Существует ли Божье откровение в нехристианских религиях? Простой ответ на этот вопрос отсутствует. Для начала отметим, что прямой непрерывной связи с Христом у этих религий нет. Они не содержат начал и основ, завершением которых является Христос. Возможно, существуют связующие нити между нехристианскими религиями и особым течением в христианстве, сторонники которого полагают, что спасение достигается человеческим усилием, но эту версию христианства отверг сам Христос. Как заметил Лесли Ньюбигин, цели и методы нехристианских религий чужды Христу, поэтому между ними не может существовать прямая непрерывная связь. Они смотрят в разных направлениях, задают разные вопросы и ищут разные пути самореализации в вере. По словам Рудольфа Отто, они вращаются вокруг разных осей. Поэтому человек религиозный не обязательно ближе к Богу, чем человек нерелигиозный. Евангелие - не завершение и не кульминация всех религий в том понимании, что человек может логически продвинуться (в религиозном смысле) от одной из религий ко Христу и Его Церкви. Между нехристианскими религиями и Христом существует радикальный разрыв: Христос - это Сущий, Который бесконечно качественно отличается от всех других существ и свидетельств Бога. Возможно, в других религиях существуют откровения от Бога, но только в христианстве существует откровение Бога в воплощении Христа из Назарета. В то же время, настаивает Ньюбигин, объективный наблюдатель должен признать, что реальное свидетельство о Боге существует и в других религиях. Когда Павел оглядывался на свое дохристианское прошлое, он видел, что Бог действовал в его жизни и до его обращения. Новые христиане, обращенные из других религий, чувствуют, что Бог влиял на них и в дни их дохристианских борений. В то время как обращение ко Христу - это действенная и радикальная перемена, обращение (отказ от своего дохристианского прошлого) не зачеркивает участия Бога в этом прошлом. Весь дохристианский духовный опыт новообращенных теперь, когда они знают Христа, осмыслен по-другому, и все же частью этого опыта была подлинная встреча с Богом. Бог не оставлял людей без свидетельства о Себе, когда люди еще не знали Его в откровении в Иисусе Христе. Некоторые религии также проповедуют путь приближения к Богу, который напоминает то, что христиане называют благодатью. Последователи индуистского движения бхакти и буддизма махаяны верят, что достижение божественного состояния - дар божества. (Кришна - самое популярное индуистское божество, спасающее своей милостью, а Амитабха Будда - самое известное буддийское божество.) Представление о спасении как о божественном даре очень близко к христианскому пониманию спасения милостью Божьей, но между ними есть и существенные различия. Ни в одной из этих религий с такой ясностью, как в христианстве, не отражена абсолютная святость божественного состояния: дар спасения в буддизме и индуизме дается зачастую необоснованно, в то время как Господь Иисус заплатил за наше спасение бесконечно высокую цену. Поэтому отношения между дохристианским и христианским духовным опытом неоднозначны (диалектичны, если хотите). Между ними существует и разрыв, и непрерывность. Чтобы выразиться по-другому, скажем, что существует разрыв радикальный, но не абсолютный. Пожалуй, поможет нам понять эти сложные отношения разница между двумя Действиями: представить себе вкус манго - и попробовать манго. До того как я провел год в Техасе, на мексиканской границе в долине Рио Гранде, мне, говорили, что у манго - нежная мякоть и очень сладкий вкус, похожий одновременно на вкус спелого персика и очень спелой сливы. Но когда я действительно попробовал манго, я обнаружил, что его вкус поистине неописуем, ибо уникален, не похож (абсолютно!) ни на что из того, что я когда-либо пробовал. И все же в некотором смысле я как бы представлял себе его вкус раньше - по крайней мере он действительно был очень сладким и нежным. Итак, он был одновременно похож и непохож на то, что я представлял себе, - разрыв радикальный, но не абсолютный. Или попробуем привести другой пример (наверное, он будет лучше, потому что в нем действуют люди). Вы знали человека ребенком и узнали его же взрослым. Когда мы знакомимся с ребенком, мы узнаем (кое-что) о его личности. Если мы по какой-то причине не видели этого ребенка тридцать лет и вновь увидели его уже взрослым, мы знакомимся с личностью, совершенно непохожей на ту, которую мы знали тридцать лет назад. Совершенно другой человек и все-таки (почти необъяснимо) тот же самый - разрыв радикальный, но не абсолютный. Оба этих примера - плохие аналогии, но было бы трудно найти подходящую аналогию для описания того, что не имеет параллели в человеческом опыте: это встреча с живым Богом. Человек, имеющий опыт общения с Богом в различных религиях, понимает условность любых аналогий. И в разговоре о Боге - пока нет однозначного знания Бога - мы обречены говорить только двусмысленным языком. Мы вынуждены прибегать к аналогиям, хотя все наши аналогии несовершенны. Христианская теология Святого Духа может помочь нам прояснить это несовершенное знание. Любопытно, но в теологии есть вопрос, который веками обсуждался только в секретных дискуссиях профессиональных теологов, - противоречие filioque, которое проливает свет на проблему истины в религиях. Это началось, когда Западная Церковь добавила filioque (« и от Сына») к Никейскому Символу веры (в 589-м, а затем в 1017 году), утверждая, что Дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Восточная Церковь протестовала не только потому, что это было демонстрацией политического превосходства (Запад действовал односторонне, игнорируя протесты Востока), но также и потому, что это подчиняло Дух Сыну таким образом, что ограничивало свободу Духа и нарушало гармонию Троицы. Для filioque существуют некоторые библейские основания. Именно Христос излил Святой Дух на Церковь (см. Деян. 2:33), и Христос действительно сказал, что Он пошлет Дух истины (см. Ин. 15:26). Но в этом же стихе сказано, что в то время как Иисус посылает (pempso) Дух от Отца, от Отца исходит (ekporeuetai) Дух истины. Поэтому и Восток, и Запад могут искать доказательства в библейском тексте, но, как показал Кларк Пиннок, использование понятия filioque вызывает вопросы у представителей нехристианских религий. Молящийся может подумать, что «Святой Дух не дарован Отцом Своим созданиям повсеместно, но что это дар, связанный со сферой влияния Сына или даже со сферой влияния Церкви. Может показаться, что Дух присутствует не по всей земле, а только на христианских территориях». Но фактически Дух простирался над творением в самом начале бытия (см. Быт. 1:2), Он дает жизнь всем созданиям (см. Ин. 6:63; Пс. 103:30; Деян. 17:25), витая в воздухе, наполняет мир любовью (см. Иов. 12:10; 33:4) и постоянно присутствует во вселенной (см. Пс. 138:7). Согласно Никейскому Символу веры, Он - «Господь животворящий», что точно выражает присутствие Духа в мире во все времена. Гавин Д'Коста указывает на то, что учение о Святом Духе позволяет нам осознать значение Христа в истории человечества. Это значит, что мы не можем оторвать наше знание о Боге от истории Иисуса, но понимание этой истории преображается в свете того, что мы наблюдаем действие Святого Духа в мировых религиях. Иисус - totusDeus, но не totum Dei. Он - полностью Бог, но не весь Бог. Отсюда, поскольку Он - норма нашего понимания Бога, все, что мы узнаем о Боге из других источников, должно быть соотнесено с откровением Бога во Христе. Он не является эксклюзивным или абсолютным откровением Бога. Христос - наша норма понимания Бога, но Он - не статичная норма. Норма (нашего понимания Христа) преображается и обогащается указующей, открывающей и судящей ролью Святого Духа. Другими словами, Христос - уникальное откровение Бога, и достигается понимание этого откровения всегда и везде благодаря Святому Духу. Он осуществлял Божий промысел в истории Израиля до Иисуса, открывая Бога, Который должен послать Мессию, и за тем помогал понять Самого Мессию. Он продолжает одаривать Церковь озарениями о значении Мессии, и некоторые из этих озарений могут появиться вне народа Израиля и вне христианской Церкви. К подобным заключениям пришли выдающиеся теологи ранней Церкви. Иустин Мученик писал, что semina Verbi (зерна Слова), посаженные во всех человеческих существах, помогли античным языческим авторам «смутно» увидеть духовные реальности. Вследствие этого Христос частично был известен даже Сократу. Климент Александрийский учил, что античные философы испытывали влияние Святого Духа, поэтому лучшие из греков косвенно знали Бога благодаря своему собственному философскому preparatio euangelii. Для греков философия была таким же учителем, как Закон для иудеев. Хотя бл. Августин и склонялся к тому, что язычники не попадут в Царство Божие, он все же видел действие Бога везде, где находил истину, даже если она исходила из уст или из-под пера язычников. Я нашел работу Джонатана Эдвардса, выдающегося американского теолога XVIII века, в которой содержатся идеи, весьма полезные при рассмотрении этого вопроса. Две концепции, подробно разработанные Эдвардсом, имеют отношение к нашему пониманию истины в религиях: это концепция завета и концепция прообразов и их воплощения. Сначала я раскрою понимание Эдвардсом взаимосвязей между двумя библейскими заветами и выявлю эти взаимосвязи, применяя их для рассмотрения других религий. Затем я перейду ко второй концепции. Заветы и религии Жан Кальвин и его последователи отошли от лютеранского биполярного разделения Закона и Евангелия (разделения, которое на поверхностном уровне существует между иудейским Ветхим Заветом и христианским Новым Заветом), предположив, что оба завета - иудейский и христианский - были просто «двумя способами выражения одного и того же Завета». Концепция Эдвардса незначительно отличалась от концепций, разработанных его пуританскими и реформистскими предшественниками, но была одной из наиболее тщательно разработанных им. Эдвардс продолжил работу Кальвина и его последователей, изображая оба завета (иудейский «Завет дел» и христианский «Завет благодати») как разные, но полностью соотнесенные между собой выражения единого замысла искупления. Он использовал анатомические аналогии, чтобы представить отношение двух заветов. Выявляя различия между «корой» («оболочкой» или «покровной тканью») органа и его «сердцевиной» (центральной частью или «ядром»), он играет на контрастах внешнее-внутреннее, буква-дух. Завет дел - это кора или оболочка, которая покрывает сердцевину - Евангелие или Завет благодати. Первый завет сравним с буквой закона, истинное значение которого выражено косвенно и неясно, а второй можно уподобить духу закона, изъясненному проще и прямее. Завет дел является внешней оболочкой, содержащей внутреннюю сердцевину благодати, и Бог использует ее, чтобы защитить идею благодати в библейские времена. Эдвардс видел работу той же модели в свое время: подобно тому, как Завет дел был «предложен» Израилю во «времена невежественности», «точно также в наши дни грешникам предложено признаться в своих грехах». Грешники сразу вступают в противоречие с требованиями Бога в Завете дел, и лишь пытаясь исполнять эти требования, они осознают свою беспомощность и потребность в благодати. Вследствие этого история заветов в промысле искупления воспроизводится в психологии религиозной личности, приходящей к вере. Эдвардс верил в то, что эта модель - замысел, а не случайность. Божий путь - использование завесы, охраняющей жемчужины Евангелия от вытаптывания их нечестивыми свиньями. Оболочка из Завета дел - средство для приведения избранных к сердцевине, позволяющее укрыть внутреннюю тайну от праздных мирских людей, которые не заслужили права увидеть ее. Бог использует оболочку, чтобы ослепить умы гордых и предоставить им повод убедиться в их мнимой праведности. Это один из способов объяснить, почему в Ветхом Завете благая весть открывается редко и несовершенно, а проявляется полностью и прямо в Новом Завете. Народ Божий старой диспенсации21 «не мог вынести» прямого откровения Завета благодати, потому что не был убежден в своей неспособности установить «собственную» справедливость, точно также, как грешники времен Эдвардса не осознавали своей греховности и не могли принять Завета благодати. Потому в Завете дел и появились Десять заповедей, чтобы дать понять израильтянам, что они не способны следовать им. И все же заповеди приоткрыли, хотя и косвенно, Завет благодати, поскольку их истинное значение - установление Завета благодати. Согласно Эдвардсу, это очевидно из внутренних указаний. Во-первых, они названы «скрижали завета», что предполагает Божье намерение избрать Израиль. Бог «заключил брак» с Израилем и в одностороннем порядке составил договор, который регулировал эти взаимоотношения. Далее, писал Эдвардс, преамбула означает, что Бог стал истинным Богом израильтян и Искупителем до того, как они продемонстрировали готовность подчиняться. Итак, заповеди - это инструкции о том, как проложить путь к небесному супругу, как верить в Него, это условия, которые необходимо исполнить уже после заключения брака. Эдвардс утверждал, что в древнем мире Бог был не только объектом благоговения и ритуального почитания, но также (и «особенно») объектом веры и источником защиты и спасения. Кроме того, Эдвардс указал, что Бог в своих Десяти заповедях объявил, что Он творит милость тысячам (во второй заповеди), и приказал, чтобы Декалог хранился в находящейся в пустыне скинии, покрытый золотой крышкой ковчега завета. Наконец, «эти Десять заповедей... были скреплены кровью жертвы, которая была прообразом крови [Христа]». Упоминание о жертве показывает, что отношения Бога с Его народом были основаны не на человеческом послушании, а на божественной благодати. Истинная основа отношения Бога к человечеству была продемонстрирована, но все же «изложена (израильтянам) исподволь и показана сквозь завесу» из-за духовной незрелости Израиля. Эдвардс использует метафору развития человека, описывая ветхозаветный период как детство народа. Народ Божий («Церковь») при первом завете все еще пребывал в «невежественном и инфантильном состоянии», поэтому Бог с педагогическими целями учил людей приносить жертвы для искупления грехов. Эдвардс объяснил, что эта примитивная идея была использована, чтобы научить людей уважать законы и власть Бога. Если бы им разрешили просто-напросто «перелететь к Божьей благодати» простой демонстрацией покаяния, они стали бы считать гарантированным святое Божье покровительство и презирать его. Но требование за грех жертвы показывало им, что нет прощения без искупления, что за грех полагается страдание и что Бог ненавидит грех и хочет вывести человека из-под его власти. Первый завет учил их истинной вере в Божью благодать и правильному взгляду на Божье величие и ревнительство, «что было предпосылкой к пониманию того, что Христос был распят за наши грехи». Согласно Эдвардсу, в этом случае первый завет давал такие же предпосылки к спасению, что и второй завет. Другая причина, по которой Божья благодать не открыта прямо, заключается в том, что еще не было полного откровения Христа и Его Царства. Ненависть Бога ко греху еще не была проиллюстрирована страданиями Мессии и Его обещанием вечного наказания злодеям. При отсутствии этих ясных примеров было необходимо сурово и ощутимо наказывать Израиль, чтобы подкреплять «славу божественного величия и могущества и благоговение перед Его безупречной святостью». По этой причине Бог держал Свой народ на расстоянии и применял наглядные и жестокие наказания, описанные в Ветхом Завете, а в Новом Завете позволял святым разговаривать с Ним «совершенно свободно и откровенно». Поэтому Новый и Ветхий Завет предъявляет к верующим различные требования. Поскольку мы находимся в новой диспенсации, на нас лежит больше обязанностей. Поскольку мы получили намного более ясное откровение, мы связаны обязательствами, от которых ветхозаветные святые были свободны. Фактически мы должны любить Бога «безмерно сильнее» и «в невыразимо большей степени», поскольку новые свидетельства Бога были даны Им самим. Но мы также являемся счастливыми свидетелями «высших примеров любви к Богу», нежели Адам и Ева, и «высших степеней духовного наслаждения». Поэтому ветхозаветные святые нам менее понятны. Многие действия, которые были бы совершенно невинными во времена Адама, чрезвычайно греховны для нас. Адама можно назвать «земным человеком, в то время как христианин в той же ситуации был бы назван безнравственным и омерзительным» (во времена Эдвардса). И все-таки, вопреки этой разнице, оба завета являются различными фазами представления единого завета. Как ранее говорил Эдвардс, «Евангелие было проповедано иудеям сквозь завесу». Процесс обращения иудеев в Ветхом Завете протекал подобно процессу обращения христиан в Новом Завете. Они были «так убеждены в своей греховности, что поверили только в милость Божию». Это также справедливо для всех живших с самого «сотворения мира», и даже количество их обращений было таким же. И тогда жили грешные и благочестивые, и обращения случались так же часто, как и во времена Эдвардса. Христос спасает ветхозаветных святых так же, как Он спасает своих последователей в Новом Завете, и они, ветхозаветные святые, верили во Христа под именем «Ангела Божия» или «Ангела завета». Действительно, Христос являлся перед ветхозаветными иудеями: Его видел Моисей в облаке на горе Синай, и Он предстал перед семьюдесятью старейшинами в человеческом облике (см. Исх. 24:9-11) так же, как Он являлся Осии, Гедеону и Маною. Таким образом, всякий раз, когда сообщается, что к людям обращен голос Божий или любая другая Его осязаемая форма, всегда присутствует вторая ипостась Троицы. Хотя в двух заветах два главных действующих лица - Адам и Христос, один из них - «путь смерти», а другой - «путь жизни». Строго говоря, их не двое, а только один. У них один Посредник, один путь спасения (включающий призвание, оправдание, сыновство, освящение и славу) и одно бытие, в котором свершается спасение: воплощение, страдание, праведность и заступничество Христа. Тот же Святой Дух обращается за искуплением ко Христу в обеих диспенсациях, и способ получения спасения един - вера и покаяние. Внешние пути к спасению (постижение Божьего Слова и совершение обрядов) совпадают. Не отличаются милости (Дух Божий, посылаемый просто Божьей милостью и божественной личностью - ангелом Божьим или Посланником) и будущее благословение. Для обоих заветов верно одно условие - вера в Сына Божьего как Посланника, выраженная в духе покаяния и смирения. Вот поэтому во всех частях Ветхого Завета есть указания на будущее явление Христа. В общем, вера Церкви Израиля «в основе своей совпадает с верой христианской Церкви». Нельзя сказать того же о других религиях. Далеко не «совпадающие в основе», их концепции Бога, человеческой личности и спасения зачастую вступают в радикальное противоречие с их параллелями в христианском откровении. И все же размышления Эдвардса о заветах содержат некоторые указания, которые помогут нам рассмотреть вопросы истины в других религиях. Во-первых, предполагается, что откровение, иногда смутное, частичное и косвенное, входит в провиденциальный замысел Бога. Библейская история заветов показывает, что не все люди находятся на одинаковых ступенях духовного развития. Господь - Великий Учитель, который приоткрывает завесу истины на разных уровнях и в разной степени, в зависимости от духовной восприимчивости и зрелости Своих учеников. Точно так же, как Иисус использует притчи для того, чтобы закрывать глаза одним и открывать другим, Бог пользуется покровом, чтобы защитить Свой жемчуг от вытаптывания свиньями. Иногда при поверхностном уровне восприятия текста кажется, что в нем предлагается спасение делами, в то время как он повествует о человеческой беспомощности, из чего вытекает, что необхо дим более глубокий уровень понимания текста. Для подтверждения Божьего величия наглядная демонстрация могущества и жестокости Бога может присутствовать в религиях, которые не знают о святости Бога, открывшейся во Христе. Можно вспомнить об исламе, подчеркивающем справедливость Бога и Его трансцендентность и имеющем мало представления о глубокой близости человека к Богу, смоделированной Иисусом. Так же, как принесение жертв в Ветхом Завете было необходимо для того, чтобы приготовить народ к откровению Христа, некоторые религии могут содержать откровение о чертах личности Бога и Его характере, сравнимое с откровениями на определенных этапах ветхозаветного периода. И, возможно, только в будущем откроется, что некоторые религии могут быть частью провиденциального замысла получения полного откровения Бога во Христе людьми будущего. Это не означает существования непрерывной прямой нити от различных религий ко Христу, но это может означать, что, используя различные религии, Бог готовит своих последователей к пониманию и принятию Христа - так же, как практика принесения в жертву животных, введенная Яхве (и скопированная впоследствии почти всеми мировыми религиями), готовила иудеев к возможности понять и принять Христа как Агнца Божьего, Который искупит их грехи. Из библейских заветов можно также узнать, что Святой Дух проясняет откровение Бога даже там, где имя Христа неизвестно. Ожидание Мессии было смутно знакомо лишь некоторым ветхозаветным святым и совершенно неизвестно никому более. И все же ясно, что они имели определенное знание живого Бога. Вспоминается буддизм махаяны и индуистское бхакти: оба они учат, что человеческих заслуг недостаточно для пребывания в Боге. Здесь нет радикальной идеи о Божьей милости, которой учит христианское откровение, но немного о милостивом характере Бога приоткрыто в тех религиях, которые почти ничего не знают о евангельском Иисусе. Мы должны, наконец, признать, что если существовало ожидание Мессии у ветхозаветных святых, то нам не следует считать, что нехристианские религии не содержат откровения просто потому, что у них другие требования к своим приверженцам. По сути дела, следует предположить наличие других требований там, где откровение проявилось в меньшей степени. Концепция прообразов и их воплощения Вторая теологическая концепция Эдвардса, связанная с предметом нашего обсуждения, - это концепция прообразов и их воплощения (концепция библейской типологии22. Эдвардс имел в виду систему представлений, при помощи которой Бог указывает людям на духовные реальности. Веками христиане находили в Ветхом Завете «прообразы», которые соответствовали их «воплощениям» в Новом Завете. Например, Исход воплощает избавление грешников Христом, а страдания Давида в псалмах соответствуют страстям Христовым. Принимая традиционное прочтение библейских сюжетов, Эдвардс вывел его за пределы традиции, утверждая, что Божья система прообразов простирается на природу и историю - и, добавил бы я, на историю религий. Эдвардс подтверждает свое понимание системы воплощенных прообразов обращением к Библии. Он настаивает на том, что Ветхий Завет полон свидетельствами веры библейских авторов в то, что Бог наполнил мир прообразами. Поклонение снопов братьев Иосифа снопу Иосифа предвосхитило их буквальное поклонение ему. Сон фараона о тучных и худых коровах правдиво предсказал изобильные и неурожайные годы. Четыре зверя Даниила предсказали подъем четырех языческих империй. Все пророчества древнееврейских пророков исполнились. Павел был еще определеннее. Он недвусмысленно заявил в Послании к Галатам (4:2131), что история двух сыновей Авраама была аллегорией двух заветов. Павел также говорил в Первом послании к Коринфянам, что ветхозаветное предостережение «не заграждай рта у вола молотящего», «конечно, для нас говорится» (1 Кор. 9:9-10) и что рассказы об идолопоклонстве израильтян в пустыне «были образы [tupoi] для нас» (1 Кор. 10:6). Эдвардс использовал эти отрывки для доказательства того, что весь Ветхий Завет предназначен для показа прообразов духовных явлений. Эдвардс также верил в то, что Писание открывает систему прообразов в природе. Когда Иисус объявляет, что Он - свет истинный, и истинный хлеб, и истинная виноградная лоза, Он имеет в виду, что весь свет, все хлеба и все виноградные лозы указывают на свои воплощения в Иисусе. Павел так же говорил о зернах и о весеннем севе, когда в Первом послании к Коринфянам стоял за воскресение телесное. Если бы Бог не заложил в зерна и сев прообразы духовных реальностей, аргументы Павла были бы бессмысленны: «Если бы зерна и сев не имели отношения к воскресению, не могло бы быть аргументов, на которые ссылается апостол, не было бы аргументов за само воскресение, за его неизбежность, за его возможность и вероятность». Писание также предполагает, что человеческие отношения могут являться прообразами духовного мира. В 5-й главе Послания к Ефесянам Павел говорит, что институт брака предложен Богом, чтобы утвердить типологически отношения между Христом и Его Церковью. Павел не имел в виду, что отношения Христа и Церкви могут рассказать что-либо о браке или что брак раскроет нам глаза на Христа и Церковь, но что Бог учредил институт брака между людьми с целью обозначения взаимоотношений в духовном мире. К. Льюис, подобно Эдвардсу, соединил типологическое видение истории и религии. Он использовал принцип вхождения меньшего или низшего в большее или величайшее. Так, кристаллические тела подтверждают многие теоремы планиметрии, но планиметрия не содержит законов, описывающих кристаллические тела; многие законы неорганической химии применимы к организмам, но законы органической химии не применимы к минералам; Монтень уподоблялся котенку, играя с котенком, но котенок никогда не говорил с ним о философии. Везде великое вмещает малое, возможность это сделать - почти тест на величие. Возможно, нам ближе пример нашего человеческого строения. Разум управляет нами и организует материю человеческого тела. Высший разум каким-то мистическим образом контролирует и управляет активностью молекул и атомов и в то же время не может быть отделен от этих молекул. Льюис отмечает, что это чудо сравнимо с чудом божественного воплощения. И то, и другое - неразделимый сплав духа (или разума) и материи. Если мы принимаем раннюю тайну, нет причин не принять и позднейшую. Но наиболее близко к нашему обсуждению то, что Льюис назвал заместительностью (vicariousness). Он настаивал, что это «наиболее подходящая идиома для описания реальности, которую создал Бог». Высшая реальность присутствует более скрыто и менее вещественно на низших уровнях бытия. В природе мы находим знаки («прообразы», сказал бы Эдвардс) божественного. Высшее присутствует в низшем. Льюис пишет: «Изучая науку, мы лишь читаем примечания к поэме; в христианстве мы находим саму поэму». И Эдвардс, и Льюис добавили бы, что в мировых религиях можно найти примечания к поэме христианства. Эдвардс верил в то, что Господь утвердил прообразы истинной религии и даже те религиозные системы, которые в конце концов оказались ложными. Он предположил, что Бог одолел дьявола, используя дьявольски обманчивые религии для того, чтобы учить истине. Например, практика человеческого жертвоприношения появилась в результате дьявольского подражания жертвоприношению животных, которое установил Бог после грехопадения. О необходимости жертвоприношений заявила не природа, это была прямая команда Бога сразу после откровения Завета благодати в Книге Бытие (3:15): «...И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту». Шкуры, которыми Господь прикрыл первых людей (см. Быт. 3:21), были взяты от животных, пожертвованных Богом, который таким об разом научил людей тому, что только праведность Христа, явленная в жертве, способна покрыть их грехи. Эдвардс настаивал на том, что обряд жертвоприношения, типизирующий в Ветхом Завете жертву Христа и существующий во многих языческих культурах, учит необходимости принесения примирительной жертвы для искупления греха. Имитируя этот божественный образ, дьявол учил язычников приносить в жертву людей, даже собственных сыновей. Сатана верил, что он «соблюдает собственный интерес», перехитрив Бога, - но Бог обошел дьявола. Господь допустил этот дьявольский обман, потому что посредством него «дьявол готовил языческий мир к принесению в жертву Иисуса Христа». Точно так же дьявол склонил людей к молению идолам и к мысли о том, что языческие божества связаны со своими изваяниями. Но Бог использовал этот обман в своих целях, для того чтобы приготовить языческий разум к восприятию концепции воплощения, в совершенстве реализованной во Христе: «И такими правдивыми казались языческие доктрины о божествах, связанных со своими изваяниями, языческие мифы о героях, рожденных богами, что требовалась подготовка к восприятию доктрины воплощения, пребывания Божества в человеческом теле и зачатия Сына Божьего в лоне девственницы властью Духа [Божьего]». Таким образом, дважды в истории религии Бог использовал ложные религии для обучения истине, и в каждом случае божественная мудрость легко побеждала дьявольские козни. Практически те ритуалы, которые христиане и иудеи считали отвратительными - человеческие жертвоприношения и моление идолам, были преобразованы божественной волей в педагогические средства, предназначенные для приготовления языческого мира к восприятию истинной религии. В обоих случаях Бог использовал нехристианские религии для указания на христианские истины. Совершенно ясно, что подразумевает типологический взгляд на реальность. Если существует прообраз истинной религии в сердцевине ложных учений и если это «зерно» посажено Богом, тогда откровение Бога существует даже в ложной религии. Откровение может быть скорее туманным, нежели ясным, и скорее неполным, чем полным, но тем не менее оно остается божественным откровением. В этой книге я не затрагиваю вопрос о том, могут ли типологические намеки привести к спасению или даже могут ли язычники понять эти намеки. Фактически в следующем разделе книги я буду утверждать, что непонимание язычниками полного (христианского) значения в религии прообразов резонно с точки зрения теологии. Но в этой главе я хочу отметить, что развитие Эдвардсом концепции прообразов и их воплощения показывает нам путь теологического подтверждения возможности откровения от Бога в религиях вне иудео-христианской традиции. Барт: притчи о Царстве Небесном Джонатан Эдвардс никогда не делал далеко идущих выводов из своих размышлений о религиях. Он верил в то, что откровение в них существует благодаря заимствованиям от евреев и традициям, перешедшим к отцам наций от Адама и Ноя и их потомков. Эти откровения показали, что Бог не оставил язычников в невежестве относительно Божьего пребывания в природе. Но Эдвардс никогда не надеялся на спасение язычников и нигде прямо не предполагал, что христиане могут учиться у язычников. Эдвардс был мыслителем периода Реформации, верившим в откровение Господа вне Церкви Иисуса Христа. Даже Карл Барт, более известный как отрицатель религиозной истины вне христианства, верил, что «вполне реальное откровение существует extra muros eccle- siae [вне стен Церкви]». В «Очерке догматики» он писал: «Мы признаем, что тот факт, что Иисус Христос - единственное Слово Господа, не означает, что в Библии, в Церкви и в мире нет других слов, в своем роде замечательных. Существуют другие источники света совершенно чистого и другие откровения, совершенно реальные (курсив мой. - Дж. М.)». Барт добавлял, что эта возможность приобретает теологический смысл, если мы признаем, что весь мир находится под владычеством Бога, который свободен свидетельствовать о Себе так, как Он того захочет: «Почему бы миру не обладать множеством пророков и апостолов на разных ступенях?» Барт говорил, что эти маленькие источники света или «проблески» не стоит принимать за единый свет истины, но их следует соотносить с окончательным сиянием Христа. Эти истины «кое-чего стоят», и мы должны «взять их на заметку». Существуют притчи о Царстве Небесном вне Heilsgeschichte (истории спасения), которые можно проверить тремя способами. Во- первых, их послания должны находиться в гармонии со всем контекстом библейского послания; во-вторых, они должны соответствовать догмам и Символам веры той или иной церкви; и, в-третьих, они должны приносить плоды, призывающие их носителей к вере и покаянию. Впоследствии толкователь Барта объяснил, что Барт не просто признавал ценность «истин», приходящих помимо религиозного опыта, но и пользовался ими в своих целях. Однако чтобы пользоваться этими концепциями, Барту пришлось сначала «разбить их вдребезги», а потом «собрать по кусочкам» в новую форму. Например, Барт взял идею бытия, которое представлялось грекам безжизненной, инертной сущностью, и пересказал ее в терминах «действующего субъекта», вечно живущего и действующего Бога. Барт также взял современную экзистенциальную идею небытия и пересмотрел ее в терминах библейской идеи хаоса. В связи с этим он отрицал статус небытия как первичной реальности и подчеркивал его злое начало, разрушающее благое творение и угрожающее ему. Очевидно, Барт чувствовал, что «в то время, как мы можем учиться у этих концепций, мы не можем доверять им как адекватно описывающим реальность». Барт даже переработал идею «Я и Ты» теолога Мартина Бубера. Все доктрины, приходящие извне библейского откровения, должны быть критически пересмотрены. Еще раз об откровении в религиях Существует ли откровение в нехристианских религиях? Ранее я доказывал, что это не простой вопрос, но что на само это предположение намекали или ясно указывали известные ортодоксальные христианские теологи. И для меня в моем повествовании настала пора заявить: по крайней мере в нескольких религиях существует откровение от Бога - протооткровение. Я поясню, что я называю протооткровением. Во-первых, я должен сказать, что Писание содержит свидетельства (некоторые из которых я обсудил в третьей главе) о том, что Бог открывал Себя вне Израиля и Церкви. Большинство этих откровений теологи называют общими откровениями - это «те божественные откровения всем, всегда и везде, по которым можно понять, что Бог существует и чему Он подобен». Псалмопевец, например, восклицает: «Небеса проповедуют славу Божию...» (Пс. 18:2). Исайя предсказывает, что весь мир увидит славу Господню, когда Господь вернется в Иудею (см Ис. 40:5). Павел свидетельствует, что все человеческие существа знают Бога, даже когда они игнорируют истину, потому что вечное могущество Бога и божественная природа понятны и видны в вещах, которые Бог явил им (см. Рим. 1:20). Павел также объясняет, что дело закона «написано в сердцах» всех сознательных человеческих существ (см. Рим. 2:14-15), и он особо обращается к тем, кто «не имеет закона», кто, как мы скажем, находится вне Израиля и Церкви. Лука предполагает, что в дарах дождя и пищи и простых человеческих радостях есть частица откровения Бога (см. Деян. 14:17). Поэтому, несмотря на то что некоторыми теологами обсуждается цель общего откровения (вспомните обсуждение идей Барта во второй главе), большинство соглашается с тем, что существует откровение Бога вне Израиля и Церкви. Библейское свидетельство на этот счет совершенно ясно. Более спорным и содержательным является вопрос, пришло ли это откровение хотя бы частично из нехристианских и неиудейских сообществ. Я полагаю, что можно привести следующее библейское свидетельство. Мелхиседек, хананеянский священник, в своей молитве к Богу истинному использовал имя ханаанского божества. Очевидно, что его встреча с Богом состоялась при посредничестве хананеянской религии (хотя бы частичном). Когда Мелхиседек обращается к Богу Авраама как к Эль Элиону (имя ханаанского божества в переводе означает Бог Всевышний), это позволяет предположить, что его понимание трансцендентности Бога получено им или хотя бы оформилось в ханаанитской религиозной традиции. Встреча Иова с Богом и постижение им Бога происходят в языческой земле Уц. Такими же были встречи с Богом Валаама, который, хотя и был обличаем новозаветными писателями как лжепророк, все же был использован Святым Духом для произнесения истинных пророчеств (форма откровения!) об Израиле. Мы не знаем, были ли Эпименид и Арат, два греческих поэта, которых цитирует Павел, проповедуя в Афинах перед слушателями о Боге истинном (см. Деян. 17:28), членами - как бы мы сказали - религиозного сообщества, но они представляют греческую литературную и философскую традицию, познающую первичную реальность. Еще раз подчеркнем, что возможно посредничество различных традиций при донесении религиозной истины. Но когда религиозная истина становится откровением? Другими словами, в чем различие между человеческим озарением и откровением от Бога, особенно если озарение значительно отличается от всего, что доступно в рамках культуры и очевидно соответствует истинам Писания? Библия говорит о высшем разуме, данном Богом (см. Иов. 28; Мф. 11:25; 1 Кор. 2:13). И все же, как писал Джеймс Д. Данн, ни Ветхий Завет, ни Христос четко не разграничивают человеческую мудрость и мудрость, данную Богом, особенно когда обе они, как нам кажется, совпадают. И все же, когда вне Израиля и Церкви появляется знание о Боге, соответствующее христианской вере, теологи обычно говорят, что это знание пришло из общего откровения. Это включает такие ни с чем не сопоставимые феномены, как врожденная нравственность, благодарность за изобилие даров природы, признание роли Господа в истории, озарение о праведной жизни, о вдохновенности пророчеств, снов и видений. Если все это может быть откровением, то трудно себе представить, что религиозная истина, созвучная христианской вере и существенно отличающаяся от общепринятых культурных воззрений, может быть просто человеческим прозрением. Особенно трудно отмести эту истину как просто человеческое прозрение, поскольку разница между человеческим прозрением и истиной, данной Богом, оправдывает, как мне кажется, гносеологического Бога невсеобъемлющего23. Кажется, Бог преподает знание о Себе только в необычных ситуациях. В обычной жизни познаваемая сущность Бога проявляется, по этому определению Бога, только в Его самодостаточности, полностью отделенной от благодати. Вследствие этого создается впечатление, что описываемое нами различение несет в себе ограниченный взгляд на всевластие Бога. Если знание о Боге может быть получено просто человеческим прозрением, то начинает казаться, что Бог здесь вовсе ни при чем. Предполагается, что существует область человеческого знания, в которой человек силой собственного разума делает правильные умозаключения о божественном так, что находит путь к истинному Богу, минуя самого Бога. Кроме того, есть область откровения, в которой картину дополняет Бог, сообщающий о Своей сущности и природе. Очевидно, что Бог в таком случае не является источником и вседержителем бытия и знания: Он не всевластный Господь в истории, а просто деистское божество, случайно вмешавшееся в человеческие дела. Бог тогда - не источник и не основа всего бытия и красоты, не Все- славный, «в котором мы живем и двигаемся, в котором все наше бытие», а случайная движущая сила, которая влияет на нас извне, а мы существуем в собственной автономной среде. Это представление об истинном знании Бога, полученное в человеческом прозрении, как мне кажется, не соответствует библейскому изображению Бога всевластного. Познание сущности истинного Бога возможно только благодаря Самому Богу, причастности к знанию Бога о Себе Самом. Но возвратимся к моему предыдущему вопросу: какое откровение открылось нам, когда пред нами предстала часть сущности истинного Бога? Например, в буддизме махаяны и ин дуистском бхакти проповедуется вариация на тему благодати - идея о том, что люди принимаются божеством скорее по божественной любви, нежели за их собственные заслуги24. В предыдущей главе я предположил, что это не особое откровение, потому что оно не заходит настолько далеко, чтобы открыть путь спасения в Иисусе Христе. Это и не общее откровение, потому что это не идея, очевидно доступная всем человеческим созданиям. Так что же это за откровение? Я бы предположил, что это протооткровение, которое сродни прообразам, найденным Джонатаном Эдвардсом во многих религиях мира, а также «великим историям» и «добрым снам», которые, по наблюдению К. Льюиса, рассеяны в мифах народов мира. Эдвардс предположил, что жертвоприношения животных, существующие почти во всех мировых религиях, были «тенью» или «прообразом» величайшей и окончательной жертвы Иисуса, которая освободила людей от необходимости всех последующих жертвоприношений. Даже в идолопоклонстве и человеческих жертвоприношениях содержится намек на воплощение и принесение в жертву Сына Отцом. Хотя каждая из этих языческих практик отображает божественную реальность в искаженном (иногда чудовищно искаженном) виде, тем не менее в них содержится достаточно истины, правдиво указывающей на триединую сущность Бога. Более того, это не просто человеческие прозрения, но развитие (хотя и искаженное, отрывочное) первичных познаний, дарованных Самим Богом. Слово «прообраз» применимо и для обозначения прообразов Христа, находимых в иудейском завете. Ветхозаветные прообразы открывают Христа неясно, частично и косвенно (но правдиво) тогда, когда имя Христа еще неизвестно. Они содержат развитие божественных указаний, которые иногда смущают и ужасают, как, например, пророчества Осии об истреблении тех, кого сейчас назвали бы невинными жертвами, - женщин и детей. Итак, если прообразы в нехристианских религиях предлагают только отрывочный и частично искаженный подход к божественным реалиям, они напоминают ветхозаветные прообразы, указывающие (иногда смутно) на истину. Это не приравнивает христианские писания, содержащие типологические параллели, к другим писаниям, которые могут содержать подобные прообразы. Библия - это иная категория откровения, если сравнивать его с откровениями других религий, поскольку только она связывает сущего триединого Бога с воплощением в Иисусе из Назарета. Но Библия сама предполагает, что «маленькие светильники» в небиблейских религиях помогают высветить реальности, которые совершенно ясно показывает Свет Мира. В самом деле, как доказывал Эдвардс, предполагается, что мир полон прообразами, указывающими на триединого Бога, так же, как традиционная теология заявляет, что весь мир наполнен общим откровением. Мой тезис состоит в том, что среди религий рассеяны обещания Бога во Христе и что эти обещания являются зернами протооткровения, посаженными триединым Богом. Зачем Бог открывает нам эти прообразы? Если мы признаем, что Бог открывает Свою природу и Свои замыслы вне христианской и иудейской веры, то перед нами встанет вопрос: с какой целью? Зачем Бог делает это? Обычно говорят, что с целью спасения. Возможно, Бог использует откровение, хотя и неполное, для спасения тех, кто едва ли слышал об Иисусе. Как я объяснил в этой книге ранее, многие добросовестные теологи обсуждали такую возможность. Даже Джонатан Эдвардс в XVIII веке пришел к заключению, что Бог мог использовать это «вдохновение», как он назвал его, чтобы заинтересовать людей тем, что Он открыл евреям, и лучше приготовить их к восприятию Евангелия, которое в будущем будет проповедано им. Это «вдохновение», добавлял он, могло быть использовано как «великое благо» для душ тех, кто получает откровение. Другие предположили, что иные откровения - это часть великодушного намерения Господа благословить человеческие существа на время их земной жизни, невзирая на их религиозный выбор. Джозеф ДиНойя пишет, что религии поощряют развитие в обществе духа взаимной поддержки, а Кларк Пиннок утверждает, что они помогают сделать человеческую жизнь более достойной и могут рассматриваться как Божьи дары общей благодати. Бог дает всем не только дождь, и солнце, и пищу, но еще покой и дарует ощущение божественного присутствия. Это не означает, что в религиях не бывает демонических и деструктивных элементов, но лишь показывает, что в сердцевине ошибки содержится истина, которая просвещает и дает надежду. Вероятно, более интересен и близок к нашей дискуссии все же вопрос о том, чем христианам может быть полезно познание этих прообразов. Фрэнсис Клуни свидетельствует, что исследование других вер (некоторых направлений индуизма, в его случае) и обдумывание того, что может оказаться истиной в этих верах, помогло ему более эффективно переформулировать свою собственную христианскую веру. А теолог, которому близко заключение Эдвардса о том, что не существует независимой субстанции, сможет лучше выразить свою теологическую позицию после ознакомления с трудами буддийского мыслителя На- гарджуны, который пришел к тому же заключению. Некоторые ученые доказали, что, увидев истины других религий, христиане вспомнят о лучшем в их собственной вере и будут размышлять об этом лучшем, углубляя его осознание. Например, апофатический25 оттенок буддизма тхеравады может напомнить нам, христианам, о нашем собственном уклонении в сторону антропоморфизма. Это значит, что буддисты признают недостаточность человеческого разума для понимания первичных реальностей нашего собственного бытия - то, что добросовестные христианские теологи тоже признают, но о чем им следует иногда напоминать. Иногда мы видим иллюстрацию христианского принципа в какой-нибудь другой религии. Мартин Лютер Кинг Мл., например, разработал свою философию ненасильственного сопротивления, изучая методы Ганди, на которые, в свою очередь, повлияла Нагорная проповедь. Возможно, Кинг воспринял этот принцип не прямо от Ганди, но Ганди помог ему понять, как этот принцип может быть использован в борьбе за социальные перемены. И для Ганди, и для Кинга ненасилие было не просто стратегией достижения намеченных целей, а воплощением религиозных принципов. В своей новой концептуальной книге Джордж Линдбек пошел дальше, предположив, что христиане могут черпать из других религий истины, ранее им неизвестные. Он доказывает, что нехристианские религии могут содержать глубинные истины, которые не присутствуют изначально в «высших» религиях (для него это христианство), и таким образом могут обогатить их. Следовательно, другие религии могут содержать реалии и истины, о которых христианство на сегодняшний день не знает ничего и которыми может обогатиться. Другие религии могут учить христиан так же, как геоцентристы учили гелиоцентристов определенным вещам, хотя последние знали, что те не правы в суммарной интерпретации собранных сведений. Я бы добавил, что христианская доктрина объективного откровения (завершившегося с окончанием формирования библейского канона) положила пределы способам его толкования. Христианские ортодоксы всегда верили в то, что полное и окончательное откровение Бога выражено во Христе так, как это описано в Новом и Ветхом Завете, поэтому «новые истины» должны быть скорее новым пониманием этого откровения, нежели идеями, приходящими извне того, что уже содержится в этом откровении. Следовательно, откровение в нехристианских религиях может дать христианам новые идеи для лучшего понимания христианского откровения, и может случиться, что эти идеи никогда не обсуждались христианами в течение всей предыдущей истории их Церкви - по крайней мере теми из них, кто оставил письменные свидетельства. Получив откровение бесконечного Бога, мы можем понять его лишь частично. Следует ожидать, что Церковь будет продолжать возрастать в понимании этого откровения, возможно, получаемого помимо традиционного церковного опыта. И все же, если это откровение во Христе - Божье намерение сделать своих людей «подготовленными» (см. 2 Тим. 3:17) - является последним словом Бога в «последние дни сии» (см. Евр. 1:2), то не может быть новых истин, которых бы не содержало (возможно, доселе в скрытом виде) Писание. Поэтому религии могут содержать типологические параллели, которые помогут нам лучше понять христианское откровение, но не откроют нам истин, которые перевернут наше представление о Христе, полученное в Божьем откровении. Истины, которые христиане находят в других религиях, могут быть не всегда очевидными для исповедующих эти религии. Так же, как христиане увидели в иудаизме больше, чем увидели фарисеи, христиане могут увидеть в других религиях вещи, на которые не обращают внимания последователи этих религий. Д'Коста видит в этом следствие божественной и человеческой свободы. Бог остается скрытым даже в откровении, так же, как Он первоначально был не узнан учениками на пути в Еммаус (см. Лк. 24:13-16). Поэтому откровение может существовать в религии в частично или даже в совершенно скрытом виде. Без вмешательства Святого Духа оно может оставаться неочевидным и для исповедующих эту религию, и для людей другой веры. Это относится и к христианской вере, чья теология постоянно развивается, поскольку Святой Дух в течение веков повышает уровень понимания Церковью откровения. Дух за два последних века открыл Церкви евангельское учение о рабстве и о положении женщины - большинство людей Церкви не замечало этого учения в течение первых восемнадцати веков своей истории. Сейчас мы верим в то, что Дух дал Церкви понимание того, что присутствовало в Евангелии, но веками оставалось сокрытым. Нет причины полагать, что нет новых истин и не может быть большего, нежели сегодняшнее, понимания Христа. Необходимость освещения библейского откровения Духом сохраняется, и, возможно, помогут нам в этом освещении прозрения других религий. И, наконец, Дух может использовать религии для побуждения к покаянию и возвещения о суде Божьем. Д'Коста и другие авторы, служившие в миссиях, предупреждают, что приверженцы других религий могут показать христианам, открытым для критики, их слабую приверженность вере. Христиане могут также случайно увидеть или услышать в этих религиях и от этих людей Господа: согласно Д'Косте, в миссионерском служении всегда присутствует момент, когда христианин понимает, что люди, которым проповедуется Евангелие, смутно или явно знают Бога и что здесь христианин может поучиться слышать Слово Божье подобно Петру, услышавшему Слово Божье от язычника Корнилия. Исследовав библейские свидетельства и теологический смысл идеи о том, что христиане могут учиться у приверженцев других религий, в следующей главе я коротко рассмотрю ключевые моменты в истории христианской мысли, когда ведущие христианские мыслители испытывали влияние нехристианской мысли, что помогло им лучше понять христианское откровение. Другими словами, то, что предлагает эта книга, не есть нечто новое, а лишь развитие предложенного нам в самом начале истории.