ПРП. КАЛЛИСТ АНГЕЛИКУД. ИНОЙ ПАЛАМИЗМ
Прп. Каллист Ангеликуд является одним из великих византийских богословов XIV в. и одним из самых значительных представителей исихастской философии, уступающим по значимости только св. Григорию Паламе. Сочинения Ангеликуда представляют собой завершение и наиболее полное выражение исихастского учения в том виде, в каком оно сложилось ко второй половине XIV в. В то же время можно говорить и об особенностях богословия Ангеликуда, отличающих его от богословия Паламы и паламитского мейнстрима, не выводящих его при этом за пределы православия, но являющихся его уникальным вкладом в православное богословие. Именно эти особенности вызывают наибольший интерес. Ангеликуд был par excellence мистиком-исихастом и тонким экзегетом Священного Писания, а в «философии» исихазма его интересовали темы, касающиеся духовной жизни, особенно ее сокровенной сучи - восхождения человека к Богу. Тем не менее, несмотря на значимость личности и учения Каллиста Ангеликуда, его сочинения и мысль остаются практически неизученными. Это обусловлено целым рядом причин: трудностью языка его сочинений, отсутствием изданий основных текстов и плохим состоянием рукописей. Более того, практически не изучены эпоха и окружение Каллиста Ангеликуда. Молодость и годы духовного становления Ангеликуда пришлись на время напряженных паламитских споров, завершившихся официальным признанием исихазма на соборе 1351 г. Однако личный творческий расцвет Ангеликуда приходится на 1360/70-е гг. — время упадка, политических поражений и снижения интереса к культуре и богословию. Многие имена этого периода стали известны только в XX в., когда стали издаваться сочинения поздних паламигов и антитомистов, ранее сохранявшиеся в виде рукописей. I. Реконструкция биографии Первая труднослъ изучения трудов Ангеликуда касается большого числа имен, под которыми он известен: «Ангеликуд», «Антиликуд», «Тиликуд», «Ликуд», «Меленикиот», «Катафигиот», «Каллист патриарх». Эти имена появляются и в рукописях, в которых сохранились его сочинения, и в текстах его современников, которые ссылаются на личность Каллиста лишь от случая к случаю. В нашей краткой заметке мы не можем вдавать в этот вопрос, отметим лишь то, что прозвище «Меленикиот» представляется наиболее прозрачным. Оно указывает на македонский город к северу от Серрской области, © Д. А. Поспелов, статья, 2009. носивший название «Меленкон» или «Меленикон» (McXiviKov)1696. В окрестностях Меленикона, рядом с часовней св. Николая Мирли- кийского, Каллист основал небольшую «пыстынь»1697, где и провсл большую часть жизни. Точно определить год рождения Каллиста Ангеликуда и другие даты ого жизни, вплоть до года смерти, практически невозможно. Нам приходится исходить главным образом из косвенных свидетельств. Важнейшим из таких указаний является прозвище «Катафигиот» (см. выше). Если оно связано с обителью Катафиги («Богородицы-Прибежища»), одним из крупных монастырей Константинополя, то мы вправе сделалъ отсюда вывод о пребывании Каллиста в Константинополе и его возможном знатном происхождении; в любом случае, мы вправе предполагать, что богослов получил образование в столице. Об этом свидетельствует и язык его сочинений, и несомненное, пусть и «опосредованное», знакомство с философией Платона и неоплатоников, выходившей за пределы еукикАюс; 7mi&?ucru;, — общеобразовательной программы. Не вызывает сомнений, что Каллист какое-то время жил на святой горе Афон. Об этом свидетельствует и местное предание, связывающее имя Катафигиот со скитом Катафиги, и широкое распространение рукописей Ангеликуда в афонских монастырях, и его знакомство с будущим патриархом Филофеем Коккиным. Далее, весьма показательными являются упоминания о свт. Григории Паламе. В 7 Слове «Исихастского утешения» Каллист восхваляет Григория Паламу как одного из отцов Церкви1698 и подробно пишет о его борьбе с Варлаамом Калабрийским и Акиндином. Очевидно, в конце 1330-х гг., когда разворачивалась эта полемика, Каллист был в достаточно зрелом возрасте, чтобы внимательно следить за событиями, — следовательно, можно угверждать, что он родился не позднее 1320 г.1699 Ангеликуд относился к Паламе с великим уважением, называя его «от природы оплот чистоты, истинное украшение монашествующих, мерило духовной мудрости, друг исихии и презрения к человеческому. .. и неложный учитель [мудрости и исихии], прозрачнейший источник молитвы и из нее благодатных слез, сокровищница Духа»1700, однако в своих богословских построениях почти не пользовался его терминологией. В сочинениях Каллиста мы видим влияние Лреопагитик, Симеона Нового Богослова или Макария Великого, но не паламитских текстов. Даже в цитируемом здесь 7 Слове он обращается к фигуре Паламы не для аргументации своего толковании Царствия Небесного как силы и энергии Святого Духа, а лишь для того, чтобы нарисовагь образ человека, который «поистине вошел в сей духовный рай»1701. Таким образом, мы вправе утверждать, что к началу исихастской полемики Каллист уже был сложившимся мыслителем, который полностью разделял взгляды Григория Паламы, но при этом не испытал влияния его богословского языка. До нас не дошло никаких документальных сведений о том, когда Каллист Ангеликуд отправился в Меленикон (из Константинополя или с Афона, из Салоник), хотя мы предполагаем, что это произошло во время гражданской войны 1341—1347 гг. Мы уже отмечали восторженный тон, в котором Ангеликуд пишет о Паламе, и крайне резкое осуждение Варлаама и, особенно, Акиндина, которых он ставит в один ряд с такими ересиархами, как Арий, Македо- ний, Евномий и Савеллий. Этот текст был написан после смерти Паламы, т. е. после 1359 г., и столь эмоциональная оценка событий двадцати летней давности говорит о сильнейшем впечатлении, которое эта полемика произвела на Каллиста. При этом Ангеликуд даже не упоминает имени Никифора Григоры, хотя именно он был оппонентом Паламы на решающем соборе 1351 г. и продолжал спорить с ним в 1350-х гг.1702 Не касается Каллист и круга проблем, бывших предметом разбирательства на этом соборе. Очевидно, в эго время он уже не имел возможности следить за событиями в Константинополе. В то же время, смута 1340-х гг., антиисихастские соборы и гонения на Паламу, процессы 1344 г. по обвинению в ереси (справедливому и нет) афонских монахов могли быть убедительными причинами, побудившими богослова искать более тихое место для уединения. Мы вправе предположить, что Каллист какое-то время жил на святой горе Афон. В то же время известно, что Каллист, как было сказано выше, основал небольшую «пустынь» в окрестностях Меленикона, где и провел вторую половину жизни. Тем более удивительным нажегся его выступление в антитомистской полемике: всю жизнь избегая участия в богословских спорах, он, тем не менее, составил самый подробный трактат в опровержение философии Фомы Аквинского. (Мы уверены, что это произведение создано именно в «пустыни», так как в названии рукописи автор именуется Меле- никиотом). Есть основания считать, что сочинение было написано на заказ. Во-первых, трактат «Против Фомы Аквината» написан достаточно строго, последовательно, с соблюдением правил логической аргументации, «что совершенно не характерно для других трудов Ангеликуда. Во-вторых, это единственный трактат, дошедший до нас в одной рукописи и одной редакции. Мы также знаем, что Каллист не вел жизнь строгого затворника: по крайней мере, в 1360-х гг. он был в Фессалониках (или другом крупном городе), где мог услышать о чудесных исцелениях от мощей Григория Паламы1703. В 1370-х гг. Каллист активно интересовался событиями в Фессалониках; одно из слов «Исихастского угешения» представляет собой письмо, отправленное знакомому монаху из этого города, в котором обсуждаются дела местного прихода1704. До 1371 г. пустынь Меленикиота не была официально признана монастырем. Некоторые сведения о жизни общины Каллиста можно почерпнуть из двух документов патриарха Филофея Коккина, связанных с пустынью Ангеликуда. Если мы принимаем датировку С. Куцаса, по которой «Наставление» было написано между 1364 и 1371 гг., — мы должны констатировать наличие серьезных разногласий в общине Каллиста в эти годы. По неизвестным нам причинам, о которых документ умалчивает, некоторые монахи братства Ангеликуда, которые были пострижены в схиму и рукоположены самим Каллистом, отказались причащаться из рук старца. Они нашли себе другого духовного наставника, жившего вне стен монастыря. Община разделилась на два лагеря: одна часть монахов осталась верна Каллисту как духовнику, прочие переметнулись к другому человеку, который никаким образом не относился к обители. Не исключено, что причиной конфликта стала активная полемическая деятельность Каллиста в эти годы и его жесгкая антитомистская позиция. Либо с Каллистом случилось то же, что ранее с прп. Симеоном Новым Богословом: часть братии не смогла принять духовную экстатичность и мистический энтузиазм Ангеликуда. Некоторый свет на природу данного конфликта проливают Первое и Второе Слова «Исихастского утешения». Первое Слово, озаглавленное «Призывание Господа нашего Иисуса Христа и последующее упражнение в нем»1705, составлено Ангеликудом как возражение некому монаху, имени которого он не называет. Однако богослов замечает, что речь идет об известном монахе, живущем в киновии, и что он весьма образован. Доктрина оппонента Каллиста основывается на том, что одно и то же — молитвенно обращаться к Богу вообще и к Господу Иисусу Христу. Противясь такому «редукционистскому» пониманию, Каллист богословски обосновывает практику Иисусовой молитвы, т. е. постоянного призывания имени Иисуса Христа. Следующее Слово1706 служиг продолжением предыдущего. Судя по его первым строкам и общему содержанию, кажется вероятным, что указанный монах ответил на первую речь Ангели куда, противясь содержащимся в ней идеям. В своем ответе Каллист упоминает позицию оппонента и по памяти цитирует отрывки из недошедшего послания. Отметим, что при явной полемической направленности Слова его стиль указывает на то, что Каллист не был инициатором спора, а скорее, вынужден оправдываться перед «более искусным» (и, весьма вероятно, более влиятельным) противником. Сравним заглавие Второго Слова: итак, апология Ангеликуда направлена оппоненту, «вопреки всякой справедливости обвиняющему [Каллиста] в нечестии на основании изложенного ранее», чтобы неопровержимо доказать, «что [Каллист] поистине следует мыслям богоносных пророков и апостолов, также святым отцам, а прежде них - Его [Христа] учению и духовному путеводству стезей истины, согласно которым он [прежде] выступил». В тексте Второго Слова мы находим прямое указание на то, что именно этот образованный и влиятельный монах стал духовным наставником для недовольных братьев из общины Каллиста1707. Наконец Каллист обратился к Константинопольскому патриарху с просьбой урегулировать возникшие противоречия, вследствие чего и было опубликовано «Наставление». Из столицы был выслан документ, в котором официально признавалось право Каллиста быть духовным наставником братии. Адресатом послания, вероятно, были не сами монахи, о которых говорится исключительно в третьем лице, а церковные власти Меленикона, которые могли создать Ангеликуду «препятствия для начальства над ними [братией] и для подчинения оных ему, так что он не может легко поступать так, как считает нужным»1708. Очевидно, под сомнение было поставлено само право Ангеликуда принимать исповедь монахов, ибо патриарх Филофей считает нужным подтвердить это право своим авторитетом: «Наша мерность убеждена, что он [Каллист] прекрасно будет исполнять все, что бы ни делал. Ибо он свяжет... то, что должно быть связано, и разрешит то, что должно быть разрешено, в чем заверяет Наша мерность». При этом Коккин характеризует Каллиста как «человека... духовного, добродетельного и исихаста»1 \ Уважительный тон документа свидетельствует о высоком авгори- тетете Каллиста, а выражение «по духу сын Нашей мерности» позволяет предположить, что Филофей Коккин был знаком с ним лично (впрочем, уже сам факт подобного обращения со стороны Каллиста показывает, что он был уверен в благожелательном отношении патриарха). Очевидно, этот «оппонент» Каллиста был достаточно влиятельным лицом, потому что «Наставление»» не смогло полностью урегулировать конфликт, и вскоре Каллист обратился к патриарху с просьбой признать его «пустынь» ставропигиальным, г. е. самостоятельным монастырем. Такая обитель не подчиняласть власти местного епископа и оказывалась полностью в зависимости от Вселенского патриарха. В 1371 г. «пустынь» Каллиста «в соответствии с его волей и его просьбой», как говорится в «Соглашении», стала монастырем Константинопольского патриархата. Как возможное объяснение стремлению Каллиста вывести свою обитель из подчинения митрополиту Меленикона, мы можем допустить принадлежность последнего (и его окружения) к оппонентам исихазма или ангеликудовского энтузиазма. Как бы то ни было, в обители Ангеликуда на службах поминали Филофея, так как он считался епископом монастыря, хотя в часовне св. Николая Мир- ликийского1709 (она была там еще до прихода Каллиста с учениками, как свидетельствует документ) поминалось имя митрополита Меленикона. Год смерти Каллиста установить невозможно. Надежным terminus post quern остается 1371 г. — единственная документально зафиксированная дата. Можно предположить, что великий мистик закончил земную жизнь в 1390-х гг. Основанием для подобного предложения служит датировка, предложенная А. Ю. Виноградовым для единственного известного нам автографа Ангеликуда cod. Barberini. gr. 420: ученый относит эту рукопись к концу XIV в. П. Литературное наследие Ангеликуда В настоящее время нам известны заглавия следующих сочинений Каллиста Ангеликуда: «219 глав» или «Исихастское обучение»1710, «Исихастское утешение», «Против Фомы Аквината» (точнее, — «Каллиста Меленикиога против книги Фомы Латинянина* [направленной] против так называемых эллинов»), «Главы о Божественном единении», «Антирретик филотомистам», «Святейшего и приснопамятного Каллиста патриарха главы пропущенные: о том, что так на зываемый “Рай” есть [внутренний] образ человека», «Об исихастской жизни» («реплика» 22 слова «Исихастского утешения»), и, наконец, недавно обнаруженное С. Куцасом и исследованное О. А. Родионовым «Послание ученику Макарию» (включенное в собрание «219 глав»). Исследование рукописной традиции показало, что «Главы о Божественном единении» и «Главы», дошедшие до нас под именем «Каллиста патриарха», представляют собой две, по всей видимости авторские, подборки, составленные на основе более пространного корпуса глав, именуемого условно «Исихастским обучением» или «219 главами». Эти подборки составляют примерно 2/3 текста «Исихастского обучения». Итак, к основным сочинениям прп. Каллиста мы, вслед за С. Куцасом, относим трактаты «Против Фомы Аквината», «Исихастское обучение» и «Исихастское утешение». Трактат «Против Фомы Аквината», известный уже под именем Каллиста Меленикиота, по всей вероятности, относится к промежутку между 1354 и 1368 г. Ш. Издания и переводы Впервые творение Каллиста LvXXoyicrriKajv ка1 ифуХотатшу K€a\aia)v та aco^ofieva IJepl deiac kvaxjecjs ка1 fiiov dewprjTLKov было издано в 1782 г. в составе греческой «Филокалии»1711, неоднократно переиздававшейся. Трактат «О Божественном единению) был переведен на славянский Паисием Величковским1712. Первый русский перевод творения появился лишь в 1898 г.; он был опубликован Н. А. Леонтьевым1713 вместе с «Подвижническим словом» св. Иоанна Карпафийского. В 1997 г. появилось новое издание под редакцией А. Ф. Лосева1714, а еще через два года - сверенная версия А. Г. Дунаева1715. Греческий текст’ сочинения, известного как «Святейшего и приснопамятного Каллиста патриарха главы пропущенные: о том, что так называемый “Рай*’ есть [внутренний] образ человека», был опубликован редактором второго издания Филокалии Панайогом Дзе- латисом в 1893 г.1716 В настоящее время в рамках серии Smaragdos Philokalias О. А. Родионовым и Д. А. Поспеловым готовится перевод этого трактата. Не переведенный на русский язык трактат «Против Фомы Аквината» издан Ст. Пападопулосом1717, а из основного труда Каллиста «Исихастское утешение» опубликовано всего четыре ("лова (5,16, 22 и 23)1718\ Слово 16 «О духовной брани и о согласном с ней священном безмолвии» переведено на русский язык М. В. Грацианским1719. IV. Исследования Тексты Ангеликуда были распространены среди афонского монашества, о чем свидетельствует включение в «Филокалию» прп. Никодима Свягогорца весомой части трактата «Исихасгское обучение». Тем не менее, несмотря на столь высокий авторитет в монашеских кругах, Каллист оставался почти неизвестным для исследователей. Честь открытия Ангеликуда в наше время принадлежит кардиналу Джованни Меркати1720. Хотя в своей краткой статье он лишь указал на единое авторство текстов, известных под именем Каллиста Ката- фигиота, Меленикиота й Ангеликуда, и обозначил основные темы его ранних сочинений, заслуга Меркати как первооткрывателя остается несомненной. Следующее исследование, посвященное Ангеликуду, появилось только через полвека. |(Ьгилиан Пападопулос, занимавшийся изучением истории томист?кой полемики в Византии XIV в., не мог обойти вниманием трактат Каллиста «Против Фомы Аквината». Он подготовил издание этого сочинения (см. выше), дополнив его обстоятельными примечаниями, обращался к анализу трактата и в других статьях, посвягценньЬс вопросам томистской полемики1721. С. Пападопулос посвятил «Исихастскому утешению» Каллиста (об «Исихастском обучении» он ничего не знал) лишь краткий обзор во вступительной статье к своему изданию, причем ему были известны только лве рукописи, содержащих это произведение. Единственным крупным исследователем творчества Ангеликуда в настоящее время является архим. Симеон Куцас, специально изучавший исихастское богословие Каллиста и издавший часгъ его монументального 1руда «Исихастское утешение» по рукописи vat. gr. 736 (см. выше). В опубликованных Куцасом «Словах» Ангеликуд рассказывает о способах практической аскезы, отмечает важность внутреннего безмолвия, восхваляет умную и сердечную молитву, называет ощутимое причастие Святого Духа фундаментальной целью аскетической жизни. На основании выбранных текстов С. Куцас определил круг тем Каллиста как способы практической аскезы (достижение внутреннего безмолвия, умная и сердечная молитва), и учение об ощутимом' причастии Святого Духа. Однако такие философские вопросы, как понятие о Едином и у^чение о Божественном эросе, оказались вне поля зрения ученого. В последние годы фигура Ангеликуда вызвала интерес такого крупного исследователя эпохи паламитских споров, как Антонио Риго1722. Из отечественных исследователей необходимо указать на труд А. Г. Дунаева, составившего предисловие и обстоятельные комментарии к своей редакции перевода «Глав о Божественном единении»1723 и статьи Ю. П. Зяблицева1724 и Д. И. Макарова,1725 отметившие в богословии Каллиста параллели с античной философией. Однако, несмотря на важность этих исследований в плане постановки проблемы, никто из указанных авторов не работал с рукописями Ангеликуда - все они опирались лишь на изданные тексты, составляющие не более трети наследия Каллиста. V. Об основных чертах философско-богословского учения Анеликуда В формате настоящей «Антологии» мы не имеем возможности во всей полноте - с доказательствами и примерами — развернуть анализ основных аспектов богословского и философского наследия Ангеликуда. Подобного рода исследование, надеемся, вскоре увидит свет. Здесь же мы можем изложить лишь общие соображения по этой теме. В качестве важной особенности мысли прп. Каллиста Ангеликуда следует отметить, что основной корпус его текстов формировался не в условиях полемики, требующей написания специальных трактатов и четкой систематизации мысли, но «в дидактических целях», т. е. как сборник основанных на экзегезе Священного Писания и на внутреннем опыте поучений, посланий, рассуждений, которые обращены к монашеской братии и посвящены практике духовного делания. Этот «прикладной характер» гворчества Ангеликуда предопределил и расстановку акцентов: основное внимание богослова сосредоточено на вопросах гносеологии, на учении о человеке, о молитве, созерцании и т. п. Учение Ангеликуда, не сформулированное в виде специальной доктрины, реконструируется на основе сравнительного анализа текстов. В результате этого анализа нами были выделены следующие положения богословия Ангеликуда: 1. Центральным онтологическим понятием Ангеликуда является понятие Единого, восходящее к Дионисию Ареопагиту и неоплатоникам. Следуя Ареопагиту, Ангеликуд вводит понятие о «надмир- ном» и «численном» Едином. Поскольку понятие численности для него синонимично доступности мышлению, высшее Единое оказывается изъято из исчислимости и раскрывается в «том, что около» Бога — в именах, силах, энергиях. Имена суть «простые образы» Бога, через которые происходит познание; одним из важнейших имен является «Красота», благодаря которой ум привлекается к Богу. 2. У Ангеликуда отсутствует стройное учение о Божественных энергиях. Представление о Божественных энергиях у него, с одной стороны, является частью учения о Святом Духе, а с другой - частью учения Дионисия Ареопагита о Божественных именах как качествах и образах. Множественность проявлений Единого (энергий) приводит Ангеликуда к представлению о множественности причастностей Божесгву. Причастие трактуется как перенимание Божественной мудрости, как чувство, т. с. восприятие умным чувством Божественного Света или как ощущение (причастие Единому в состоянии экстасиса). 3. Согласно Ангеликуду перед причастием Единому ум приобретает «форму» Божества или входит в «образ» Божества, который можно было бы назвать «гиперохическим» (букв.: превосходящим), т. е. становится лишенным вида, качеств, границ. Таким образом, причастие Божественному в понимании Ангеликуда состоиг в обретении умом Божественных качеств. 4. Через учение о «раскачествлении» ума Ангеликуд разрешает противоречие между принципиальной непричаствуемостью сокровенного Единого и возможностью обожения ума. Теряя все свои свойства, вплоть до мышления, ум перестает бы ть умом, становясь по энергии Единым. Таким образом, сохраняется непричастность и непознаваемость Божества, но в то же время ум обоживается. 5. Применительно к богопознанию, Ангеликуд выделяет несколько способов познания Божества: через «логосы сущих» и через некие состояния ума, связанные с действием Божественных сил. Ключевым понятием гносеологии Ангеликуда становится «эрос», на основе которого совершается высшее познание, происходящее вне ума и состоящее в достижении тождества взаимно влюбленных ума и Бога. Понимание эроса как средства достижения единства с Единым восходит к платоновской философии, но у Ангеликуда оно дополнено учением о взаимности такого рода эроса: эросу человека, направленному к Богу, соответствует божественный эрос, т. е. Любовь Единого к человеку. Заслугой Ангеликуда является разработка мистической терминологии для обозначения экстатических состояний ума, выходящего за пределы мышления (горение, опьянение, полет, восхищение и т. п.). Эрос понимается одновременно как нечто и доступное, и недоступное мышлению, непричаствуемое и полностью причастное. Ангеликуд следует Ареопагиту в создании иерархии причастностей и представлении о посредниках, хотя и структурирует ее не так строго. 6. В антропологии Ангеликуда, которая является результатом личного духовного опыта, задействованы как философскде средства (в полемических трактатах), так и поэтические образы. Многообразие языковых средств и некоторая непоследовательность в терминологии связаны с тем, что вербализация этого опыта происходит посредством интеллекта, не принимающего участия в самих мистических переживаниях. Представления о душе как «саможивом» существе, об уме как высшей активной части души, способной наполняться Божеством, и о сердце как средоточии эмоциональной и познавательной деятельности согласуются со святоотеческой (ас- кетико-монашеской) традицией и находят прямые параллели у свв. Исаака Сирина, Максима Исповедника и Григория Паламы. 7. Практическая направленность учения Ангеликуда определила такую черту его богословской системы, как широкое использование антропоморфных образов применительно к умопостигаемым и духовным реалиям. Таким образом, Ангеликуд как бы «псевдо-мате- риализует» нематериализуемое. Яркое выражение это находит в учении Ангеликуда об «умных чувствах», через которые совершается восприятие нематериального. Каждому «чувству ума» соответствует антропологизированное качество Бога: «гортань» ума, вкушающая божественную сладость, «обоняние», способное уловтъ благоухание одежд Божиих, «очи» ума, которые созерцают нетварное и т. д. Сравнения, использующие библейские аллюзии, также задействуют телесные символы (Христос сравнивается с прекрасным яблоком, которое душа вкушает под тенью древа Бога Отца). Такая возможность приложения к Богу имен человеческого языка в качестве «не- уподобляемых образов» была философски обоснована Дионисием Ареопагитом. Еще одним нововведением Ангеликуда является внесение чувственных образов в область божественного: Бог влюбляется в душу как жених в невесту, Бог радуется, Бог угощает возлюбленных бессмертных нектаром и др. Особенно яркими и шокирующими являются описания высшего соединения ума, т. е. души человека, с Богом. Такие отношения Ангеликуд описывает, используя яркие эротические образы (что даже вызвало возмущение одного из лучших исследователей наследия Ангеликуда, архимандрита С. Куца- са), причем основным стремлением Ангеликуда является не столько мистико-аллегорическое толкование Песни Песней, сколько введение, посредством языка, в тончайшие мистические пракгики и описание конкретных духовных состояний. Эта псевдо-антропологизация Божества проникает даже в изображение безличного Единого. После «Божественного мрака», в котором прекращаются все созерцания, ум снова видит Красоту, которую, вероятно, надо понимать уже не как одно из имен Бога, но как «любовную привлекательность» Единого. 7. Отличительным аспектом учения Ангеликуда следует признать его духовный «гедонизм». Наслаждение становится одной из важнейших категорий, характеризующих воздействие Божественной любви. Сама эта мысль не нова для святоотеческой традиции, но Ангеликуду принадлежит заслуга разработки терминологии для ее выражения. Наслаждение понимается как удовольствие от охваченности Божественным эросом, какутешение, т. е. угасание страстного начала, какумиротворение или соединение всех душевных сил и соединение ума с сердцем, и как покой - прекращение умом мыслительной деятельности. Тексты Ангеликуда содержат понятия и образы, восходящие к античной философии, особенно к платонизму. Важной параллелью является учение о богопознании и восхождении к Богу и Единому посредством эроса. Это учение принадлежит Платону, писавшему о совершенствовании души и познании Красоты и Блага через охваченность ее эросом. Воспринятое через посредство Дионисия Ареопагита это учение в отчетливой и развитой форме представлено у Ангеликуда. Сюда относятся именования Бога Красотой и Благом, а также многие элементы учения об эросе - от общего представления об эросе как стремлении к Прекрасному, т. е. «посреднике между Богом и людьми», до отдельных образов и терминов: окрыленность души (у Ангеликуда чаще - ума), опьянение, стрекала любви, священное неистовство (fiavia) или исступление (ексттастк;), ведущее к внеинтеллектуальному познанию Божества. Изложенное в «Федре» Платона учение о возгорании любви в душе возлюбленного через восприятие неких «частиц», исходящих от влюбленного, у Ангеликуда трансформируется в необычное утверждение о причастии Божеству послушником через старца и старцем через «огонь эротов» в душе послушника. Тем не менее, во всех этих случаях мы имеем дело с loci communes учения Платона, органично усвоенными византийской культурой. Таким образом, пет оснований утверждать, что Ангеликуд сознательно ориентировался на философию Платона. Влияние неоплатоников на учение Ангеликуда более очевидно, особенно в учении о Едином и устремлении ума к Единому. В различении понятий высшего, трансцендентного Единого и «Елиного сущего» Ангеликуд следует Ареопагиту, однако, если рассматривать более глубокие корни учения Ангеликуда, то видно, что его мысль расходится с той философской традицией, от которой отталкивался автор Ареопагитик. Если терминология Дионисия восходит к Проклу (постулировавшему недоступность и абсолютную непоз- наваемосгь Единого), то Ангеликуд оказывается ближе к традиции Плотина и Дамаския - в таких аспектах, как учение о возможности восприятия Единого через его влияние на душу (т. е. через ощущение), о Божественном прикосновении, о «побеге единого к Единому» (т. е. единовидного ума к Богу), о создании Богом Своего образа в человеческом уме, обеспечивающем возможность уподобления ума божественному. Параллели с указаными философами обнаруживаются и в более тонких деталях: образ божественного нектара, учение об отпадении и возвращении ума, представленное Ангели- кудом в аллегории души-невесты, а у Плотина - души как дочери Отца-Единого. Ангеликуд приспосабливает неоплатоническую схему и терминологию для выражения христианского учения — обожение ума он трактует не только как любовь Божества к Себе, но и как путь для соединения души с Богом и сотворения человека «богом по благодати». Для более точного выяснения степени влияния неоплатонической философии на Ангеликуда требуется отдельное исследование, учитывающее и традицию рецепции Плотина в христианской мысли, особенно толкования Михаила Пселла. Несомненно, значительное влияние на Ангеликуда богословия Дионисия Ареопагита, хотя речь идет не о буквальном цитировании, но скорее о терминологической зависимости и рецепции отдельных взглядов. К Ареопагиту восходит представление об одновременном приложении к Божественной сущности апофатического и катафатического методов богопознания, а также приложение к непостижимому Единому имен «Самоистина», «Самосвет» и «Самобо- жественность». К мысли Ареопагита восходит также учение о несуб- станциальности зла и такая важная черта мышления Каллиста, как иерархичность универсума, выраженная и в представлении о небесных умах и сущностях, окружающих Бога, об иерархии созерцаний, возводящих к высшей Красоте. Влиянием Ареопагита объясняется также приверженность Ангеликуда к введению лексических новшеств — гапаксов, образованных по моделям словообразования Ареопагита. К их числу относятся прилагаемые к Богу сложные термины с корнем «свет». Из Ареопагита заимствовано также понятие о божественном мраке и о неведении как о состоянии максимально возможного приближения ума к Божеству. Можно сказать, что Ангеликуд сильно антропологизирует Ареопагита, соединяя его учение с аскетическо- мистической традицией. Понятие о Божественном эросе, связанная с ним терминология, учение о Красоте (благоухании), которой Бог привлекает ум, также находит параллели в Ареопагитском корпусе. Ангеликуд говорит о единстве эроса между человеком и Богом, трактуя, однако, эрос как энергию и силу Единого. К влиянию Ареопагита и прп. Максима относится учение о «претерпеванию) Божества, г. е. полном обожении. Учение Ангеликуда об ощутимости причастия Святого Духа, о близости наслаждения и страдания в божественной любви, а также понимание рая как состояния ума обоженных праведников восходит к традиции прп. Симеона и Никиты Стифата. В том, что касается отношения Ангеликуда к современной ему паламигской традиции, можно отметить отсутствие особого интереса Ангеликуда к теоретическому обоснованию исихазма и вообще обостренного интереса к полемической схоластике. Учение о Божественных энергиях у Ангеликуда не сформулировано как таковое: постулируется лишь наличие энергии Святого Духа как ипостас- ного действия, в то время как у Паламы имеется отдельное учение о Божес гвенных энергиях, отличаемых от Божественной сущности. Ангеликуд не развивает свое учение в русле палами гской двойственности (строго деления на сущность и энергию), но говорит лишь о многообразии энергий (энергии красоты, мудрости и т. п.). Если сравнивать учение Ангеликуда и Паламы, можно сделать вывод, что они основаны на одних и тех же идеях, выражаемых в разных терминах. В богословской системе свт. Григория понятие Единого почти не используется: ему соответствует Божественная «сущность». «Энергии» Палама трактует как проявления непознаваемого Божества. Напротив, Ангеликуд разводит понятия «Единое» и «сущность» — категория существования отнесена им к Богу в Его данности человеку, постигающему, что «Бог существует». Таким образом, в мысли Ангеликуда сближаются понятия «сущности» и «энергий», совместно противопоставленных Высшему Единому. Не исключено, что это обст оятельство могло ограничить развитие идей Ангеликуда: монашество Афона и других монашеских центров Греции избегало широкого распространения его сочинений, опасаясь их трактовки в антипаламитском или «мессалианском» ключе. В отличие от Паламы, Ангеликуд говорит о взаимности отношений праведника с Божеством: Бог наслаждается душой праведника. Этот элемент не сводится к Платону, где Божество изъято из мира, но имеет корни в мысли Ареопагита об исхождении Божества вовне (прообос;), однако Ангеликуд придает этому «исхождению» этическую и любовную окраску. Еще одним отличием от Паламы следует признать большое значение антропологии, которая тесно связана с учением о Божестве у Агеликуда, но совершенно не разработана в этом ключе у Паламы. Если Палама избегает (псевдо-)чувственных образов, то у Ангеликуда понятие «духовного наслаждения» играет важную роль. В целом можно сказать, что учение Ангеликуда представляет собой завершенную философскую систему, по терминологии и образам опирающуюся на предшествующую традицию (особенно, неоплатонизм и богословие Аионисия Ареопагита). На основе интерпретации Ареопагита через призму учения о Божественном эросе и причастии Божеству Ангеликуд создал самостоятельную богословскую систему, не зависящую от современной ему паламитской традиции, но поддерживающую основные положения паламизма. Таким образом, можно констатировать наличие в позднем исихазме «нео-ареопагитского течения»у являющегося не «эпигонством» по отношению к ареопагитскому корпусу, но его развитием с учетом актуальных проблем той эпохи. VI. О полемике Ангеликуда с учением Фомы Аквинского Наконец, завершая эту статью, следует сказать неколько слов об интереснейшей полемике прп. Каллиста с Фомой Аквинским. Одним из важнейших событий в духовной жизни Византии XIV в. является возникновение новой схоластической теологии, которая базировалась не на сочинениях эллинских философов, как «мейнстриме» византийской мысли, а на совершенно новом привнесенном явлении, которое ныне принято называть томизмом. Часть трудов Фомы была переведена в Восточной империи: первым переводчиком этих работ Аквината (после опытов Максима Плануда) стал известнейший в то время гуманист и интеллектуал Димитрий Кидонис (1323—1398 гг.). Будучи политическим деятелем, Кидонис смог достичь высокого положения в византийском государстве и доказать императору Иоанну Кантакузину важность своих переводов Фомы. Вместе с тем Кидонис являлся духовным лицом и играл важнейшую роль в богословских, церковных и политических противоборствах второй половины XIV в. Кидонис сильно эллинизировал терминологию Фомы Аквинского, переводя ее на язык, понятный тем людям, которые участвовали в полемике происихасгской и антиисихастской партий. Именно это, а не сама ценность творений Аквината и спровоцировало горячую полемику, в которую вступали люди, далекие от дискуссий своего времени, — такие как Каллист Ангеликуд. Перевод «Суммы против язычников» был завершен в 1357 г., т. е. через 'гри года после победы паламизма на Константинопольском соборе 1351 г., осудившем философа Никифора Григору и его сторонников. Вероятно, само возникновение филотомизма через перевод трудов Аквината явилось реакцией на победу паламизма и единственной возможностью реванша «антипаламитской партии». В 1354 г. появился перевод «Суммы теологии», а также других, менее значимых работ Фомы Аквинского. Каллист Ангеликуд, известный больше как автор аскетических монашеских сочинений, стал одним из видных представителей антитомизма. Критика Фомы сгала для Ангеликуда своего рода «плацдармом» для создания более весомых, не строго полемических сочинений. Из трудов Ангеликуда ясно, что он по большей части не интересовался схоластикой, даже паламитской, и вряд ли активно участвовал в паламитских спорах, однако не обошел вниманием перевод «Суммы против язычников» и именно от него отталкивался в своей критике схоластической теологии в целом. Труд Каллиста, озаглавленный «Против Фомы Аквината», дошел лишь в одной рукописи XIV в. (cod. Ath. 4457), которая хранилась в Афонском монастыре Ивирон и была опубликована греческим ученым Стилианом Пападопулосом1726. Разбирая все схоластические сочинения, появившиеся в Восточной империи, мы не найдем другого православного автора, кроме Ангеликуда, основной целью которого было столь основательное опровержение основ томистской теологии. Метод опровержений, используемый им, прост и ясен: он берет один или целый каскад отрывков из перевода «Суммы против язычников», а затем приводит свои суждения и критические замечания1727. Для формирования своих аргументов Каллист использует не только свои собственные идеи, но и цитирует отцов Церкви. Его критика Аквината отличается хорошим знанием самого текста греческого перевода — она вполне логична и наполнена инвективами против Фомы только до той степени, до которой это необходимо, т. е. содержит в себе минимум риторики. Трактат «Против Фомы Аквината» делится на 641 параграф (далее будет указываться номер параграфа) и включает следующие части: «Отношения между верой и естественной причиной» (1—15), «О названии книги» (16-20), «О мудрости» (21—43), две главы «О провидении» (44—62, 63—96), «Элементарная фисиология» (97—99), «О движении» и «О том, что небо неодушевленное» (100—186), «О последнем пределе [совершенстве] и непрерывном движении в нем» (187-210), «О Божественной простоте и о различении сущности и энергии» (211-531)1728, «Об исхождении Святого Духа и об отношениях Божественных Лиц» (532—607)1729, «Резюме того, о чем было сказано» (608—641). В основу своей полемики Ангеликуд кладет мысль о том, что знание во Христе является откровением. Здесь он базируется на текстах Дионисия Ареопагита о непознаваемости сущности Божией, избирая как основу своего метода катафатическое богословие. Роль человеческого разума в богословии всегда вторична и имеет вспомогательный характер; эта критика относится как к Аквинату7 и его схоластике, так и к греческим мудрецам. Ангеликуд прекрасно понимал, что философия Аристотеля оказала большое влияние на схоластическую парадигму Аквината, поэтому, будучи христианским платоником, Ангеликуд критикует аристотелизм Аквината и Кидониса и отвергает философию вообще. Под философией следует понимать, скорее всего, не нравственную составляющую, т. е. платонизирую- щее восприятие философии, а интеллектуальную составляющую, т. е. аристотелевский концепт. Таким образом, хотя Ангеликуд и цитирует Аристотеля, он является все же последовательным и крайним антиаристотеликом. Каллист подходит к своему учению диалектически: он проводит строгую дизъюнкцию между богословием и философией, Божественным откровением и естественным разумом человека, между Божественной и естественной (физической) истинами. Это различие Ангеликуд считает определяющим, моделируя такой антитомизм, который можно назвать диалектическим и платонизирующим антиарис- тотелизмом. Каковы основные положения рассуждений Каллиста? Согласно его представлениям нет никакого согласия между Божественным законом и естественным разумом. Ангеликуд дает целое учение о действиях ума и чувствах ума, прот ивопоставляя ум естественному разуму, т. е. интеллекту. Обвиняя Фому Аквината в желании создать такую теологию и такую схоластику, которая в основе своей зависит от греческой философии, в частности от Аристотеля, Каллист подчеркивает коренное различие между священной мудростью и мудростью профанной. Этим он подчеркивает гот этический аспект представления о философии, который был характерен для Платона. К тому же богослов утверждает, как мы уже сказали, очевидность превосходства Божественного откровения над человеческим знанием. Согласно Аквинату, человек должен познавать Божественную сущность, и в этом заключается цель его существования. Для Ангеликуда познание человеком Бога зависит не от познания Божественной сущности, а от познания человеком сил Святого Духа и от приобщения к этим силам, благодаря чему человек становится просветленным и поднимается к истинному знанию, которым является созерцание Бога. Христианская вера и естественная причина совершенно несогласны Друг с другом. Аквинат пожелал поставить эллинскую философию и аристотелизм на один уровень с Божественной истиной (143), но низверженная Богом человеческая и древняя мудрость «персов и эллинов, индусов, египтян» (368) и «халдеев» (465), сколь высока бы ни была, отлична от божественной мудрости. Откровение Бога абсолютно превосходит любое человеческое знание — только Святой Дух способен дать уму совершенство (147), и это совершенство нельзя получить из мыслимого, как то утверждал Фома Аквинат, эллинские мудрецы и «сам Аристотель» (147). Так, чистые души приобретают познание не из представлений ума, но из света Святого Духа (150), тогда как, согласно Аквинату, душа мыслит, исходя из представлений (152). Если «небесные умы» (Серафимы, Херувимы, Господства и проч.) черпают познания из земных подобий, следовательно, земные понятия выше их, чего быть не может (153). Совершенство небесных умов - в Богоподобии, а не в представлениях (153). Согласно Ангеликуду, знание приобретается «от вышних озарений», и хранится, как сокровище, в уме, его принявшем (156). Ангеликуд также опровергал учение Фомы о том, что «насколько отдельная сущность более возвышенна, настолько и ее природа более подобна Божественной природе, и поэтому менее составная» (157). Ведь «отдельные сущности разумны и духовны и не соединены с телами, поэтому и называются отдельными сущностями» (158), а если люди — такие сущности, то умная природа пророка Моисея, превосходящая подвижников по озарению, - не менее составная, чем у обычного человека (159). Ангеликуд также опровергает учение Фомы Аквината об отрешенности нетварного света, который не узреть телесными очами (493). В опровержение учения Аквината о просвещении философии, Ангеликуд приводит мысль о том, что эллины и все мудрецы часто говорили о свете и о своей просвещенности горним светом. Но пол этим они понимали внешнюю мудрость и собственный интеллект, поэтому «ниспали» ог подлинного света, а следовательно, нарушили в себе, в своем уме, естественное познание и вышли к познанию после-естественному (метафизическому), пользуясь энергией человеческого ума (495, особ. 497). Ангеликуд негодовал, как ум человека (г. е. его энергия) начинает у Аквината выполнять функции Святого Духа: проходя через Божество, озаряет самого себя (498). Каллист опровергал учение Аквината о том, что Божественный свет является светом Божией сущности (506) и собрал в своем трактате немалое количество еретических цитат Аквината против Божественных энергий, когда сущностью называются энергии и качества Божии (515). Значит ельная частъ тракт ата «Протав Фомы Аквината» посвящена другой теме, еще более важной для учения Каллист а. Эта тема связана с традиционным для Ареопагита и впоследствии для Паламы учением о различии между Божественной сущностью и энергией (самая популярная тема эпохи паламитских споров). Вне простой и неделимой сущности Божества существуют’ Его силы-энергии, которые являются несозданными и вечными: они окружают Божественную сущность. Через них Бог проявляегся и созерцается. Ангеликуд категорически отвергает стремление «Ангельского Учителя» (Doctor Angelicus), но в то же время «противника света Христова» (491), видеть сущность Божию (212) как «мысленный образ», эйдос (510). «Уже само желание, - пишет с негодованием византийский богослов, — ведения [интеллектуального. — Д. П.] Божией сущности есть клевета уст гвоих» (211), есть «ужасная чума», «диавольская прелесть», «основание всех ересей» (357). Ибо и ангелы не могут видеть сущность Божию, которая, согласно прп. Максиму Исповеднику, «сверхизъята» (213) и не возможно, чтобы она воспринималась причастниками даже в будущей жизни, ибо она неделима и проста (489, 490). Фома, игнорируя различие между Божественной сущностью и Божественными силами (энергиями), тем самым не дает возможности человеку причаститься Божественных сил и энергий, то есть спастись. Ангеликуд явно придавал различию сущности и энергии фундаментальный сотериологический смысл: Божественная сущность неделима для причастников (241), следовательно, любая возможность спасения или обожения для человека исключена, если не отличить от сущност и Бога Его Божественную энергию. Фома же утверждал, что желание и мышление Бога — Его сущность, и это приводило к отождествлению сущности и энергии (243), характерному для ан гипаламитов и акиндинистов. Но Ангеликуд замечал, что не может быть само желание источником того, кт о желает (266). Так Фома вводит «многосущностность» Божества, называя «сущностью», а точнее, «сущностью сущности» энергии (272), причем вводит две сущност и в Боге — силу и энергию (316) — и при этом отрицает наличие в Боге сущностных энергий (345). Для Фомы Бог не способен желать, проявляя разом две энергии. Для Ангеликуда, желая, Бог может проявлять бесконечное количество различных нетварных энергий (394, 395): одной энергией желания Бог сотворил небо, другой - землю, третьей - море (396). Не одной энергией Бог знает- все: Христ ос друзей знает” как друзей, а недругов — как недругов, ибо им сказал «не знаю вас» (402). Особым образом Ангеликуд учит о предельном блаженстве человека, опровергая Фому. «Предельное блаженство человека состоит не в энергии желания», как з'чит Аквинат, ибо «конечное благо совершенного - порыв сделать покоем», ведь «порыв к Boiy есть истинная пища души», и поэтому порыв ангелов и душ к Богу никогда не закончится, в отличие от порыва неблаго латного ума к интеллеюпуалъному (281). Предельное блаженство человека состоит не в мышлении, это мнение эллинских мудрецов (и Фомы), и не в желании чего-то, это призрак самомнения, но в приобщении животворящему Духу, единении с Ним и согласном с Ним озарении, которое порождает в душе неиссякающие порывы к Богу (282), когда исихаст' соединяется со Христом через воипостасное воссияние животворящего и просвещающего Духа, случающееся в его сердце (475). Оно состоит не в том, чтобы «некоторым образом знать Бога», но в том, чтобы через животворящую и озаряющую энергию Духа соединиться с Богом (468). Человеческая мудрость, столь приятная Фоме, не приемлется Ангеликудом: если совершенство человека состоит в знании истины, значит Аристотель и все «внешние мудрецы» боговдохновенны и удостоились Божественной помощи (487), а следовательно, созерцали Божественные тайны без озарения Святым Духом (489). Итак, полемика Ангеликуда была направлена против следующих мнений Аквината о Божественной сущности и энергии, которые Ангеликуд перечисляет в синопсисе: 1) качества Бога — Его сущность (611); 2) в Боге нет ничего, кроме Его сущности (615); 3) Бог есть чистая энергия без всяческой потенциальности, активности (618); 4) энергия Бога есть сущность Бога (627); 5) в одном только Боге энергия Его есть сущность Его (629). Основные пункты антитомистской полемики Ангеликуда совпадают с ключевыми проблемами паламитских споров середины XIV в.1730, суть которых в: 1) соотношении божественного знания и человеческой мудрости, то есть возможности познания Бога путем интеллекта и естественного мышления; 2) вопросе о тварности Божественного света (как одно из частных проявлений более широкой полемики об ои(утимости причастия Божественным энергиям); 3) различении в Боге сущности и энергий. Полемика против идей Фомы Аквината интересовала Каллиста Ангеликуда, в первую очередь, в контексте богословских дискуссий своей эпохи. Его выступление было обусловлено важностью этой полемики для исихастских споров, так как оппоненты исихазма могли находить в переводах Кидониса дополнительные аргументы в свою пользу. Ангитомистская полемика не давала западному влиянию распространиться в Византийской империи. Сдерживая «латинизацию» мысли, исихастская теология встала на защиту религиозной и философской самостоятельности Византии, отреагировав на нужды времени методом традиционной полемики в целях обеспечения «религиозной безопасности» Христианского Востока в отношении Запада. Самым ярким представителем антитомизма стал прп. Каллист Ангеликуд, однако в силу ист орических обстоятельств (турецкая экспансия) его опровержение филотомизма, и, в итоге, самого томистского учения осталось в тени эпохи. А- Л. Поспелов
Еще по теме ПРП. КАЛЛИСТ АНГЕЛИКУД. ИНОЙ ПАЛАМИЗМ:
- ПРП. КАЛЛИСТ АНГЕЛИКУД. ИНОЙ ПАЛАМИЗМ
- Паламитские споры