисциплины в армии в конечном счете не имела успеха. Члены французской и английской миссий, посетившие ряд воинских частей Западного фронта, смогли убедиться, что призывы их к «победоносной войне» и против мира без аннексий и контрибуций не возымели действия. В то же время солдаты обращались к союзным социалистам с предложениями, чтобы с приездом на родину они добивались от своих правительств отказа от империалистических замыслов104. Столкнувшись с революционным настроением солдат, многие из социалистов не рискнули призвать к борьбе на фронте «до победного конца». Особое впечатление революционная обстановка произвела на Кашена, который в одном из своих выступлений заявил, что виновник войны не Германия, а международный капитал и империализм правящих' классов всех народов Европы. Лишь подобные заявления солдаты выслушивали с одобрением ,05. По признанию самих иностранцев, призывы «союзников» не имели успеха. Так, Ж. Леграс после посещения собрания в одной из воинских частей, на котором группа французских военных выступила с призывом к наступлению, с грустью признался, что присутствующие были безучастны,06. Находившийся в то время на фронте известный американский журналист

С. Харпер также отмечал, что русский солдат слабо реагировал на речи ораторов в пользу союзного дела ,07.

Таким образом, кампания помощи со стороны союзников по части идеологической обработки солдат приня ла впервые широкий размах именно в период подготовки наступления. Этой кампании, учитывая революционную обстановку того времени, Антанта и США и придавали большое значение. Одна лишь материальная, финансовая и организационно-техническая помощь без соответствующего воздействия на умы и чувства солдатской массы не могла принести успеха.

Важной формой помощи были поставки для армии. Вопрос этот специально не исследован, хотя в ряде книг и статей дается общая оценка материальной помощи Антанты и США Временному правительству в подготовке наступления. Помощь эта правильно оценивается как средство политики108.

Действительно, в ответ на многочисленные жалобы Временного правительства о сокращении Антантой и США поставок вооружения, боеприпасов, интендантского и военно-технического имущества союзники выдвигали в качестве оправдания один и тот же аргумент — «бездействие» русской армии. Союзники и не пытались отрицать существовавшей прямой взаимозависимости между отпуском кредитов и наступлением русской армии. В советской литературе уже приводились примеры такого поведения союзников (сообщение Набокова, что Англия откажется от «выжидательного настроения» лишь после того, как русская армия двинется в наступление; задержка изготовленных в Италии артиллерийских орудий по мотивам «неуверенности» во внешней политике России и др.) ,09.

Выдача кредитов и тоннаж отправляемых в Россию грузов также зависели от решимости Временного правительства преодолеть «фактическое перемирие». Русский посол в Вашингтоне Б. А. Бахметьев сообщал своему правительству, что в связи с наступлением Россия приобрела в США «необычайно выгодное положение», и считал необходимым использовать его для получения широкой финансовой помощи110. Главы русских заготовительных организаций в Англии и Франции пытались воспользоваться подготовкой наступления для преодоления многочисленных преград, стоявших на пути организации поставок товаров из этих стран111. И действительно, в дни непосредственной подготовки наступления жесткая политика союзников в отношении материальной помощи русской армии несколько смягчилась112.

Чтобы подготовить русскую армию для одновременного наступления на всех фронтах, необходимо было полностью выполнить разработанные в феврале 1917 г. на Петроградской межсоюзнической конференции113 рекомендации. Согласно «планам заготовлений», намеченным на июнь 1916 —июль 1917 г.114, предполагалось «покрыть за границей» ббльшую часть нехватки в тяжелой артиллерии и снарядах, пулеметах, винтовках, колючей проволоке, оборудовании для полевых железных дорог, шинельном сукне, половину потребности в самолетах и т. д. По подсчетам канцелярии военного министра, предполагалось, что к 18 июня 1917 г. поставки легких орудий и снарядов окажутся ниже запланированных военным министерством на июнь 1916 — июль 1917 гг. на 33%; орудий среднего калибра —на 10% и снарядов к ним — на 14%; орудий крупного калибра — на 55% и снарядов к ним на 46%; поставки винтовок — на 15%; пулеметов— на 10% и т. д.1,5

По вопросу о роли союзной помощи в материальной подготовке наступления имелось несколько точек зрения. Представители Антанты считали, что эта подготовка находилась на должном уровне, так как русские части по сравнению с противником якобы имели больше винтовок, артиллерии и авиации116. Они сильно преувеличивали степень помощи своих стран в организации наступления на Юго-Западном фронте. Так, А. Нокс писал в своем дневнике, что превосходство войск Юго-Западного фронта в артиллерии, сильно содействовавшее успеху первых дней наступления, было в основном заслугой союзников П7.

Если судить по подсчетам Ставки, сведения союзных представителей о том, что русские армии Юго-Западного фронта превосходили противника по числу винтовок, соответствовали действительности. В отношении же тяжелой артиллерии сведения Ставки и Нокса расходились; Ставка считала, что на Юго-Западном фронте наступавшие армии имели на 482 гаубицы и 46 стволов тяжелой артиллерии меньше, чем противник118. Количество тяжелой артиллерии и гаубиц к началу наступления было меньше положенного П9, а пулеметов — ровно в два раза меньше |20.

Антанта взяла на себя обязательство быть главным поставщиком тяжелой артиллерии и снарядов к ней, по скольку в России производство их не было налажено. Предполагалось, что к началу наступления число орудий будет намного больше, чем оказалось в действительности, и больше, чем у противника. Однако все эти расчеты остались на бумаге.

По количеству стволов легкой артиллерии (главным образом трехдюймовых полевых скорострельных орудий) русская армия значительно превосходила противника, причем орудия этого калибра были в основном отечественного производства 12\ так же как винтовки и пулеметы. На 15 июня в пехотных частях армий Юго-Западного фронта насчитывалось 649 080 трехлинейных винтовок отечественного производства и,52554 — иностранного. Некоторое количество иностранных винтовок было в кавалерийских, артиллерийских и инженерных частях.

Пулеметов насчитывалось свыше 5414, из них 4253 — отечественные «максимы». Самолеты были преимущественно русского производства.

Сравнительно неплохо обстояло дело с обеспечением Юго-Западного и некоторых других фронтов минометами. По сведениям Главного управления заграничного снабжения, в период июньского наступления количество их составляло 2385 при общей потребности 2400 123. Приведенные данные опровергают утверждения тех, кто считал, что в материальной подготовке наступления основную роль сыграла помощь союзников.

Англо-французское и итальянское командование не поддержало июньского наступления русских войск. Военные операции на Западе носили в те дни преимущественно локальный характер. Между тем возможностей для наступления союзников на Западном фронте было больше чем достаточно. По численности англо-французские войска намного превосходили немецкие. Французская аірмия имела значительно больше артиллерии, чем германская, причем три четверти — новейшего образца.' Союзная артиллерия располагала большим количеством снарядов 124. В связи с русским наступлением немецкое командование ослабило Западный фронт (после первых успехов русских на Юго-Западном фронте в район прорыва было переброшено с других фронтов, главным образом с Западного, до 15 немецких дивизий) 125.

На многократные просьбы Временного правительства и Ставки к союзникам но войне облегчить положение рус- ской армии путем активизации военных действий на франко-германском фронте следовал отказ,26. Когда русская сторона намекнула им об ослаблении немецких сил на Западном фронте, последние ответили, что там противник готовит крупные операции и поэтому ослабление немецких позиций представляется им мало* вероятным ,27.

Англо-французское командование решило придерживаться постановления, принятого на переговорах в Абер- вилле 25 мая (7 июня), в котором указывалось, что ввиду невозможности организовать наступление, чтобы помочь России, необходимо сохранять силы для успешной обороны 128. Оно не посчиталось не только с просьбами своего восточного союзника, но и с требованиями здравомыслящих французов и англичан, выступавших за немедленную военную поддержку России. Не желало оно воспользоваться усиленной переброской немецких войск с Западного фронта на Восточный. Более того, незадолго до июньского наступления английское командование ослабило Балканский фронт, сняв оттуда пехотную дивизию и две кавалерийские бригады,29. А салоникская армия союзников вместо поддержки русского наступления по сговору правительства и командования Англии и Франции отошла на другие позиции 130.

Все эти позорные факты правящие круги Антанты упорно скрывали от мировой общественности. Горькая правда, о которой знали Временное правительство и Ставка, не просачивалась и в русскую печать.

В. И. Ленин и большевики еще до начала наступления правильно оценизали его политический смысл: как русская, так и союзная буржуазия надеялась приостановить развитие революции в России. В принятом на VI съезде РСДРП (б) Манифесте отмечалось, что для союзных капиталистов важен был не столько исход сражения, сколько политический результат его. Поэтому они, «объединившись со своими верными русскими прислужниками, решили погнать в бой заведомо неподготовленную армию» 13‘.

Большевистская оценка союзной политики в вопросе о наступлении дает, таким образом, ясный ответ на вопрос, почему Антанта и США играли важную роль в организации этого наступления и предпочли ограничиться минимальной помощью при его осуществлении.

Отсутствие реальных возможностей для расправы с русской революцией с помощью экспорта контрреволюции

После Февральской буржуазно-демократической революции империалистические правительства еще не осознавали всей глубины опасности, которая таилась в развернувшемся по всей России революционном движении. Воюющие державы рассматривали «русские события» преимущественно с точки зрения возможности дальнейшего участия России в войне. Именно на этом вопросе и было сконцентрировано внимание как союзников, так и противников России.

Правящие круги Германии, например, считали, что в России царит анархия, что она будет и дальше расти и шириться и в конце концов заставит Временное правительство отказаться от участия в войне. Они исходили из предположения, что чем больше в Россию будет прибывать русских революционеров, тем стремительнее станет развиваться этот процесс.

Сторонники так называемой политики воздержания считали, что после Февральской революции невыгодно развертывать какие-либо наступательные действия против России. Они учитывали рост симпатий широких народных масс стран Четверного союза к трудящимся России, сбросившим с себя иго самодержавия ,32. Были сделаны также соответствующие выводы из результатов «прощупывания» германскими войсками русских войск в марте под Стоходом. Хотя операция и закончилась в пользу германцев, все же она показала, что для военного разгрома России сил у Четверного союза было явно недостаточно, особенно после апрельского наступления французов и англичан, а также предпринятого Италией примерно в то же время очередного наступления на Изонцо.

Следует также отметить, что внутри различных германских партий росло число сторонников заключения мира с Россией. Среди них были и такие, которые требовали отказа от аннексий. Об этом свидетельствуют прения, проходившие в Рейхстаге 4 (17) марта и 2 (15) — 3 (16) мая133. Но рассчитывая захватить Курляндию и Литву и учитывая обстановку, германский главнокомандующий П. Гинденбург предлагал взамен этих земель отдать России Галицию и Буковину. Австро-Венгрия, претендовавшая на названные области, могла бы в счет компенсации получить Новую Сербию, которая фактиче* ски стала бы частью двуединой монархии ш.

В марте 1917 г. в главной квартире германской армии в Крейцнахе между Г. Бетманом-Гольвегом и О. Черни- ным, министром иностранных дел Австро-Венгрии, было заключено соглашение о будущих сферах влияния. Представители Германии получили санкцию включить в свою сферу Литву и Курляндию (на правах «автономии») и полностью подчинить себе польские земли. Австро-венгерский союзник отказывался от всяких претензий на польскую территорию и получил «право» устремиться на юг135.

Выбор «средней линии» в вопросе об аннексиях был продиктован надеждой на заключение сепаратного мира с Россией. Учитывая это обстоятельство, Германия старалась прикрыть аннексию словом «автономия». Что касается Австро-Венгрии, то она просто заявила, что не претендует на какие-либо русские земли. «Русская революция,—вспоминает Чернин в своих мемуарах,—поставила нас в совершенно новое положение. Но все же оставалось несомненным, что наибольшее число шансов заключения мира лежит на Востоке, и все наши усилия были, следовательно, направлены к тому, чтобы использовать первый удобный момент для заключения мира:..»136.

Австро-Венгрия пыталась оказать давление на Германию, побуждая ее во имя сепаратного мира с Россией быть более уступчивой.

Позиция Болгарии в этом вопросе во многом совпадала с австро-венгерской, поскольку она не имела каких- либо территориальных претензий к России. Не случайно поэтому болгарское правительство живо откликнулось на заявление Временного правительства от 28 марта, в котором провозглашался отказ от территориальных захватов ,37.

Тенденции к миру стали усиливаться также и в Турции, особенно после того, как Временное правительство заявило об отказе от аннексий и контрибуций. Для турецких правящих кругов это означало, что Россия отказывается от завоевания Константинополя. Однако в Турции имелись и такие элементы, которые были не прочь утвердить свое господство в Средней Азии и в ряде рай онов Кавказа. Они стояли за создание блока из пяти «магометанских государств»: Анатолии, Кавказа, Персии, Туркестана и Афганистана 138.

Правящие круги Германии, задававшие тон внешней политике Четверного союза, вынуждены были считаться с настроениями своих союзников и стремиться к миру на Востоке. Берлин попросил швейцарского министра иностранных дел Г. А. Гофмана и секретаря Швейцарской социалистической партии Р. Гримма выяснить возможность заключения мира с Временным правительством и его условия. Болгарский посланник в Берлине Д. Ризов обратился через русского посланника в Христиании к П. Н. Милюкову с предложением о мире. Весной 1917 г. была предпринята массовая засылка австро-венгерских и германских парламентеров в расположение русских войск с предложением о всеобщем перемирии. Наконец, главнокомандующий Восточным фронтом принц Леопольд Баварский обратился 22 мая по радио с призывом о заключении перемирия с Россией. Все эти шаги не принесли, однако, положительных результатов139. «Разложения» России не последовало, а Временное правительство не пошло на сепаратный мир. Более того, заручившись поддержкой эсеро-меньшевистского руководства Советов, Керенский отправился на фронт агитировать за наступление.

Крах политики «выжидания» привел к обострению разногласий в лагере Германии и ее союзников. В. Радо- славов, председатель Совета министров Болгарии, обеспокоенный .подготовкой наступления русских войск, предложил Германии самой перейти в наступление. Его идею поддерживала и Австро-Венгрия. Зато в самой Германии она не восторжествовала. Статс-секретарь по иностранным делам А. Циммерман на предложение Радо- славова ответил, что организовывать наступление не имеет смысла, так как оно сплотило бы все разрозненные силы внутри России. В то же время он считал, что следует «припугнуть» Временное правительство наступлением, если не будет заключен мир мо.

Неизвестно, последовало ли такое предупреждение.

А если оно действительно имело место, то не произвело должного впечатления на Временное правительство, которое при активной поддержке союзников начало энергично готовить крупное наступление на Юго-Западном и Румынском фронтах. Это означало крах надежцы стран Четверного союза на мир с восточным соседом. На повестку дня встал вопрос о внесении существенных коррективов в 'политику по «русскому вопросу».

Вынужденное «воздержание» Германии и ее союзников от крупных наступательных операций на Восточном фронте, несомненно, благоприятствовало развитию революции в нашей стране.

Нельзя также не упомянуть о противоречиях, которые существовали в то время между официальной Россией и ее военными союзниками41. Отметим лишь некоторые ид них. Так, Временное правительство, особенно первого состава, хотя и не очень твердо, но все же протестовало против задержек военных поставок и заводского оборудования в Россию, против обсуждения союзниками вопросов, касавшихся России, без участия ее представителей, против попыток Антанты отстранить ее от переговоров по привлечению Болгарии на сторону противников Германии и т. д.

С приходом к власти второго состава Временного правительства (так называемого коалиционного правительства) ее представители стали уже меньше требовать, а больше просить и шли на значительные уступки. Российский империализм под нажимом своих союзников вынужден был еще более «потесниться» в «традиционных» сферах влияния. Однако до полной капитуляции перед Антантой и США дело еще не дошло.

Лишенная существенной поддержки извне, российская контрреволюция не в состоянии была не только разгромить, но даже приостановить революционное движение в период двоевластия. Империалисты же обеих враждебных коалиций не могли повлиять на ход внутренних событий в России ввиду острого недостатка внутренних материальных и людских ресурсов.

Борясь с экономическими трудностями, «верхи» все больше отказывались от принципа «свободного предпринимательства». В странах, участвовавших в войне, в первую очередь в Германии и Англии, государство в инте-

? Вопрос этот подробно рассмотрен в работе Н. Л. Рубинштейна «Внешняя политика Временного правительства» и книге В. С. Ва- сюкова, вышедшей под тем же названием.

ресах монополий все активнее вмешивалось в хозяйственную жизнь, стремясь осуществить контроль над промышленным производством, снабжением и распределением продуктов. Военный государственно-монополистический капитализм становился главной формой мобилизации всех ресурсов на военные нужды. Вместе с тем государственно-монополистические мероприятия военных лет, как отмечал В. И. Ленин, приблизили человечество к социализму, так как «государственно-монополистический 'капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет» ж.

Государственное «регулирование» не могло, однако, приостановить растущую хозяйственную разруху. Много сил и средств затрачивали союзники российской контрреволюции на борьбу с революционным движением в их собственных странах. Это, естественно, мешало им в оказании действенной помощи российской контрреволюции.

Существовали ли реальные предпосылки для заключения мира между империалистами обеих коалиций в период мирного развития революции?

Несмотря на то что межимпериалистические противоречия к этому периоду не ослабли, «верхи» враждебных государств все чаще выражали опасения, что война, с одной стороны, усугубит экономические трудности и, с другой —будет стимулировать революционизирование масс.

Тяга к общему империалистическому миру сильнее проявлялась среди государств Четверного союза. Она получила отражение в неоднократных попытках завязать переговоры о мире с Антантой.

Германский империализм пытался воспользоваться созывавшейся тогда в Стокгольме так называемой социалистической мирной конференцией, чтобы с помощью своих правых лидеров социал-демократии через антантовских правых социалистов договориться об условиях общего империалистического мира. Политический смысл этой стокгольмской затеи был охарактеризован В. И. Лениным на VII (Апрельской) конференции142. По его словам, этот сбор «якобы социалистов будет комедией, прикрывающей происходящие за ее спиной сделки дипломатов» мз.

Роль инициатора мирных предложений руководители Четверного союза возлагали яа Австро-Венгрию. Министр иностранных дел «двуединой монархии» Чернин оценивал военные перспективы не в пользу своей страны и делал все от него зависящее, чтобы заключить мир если не общий, то хотя бы сепаратный. Воспользовавшись опубликованным 14 марта под .прямым давлением трудящихся воззванием эсеро-меньшевистского Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов «К народам всего мира» с призывом к миру, Чернин в интервью корреспонденту газеты «Фремденблатт» 18 (31) марта высказался за начало мирных переговоров между враждующими державами144. Предложение это, однако, не было поддержано ни Германией ни большинством других воюющих стран.

Число сторонников заключения мира на основе отказа от завоеваний росло в Германии с каждым днем по мере падения надежд на ликвидацию Восточного фронта вследствие «анархии» в России, а также на достижение решительного превосходства в результате объявленной Антанте в феврале 1917 г. неограниченной «подводной войны» ,45. Сторонники продолжения империалистической войны летом 1917 г. по-прежнему определяли 'правительственную политику в вопросах войны и мира. А. М. Ону, поверенный в делах Временного правительства в Берне, сообщал 10 мая в Петроград, что «циркулировавшие одно время слухи о мирных предложениях Германии прекратились» ,46.

Что касается «верхов» государств — военных союзников Германии,—то там число сторонников быстрейшего выхода из войны даже путем некоторых территориальных уступок значительно превышало число выступавших за продолжение войны и захват чужих территорий. Росту подобных тенденций в Австро-Венгрии, Болгарии и Турции способствовала политика самой Германии, стремившейся все больше подчинить своему влиянию экономику этих стран. На австро-венгерской и болгарской территории были расположены новые немецкие воинские части. Мало того, немцы подчинили себе командование болгарской армией и установили в стране строгий контроль за артиллерийскими складами и желез- ними дорогами147. Ту же цель — подчинение своему контролю —преследовала Германия, отправляя в мае 1917 г. дивизию своих войск в Константинополь148.

Германия начала форсировать осуществление так называемого плана «Срединной Европы» для создания хозяйственного объединения государств Центральной Европы под немецким руководством. Росло число смешанных германо-австрийских, германо-болгарских и германо-турецких предприятий, а также число германских акционерных обществ в этих странах. Финансовая зависимость Австро-Венгрии, Болгарии и особенно Турции от Германии резко возрастала.

Однако политика германских экспансионистов в названных странах встречала все усиливающееся противодействие. Между Болгарией, Турцией и венгерскими капиталистами завязывались тайные переговоры о «сепаратном экономическом соглашении», направленном против Германии149.

Таким образом, военные партнеры Германии, в первую очередь Австро-Венгрия, все больше склонялись в пользу мира и даже стали намекать главе коалиции, что имеет смысл поступиться малым, чтобы не потерять все 1б°.

«Весной 1917 г.,— вспоминал Чернин,— завязались сношения с Парижем и Лондоном. Первые переговоры создали впечатление, что западные державы готовы использовать нас как посредника между ними и Германией с целью заключить всеобщий мир. Но через некоторое время ветер подул в обратную сторону, и Антанта стала стремиться к сепаратному миру с нами» 151.

Вступая в тайные переговоры с англичанами и французами и выражая согласие заключить почетный мир с Временным правительством, Чернин пытался оказать давление в этом вопросе на германского канцлера Г. Бет- ман-Гольвега и статс-секретаря по иностранным делам

А. Циммермана. Он убеждал их, что успех переговоров во многом будет зависеть от того, пойдет ли Германия на уступки в вопросе об Эльзас-Лотарингии и будет ли она согласна заключить мир с Россией без аннексий и контрибуций. Он готов был за Эльзас-Лотарингию уступить Галицию вновь создаваемой Польше и обещал приложить все усилия для включения последней в состав Германской империи на началах личной унии 152.

Австро-Венгрия, Болгария и Турция, не возлагая особых надежд на уступчивость Германии при переговорах об общем империалистическом мире, в строгой тайне вели политический зондаж на предмет заключения сепаратного мира. В серии тайных переговоров особое значение придавалось попыткам австро-венгерского императора Карла добиться сепаратного мира через Сикста Бурбонского, офицера бельгийской армии « брата императрицы, причем помощь ожидалась от Франции. Вопрос этот получил уже подробное освещение в советской и зарубежной литературе153, поэтому останавливаться на нем нет надобности. Отметим лишь, что переговоры были начаты в январе 1917 г. и возобновились в начале марта, но без видимого успеха. Слишком глубокими были противоречия, чтобы можно было прийти к соглашению.

Австро-Венгрия пыталась завязать переговоры с руководителями Антанты и через Менсдорфа, бывшего своего посла в Лондоне. Однако и эта попытка оказалась неудачной.

После провала предпринятого в апреле на Западном фронте наступления Антанты надежды союзников Германии заключить сепаратный мир вновь возросли: на упомянутой выше межсоюзнической конференции в Абервилле было решено, что настало благоприятное время для переговоров с германскими союзниками с целью расколоть военный блок противника. Правда, начавшееся вскоре июньское наступление русской армии на Юго- Западном фронте прервало серию тайных переговоров. Но уже в конце июля, когда на фронтах вновь наступило относительное затишье, они возобновились.

Большинство руководителей Антанты упорно стояло за войну «до победного конца» и во время тайных переговоров о мире соглашалось лишь на минимальные уступки.

Только в Италии тенденции к миру сказались значительно сильнее. Страх перед противником, с одной стороны, и революционными массами — с другой, а также тревоги по поводу экономического положения страны побуждали пацифистские группы итальянской буржуазии настойчиво стремиться к миру. Противоречия между джолиттианцами — противниками вступления Италии в войну (по фамилии главы этой группировки Джолитти), стремившимися к сепаратному миру с Австро-Венгрией,— п интервентистами (сторонниками аннексионистской программы итальянского империализма) все обострялись ,54. За спиной Антанты итальянское правительство пело усиленный торг с тайными эмиссарами Австро- Венгрии, надеясь путем сепаратного мира разрубить гордиев узел внутренних противоречий. Однако ни одна из сторон не согласна была идти на значительные уступки, и переговоры ни к чему не привели ,55. Неумеренные лппетиты крайних групп интервентистов усиливали трепня в их лагере. Объявление Италией в июне 1917 г. (по настоянию ультраинтервентистов) протектората над Албанией вызвало резкую оппозицию со стороны левых и умеренных групп, что едва не привело к отставке кабинета П. Бозелли 156.

Ударом по надеждам на заключение империалистического мира в ближайшем будущем было вступление в войну Соединенных Штатов Америки. Расчеты на американскую помощь подняли упавший было дух руководителей Антанты и почти свели на нет попытки стран Четверного союза. Однако вскоре высянилось, что США не могут компенсировать ослабления военной мощи России после Февральской революции ,57.

Отход германской армии на Западном фронте на более удобные оборонительные позиции и слабость России настоятельно диктовали франко-английскому командованию временно воздержаться от наступления. Однако победила другая точка зрения. Сторонники ее во главе с генералом Р. Нивелем, сменившим маршала Ж- Жоф- фра на посту верховного главнокомандующего, стремились организовать прорыв фронта от Арраса до Реймса и тем самым не только добиться военного успеха, но и сбить пламя революционного движения во Франции. Настаивая на организации наступления в апреле, Нивельи его сторонники принимали во внимание, что «германцы не могли еще в это время снять войска с русского фронта», а начатые Австро-Венгрией тайные переговоры о заключении мира с Францией после поражения на Итальянском фронте «могли окончательно вывести эту страну (т. е. Италию.—Б. Л.) из числа сражавшихся» ,58. Кроме того, сказалось вступление в войну США. Возлагая прямые надежды на американские войска, Антанта решила бросить в бой резервы.

В то же время вступление в войну США обострило противоречия внутри этого блока. Империалисты США, выступив против Германии, надеялись в результате’ ее военного разгрома ослабить могущественного германского конкурента на мировых рынках. Другим опасным конкурентом была Англия, позиции которой на тех же рынках в ходе войны вовсе не были подорваны. Американские монополисты опасались, что в результате разгрома Германии Антанта, получив часть земель побежденных государств, не только возместит военные потери, но еще более усилит свои позиции и расширит сферы приложения своих капиталов. Поэтому США официально не заключили союза с Антантой и на словах поддерживали лозунг мир без аннексий и контрибуций. Антанта же с большой неохотой шла на отказ даже на словах от аннексий и контрибуций, отчего трудно было достигнуть взаимопонимания с США159. Вынашивая планы вытеснения ослабленного германского конкурента из Австро- Венгрии, Болгарии и Турции, американские монополии добились, того, что США объявили войну одной лишь Германии, а не всем государствам Четверного союза. Отстаивая интересы финансовой олигархии США, президент Вильсон выступал против расчленения Австро-Венгрии и территориальных присоединений к Италии, Румынии и России за счет земель «двуединой монархии». США отказались от участия в состоявшейся 12—13 (25—26) июля в Париже межсоюзнической конференции, мотивируя это тем, что на конференции в числе прочих будут рассматриваться вопросы военных действий против союзников Германии, с которыми США не находились в состоянии войны 160. Однако здесь вильсоновская дипломатия в значительной степени из-за сопротивления правящих кругов Антанты преуспеть не могла.

США решили воспользоваться растущей зависимостью Антанты от американского рынка и доллара и подорвать роль Англии как главного центра по распределению военных материалов среди союзников. Уолл-стрит выступил инициатором создания в Париже межсоюзнического Совета по снабжению, в котором главную роль должны были играть американские представители. Американцы надеялись с помощью этой организации установить свой контроль над распределением кредитов и поставок союзникам. Этот план так и не был реализован ii.i-за решительного противодействия Англии и Франции 161. Отрицательную роль сыграли здесь также просчеты американского президента, который не сумел воспользоваться резко усилившейся в 1917 г. зависимостью Антанты от США, чтобы навязать ей свои условия империалистического мира 162.

В рассматриваемый период обострились также аме- рнкано-японские противоречия. Правящие круги Японии опасались, что создание в США сильной армии и флота для борьбы с Германией помешает осуществлению вынашиваемых ими экспансионистских планов|&3. Имели место противоречия между Англией и Францией, а также между этими двумя странами и Японией, поскольку они не были заинтересованы в активном проникновении японского -империализма в Китай и другие страны Азии.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что в марте — июне 1917 г., т. е. в период мирного развития революции в нашей стране, шансы на заключение общего империалистического мира были весьма незначительны. Тенденция к миру «за счет России» не получила развития в силу ряда обстоятельств.

Антанта и США были далеки от намерения «покинуть» Россию, причем не только потому, что опасались за судьбу власти русской буржуазии и помещиков. Они были кровно заинтересованы в удержании России в своей орбите прежде всего в качестве главного поставщика пушечного мяса. Но Англия, Франция, США и Япония еще не считали положение критическим и были убеждены, что буржуазия и помещики России сами справятся с создавшимся в стране положением.

Что же касается стран Четверного союза, то они, как уже отмечалось выше, рассчитывали вывести Россию из числа держав враждебной коалиции путем заключения с нею сепаратного мира. Руководители внешней политики Германии и ее союзников ошибочно предполагали, что ввиду развившегося в России процесса «анархии» Временное правительство вынуждено будет пойти на сепаратный мир с Германией и поэтому нет необходимости добиваться разгрома России в войне.

Кроме того, развитию тенденции к империалистическому миру за счет революционной России существенно препятствовали противоречия и внутренние затруднения п каждом из двух враждебных лагерей. Значительные трудности мешали также развитию тенденции к сговору между военными союзниками России и Четверным союзом для расправы с русской революцией в условиях войны. Сказывались опасения Антанты, что военное поражение России приведет к нежелательным последствиям, т. е. выходу ее из войны. Четверной союз мог предпринять наступление на русско-румынском фронте лишь в том случае, если бы Англия и Франция проявили заинтересованность в этом, отказавшись от крупных операций на Западном фронте. Наступление англо-французских войск в апреле — убедительное доказательство того, что договоренности на этот счет между руководителями воевавших коалиций не было.

Не случайно ни в одной из ленинских работ, написанных в период мирного развития революции в нашей стране, не упоминается о том, что ей угрожала непосредственная опасность реставрации старых порядков путем экспорта контрреволюции. При обосновании возможности мирного развития революции и разработке конкретного плана превращения такой возможности в действительность В. И. Ленин не говорил о том; что существовала реальная и непосредственная внешняя угроза русской революции. Однако он учитывал, что такая угроза может возникнуть в будущем в результате сговора международного империализма то «русскому вопросу». Характерна в этом отношении резолюция о войне, предложенная большевиками на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов. В ней содержался призыв к угнетенным классам всех стран оказать рабочему классу России поддержку в борьбе как «против покушения германского империализма, так и против стремлений союзного и русского империализма погубить революцию путем затягивания войны» 164.

Большевики считали, что и после Февральской буржуазно-демократической революции возможность покушения международного империализма, в первую очередь германского, на революционную Россию не исчезла. Поэтому они отказались от политики пораженчества и выступили за сохранение армии, чтобы в нужный момент решительно воспрепятствовать экспорту контрреволюции.

В ответ на обвинение врагов в разложении большевиками армии В. И. Ленин отвечал, что такие обвинения — не что иное, как один из способов борьбы с большевиз мом. «Там, где большевизм имеет возможность открыто ныступать, там дезорганизации нет» ,65. Примером, под- гиерждавшим правильность этого ленинскоготезиса, служит положение в большевистски настроенных латышских дивизиях Северного фронта. Революционная дисциплина в этих войсках была на самом высоком уровне. Стрелки были .преисполнены решимости отразить вражеское нападение. Они хорошо сознавали, что страна не была гарантирована от нападения извне, грозившего разгромом назревавшей социалистической революции. «Мы убеждены в том,— заявлялось в резолюции II съезда латышских стрелков от 17 мая,—что в момент, политически и стратегически удобный, руководители германоавстрийской грабительской политики погонят свои армии против России» 166.

Сказанное выше свидетельствует о несостоятельности утверждений тех авторов, которые считают, будто необходимым условием мирного перехода от буржуазно-демократической революции к социалистической было полное отсутствие возможности империалистического экспорта контрреволюции ,67.

Противоположную позицию в оценке внешней опасности занимали Временное правительство и эсеро-мень- шевистские лидеры Советов. С помощью этих соглашателей буржуазия стремилась внушить трудящимся массам мысль о реальности внешней угрозы. Чтобы «революционное оборончество» подавило все другие побуждения, они утверждали, будто «германский милитаризм и империализм» намерен отобрать завоевания революции. В обращении к армии, опубликованном в печати 1 мая, эсеры и меньшевики цинично заявляли, что наступление необходимо для защиты русской революции 1б®.

Слухи о намечаемом Германией наступлении на Россию сразу же после свержения Николая II распространяли и союзники. Однако и те и другие знали, что это ложь169. Например, верховный главнокомандующий Алексеев был информирован русской разведкой о том, что подобные слухи не подтверждаются 17°. Тем не менее Временное правительство создавало шумиху об «угрозе Петрограду», о намечавшемся «немецком нашествии», о перспективах «замены гнета российского самодержавия немецким рабством и превращении свободных граждан в немецких батраков». Все это было необходимо для поднятия духа «оборончества» и проведения контрреволюционных мероприятий под предлогом борьбы с «анархией». Слухами же о предполагаемом германском наступлении на Петроград верховный главнокомандующий воспользовался для переброски к революционной столице нескольких «надежных» дивизий 1Л. Находившаяся на Северном фронте 1-я армия была переформирована, 1-й Кавказский корпус переброшен в Финляндию под предлогом организации противодействия немецкому десанту, два армейских корпуса направлены к Ревелю для прикрытия Петрограда172. Все эти «надежные» части российская контрреволюция, несомненно, рассчитывала попользовать в случае, если бы в революционной столице вспыхнуло восстание.

Угроза Петрограду была предлогом для «разгрузки» столицы с целью ослабления ее революционных сил. Еще весной 1917 г. ЦК РСДРП (б) решительно выступил против этой «разгрузки», оценив ее как попытку удалить из столицы революционных рабочих т.

Чтобы удержать русские армии в окопах и припугнуть сторонников революционных действий, союзники России всемерно преувеличивали угрозу не только со стороны Германии, но и со стороны Японии. 25 апреля Ону, российский поверенный в делах в Берне, телеграфировал в МИД: «Если Россия заключит сепаратный мир, то Япония нападет на Россию» 174. Поползли слухи

о предстоящем приходе японского крейсера во Владивосток, предполагаемой уступке Японии части русской территории на Дальнем Востоке, сооружении японской железной дороги на русской- территории и т. д.,75. В русской прессе под сенсационными заголовками появилась запись беседы между председателем Японо-русского общества и итальянским консулом в Москве, в которой отмечалось, что Япония в случае заключения Россией сепаратного мира с Германией отправит свои войска в Сибирь.

Усиленное муссирование беседы имело политическую подоплеку. Н. Мацокин в вышедшей в 1917 г. работе «Японская печать и внутреннее положение России», упоминая приведенный выше факт, справедливо отмечал, что «это сообщение было пущено в ход, чтобы оказать давление на толки о мире в России» ,76. Милюков и японские власти официально опровергали »ти слухи 177, но они появлялись снова и снова. Так, издававшаяся в Харбине японская газета «Кита мансю» в номере от 20 мая поместила провокационную заметку об убийстве во Владивостоке толпой хулиганов японского генерального консула |78. Официальный орган Южноманьчжурской железной дороги «Мансю-ницн-ннци- симбун» в опубликованной примерно в то же время статье «Текущий момент и положение Японии» отмечал, что ввиду последних «смут» в России и Китае ответственность Японии на Дальнем Востоке «особенно значительна» 179.

Союзники использовали японскую угрозу для организации нового давления на Временное правительство.

Большевистская партия во главе с В. И. Лениным предупреждала солдат и матросов, рабочих и крестьян, что распространяемые буржуазией слухи о реальной возможности разгрома России противником не соответствовали действительности и преследовали определенные контрреволюционные цели: использовать «революционное оборончество» для того, чтобы преодолеть состояние «фактического перемирия» на фронтах, подавить нараставшую социалистическую революцию и установить в стране свою диктатуру. Выступая против империалистической войны и за демократический мир, большевики решительно осуждали тех, кто сознательно или бессознательно, стоя на позиции «революционного оборончества», поддерживали империалистическую войну, защищали буржуазно-помещичью власть.

Многомиллионные массы трудящихся вскоре на собственном опыте убедились в правильности установок большевиков. Временное правительство, использовав широко распространенное настроение «революционного оборончества» для организации наступления на фронте и расправы с революционными массами в Петрограде и других городах в июльские дни, смогло тем самым на некоторое время изменить соотношение сил в стране в пользу контрреволюции. Летние события положили начало новому этапу как во внутреннем, так и международном положении России.