Философия и наука в современном мире (Введение)

Замысел авторского коллектива заключается в том, чтобы на основе исследования различных типов отношения философии и науки более точно выявить предмет и особенности философии, ее место и роль в современной духовной культуре. Естественно, что в размышлениях над этой темой авторы отталкиваются от анализа современной буржуазной философии — преимущественно школ позитивистского и антипозитивистского типа.

Тем самым они так или иначе участвуют в обсуждении тех проблем, которые являются предметом оживленной полемики в западной философской литературе В последующих разделах книги будут рассмотрены различные аспекты данной проблематики. Сейчас же целесообразно попытаться определить ее место в марксистских исследованиях современной западной философии, указать на те причины, которые делают актуальным специальное, целенаправленное изучение исследуемой темы.

Если попытаться в общей форме оценить наши исследования современной буржуазной философии, то можно констатировать, что за минувшие годы достигнуты заметные успехи.

том, что часть буржуазных философов ведет плодо-

> Разумеется, в философской литературе они могут формулироваться по- разному. Но фактически именно эта проблематика составляет пафос оживленных споров о судьбе «метафизики», она затрагивается в полемике между неопозитивистами и философами экзистенциалистской и религиозной ориентации. Об актуальности этих проблем свидетельствует и тот факт, что тема 1

«метафизика и наука» интенсивно обсуждалась на недавнем Международном конгрессе по вопросам логики, методологии и философии науки (Бухарест, 1971).

в

творную работу в области формальной логики, разрабатывая семантику, семиотику, прагматику. Было бы неправильно закрывать глаза на их достижения в этой области, надо внимательно изучать все ценное, что в них имеется»2. Одним словом, за последнее время наша полемика с идеализмом стала более содержательной, «деловой», оперативной.

Вместе с тем по-прежнему актуальна задача повышать профессиональный уровень наших исследований, добиваться их большего идеологического эффекта, острее и содержательнее обсуждать животрепещущие проблемы, находящиеся в центре идеологической борьбы, борьбы, которая охватывает все формы духовной культуры — науку, искусство, литературу и т.

Но для успешной реализации этих потребностей необходимо овладеть особой философской проблематикой, профессиональным языком, нужно практически реализовать принцип марксистской партийности, осуществить процедуру исследования, специфическую для научного подхода. И чем более идеологически актуальной оказывается тема (а следовательно, потребность в ее немедленном освещении), тем более высокая квалификация требуется для ее публичного обсуждения — в ином случае полемика приобретает формальный характер.

Применительно к проблематике данного труда эту мысль можно конкретизировать следующим образом. Западная философия существует и развивается в контексте современной идеологической борьбы, так или иначе выявляя злободневные проблемы современного общества. Она делает это, однако, в особой форме, подытоживая

* П. Н. Федосеев. Советские ученые на XIV Международном философском конгрессе.— «Философия и современность». М., 1971, стр. 30.

многовековой период развития философии; ее современный дух и специфика выражаются в категориях и понятиях, которые не являются непосредственным отраже- ;' нием социально-политических процессов. Поэтому изу- ? ічение современной буржуазной философии представляет собой самостоятельный раздел марксистской историко- философской дисциплины, для которого выявление специфики современной философии, особого стиля теоретизирования, соотношения с классическим наследством, наукой, культурой оказывается непременным требованием.

Правда, некоторые авторы порой подчеркивают, что современная философия на Западе не выдвинула никаких «новых», «оригинальных» идей, а лишь «перепевает» !' давно известные и «отжившие» темы.

Разумеется, истоки большинства современных западных течений можно отыскать в глубоком прошлом. Даже такое сугубо «современное» направление, каким является экзистенциализм, во многом опирается на идеи Б. Паскаля и, если идти дальше в историю, — на религиозную антропологию Мартина Лютера. Взятые в общей форме (в рамках, например, противостояния материализма и идеализма), они, действительно, могут и не быть «новыми». Однако едва ли можно отрицать, что по форме своего выражения, по способу аргументации, языку, пафосу многие идеалистические положения являются продуктом именно современной духовной ситуации. Но главное, пожалуй, в другом.

Философия развивается по иным законам, нежели наука, и понятие «новизны» имеет в ней иной смысл. Здесь нет прямого, строго поступательного движения, в различные исторические эпохи возможно возвращение К прежним концепциям (напомним мысль Гегеля о спиралевидном развитии философии, мысль, которую высоко ценил В. И. Ленин). Но такое возвращение — не обязательно механическое повторение и непременное эпигонство. В новом историческом контексте идеи и положения, даже повторяющие прежние, могут нести в себе иной смысл и быть философским эквивалентом существенно изменившихся исторических обстоятельств. «Новизна», таким образом, заключается уже в характе: ре связи философских идей с общим духовным климатом эпохи, в том исторически изменчивом социальном содержании, которое в них зашифровано. И это особо справедливо для современности. Настолько изменились структура буржуазного общества, способ производства и функционирования знания, роль идеологии и т. д., что это не могло не наложить отпечатка на основную проблематику и общий стиль философствования, не могло не вызвать целого ряда существенных и качественных перестроек буржуазной философии.

Современная западная философская литература практически необозрима. Поэтому было бы наивно ставить задачу охарактеризовать философию, «как она есть», во всей ее эмпирической полноте и фактических деталях.

Критическая деятельность в области философии, ее качество и оперативность, компетентность и убедительность непосредственно зависят от умения видеть, «чувствовать» новые проблемы, правильно оценивать их научное значение и качество предлагаемых решений. Это, в свою очередь, определяется уровнем «позитивной» разработки философских проблем, а также тем, насколько учитываются достижения современной марксистской мысли, в какой мере исследования носят творческий характер. Критическая деятельность не может существовать как особый участок, изолированный от общего содержательного движения марксистской философской науки, это ее неотъемлемая органическая часть, красноречивый показатель реальных достижений. Известно, что на XXIV съезде КПСС особо подчеркивались важность разработки актуальных л фундаментальных проблем науки, необходимость такой критики современных буржуазных и ревизионистских идей и учений, которая опиралась бы на активное и творческое развитие общественных наук, марксистско-ленинской теории. : Все более серьезное знакомство с состоянием современной буржуазной философии, бесспорное повышение общей философской культуры позволили в 60-е годы (от- нюдь Не ставя под сомнение важность Исследования отдельных направлений и их представителей) приступить к более сложной задаче, а именно, попытаться понять современную западную философию как многообразное и одновременно цельное идеологическое явление в ее существенных связях и противоречиях, выявляя взаимоотношение составляющих ее элементов и общие тенденции развития. Мы имеем в виду подход, ориентирующийся на некоторые кардинальные проблемы, «сквозные» для различных философских течений.

Естественно, что такая программа исследований выдвинула перед философами целый ряд неизведанных проблем, потребовала разнообразных способов оперирования фактическим материалом, новых эвристических схем и системы понятий, в которых можно было Оы выразить специфические свойства объекта изучения, отнюдь не лежащие на поверхности.

Речь, одним словом, шла о проблемной критике, способной противопоставить западным философам содержательные «позитивные» альтернативы в конкретных вопросах. Несомненно, именно такой подход соответствовал диалектико-материалистической методологии анализа немарксистских философских концепций. Напомним мысль В. И. Ленина о необходимости выявлять реальные гносеологические корни идеалистических доктрин, его требование «исправлять» последние с диалектико- материалистических позиций.

Такой подход в полной мере учитывает специфику философии как особой формы человеческого сознания. Известно, что философия в том виде, как она реально выступила в истории, характеризуется целым рядом традиционных, кочующих из одной эпохи в другую проблем (так, например, предмет философии, взаимоотношение чувственного и рационального, субъекта и объекта и т. д.).

Одним из фундаментальных, по-своему классическим' среди них является вопрос о философии и науке, соотношении их методов, характере их взаимного влияния и социальных функциях, их связи с «человеческими» проблемами и т. д. И хотя эта проблематика так или иначе уже затрагивалась в нашей критической литературе, пока нет специальной работы, в которой основные аспекты взаимоотношения науки и философии исследовались бы в связи с состоянием современной западной мысли. Сектор критики современной философии стран Запада Института философии АН СССР выпустил целый ряд трудов, в которых давались обобщенные критические характеристики современной буржуазной философии и ее важнейших проблем («Современный объективный идеализм», «Проблемы войны и мира», «Современный экзистенциализм», «Проблема человека в современной философии» и др.). Уже наметившаяся логика исследуемых тем, стремление выделить наиболее актуальные и идеологически весомые проблемы логично привели к данной работе, которая в какой- то мере восполняет отмеченный выше пробел.

Не может быть сомнения, что речь идет об одном из центральных пунктов философского знания. По меньшей мере с Нового времени такие проблемы находятся в фокусе философских раздумий. Но, пожалуй, именно в наши дни они воспроизводятся в наиболее острой, порой драматической форме. На это справедливо указывал П. В. Копнин. «Видимо, никогда еще в философии,-— писал он,—так широко не обсуждалась проблема науки, как в настоящее время. Нет ни одного направления в философии, которое бы не высказывало с большим интересом и, можно сказать, с пристрастием своего отношения к феномену науки, не строило концепции развития науки и ее влияния на судьбы человечества» 3.

Пристрастие это было подготовлено всем ходом развития западной философии и культуры.

Наше время принято называть эпохой научно-технической революции. Имеется в виду, что за последние десятилетия наука и техника совершили резкий скачок

• Я. В. Копнин. Марксистско-ленинская теория познания и современная наука.

— «Природа», 1971, № 4, стр. 2.

вперед, открыли перед человечеством беспредельные возможности в познании законов окружающего мира и повышении уровня жизни. Едва ли последнее положение нуждается в особых аргументах. Достаточно сказать, что большинство принципиальных научных концепций, а также технических средств и приборов, ставших элементом повседневной жизни современного человека, являются продуктом именно последних десятилетий. При этом дело не ограничивается лишь естественными и техническими науками. Поразительного прогресса добились науки о человеке — психология, физиология, медицина и др. Все более существенную роль в жизни общества играют общественные и поведенческие науки: социология, прогностика, социальная психология и т. п. Наука, одним словом, становится решающим компонентом культуры, она оказывает огромное воздействие на все сферы духовной жизни.

Правомерно различить два пути такого влияния. С одной стороны, «воплощенные», «материализованные» достижения науки существенно меняют образ жизни человека. С другой стороны, ее фундаментальные открытия непосредственно влияют на мышление людей, на их понимание и восприятие мира. «Наука,— говорил Роберт Оппенгеймер,— изменила условия жизни человека... Научные идеи изменили способ мышления человека о самом себе и о мире»4. Не случайно в западной печати нередки высказывания, оценивающие совершающиеся ныне процессы как переломный момент всей человеческой истории.

Результатом указанного процесса является расширение социальной функции науки, очевидное повышение ее авторитета. Безличные констатации — «наука учит», «согласно научным данным» и др.— воспринимаются как ссылки на истину в последней инстанции, а сама наука — как эффективное средство решения сложнейших общественных проблем, как залог будущего процветания и разумного устройства жизни. Такого рода представления характерны как для массового сознания, так и для целого ряда теоретических концепций («революция управляющих», концепция «индустриального общества» и т. д.). Разумеется, было бы неправомерно рас-

1 Цит. по: С. A. Coulson. Science and Christian Belief. Fontana Books, 1961, p. 15.

сматривать последние как современные модификации просветительских идей: они представляют собой идеологии, «рационализирующие» определенные, классовые интересы. Однако форма такой апологетики, как и причины ее влияния, во многом объясняются особенностями социальной роли научного знания в наши дни.

Оптимистическая реакция на научно-технический прогресс оказывается далеко не единодушной. И дело не просто в недостаточном уровне развития науки и техники как таковых, а в социальных последствиях, которые они уже вызывают. Человечество ныне столкнулось с такими альтернативами, которые не имеют прецедентов в прошлом. Своеобразной межевой вехой стал первый взрыв атомной бомбы над Японией. «С этого момента началось осознание того, что быстрый научный про-!; гресс вызывает изменения в любой сфере человеческой 5 жизни. Эти изменения влияют на человеческие ценности; решения теперь, в результате научного прогресса, должны приниматься индивидуумами и правительствами в ситуациях, которые не существовали даже четверть века тому назад» 5. Но проблема, разумеется, не ограничивается угрозой применения ядерного оружия. Достаточно сослаться на успехи молекулярной биологии и психологии, на достижения фармакологии и химии, наконец, на необратимые экологические процессы, чтобы увидеть всю серьезность проблем, которые ныне встали перед человечеством, и всю катастрофичность возможных. последствий.

Факт уродливого, часто губительного хода научно- технического прогресса на Западе получает отражение в многочисленных пессимистических концепциях, в которых техника рисуется в облике некоей своевольной дьявольской силы, ставящей под угрозу человеческие ценности.

Характерным примером могут служить взгляды Льюиса Мэмфорда и Жака Эллюля. Подобно тому как это было в древнем Египте, пишет Льюис Мэмфорд, в нашем обществе имеется много факторов, которые превращают научные достижения в монументальный абсурд. Но есть то, чего не знала эпоха фараонов,— это «ав-

> «The New Technology and Human Values».? Ed. by John Burke. Calif., 1967, p. Ill томатизация знания». Разветвленная система механизи-. рованного производства, безличного потребления, отдыха, продолжает он, выхолащивает личность современного человека, превращает его по сути дела в придаток машины. Человеческие ценности, представления о человеческих целях и идеалах исключаются из человеческого существования: «Пожалуй, наиболее зловещим аспектом всеобщей автоматизации... является тот факт, что эта недо-мерная система мышления требует для своего успешного функционирования также и недо-мерного (underdimensioned) человека»6. В таком же духе рисует техническую цивилизацию и Жак Эллюль. «В современных обществах,— пишет он,— человек находится в отношении не к другому человеку, а к технике... Важнейшим обстоятельством является то, что человек, говоря на языке практики, больше не располагает средствами подчинить себе технику. Он не способен изменить ее и даже определить направление ее изменений»7. Перед ее развитием он оказывается «голым и беззащитным».

Подобные взгляды ныне высказывают многие социологи, социальные философы, религиозные мыслители, журналисты, писатели (укажем хотя бы на популярность «антиутопий»). Они стали весьма симптоматичными и для массового общественного сознания 8.

Подобного рода враждебное, настороженное отношение к науке и технике неотвратимо вытекает из специфического для капитализма противоречия между «живым» и «овеществленным» трудом, из способа «включения» человека в общественно-исторический процесс. : Они определяют неизбежность «разрыва» между отдельными частями буржуазной культуры и, в частности, 1 взаимную отчужденность научного и гуманитарного знания. Эта противоречивость пронизывает все формы общественного сознания, порождает в каждой из них •

Ibid., р. 88.

' Ibid., р. 378, 379. •

Это наглядно проявилось, например, в связи с выходом книги О. Тоффлера «Шок от будущего» («The Future Shock»), в которой детально описаны состояния массового испуга и неуверенности, вызываемые быстрым научно-техническим прогрессом. Книга не просто стала сенсационным бестселлером, но ее заголовок был принят в качестве термина для обозначения определенного состояния массового сознания.

Специфические проблемы и коллизии. Но, пожалуй, наиболее чутко на нее реагирует философия.

Философия исторически сформировалась как теоретическая форма мировоззрения, как метод осмысления, синтезирования наличной культуры, выработки некоего «цельного», гармонического взгляда на мир, человеческую жизнь и познание. Разумеется, в своих итоговых формулировках она всегда зависела от того, как складывалось реальное мировоззрение в данный исторический период, от удельного веса в нем различных духовных продуктов, от их соотносительного общественного престижа и т. д. Однако исследование различных типов жизнедеятельности и их отражения в духовной сфере всегда находилось в центре философских исследований. Начиная с Нового времени, наука (естествознание) служила образцом для конструирования философских систем, и ее крупнейшие представители бились над проблемой, «как сделать философию научной». Разумеется, философские интерпретации науки во многом зависели (хотя это осознавалось не всегда) от господствующего представления о ней, представления, которое складывалось в более широком контексте культуры. И тот факт, что сегодня это отношение выражается в различных, прямо противоположных суждениях, неизбежно ведет к появлению аналогичных «центробежных» тенденций и оценок внутри самого философского знания.

Конечно, и ныне многие влиятельные буржуазные философские концепции стремятся строить философию по образцу точных наук,— о них мы еще будем говорить. Однако в настоящее время эта традиция оспаривается энергичнее, чем когда-либо.

Если обратиться ко второй половине XIX в., когда, собственно, и определялись основные контуры буржуазной философии XX в., то можно обнаружить целую серию интеллектуальных бунтов, атак на прежние рационалистические концепции Трансцендента и Абсолюта, воинственных попыток свести счеты с прежней «метафизикой». В русле этой тенденции возникает целый ряд течений, выступающих с требованием, пересмотра прежней философской проблематики и методов ее решения. Достаточно упомянуть школу имманентов, представителей «философии жизни», прагматистов, таких философов, как С. Кьеркегор, Ф. Ницше, А. Бергсон, Н. Бер- дяев, Г. Фейхингер и другие, чтобы увидеть, что речь идет не о случайных эпизодах, а о своеобразной, стратегической переориентации западной философии. Раньше, правда, также существовали иррационалистические течения (преимущественно религиозного типа), однако они никогда не играли ведущей роли. Создалась, на первый взгляд, парадоксальная ситуация: по мере очевидного движения и успехов современной науки и замет- I І ного повышения ее роли в обществе возникают и пышно і і разрастаются философские течения, которые декла- ; >рируют свою враждебность к рационалистическим мето- ', дам, апеллируют к подсознательным, «экзистенциальным» сферам человеческого опыта.

Каковы причины такого положения, чем вообще определяется отношение западной философии к науке?

Разумеется, несерьезно отделываться чисто морализирующими сентенциями, обвинив иррационалистов в злонамеренной проповеди обскурантизма, в покушении на «свет разума» и т. д. Нужен более широкий взгляд, анализирующий социально-классовые корни появления различных— научных и ненаучных — концепций, механизма производства и функционирования знания в современном обществе, специфики науки и ее образа, возникающего в типичных умонастроениях, и т. д.

Одним словом, сама логика исследования темы, избранной авторами, требует обобщенной характеристики современной буржуазной философии как цельного идеологического явления, во всей совокупности его «реализованных» и «нереализованных» идей и тенденций. Этой задаче посвящен первый раздел книги, в котором специфика современной буржуазной философии выясняется в ходе сопоставления с «классическим» этапом ее развития. Нет необходимости пересказывать здесь суждения авторов. Отметим лишь один принципиальный момент.

Попытки сопоставить «классический» й современный периоды развития буржуазной философии предпринима- : лись неоднократно. Но, как правило, речь шла о сравнении зафиксированного, «выраженного» в соответствующих трудах содержания, на основе чего и формулировались общие суждения. Очевидный недостаток такого подхода заключается в том, что мы имеем дело с материалом, в котором «угасают» обусловившие его со- циально-идеологические процессы. Создается опасность, что в результате мы можем в лучшем случае получить лишь более или менее исчерпывающее описание различий этих периодов, но не их генетическое объяснение и показ социально-классовых корней «сложившихся» философских доктрин. В данном разделе основное внимание обращено именно на выявление социально-исторической обусловленности различных форм философского идеализма. Рассматривая классическую и современную буржуазную философию как состояния философского знания, соответствующие двум фазам в развитии самого капиталистического общества — «свободного» (домонополистического) и современного (государственно- монополистического), авторы основывают свой анализ на прослеживании изменений в социальной структуре духовного производства, роли знания и индивидуальной сознательности, отличающих эти две эпохи. Мы обращаем внимание на это.потому, что такой подход, детально разработанный и широко примененный в последнее десятилетие, фиксирует серьезное достижение нашей критической мысли.

Напомним ситуацию, в которой ощутили себя специалисты, столкнувшись с таким своеобразным философским течением, как экзистенциализм.

Давно оправдавшие себя методы критики утрачивали, казалось, свою силу, как только речь заходила о «философии существования». Привычный пересказ ее содержания мало что давал для серьезного анализа. Разумеется, можно было с полным правом констатировать, что узловые категории этого течения — «экзистенция», «коммуникация», «страх», «неподлинное бытие» и т. п.— не выдерживают строго научных критериев. Но едва ли это задевало доктрину, которая декларирует свою принципиальную подозрительность к научным способам решения философских проблем, противопоставляя им особое, вненаучное познание. А вместе с тем едва ли у кого возникало сомнение, что речь шла о философской концепции; это удостоверялось и тем фактом, что истоки подобных идей можно было проследить во многих философских системах прошлого.

Возникала странная ситуация: при всей, казалось бы, очевидной уязвимости экзистенциализма для научной, националистической критики постоянно выявлялись са- мые Нейосредственйьіе, «интймные» связи этой философий с общим духовным климатом современной эпохи, за экзистенциалистскими идеями угадывались какие-то глубокие и для современности симптоматические сдвиги в новейшей культуре, массовом самочувствовании и самоощущении буржуазного общества. Оставалось признать, что влиятельность экзистенциализма тем и обусловлена, что его содержание формируется иным путем, чем научное содержание, и следовательно, выдвигалась задача выявления того типа жизнедеятельности, над которым «надстраивались» и обретали философскую плоть экзистенциалистские построения.

С таким подходом (его обычно называли «социологическим») связаны наши наиболее серьезные достижения в критическом анализе экзистенциализма и целого ряда идеологических явлений Запада. Однако его применение еще острее выявляло сложные проблемы, связанные с точным пониманием и критикой современной буржуазной философии.

Во-первых, ряд советских философов справедливо предостерегал против абсолютизации метода, рассматривающего философское знание как «концептуализацию» исторически-конкретных переживаний, как систематизацию специфического опыта сознания. Такой метод, гот ворили они, разрывает историю философии на отдельные периоды, преувеличивает их специфику, далеко не в полной мере учитывая тот факт, что философия имеет свои сквозные, традиционные проблемы, отражающие какие-то более фундаментальные основы человеческого существования. В этом случае существенные особенности кардинальных «метафизических», «онтологических» проблем оказывались, как правило, вне поля зрения исследователя.

Во-вторых, в современной буржуазной философии существуют направления, которые в определенном смысле противоположны экзистенциализму. Речь, например, идет о различных вариантах неопозитивистской (аналитической) философии, которая ориентируется на научный стиль мышления и данные конкретных наук. Невозможно понять и оценить ее содержание, игнорируя современное состояние специальных научных дисциплин. Метод «выведения» имеет здесь лишь подчиненное значение.

Нетрудно увидеть причины возникновения подобных сомнений.

Даже в том случае, когда мы имеем дело с религией, невозможно прямое, «автоматическое» выведение существующих концепций из стихийно складывающегося опыта массового сознания. Они оформляются в традиционных категориях религиозного мышления, истоки которых шире, чем тот или иной конкретный исторический период. С более сложными закономерностями приходится сталкиваться, когда мы обращаемся к философии, которая опирается на более широкий и разнообразный круг форм духовной культуры. Поэтому настойчиво встал вопрос о границе между тем или иным состоянием сознания и его философским воплощением, о способе, каким философское знание ассимилирует характерные культурно-идеологические образования эпохи, о самой процедуре формирования именно философского знания.

Одним словом, интересующая нас проблема соотношения философии и науки упирается в понимание, казалось бы, давно выясненной специфики философского знания, в исследование места философии среди других ~фррм человеческого сознания. Именно этой логике еле-, дуют авторы данного труда: выяснение соотношения фи-! лософии и науки постоянно ориентировано на выявление и уточнение предмета философии, места философии в системе культуры. Эта проблематика специально рассматривается во втором разделе книги.

Здесь, правда, следует сделать одну существенную оговорку.

Авторов данного труда эта проблема интересует в специфической историко-философской форме: какова история взаимоотношения философии и науки в буржуазной философии, каков механизм, лежащий в основе смены представлений о предмете философии, каковы пафос буржуазной философии, ее социальная функция, отношение к различным элементам духовной культуры и т. д.

Более конкретно эту проблематику можно сформулировать, используя идеи Маркса о различных способах освоения действительности. Мы имеем в виду различение между «теоретическим» (наука) и «практически- духовными» (мораль, религия, искусство) способами. Научное воспроизведение, отмечал Маркс, есть «продукт

: мыслящей головы, которая осваивает для себя мир един- І ственно возможным для нее способом,— способом, от- v сличающимся от художественного, религиозного, практи- ' чески-духовного освоения этого мира»9.

Уже в Новое время сложилось четкое представление об особенностях научного знания, на которое и ориентировалась классическая рационалистическая философия. Одной из этих особенностей является требование рассматривать объект познания в его объективных, независимых от исследователя свойствах. Полученный ре- / зультат должен быть очищен от субъективных харак- ! теристик, от индивидуальных и коллективных «идолов», ' содержать безличные, доступные универсальному исполь- : зованию положения, проверяемые и подтверждаемые практикой. Такой идеал научного знания без особых изменений сохранился до настоящего времени.

Но имеются и другие характеристики общественно- исторического процесса. Известно, что история складывалась из сознательной, целеполагающей деятельности индивидов, так или иначе переживающих, «чувствующих» окружающую обстановку, формулирующих свой идеал, следующих определенным мотивам, и т. д. В результате осуществляется психологическая, ценностная, эмоциональная ориентация человека, которая служит средством подключения «внутреннего» мира людей к общественно санкционированным идеологическим образованиям. Вместе с тем — это способ ориентации целых социальных групп, выработка общественно целесообразных и общественно признанных идеалов (например, ответ на вопрос о «смысле человеческого существования», «цели истории» и т. д.). Такую функцию в обществе осуществляют мораль, искусство, религия, обыденное сознание.

Их содержание формируется иным путем, чем в научно-теоретическом знании. Это не фиксация «внешних» по отношению к человеку процессов, а так или иначе рационализируемые переживания, чувства, эмоции, идеалы, концептуализируемое непосредственное отношение людей к социальной реальности. Последняя запечатлевается в том виде, как она выступает для человека в его практических действиях и переживаниях. Посколь-

• К? Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 46, ч.'І, стр.~38.

ку эти духовные образования воплощают условия жизни людей, различные на каждой ступени общественного развития, то и процесс их исторического становления приобретает своеобразный вид. Здесь нет прямой, векторной линии развития, отдельные этапы специфичны и не поддаются прямому сопоставлению. Какова же в этом плане специфика философии? Ответ далеко не однозначен.

С одной стороны, философия непрерывно обогащается за счет вновь выявленных закономерностей, уточняет и углубляет свои характеристики. Однако это приращение знаний отнюдь не объясняет до конца процесс развития философии и социальные мотивы появления новых концепций. Единая философская линия постоянно как бы расслаивается, новые доктрины не обязательно, возникают в стержневом, накопительном русле; крупный философ обычно начинает не просто с отрицания прежних решений, но и с попыток переформулировать сами проблемы, подлежащие решению. История философии складывается из непрерывных интеллектуальных бунтов, «размежеваний», «вызовов» сложившимся традициям. Вместе с тем, повторяем, существует некоторая «сквозная», цельная специфически философская проблематика, которая позволяет без особых сомнений причислить того или иного мыслителя к философскому цеху.

Аналогичные проблемы встают, если мы возьмем буржуазную философию в синхроническом срезе. Она существует как совокупность различных течений, школ, и это состояние является естественной формой ее исторического развития и функционирования. При этом нельзя сказать, чтобы взаимная полемика приводила к сглаживанию существующих разногласий. Такого рода явления возможны лишь в том случае, если в содержание философии включены не только характеристики объективных закономерностей, но и какие-то стороны субъективности, изменчивого социального бытия и его отражения в духовной культуре и обыденном сознании.

Суть дела заключается в том, что предметом философии являются не отдельные стороны человеческой деятельности и их специфическое отражение в духовной культуре, а человеческое существование в целом, во всем многообразии его проявлений. Философия выступает как теория мировоззрения, как исследование спе- цифически теоретическими средствами отдельных типов жизнедеятельности и отражающих их духовных образований, их роли в формировании этого мировоззрения. Она, таким образом, исходит не только из науки, а является обобщенным теоретическим выражением и иных форм духовной культуры — морального, эстетического, жизненно-практического (обыденного, поскольку оно также включает общемировоззренческий элемент) сознания; она выявляет оптимальные, «конечные», «предельные» предпосылки познания и сознательной деятельности людей.

Сказанное выше позволяет выделить два возможных аспекта в исследовании специфики современного философского знания. С одной стороны, это проблема взаимоотношения философии и науки, с другой — философии и различных способов практически-духовного освоения мира, «ценностного» сознания. И хотя эти два аспекта тесно связаны между собой, они достаточно самостоятельны и могут исследоваться отдельно.

Данный труд посвящен первой проблеме10, а поэтому основное внимание в нем уделяется тому, как осуществляется «синтез» современной философии и науки, как философское знание «осваивает» научный метод, каков образ науки, который господствует в нем, и т. д.

Мы уже говорили о расширении функции науки в современном обществе, о вызываемых ее прогрессом социальных последствиях, порождающих разноречивое отношение к научному знанию. К этому следует добавить 'еще некоторые характеристики. Маркс указывал на специфически буржуазное представление о науке как преимущественно технико-инструментальной, практически- утилитарной силе. Капитализм, писал он, «создает систему всеобщей эксплуатации природных и человеческих свойств, систему всеобщей полезности; даже наука, точно так же как и все физические и духовные свойства человека, выступает лишь в качестве носителя этой системы всеобщей полезности, и нет ничего такого, что вне этого круга общественного производства и обмена

,с В настоящее время сектор критики современной буржуазной философии стран Запада Института философии АН СССР готовит коллективный труд, разбирающий проблему взаимоотношения современного философского и гуманитарного знания.

выступало бы как нечто само по себе более высокое, ; как правомерное само по себе»

В настоящее время утилитарная, прагматистская направленность науки в условиях капиталистического общества становится все более явной. Существенно меняются ее внутренняя организация, способ связи с обществом, характер разделения труда. Возникает то, что 'называется «большой наукой»: громадные объединения научных работников, деятельность которых аналогична деятельности крупных корпораций. Результаты научных исследований, а тем более социальные последствия их применения оказываются вне контроля ученых; всякого рода гуманитарные, моральные критерии, понятие «смысла» деятельности, одухотворенность просветительским пафосом все более исключаются из процесса производства научного знания 1.

С другой стороны, никогда еще наука так не нуждалась в разработке общих проблем методологии и логики, в философском анализе методов и результатов научного познания, как в настоящее время. Возникают особые междисциплинарные области науки, решающие широкий круг логических и методологических проблем: математическая логика, семиотика, общая теория систем, теория информации, структурализм и т. д. Все это остро ставит вопросы о соотношении философской и внутри- научной методологии познания, о месте философии, с одной стороны, в условиях специализации и дифференциации научных знаний, а с другой — в условиях возникновения своеобразных метанаучных дисциплин. В самом деле, не берут ли последние целиком на себя ту функцию критического анализа науки, которую традиционно осуществляла философия, и не устраняется ли тем самым ее право на существование? Повторяем, авторы данной книги анализируют те решения, которые данные проблемы получают в современной западной философии. Поэтому они, естественно, обра- щаются к различным эмпирическим, позитивистским, направлениям, где эти проблемы выдвинуты на первый план.

Как известно, основная идея неопозитивистов состоит в том, что философия должна сосредоточить свои усилия на обслуживание науки. В этом направлении неопозитивисты — а многие из них были крупными специалистами в конкретных науках — проделали огромную работу по уточнению, описанию, систематизации методологии и логики научного исследования, дали много ценных результатов в прикладных дисциплинах. Но если рассматривать неопозитивизм во всем объеме выдвинутых им претензий (прежде всего претензий на радикальную реконструкцию в философии), то следует признать, что они завершились неудачей.

Дело в том, что сторонники неопозитивизма не просто развили некоторые интерпретации человеческого познания и расширили сферу применения методологии точных наук,— свои концепции они выдвинули как отрицание прежней философской проблематики, претендуя на, создание «подлинно научной философии», способной не только ставить, но и решать конкретные, важные для прогресса научного знания вопросы.

Эволюция неопозитивизма показала как иллюзорность попыток его создателей избежать «метафизики» и ценностных подходов, так и чрезвычайную недостаточность, узость их концепций, взятых в качестве заменителей прежней философии.

Во-первых, оказалось, что программа очищения философии от «псевдопроблем» непременно предполагает определенные «метафизические» предпосылки и истолкования (общие представления о природе знания, сути теории, мотивах исследования и т. д.), без которых предлагаемые интерпретации теряют свою однозначность. Общие регулятивы человеческого познания невозможно разработать, элиминируя специфически философские проблемы: соотнесение научных утверждений с объективной реальностью, рассмотрение их как момента в отношениях между субъектом и объектом и т. д. Просчеты неопозитивистской программы объясняются феноменалистической ориентацией, отказом рассматривать научное знание как сторону многообразной теоретической и практической деятельности человека, игнорированием роли социаль- ных факторов, определяющих структуру человеческого действия и познания. В этом отношении судьба неопозитивизма оказалась весьма поучительной для понимания истинной роли философского анализа в развитии наук.

Во-вторых, философия, сведенная к логическому анализу языка, никак не могла взять на себя те функции, которые традиционно осуществляло философское знание. Вообще говоря, мы можем рассматривать неопозитивизм как определенную идеологическую программу, как концепцию, которая (хотя и в негативном плане) предлагает определенную интерпретацию человеческих проблем, различных форм человеческой жизнедеятельности и форм их духовного отражения. Неопозитивистскую философию можно рассматривать как попытку поставить преграду ненаучному, мифологическому сознанию, различного рода псевдорационалистическим доктринам, опасность которых в полной мере выявилась в наше время. Но критика такого рода сознания со стороны науки мыслилась лишь как негативная процедура и не предполагала создания «позитивного» философского мировоззрения. Дело ограничивалось доказательством того, что идеология не должна вмешиваться в деятельность науки. В своей же собственной сфере идеология может оставаться сколь угодно иррациональной, алогичной, мифологической. Что же касается философии, то она, по мысли неопозитивистов, и не претендует на мировоззренческую функцию в областях, выходящих за рамки научного анализа. В результате очищение философии от ценностей неизбежно обернулось идеологической инфантильностью аналитической философии, ее беззащитностью перед антинаучными доктринами. Постепенно выяснилось, что знание, соответствующее неопозитивистским критериям, игнорирует традиционные философские и нравственно-гуманистические проблемы, которые ставятся особо остро в условиях научно-технической революции.

Речь идет о противоречивом восприятии развития современной науки и техники, о котором мы уже говорили. Наряду с мироощущением «технического», «организационного» человека, уверенного в том, что все мировые загадки подвластны техническому разуму, и презрительно относящегося ко всякого рода «романтичес- ким», «беллетристическим» рассуждениям, возникают концепции социального пессимизма, неверие в то, что на основе науки возможно решить злободневные проблемы общества. При этом мышление буржуазного индивида, не улавливающее социальной обусловленности того или иного применения науки, видит выход в «дополнении» научного прогресса элементами религиозного, нравственного сознания. Будучи убежденным, что невозможно отладить ход научно-технического прогресса на основе узкоспециальных дисциплин и «точного» научного знания, он видит выход в создании системы вненауч- ных — этических, гуманитарных, религиозных — регуляторов научного прогресса. Тем самым возникает потребность в теоретическом анализе подобных идеологических образований — а это традиционная функция именно фи- .лософии. Получается так, что независимо от меры убедительности, с которой неопозитивисты удостоверяют псевдонаучный характер «метафизических» и этических проблем, последние постоянно выдвигаются социальной практикой и требуют соответственного выражения и обсуждения.

В соответствии с исторически сложившимся разделением предмета и функций между различными типами общественного сознания, буржуазная философия решает свои специфические проблемы, которые постоянно воспроизводятся общественной практикой. В неспособности дать удовлетворительное, непротиворечивое решение этих проблем и проявляется кризис современной буржуазной философии. На его фоне еще яснее выступает значение диалектическо-материалистической концепции, которая органически связана с достижениями современной науки и дает теоретическое объяснение механизму возникновения и функционирования в обществе различных типов человеческого знания. И хотя на протяжении всей книги авторы стремились показать ее значение для решения актуальных проблем, редколлегия сочла целесообразным заключить данный труд разделом, где специально рассматривается вопрос о предмете и принципиальных чертах марксистской философии и ее соотношении с частными науками.

Таковы общий замысел и логика данного труда.

В нем участвуют авторы, часто выступающие в печати по данным проблемам и много сделавшие для их серьезного научного обсуждения. Вместе с тем — и читатель без труда заметит это — между ними существуют определенные различия в интерпретации конкретных вопросов, в тех.или иных акцентах, в способе выражения. Редколлегия не стремилась добиваться устранения этих различий. В конце концов, речь идет о проблеме, по которой пока не достигнуто единодушного решения, и выявление возможных точек зрения само по себе имеет научную ценность. Важно только, чтобы наиболее существенные аспекты данной темы были выделены и получили последовательно диалектико-материалистическую интерпретацию.

Книга подготовлена к печати в секторе критики современной буржуазной философии стран Запада Института философии АН СССР. Научно-вспомогательная работа проведена А. Б. Зыковой и И. С. Вдовиной.

JI. Н. Митрохин,