ПОДХОД К ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

Обсуждение в либеральной литературе проблем европейской политики США концентрировалось в исследуемые годы вокруг трех основных вопросов: состояпие и судьбы атлантической солидарности (общеполитический аспект отношений), курс НАТО (военный аспект отношений), роль революционных сил и движений в Европе как фактора внешней политики.

«Атлаптизм» как концепция развития тесных связей — на бази совместной борьбы против социализма — между правящими кругами стран, лежащих по обе стороны Атлантического океана, т. е. между США и Западной Европой, начал пропагандироваться либералами еще в конце второй мировой войны. Уже тогда объ- едпиепие под эгидой США, создание и укрепление Атлантического сообщества провозглашались краеугольным камнем американской внешней политики, а затем стали составным элементом «холодной войны». Поддерживая идею атлантизме, либералы приветствовали «план Маршалла», создание НАТО, а также европейскую интеграцию — возникновение «общего рынка» и дальнейшее расширение его состава. Такие авторитетные представители этого направления, как У. Липпман, Дж. Кеннан, К. Томпсон, У. Лафебер и др., оправдывали антисоветскую направленность этого курса аргументами о «коллективной безопасности» и не уставали подчеркивать первостепенное значепие союза с Западной Европой для всей политики США.

В исследуемый период либеральная литература продолжала развивать тезис о центральном месте Европы в американском внешнеполитическом курсе.

Если в приведенных выше п им подобных высказываниях достаточно ясно подчеркивались классовые цели атлаптизма, то более искушевные авторы предпочитали выдвигать на первый план «общность духа», единство западной культуры, исторические традиции и т. п. Дж. Кеннан писал о единстве с Францией как страной, управляемой «отличной, просвещенной бюрократией», о господстве нпдивидуализма среди французов, что сродни духу США. Он подчеркивал, что ФРГ — главная опора США в Европе особенно потому, что в этой стране население меньше других подвержено антиамериканским настроениям. Падение Англии, когда- то первой державы мира,— экстраординарное по быстроте явление, писал Кенпаи. Одна из главных причин этого падения, по его мнению,—то, что профсоюзы приобрели «неслыханные привилегии» и отучпли людей упорно работать... Однако США должны поддержать моральный дух Англии, одобрять апгличан как «самых близких и наиболее надежных друзей, которых мы имеем в этом мире».

Противопоставляя, по сути дела, марксистской оценке империалистических противоречий атлантизм, восхваляя его в принципе, либералы 70—80-х годов все же говорили о его кризисе, о необходимости его «усовершенствования».

Если в первые десятилетия после войны атлантические отношения строились па бесспорной гегемонии США, то в середине 70-х годов возросла самостоятельность Западной Европы, а также Японии, уменьшилась роль США в мировой экономике и политике, проявились противоречия между «тремя центрами силы». Этот процесс вызвал создание в 1973 г. Тройствениой комиссии — объединения представителей дипломатического, делового п уче- пого мира трех регионов — США, Западной Европы, Японии. Ее задачей провозглашалось укрепление политико-экономического сообщества трех «центрои силы» па основе более или менее равного партнерства ‘,0. Думается, что в тот период (примерно 1970—1973 гг.) американские сторонники данного подхода к развитию международных отношений были готовы к относительному уменьшению роли США в рамках такого «треугольника», считают компетентные советские исследователи 10‘.

Тройственная комиссия, несмотря на участие в ней видных представителей США — 3. Бжезинского, С. Вэнса, будущего президента Дж. Картера и др., не решила (да и не могла решить!) задачу сглаживания империалистических противоречий между США и Западной Европой. Поэтому многие либеральные авторы продолжали писать о кризисе «атлантизме».

Некоторые авторы указывали па измепение соотношений сил между США и Западной Европой. Трансформация баланса сил между Европой и Америкой наиболее очевидна в экономической области, отмечали авторы известного доклада о безопасности Западной Европы 10г. Здесь американское превосходство первых послевоенных лет сменилось положением, когда Европейское сообщество, взятое в целом, так же богато, как США, и часто более конкурентоспособно на мировом рынке.

О том же писал У. Диболд, член Совета по международным отношениям, в прошлом занимавший пост в госдепартаменте. Отрицая тот факт, что США в первые послевоенные годы были гегемоном капиталистического мира (по его словам, опи лишь «руководили несколькими ключевыми сторонами сотрудничества»), автор подчеркивал, что к 70-м годам и эта частичная доми- нация США исчезла, что такой процесс, как европейская интеграция, развивается не по предписаниям Вашингтона — «пе так, как думали самые лучшие эксперты» |0\

Помимо нарушения «баланса» в экономике, особенно подчеркивались расхождения в оценке разрядки. Авторы доклада четырех институтов выделяли большое положительное значепие разрядки для Западной Европы, выразившееся, например, в соглашении четырех держав о Берлине, в развитии контактов между ФРГ и ГДР (ежегодные визиты примерно 8 млн. западных нем цев в ГДР и свыше миллпопа восточных немцев в ФРГ), в быстром росте торговли, причем Европа поставляла оборудование, получая сырье и энергию. Но разрядка в меньшей степени повлияла па советско-амерпкапские отношения, пишут они.

Если Европа положительно встретила курс па ограничение вооружений, то США стали рассматривать его как источник односторонней выгоды СССР. «В целом разрядка воспринимается в Европе как политика, давшая положительные результаты, она затронула буквально миллионы европейцев, особенно пемцев».

В обзоре международных событий за 1982 г. С. Рознфельд указывал, что европейцы в отличие от американцев ценят выгоды разрядки — связанное с ростом торговли увеличение числа рабочих мест, отпосительпое спокойствие с военной ситуацией; они не видят логики в требовании США ввести антипольскпе санкции, сократить торговлю с СССР. Автор выделял следующие факты: социал-демократы в Западной Германии прямо высказывались за нейтрализм, не поддержали «Солидарность», что вызвало со стороны ренганистов обвинения в «приспособлении к СССР»; Западная Европа отвергла требование Рейгана прекратить сотрудничество с СССР по проекту «газ —трубы», что привело к провалу Версальской встречи в верхах в июне 1982 г., к острым разногласиям в американском правительстве, сопровождавшимся отставкой ряда его членов. Дж. Шульцу, пишет автор, с большим трудом удалось кое-как урегулировать этот конфликт, отмепив встречу под предлогом консультаций для разработки «более эффективных принципов торговли» с социалистическими странами ,04.

Широко отмечались в либеральной литературе и разпогласия по военным вопросам: невыполнение большинством европейских государств в 1980 г. соглашения 1977 г. об увеличении на 3% военных расходов, вообще постоянство спора о распределении воеппого бремепп НАТО, особенно, конечио, та буря в Европе, которую вызвало Брюссельское решение НАТО 1979 г. о размещении «Першингов-2» и крылатых ракет на территории ряда западноевропейских стран.

Разногласия между США и Западной Европой — не новость, отмечалось в указанном докладе, но данная «фаза расхождений» развивается на фоне экономических трудностей, волнений в развивающихся странах. Она охватывает не одну страну, а всю Европу, в том числе даже ФРГ, затрагивает целый комплекс нроблем, в нее вовлечены не только правящие круги, но широкие слои населения. Эти разногласия порождены, помимо преходящих причин (ошибки руководителей обеих сторон и т. п.), долговременными факторами. Среди пих отмечался поворот США от европоцентризма к глобализму, основанный, в частности, на замене влияния старой элиты восточных штатов, ориентировавшейся на Европу и хорошо ее знавшей, влиянием вновь выдвинувшейся элиты Юга и Запада США, меньше связанной с Европой; указывалось на рост национализма в США как реакции на упадок престижа страпы со времени Вьетнама. Параллельный процесс, отмечали авторы доклада, идет и в Западной Европе, становящейся экономически все сильнее, сосредоточенной на процессе интеграции и стремящейся к самостоятельности в отношениях с СССР

Аналогично оценивал состояние и перспективы «атлантизмам М. Шульман. «Разрыв между политическими настроениями в Соединенных Штатах и растущим недовольством нестабильных правящих коалиции во многих союзных странах расширяется»,— писал он. Расхождения порождает американская экономическая политика, но особенно «неверие в способность Соединенных Штатов обеспечить надежное, взвешенное и ответственное руководство Западом в его отношениях с Советским Союзом», прежде всего в области военных расходов и размещения оружия в Европе. «Пока неясно, проявят ли Соединенные Штаты достаточную гибкость, чтобы сдержать указанные разногласия, или они будут двигаться в сторону шовинистической изоляции» ,0\

«Жесткая линия» Р. Рейгана наталкивается на реальности, писал С. Рознфелд: отпор в Польше, конфликт с Западной Европой из-за газопровода, с КНР —из-за Тайваня; ни в одном из этих столкновений США не одержали победы, они не справляются и с «восстаниями третьего мира». Все это наносит большой ущерб позициям США в Европе1*". У. Диболд опровергал тео-

п рию «общего врага», согласно которой «холодная война» объединяет США с Западной Европой, а разрядка неизбежно разъединит, поскольку «общего врага» уже не будет10*.

Значительное место в либеральной литературе заняло описание противоречии, связанных с угрозой так называемому «южному флангу НАТО», возникшей в связи с выходом Греции после переворота 1974 г. из военной организации блока, ее требованием убрать американские базы с греческой территории, дальнейшим развитием конфликта между Грецией и Турцией из-за Кипра. Отмечались разногласия между США и Западной Европой и в •связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке. Европа, как и Япония, не склонна разделять с Америкой безоглядную поддержку Израиля, направленную против арабов, констатировал Г. Оуэн.

В упоминавшемся докладе четырех институтов говорилось: «Местные конфликты могут перерасти в конфликт Восток—Запад в этом районе и, возможно, распространятся на Европу... На политическом уровне пет различий между Ближпим Востоком и Европой», поскольку, утверждали авторы, «рост советского влияния на Ближнем Востоке» затрагивает безопасность Запада. «Европа явно не желает вовлекаться в ближневосточный конфликт* и\ Нестабильность ситуации на Ближнем Востоке, в Иране и Ираке, в Афганистане вызывает у западноевропейцев опасения, приводит к «евро-америкапским расколам и ссорам» по вопросу о том, «каков должен быть ответ Запада» па указапные события. Революционный процесс в Латинской Америке, в Южной Африке также ставит вопрос о допустимости или эффективности военного вмешательства, в отношепии которого «европейцы настроены более нервно, чем американцы» “1.

Дж. Кеннан приписывал антиамериканские иастроення в Европе к числу «заблуждений невротического характера*. Хотя историческая слабость европейских стран сравнительно с США, подчеркивал оп, есть результат их вечных братоубийственных войн друг с другом, они теперь обвиияют Америку, говоря о ее стремлении доминировать! Европа импортирует часто худшее из новейшей американской культуры — и опять-таки обвиняет американцев. Она также винит США во всех своих экономических трудностях. Все это, считает автор, применяя модный психологический подход, попытка морально компенсировать себя за утрату прежней великодержавности. Дж. Кеннан призывает относиться к такого рода нападкам спокойно, поскольку европейцы «все же остаются друзьями Америки*, сознают общность строя и целей. С другой стороны, их безопасность, как он утверждает, один из немногих действительно жизненных интересов США"*.

Г. Оуэн из Брукингского института в работе «Задачи трехстороннего сотрудничества» "* подчеркивал в 1977 г., что взаимозависимость «трех центров силы* основана па глубокой общности их подхода к социалистическим и развивающимся странам, к «человеческим ценностям* и на растущих контактах. В то же время он отмечал и глубину противоречий. Г. Оуэн указывал на настроения «подозрительности п вражды» к американцам в Европе: «некоторые европейцы» считают американцев империалистами, а «некоторые американцы» считают, что Европа слаба, требует слишком многого, чересчур склоняется в сторону социализма. «Ностальгический и провинциальный импульс», определяющий раздающиеся в США требования о выводе из Европы американских войск, порождает разноголосицу среди европейских стран, которая может быть преодолена лишь усилением их интеграции.

Главный вывод либеральных авторов сводился в итоге к тому, что кризис америкапо-заиадпоевропейских отпошении порожден сложным комплексом исторических, социальных, экономических, психологических, военных причин, что он не может быть преодолен скороспелыми методами. «Кончились дни старой атлантической системы, основанной на доминации США и нежелании европейцев взять на себя большую долю ответственности». Необходимо создать новую коллективную и равноправную систему — «современный союз демократических наций в ядерный век-»

Каковы же пути, которые предлагались в либеральных сочинениях для укрепления и обновления атлантических связен?

Конечпо, ничего радикального не намечалось. Повороты, сопоставимые с действиями III. де Голля в 1966 г. или В. Брандта в 1970 г., признавались крайне нежелательными, хотя и выдвигался тезис о том, что США больше заинтересованы в сильной, пусть даже независимой, Европе, чем в слабой и во всем со- гласпой “5.

Считаясь с реальностью относительного ослабления позиций США, либералы предлагали сменить жесткую линию администрации Р. Рейгапа на более гибкую: проводить интервенции не пм- пульсивпо, а в зависимости от степени подлинной заинтересованности; улучшить механизм вмешательства; достичь более справедливого соглашения о разделении бремени военных расходов (в частпости, о том, как учитывать вклады каждой страны); договориться о совместных запасах нефти па случай кризиса и о разработке новых источников энергии, в том числе ядернойи#. При этом надежды возлагались нередко просто на тех пли ппых деятелей. Так, в обзоре С. Рознфелда говорится о возможности изменения жесткого курса Р. Рейгана под влиянием занимающего якобы более гибкую позицию нового государственного секретаря Дж. Шульца и концентрации вокруг него «прагматических людей» м\

Особый акцент делался па том, что необходимо «запово определить и распространить основные правила и институты системы безопасности Запада». Для этой цели предлагалось «улучшить процесс консультаций и координаций». Нынешпие институты, говорилось в упомянутом выше докладе, пе соответствуют моменту и зачастую не подходят к обстановке 1980-х годов. Необходимо создать «новый механизм для подлинно коллективного принятия решений». Этот механизм должен «быть гибким и работать на не скольких уровнях», включать учет интересов малых союзных государств, развивать функции НАТО как органа координации политических мероприятий (опыт санкций в связи с Афганистаном показал неэффективность односторонних мер).

Более коикретнын план, идущий все по тон же линии создания новых и повых ведомств, был разработан в упомянутом выше докладе четырех институтов. Предлагалось ннституировать встречи семерки на правительственном уровне, начатые в Рамбуйе в 1975 г., вырабатывать на них общий концептуальный подход к международным делам. Такие встречи надо систематически готовить, для чего следовало бы организовать небольшой, но постоянный секретариат.

В качестве дополнительного механизма предлагалось создавать небольшие группы из представителей главных стран, непосредственно участвующих в решении той или иной проблемы, способных «взять па себя конкретные обязательства» в рамках региона, о котором идет речь. Ядром такой группы «обычно должны быть* США, Великобритания, Франция, ФРГ и Япония, но, например, кризис в райопе Средиземного моря может привести к участию Италии, возможно, других средиземноморских государств, а в случае кризиса в Тихом океане можно привлечь Канаду и Австралию. Группа может быть распущена после урегулирования проблемы или сохранена па некоторое время для наблюдения в беспокойной области на период до нескольких лет. Это должны быть группы, не связанпые непосредственно с НАТО и допускающие участие стран, не являющихся члеиами блока. Однако им следует работать в тесиой координации с советом НАТО и ЕЭС. Главная же цель предлагаемых групп — регулирование кризисов и выработка общих подходов к вопросам безопасности, особенно в отношении развивающихся стран. (Далее следовали детали —как часто собираться группам, как соблюдать секретность обсуждении, какие группы создать в первую очередь — предлагалось приступить к организации группы для Персидского залива и Юго-Восточной Азип из представителей ряда главных стран — и т. п.)

Авторы доклада писали: «Обе стороны Атлантики выиграют от более широких консультаций и коллективного принятия решений. Европейцы беспокоятся насчет разумности и надежности американской внешней политики, ее тенденции к односторонности. Американцы добиваются большего участия Европы в решении проблем безопасности в третьем мире». Предлагаемый дополнительный механизм, по мнению авторов доклада, отвечает этим требованиям. «Такая перестройка политики и ответственности,— подчеркивают они,— существенна для усиления западного альянса*

Призывы к созданию повых механизмов связи, падежды на более гибкую политику тех или ипых должностных лиц отражали обычный для либералов институционалистский подход и не означали какого-либо решительного изменения курса. Либералы со- лндаризировались с официальной линией сплочепия стран Западной Европы на базе антисоветизма и фактически рекомендовали под лозунгами «коллективизма*, «равного партнерства* и т. п. подновить и усилить лидерство США среди капиталистических, в первую очередь европейских, стран. Тем не менее их критика жесткого, силового курса Р. Рейгана играла некоторую роль в лроцессе просвещения общественности, формирования более реалистического подхода к американо-европейским отношениям.

К пачалу 80-х годов на первый план выдвинулся вопрос о «довооружении» в Западной Европе. Военный аспект американской политики в Европе привлек особое внимание американских политологов в связи с принятием декабрьской сессией НАТО 1979

г. в Брюсселе известпого решения о размещении в Западной Европе начиная с 1983 г. 572 новых американских ракет среднего радиуса действия (108 «Першингов-2» и 464 крылатых ракет). «Имея высокую точность, 6—8 минут подлетного времени до цели и дальпость полета 2500 км, «Перишпги-2» будут нацелены... прежде всего на высшие органы управления и другие стратегические объекты Советского Союза*,—указывала «Правда* от 8 декабря 1983 г.

Традиционные либералы выступили в своих статьях, речах и книгах с критикой брюссельского решения. Немалую роль при этом сыграла обычная закономерность: активизация буржуазного либерализма по мере роста массового движения протеста.

Либералы предрекали политическую дестабилизацию как следствие антимилитаристского движения, указывали на обострение противоречий внутри НАТО, развенчивали аргументацию натовских стратегов о «советском превосходстве», о возможности «ограниченной ядерной войны», которая якобы может начаться и закончиться только в пределах Европы. В книгах С. Хофмана, в сборнике под редакцией Б. Блекмена, в дискуссии 1982. г. о неприменении ядерного оружия первыми, опубликованной журналом «Форин Афферс* поднятой четырьмя авторами — М. Банди, Дж. Кенпаном, Р. Макнамарой, Дж. Смитом (против них выступили генерал Д. Джонс, издатель С. Кобер, проф. Д. Хафпер и др.), а также во многих журнальпых и газетных статьях приводились аргументы, хотя и не оказавшие решающего влияния на действия правительства, все же находившие широкий отклик в общественном мнении страны и всего мира.

Либералы выдвигали па первый план политические факторы, которые, по их мнению, более важны, чем чисто военные ,1°. Среди этих факторов особенно выделялось массовое антнракетное движение, развернувшееся в ответ на брюссельское решение НАТО и вызвавшее большую обеспокоенность в либеральных кругах, чувствительность которых к настроениям «низов* всегда была характерной чертой буржуазного либерализма, по самой своей сути призванного обеспечивать политическую стабильность. В противовес правым, искавшим причину небывалого размаха антимилитаристских выступлений в советской «пропаганде, дав- нении и запугивании», либералы иисалн, что Ёвропа охвачена сомнениями в трезвости и разумности американской политики, беспокойством за свою судьбу, которая находится в руках американских сторонников «крестовых походов*.

В дискуссии 1982 г. о «неприменении первыми» ядерного оружия четыре автора обращали особое внимание на то, что европейцы отвергают объяснение брюссельских решений как всего лишь текущую модернизацию оружия, размещенного в странах НАТО. Справедливо или нет, но они воспринимают эти решения как курс на войну на Европейском театре, на превращение европейцев в заложников. Либералы избегали прямой поддержки этой «европейской* оценки, но фактически разделяли ее. Настроения в Европе могут привести, предупреждали они, к «политическим изменениям», к разброду в НАТО. Необходимо «восстановить консенсус по вопросам военной политики между правительствами и народами» Западной Европы, восстановить тем самым «внутреннее здоровье Западного союза».

Их консервативные оппоненты в ходе дискуссии вынуждены были признавать важиость массового движения в Европе. Оно набирает силу и «не может приписываться каким-то посторонним элемептам — оно привлекает в свои ряды все больше очень серьезно озабоченных граждан», заявлял, например, генерал Д. Джонс. «Конечно, приходится считаться с растущим антиядерным движением в странах НАТО»,—соглашался С. Кобер. Однако эти оппоненты справа не собирались считаться с ним на деле и доказывали необходимость американской «защиты» Западной Европы, хотят ли того указанные «серьезные круги» или нет. (В этой дискуссии критиковал «слева* четырех авторов лишь Э. Равепал, предлагавший отказаться от ядерной защиты Европы вообще, по его предложение отвергли и сами зачинщики дискуссии, в частности Дж. Кеннан

Другим тревожным политическим симптомом в положении НАТО либералы считали рост противоречий внутри организации. М. Шульман писал о «расширяющемся водоразделе*, возникшем в связи с протекционистской экономической политикой США, с влиянием американского дефицита и завышепия учетных ставок на рост безработицы в Европе, с энергетическими проблемами, непомерными военными расходами, заинтересованностью Европы в успехе ОСВ, размещением в Европе новых средств уничтожения |М.

В дискуссии о «неприменении первыми» четыре автора отмечали, что, хотя идея размещения в Европе новых американских ракет была выдвинута правящими кругами ФРГ, затем американцы не только перехватили ее, но и фактически навязали, стали рассматривать принятие ракет той или иной страной как испытание ее лояльности; в то же время, говорили эти авторы, многие европейцы, принимая брюссельское двойное решение под американским давлением, падеялись, что начнутся деловые переговоры с СССР о сокращении вооружений и размещение не наступит. Различия в подходе к ядерпому оружию, к событиям в Польше, на Ближнем Востоке, писали Банди. Кеннан, Макнамара и Смит, подрывают единство НАТО, и этот политический фактор более важен, чем проблема военной мощи. НАТО находится в кризисном состоянии, так как провоцирует ту самую «угрозу», против которой призывает бороться.

Выдвигая на первый план в качестве наиболее важного политический фактор, либералы делали вывод, что смещение центра тяжести американского курса в Европе в сферу чисто военную неправильно, опасно, скорее подрывает и ослабляет позиции США, чем укрепляет их. Но и трактовка самих военных вопросов также признавалась неправомерной. В этой связи немалое место в либеральной литературе запяли доказательства мифического характера столь рекламируемой правыми «советской угрозы» и невозможности «ограниченной» войны. Так, упоминавшиеся выше четыре автора настойчиво подчеркивали, что в США недооценивается прекрасное понимание Советским Союзом огромного риска и огромной стоимости любой агрессии против НАТО, с другой стороны, переоценивается превосходство СССР в обычных силах в Европе; в целом превосходства нет в настоящий момепт, не предвидится оно и в будущем, следовательно, нет и угрозы.

Достаточно единодушно критиковалась либералами идея «ограниченной» войны, которую Пентагон проектировал прежде всего для Европы, а также связанная с ней перспектива использования нейтронной бомбы. Правда, некоторые авторы ссылались при этом больше на мнение европейцев, отмечая, что именно последние не согласны с подобной стратегией. Но все же указывалось, что «ограниченная война» при современных технических средствах страшна сама по себе, а главное, вряд ли останется ограниченной.

В ходе дискуссии 1982 г. четыре автора писали: вопрос о нейтронной бомбе, предназначенной для противодействия советским тапкам в Европе, был поставлен еще при Дж. Картере, но продолжает вызывать споры и в годы новой администрации. Авторы находили «естественным*, что военные стремятся к более эффективному и современному оружию, поскольку многое в ядер- ном арсенале в Европе уже устарело. Однако «европейцы в большинстве своем считают, сколь бы это ни было несправедливо», что пейтроппая бомба означает ограниченную ядерную войну на их территории, и не желают быть истребленными. «Все серьезные исследования и все военные маневры за последние 25 лет показали, что использование даже самого ограниченного ядерного оружия поля боя было бы невероятно разрушительным для жизни и собственности гражданского населения... Любое применение ядерного оружия в Европе, союзниками по НАТО или против них, влечет огромный и несомнеппый риск эскалапии к общей ядерной войне, которая несет гибель всем и победу — никому» ,м.

В унисон с этим М. Шульман опровергал утверждение, будто бы Советский Союз принял идею «ограниченной* войны как вы годную для себя. Это результат отрывочного и поверхностного знакомства с советской документацией. Оборонная подготовка СССР свидетельствует, что «надежное сдерживание» может быть осуществлено лишь при готовности реагировать на любые уровни конфликта т.

Позитивные предложения, которые выдвигались в итоге критиками американского курса в Европе, соответствовали традиционным для либеральной литературы подходам.

Первое, на чем сходились все либеральные авторы, это требование вести переговоры, перенести центр тяжести в вопросе вооружений на дипломатию. За коптроль над вооружениями, устанавливаемый по принципу равной безопасности, высказывался С. Хофман **\ Зачинатели дискуссии в «Форин афферс» подчеркивали, что ядерное оружие необходимо лишь для того, чтобы никогда не употреблять его ,г\ Аналогичную позицию занимал к ряд других авторов.

Что касается путей и непосредственной пели переговоров, то здесь проявился целый спектр взглядов. Так, возлагались надежды на смягчение позиции президента Р. Рейгана, который якобы «уже приспосабливает» свои предубеждения к идее полезности переговоров о контроле пад вооружениями (четыре автора) ‘*т, па реорганизацию механизма переговоров (например, на ликвидацию автономии Агентства по контролю над вооружениями и разоружению) т.

Слабость этих предложений, их ограниченность и крайпе умеренный характер достаточно ясно выявляли «благонамеренность», малую эффективность либеральной оппозиции. Пределом реформ, предлагаемых либералами, всегда была бюрократическая реорганизация и расчет на нового президента. Либералы не требовали разоружения. Радикальпое разоружение вообще невозможно, писал Б. Блекмеп, можно лишь добиться передышки ,г®.

Наряду с этими минимальными предложениями под влиянием массового антиядерного движения и миролюбивых инициатив СССР в рассматриваемой литературе выдвигались и такие рекомендации, как провозглашение правительством США обязательства не применять ядерное оружие первыми, как укрепление в первую очередь не ядерных, а обычных вооруженных сил в Европе.

Предложение М. Банди, Дж. Кепиана, Р. Макнамары и Дж. Смита о «неприменении первыми» авторы отпосили к Европе, толкуя его при этом как концепцию «второго удара*. (Их противники в ходе дискуссии поясняли различие между «употреблением первыми* и «первым ударом*, означающим контрсиловой удар.) Возражения справа сводились к тому, что «в горячке борьбы* обещание не применять ядерное оружие первыми будет легко забыто. Поэтому необходимо держать противника в страхе перед возможностью «превентивного ядерного удара, сохраняя ситуацию неуверенности и неопределенности». В этом якобы и состоит эффективность «сдерживания». Четырем авторалі инкриминировалась непоследовательность: если нее же допускается ядерный ответ в случае «советского ядерного нападения» на Западную Германию, то этот ответ будет нацелен на СССР, что будет в плане советско-американских отношений «применением первыми».

Как в самом предложении, так и в ответе оппонентам четыре автора заявляли, что тактика «держать русских в состоянии неуверенности* насчет возможного применения американцами ядерного оружия первыми все более теряет свою эффективность. Эта тактика была хороша, когда США имели ядерную монополию и СССР нечем было ответить. Но монополия США давно кончилась, теперь уже трудно рассчитывать на первый удар без возмездия, и СССР прекрасно знает, что США вынуждены считаться с этим, вследствие чего американская угроза теряет силу.

Если будет признано, что НАТО должна иметь силы для второго удара, будет приостановлена гонка вооружений, не понадобится та «модернизация», которая положена в основу брюссельских решений 1979 г. Кроме того, это успокоило бы антимилитаристские круги, выдвигающие «нереалистичное предложение о безъядерной зоне в Европе от Португалии до Польши*, укрепится единство НАТО. СССР, признают авторы, неоднократно предлагал провозгласить совместную политику «неприменения первыми». Такая общая с СССР декларация имела бы несомненную ценность, открывая дорогу и другим соглашениям, например о прекращении дорогостоящей и дестабилизирующей подготовки к войне в космосе.

Предлагая Соединенных» Штатам участвовать в подобной совместной декларации, авторы делали ряд оговорок: подойти к предложению осторожно, не торопясь, тщательно обсудив и взвесив возможные последствия, привлечь к этому решению ФРГ, не имеющую своего ядерного оружия и потому целиком полагающуюся на «ядерную защиту* США; заранее оповестить, что об отказе от гарантии, предоставляемой американцами другим страпам НАТО, не может быть и речи, и т. п.

С декларацией о неприменении первыми ядерного оружия было связано и предложение четырех авторов укреплять прежде всего обычные силы НАТО. Поскольку имеющегося ядерного оружия для «второго удара» достаточно, писали они, следует обратить внимание не на размещение «Першингов-2» и крылатых ракет, которое по сути дела означает ставку на «первый удар», а на обычные вооружения, где обнаруживаются, по их мнению, большие упущения. Англия уделяет недостаточное внимание своей армии на Рейне, неизвестно, каково будет участие Франции, до какого уровня будет доведена с согласия союзников военная мощь ФРГ, как справятся США с задачей укрепления армии в условиях добровольного набора. Придется преодолевать сопротивление военных, предпочитающих получать все повое и новое, притом ядерное, оружие; рассеивать подозрения европейских

м правящих кругов, будто бы США «бросают Европу», отходят от политики НАТО с се «ядерным зонтом» как основой.

Решив эти вопросы, создав перевес в обычных силах, НАТО «спизит риск агрессии в Европе с помощью обычного оружия*, подчеркивали авторы, впрочем признавая при этом, что подобный риск никогда не был велик, «советские иамерения преувеличивались».

В возражениях, выдвинутых правыми в ходе дискуссии, замалчивалось главное — тот факт, что «модернизация», т. е. размещение в Европе новых американских ядерных ракет среднего радиуса действия, направлена на напесение Америкой «первого удара ». Провозглашалось, будто бы такое размещение воплощает «стратегию гибкого реагирования» (иметь оружие всех уровней для «отпора как ядерного, так и неядерного», развивать в рамках НАТО все три военные программы — усиливать обычные войска, так называемое «оружие поля боя» и стратегические ядерные силы США). Утверждалось, что «нападение СССР, имеющего превосходство в обычных вооружениях», в случае политического кризиса «возможно и вероятпо».

Все эти доводы правых основывались на заведомо ложной посылке о неизбежном «нападении СССР» на Западную Европу в случае кризиса «внегаиего или внутреннего». Больше того, критики справа постоянно возвращались к тезису, будто бы предложение четырех авторов, «гарантируя Советам отсутствие подлинно эффективного ядерного отпора, провоцирует Советы на нападение». Предложение Банди, Кеннана, Макнамары и Смита расценивалось как отказ от «защиты Европы», призыв к «несоблюдению обязательств», что повлечет за собой дезиптеграцию и распад НАТО; создание «адекватных обычных сил» объявлялось непомерно дорогим мероприятием.

Отвечая на эти возражения, четыре автора оспаривали основную посылку своих оппонентов о «советском нападении», приводя, однако, в качестве доказательств не подлинные причины миролюбивой политики СССР и его многочисленные предложения, а становившиеся неким клише, приспособленным к засилью «рейганизма», соображения о «слабостях» СССР, некоем «разладе* среди стран Варшавского пакта, о существующем якобы качественном превосходстве натовского оружия и т. п. Они указывали и на возможность «первого удара» со стороны США, чего, по их мнению, нельзя отрицать «в каждом случае, в процессе любого кризиса, на все грядущие поколения».

В реплике «друзьям из ФРГ*, также принявшим участие в дискуссии (и высказавшимся в том смысле, что, поскольку все формы войны в Европе будут катастрофой, надежнее вс« же положиться не на обычное оружие, а на ядерное «сдерживание»), четыре автора описывали, насколько термоядерная война ужаснее обычной — эти две катастрофы несравнимы.

Наращивание обычных сил в Европе не должно быть чрезмерным и быстрым, обходиться слишком дорого, писали четыре автора. Но даже если расходы будут превышать установленное в. НАТО 3%-ное ежегодное наращивание бюджетов, на это следует пойти — нельзя руководствоваться только бюджетными соображениями, важно показать, в каком новом, более безопасном направлении будет развиваться военная политика НАТО.

Наконец, четыре автора усиленно подчеркивали, что их предложения носят предварительный характер, хотя и поддерживаются многими американцами: их надо еще изучать и широко обсуждать, они ни в коем случае не означают одностороннего разоружения США. В отсутствие гарантированного соглашения ОСВ- «большие, разнообразные, способные выжить ядерные силы по- прежнему необходимы* пв.

Требование о приоритете «неядерной защиты» Европы перед ядерной поддерживал в своей работе и М. Шульман, считавший, что «разумпое равновесие в обычных силах является необходимой предпосылкой и для установления контроля над стратегическими вооружениями». В Европе, писал он, особенно важно использовать все возможности для модернизации обычных вооружений и сил как альтернативы курсу на ядерные вооружении поля боя 1,1.

Требование перенести гонку с ядерных вооружений (в Европе) на обычные трудно, конечно, признать последовательно антимилитаристским. Ему противостоит советская позиция, которую- p. А. Арбатов изложил в следующих словах: «Мы считаем необходимым полное освобождение Европы от ядерного оружия — и средней дальности, и тактического, и так называемого оружия „поля боя“. Это был бы радикальный шаг. Пока Запад не приемлет идеи безъядерной Европы, мы выдвинули ряд предложений, более ограниченных по масштабам... Мы отнюдь не видим свою цель в том, чтобы заменять одно оружие другим оружием, пусть менее страшным, (хотя, надо сказать, иаучно-техппческий прогресс делает все более страшным и так называемое „обычное*4 оружие...). СССР — за значительное сокращение обычных вооружений и вооруженных сил в Центральной Европе: недавно были внесены новые предложения, призванные вывести из тупик» венские переговоры...*

Значительное внимание либеральной литературы привлекал третий аспект политики в Европе — отношение к демократическим движениям и революционным силам, активизировавшимся в 80-е годы.

Исходпой позицией здесь был основной принцип либерализма: борьба против революции. С. Хофман следующим образом формулировал этот принцип: «Я не являюсь ни марксистом, ни консерватором, ни неомарксистом, ни неоконсерватором... Как либерал, я занимаю позицию реформизма, частичпых улучшений, а не революции. Это не значит, что я считаю революции злом или случайным явлением. Но это значит, что я — приверженец поисков лучшей, менее разрушительной, более примирительпой альтернативы невыносимому или беззаконному статус-кво* |И.

и Конкретно в применении к послевоенной действительности эта позиция включала осуждение коммунизма, выступлении студентов. борьбы профсоюзов при одновременном несогласии с крайностями неофашизма. Однако характерным для либерализма последней четверти XX в. было то, что для развитых стран, в частности для Западной Европы, никаких реформ, никакой «лучшей альтернативы» либеральная литература не выдвигала.

В свое время Дж. Кеннан. выступим против маккартизме в США. опубликовал 27 мая 1951 г. в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» статью с осуждением «крайностей антикоммунизма». Он защищал, в частности, против обвинений п «и рокита иском коммунизме* своего коллегу — дипломата Дж. Дэвиса (Дж. Кеннан выступил и в качестве свидетеля). Он писал о «грязных трюках» ЦРУ, о тяжелых психологических и международных последствиях маккартизма. Кеннан признавал, что ему лично повезло: он пережил эту мрачную эпоху сравнительно благополучно (дипломатическая карьера была прервана, но преследованиям он не подвергся). Однако, пишет он, маккартизм поколебал его веру в американскую систему, и ее соответствие моральным нормам. Дж. Ф. Даллес называл даже Кеннана «опасным человеком, защищающим коммунистическое государство» 13\

Все это не мешало Дж. Кеннану осуждать многие стороны студенческого движения '*5, критиковать «стоглавую гидру общественного мнения», считать влияние «общества* на внешнюю политику пагубпым, приводя в пример Бисмарка, требовать ограничения дебатов в парламентах, в частности запрещения обсуждать цифры военного бюджета (одновременно, правда, он предлагал ограничить влияние ВПК). Не случайно писал Кеннан, что никогда не чувствовал себя своим ни среди сторонников социального реформаторства, ни среди консерваторов, воюющих «во имя крайнего патриотизма и агрессивной, ни с чем не считающейся мании антикоммунизма»

С. Хофман, заявляя, что многие из прошлых революций были «неизбежными и по своим конечным результатам позитивными», отвергал, однако, революции для современного периода. «Мир, каков он есть сейчас, слишком хрупок для шоковой тактики революционеров», порождающей терроризм и интервенции, писал он. Кроме того, утопичен, на его взгляд, идеал революционеров, полагающих, что после революции человеческая природа внезапно изменится °7.

Исходя из подобпых посылок, либералы и оценивали демократические, антимилитаристские движения в Западной Европе. События, развивавшиеся здесь с середины 70-х годов,— революция в Португалии, демократические перевороты в Греции и на Кипре, падение фашистского режима в Испании, определенное полевение электората и возможность вхождения коммунистов в правительства Италии и Франции, рост социал-демократических партий, мощное антивоенное движение — требовали переоценки политики США. Либералы, одобряя прежние акции — «план Маршалла», блок НАТО — и трактуя их как меры не столько военного, сколько а пореволюционного значения, вместе с тем подчеркивали, что новая обстановка требует иных действий.

Оценивая в своих работах эту новую ситуацию, либеральные авторы вынуждены были признать, что коммунисты — не заговорщики, не «агенты иностранной державы», а серьезная и влиятельная сила в Западной Европе. Хотя вхождение коммунистов в правительство той или иной страны «нежелательная перемена», писали они, не нужны и паническая реакция, жесткий ответ на такую «угрозу». Более предпочтительны методы использования расхождений и противоречий внутри демократических сил. Надежды возлагались не только на единство американской и европейской правящих элит и общность строя ,3\ но и на «еврокоммунизм», раскол между коммунистами и социалистами, «воспитание властью», элементы антисоветизма в идеологии леваков, трактуемые как «рост независимости».

Типично в этом отношении освещение данного вопроса в работах У. Гриффитса, С. Хофмана, Дж. Кеннана. В публицистической работе «Нависшая угроза» Дж. Кеннан дал обзор положения в европейских странах с точки зрения «угрозы коммунизма» на 1977 г. В Италии, писал он, компартия может занять место господствующей христианско-демократической партии, однако, даже если Италия выйдет из НАТО, существование союза в более узком составе — не самый худший вариант: блок будет компактнее, принятие решений облегчается, а реальная мощь не уменьшится. Во Франции, продолжал автор, коммунисты также могут войти в правительство, но они подвергнутся «воспитанию властью»; французы с их пристрастием к индивидуализму, с их «отличной, просвещенной бюрократией... скорее изменят коммунистов, чем коммунисты изменят Францию». «Студенческие насилия и радикализм» в ФРГ — психологический результат испытаний, через которые страна прошла в 1918—1945 гг., они — временное явление, политическая система страны стабильна. Призывая верить в прочность капиталистической системы, Кеннан высмеивает страхи насчет «финляндизации Европы» («финлян- дизации» в смысле постепенного установления господства коммунистов пет даже в самой Финляндии, замечает он) ”\

Как видно из приведенных высказываний, Дж. Кеннан рекомендовал относиться спокойно к ситуации «коммунисты в правительстве» не потому, что считал этот вопрос внутренним делом суверенных стран, а вмешательство извне незаконным. Он рассчитывал на противоречия и трудности, ожидавшие коммунистов в европейских странах капитализма.

Вместе с тем Дж. Кеннан высказывал беспокойство по поводу все более выявлявшейся несостоятельности кейнсианского реформизма европейских правящих кругов. Тенденция к создапию «социального» государства, писал он, «гуманная на текущий момент, но ведущая к быстрой бюрократизации и эгалитарному социализму», исчерпывает себя в результате истощения казпы, роста влияния профсоюзов за счет власти парламента. «Все больше растут расходы на людей, работающих псе меньше»,— так определяет аитор результаты государственного регулирования, подчеркивая. что бюрократия н профсоюзы и отличие от парламентов не избираются, фактически ни перед кем не отчитываются. Это тенденция превращения и корпоративное государство, в котором власть отделена от ответственности, граждане получают некоторые материальные выгоды, теряя всякое политическое влияние, и в целом это тупик. Рано или поздно люди посстанут против «государства всеобщего благосостояния». (Как известно, несостоятельность кейнсианской политики и недовольство ею были использованы в Англии «тэтчеризмом», в США — «рей га листами», чего Кеннан. по-видимому, не предусматривал.)

Внешнеполитическая сторона дела, разъяснял Кеннан, состоит в том, что «всеобщее благосостояние* затрагивает проблему выделения денег на военные цели. Однако США могут лишь «внимательно следить» за описанными процессами в Европе и влиять на них. находя средства решения аналогичных проблем у себя лишь своим собственным примером ио. Кеннан пе уточняет. какие реформы, предпринимаемые правительствами Европы в борьбе с революцией, были бы желательны, но из изложенного видно, что он за укрепление буржуазно-демократических тенденций.

Более откровенно писал об этом У. Гриффитс, который в своем исследовании выискивал расхождения между компартиями (например, испанской и французской), между коммунистами и социалистами (например, в той же Фрапции), между социал- демократическими партиями (СДПГ, СПФ, СПИ) и т. п. Апали- зируя положение социалистических партий, автор доказывал, что их ослабление — явление временное. Работа У. Гриффитса свидетельствует, что исследователи США внимательно регистрировали все нюансы отношений, все. даже самые мелкие, столкновения мнений в коммунистическом движении и рассчитывали на раскол.

Однако трезвый реализм брал верх, когда Гриффитс отмечал факторы, подрывающие такого рода надежды: еврокоммунизм затронул лишь латинские страны Европы (вследствие чего автор предпочитает термин «латипские левые»). «Латинские коммунисты,— писал он.— не стали социал-демократами» — не разделяют социал-демократической программы медленных реформ, сохраняют принцип демократического централизма, «решительно не хотят* разрыва отношений с компартиями социалистических стран, а главное, и коммунисты, и социалисты критикуют политику США, НАТО, интеграцию — приди они к власти, влияние США в Европе снизилось бы. Правда, автор предсказывал, что в этом случае в соответствующей европейской стране начпется экономический развал, бегство капиталов и т. п.. а Вашингтон и Бони в таком случае смогут предложить помощь на своих условиях. Он приводил примеры «успешного* давления США на Италию в 1978 г. В конечном счете его вывод сводился к тому» что «политике НАТО ничто не грозит» ,4‘.

К аналогичным выводам пришел С. Хофман, который писал, что следует «полагаться на разнообразные силы» и не бояться вступления коммунистов в правительства Италии или Франции ,42.

В целом прежняя либеральная ставка на реформизм в исследуемый период была замепепа сдерживанием преобразований, особеипо если они исходили от коммунистов. Это подтверждает, что функция проведения реформ во имя укрепления капитализма все больше переходила к социал-демократам, а либералы освоили охранительную роль. Именно на этом базируют свою критику раскольники от либерализма — «новые консерваторы», которые объявляют себя, как это сделал, например, П. Мойнихен, подлинпыми либералами (поскольку требуют изменений), а традиционное ядро течения обвиняют в консерватизме.

Подводя итог либеральной историографии вопросов европейской политики США, следует выделить основные положения, отделяющие ее как от прогрессистов, так и от консерваторов. 1.

Поддерживая атлантизм в качестве основной концепции американо-западноевропейских отношений, либералы оценивали его состояние на рубеже 80-х годов как кризисное. Они указали на многочисленные противоречия, возникшие между США и их партнерами в Европе, на ослабление роли США в мировой экономике, критиковали идею «общего врага» как основы союза. Либералы рекомендовали обновление атлантической системы за счет некоторого (хотя бы внешнего) сокращения домппации США. Однако их конкретные предложения по применению принципа «равного партперства» имели характер мелких, частичпых изменений, относящихся к правилам и механизмам контактов. 2.

Либералы высказывались за проводимую НАТО политику, но под влиянием массовых протестов критиковали «двойное решение» 1979 г. как дестабилизирующее политическую ситуацию в европейских странах. Они осуждали фальшивую пропаганду о «советском превосходстве*, разоблачали теорию «ограниченной ядерной войны», выступали за принятие Соединенными Штатами обязательства ие применять первыми ядерное оружие, высказывались за преимущественное укрепление обычных сил НАТО и за переговоры. Но и в области военных отношений критический аспект изучаемой литературы был значительно сильнее позитивных предложений, вытекавших из свойственного либералам ипстпту- ционализма (надежды на нового президента или министра, на очередную бюрократическую реорганизацию и т. п.). 3.

Либералы уделяли значительное внимание оппозиционным силам и движепиям в Европе. Критикуя, как и прежде, маккартизм, «крестовые походы», идею мессианизма, они выступали против революционных движений, особенно против роста коммунистического влияния в ряде европейских стран. При этом они предлагали в качестве метода борьбы не лобовую атаку, считая применение военной силы против революционного процесса делом безнадежным, но использование в интересах США противоречий внутри рабочего движения, содействие «еврокоммунизму» (впрочем, признаваемому слабым теченией). Либералы констатировали кризис кейнсианских способов регулирования экономических и социальных противоречий капиталистического общества, однако не предлагали чего-либо взамен. Осповпой принцип либерализма — реформы против революции — вновь демонстрировал свое бессилие перед лицом новой ситуации в Европе. В условиях растущей популярности идей социализма роль реформаторов в развитых капиталистических странах переходила от либералов к социал-демократам, и это нашло отражение в либеральной литературе, неспособной выдвинуть собственную позитивную альтернативу оппозиционным силам и движениям в Европе.