Т. И. Ойзерман Философия, наука, идеология

Развитие каждой науки складывается из двух качественно различных, но в конечном счете органически связанных друг с другом процессов: умножения знаний относительно изучаемых ею объектов и познания собственных теоретических оснований, методов, исследовательских приемов.

Наука весьма сложным путем приходит к осознанию своих теоретических оснований и тех принципов, которыми она фактически руководствуется.

Человек, не занимающийся научной работой, обычно представляет себе развитие науки как гармонически развертывающийся процесс. Ему кажется, что научные проблемы возникают и разрешаются в порядке строгой очередности и в соответствующей последовательности: начинают с решения более простых задач, потом переходят к более сложным и никогда не приступают к новому делу, не покончив со старым. Умножение научных знаний уподобляется в таком случае чему-то вроде строительства многоэтажного здания: сначала закладывается прочный фундамент, сооружая который строители заранее знают, сколько будет возведено этажей; затем один за другим надстраиваются этажи, после чего производится внутренняя отделка здания и т. д. Поскольку наука представляет собой едва ли не самую осознанную, планомерную, целеустремленную форму человеческой деятельности, наличие стихийности в ее развитии кажется чем-то противоестественным, недопустимым, несо вместимым с убеждением в принципиальной управляемости всякой сознательной целесообразной деятельностью.

Между тем хорошо известно, что многие научные открытия были совершены более или менее случайно, а результаты научных исследований (в отличие от результатов иных трудовых процессов) не могут быть предвосхищены заранее: мы не можем знать сегодня то, что мы, по-видимому, будем знать завтра.

Разумеется, каждый исследователь сознает, что он делает, какие исследовательские приемы применяет, но от этих представлений, нередко к тому же субъективных и поверхностных, до глубокого понимания принципов исследования структуры научного знания, теоретических оснований данной науки — огромное расстояние.

Когда ученого спрашивают, что составляет предмет науки, которой он занимается, он обычно затрудняется дать такое его определение, которое удовлетворило бы его самого. Он, конечно, может перечислить объекты, которые эта наука изучала в прошлом и изучает в настоящее время, но указать на еще неизвестные объекты ее исследования он не в состоянии. Между тем определение предмета науки — не простая констатация очевидного; оно должно указывать на круг возможных объектов ее исследования, совокупность которых качественно отличает предмет данной науки от предмета всех других наук. Такое определение предмета науки может носить лишь теоретический характер; оно призвано выявить единство всех изучаемых ею объектов. Вот почему дефиниция предмета любой науки может быть лишь результатом специального исследования, необходимость которого не всегда и не всем очевидна.

Б. Рассел, который был не только выдающимся философом, но и блестящим математиком, писал в начале текущего века: «...Один из главных триумфов новейшей математики заключается в открытии, в чем действитель- но состоит математика»6. Нет необходимости излагать то понимание предмета математики, которое разрабатывал Рассел. Достаточно указать, что с его точкой зрения не согласились многие выдающиеся математики, также занимавшиеся исследованием ее оснований, особенно в связи с противоречиями (парадоксами), обнаруженными в теории множеств. Некоторые из них пришли даже к выводу, что существует столько же математик, сколько и'меется настоящих математиков. Среди тех, кто не соглашался с этим несколько экстравагантным воззрением, нашлись и такие, которые принципиально отвергали необходимость определения предмета математики, полагая, что можно ограничиться следующей формулой вежливости: математика есть наука, относительно которой специалисты-математики единодушны в том, что это и есть математика.

Закономерный процесс развития философии или анархия философских систем?

Вопрос о направлениях — один из главных в изучении специфики философского знания.

Итак направления в философии — спорящие стороны, которые никогда не приходят к согласию. В этом отношении философские направления совершенно не похожи на тех почтенных немецких профессоров, которые спорят потому, что они в сущности согласны друг с другом.

Выдающийся философ обычно больше, чем кто-либо другой, не согласен с тем, что говорили философы до него. Таково во всяком случае его субъективное умонастроение, которое в какой-то степени отражает действи тельное положение вещей. Характерно следующее заявление Фихте в адрес своих противников, каковыми были все выдающиеся философы того времени: «Между вами и мной нет ни одного общего пункта, относительно которого мы могли бы договориться и исходя из которого мы могли бы в чем-либо согласиться»3.

Фихте, возможно, преувеличивал (хотя бы в некоторых отношениях) свои разногласия с другими философами. Впрочем, существенность этих расхождений (в данном случае внутри одного и того же идеалистического направления) не подлежит ни малейшему сомнению.

Многообразие направлений, учений, школ, теорий, концепций, специфическим образом характеризуя философию, всегда порождало неверие в возможность позитивного решения философских проблем. Уже античный скептицизм выдвинул следующий тезис: философия не может быть наукой, поскольку ее представители придерживаются несовместимых воззрений по одним и тем же вопросам. В новое время это убеждение высказывалось не только скептиками, но и мыслителями, в сущности враждебными скептицизму. Ж- Ж. Руссо, полагавший, что философия призвана быть орудием нравственного воспитания, с возмущением писал о соперничающих друг с другом философиях: «Я только спрошу: что такое философия? что содержат писания наиболее известных философов? каковы уроки этих друзей мудрости? Если

• И. Г. Фихте. Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. М., 1937, стр. 90 — 91.

их послушать, разве нельзя их принять за толпу шарлатанов, что кричат каждый свое на общественной площади: идите ко мне, только я один никогда не ошибаюсь? Один утверждает, что тел вообще нет в природе и что все есть мое представление о них; другой, что нет ни иного вещества, кроме материи, ни иного бога, кроме вселенной. Этот заявляет, что не существует ни добродетелей, ни пороков и что добро и зло в области нравственности — это выдумки; тот — что люди суть волки и могут со спокойной совестью пожирать друг друга» 4.

Гегель остроумно критиковал скептическое истолкование историко-философского процесса как точку зрения обыденного сознания, которое мнит себя философски глубокомысленным, между тем как на деле оно лишь фиксирует выступающие на поверхности различия, разногласия, не замечая несравненно более существенного, хотя и не очевидного единства. Разногласия между философскими учениями Гегель считал противоречиями самого процесса развития всеобъемлющей абсолютной истины, отдельные стороны, моменты которой выражают эти, на первый взгляд, совершенно расходящиеся друг с другом философские доктрины. При этом Гегель отличал субъективные представления философов о смысле и содержании собственных учений и их подлинное содержание (так же как их действительное отношение к другим учениям), которое выявляется в процессе исторического развития философского знания. В конечном итоге Гегель приходил к выводу, что вопреки непосредственной очевидности существует не множество философских систем, а лишь одна философия, формы исторического становления и развития которой достаточно многообразны. Он прямо утверждал, что «во все времена существовала только одна философия», в силу чего все не согласные друг с другом философские системы следует рассматривать как «необходимые стороны единого принципа» 5. Каждое последующее философское учение, согласно Гегелю, полностью усваивает имеющиеся достижения философии, включает в себя предшествующие учения, элиминируя их ограниченность, односторонность. Историко-философский процесс, таким образом, пред-

« Ж. Ж. Руссо. Трактаты. M., 1969, стр. 27. • Гегель, Сочинения, т. XI. М.—Л., 1935, стр. 518. ставляет собой «процессию духовных формаций философии в их поступательном движении» 6.

Диалектический подход Гегеля к истории философии, истолковывавший различия между философскими учениями как необходимо связанные с их тождеством, сыграл громадную роль в формировании истории философии как науки, которая невозможна без преодоления историко-философского скептицизма. Но Гегель слишком гармонизировал историко-философский процесс, изобразив его как становление абсолютного самосознания. В гегелевской истории философии множественность систем не столько факт, сколько видимость факта, которая снимается триумфальным шествием «абсолютного духа». На поставленный скептиками (и не ими одними) вопрос — как возможна философская наука, если имеется множество несовместимых философских направлений? — Гегель ответил, что существует в сущности лишь одно подлинно философское, действительно развивающееся направление — идеализм. Наличное бытие (таков был ход мысли Гегеля) может быть физической реальностью, но для-себя-бытие всегда идеально. Идеальное, утверждал Гегель, есть истина всего предметного, вещественного, единичного или конечного. «Эта идеальность конечного,— писал он,— есть основное положение философии, и каждое подлинно философское учение есть поэтому идеализм»7.

Гегелевское решение проблемы единства философского знания, несмотря на гениальную постановку вопроса о взаимообусловленности различия и тождества в философских учениях, фактически скрадывает прогрессирующую поляризацию философии на противоположные, непримиримые направления. Онтологические предпосылки историко-философской концепции Гегеля и связанное с ними спекулятивное противопоставление философии частным наукам, предметом которых будто бы является отчужденная форма обнаружения абсолютного, привели этого великого философа к недооценке антитезы материализма и идеализма, к непониманию глубокого смысла и значения борьбы между этими главными философскими направлениями. Материализм в гегелевской

• Гегель. Сочинения, т. XI, стр. 519. 7 Гегель. Сочинения, т. I. М — Л., 1929, стр. 164. интерпретации оказывается по сути дела философией обыденного сознания. Его постоянно теснит могущественный идеализм, развитие которого, в конечном итоге, завершается «абсолютным идеализмом» Гегеля. Разумеется, эта концепция может казаться убедительной лишь для тех, кто рассматривает историко-философский процесс вне связи с развитием естествознания, кто прежде всего подчеркивает связь философии с религиозным мировоззрением. Иными словами, гегелевская недооценка материализма есть один из выводов из его идеалистической системы, которая мешала Гегелю понять, что материализм вовсе не влачит свое существование на задворках духовной истории человечества: он прочно обосновался в науках о природе, ставших его крепостью.

Преодоление односторонности гегелевской интерпретации историко-философского процесса не сводится, однако, к восстановлению действительного значения антитезы материализма и идеализма, к правильной оценке значения материалистической философии в развитии научного понимания мира, свободомыслия, просвещения, демократического правосознания. Существенное значение имеет также наличие множества течений, учений, направлений в философии. И нельзя вообще правильно понять противоположность между материализмом и идеализмом, так же как и выдающуюся роль материализма в истории науки и культуры, если отвлечься (как это обычно делается в научно-популярных работах и особенно в учебниках) от других философских направлений. В этом случае у читателя создается впечатление, что кроме материализма и идеализма не существует иных философских учений, течений, направлений. Почему же тогда материализм и идеализм — главные философские направления? Между тем поляризация философии на эти основные противоположности не исключает существования других философских направлений, например рационализма и эмпиризма, спекулятивной метафизики и натурализма, эссенциализма и феноменализма, «реализма» и номинализма, схоластики и мистики, ор- ганицизма и механицизма, антропологизма, иррационализма, интуитивизма и т. д. Эта множественность направлений (не говоря уже о множестве учений, школ, течений), несомненно, ставит под вопрос идею единства философского знания, так же как и идею научной фило- софии, обоснованность которой может быть доказана лишь анализом объективных тенденций развития философии, а не благими пожеланиями философского сознания, ориентирующегося на идеал научного знания, достижимость которого для философии далеко не очевидна. Как же относятся материализм и идеализм к другим, достаточно многочисленным философским направлениям? Ответ на этот вопрос — предварительное условие конкретного анализа научной философии.

Современные буржуазные философы и исследователи историко-философского процесса почти единодушно утверждают, что противоположность между материализмом и идеализмом слишком преувеличена, что и то и другое направление явно устарели, а оценка их в качестве главных философских учений крайне односторонне характеризует идейное богатство философии. При этом и философы, и историки философии ссылаются обычно на упоминавшиеся выше философские направления (рационализм, эмпиризм, метафизика, натурализм и т. п.), пытаясь доказать, что каждое из них находится, в сущности, «по ту сторону» антитезы материализма и идеализма, т. е. не примыкает ни к тому, ни к другому направлению или же, напротив, объединяет их в высшем синтезе, преодолевая тем самым присущую им односторонность. Некоторые из этих философов и исследователей философии идут еще дальше. Они противопоставляют и материализму, и идеализму даже не другие философские направления, а отдельные учения, такие, как неопозитивизм, экзистенциализм, «новую онтологию», характеризуя их как полное и окончательное преодоление «односторонности» материализма и идеализма. Это воззрение обосновывал, в частности, Н. Гартман, полагавший, что философию интересует абсолютное, сверхвременное, надысторическое, короче говоря, сверхчувственное, которое «не охватывается ни идеализмом, ни реализмом. То, что имеется в философии внеисторического, необходимо должно возвышаться над всякой точкой зрения; оно, следовательно, должно находиться по сю сторону идеализма и реализма»8.

» N. Hartmann. Diesseits von Idealismus und Realismus. Kantstudien, Bd.XXIX, Hf. 1—2, 1924, S. 162.

Таковы два основных аргумента, которые выдвигаются против марксистского положения о поляризации философии на главные — материалистическое и идеалистическое — направления. Рассмотрим каждый из этих аргументов в отдельности. Нет необходимости доказывать, что исходные положения рационализма, эмпиризма и других философских направлений непосредственно не связаны ни с материалистическим, ни с идеалистическим ответом на основной философский вопрос. Иными словами, признание первичности материального или идеального не влечет за собой с необходимостью ни рационалистической, ни эмпирической интерпретации внешнего мира и познания. Но это вовсе не доказывает, что рационализм и эмпиризм находятся по ту (или, как полагает Гартман, по сю) сторону материализма и идеализма. История философии свидетельствует, что одни из рационалистов являются идеалистами, другие — материалистами. Существует материалистический эмпиризм, так же как идеалистический эмпиризм. Но может быть различия между идеалистами-эмпириками и сторонниками материалистического эмпиризма носят второстепенный характер по сравнению с общей тем и другим эмпиристской философской ориентацией? Никоим образом. Достаточно вспомнить, как Д. Дидро критиковал Д. Беркли. А между тем оба они были сенсуалистами, т. е. эмпириками. Этот пример показывает, что именно общие, в данном случае эмпиристские, особенности философских учений оказываются если не второстепенными, то во всяком случае вторичными, в то время как их материалистическая (или, напротив, идеалистическая) направленность имеет определяющее значение. Важно отметить, что сказанное об эмпиризме и рационализме относится если не ко всем, то к большей части других философских направлений. Антропологизм Фейербаха—видовое отличие его материализма, современная философская антропология — разновидность идеализма. Даже такие связанные с религиозным сознанием направления, как пантеизм и мистика, обнаруживают тенденцию к раздвоению на противоположности материализма и идеализма. Одни из пантеистов сводят бога к природе, лишая его тем самым тех атрибутов, которые приписывает ему религиозное сознание. Другие, напротив, растворяют природу в боге, т. е. сводят природное к сверхприродному. Противоположность между спинозизмом и окказионализмом наглядно выражает эту поляризацию пантеистического мировоззрения, которая неоднократно отмечалась и материалистами, и идеалистами. Отсюда критика пантеизма справа и слева.

Энгельс указывал, что средневековая мистика в силу определенных социально-экономических условий иногда выступала как приближающаяся к атеизму теория. Тео- лого-философские доктрины Т. Мюнцера, писал Энгельс, «были направлены против всех основных догматов не только католицизма, но и христианства вообще»9. Откровение, с точки зрения Мюнцера, есть не что иное, как человеческий разум, вера — пробуждение разума, рай — не потусторонний мир, а то, что верующие призваны осуществить на Земле. Царство божие, отмечает Энгельс, Мюнцер понимал «как общественный строй, в котором больше не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой им государственной власти» 10. Подытоживая эту характеристику мистического и революционного учения Мюнцера, Энгельс подчеркивает, что «религиозная философия Мюнцера приближалась к атеизму» п.

Возникновение в рамках теистического мировоззрения его отрицания—одно из наиболее ярких подтверждений факта поляризации философии на противоположности материализма и идеализма. Это значит, что основные характеристики не только эмпиризма и рационализма, но также и пантеизма, мистики и других философских направлений определяются их философской основой, в одних условиях материалистической, в других — идеалистической. Ни один представитель этих направлений не смог избежать дилеммы: или материализм, или идеализм.

Представление, согласно которому эмпиризм, рационализм и т. п. есть третий путь в философии, оказывается весьма поверхностным, так как оно игнорирует неизбежную поляризацию этих направлений на взаимо-

' К. Маркс и ф. Энгельс. Сочинения, т. 7, стр. 370. і» Там же, стр. 371. » Там же.

Г\

исключающие противоположности материализма и идеализма. Таким образом, и эмпиризм, и рационализм, и другие философские направления оказываются направлениями материалистического или же идеалистического философствования. Любой материалист (так же как и любой идеалист) не ограничивается одним лишь решением дилеммы, заключающейся в основном философском вопросе: основываясь на этом решении, он развивает свои онтологические, гносеологические, философско-ис- торические воззрения и, соответственно этому, разрабатывает материалистические (или идеалистические) варианты натурализма, сенсуализма, рационализма, антропологизма и т. д.

Подчеркивая закономерное раздвоение многочисленных философских направлений на основные, определяющие противоположности материализма и идеализма, мы, однако, не делаем вывода, что все без исключения направления поляризуются указанным выше способом. Такие направления, как гилозоизм, механицизм, представляют собой, за редким исключением, разновидности материалистического миропонимания. Спиритуализм, индетерминизм, иррационализм, феноменализм, телеология являются, напротив, формами существования одного только идеализма. Поэтому наряду с направлениями, которые в зависимости от различных исторических обстоятельств наполняются то материалистическим, то идеалистическим содержанием, имеются также направления, являющиеся специфическими, превращенными формами материализма или идеализма. Этот факт подтверждает высказанное выше положение относительно существования двух основных магистральных линий развития философского знания, указывая тем самым способ формирования противоречивого единства философии на всем протяжении ее развития.

Переходим ко второму аргументу современных буржуазных философов и исследователей философии. Суть этого аргумента, как уже указывалось выше, сводится к утверждению, что новейшие философские учения, такие, как экзистенциализм, неопозитивизм, философия лингвистического анализа, покончили как с материализмом, так и с идеализмом и поэтому представляют собой принципиально отличные от них направления философии. Следует прежде всего отметить, что эта пре- тензия на преодоление антитезы материализма и идеализма не столь уж нова, как это иной раз изображают. Уже у позднего Шеллинга имеет место попытка противопоставить «абстракциям» материи и духа понятие «жизни», которая истолковывается как первоисточник всего существующего, тождество материального и имматериального, субъективного и объективного. Столь неопределенное понятие жизни оказалось в учении Шеллинга иррационалистической мистификацией традиционного идеалистического решения главного философского вопроса. Вопреки идеалистически-рационалистической традиции Шеллинг утверждал, что бытие первично, а сознание вторично, доказывая вместе с тем, что бытие имматериально и представляет собой бессознательное состояние мирового духа.

Следует, впрочем, отметить, что для классиков буржуазной философии было, в общем, характерно принципиальное, последовательное противопоставление двух основных линий в философии. Поздний Шеллинг в этом отношении скорее исключение, чем правило. Претензии подняться выше противоположности материализма и идеализма специфическим образом характеризуют прежде всего буржуазную философию последних ста лет. Эта философия, будучи решительно враждебной материализму, вместе с тем вынуждена признать, что классические формы идеализма дискредитированы науками о природе и всем ходом общественного развития. Отречение от классических, преимущественно рационалистических, форм идеализма ныне осознается буржуазными философами как отказ от идеализма вообще, хотя фактически здесь имеет место историческая трансформация идеалистической философии. Этот процесс выявляется с достаточной отчетливостью в ходе развития позитивизма, прагматизма, неореализма, «критического реализма» и т. д. Самой парадоксальной разновидностью такого «преодоления» идеализма является, в частности, прагматическое отрицание реальности духовного, опирающееся на бихевиористское истолкование психики.

Если идеализм рационалистического толка утверждал, что бытие всегда опосредовано сознанием — сверхприродным или же человеческим, то У. Джемс доказывал, что существование сознания — не более чем иллю- \

\

зия, которая проистекает из того, что вещи не только существуют, но также различаются и познаются человеком. Имеются, следовательно, вещи и свидетели того, что вещи наличествуют; то же, что называется сознанием, скажем, цвета, не заключает в себе ничего кроме этого цвета. Значит, сознание есть нечто иное, чем то, чем оно обычно представляется. Его существование иллюзорно, утверждал Джемс. «Субстанция эта фиктивна,— писал он,— тогда как мысли, пребывающие в конкретном, вполне реальны. Но мысли, пребывающие в конкретном, сделаны из той же материи, что и вещи»12. Что же это за «материя», из которой образованы и вещи, и мысли? Разумеется, это не материя, хотя Джемс и называет ее веществом и даже первовеществом. Но послушаем самого Джемса: «Если допустить существование одного только первоначального вещества или мировой материи, вещества, объемлющего собой все, и если назвать это вещество «чистым опытом», то легко объяснить познавание, как особый вид взаимоотношения, в который входят различные элементы чистого опыта. Само это отношение представляет собой часть чистого опыта; один «член» его становится субъектом или носителем познания, познающим» 13. Нетрудно понять, что это отрицание реальности сознания (и духовного вообще) носит мнимый характер: «чистый опыт», вопреки убеждениям Джемса, есть нечто духовное, включающее в себя и сознание, которое не исчезает оттого, что его назвали особого рода веществом. И что самое интересное: философия, не признающая существования духовного, оказывается идеалистическим эмпиризмом, т. е. разновидностью субъективного идеализма. :

В настоящее время попытки дискредитации фундаментального значения противоположности между материализмом и идеализмом нередко связаны с отказом от понятия «философское направление» вообще. Это в особенности характерно для господствующей во Франции школы историко-философских исследований, выступающей как «философия истории философии». Представители этой школы утверждают, что понятие направления

и У. Джемс. Существует ли сознание?—Сб.: «Новые идеи в философии», Jsft 4.

СПб., 1913, стр. 127. и Там же, стр. 104.

в философии искажает действительную картину существования философских учений, каждое из которых, в силу присущей ему неповторимости, не может быть отнесено к какой-либо рубрике, направлению, течению. С точки зрения этого историко-философского модернизма лишь несовместимость философских учений придает им действительную значимость. То, что скептики считали непреодолимым пороком философствования, ныне объявляется величайшим превосходством философского способа осмысления действительности. Подлинное содержание философии образуют, согласно этому воззрению, способ самоутверждения философствующего индивида, его неповторимой творческой индивидуальности. «С нашей точки зрения,— заявляет, например, А. Гуйе,— ни один изм не порождает другой изм. Если бы Барух (Спиноза.— Т. О.) умер в детстве, не было бы спинозизма» 14. Разумеется, отношения преемственности между философскими учениями не следует толковать как непосредственное порождение одним учением другого. Однако из этой элементарной (во всяком случае для марксизма) истины А. Гуйе делает совершенно нелогичный вывод, что содержание философских систем сводится к воспроизведению творческой индивидуальности их создателей. Он, следовательно, отказывается разграничивать в учениях философов субъективное и объективное, личное и общественное. Поэтому ему приходится отрицать тот очевидный факт, что материалистический пантеизм Спинозы есть развитие философских идей, складывавшихся :в течение целой исторической эпохи. «Картезианство, мальбраншианство, контизм, бергсонианство отсылают нас к тому, что мыслили Рене Декарт, Николай Мальбранш, Огюст Конт, Анри Бергсон» 15,— пишет А. Гуйе, полагая, что он лишь констатирует очевиднейшие факты, свидетельствующие о том, что философия есть совершенно индивидуальный способ понятийного мышления. Между тем такого рода констатация заранее предполагает совершенно неоправданное допущение, согласно которому Декарт, Мальбранш, Конт, Бергсон творили в социальном вакууме, не выражая своими уче-

Н. Gouhier. Les grandes avenues de la pens?e philosophique en France depuis

Descartes. Louvain — Paris, 1966, p. 20. r> Ibidem.

ниями никаких реальных общественно-исторических потребностей, не осмысливая исторического опыта своей эпохи и достижений тогдашнего научного знания.

Сведение объективного (в том числе и социального) содержания философии к субъективному, индивидуальному вйдению мира влечет за собой искаженное представление о характере расхождений и противоречий между философскими учениями: суть дела сводится к межличностным отношениям, к эмпирически констатируемым разногласиям между философами. И снова эмпирическая констатация фактов оказывается их субъективистской интерпретацией. А. Гуйе пишет: «Разногласия между философами не случайны: они находятся у истоков всей философии. Существуют разные философии, поскольку в поле зрения философов находится не один и тот же мир. Расхождения философов предшествуют их философским учениям: их мысли не приходят к согласию друг с другом, так как у них нет в качестве исходного пункта одних и тех же данных» 16.

Таким образом, Гуйе приходит к выводу, что каждый выдающийся философ творит особенный мир своего вй- дения, и это происходит потому, что он еше до создания системы существует в этом одному лишь ему принадлежащем мире. Эта плюралистическая концепция основана на допущении, согласно которому своеобразие того или иного философского учения определяется лишь мерой субъективности его создателя. Субъективности философа придается, так сказать, онтологический статус, она создает нечто вроде собственной философской Вселенной.

Нетрудно понять, что плюралистическое истолкова: ние историко-философского процесса непосредственно служит отрицанию возможности научно-философского мировоззрения, попытка создания которого третируется как отказ от самого духа философии.

Мы не станем анализировать ни экзистенциализм, ни неопозитивизм, ни философию лингвистического анализа, поскольку уже- проведенные исследования 17 по-

» Ibid., р. 42.

17 Укажем, в частности, на коллективные труды советских историков философии: «Современный экзистенциализм». М., 1966; «Философия марксизма и экзистенциализм». М., 1971. зволяют со всей определенностью сказать, что и здесь налицо лишь модифицированные формы идеализма. Мы остановились на некоторых предшественниках этих учений лишь для того, чтобы выявить основные тенденции трансформации идеализма, которые придают ему видимость неидеалистической философии. Вывод, к которому приводит этот краткий анализ вопроса о направлениях в философии, является, на наш взгляд, убедительным опровержением пресловутой концепции анархии философских систем. Множество философских учений, течений, направлений — это не беспорядочный иррациональный поток, хаос, лабиринт идей. Это множество в ходе историко-философского процесса редуцируется к основной антитезе материализма и идеализма, развивается на этой основе и, таким образом, формируется, утверждается как закономерный процесс борьбы основных философских партий.

Прослеживая главные этапы борьбы материализма с идеализмом, мы постигаем исторический процесс становления научно-философского мировоззрения, неразрывно связанный с развитием материализма, с изменением его исторической формы благодаря теоретическому осмыслению новых научных открытий и нового исторического опыта. Уже материализм XVII—XVIII вв., во всяком случае в своем понимании природы, был в основном научной философией своего времени. Диалектический и исторический материализм — научная философия современности. Поскольку эта философия, в отличие от предшествующих форм материализма, постоянно развивается, обогащаясь новыми положениями, она сохраняет значение научно-философского мировоззрения. В этом отношении диалектический и исторический материализм подобен любой другой науке.

Борьба материализма против идеализма есть, таким образом, исторически складывающийся, историей подтверждаемый путь становления и развития научной философии. Следует, однако, подчеркнуть, что материалистическое отрицание идеализма, так же как идеалистическое отрицание материализма, не исключает отношения исторической преемственности между этими взаимоисключающими направлениями. Речь идет, разумеется, не о том, что материалисты усваивают идеалистические воззрения, а идеалисты — материалистические. Процесс пре- емственности, о котором идет речь, носит несравненно более сложный характер. Так, например, исторической заслугой материализма является разработка таких понятий, как причинность, необходимость, закономерность. Уже античные материалисты противопоставляют мифологической концепции судьбы натуралистическое истолкование необходимости. В Новое время материализм выступает как последовательный сторонник детерминизма, который все более и более (и не без влияния материализма) утверждается в естествознании. Все это вынуждает идеалистов отказываться от индетерминизма, осваивать детерминистическую интерпретацию не только природных процессов, но и человеческих действий, в частности волевых актов. Значит ли это, что идеализм вместе с детерминизмом усваивает материалистическую концепцию? Разумеется, нет. Идеализм истолковывает на свой лад процесс детерминации, как об этом свидетельствуют учения Лейбница, Канта, Фихте и т. д.

Не приходится сомневаться, что и материализм, в несравненно большей степени, чем идеализм, выявляет способность критически усваивать все рациональное, что, хотя и в мистифицированной форме, содержится в идеалистических учениях. Общеизвестно, что материализм всегда был непримиримым противником телеологии. Однако метафизический материализм не замечал того, что телеологические заблуждения представляют собой заблуждения относительно реальных фактов, наличие которых метафизический материализм просто отвергал. «Исторически дело сложилось таким образом,— замечает И. Т. Фролов,—• что проблема целесообразности в позитивном плане обсуждалась в основном в рамках идеалистических философских концепций, тогда как материализм — в его механистической форме — по большей части лишь негативно реагировал на имеющуюся телеологическую трактовку этой проблемы, не рассматривая порой по существу стоящие за ней объективные факты»7. Этот недостаток метафизического материализма был преодолен лишь философией марксизма, которая, исходя из диалектико-материалистического понимания всеобщности процессов детерминации, решила проблему, постав- ленную, но вместе с тем мистифицированную идеалистической философией. С этой точки зрения материализм представляет собой не только демистификацию объективной действительности (как и ее отражения), но и демистификацию идеалистической философии как специфической отчужденной формы познания. Это положение в особенности относится к марксистскому материализму, отношение которого к идеалистической философии следует определить как диалектическое отрицание.

В. И. Ленин, как известно, осуждал вульгарно-материалистическую критику кантианства, которая с порога отвергает его положения вместо того, чтобы исправлять их, «углубляя, обобщая, расширяя их, показывая связь и переходы всех и всяких понятий»19. Это указание, несомненно, имеет и более общее, принципиальное методологическое значение, т. е. характеризует отношение творческого марксизма не только к кантианству. Еще один пример. Классики марксизма подвергали философию Гегеля весьма обстоятельной критике, вскрывая не только идеализм, но и консервативные (а иной раз и реакционные) черты гегельянства. Вместе с тем они высоко оценивали, критически перерабатывали все рациональное в учении Гегеля. Стоит подчеркнуть, что Ленин никогда не считал задачу критической переработки гегелевской диалектики полностью завершенной, утерявшей свою актуальность. Ленинские конспекты произведений Гегеля показывают, что в новых исторических условиях он продолжал обогащать марксистскую материалистическую философию критически переработанными рациональными идеями Гегеля.

Отношение преемственности — необходимая форма развития научного знания. Наука не повторяет заблуждений своего исторического прошлого, так же как не отбрасывает его позитивных результатов. Историческая преемственность в философии существенно отличается от преемственности в науке вследствие борьбы между материализмом и идеализмом, прогрессирующей дивергенции философских воззрений, идеологической функции, выполняемой философскими учениями. Поэтому нередко бывает так, что действительные философские открытия и достижения игнорируются или даже отвергаются

В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 161.

и «опровергаются» последующими философскими учениями. Преемственность в таких случаях осуществляется, так сказать, с опозданием и в результате борьбы и отрицания, нередко захватывающего и истины, установленные философией. Диалектико-материалистическая философия принципиально отличается от предшествующих философских учений также и тем, что внутренне присущая ей партийность исключает фракционность, столь характерную, например, для отношений между различными учениями внутри идеалистического направления. Благодаря этому философия марксизма— единственное философское учение, способное путем творческой критики освоить богатейшее философское наследие прошлого.

Философия как специфическое мировоззрение

Исследование исторического процесса формирования -радикальной противоположности между материализмом и идеализмом, борьбы этих главных философских направлений, отношения преемственности между ними, разумеется, не исчерпывает вопроса об отношении философии к наукам. Такое исследование в лучшем случае выявляет закономерность превращения философии в специфическую науку, в науку sui generis, которая при этом все же сохраняет свое качественное отличие от других наук, хотя бы уже потому, что она есть особого рода мировоззрение. Именно в этом качестве, т. е. как особое мировоззрение, философия оказывает свое воздействие на развитие наук.

Термин «мировоззрение» относится к наиболее многозначным, недостаточно ясным и-определенным. Говорят, например, о гелиоцентрическом мировоззрении в противоположность геоцентризму. При этом имеется в виду естественнонаучная концепция мироздания. Совершенно иной смысл заключает в себе выражение «коммунистическое мировоззрение», поскольку тут речь идет о социально-политическом мировоззрении, которое в своей научной (в отличие от утопической) форме представляет собой теоретическое подытоживание общественного развития, научное обоснование объективной необходимости перехода от капитализма к бесклассовому обществу. Типологическое исследование мировоззрений позволяет вы- делить две основные его качественно различные формы: религию и философию. Религия — исторически первое мировоззрение человечества, которое и в наше время образует специфическую форму общественного сознания Миллионов людей. Пример религии убедительно свидетельствует о громадной роли мировоззрения в развитии общества. Было бы неправильно объяснить влияние религии лишь ее супранатуралистическим содержанием, игнорируя ее мировоззренческую форму. К. Ясперс был по-своему прав, называя религию метафизикой для народа.

Философия, в том числе и идеалистическая, отличается от религии как теоретическое мировоззрение; ее положения обосновываются и, в известной мере, доказываются логическими аргументами, как это имеет место во всех науках, применяющих дедукцию и индукцию для вывода общих положений. Конечно, далеко не всякая теория научна. И философское, теоретически обосновываемое мировоззрение становится научным только благодаря соответствующему содержанию, которое отнюдь не всегда наличествует в философии. Поэтому и отличи^ философии от религиозного мировоззрения бывает то большим, то меньшим, в особенности если учесть, что и религиозное мировоззрение приобретает теоретическую форму в теологии. С этой точки зрения, термины «религия» и «религиозное мировоззрение» не являются синонимами. Средневековая схоластика — не религия, но религиозная философия. Такие современные философские учения, как католический экзистенциализм или христианский спиритуализм, несомненно, представляют собой разновидности религиозного мировоззрения. «Диалектическая теология» К- Барта является также и философским учением.

Существуют, таким образом, религиозно-философские и философско-религиозные учения. Противоположность между философским мировоззрением и мировоззрением религиозным, в конечном счете, определяется различием содержания, а не формы. Эта противоположность в полной мере выявляется лишь благодаря материализму, поскольку идеалистическая философия нередко оказывается, пользуясь выражением Фейербаха, спекулятивной теологией. Именно поэтому противоположность между материализмом и идеализмом становится одним из главных условий формирования и развития философии в качестве отличного от религии мировоззрения..

В нашей научно-популярной литературе мировоззре-/ ние обычно определяется как совокупность наиболее об-! щих воззрений на природу и общество, на место че-! ловека в природе и в системе общественных отношен ний. Такое определение нельзя считать удовлетворитель-; ным. Его первым, основным недостатком является весь-' ма неясное выражение: «наиболее общие воззрения». Предельная степень обобщения почему-то считается специфическим признаком мировоззрения. Между тем такого рода обобщения имеются и в специальных науках. Т. Павлов справедливо указывает на то, что некоторые частные науки исследуют наиболее общие закономерности существующего. Правильнее было бы поэтому считать, что лишь некоторые наиболее общие воззрения на мир носят мировоззренческий характер. И дело не просто в общих воззрениях, а в их интерпретации. Положение «все люди смертны» представляет собой достаточно общий взгляд на человеческую жизнь. Но этот общий взгляд приобретает мировоззренческий характер, когда он из констатации факта превращается в основание для выводов относительно сущности человека.

Вторым недостатком приведенного нами определения мировоззрения является отсутствие указания на связь «наиболее общих воззрений» с определенными принципами. Принцип или, говоря проще, исходная точка зрения составляет, так сказать, стержень любого мировоззрения. Энгельс характеризует материализм как «общее мировоззрение, основанное на определенном понимании отношения материи и духа...»20. Что означает в данном контексте слово «общее»? Оно, по-видимому, указывает на отличие философского мировоззрения от тех особенных форм мировоззрения, каковыми, например, являются механистическое мировоззрение, гелиоцентризм и т. д. Философское мировоззрение, несомненно, носит более общий характер, оно, пожалуй, наиболее общее из всех возможных типов мировоззрений.

г» К. Маркс и ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 286.

Основу механистического мировоззрения образует универсализация принципов классической механики, т. е. их применение за пределами этой науки. Эта универсализация была исторически прогрессивным делом на пути научно-философского истолкования явлений природы и общества, поскольку она означала вытеснение из науки и философии теологических и организмических представлений о мире, ненаучность которых стала очевидной в свете достижений классической механики, ставшей эталоном научного и философского понимания всех явлений для целой исторической эпохи. Мы видим, следовательно, что философское мировоззрение есть определенное, если можно так выразиться, принципиально теоретическое отношение к действительности; оно может быть определено как система принципов, составляющая основу того или иного понимания природной и социальной реальности. Мир не имеет начала во времени и пространстве. Человек есть социальное существо, законы развития общества качественно отличны от законов природы. Все это— определенные философские принципы, которые, как известно, принимаются далеко не всеми философами.

Энгельс сформулировал принципиальную основу философского мировоззрения: материалистическое (или идеалистическое) решение вопроса об отношении духовного к материальному. Таким образом, философское мировоззрение характеризуется не просто наиболее общим взглядом на мир, но прежде всего определенной принципиальной установкой, исходя из которой теоретически развивается и обосновывается это генеральное обобщение. Речь, следовательно, идет не об обобщении всего и вся, а о теоретическом выделении определенных фактов, сторон, отношений действительности и исследовании, осмыслении их с определенных позиций. Это-то и делает философское мировоззрение принципиально теоретическим рассмотрением действительности.

Гносеологический анализ отправного теоретического пункта философии — основного философского вопроса, формулирующего дилемму, которая, в свою очередь, предопределяет необходимость альтернативного решения и тем самым выбора принципиальной теоретической позиции,— позволяет выявить еще одну особенность философского мировоззрения: оно представляет собой спе- цифическую форму социального самосознания, которое конституируется в связи с исследованием как природной, так и социальной действительности. Стоит подумать о гносеологической необходимости основного философского вопроса, чтобы эта истина стала очевидной. В каких фактах сознания (и знания) коренится основной философский вопрос? Почему это действительно основной, а не производный вопрос?

На наш взгляд, фактическую основу вопроса об отношении духовного к материальному образует одно из необходимых условий всей сознательной и целесообразной человеческой деятельности: различение субъективного и объективного. Каждый человек (в том числе и идеалист) отличает себя от всего другого и благодаря этому сознает себя как Я, человеческую личность, индивидуальность. Восприятие окружающей действительности невозможно без сознания своего отличия от воспринимаемых предметов. Сознание человека (если отвлечься от его элементарных проявлений) есть вместе с тем и самосознание, которое невозможно лишь как сознание своего Я: оно осуществляется посредством осознания независимой от него действительности. Таким образом, различение субъективного и объективного, а также саморазличение как необходимое отношение сознания индивида к самому себе и ко всему другому, находящемуся в поле восприятия, составляет необходимое предусловие материалистического (или идеалистического) решения основного философского вопроса. Отличительной особенностью философского мировоззрения является поэтому биполярность, т. е. анализ мыслящего сознания как движения от субъекта к объекту и от объекта к субъекту. Философия разграничивает субъективное и объективное и, вместе с тем, исследует связь между ними. Ее прежде всего интересует субъект-объектное содержание, которое в своих развитых многообразных формах выступает как система отношений: человек— природа, познание — предмет познания, человек — общество, общество— природа, общество — история и т. д.

Материалистическое учение о действительности, как она существует вне и независимо от сознания, есть также учение об отношении человека к этой действительности, которую он все в большей степени подчиняет своей власти. Различные истолкования это^о отношения онтологическое, гносеологическое, этическое, социологическое — составляют важнейшее содержание большинства философских учений.

Таким образом, философское мировоззрение не просто синтезирует наиболее общие представления, но теоретически обосновывает с определенных принципиальных позиций (не только философских, но и социально- политических) отношение человека (и человечества) к фундаментальным реальностям — природным и социальным. Это отношение исторически изменяется, развивается; изменяются и развиваются также позиции, определяющие теоретический способ исследования и понимания этого отношения. Было бы заблуждением сводить тематику философии к одной лишь гносеологии или даже исследованию человеческой жизни. Философию никогда не покидает живейший интерес к тому, что существует безотносительно к человеку. С размышлений об этой действительности начинается философия, и ее последующее развитие все более выявляет громадный мировоззренческий смысл проблемы универсума. Достижения естествознания, различные разделы которого занимаются исследованием определенных, вычлененных для изучения областей природы, нисколько не умаляют интереса философии к бесконечной Вселенной. Естествознание способствует развитию этого интереса своими открытиями. Следует, однако, подчеркнуть, что даже у древнегреческих натурфилософов космическая проблематика не вытесняла проблемы человека. Их интерес к космосу был обусловлен сознанием того, что человеку противостоит безбрежная стихия природного, что именно над ним, над человеком загадочно поблескивают звезды. Исключение космической проблематики из философии означало бы отрицание философии именно как мировоззрения. Для правильного понимания специфики философии как мировоззрения особенно важно рассмотрение тех источников, из которых философия черпает свои основные положения. Как свидетельствует история философии, эти источники различны. Одни философские учения основываются преимущественно на данных повседневного опыта, другие — черпают свои основные убеждения в религии, третьи — придают первостепенное значение мировоззренческому осмыслению эпохальных социальных преобразований, четвертые — считают своей основной задачей истолкование фундаментальных научных открытий, выявление их мировоззренческого смысла. Этот преимущественный интерес к тому или иному источнику философских идей нередко отличает одни философские учения от других даже в границах одного и того же направления.

Неопозитивизм занят, в первую очередь, философской интерпретацией современного естествознания, неотомизм представляет собой философию религии, экзистенциализм развивается главным образом как феноменологический анализ субъективной стороны повседневного личностного опыта. Не следует, однако, жестко связывать философские учения с одним из этих основных источников философской рефлексии. Повседневный опыт не может быть изолирован от исторического опыта, самосознания определенной эпохи, так же как и научных достижений, если, конечно, они непосредственно сказываются на образе жизни людей. Религиозное сознание тесно связано с историческими условиями, которые преобразуют его форму и, в какой-то мере, также содержание. Отличаясь от повседневного эмпирического представления о мире, религиозное сознание, в известном смысле, также является обыденным сознанием широких масс, сознанием, которое «подтверждается» его фактической основой — господством стихийных сил общественного развития над людьми. Наука также связана с другими формами общественного сознания и деятельности. Поэтому ни одно философское учение не может исключить из рассмотрения обыденный и исторический опыт, религиозное сознание и научные открытия. Однако философия, которая занималась бы только религией, потеряла бы характер философского мировоззрения, стала бы разновидностью теологии. Неудивительно поэтому, что неотомизм пытается логически вывести свои супранатура- листические концепции из представлений обыденного сознания, из содержания повседневного опыта. Еще Фома Аквинский утверждал, что философия (разумеется, идеалистическая) восходит от земного к небесному.

Философия, которая ограничила бы сферу своих интересов исключительно проблематикой науки, несомненно, лишилась бы присущей ей мировоззренческой специфики. Даже неопозитивизм, утверждающий, что его ин- тересует лишь язык науки, в действительности занимается анализом самых различных философских (и притом не только гносеологических) проблем. Анализ научного знания является для неопозитивиста основой для суждений в области этики, социологии, эстетики и т. д.

Разумеется, в неопозитивистской философии имеется немало представлений, почерпнутых из повседневного опыта. Идеологические предрассудки неопозитивистов свидетельствуют о связи этого учения с определенными классовыми интересами, известной социальной средой, историческим опытом и т. д. Таким образом, наше разграничение основных источников философских идей не следует понимать в том смысле, что эти источники независимы друг от друга или же что они предопределяют совершенно различные направления философствования. Иное дело, что для разных философских учений характерен преобладающий интерес к той или иной области общественного сознания, познания, культуры.

Проблема научно-философского мировоззрения

Когда говорят о научно-философском мировоззрении (а таковым в наше время является лишь диалектический и исторический материализм), то обычно имеют в виду философское осмысление данных современной науки. Научная философия — так рассуждают в данном случае — именно потому и называется научной, что она базируется на прочном фундаменте наук о природе и обществе и исключает из рассмотрения все научно необоснованное. Это понимание научно-философского мировоззрения нуждается, на наш взгляд, в уточнении и конкретизации. Само собой разумеется, что научная философия отвергает все ненаучные представления, допущения и т. д. Научная философия подвергает критическому анализу данные повседневного опыта, а также исторический опыт людей. И именно благодаря этому критическому анализу она ассимилирует определенное содержание повседневного, а также и исторического опыта человечества, содержание, которым во всяком случае непосредственно не занимаются какие-либо другие науки. В. И. Ленин указывал на значение повседневного опыта людей для обоснования положений материалистического миропонимания. Так, гносеологический принцип отражения есть философское подытоживание всего повседневного опыта человечества, которое получает дальнейшее развитие благодаря достижениям физиологии, психологии, кибернетики и других наук. Исторический оптимизм, органически присущий философии марксизма, есть отражение, осмысление великого исторического опыта освободительной борьбы трудящихся с позиций их классового авангарда. Разумеется, этот исторический оптимизм имеет своей научной основой исследование общественно-исторического процесса. Но было бы наивно сводить его к теоретическому выводу из определенных научных данных. Это — нечто большее.

Таким образом, научно-философское мировоззрение не сводимо к философии науки, к одному лишь осмыслению научных открытий вообще. Такое «сциентистское» ограничение области философского исследования противоречит мировоззренческой сущности философии. С нашей точки зрения, научная философия не может игнорировать и ту часть повседневного человеческого опыта, которая не принимает интерсубъективной формы научного знания.

Значительная часть всего того, что я знаю о своей собственной жизни, о моих близких и т. п., представляет собой такого рода знание, которое по самой природе своей не может быть научным. Разумеется, философию не интересует мой день рождения или другой аналогичный единичный факт. Но это, конечно, не исключает возможности и необходимости научного подхода к анализу субъективной стороны человеческого существования. Люди рождаются, живут, учатся, трудятся, ищут свое призвание, стремятся к счастью или к тому, что они называют счастьем, или даже к тому, что для них выше счастья, любят, ненавидят, страдают, борются, болеют, умирают и т. д. Философия всегда занималась анализо.м этих основных фактов индивидуального человеческого существования. В этой связи складывались и материалистические, и идеалистические представления о жизни и смерти, теле и душе, индивидуальном и социальном. Кто отважится сказать, что все эти вопросы уже не интересуют философию, поскольку они изучаются специальными научными дисциплинами?

Философия учитывает данные специальных исследований, оценивает их значение для понимания человече- ской жизни, сознавая вместе с тем, что никакая частная наука, развивающаяся в рамках исторически сложившегося общественного разделения труда, не может дать целостного понимания этой жизни, которая открывается каждому человеку (в том числе и философу) именно потому, что он живет, трудится, страдает, любит, обладает известными потребностями, способностями, желаниями, видит, слышит, осязает и мыслит об этом, как и о другом. Отдавать все это многообразное содержание личной жизни человека на откуп философской антропологии или экзистенциализму, т. е. исключать возможность его научно-философского исследования, значит не понимать существенности личностных, индивидуальных, субъективных характеристик общественной жизни.

Экзистенциалисты иррационалистически интерпретируют человеческую субъективность как нечто неподдающееся рациональному пониманию. Из того факта, что предметом науки не может быть единичная человеческая особь, т. е. то, что отличает данного отдельного индивида от всех остальных людей, делается субъективистский вывод, что наука вообще не способна понять человека как личность, что, изучая человека, она имеет дело с объектом, а не с субъектом. Разумеется, физиология органов чувств не занимается многообразной и в основе своей социальной жизнедеятельностью человека. Но физиология органов чувств, физиология высшей нервной деятельности, психология открыли множество фактов, закономерностей, которые были неизвестны философии, выявив тем самым новые возможности философского осмысления личной жизни человека. Всего этого не понимает экзистенциализм, который ограничивает философское изучение «человеческой реальности» ее субъективистски-агностическим истолкованием. Систематическое опровержение такого истолкования, противопоставление ему диалектико-материалистического понимания фактического содержания повседневного опыта человека входит в научно-философское мировоззрение марксизма как его неотъемлемая составная часть, значение которой прогрессивно возрастает вследствие усложнения общественного развития.

Научно-философское понимание повседневного опыта предполагает анализ его материальной обусловленности и историчности. Личное, которое экзистенциалист рассматривает примерно так же, как Платон, который полагал, что в человеческой душе преформировано все, что она знает о внешнем мире, научная философия ставит в зависимость от многообразных условий и собственной деятельности человеческой личности. Вопреки экзистенциалистским (как и неотомистским) представлениям, повседневный опыт человеческой личности не есть нечто лишь индивидуальное; человек исторически развивается, и даже присущая ему неповторимость имеет глубокие социальные корни. Единство личного и общественного характеризует, таким образом, не только интерсубъективное, но и субъективное содержание личного повседневного опыта.

Итак, изучение повседневного личностного опыта составляет необходимую составную часть научно-философского исследования. Эмпирические знания, полученные таким путем, предшествовали возникновению специальных наук о человеке. Именно путем осмысления личного опыта был установлен, например, факт наследственности, как и многие другие факты. В наше время повседневный опыт человека связан с научным знанием, которое становится, в известной мере, общественным сознанием. И все же он сохраняет относительную самостоятельность и представляет собой особую сферу человеческой жизнедеятельности, которой занимается не только искусство, но и научная философия. С этой точки зрения, и субъективность философа, его неповторимый личный опыт, переживания, склонности, темперамент находят свое выражение в философии и притом не как нечто несущественное или даже негативное, а существенное, необходимое для познания.

Исторический опыт также существует независимо от науки, которая его осмысливает, интерпретирует, суммирует. И философия, как самосознание определенной исторической эпохи (эпохальное самосознание), непосредственно связана с этим «сырым», еще неосмысленным исторической наукой опытом своей эпохи. Историки изучают прошлое, и, в отличие от философов, они не являются очевидцами эпохи, исследованием которой они занимаются. Философ же представляет эпоху, и исторический опыт, которым он располагает, является для него не только объектом исследования, а непосредственно осязаемым движением общества и тем самым его собст- венным движением, которое порождает новые потребности, устремления, идеалы, опровергает определенные иллюзии, заблуждения, предрассудки, суеверия. Поэтому философ, как известно, постигает исторический опыт своего времени не только из научных исследований, ему посвящённых, но и из общественной практики, общественного бытия, из общественного -сознания, отражающего это бытие.

Осмысление исторического опыта своего времени идеологами антагонистического общества, как правило, не носило научного характера. Философы, как и другие общественные деятели, выражавшие определенные общественные, в том числе и исторически прогрессивные потребности, оказывались не способны к их научному анализу. Это происходило, с одной стороны, вследствие их социального положения и классовой ограниченности, а с другой — в силу отсутствия научной теории общественного развития, которая и не могла быть создана этими классово-ограниченными деятелями. Научная теория общественного развития, научно-философское мировоззрение, охватывающее и природу, и общество, раскрывающее их диалектическое единство, были созданы лишь марксизмом.

Таким образом, содержание научно-философского мировоззрения не может быть сведено к суммированному содержанию специальных наук, во-первых, потому, что философию интересуют лишь определенные, имеющие мировоззренческое значение стороны этого содержания, и, во-вторых, потому, что философия осмысливает также те стороны личного и общественного опыта людей, которые не представляют специального интереса для частных наук. Поэтому, говоря о научности марксистско-ленинской философии, следует подчеркивать ее специфические особенности, так как философия не может (и не должна) быть научной в том специальном смысле слова, в котором научность понимается в частных науках. При этом следует также иметь в виду, что критерии научности не совпадают в разных частных науках, скажем в математике и биологии. Разумеется, все науки отличаются некоторыми общими чертами, которые, однако, недостаточны для характеристики природы научности вообще по той простой причине, что имеются качественно различные формы научного знания: достаточно сравнить историческую науку, математику, естествознание, технические науки. Научно-философское мировоззрение характеризуется специфическими чертами научности, что обусловлено прежде всего тем, что философия не только по форме, но и по содержанию отличается от частных наук, хотя бы уже потому, что она исключает из своего рассмотрения специальные, частные проблемы науки.

Существует мнение, что наука лишь постольку является наукой, поскольку ее компетенция ограничивается _ определенной частной проблематикой. С этой точки зре-' ния, которая, по нашему мнению, нуждается в пересмот-1 ре, философия не может быть наукой. Однако признаком > науки является не просто то, что она имеет дело с частными проблемами, а то, что она ограничивает круг изучаемых ею вопросов, вычленяет предмет своего исследования. Наука, таким образом, характеризуется ясным сознанием своего места в системе общественного разделения труда. Но раз философия исключает из своего ведения всю частную проблематику, вычленяя для своего исследования нечто общее, то она тем самым делает это общее своим специальным предметом и, следовательно, выполняет требование самоограничения, без которого, разумеется, невозможна наука21. Самоограничение, осуществляемое философией, выявляет ее мировоззренческое значение для частных наук и тем самым ее законное Место в системе научного знания. Исторически совершавшееся на протяжении многих столетий размежевание между философией и частными науками, вследствие которого все более определялся специфиче-

" Правильно замечает Б. М. Кедров: «Если же мы под наукой будем понимать только одни частные, или специальные, отрасли знания, то в таком случае уже с самого начала снимается вопрос о том, является ли, с этой точки зрения, философия наукой. Далее, если под наукой подразумевать, например, только опытные, экспериментальные отрасли знания, то не только философия, но и математика, а в значительной степени и теоретическая физика должны быть исключены из того круга знаний, которые в данном случае будут считаться научными» (Б. М. Кедров. Философия как общая наука.— «Вопросы философии», 1962, № 5, стр. 44). Мы согласны с Б. М. Кедровым в том, что существуют качественно различные типы научности, а это указывает на необходимость выявления специфики научности в философии, разумеется, там. где она имеет место. Было бы ошибкой, подчеркивая специфическую научность философии, игнорировать качественное различие между наукой и ненаучной философией.

ский предмет философии, закономерно вело к возрастанию роли философии именно в качестве мировоззрения. Таким образом, превращение философии в научное мировоззрение — итог развития не только философии, но и всего научного знания.

Еще сто лет тому назад естествоиспытатели в массе своей не интересовались философскими, мировоззренческими проблемами. Однако революция в естествознании, научно-техническая революция, глубокие социально-экономические преобразования нашего времени радикально изменили ситуацию. «История философии последнего столетия,— справедливо замечает А. Хюбшер,— все чаще дает нам тип естествоиспытателя, становящегося философом» 22. Такими естествоиспытателями-философами в XX в. являются А. Эйнштейн, М. Планк, Н. Бор, В. Гейзенберг, Б. Рассел, М. Борн и многие другие. Для этих выдающихся представителей современной науки характерна высокая оценка значения мировоззрения для специального исследования. «Мировоззрение исследователя,— пишет, например, М. Планк,— будет всегда определять направление его работы»23. Эта мысль была высказана Планком в докладе, специально посвященном роли науки в развитии мировоззрения: «Физика в борьбе за мировоззрение». Интересно отметить аргументы, которыми Планк обосновывает свое убеждение относительно значения философии для науки. Прежде всего он указывает на то, что дифференциация научного знания, размежевание между отдельными науками, соответственно их предмету и применяемым методам исследования, имеет и свои отрицательные стороны, поскольку она разгораживает, изолирует то, что в действительности неразрывно связано друг с другом. «Наука,— пишет Планк,— представляет собой внутренне единое целое. Ее разделение на отдельные области обусловлено не столько природой вещей, сколько ограниченностью способности человеческого познания. В действительности существует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, которая ни в одном месте не может быть разорвана,

м А. Хюбшер. Мыслители нашего времени. М., 1962, стр. 227. а М. Planck. Erinnerungen und Vortrage. Frankfurt am Main, 1964, S. 25. разве лишь по произволу» 24. Мировоззрение, с этой точки зрения, представляет собой теоретически обоснованное единство научного понимания природной и социальной реальности.

Как известно, в ходе развития науки наряду с прогрессирующей дифференциацией научного знания все более усиливается и противоположная ей тенденция интеграции. Одним из наиболее очевидных проявлений этой тенденции является возникновение новых научных дисциплин на стыке различных наук. Но философия, в отличие от любой частной науки, имеет общие границы с каждой из них. Неудивительно поэтому, что философское подытоживание научного знания является специфической формой реализации этой, все более усиливающейся общенаучной тенденции к интеграции, положительное значение которой общепризнано. А то обстоятельство, что философия связывает обобщение научных данных с осмыслением личного и общественного опыта людей, также отвечает внутренним потребностям научно-технического прогресса, который закономерно, особенно в наше время, порождает новые социальные изменения, ставит ноЬые мировоззренческие проблемы, решением которых призвана заниматься философия.

Неопозитивизм, который еще четверть века тому назад отрицал возможность и необходимость научно-фи- лософского мировоззрения и рассматривал любое мировоззрение как разновидность спекулятивной метафизики, в настоящее время начинает перестраиваться, постепенно отказываясь от противопоставления положительных наук «метафизике». Симптоматичны в этом отношении высказывания Ф. Франка, который не может не признать, что в XX в. самые выдающиеся представители науки о природе «усиленно подчеркивали, что тесная связь между наукой и философией неизбежна»25. Это не следует понимать в том смысле, подчеркивает Франк, что науке не удалось разделаться с философской спекуляцией и она вынуждена признать неосуществимость своих попыток. Речь идет о другом: разобщение, имевшее место между науками и философией, оказалось одинаково

41 М. Планк. Происхождение научных идей и влияние их на развитие науки.—

129

5 Заказ № 908

«Сборник к столетию со дня рождения Макса Планка». М., 1958, стр. 46, «5 ф. Франк. Философия науки. М., 1960, стр. 41.

пагубным и для философии, и для наук. Осмысливая пример выдающихся естествоиспытателей нашего столетия, рассматривавших философию как мировоззренческую основу специальных исследований, Франк приходит к выводу, что во все времена коренные изменения в науке всегда сопровождались более интенсивным углублением в ее философские основания. Поэтому, замечает Франк, «всякий, кто хочет добиться удовлетворительного понимания науки XX века, должен хорошо освоиться с философской мыслью» 26.

Если для Ф. Франка научная философия есть в сущности философия науки, занимающаяся исследованием «спекулятивных» оснований научного знания, то для К- Поппера философия есть прежде всего учение о мире, о мироздании, о месте человека во Вселенной. Пересматривая свои позитивистские убеждения, Поппер заявляет в предисловии к английскому изданию своей «Логики научного исследования» (1959): «Я, однако, полагаю, что существует по крайней мере одна философская проблема, которая интересует всех мыслящих людей. Это — проблема космологии, проблема понимания мира, а также и нас самих, которые принадлежат этому миру»27. Это положение К. Поппер развивает в духе неореалистического плюрализма, перекликающегося с платонизмом, в докладе на XIV Международном конгрессе в 1968 г.

Там же, стр. 42. Оспаривая столь характерное для всей истории позитивизма противопоставление позитивной науки спекулятивной философии, Франк утверждает, что это противопоставление совершенно несостоятельно. «Существуют такие утверждения,— пишет он,— что философия имеет дело с гипотезами более спекулятивного характера, чем те, с которыми имеет дело наука. Я не думаю, что это верно, поскольку все гипотезы спекулятивны. Никакого различия нельзя провести между научными и спекулятивными гипотезами» (там же, стр. 102). Следует, однако, иметь в виду, что, отказавшись от несостоятельного противопоставления научного и «спекулятивного» (точнее, философского) знания, Ф. Франк, оставаясь позитивистом, субъективистски истолковывает науку как систему теоретических конвенций и выводов из них, которые подтверждаются (или опровергаются) субъективным человеческим опытом и благодаря этому имеют практическое значение, «оказывают прямое влияние на человеческое поведение» (там же, стр. 103). С этой точки зрения, как признает Франк, и «гипотеза» о загробном существовании людей может считаться научной, если она будет сформулирована так; чтобы было возможно ее опытное опровержение. Это формальное понимание научности является по сути дела игнорированием ее содержательных признаков. К. Popper. The Logic of Scientific Discovery. London, 1959, p. 25,

Таким образом, мировоззренческое значение философии для науки в наши дни признается и позитивистами. Иное дело, что позитивистское понимание мировоззрения, в полном соответствии с основными посылками этого учения, носит субъективистски-агностический характер. Однако ненаучность позитивистского мировоззрения вовсе не доказывает, вопреки распространенному в буржуазной философии убеждению, что научное мировоззрение принципиально невозможно. Этот факт указывает лишь на то, что идеализм, субъективистски-агно- стическая гносеология не могут быть основой научного мировоззрения.

Научно-философское мировоззрение органически связано с науками о природе и обществе прежде всего потому, что эти науки, несмотря на специальный предмет своего исследования, содержат в себе определенные мировоззренческие положения. Мировоззренческий смысл системы Коперника был столь очевиден, что она, как уже подчеркивалось выше, стала называться гелиоцентрическим мировоззрением. Энгельс показал выдающееся значение открытий Р. Майера (закон превращения энергии), Шлейдена и Шванна (открытие клетки как анатомической единицы живого) и Ч. Дарвина для развития диалектико-материалистического понимания мира. Следует, впрочем, подчеркнуть, что мировоззренческое содержание этих великих открытий было в полной мере выявлено лишь философией марксизма. Этот пример представляется нам убедительной иллюстрацией марксистского понимания сущности научной философии и сущности отношения «философия — естествознание».

5*

131

Мировоззренческие положения, содержащиеся в специальных науках, именно потому и являются мировоззренческими, что они по своему содержанию и значению выходят за границы этих наук, приобретая тем самым общенаучное и собственно философское значение. Так, например, мировоззренческое значение открытий научной антропологии заключается в том, что она опровергает религиозные представления о происхождении человека, расистские концепции о природном неравенстве людей, отличающихся разным цветом кожи, аристократические, кастовые предрассудки и т. д. В этой связи стоит подчеркнуть, что мировоззренческое значение того или иного теоретического положения проявляется fpy

не только в том, чтб оно высказывает в позитивной форме, но и в том, что оно отрицает. Отрицание — не менее важная функция мировоззрения, чем утверждение: то и другое органически связаны друг с другом. Анализ той или иной философской системы показывает, что она отрицает не только то, что утверждают другие философские системы, но и то, что, например, высказывает религия, обыденное сознание и т. д. Великое мировоззренческое значение материализма измеряется не только его критикой идеалистического философствования, но и его борьбой с религией и клерикализмом.

В наши дни философский тезис, впервые провозглашенный домарксовским материализмом,— люди сами делают свою историю — представляется несколько банальным. Однако любой тезис потому, собственно, и называется тезисом, что он требует разъяснения, обоснования, доказательства. Великое мировоззренческое значение данного положения, когда оно было выдвинуто материалистической философией нового времени, заключалось в отрицании религиозно-фаталистического мировоззрения. Но материалисты, провозгласившие этот тезис, были фаталистами, хотя, конечно, не в религиозном, а, напротив, в иррелигиозно-натуралистическом духе. Они в сущности не могли доказать своего тезиса, позитивное содержание которого было почерпнуто из исторического опыта эпохи ранних буржуазных революций. Действительное обоснование этого тезиса было дано лишь философией марксизма, которая доказала, что люди сами создают объективные материальные условия, которые определяют развитие общества, но создают их не произвольно, а в соответствии с исторической необходимостью, обусловленной результатами производительной деятельности предшествующих поколений людей. Таким образом, люди сами творят свою историю в той мере, в какой они, каждое данное человеческое поколение, создают материальную основу своей общественной жизни. Соотношение между актуально осуществляющейся и овеществленной человеческой деятельностью, между живым и накопленным трудом — реальный пока- • затель уровня развития производительных сил общества. Едва ли необходимо разъяснять громадное мировоззренческое значение приведенного выше тезиса, образующего один из принципов исторического материализма.

Мировоззренческое значение новейших достижений естествознания столь очевидно, что оно уже породило громадную литературу: философскую, социологическую, научно-фантастическую и т. д. Нет недостатка в самых различных философских интерпретациях открытий атомной энергии, достижений кибернетики, молекулярной биологии, космонавтики и т. д. Философы, совместно с представителями других наук, изучают влияние этих достижений научного и технического прогресса на общественную жизнь, наличные и возможные социальные последствия этих достижений. Отсюда ясно, что значение философии (в особенности значение диалектического и исторического материализма) для науки не может быть сведено к разработке методологических принципов, логики научного исследования и т. д. Мы не хотим этим сказать, что эпистемологическая проблематика имеет второстепенное значение, поскольку, с точки зрения диалектического материализма, и онтологические проблемы предполагают гносеологическую интерпретацию как непременное условие их научного решения. Речь идет не об умалении методологической проблематики философии, а о правильном, марксистском ее понимании.

Для неопозитивиста методологические проблемы лишены онтологических предпосылок и онтологического содержания. Для марксистов, обосновывающих принцип совпадения гносеологии и логики с материалистической диалектикой, любое противопоставление философской методологии философскому мировоззрению принципиально несостоятельно. Философская методология марксизма и отличается от методологии частных наук, которая в конечном счете сводится к системе исследовательских процедур, своим мировоззренческим характером. Материалистическая диалектика — и метод и теория, теория развития. Она, собственно, потому и является методом, что представляет собой диалектическое (и, разумеется, материалистическое) миропонимание. Определенным миропониманием, кстати сказать, является и метафизический способ мышления, который также недопустимо рассматривать лишь как систему приемов исследования.

Сведение философии к одной лишь методологии неправомерно также и потому, что оно ограничивает значение философии ее применением в научном исСлеДо- вании. В то время как научные исследования непосредственно или опосредованным образом связываются с практикой, оказывают тем самым все возрастающее влияние на развитие общества, философия, поскольку она истолковывается лишь как Методология научного исследования, отгораживается от практики в широком смысле слова, в частности от практики социальных преобразований. Но философия марксизма, в отличие ог всей предшествующей философии, есть прежде всего теоретическое обоснование радикального переустройства общественной жизни. Поэтому проблемы человеческой жизни, как личной, так и общественной, занимают в нашей философии особо важное место. Эти вопросы постоянно вставали перед людьми. Г. Гейне с полным основанием требовал от философии:

Брось свои иносказанья

И гипотезы святые!

На проклятые вопросы

Дай ответы нам прямые!

Философия (и прежде всего философия марксизма) существует не только для ученых; она необходима всем людям, какой бы деятельностью они ни занимались. Она, следовательно, не только учит определенным методологическим подходам к предмету исследования, но также учит жить, действовать, бороться. Рассмотрение философии как специфического мировоззрения непосредственно подводит нас к вопросу об отношении «философия — идеология». Мировоззрение в широком смысле слова, как оно рассматривается в этой работе, несомненно, представляет собой особую форму идеологии. Это особенно очевидно в наше время, когда в борьбе между социалистической и буржуазной идеологией мировоззренческие вопросы все более выступают на первый план. Современные противники социализма не просто отрицают возможность социалистического переустройства общества; они объявляют утопией саму идею разумного преобразования общественных отношений. Буржуазные критики научного социализма не удовлетворяются отрицанием исторической необходимости социализма; они скептически вопрошают: а существует ли историческая необходимость вообще? Мировоззренческое значение философии выявляется прежде всего в ее интерпретации социальной действительности. Именно это обстоятельство и делает философию специфической формой идеологии. Следовательно, научно-философское мировоззрение возможно лишь постольку, поскольку реализуется возможность научной идеологии. Это не значит, конечно, что философия и идеология совпадают по содержанию. Было бы упрощенчеством приписывать каждому философскому положению идеологический смысл. Но очевидно также и то, что имеет место определенная идеологическая интерпретация большинства философских положений. Философия всегда выполняет определенную идеологическую функцию, которая, однако, не исчерпывает всего ее многообразного содержания.

Исследование отношения «философия — идеология» предполагает анализ специфики идеологии, ее отношения к наукам об обществе, ее форм и особенностей исторического развития. Прежде всего необходимо, по нашему мнению, четко разграничить два качественно различных способа отражения объективной действительности: сознание и исследование. Сознание, какова бы ни была его форма, есть такое отражение действительности, которое имеет место в процессе всякой человеческой деятельности, не только познавательной или даже целесообразной. Далеко не всякое отражение действительности в сознании людей есть познание. Домарк- совский материализм заблуждался, полагая, что отражением действительности являются лишь истинные представления, из чего, в частности, следовал вывод, что религия ничего не отражает. С точки зрения исторического материализма, все заблуждения, как специфические феномены сознания, отражают объективную реальность. Этот важнейший принцип материалистического понимания общественного сознания помогает вскрывать реальное содержание любой религиозной или идеалистической мистификации объективной действительности.

Отражение объективной действитёльности в сознании людей может быть пассивным и активным, непроизвольным, т. е. совершающимся без специальных познавательных усилий, и целенаправленным, подчиненным заранее поставленной задаче. Исследование есть активное, деятельное, специализированное отражение объективной действительности с помощью анализа и синтеза, научных абстракций и обобщений, догадок, допущений, гипотез, целенаправленных наблюдений, экспериментов, проверки полученных результатов и т. д. Нет необходимости в рамках данной работы более точно определять понятие научно-исследовательской деятельности. Нам важно лишь уяснить, что отражение действительности происходит и без исследования, а последнее представляет собой особую форму отражения.

Необходимо, далее, отличать отражение общественного бытия от отражения природной действительности. В каждой из этих предметных областей имеют место оба указанные выше типа отражения, т. е., с одной стороны, ненаучное, в значительной мере непроизвольное отражение действительности, а с другой — ее исследование. Разумеется, и обыденное сознание заключает в себе весьма важные для повседневной жизни сведения. Но естествознание давно уже размежевалось с этим повседневным отражением внешнего мира как с недостаточным для научного исследования сущности, закономерностей природных явлений. Науки об обществе также относятся критически к повседневному социальному опыту, который дает недостаточную и нередко обманчивую информацию об общественных отношениях. Со времени возникновения марксизма критический анализ стихийно складывающегося обыденного общественного сознания стал одной из социологических задач.

Поясним нашу мысль примером. Английская класси- ческая политическая экономия представляет собой, с одной стороны, научное исследование капиталистических производственных отношений, а с другой — общественное сознание (и самосознание) буржуазии на известной ступени ее развития. Теория стоимости и другие открытия этой школы — результат научного исследования. Вместе с тем эта теория, несомненно, выполняла определенную идеологическую функцию, она, в частности, вопреки феодальной идеологии, обосновывала справедливый, с точки зрения буржуазии, эквивалентный обмен товаров по их стоимости. Это представление о внеисто- рической (естественной) справедливости товарного обмена по закону стоимости возникло не в результате исследования: оно является некритическим отражением капиталистических отношений. Идеологические концепции английской классической политической экономии, которые легко выявляются марксистским анализом ее содержания, сводятся к представлениям о вечности капитализма и частной собственности, естественности разделения на имущих и неимущих и т. д. Таким образом, английская классическая политическая экономия была и научной теорией и ненаучной, буржуазной идеологией.

Мы видим, что отражение общественного бытия в общественном сознании может носить научный и ненаучный характер, в зависимости от того, как складывается это отражение: в результате исследования общественного бытия или его более или менее стихийного осознания. Было бы неправильно, исходя из этого разграничения, делать вывод, что идеология — стихийно складывающееся отражение общественного бытия. Идеология обычно исходит из этого стихийно складывающегося отражения, которое может носить также и критический характер, но идеология, как правило, теоретически обосновывает, „перерабатывает эти представления.

Для правильной оценки той или иной идеологии существенно важно установить, какого рода стихийно сложившееся отражение общественного бытия она перерабатывает или обосновывает. Если идеология исходит из иллюзорного сознания, то никакое его теоретическое обоснование или переработка не делает его научным. Больше того: если это иллюзорное сознание в силу того, что оно. отражает социальную действительность, могло иметь известное познавательное значение в качестве определенной информации, то в своем наукообразном виде оно не только теряет это значение, но и становится разновидностью дезинформации. Вульгарная политическая экономия, как известно, исходила из стихийно складывавшихся экономических представлений о капиталистическом производстве и обращении, представлений, которые отражали лишь внешние проявления и конечные результаты этих процессов. И эта экономическая теория потому-то и была вульгарной, что она рассматривала внешние проявления капиталистического производства как его сущность, а его конечные результаты — как его основные предпосылки. Она была ненаучной буржуазной идеологией, несмотря на присущую ей форму научной теории. Видимость научности имеют не только экономическая, нО й другие формы буржуазной идеологии. Ее источником, как это видно на примере вульгарной политической экономии, является применение некоторых принятых в науке методов исследования для обоснования иллюзий, предрассудков, поверхностных представлений обыденного сознания.

Тут возникает вопрос: не следует ли из противоположности между исследованием и стихийно совершающимся отражением общественного бытия вывод, что идеология в принципе не может быть научной. Такой вывод, по нашему мнению, может вытекать лишь из метафизического противопоставления исследования и повседневного социального опыта, из недооценки опыта масс. Стихийно складывающееся отражение общественного бытия далеко не всегда носит иллюзорный характер, не говоря уже о том, что иллюзорное общественное сознание далеко не бессодержательно.

.Возвращаясь к приведенному примеру, мы можем сказать, что вульгарная политическая экономия исходила из реального факта, каким является перераспределение прибавочной стоимости в соответствии с величиной авансированного капитала, ценой земли, уровнем ссудного процента и т. д. Этот факт наличествует в повседневном социальном опыте буржуазного общества, им руководствуется капиталист в своей деятельности. Но вульгарная политическая экономия не увидела (и не хотела видеть) в этом факте именно перераспределение прибавочной стоимости, она истолковала его так, будто бы капитал создает прибыль, земля — ренту, а труд — заработную плату. Маркс, научно исследовав этот факт, вскрыл действительное происхождение прибавочной стоимости — присвоение капиталистами неоплаченного труда рабочих.

Таким образом, существование стихийно складывающегося отражения общественного бытия в сознании людей, так же как и то, что идеология исходит из этого массового осознания общественного бытия, не только не исключает возможности научной идеологии, но, напротив, является одним из условий" ее создания. Необходимо, однако, вскрыть реальное содержание массового сознания, правильно его понять. А это возможно лишь благодаря научному исследованию как той реальности, которую отражает общественное сознание, так и самого общественного сознания. Возникновение науки об обществе — необходимая предпосылка научной идеологии. Следует, однако, иметь в виду, что для возникновения научной идеологии совершенно недостаточно одних лишь теоретических предпосылок. Объективным условием научной идеологии является заинтересованность того класса, интересы которого она выражает, в научном понимании исторически определенных общественных потребностей, интересов. Когда буржуазия боролась против феодализма, ее идеологи обосновывали необходимость уничтожения сословных привилегий, крепостничества и т. д. Эти требования отражали объективные закономерности развития капиталистического уклада в недрах буржуазного общества. Идеологи тогдашней буржуазии высказали немало глубоких истин, научных догадок. На этой ступени своего развития буржуазная идеология заключала в себе элементы научного понимания социальной действительности. Тем не менее теоретики буржуазии не смогли создать научной идеологии, в частности, потому, что они абсолютизировали исторически ограниченные задачи своего класса и истолковывали буржуазно-демократические преобразования как окончательное разрешение всех социальных задач.

Буржуазные критики марксизма обычно приписывают его основоположникам упрощенное понимание идеологии как извращенного, лишенного объективного содержания и положительного исторического значения сознания. При этом критики ссылаются на то, что термин «идеология» Маркс и Энгельс применяли для характеристики преимущественно спекулятивно-идеалистической философии. Несостоятельность такого способа рассуждения обнаруживается при ближайшем рассмотрении подхода Маркса и Энгельса к проблеме идеологии.

Как известно, Маркс и Энгельс не называли созданное ими научно-философское мировоззрение философией. Напротив, они характеризовали его как отрицание философии в том смысле этого слова, который исторически сложился на протяжении веков. Но едва ли правомерно на этом основании утверждать, что основоположники марксизма не создали своей системы философских взглядов. Этот пример показывает, как ошибочно основывать анализ какого-либо учения на описании свой- ственного ему словоупотребления. Чтобы понять учение Маркса и Энгельса об идеологии, необходимо отказаться от сведения трудного и сложного дела исследования этого учения к толкованию смысла термина «идеология». Общеизвестно, что этот термин применялся Марксом и Энгельсом (как и их современниками) в различных смыслах. Необходимо проанализировать борьбу Маркса и Энгельса против «немецкой идеологии» и буржуазной идеологии вообще. И тогда обнаружится, что основоположники марксизма вскрывали объективное содержание, историческое значение и рациональное зерно в этих идеалистических теориях. Они видели в них не одну только мистификацию социальной действительности, но и ее исследование. Больше того, они рассматривали немецкую классическую философию как один из источников своего собственного учения.

Таким образом, основоположники марксизма были далеки от нигилистического отрицания буржуазной идеологии. Подвергая ее основательнейшему критическому анализу, они создали учение об общественном сознании, и это, конечно, составляет главное в их учении об идеологии. Они разработали научную социалистическую идеологию, и то обстоятельство, что они не называли ее идеологией, не имеет принципиального значения.

Понятие научной идеологии было разработано и введено в литературу В. И. Лениным. Это, разумеется, не единственный случай, когда Ленин, разрабатывая учение основоположников марксизма, вводит новые понятия. Понятие революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства также было введено Лениным в теорию марксизма. У Маркса и Энгельса не было этого понятия, хотя по существу они уже анализировали те социальные процессы, которые образуют его содержание8. Когда противники марксизма утверждают, что Маркс и Энгельс отвергали всякую идеоло- гию, они и в данном случае повторяют свой излюбленный прием: противопоставляют учение Маркса ленинизму — его дальнейшему развитию. Противники марксизма утверждают, что они согласны с Марксом, но не согласны с Лениным; они-де принимают определение идеологии как иллюзорного сознания и отвергают понятие научной идеологии.

Разумеется, буржуазные теоретики, которые никогда не признают того, что они идеологи буржуазии или хотя бы просто идеологи, имеют достаточно оснований для того, чтобы считать идеологию ложным сознанием. Такова современная буржуазная идеология, которую, однако, ее представители называют не идеологией, а специальной наукой. Логика буржуазного отрицания понятия научной идеологии очевидна: противники социалистического переустройства общества стремятся дискредитировать научную социалистическую идеологию.

Научная социалистическая идеология, в противоположность идеологии буржуазии, несовместима с некритическим отношением к стихийно складывающемуся отражению общественного бытия в сознании людей. Маркс и Энгельс проводили существенное различие между сознанием рабочего класса и его объективным положением в системе экономических отношений капитализма. «Дело не в том,— писали они,— в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и чтб он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать. Его цель и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным полот жением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества» 29.

В. И. Ленин, развивая положения основоположников марксизма, показал, что стихийно складывающееся общественное сознание пролетариата не выводит его за пределы буржуазного общества. На основе своего повседневного опыта рабочие приходят к сознанию необходимости борьбы с капиталистами за улучшение своего экономического положения. Однако ни повседневный опыт, ни экономическая борьба пролетариев не вскры-

" К,- Маркс и Ф, Энгельс. Сочинения, т 2, стр. 40.

вают объективной необходимости революционного уничтожения капитализма, установления диктатуры пролетариата и т. д. Эта исторически складывающаяся, назревающая объективная необходимость, которая на определенном этапе развития капиталистического строя становится потребностью наиболее сознательной и организованной части рабочего класса, вначале выявляется путем теоретического исследования закономерностей функционирования и развития капитализма.

Маркс и Энгельс, создавая научный коммунизм, преодолели ограниченный горизонт повседневного опыта пролетариев, указали конечную цель их освободительного движения, исторические пути и средства завоевания победы над капиталом. Так была создана научная идеология, научная форма общественного социалистического сознания. Это отражение общественного бытия общественным сознанием имело своей основой научное исследование капитализма и общественного развития в целом.

Итак, всякая идеология предполагает отражение общественного бытия, совершающееся в силу объективного механизма его функционирования и вследствие того, что оно порождает, обусловливает общественное сознание. С другой стороны, в идеологии, как правило, имеют место и теоретические воззрения, сложившиеся в результате переработки и развития стихийно совершающегося осознания общественного бытия. В научной - идеологии сознание, порождаемое объективным механизмом функционирования и развития общественного бытия, подвергаясь критическому анализу, переработке, развитию, в конечном итоге становится научным сознанием.

Философия, какова бы ни была ее историческая форма, также предполагает определенное, предшествующее исследованию, независимо от него совершающееся отражение общественного бытия в сознании людей. Это — социальное умонастроение, обусловленное общественным бытием и свойственное, разумеется, не одним только философам. Когда мы, например, говорим, что философский скептицизм М. Монтэня, П. Бейля и других непосредственных предшественников буржуазного просвещения во Франции был порожден эпохой крушения феодализма, разложением духовной диктатуры церкви, мы тем самым указываем на объективный механизм возникновения этих учений и, соответственно этому, на их идеологическую функцию. Но ясно также, что эти учения представляют собой системы теоретических воззрений, развивающих традиции философского скептицизма, т. е. осуществляющих исследование, которое представляет собой специфическую форму субъективной деятельности. Этот пример показывает, что исследование и осознание общественного бытия не являются в философии независимыми друг от друга процессами. Напротив, они тесно связаны друг с другом, составляют органическое единство, которое, однако, не стирает существенного различия между этими основными сторонами философского знания.

Не следует, однако, понимать осознание общественного бытия в философии как совокупность иллюзорных представлений, в отличие от исследования, которое в той или иной степени увенчивается успехом, достижением истины. Диалектика этого отношения исследования и осознания общественного бытия сложна и противоречива. Так, например, революционный пафос философского и социологического учения Руссо заключает в себе глубокую историческую правду, сознание действительной исторической необходимости, в то время как в его теоретических представлениях о развитии цивилизации имеются наряду с гениальными догадками и великие заблуждения. С конкретно-исторической точки зрения идеологическое содержание той или иной философии может заключать в себе не меньше (и даже больше) истинного, чем ее теоретическая, исследовательская сторона. С этой точки зрения, разграничение в философии исследования и общественного сознания следует рассматривать прежде всего как выделение двух основных функций философского знания. Следует вообще отказаться от разграничения науки и идеологии в плане: истина — заблуждение. Такое разграничение не только крайне упрощает действительное отношение между ними, но и делает невозможным понимание реального содержания всякой, а тем более научной идеологии. Различие между наукой (в том числе и философией) и идеологией в рамках присущего им единства носит скорее функциональный характер. Наука определяется предметом исследования, из чего, например, вытекает отличие физики от биологии. Что же касается идеологии, которая прежде всего представляет собой форму- социальной ориента- ции, то ее содержание определяется общественным бытием, потребностями класса, общества, определенными социальными интересами. Это различие может быть большим или меньшим, но во всех случаях оно сохраняет существенное значение.

Французский материализм XVIII в., несомненно, находился на уровне научного знания своего времени. В тех исторических условиях он был самым передовым, научно-философским мировоззрением. Как идеология буржуазной революции, французский материализм, несомненно, отражал действительные тенденции общественного развития. Однако он не мог быть научной идеологией, так как ему было чуждо понимание кон- кретно-исторического, классово-экономического содержания тех социальных преобразований, необходимость которых он фактически обосновывал. Нет и не может быть научной идеологии без материалистического понимания истории, которое является синонимом научной теории общественно-исторического процесса.

Исторический материализм — итог всестороннего исследования истории человечества и революционно-критического осмысления фундаментальных перспектив его развития. Но это не только исследование, но и научно обоснованное общественное сознание, являющееся неотъемлемой составной частью научно-философского мировоззрения марксизма. Научная социалистическая идеология основывается на философии марксизма, марксистской политической экономии, теории научного коммунизма. Диалектический и исторический материализм своим исследованием закономерностей изменения, развития существующего теоретически обеспечивает важнейшие выводы научной социалистической идеологии и, в частности, положение об исторической неизбежности социализма и возможности (а также необходимости) рационального, планомерного переустройства общественных отношений в интересах всех членов общества. В учении марксизма идеология впервые в истории перестала быть стихийно складывающимся общественным сознанием, теоретическое обоснование которого осуществляется post factum. Идеология, таким образом, уже не противостоит исследованию как независимое от него социальное умонастроение, общественное сознание, ибо само исследование выполняет идеологическую функцию В домарксовой философии исследование и общественное^ сознание нередко находились в противоречии друг с другом. Философы обычно не сознавали, какие общественные силы и исторические процессы они выражают в своих теоретических построениях. Социалистический строй, разумеется, не отменяет объективных закономерностей общественного развития, но в условиях социализма объективная детерминация общественного развития осуществляется посредством сознательной и планомерной деятельности людей. Это диалектическое превращение необходимости в свободу и проявляется как единство, взаимопревращение философского исследования и научной социалистической идеологии.

Идеологическая марксистская деятельность (например, идеологическая борьба) есть применение результатов научного исследования социальной действительности для решения тех или иных социально-политических задач. Единство философии марксизма и революционной практики — непосредственное выражение идеологической направленности марксистско-ленинской философии, которая успешно решает свои идеологические задачи благодаря исследованию специфических философских проблем и применению материалистической диалектики к исследованию социальной действительности.

Таким образом, традиционное противопоставление философии, науки, идеологии, как качественно различных форм духовного освоения действительности, отражало некоторые фактически им присущие особенности развития. Возникновение марксизма есть принципиальное изменение соотношения между философией и науками, с одной стороны, между философией и идеологией — с другой. Философия становится специфической наукой, идеология, ставшая идейной основой борьбы за коммунизм, приобретает научный характер. Самое существенное в этом исторически совершающемся и в наше время процессе — превращение марксистско-ленинской философии в мировоззренчески-методологическую основу науки и идеологии.