ВИДЫ силы

Сегодня на международной арене, в системе взаимодействия государств наиболее активно используется экономическая сила. “Великие державы, - отмечал американский профессор Д. Нихтер- лейн, - сегодня склонны отдавать предпочтение наращиванию экономической мощи как главному средству внешнеполитического влияния, нежели использовать в этих же целях военную силу”14.

Государства активно используют свою хозяйственную мощь, внешнюю торговлю, инвестиции за рубежом, свое экономическое присутствие в других странах для создания определенной, хотя обычно и неформальной привязки других государств к себе, воздействию в своих интересах на их внутреннюю и внешнюю политику. “Сейчас сила и международное влияние основаны в большей степени на развитии экономики и технологии, - утверждают американские футурологи Герман Канн и У. Брюс-Бриггс. - Внутреннее экономическое и техническое развитие в сочетании с международной торговлей и заграничными инвестициями представляется более эффективным средством достижения национальных целей, чем империализм и агрессия”15. Нередко эта экономическая сила государства реализуется через прямое давление на того или иного субъекта международных отношений, в иных обстоятельствах это давление может оказываться через международные хозяйственные организации. В одних случаях она используется в качестве кнута - экономическое эмбарго, другие виды чувствительных санкций, увеличение размера таможенных пошлин, протекционизм, использование антидемпинговых механизмов, установление квот, свертывание зарубежных инвестиций, производств и т.д. В других случаях - в качестве пряника - создание для того или иного государства благоприятного режима торговли, предоставление кредитов, прямые частные инвестиции в его экономику, развертывание на его территории своих производств, перекачивающих в данную страну передовые технологии, современные методы управления, маркетинга и т.д.

Экономическое присутствие одного государства на территории другого неоднозначно, если его рассматривать с точки зрения сило вого влияния. С одной стороны, оно, как правило, благоприятно для того государства, на территории которого возникают иностранные производства товаров и услуг. Они создают дополнительные рабочие места, новые технологии, удовлетворяют спрос в определенных товарах. Расширяя транспарентность, они усиливают конкуренцию в данной стране, способствуют возникновению жизнеспособной эффективной экономики. Поэтому страны, особенно находящиеся в нормальных отношениях друг с другом, обычно заинтересованы в иностранном экономическом присутствии у себя. Вместе с тем возникают и возможности нажима на государство, которое открывает свои границы для иностранного экономического присутствия. Государство-донор может выдвигать определенные (в своих интересах) условия, угрожая свертыванием производства, сокращением рабочей силы, отчислений от прибыли. Впрочем подобные угрозы могут быть палкой о двух концах, ибо принимающее государство так же может осложнить условия пребывания у себя зарубежного бизнеса (вводя дополнительные налоги, проводя бюрократические проверки, устрожая экологический контроль и т.д.). Россия, например, особенно поднаторела в создании (возможно и не всегда сознательно) подобных помех на пути привлечения в страну иностранного капитала (бизнеса). Дифференцируя понятие экономической мощи, можно говорить о финансовой силе (Великобритания, например, обладает не столько экономической, сколько финансовой силой, точно так же как и Швейцария). “Финансовая сила, - утверждает Андрей Кокошин, директор Института проблем международной безопасности РАН, - становится самодовлеющей силой, определяющей возможности развития промышленности, сельского хозяйства, инфраструктуры, сферы услуг”16. Действительно сегодня в условиях глобализации финансовая сфера сама становится неотъемлемой частью реальной экономики. В результате развития телекоммуникационных систем, программного обеспечения информация об изменениях на финансовых и других рынках распространяется почти мгновенно вследствие чего решения о перемещении капиталов, продажах и покупке валют, ценных бумаг, долговых обязательств и пр.

принимаются в реальном масштабе времени, часто чисто рефлекторно. В этих условиях мировые финансовые рынки становятся неподвластными юрисдикции отдельных государств, даже наиболее крупных. Движение финансовых потоков в определенных обстоятельствах может стать источником как падения производства, жесточайшего кризиса, так и предтечей экономического возрождения и процветания. Не меньшее значение имеет в этом плане (особенно для России, бывших социалистических государств, развивающихся стран) проблема кредитов и кредитной задолженности, создающие определенные формы зависимости (а точнее - взаимозависимости) доноров и получателей займов. Это особенно отчетливо видно на примере ФРГ, являющейся наиболее крупным заимодавцем России и активно использующей в отношении нее свою финансовую силу. В самом деле, несмотря на отчаянные мольбы Москвы, Берлин определенно не хочет списывать ее долги и представляется не потому, что ему жалко этих денег (хотя и этот элемент, видимо, так же присутствует, как у всякого рачительного хозяина). Дело скорее в том, что подобный подход может породить иждивенческие настроения в среде политической и хозяйственной элиты, что будет оказывать разрушающее воздействие на экономику страны-должника. Вместо этого деловые круги ФРГ охотно идут на реструктуризацию российской задолженности. Конечно, здесь присутствует определенная доля и рационального эгоизма - существование этого долга создает устойчивую и длительную зависимость России от Германии. Продление (реструктуризация) этого долга фактически увековечивает эту ситуацию, создавая более зримые возможности для Берлина: он не портит сегодня отношений с Москвой, время от времени идя ей на определенные уступки (понимая, что она никогда этих долгов не выплатит); и в то же время, работая на будущее, не дает ей возможности “сорваться с крючка” (ликвидировать задолженность), который Россия в свое время так неосторожно “заглотнула”. В свою очередь можно говорить и о коммерческой силе (Японии и ЕС) и в то же время о торговой уязвимости страны.

Внешняя торговля товарами и услугами служит традиционным индикатором экономической силы государства. Европейский союз является крупнейшими мировым торговым блоком (20% объема мировой торговли), и его политика в этой области решающим образом влияет на состояние и нормативный режим международного обмена изделиями и услугами. Объемы и потребности в товарах играют огромную роль, создавая определенные формы зависимости. Если Германия или Австрия четверть потребляемого ими газа получают из России, то оба этих государства заинтересованы в стабильности этих поставок, поддержании их стоимости на приемлемом уровне, а это не может не влиять на стремление этих стран поставить отношения с Россией (как и все европейские отношения в целом) на устойчивую и дружественную основу. То же самое справедливо и для России, которая имеет постоянную, предсказуемую прибыль от этих поставок, исчисляемую в миллиардах долларах. Если российские газопроводы идут через Польшу, то Москва вынуждена каким-то образом амортизировать традиционную подозрительность к себе поляков, как впрочем и Варшава, которая за этот транзит получает деньги. Это же относится и к Прибалтике, отношения которой с Россией более чем напряжены, но обе стороны вынуждены учитывать, что российская нефть идет на Запад через балтийские терминалы и любой сбой в этой отлаженной системе не выгоден ни той, ни другой стороне. Однако в современных условиях показателем силы является не только объем торговли, но прежде всего ее структура. Можно иметь значительный объем торговли, но вывозить на мировые рынки невосполнимые для страны природные ресурсы - главным образом сырье, лес и продукцию топливно-энергетического комплекса, а ввозить машины, оборудование и наукоемкие товары. Такова структура российской внешней торговли. По данным Государственного таможенного комитета РФ в 2000 г. доля топливно-энергетических товаров составляла 54,8% от объема всего российского экспорта. Конечно, топливо и энергия в настоящий момент приносят России значительные дивиденды, но они образуются за счет разбазаривания (истощения) природных богатств страны, ухудшения ее экологии.

Подобная торговля, удовлетворяя текущие потребности, на перспективу вряд ли является источником силы государства. И даже возникающий время от времени на мировых рынках дефицит некоторых природных ресурсов (газ, нефть), повышение цен на них играют отрицательную роль прежде всего для реформирующих экономик, становясь их допингом, консервируя их стагнацию. В самом деле, высокий уровень доходов России от реализации природных ресурсов за рубежом в последнее время делает надежду на структурную перестройку ее экономики, развитие наукоемких производств все более призрачной, а перспективу навсегда остаться “большой сырьевой кладовкой” все более реальной. Во всяком случае “неожиданно” высокий доход топливно-энергетических отраслей не слишком стимулирует российское правительство к развитию конкурентно способных секторов экономики. Другое дело, если бы получаемая при этом прибыль расходовалась бы не на “затыкание дыр”, а на создание наукоемких производств. Вполне определенно можно говорить и об использовании научно-технической силы государства на международной арене. “Именно наука, образование, здравоохранение сегодня формируют основу, которая создает экономику, базирующуюся на знаниях, экономику, определяющую реальную мощь государства, его способность обеспечивать интересы национальной безопасности по всему необходимому спектру”17, - указывает А. Кокошин (правда, будучи “истинным патриотом”, он рассматривает научно-техническую силу страны прежде всего с точки зрения обеспечения ее безопасности, а не благополучия ее населения). Американцы были первыми, кто осознал перспективность использования научно-технической силы в качестве действенного инструмента внешней политики. Именно за счет мощного импульса в развитии фундаментальной науки в послевоенной период США смогли в 1970-1980-е годы ответить на экономический вызов Японии и Западной Европы и снова вырваться вперед в 1990-е годы. Сыграли роль при этом и огромные вложения государства в научно-исследовательские работы по линии НАСА и Министерства обороны.

Сегодня, пишет Джеффри Сакс, профессор экономики Гарвардского университета и бывший советник “революционного” гайдаровского правительства, “в Америке усилена правительственная поддержка науки, а расходы на ее финансирование возросли до 85 млрд долл. в год (это почти в 4 раза больше нем весь годовой бюджет России в середине 1990-х годов. - Авт.). Поддерживаемые правительством научно-исследовательские программы в области информационных технологий и биотехнологий помогли США завоевать всемирное лидерство в этих двух критических сферах”18. Приоритет информатики, биотехнологии, использование скрытых возможностей человека (как биологического вида) - это долгосрочная тенденция, которая будет определять - и возможно все в большей мере - главные черты мировой экономики на протяжении XXI столетия. Современное производство, системы национальной безопасности, повседневная жизнь государства во все более значительной степени основываются на достижениях науки и техники, которые используются для повышения мощи данного государства. И та страна, которая на этом направлении вырывается вперед, обладает дополнительным влиянием на международной арене. Она может разделить свои достижения в области научно- исследовательских работ (НИОКР) с другим государством, приобщая его к этим достижениям, позволяя ускорять свое развитие, а может и не делать этого, вынуждая его затрачивать дополнительные ресурсы на научные исследования, чтобы приблизиться к аналогичным результатам. Освоение достижений научно-технической революции, запуск их в массовое производство усиливают позиции страны на международной арене, создает определенную систему зависимости между нею и теми государствами, которые потребляют ее научные идеи и разработки. Начиная с 1970-х годов в США активно внедрялась концепция “научного империализма” (“технотронного века”), базирующаяся на лидирующей роли Соединенных Штатов в сфере научно- технической революции, их научном отрыве от других государств (в послевоенный период более половины нобелевских лауреатов были американцами). Сторонники этой концепции утверждали, что США постепенно будут избавляться от “грязного производства” - добывающая промышленность, химическая, массовый ширпотреб, хранение ядерных отходов. Все это будет передаваться другим (развивающимся, бывшим социалистическим) странам, а США оставят себе чистое производство - НИОКР, программы развития отдельных государств, их образовательных, медицинских систем, переподготовки рабочих кадров, разработка компьютерных программ, биотехнологий. В результате мир (остальные государства) будет во все большей степени зависеть от гигантского “научного спрута” - Соединенных Штатов. Возможно это и фантазия. В реальности же нынешнего мира, по мнению советского исследователя Инны Шейдиной, в принципе, можно было бы выделить три направления, по которым государство могло бы переводить свою научно-техническую мощь в силовые возможности на международной арене: «1) реализация мощи научно-технического потенциала через наращивание и совершенствование потенциала военного; 2) использование научно-технических достижений в целях внешнеэкономической экспансии; 3) насаждение новых форм прямой научно-технической зависимости, “привязки” других стран к собственному научно-техническому потенциалу”19. В настоящий момент среди экспертов различных стран идут интенсивные дискуссии относительно использования информационной силы на международной арене. Это вполне закономерно, ибо человечество вступило в век информации и информационных систем. Обладание ими - само по себе является крайне выгодным капиталом в самом широком понимании, ибо информация служит основой принятия решений на любом уровне, более того - выработки политической линии. Следует отметить огромное значение информации для функционирования современной экономики, финансовой и банковской систем. Не меньшее значение имеют и каналы передачи информации, ибо тот, кто владеет ими, может регулировать (дозировать) поступление информации для других и использовать поступление наиболее важной информации для себя. Контроль над международными коммуникациями (особенно дорогостоящими космическими) создает новые формы зависимости между государствами. На рубеже веков, утверждает А. Кокошин, «разворачивается “четвертая информационная революция”, во многом характеризующаяся максимальным внедрением в сетях мультимедийных технологий, услуг и соответственно появлением новых корпораций - мультимедийных гигантов, специализирующихся на электронной торговле фирм. Бесспорным лидером “четвертой информационной революции” являются США»20. В самом деле, в 1990-е годы в структуре американского бизнеса произошел тектонический сдвиг в пользу компаний, специализирующихся в информационной сфере. В результате по своей финансово-экономической мощи, отраженной в их позициях на фондовых биржах Соединенных Штатов (прежде всего на Ньюйоркской фондовой бирже), информационные компании стали занимать доминирующее положение по сравнению не только, например, с автомобильными компаниями, но и с гигантами авиакосмического бизнеса, ставшими в 1970-1980-е годы символом могущества Америки, одной из главных опор ее наукоемкой промышленности. Разработанный в свое время Министерством обороны США Интернет стал фактором глобального порядка, но значительная часть из включенных в Интернет коммуникационных (провайдерских) сетей, равно как и используемых им программ, берут свое начало в США. Электронная почта и “всемирная паутина” позволяют Соединенным Штатам доминировать в глобальном перемещении информации и идей. Рядовой пользователь не обращает на это внимание, но получая выход к Интернету, он получает доступ к американским идеям. Широчайшая потребность в информации делает государства и их границы более транспарентными, меняя облик не только всего мира, но и взаимозависимость между государствами, влияя на характер их меж- дународных отношений. 40% персональных компьютеров, используемых сегодня в мире, приходится на долю Соединенных Штатов. Соотношение числа компьютеров к числу занятых в США в 5 раз выше, чем в Европе и Японии21. Россия только намеревается к 2005 г. оснастить свои школы компьютерами, в США это было сделано еще в прошлом столетии. Идеологическая сила предполагает использование как “белой”, так и “черной” пропаганды для воздействия на другие государства, т.е. употребление как законных, так и незаконных средств. Она включает возможность ведения интенсивной “психологической борьбы” (которая активно шла в годы “холодной войны”, подменяя собой боевые действия вооруженных сил). В конфронтационных условиях задача идеологических операций состояла в том, чтобы деморализовать потенциального противника, разрушить морально- политическое единство его общества, посеять сомнения в системе ценностей, которую оно исповедует. В специальном американском исследовании, посвященном этой проблеме, отмечается, что “психологические операции по своему значению все более приравниваются к традиционным инструментам внешней политики — дипломатическим, экономическим, военным”22. В наше время идеологическая сила все чаще стремится отражать привлекательность господствующей в обществе системы ценностей, религиозных убеждений, национальных устремлений. Тоталитарные государства наиболее интенсивно используют идеологическую силу (прежде всего целенаправленную пропаганду) в своей внутренней и внешней политики, создавая нужный им облик режима. Сегодня использование идеологической силы связано с материальным “фактором доставки” ее к потребителю. Наличие того же Интернета, а в еще большей степени спутникового телевидения, способно эффективно решать эту задачу. Интенсивное и стремительное (всего за каких-нибудь 10 лет, если говорить о Центральной и Восточной Европе) проникновение американской массовой культуры, американского образа жизни (в меньшей мере, но тем не менее и американской системы ценностей) в Европу, бывшие социалистические страны выявляет современные возможности и масштабы использования идеологической силы, бурным наступлением которой сметаются национальные границы. В то же время следует отметить, что в последние годы (особенно после краха коммунистической философии жизни) идеология все меньше навязывается, для ее внедрения и утверждения используются принципы состязательности и рыночной экономики: товар должен быть хорошо упакован, а коммивояжер - убедителен (демонстрируя превосходство товара), но не навязчив. Важен результат, а сегодня весь мир жует гамбургеры, читает американские бестселлеры, носит американские джинсы и хранит свои сбережения в американской валюте. Происходит то, что С. Хантингтон назвал “кока-колонизацией”23. В американских университетах на сегодняшний день обучается примерно полмиллиона студентов из-за рубежа. Здесь они получают образование, основанное на идеях американского рынка, американских социальных и политических ценностей, они возвращаются домой апологетами свободной торговли и либерализации собственных стран. Вернувшись на родину после завершения своего образования в США, многие из них занимают влиятельные позиции в своих общественных, экономических и политических системах, бессознательно (а возможно и сознательно) становясь агентами американского влияния в рамках этих систем. И если им удастся достичь успехов в преобразовании своих стран, в подъеме жизненного уровня народа, они убедят свои общества, что эти успехи - результат освоения американского опыта. Сегодня Pax Americana, если и создается, то не оружием и интервенцией, а образованием. Политическая сила (политическое влияние), в общем плане, утверждает Г. Моргентау, “это психологические отношения между теми, кто ей обладает, и теми, по отношению к кому она применяется. Это дает первым возможность контролировать действия последних с помощью того влияния, которое они оказывают на их умы. Это влияние проистекает из трех источников: ожидание выгоды, боязнь проигрыша, уважение или склонность к людям и институтам. Она может осуществляться приказами, угрозой, убеждением, харизмой человека или института, либо сочетанием любых этих факторов,.. Международная политика, как и любая политика - это борьба за силу (влияние)”24. Политическая сила государства в системе международных отношений создается главным образом тремя путями. Первый - прямое наращивание собственных политических (дипломатических) возможностей. Оно же реализуется в результате привлечения на свою сторону других (дружественных, для этого надо сначала обеспечить их дружественность) государств, движений, образования коалиций, союзов» нейтрализации колеблющихся стран, поддерживая их нейтралитет, не давая им возможности перейти на сторону соперника, использования в своих интересах неожиданно возникающих (кризисных) ситуаций в системе международных отношений. Второй способ - ослабление политических (дипломатических) возможностей своих соперников. Это ослабление достигается созданием в системе международных отношений невыгодного для них баланса сил в их непосредственном окружении, разъединением и ослаблением их союзов и коалиций, подрывом престижа своих противников в мире, втягиванием их в заведомо проигрышные, либо явно невыгодные ситуации (США - во Вьетнаме, Советский Союз - в Афганистане, Запад - в Косово, Россия - в Чечне), что, помимо всего прочего, переключало бы их активность с жизненно важных, центральных направлений их внешней политики на второстепенные, периферийные. Третий способ состоит в том, чтобы использовать в своих интересах соперничество между двумя государствами или группой государств, самому поддерживая нормальные отношения с ними, но оставаясь в стороне от их споров, регулируя их противостояние таким образом, чтобы никто из них не одержал победу, чтобы соперничество сохранялось постоянно или даже обострялось бы, чтобы все стороны этого противостояния ощущали свою определенную зависимость от третьего, стоящего в стороне (над схваткой): Именно оно обретает политическое влияние благодаря своей игре на обе стороны. В рамках этого метода государство может подключаться к трудностям, переживаемым союзником, к противоречиям, возникающим между его соперниками. Функционирует на международной арене и социальная сила, воздействующая на окружающий мир прежде всего своим примером, своим поведением. Некогда молодая Советская Россия впервые в мире законодательно установила 8-часовой рабочий день (неважно, что он потом никогда не соблюдался). Это стало ориентиром для трудящихся многих индустриально развитых стран, для наемных тружеников во всем мире. Их правительства просто вынуждены были ввести аналогичную продолжительность рабочего дня и у себя. Нет никакого сомнения в том, что соблюдение прав человека, гражданских свобод в демократических странах, высокий и стабильно возрастающий уровень их благосостояния оказались той силой, которая способствовала размыванию “реального социализма” в Советском Союзе и странах Восточной Европы. Можно представить себе, что развитие мира выявит новые виды силы на международной арене. Кто еще 10-15 лет назад мог говорить об огромном значении, например, силы образования? Кто мог предполагать, что терроризм, бывший инструментом воздействия одиночек и маргинальных экстремистских группировок, будет принят на вооружение целыми государствами? Так, еще недавно ЦРУ определяло терроризм как “угрозу применения или применение насилия в политических целях отдельными лицами или группами лиц, действующими за или против существующего в данной стране правительства, когда такие действия направлены на то, чтобы нанести удар или запугать более многочисленную группу, чем непосредственная жертва, в отношении которой применятся насилие”25. Между тем терроризм давно уже вышел за национальные границы, сегодня он может рассматриваться в качестве специфического вида силы, оказывающей воздействие на поведение государств, на состояние международной среды и мирорегулирование. По определению того же американского ведомства, сегодня к разряду международного можно отнести “терроризм, осуществляемый при поддержке со стороны иностранного правительства и организованный и/или направ ленный против иностранных граждан, организаций и правительств”. По мнению ЦРУ, “террористическую деятельность проводят группы, ставящие задачу ниспровергнуть определенный государственный строй, исправить национальную или групповую несправедливость или подорвать международный порядок”26. Отличительной чертой терроризма, в том числе и международного, является публичный характер совершаемых актов. Без широкой огласки, без открытого и громогласного предъявления своих требований (или целей) он просто не может существовать. Другая его особенность - полное игнорирование всех и всяческих правил ведения войны, начиная от обозначения собственных бойцов с целью отличить их от не участвующих в борьбе людей и до использования гражданского населения в качестве щита (заложников). Сила терроризма в том, что он действует обычно вне пределов традиционного силового поля, то есть так же как и в том, что он абсолютно игнорирует традиционное нормативное поле. Главный рычаг террористического акта - страх, порождаемый ощущением жертвы, что ее жизнь не имеет никакой ценности для экстремистов. Для террориста есть понятие цель - но нет понятия средство. Терроризм разрушителен, поэтому его влияние всегда со знаком минус, он ничего не создал - ни государства, ни общества, ни даже массовой партии, “Современный международный терроризм, - подчеркивает профессор Х.Мюнклер из университета имени Гумбольдта (Берлин), - можно определить как стратегию, которая при мобилизации незначительных собственных ресурсов позволяет террористам тягаться в насильственном конфликте с бесконечно превосходящими их по силе и возможностями державами”27. Но это означает, что присутствие и активность терроризма во внешней сфере меняет традиционные критерии оценки таких международных категорий, как соотношение сил, сдерживание, устрашение, взаимное гарантированное уничтожение и т.д. Конечно, следует учитывать, что воздействие различных видов сил неоднозначно во времени и в пространстве. Вчера безоговорочно властвовала военная сила, сегодня наиболее действенными представляются экономические, финансовые, научно-технические виды силы, завтра этот набор может выглядеть по-иному и на передний план могут выйти силы, олицетворяемые с моралью, правом, благосостоянием, образованием населения и т.д. Во всяком случае, хотя военная сила и сохраняет свое значение, следует отметить, что основные изменения в современном мире, особенно на перспективу, так или иначе связаны с использованием невоенных факторов силы. В то же время использование военной силы, как правило, порождает напряженность или даже кризисы в системе международных отношений (агрессия Ирака против Кувейта, военная операция НАТО против Югославии, боевые действия России в Чечне и др.). Из наличия на международной арене различных видов силы (даже при условии, что по уровню своего воздействия они и не одно значны) следуют, по крайней мере, три вывода, имеющих принципиальное значение для поведения государств на международной арене и мирорегулирования. Первый сводится к тому, что силой (влиянием) на международной арене могут обладать не только государства имеющие обширную территорию, значительное население, мощную экономическую базу, но и страны среднего размера. Например, (некогда) нейтральные Швеция и Швейцария обретали силу уже в результате неучастия в различных противоборствующих союзах и коалициях. Их нейтралитет устраивал различные противостоящие группировки стран, он был им необходим (хотя бы для того, чтобы поддерживать тайные контакты друг с другом, но и по иным соображениям). Из этой необходимости, потребности, востребованности их позиции и проистекал их политический вес (сила), позволявший им оказывать определенное воздействие как на поведение отдельных стран, так и состояние всей международной системы. Швеция во время войны в Индокитае не только критиковала Соединенные Штаты, но и была фактически мировым эпицентром оппозиции этой войне, т.е. в то время она выполняла роль определенного центра силы, с которым не могла не считаться даже такая мощная страна, как Соединенные Штаты. Возможно сегодня все это видится по- иному, и та же Швеция, вступив в ЕС, посматривает и в сторону НАТО. Второй вывод сводится к тому, что государство может обладать несколькими видами силы, от чего его воздействие на мир значительно увеличивается. В то же время страна, обладающая каким-то одним видом силы, более уязвима особенно в процессе непредвиденных изменений в самой международной системе. В самом деле, Советский Союз в 1980-ые годы воздействовал на окружающее его пространство прежде всего тем, что он был военной державой № 1, готовой (способной) противоборствовать с США. И если говорить о знаке влияния, то оно было, скорее всего, отрицательным - СССР боялись и потому уважали. Соединенные Штаты обладали военной силой, сопоставимой с советской (или даже превосходящей ее на ряде направлений), и в этом плане их влияние на мир так же было негативным, поскольку и их тоже боялись. Но помимо этого США обладали и другими видами силы - экономической, финансовой, научно-технической, социальной - воздействие которых на внешний мир было скорее конструктивным, нежели деструктивным. Но главное даже не в этом. Дело в том, что с распадом Советского Союза, крахом социализма как международной системы, военная мощь России значительно ослабла, несмотря на то что ее руководители постоянно подчеркивают, что их страна остается ядер- ной державой. Внутриполитические изменения в бывшей сверхдержаве фактически исключают возможность использования ею ядер- ного оружия против западных демократий. А, кроме того, в мире вообще произошла (несмотря на отдельные рецидивы) известная девальвация военной мощи, ядерной в том числе (президент Р. Рейган еще в 1988 г. во время встречи с М. Горбачевым в Рей- къявике предлагал снять с вооружения обеих стран все МБР; правда, М. Горбачев, сам выступавший за создание безъядерного мира к 2000 г., почему-то с ходу отверг эту идею). Между тем ядер- ное оружие давно уже выполняло роль сдерживающего фактора (можно лишь надеется, что правящие элиты Индии и Пакистана, в одночасье ставшие ядерными державами, придерживаются именно этой точки зрения). Оно рассматривалось как оружие судного дня, но государство все менее могло использовать его для достижения рациональных результатов, для усиления своего международного влияния. В результате Россия как наследница СССР потеряла по сути дела главный и единственный источник своего международного влияния. В то время как Соединенные Штаты, обладающие одновременно несколькими видами силы, в условиях девальвации военной мощи как источника изменений в мире, сохранили свое международное влияние, пользуясь другими, имевшимися в их распоряжении силовыми инструментами: экономическими, научно-техническими, информационными и т.д. Третье - сила по самой своей сути не имеет социальной окраски или идеологического содержания. Советский Союз считался угрозой для Запада не столько потому, что его идеология была агрессивной (хотя это и имело определенное, но не решающее значение), а главным образом потому, что он являл собой огромную мощь. То же самое относится и к Китаю. Вместе с тем, никто в Европе не считал угрозой коммунистическую Чехословакию, ибо, разделяя агрессивную идеологию Советского Союза, она тем не менее не обладала его мощью. Сторонники теории политического реализма утверждают, что “холодная война” после второй мировой войны была неизбежна. Но она была таковой не столько потому, что СССР представлял чуждую, систему ценностей, сколько потому что в мире появилась новая значительная сила, способная бросить вызов не только Соединенным Штатам, но и всем возможным коалициям с их участием. Действительно, к 80-м годам прошлого столетия Советский Союз, разорив себя в экономическом плане, все же обладал способностью воевать почти со всем миром. Эти две соперничающие силы не могли ужиться в рамках одной международной системы, они неизбежно должны были противоборствовать (стремление создать преобладающую мощь неизбежно приводит к идее мирового господства, а две державы, одержимые одной и той же силовой идеей, обязательно скатятся к конфронтации). Правда, предчувствуя эту неизбежность, они попытались договориться о разделе сфер влияния в послевоенном мире, куда бы “посторонним вход был запрещен”, которые предотвращали бы их непосредственное военное столкновение. Между тем, безразличие силы к идеологическому своему содержанию делает ее, по мнению ряда экспертов, универсальным индикатором, позволяющим измерять степень влияния на международной арене различных по социально-политическому устройству государств. Даже те, кто не считает, что понятие “силы” на международной арене идентично понятию “военная сила”, тем не менее утверждают, что она, как правило, связана либо с насилием, либо с принуждением, либо с угрозой использования того и другого. Однако уже из того факта, что во внешнем мире существуют и действуют различные виды силы, следует, что в ряде случаев она может действовать как пример для подражания (социальная сила, уровень благосостояния народа). В других случаях во внешней среде сила может воздействовать на поведение другого Государства самим фактом своего существования, а не применения. В самом деле, государство А может воздержаться от угрозы или принуждения по отношению к государству Б (его союзникам, дружественным странам), поскольку знает, что это государство Б достаточно сильно, чтобы дать соответствующий ответ, который в конечном счете принесет государству А больше ущерба от применения им силы, нежели выгод, или просто не приведет его к достижению желаемого результата. На этом, в частности, основан эффект взаимного “ядерного устрашения” (“ядерного сдерживания”), который в известной мере способствовал стабилизации международных отношений в годы “холодной войны”. На этой основе существует определенное различие между “жесткой силой” (hard power) и “мягкой силой” (soft power). «Мягкая сила, - пишет Дж. Най, - это способность государства (союза, коалиции) достичь желаемых результатов в международных делах через убеждение (притяжение), а не подавление (навязывание, принуждение), что характерно для “жесткой силы”. “Мягкая сила” действует, побуждая других следовать (или добиваясь их собственного согласия следовать) определенным нормам поведения и институтам на международной арене, что и приводит ее к достижению желаемого результата фактически без принуждения»28 (хотя и здесь, конечно, может быть определенная вынужденность поведения, обусловленная отсутствием иной альтернативы). “Мягкая сила” может основываться и на призыве к другому государству следовать разуму, логике, обставляя таким образом решение разделяющей их спорной проблемы, чтобы оно было приемлемо для другой стороны, чтобы оно не выглядело как его поражение. Собственно говоря, искусство дипломатии в нынешних условиях (существования равноправных, но не равных государств) в том и состоит, чтобы добиваться решения международных проблем, прежде всего, именно подобным ненасильственным образом (понуждая, а не принуждая), а уж потом - если подобный подход не сработал - использовать силу. Какие же основные инградиенты в совокупности составляют силу государства в его отношениях с другими странами? Каковы составные части того, что мы называем национальной мощью? Если нам предстоит определить ее, какие параметры при этом должно прежде всего принять во внимание, а какие можно было бы проигнорировать? В существующих работах по теории международных отношений чаще всего исследуется какой-то один (центральный, по мнению автора) элемент силы государства (возможно, потому что слишком мало стран обладают несколькими ее составляющими). Наиболее полный (для своего времени) и систематизированный ответ на эти вопросы попытался дать Г. Моргентау в своей фундаментальной работе “Политика в отношениях государств”29. Среди компонентов, составляющих силу государства, видимо, необходимо прежде всего различать две группы: во-первых, те из них, которые являются относительно стабильными (постоянными); во-вторых, те из них, которые подвержены постоянным изменениям (переменными). Очевидно, что к числу наиболее стабильных факторов, от которых зависит мощь государства, следует, прежде всего, отнести его географическое (геополитическое) положение. Конечно, и оно может меняться - распались Россия, Югославия, Чехословакия, появилась Украина, причем никогда ранее не рассматриваемая даже теоретически в ее нынешних границах. И все-таки (относительно) все государства в течение какого-то длительного времени функционируют в пределах одного и того же пространства, в рамках одной и той же геополитической реальности, которая либо усиливает, либо ослабляет их национальную мощь. Страна, имеющая выход к морю, имела известные преимущества перед государством, такого выхода не имеющего. Объективно возникает зависимость второго государства от первого, которое обретает в связи с этим геополитическую силу и которую оно может использовать с выгодой для себя в отношениях со своим соседом. Соединенные Штаты отделены от Европы, России Китая, от основных центров мирового соперничества двумя обширными океанами и не являются их соседями. Это позволяло им на протяжении значительной части своей истории уклоняться от невыгодного для себя втягивания в династические, территориальные, религиозные, цивилизационные распри в Старом свете, сосредоточивая внимание на собственном развитии, на выстраивании собственной мощи. Внешняя политика других государств неизбежно должна была принимать во внимание этот постоянный фундаментальный фактор , ибо он являл собой ту геполитическую реальность, с которой начинается любая внешняя политика США. Островное положение Великобритании фактически в течение тысячи лет гарантировало ее от вооруженного (да и экономического) вторжения извне, создавая для нее возможности (силу), которыми не обладали континентальные европейские страны. Ограниченность выхода России к теплым (незамерзающим) морям была одним из главных мотивов (устремлений) российской внешней политики, ее просто невозможно понять (как в прошлом, так и ныне) без учета этого обстоятельства. Отсутствие у страны естественных границ традиционно было одним из стимулов российской (советской) территориальной экспансии. Разумеется, все это касается не только США, России, Великобритании, а практически всех государств. Географическое положение Италии, отделенной от остальной Европы массивами Альп, островное положение Японии и ее малоземелье, Испании, отгороженной от остальных государств Пиренеями и Средиземным морем - для всех них геополитическая составляющая является и существенным и наиболее устойчивым элементом их национальной силы (или слабости). Точно так же как обширные просторы России, занимающей почти одну шестую часть земной поверхности, является ее неизменным стратегическим потенциалом. В самом деле, во-первых, эти обширные территории Евразии позволяют России оказывать значительное влияние на окружающее пространство, формируя зону ее интересов. Во-вторых, любой потенциальный агрессор, намеревающийся подчинить себе эту страну, не должен забывать, какое огромное пространство он должен будет держать под своим контролем и сколько ему для этого потребуется вооруженных сил - проблема с которой сталкивались все пытавшиеся покорить эту страну - татары, поляки, шведы, французы, немцы. Так, Наполеон пересек Неман с более чем полумиллионной армией. Но до Бородино дошло лишь немногим более 100 тыс. французских солдат и офицеров. И не потому, что велики были потери французов в сражениях, а потому, что значительное число их войсковых подразделений либо вынуждено было оставаться во множестве гарнизонов, либо охраняло тыловые коммуникации. Фактически пространство, а потом и “генерал мороз” поглотили ВеЛикую армию Наполеона. Нечто подобное произошло и с гитлеровским блиц-кригом 1941 г. Немецкая армия умело маневрировала на ограниченных пространствах западноевропейских государств, но она оказалась бессильной перед огромными расстояниями Советского Союза. Оккупация поглотила значительную часть фашистской армии, у нее не хватало ресурсов для постоянного давления на СССР по всему огромному фронту. Уже через полгода вермахт мог осуществлять наступательные операции в каждый данный момент только на отдельных направлениях, давая возможность Москве, понесшей серьезные потери в первых боях, маневрировать ограниченными силами и средствами. И в-третьих, эти обширные российские пространства могут создавать, при определенных обстоятельствах, массу сложных проблем в создании единой системы коммуникаций, энергетики, да и вообще в управлении страной (возможно, недаром президент В. Путин, решил разбить это пространство на семь полусамостоятельных округов). Между тем географический (пространственный) фактор позволяет использовать транзит (экспорт транспортных услуг) как один из элементов позиционирования страны на международном рынке. Так, Нидерланды на 40% формируют свой бюджет экспортных услуг за счет транзита. Через порты Балтии перегружалось 2/3 объема продовольствия, поступавшего в Россию в рамках гуманитарной программы. В свою очередь российские грузоотправители вынуждены ежегодно платить за транзит и перегрузку в иностранных портах 700 млн долл.30 Современное развитие техники, транспорта, систем связи в известной мере снижает роль геополитической силы, но не настолько, чтобы можно было пренебречь ей. Распад Советского Союза поставил Россию, лишившуюся многих выходов к морю, природных границ, которые могли служить естественными барьерами на пути продвижения потенциального противника, в тяжелое положение. На пути ее энергетических потоков в Западную Европу возник ряд независимых государств Центральной и Восточной Европы (включая Украину и страны Балтии), не всегда дружественно или благожелательно относящихся к России. Другим относительно стабильным фактором, который служит значительным источником силы государства в системе его взаимоотношений с другими, являются его природные (естественные) ресурсы. Наиболее элементарным среди них можно считать продовольствие. “Страна, которая в этом плане самообеспечена или почти является таковой, - пишет Г. Моргентау, - имеет огромное преимущество над страной, этой самодостаточности не имеющей и вынужденной либо импортировать продовольствие, либо голодать”31. Великобритания, конечно не голодала, но накануне Второй мировой войны, например, сама производила только 30% потребляемого ею продовольствия. Поэтому она сильно зависела от свободы морских коммуникаций, по которым доставляла недостающие 70% продуктов питания. И когда эти коммуникации подвергались опасности в результате действий вражеских подводных лодок и авиации (как это имело место во время первой и второй мировых войн), ее судьба как великой державы висела на волоске. Снабжение продовольствием всегда было ахиллесовой пятой этой страны. А такие самообеспе- ченные продовольствием страны как Советский Союз (который, правда, больше полагал, что он самообеспечен, чем был таковым на самом деле) и Соединенные Штаты не отвлекали свое время и энергию на решение подобной проблемы. И это делало их значительно сильнее стран, для которых вопрос снабжения продовольствием извне зависел от международной ситуации. Следует учесть, что даже в наше время существуют десятки стран, значительная часть населения которых голодает, и существование этих государств в значительной мере зависит от помощи более развитых в этом отношении стран, что создает устойчивые формы зависимости беднейших государств от более богатых. Не случайно, видимо, в экспорте США 25% приходятся на продукцию сельского хозяйства. Не меньшее значение имеют природные ресурсы, потребные для обеспечения непрерывного промышленного производства, особенно нацеленного на обеспечение безопасности. Конечно, на каждом отрезке истории эти потребности были разными. Если раньше требовалась прежде всего медь (для производства пушек), сталь, уголь, то сегодня не меньшее значение имеет добыча урана, плутония, обладание (или необеспеченность) топливно-энергетическими ресурсами - электроэнергией, нефтью, газом. Соединенные Штаты вообще не добывают, например, алмазов. Казалось бы это пустяк, но алмазы - это не только предмет роскоши, а неотъемлемый атрибут металлообрабатывающей промышленности. Согласно некоторым оценкам, если лишить эту американскую отрасль алмазов, то производительность труда там снизится наполовину. Конечно, большинство стран мира, относящихся к средним и малым по своему размеру, не обладают всеми необходимыми ресурсами для своего жизнеобеспечения, не говоря уже о создании силы. Выход для таких государств состоит в том, чтобы производить нечто такое, что нужно для потребления другими странам и что они сами производить не могут (по тем или иным соображениям). Больше продавая, они имеют большие возможности покупать то, что им необходимо, в том числе и необходимое сырье или товары. В Японии практически нет своей нефти и на 96% она зависит от экспорта энергетических ресурсов с Ближнего Востока. Но у нее есть, что продавать миру (высококачественную наукоемкую продукцию) и поэтому она не ощущает своей немощи от отсутствия собственных сырьевых ресурсов. Разумеется, подобное соображение справедливо для мирного периода развития, но оно по-иному видится в ситуации войны, международного конфликта, противоборства. Раньше для ведения войны и оценки мощи государства решающее значение имела (потенциальная) численность и профессиональные качества военнослужащих. Сегодня - для этого же важен уровень развития производительных сил страны, ее оснащенность передовой технологией. Именно он является более весомым компонентом силы государства, нежели храбрость и мужество его воинов. Соединенные Штаты и Советский Союз выдвинулись в число наиболее могущественных государств мира прежде всего потому, что сумели использовать достижения научно-технической революции для переоснащения своих армий, развития промышленной базы, образа жизни (последнее в большей мере касается Соединенных Штатов и в меньшей - Советского Союза), оторвавшись, в этом плане, от остального мира. И когда ныне Россия начала демонтировать свой научный потенциал это сразу же сказалось на ее силе во внешнем мире. В первую очередь это породило процесс колоссальной утечки умов из России, что уже сказывается сейчас на уровне ее экономики, но несомненно в еще большей мере указанный процесс отразится на общем развитии страны лет через пять-десять. Уже сегодня России трудно конкурировать с промышленно развитыми странами в области наукоемкой продукции (за исключением отдельных отраслей военного производства). Это касается и способов ведения войны (достаточно сравнить американскую военную акцию против Югославии, проводимую высокоточным оружием, зачастую бесконтактно, и российскую операцию против Чечни, где огонь обычно велся в основном по площадям). Не случайно именно ведущие индустриальные державы, достигшие высокого уровня научно-технического развития, относятся сегодня к категории великих держав. Отмеченные выше факторы существенно влияют на военную готовность государства, что и сегодня остается важным компонентом его силы. Зависимость национальной мощи от военной готовности самоочевидна, но следует отметить ее составные части, наиболее важной среди которых является обладание современными технологиями, уровень руководства, количественная и качественная стороны вооруженных сил. “Судьба государств и цивилизаций, - пишет Г. Моргентау, - часто была обусловлена различием в технологии средств ведения войны^ когда сторона уступающая другой в их качестве, не могла ничем иным компенсировать свое отставание”32. Собственно говоря, одно поколение войн отличается от другого прежде всего изменениями в системах оружия (контактное оружие, гладкоствольное, нарезное, автоматическое, ядерное, космическое и т.д.). По мнению американского ученого, период европейской экспансии, начиная с XV в. и кончая XIX в., покоился на неоспоримом технологическом превосходстве европейцев над народами (государствами) западного полушария, Африки, Ближнего и Дальнего Востока. Германия своими подводными лодками, которым английские военные вначале не придали существенного значения, едва не поставили Великобританию на колени в годы Первой мировой войны. Появление английского танка на заключительных ее этапах способствовало переходу военной удачи на сторону Антанты. Ядерные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки знаменовали наступление качественно нового этапа в развитии средств ведения войны, а заодно и появление новых внешнеполитических стратегий (сдерживание, взаимное гарантированное уничтожение, устрашение, гибкое реагирование, нераспространение и т.д.), новых инструментов международного воздействия. В наши дни государства, которые имеют ядерное оружие и средства его доставки, обладают большим влиянием на международной арене, чем их соперники, не имеющие такового. Для Парижа, имеющего ВВП, вдвое меньший, чем объединенная Германия, наличие ядерного оружия фактически компенсирует это отставание, делая Францию великой державой. В нынешних условиях намерение Вашингтона создать хотя бы ограниченную систему противоракетной обороны обусловлено стремлением оторваться в технологической гонке вооружений от стран, имеющих традиционный ракетно-ядерный потенциал. Технические возможности современных вооружений были продемонстрированы во время войны в Персидском заливе, но особенно в ходе военной операции против Югославии в 1999 г. и в Афганистане в 2002 г. И та и другая выявили значительный технологический отрыв американских вооружений не только от того, что имела в своем военном арсенале Сербия или талибы, но и от того, чем были вооружены союзники Вашингтона по НАТО. Помимо технических инноваций в сфере вооружений качество военного руководства оказывало решающее влияние на состояние национальной мощи. Не случайно великие военные победы в истории народов отмечены не теми или иными техническими инновациями, а именами полководцев, умевших целеустремленно и оптимально использовать вооруженные силы для достижения высших целей государства. И вполне обоснованно многие историки объясняют истоки советских неудач на первом этапе Второй мировой войны сталинскими репрессиями высшего командного состава тогдашней Красной Армии. Низкий профессиональный уровень военачальники обычно пытались компенсировать количественным превосходством на поле боя, пренебрегая известное суворовское правило “воевать не числом, а уменьем”. Это пренебрежение военным искусством зачастую вело к бессмысленным человеческим потерям в ходе военных операций (финская зимняя война 1939-1940 гг., Берлинская операция в ходе второй мировой войны, первая чеченская война 1995-1996 гг.). В немалой степени мощь страны по-прежнему зависит, вполне естественно, от численности вооруженных сил и их качественного состояния. Тот факт, что КНР может выставить армию в 200 млн человек, выдвигает это государство в число наиболее сильных в военном отношении держав современного мира. Эта сила умножается, если данная армия отличается высоким профессионализмом, умением владеть современным оружием, имеет адекватную военную доктрину и стратегию, способную обеспечить оборону страны с наименьшими затратами человеческих и материальных ресурсов. Вместе с тем приходится учитывать, что с уходом “холодной войны” военное противоборство на международной арене меняет как форму, так и содержание. Вероятность развязывания третьей мировой войны кажется в настоящее время крайне низкой, в то же время высокой остается вероятность региональных военных столкновений, этно-политических конфликтов, развертывающихся в пределах того или иного государства, но имеющих международные последствия. В соответствии с этим пересматривается и стратегия вооруженных сил и принципы военного строительства. Низкая вероятность мировой войны делает ненужными массовые армии. В принципе она делает излишними оружие массового уничтожения, потому что в таких конфликтах, как чеченский, косовский, абхазо- грузинский, не говоря уже об антитеррористической операции, вряд ли можно использовать ядерное оружие, а ведение огня по площадям в густонаселенной местности представляется аморальным. Подобные военные конфликты, равно как и миротворчество, между тем требуют наличия немногочисленных (относительно, конечно), но профессионально подготовленных спецподразделений, имеющих на своем вооружении средства ведения электронной войны и высокоточное поражающее оружие. Между тем структура вооруженных сил некоторых великих держав (военных блоков) несмотря на начавшиеся в них реформы по-прежнему нацелена на ведение третьей мировой войны. Это ведет к колоссальным и неоправданным расходам на содержание вооруженных сил, мало эффективных в изменившейся обстановке. Таким образом, хотя численность вооруженных сил по-прежнему впечатляет, она сегодня уже не всегда является источником силы государства. В разряд количественных критериев, предопределяющих силу государства, следует отнести и демографический фактор, который рассматривает численность населения с другой (невоенной) стороны. Если бы в расчет бралась только численность населения, то несомненно наиболее мощными мировыми державами считались бы Китай, Индия и Советский Союз. Очевидно, что это не так, здесь нет следственной связи. В то же время следует признать, что численность населения играет определенную роль в формировании мощи государства, являясь элементом его производительной силы. Австралия или Канада, обладающие большими территориями, между тем так и не стали великими державами, несмотря на то что они обладают значительными природными ресурсами и прочими атрибутами, образующими силу государства. Одна из причин этого - малая численность их населения. А она всегда определяет емкость национального рынка и соответственно масштабы промышленного потенциала, этот рынок обеспечивающий. Видимо не случайно фашистские Германия и Италия, претендовавшие на роль мировых гегемонов, так заботились об увеличении численности своего населения. Когда Британская империя насчитывала 550 млн человек, что составляло тогда четвертую часть населения Земли - это была одна сила. Когда же с распадом империи Великобритания стала государством, насчитывающим всего 55 млн жителей, что составляет уже менее 1% населения планеты, то это уже совершенно иная мощь. Воссоединение двух немецких государств вызвало (и видимо обоснованно) беспокойство ее соседей, ибо объединенная Германия становилась первым государством Западной Европы по численности населения. Интеграция Западной Европы свела вместе в единый организм более 350 млн людей, выведя ЕС по численности населения на первое место в Евразии. Наряду с количеством жителей факторами мощи государства являются темпы роста его населения, возрастной его состав (преобладание в нем неработоспособных возрастных групп, содержание которых ложится тяжелым бременем на общество, отрицательно сказывается на мощи страны), его образованность, профессионализм. “Таким образом, очевидно, - констатирует Г.Моргентау, - что государство вряд ли может попасть в разряд великих, не имея численности населения, достаточного для того, чтобы создать и содержать материальные атрибуты национальной мощи”33. В то же время, как стало очевидно в последние десятилетия (на примере Индии, Китая), большое население способно создавать проблемы для страны, в особенности находящейся на стадии развития. При приросте населения в 2% в год, это ‘государство должно иметь постоянные темпы роста ВВП не менее 5-7% в год, что просто недостижимо для ряда стран. Поэтому обычно они видят выход не в наращивании экономического потенциала, а в установлении контроля над рождаемостью. К разряду гуманитарных факторов качественного порядка, предопределяющих национальную мощь, по мнению ряда исследователей, следовало бы отнести национальный характер, национальную мораль, качество дипломатии и правительства. Национальный характер, отличающий одно общество (народ) от другого, не случайно ставится здесь на первое место. Влияние этого фактора (неизменно присутствующего в деяниях государства), каким бы обманчивым, призрачным и неуловимым он не казался, на состояние национальной силы трудно переоценить. Очевидно, что он не только постоянно является составной частью национальной мощи, но и в ряде случаев (особенно в лихолетье, в условиях смуты, на крутых поворотах истории) играет в ней роль более решающую, нежели легко уловимые, всем очевидные материальные (количественные) компоненты национальной силы. В самом деле, свойственный британцам индивидуализм и протестантский рационализм, здравый смысл проявляется в их сбалансированном видении современного мира, умении использовать не только свою силу, но и слабость других, применяя традиционное британское правило “разделяй и властвуй” (близкое к политике баланса сил). Немецкая прямолинейность и неумение хитрить, дисциплинированность, организованность и проницательность находит свое выражение в целеустремленности внешней политики немецкой нации, ее умении мобилизовать себя, сконцентрировать волю и силу на решающем направлении в реализации своих национальных интересов. В то же время отсутствие умеренности в постановке целей как на бытовом, так и политическом уровнях является признаком слабости немецкого национального характера, не раз приводившего народ к трагедии. Механистический рационализм французов (нашедший свое выражение в якобинской диктатуре), их стремление к совершенствованию системы (нашедшее отражение в кодексе Наполеона), гибкость и приспособляемость в трудных ситуациях питают исторический оптимизм нации. Нерешительный американский прагматизм, постоянно колеблющийся между догматическим идеализмом (мессианизмом) и опорой на успех как меры истины (или процветания), вкупе с критическим осмыслением действительности создает инновационный дух нации, ставший важнейшим компонентом ее силы. Неимоверная терпеливость русских, их умение пережить любое лихолетье, гражданская пассивность, слепая покорность властям и вера в доброго царя (варяга, генерального секретаря, президента), который придет и установит в стране порядок и всеобщее благоденствие, и одновременно высокая духовность народа, его моральная стойкость, его ощущение собственного предназначения - все это вместе взятое составляет как силу, так и слабость российского государства в прошлом, настоящем и будущем. “Национальный характер не может не влиять на национальную мощь, ибо все те, кто действует от имени государства во время войны и мира, формулируй ет, осуществляет и поддерживает его политику, все те, кто избирает и те кто избран, все те, кто формирует общественное мнение, все те, кто производит и потребляет - все они в большей или меньшей степени несут на себе отпечаток тех интеллектуальных и моральных черт (особенностей, ценностей), которые и составляют национальный характер”34 - пишет Г. Моргентау. Еще более трудно уловимой, ощутимой и менее постоянной (и тем не менее непременным источником силы государства) является национальная мораль. “Национальная мораль отражает степень решительности, с которой народ поддерживает внешнюю политику политического руководства в дни мира и в дни войны”35. В советские времена это тривиально называлось “морально-политическим единством партии и народа”. Россия, вставшая на путь реформ, воспринявшая новые социально-политические ценности ведет поиск новой национальной морали, которая бы соединяла прошлое и будущее народа, общества, государства. Национальная мораль так или иначе пронизывает всю деятельность государства, идет ли речь о промышленном или сельскохозяйственном производстве, военном руководстве, дипломатической службе. В виде (форме) общественного мнения она считается тем неосязаемым фактором, без поддержки которого ни одно правительство, будь оно демократическим или автократическим (а в известном смысле и тоталитарным), не сможет с должной эффективностью проводить в жизнь свою политику (политическую линию). Ее наличие или отсутствие, равно как и ее уровень, выявляет себя прежде всего во времена национальных кризисов, когда либо существование самой нации, ее ценностей, ее властных органов ставится под вопрос, либо ей приходится принимать решения, не всегда разделяемые большинством, решения фундаментальной важности, от которых зависит ее будущая судьба. Эффективность внешней политики страны, весомость ее мощи на международной арене в значительной мере зависит от настроя ее общественного мнения, выражаемого через голосование на выборах, его результатах, опросах общественного мнения, позиции различных гражданских (неправительственных) организаций. Обычно отдельные особенности национального характера (такие как здравый смысл британцев, индивидуализм французов, стойкость русских) проявляются как в спокойные периоды истории, так и на крутых ее поворотах. Но вряд ли можно быть твердо уверенным относительно того, каково будет (состояние) проявление национальной морали в условиях кризиса, смены вех, появления новых ориентиров. Национальная мораль наименее стабильный элемент государственной мощи, она в большей мере подвержена резким изменениям в результате значительных потрясений, испытываемых обществом в результате поражения в войне, массовых потерь, унижения послевоенного урегулирования, резкой смены элитой системы ценностей. Ее уровень зависит от политического участия населения в функционировании государства и общества. Если население лишено элементарных прав и свобод, то оно склонно чаще менять свою национальную мораль, ибо не оно, а лишь правящая элита задействована в ее формировании. Хотя и здесь присутствует много неопределенностей - достаточно вспомнить советскую мораль, когда люди, чьи родственники были расстреляны диктатором, шли в бой и умирали с его именем на устах. Как показывает история тоталитарных обществ Германии и Советского Союза, их национальная мораль может находиться на высоком уровне (немцы продолжали сражаться до подписания акта о капитуляции) особенно в условиях кризиса (противоборства), но она не выдерживает испытания при соприкосновении с системой ценностей демократического общества в условиях нормальной состязательности (сопоставления). Единственное, что можно утверждать определенно, так это то, что на качественную сторону национальной морали наибольшее влияние оказывает качество национального руководства и, если не единственный, то пожалуй, наиболее верный способ улучшить национальную мораль - это повысить качество политического руководства. Все остальное - дело случая. Среди многих компонентов международной силы государства крайне важной, хотя и не наиболее устойчивой, является качество дипломатии (под термином дипломатия имеется в виду формирование и осуществление внешней политики на всех уровнях - от низшего до высшего). Все другие факторы национальной силы служат лишь сырым материалом, из которого формируется внешнеполитический ресурс государства и его национальная сила. Качество дипломатии соединяет все различные факторы, о которых говорилось выше, в единое целое, придает им направленность и весомость, про буждает их дремлющий потенциал, придавая им свойство подлинной силы. Проведение дипломатами в мирное время внешней политики государства с точки зрения формирования его силы равнозначно тому вкладу, который вносят военные руководители, пользуясь определенной военной стратегией и тактикой в ходе боевых действий. Дипломатия это способность, в ряде случаев искусство, использовать с максимальным эффектом различные элементы национальной силы в тех обстоятельствах международной ситуации, которые непосредственно затрагивают жизненно важные интересы страны. Дипломатия, можно сказать, это мозг национальной силы, подобно тому, как национальная мораль является ее душой. Если видение внешнего мира дипломатией неопределенно, если ее понимание хода событий искажено, если ее решимость немощна, то все имеющиеся выгоды географического положения, самодостаточности страны в продовольствии, сырьевых ресурсов, промышленного производства, все преимущества военной готовности, численности и качества населения окажутся в конечном счете невостребованными, они не приведут к возникновению национальной силы. Государство, которое может обладать всеми подобными преимуществами, но не обладает дипломатией, соразмерной этим выгодам, возможно и добьется временного успеха благодаря простой весомости этих выгод. Но в конечном счете не имея эффективной дипломатии, оно, в попытках реализовать свои международные цели, скорее всего, растранжирит эти естественные преимущества, используя их неэффективно, либо расточительно. В результате подобному государству придется уступить сопернику, готовому целеустремленно на полную мощь использовать иные компоненты силы, имеющиеся в его распоряжении, таким образом наращивая свое преимущество и в сфере дипломатии. Вместе с тем, самая продуманная и самая профессиональная внешняя политика, основанная на изобилии материальных и человеческих ресурсов, может быть сведена к нулю, если качество национального правительства оставляет желать лучшего. Эффективное правительство, рассматриваемое здесь в качестве самостоятельной компоненты национальной мощи, означает наличие по крайней мере трех составляющих. Первое - его способность найти (обеспечить) равновесие между наличными ресурсами и осуществляемой внешней политикой. Правительство в этом плане рискует попасть в одну из двух ловушек. Администрация, неверно (сознательно или бессознательно, не имеет в данном случае значения) оценив ресурсы своей внешней политики, свою мощь, может занизить свои международные возможности и соответственно свои внешнеполитические цели, равно как и ту роль, которую страна может играть в мире. Так, по мнению ряда американских экспертов, случилось с Соединенными Штатами в период между двумя мировыми войнами. Но страна, и возможно по тем же соображениям, может завысить оценку своей мощи, поднимая тем самым планку своих возможностей на международной арене. В результате страна может перенапрячь свои ресурсы, выиграв в малом, потеряв в большом, ее стратегические цели окажутся недостижимыми, ее мировая роль может быть дискредитирована. Подобное произошло с теми же Соединенными Штатами в ходе мирных переговоров 1919 г. Возможно, то же самое происходит сейчас и с Россией, пытающейся временами играть на международной арене роль сверхдержавы, на которую она сегодня явно не тянет из-за слабости (ограниченности) своих внешнеполитических ресурсов. Таким образом, сила государства предопределяет верхние и нижние параметры внешней политики страны, все они должны находиться в равновесии и соответствовать друг другу, не допуская перекоса в ту или иную сторону. Не случайно Г. Моргентау, говоря о национальном интересе государства, обычно расширяет его параметры, трактуя его как “национальный интерес, понимаемый в терминах силы”, т.е. имеется в виду, что национальный интерес государства помимо желаний и намерений обусловлен как его собственными реальными силовыми возможностями, так и мощью противостоящих ему на международной арене соперников. Единственное исключение из этого правила - ситуация, когда ставится под вопрос само существование государства. В подобной обстановке потребность выжить естественно преобладает над всеми рациональными соображениями равновесия между ресурсами, силой и характером внешней политики (например, ситуация с Великобританией, проигравшей сражение в 194(Ы941 гг., но выигравшей войну). Второе - способность правительства найти (установить) равновесие между самими ресурсами. Мощь государства вовсе не означает, что оно должно иметь по максимуму все элементы национальной силы, что оно должно иметь громадную индустрию, огромное население и многочисленную армию. Среди всех элементов, составляющих силу государства, оно Должно выбрать те, которые в данной международной ситуации и для данной страны имеют решающее значение с точки зрения его влияния в мире. В период высшего подъема своего международного престижа Великобритании недоставало много из того, что составляет элементы силы, о которых говорилось выше. У нее (у митрополии) были скудные природные ресурсы, средних размеров население и не самая большая, даже по европейским масштабам, армия. Но в одном отношении она преобладала над всеми государствами - имея огромный и эффективный флот, она была владычицей морей. Это позволяло ей осуществлять внешнюю экспансию, иметь емкие рынки, экспортировать готовые высококачественные изделия, ввозить сырье и продовольствие в нужных объемах и потребностях, без чего она бы не выжила. Таким образом, вопрос состоит в том, чтобы политическое национальное руководство достигло оптимального (в условиях данной страны) соотно шения между различными (имеющимися в наличии) компонентами силы данной страны. Одно государство в условиях кризиса должно быть готово пожертвовать одним ради укрепления своей силы, другое - совершенно иным. Эффективность правящего истеблишмента в том и состоит, чтобы найти оптимальный баланс между всеми этими элементами силы - теми, которыми можно пожертвовать и теми, за которые стоит биться “не щадя живота своего”. Третье - способность правительства найти (обеспечить) поддержку обществом проводимого страной международного курса. В самом деле, правительство, особенно демократической страны, должно убедить своих граждан, что концентрация усилий общества на создании соответствующего внешнеполитического потенциала, на тех или иных элементах национальной силы, возможно не дающих сегодня прямой выгоды населению, необходимо либо для выживания страны, либо для расширения ее влияния в мире, что впоследствии неизбежно принесет какие-то дополнительные дивиденды и самому населению. Правительство не может создать мощь страны, опираясь только на свою волю или решительность, оно вынуждено опираться на волю и решительность своих сограждан. В этих условиях ему нужно открыто и честно объяснять обществу, для чего требуется его терпение, его жертвенность, готовность платить все большие и большие налоги. При этом, чтобы убедить общество, правительство само должно показывать готовность переносить все, к чему оно призывает своих сограждан, оно обязано быть честным, открытым и откровенным перед ними. Правительство же, которое вводит в заблуждение свой народ, считает себя умнее его и дальновиднее, которое полагает, что законы пишутся только для простого человека, а не высшего эшелона власти, такое правительство подрывает основы своей силы. Можно долго обманывать одного человека, можно на какой-то короткий промежуток времени обмануть весь народ, но невозможно долгое время обманывать весь народ. В этом плане, указывал Алексис де Токвиль, “демократия благоприятствует расширению внутренних ресурсов государства, его силы”36. В то же время для правительства недостаточно добиться поддержки всем обществом своей внешней политики. Чтобы последняя была успешной (особенно в условиях растущей взаимозависимости государств) необходимо, чтобы она была поддержана общественным мнением других стран. Ибо борьба за влияние на международной арене - это не только борьба за военное преобладание или политическое доминирование, это в некотором роде борьба за умы людей, считает Г. Моргентау. Сила нации, поэтому, зависит не только от искусства дипломатии или мощи вооруженных сил, но также и от привлекательности для других народов политической философии, политического мышления, политических институтов, политической линии данного государства. В этом плане все, что делается им дома, имеет международные последствия. Эффективность прав ления внутри повышает влияние государства во вне. Смена президентов, глав правительств, парламентов, конституционных судей обычно порождает новые ожидания в обществе и эти ожидания, часто работающие просто на контрастах прежних и новых лидеров (В. Путина и Б. Ельцина, например), сами становятся политической или иной силой, влияющей и на международный имидж государства. При всем критическом подходе к пониманию категории силы (и прежде всего военной силы) во внешнем мире, следует отметить, что и сама сила, и особенно силовая ориентация самих государств, международных отношений способны оказывать в известном смысле позитивное воздействие как на формирование самих обществ, так и на развитие международных отношений. Во-первых, нельзя отрицать того, что сила и силовые методы в‘определенных обстоятельствах способствуют быстрому и оперативному решению запутанной международной проблемы, одним махом разрубая гордиев узел. Агрессия Ирака против Кувейта могла длиться достаточно долго даже в условиях экономического эмбарго и политической изоляции страны. Военная акция объединенных антииракских сил позволила решить эту проблему военно-силовым способом достаточно оперативно: всего несколько недель потребовалось, чтобы вынудить Багдад уйти с оккупированной кувейтской территории, его наступательный потенциал отныне фактически был поставлен под контроль ООН. Во-вторых, если взглянуть на категорию силы в историческом ракурсе, то нельзя не признать, что она (даже в своем милитаризованном варианте) способствовала - как это не парадоксально звучит - развитию человеческого общества, совершенствованию его материальной, социально-политической базы. В самом деле, использование силы на международной арене постоянно вносило элемент соревновательности, состязательности в отношениях государств между собой особенно в условиях конфликта. Чтобы быть сильнее - надо было развивать производительные силы общества, надо было производить больше и лучше, чем это делает соперник. С этой же целью надо было более активно использовать научные и технологические достижения для создания все более совершенного как наступательного, так и оборонительного оружия. Но для этого в свою очередь необходимо было поощрять становление и развитие науки, причем в гораздо больших масштабах, чем это делает соперник. При этом требовалось создать ситуацию, чтобы общество, участвуя во всех этих процессах, понимало их важность, нужность, необходимость и активно поддерживало этот курс, следовательно надо было создать жизнеспособное, демократическое, гражданское и потому сильное общество. Все это в зеркальном отображении относится и к соперничающему государству. В результате происходит общий рост производительных сил и значимости науки в обществе с соответствующими последствиями для развития всего человечества. Нет никакого сомнения, что работа ученых и инженеров над атомной бомбой двинула физику значительно вперед, что привело к созданию ядерных реакторов и атомных электростанций, сегодня на 25% удовлетворяющих потребности человечества в электроэнергии. Но соревновательность и состязательность силы на международной арене может оказывать позитивное влияние не только на материальное, но и на общественное и (социальное) развитие. В процессе использования силы на международной арене встает вопрос не только кто физически сильнее, но и кто сильнее в моральном плане, чье общество в процессе этого соревнования оказывается более жизнеспособным, более выживаемым, более совершенным. А это в свою очередь требует совершенствования государственного управления, выбора соответствующей системы ценностей, более эффективной модели политического устройства общества и государства, более совершенных методов обустройства страны. И если ведущая историческая тенденция выражается в том, что во всех последних больших войнах конечная победа с меньшими жертвами как правило (которое не бывает без исключений) оказывалась на стороне либеральных демократий, то наверное, это происходит и потому, что они смогли более искусно, полно, убедительно мобилизовать свои общества ( в материальном и духовном планах, в плане социальной организации, в плане морально-политического единства) на сопротивление агрессии. Тем самым опровергается расхожее мнение, что демократии чувствуют себя более беззащитными и уязвимыми при столкновении с тоталитарными или автократическими режимами. Разумеется, надо понимать, что все подобные утверждения справедливы лишь до определенного предела. Было бы неправомерным на их основе ставить окончательный диагноз (напрашивающийся, если следовать исключительно формальной логике), который бы сводился к тому, что для дальнейшего совершенствования национальной (и мировой) экономики, науки, общества, нужно поднимать и расширять использование силы (военной прежде всего) без каких- либо существенных ограничений. Совершенно очевидно, что в этом процессе использования (военной) силы во внешних сношениях государств на каком-то этапе знак плюс меняется на минус, что в итоге издержки использования (военной) силы начинают перевешивать те преимущества, которые общество, человечество на определенном этапе своего развития получали от состязательности в процессе использования (силы) на международной арене. В самом деле, тогда, когда использование силы на международной арене приводит к состязательности относительно того, кто и сколько раз может уничтожить все сущее на земле, подобная соревновательность, равно как и процессы ее порождающие, теряют свой изначальный смысл. Все сказанное выше в известной мере справедливо и относительно роли силы в процессе современного мирорегулирования. Если сила является активным элементом любой международной системы, то в какой мере способна она стать точкой отсчета мирорегули- рования? Насколько оно может быть эффективно и какие может создавать проблемы для государств и для системы в целом? Каков может быть общий баланс возможных выгод и потерь в силовой системе международных отношений? И в каком направлении развивается мировая тенденция относительно использования силы в международных отношениях? Кто или что может бросить вызов исторически оправданному силовому воздействию государств друг на друга и на весь мир? Только ответив на эти вопросы, можно сделать обос- * нованный вывод относительно перспектив силового мирорегулирования. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Keohane R., Nye J. Power and Interdependence. World Politics in Transition. Boston, 1977. P. 5. 2 Morgenthau H. Politics among Nations. 3d ed. N.Y., 1960. P. 33. 3 Kaufman Y. Power and International Relations // Military Policy and National Security/Ed. Y. Kaufman. Princeton, 1956. P. 242. 4 US Naval Institute Proceedings. 1969. Mar. P. 61. 5 Morgenthau H. Politics among Nations. 4d ed. N.Y., 1967. P. 97. 6 Kissinger H. American Foreign Policy. 3d ed. N.Y., 1977. P. 57. 7 Cline R.S. World Power Assessment. A Calculus of Strategic Drift. Wash., 1975. P. 8. 8 Keohane R., Nye J. Op. cit. P. 11. 9 Russel B. Power. A New Social Analysis. L., 1965. P. 25. 10 Stossinger J.G. The Might of Nations. World Politics in our Time. N.Y., 1969. P. 27. 11 Puchala D. The History of the Future of International Relations // Ethics and International Affairs. 1994. Vol. 8. N 3. P. 187. 12 Knorr K. The Power of Nations. N.Y., 1975. P. 9. 13 Sc human F. International Politics. N.Y., 1933. P. 506. 14 Nuechterlein D. United States National Interest in a Changing World. Lexington, 1973. P. 176. 15 Kahn H., Bruce-Briggs W. Things to Come. Thinking about the 70’s and 80’s. N.Y., 1972. P. 124. 16 Кокошин А. Новый международный контекст // Независимая газета. 2000. 25 мая. 17 Там же. 18 Сакс Дж. Стоит ли хвалить Клинтона за процветание Америки // Независимая газета. 2000. 18 авг. 19 Шейдина И. Новые инструменты “внешнеполитической силы” в эпоху НТР // Современная внешняя политика США. В 2-х т. / Под ред. Г. Трофименко. М., 1984; Т. 2. С. 49. 20 Кокошин А. Указ. соч. 21 См. США и Канада: экономика, политика, культура. 2000. № 9. С. 15. 22 Choice for America. Republican Answers to the Challenge of Now. Reports of the Republican Coordinating Committee 1965-1969. Wash., 1968. P. 398. 23 Huntington S. The Erosion of American National Interests // Foreign Affairs. 1997. Sept/Oct. 1997. P. 41. 24 Morgenthau H. Op. cit. P. 27, 25. 25 Patterns of International Terrorism 1980 I I Central Intelligence Agency. 1981. June. P. 15. 26 Ibid. P. 17. 27 Мюнклер X. Терроризм как стратегия коммуникаций // Internationale politik (русск. изд.). 2001. № 12. С. 20. 28 Nye J., Owen W. America’s Information Edge // Foreign Affairs. 1996. Mar./ Apr., 1996. P. 21. 29 Morgenthau H. Op. cit. 1966. 30 См.: Васильева Г. Мост между Европой и Азией // Независимая газета. 2000. 25 авг. 31 Там же. С. 109. 32 Morgenthau Н. Op. cit. Р. 114. 33 Ibid. Р. 120. 34 Ibid. Р. 127. 3-* Ibid. Р. 129. 36 De Tocquelle A. Democracy in America. N.Y., 1945. P. 234.

<< | >>

↑

Источник: Давыдов Ю.П.. Норма против силы. Проблема мирорегулирования. 2002

Еще по теме ВИДЫ силы:

- Авторское право - Адвокатура России - Адвокатура Украины - Административное право России и зарубежных стран - Административное право Украины - Административный процесс - Арбитражный процесс - Бюджетная система - Вексельное право - Гражданский процесс - Гражданское право - Гражданское право России - Договорное право - Жилищное право - Земельное право - Исполнительное производство - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Лесное право - Международное право (шпаргалки) - Международное публичное право - Международное частное право - Нотариат - Оперативно-розыскная деятельность - Правовая охрана животного мира (контрольные) - Правоведение - Правоохранительные органы - Предпринимательское право - Прокурорский надзор в России - Прокурорский надзор в Украине - Семейное право - Судебная бухгалтерия Украины - Судебная психиатрия - Судебная экспертиза - Теория государства и права - Транспортное право - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право России - Уголовное право Украины - Уголовный процесс - Финансовое право - Хозяйственное право Украины - Экологическое право (курсовые) - Экологическое право (лекции) - Экономические преступления - Юридические лица -

- Педагогика - Cоциология - Абитуриентам и школьникам - БЖД - Биология - Горно-геологическая отрасль - Гуманитарные науки - Журналистика - Искусство и искусствоведение - История - Конфликтология - Культурология - Медицина - Наноматериалы и нанотехнологии - Науки о Земле - Политология - Право - Психология - Публицистика - Религиоведение - Учебный процесс - Физика - Философия - Эзотерика - Экология - Экономика - Языки и языкознание -