АНТРОПОЛОГИЯ - СМ. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ БАДЕНСКАЯ ШКОЛА - СМ. НЕОКАНТИАНСТВО

Венский кружок

На нач. 1930-х гг. приходится кульминация деятельности В.к. В 1930 кружок начал выпускать журнал «Ег- kenntnis» и организовал конгресс «Эпистемология точных наук» в Кенигсберге, на котором обсуждались проблемы оснований математики и квантовой механики. Приглашенный профессором в Пражский ун-т Р. Кар- нап организовал вместе с проф. физики Ф. Франком филиал В.к. в Праге. В1935 по инициативе В.к. был проведен конгресс по философии науки в Париже. На его открытии выступил Б. Рассел, в работе приняли участие представители более 20 стран. На конгрессе О. Нейрат предложил издавать «Международную энциклопедию унифицированной науки», которая стала выходить с 1938. Тематике единой науки был посвящен конгресс, организованный В.к. в 1936 в Копенгагене.

Среди основных его тем были проблема причинности и отношения квантовой физики и биологии.

Основное наследие В.к. состоит в разработке логических и аналитических методов исследования языка науки и структуры научного знания, создание исторически первой формы «совр. философии науки», которая и ныне сохраняет свое значение в этом качестве. Работы членов В.к. внесли крупнейший вклад в развитие научно ориентированной философии 20 в. В них была прояснена природа логики и математики, выявлены отношения между логикой и языком, с невиданной до этого в философии строгостью и тщательностью исследованы структура знания, основные методы науки, отношение эмпирии и теории. Вместе с тем в своей установке на построение научной философии, на противостояние различным формам иррационализма и спекулятивной философии («метафизики» в их терминологии) члены В.к.

12

Венский кружок

явились результатом длительного исторического развития человеческого разума <... > Мы продемонстрируем историческое понимание систем прошлого, догмы этих систем нас уже не раздражают. С чистой совестью мы можем восторгаться великими эпохами человечества, обнаруживающими проникновенное стремление к истине как в своих достижениях, так и в своих ошибках».

Лит.: Крафт В. Венский кружок. Возникновение неопозитивизма. М., 2003; Журнал «Erkenntnis» (Познание). Избранное. М., 2006; ШликМ. Поворот в философии // Аналитическая философия. М., 1993; Кам- пиц П. Австрийская философия // Вопросы философии. 1990, № 12.

ТЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ (англ. gender stiudies) - направление междисциплинарных исследований, объектом анализа которых является тендер как социально- культурный феномен. Понятие «гендер» (gender) используется для обозначения различий между мужчинами и женщинами, не сводимых к биологическим и анатомическим различиям, существование которых зафиксировано в понятии «пол» (sex). В г.и. на базе совр. направлений философии и социологии разрабатываются стратегии теоретического и эмпирического анализа (gender analysis) существующих в культуре представлений о мужественности и женственности, жизненных стратегий и положения мужчин и женщин в обществе, а также идеологии и политики, способствующих или препятствующих достижению тендерного равенства.

Г.и. базируются на предпосылке, что все социальные феномены и процессы имеют тендерное измерение. Впервые различение пола и ген дера было сделано антропологами и психологами. В середине 20 в. М. Мид показала, что в описанных ею культурах существуют разные модели отношений мужчин и женщин. М. Мид рассматривала мужскую и женскую роли в семье и обществе как «социальные изобретения», входящие в состав тех важнейших ценностей, наличие которых отличает человеческое общество от животного мира. Антрополог Г. Рубин одной из первых обратила внимание на существование системы пол-гендер и доказывала важность различения биологического и социального пола для объяснения того, как возникают общество и культура. Сам термин гендер был введен психологом Р. Столлером в 1968. Позднее, под влиянием дискуссий, развернувшихся в рамках различных направлений философии и социологии, началось формирование понятийного аппарата и методологии г.и.

Становление г.и. связано с такими традициями и перспективами социально-гуманитарного знания, как марксизм, тпсихоанализ, тструктурализм, феноменология. Однако ключевую роль в возникновении и распространении Г.

Г.И. (gender studies) нельзя отождествлять с феминистскими, или женскими, исследованиями (women studies), институционализация которых происходила в американских университетах в конце 1960-х годов под непосредственным влиянием феминистского движения, или «феминизма второй волны», который перенес акцент с «женского вопроса» на тендерный анализ социальных отношений. В результате центром обсуждения стала критика патриархата как основания культуры, структурно закрепляющего мужское доминирование. Главной задачей феминистских исследований (тФилософия феминизма) стало изучение положения женщин с т. зр. самих женщин и обоснование политической повестки дня, целью которой является борьба против дискриминации женщин. Феминистские исследования ориентированы на критику общества и критику науки. Теоретики этого направления исходили из наличия специфического женского опыта, не схватываемого в понятиях и концепциях существующей на сегодняшний день социально-гуманитарной науки. Последняя подвергалась ими критике за игнорирование женщин. По их мысли, игнорирование женщин и женского опыта в научном рассмотрении обусловлено тем, что оно сфокусировано на сфере публичного, из которой женщины были, как правило, исключены.

В отличие от феминистских (женских) исследований, тендерные исследования обращаются к гораздо более широкому кругу проблем, возникающих как в женском, так и в мужском опыте в различных возрастных, социокультурных, расовых группах. Методология г.и. формируется, гл. о., на основе переосмысления таких социологических концепций как теория половых ролей и социальный конструктивизм.

Теория половых ролей (поло-ролевой подход), которая получила теоретическое обоснование в работах Т. Парсонса, основывается на идее «естественности» и функциональности разделения мужской и женской ролей в семье, логически вытекающих из классических положений структурного функционализма о стабильной семье как важнейшем элементе нормально функционирующего общества. Т. Парсонс исходил из того, что, хотя роль домашней хозяйки остается главной социальной ролью женщины, только баланс «различных, но равных» ролей жены и мужа обеспечивает гармонию, целостность и стабильность семьи, основанной на разделении домашнего труда. Это разделение труда соответствует, по Т. Парсонсу, «экспрессивно-эмоциональной» ориентации женщин и «инструментально- рациональной» ориентации мужчин. Т.о., за пределами подхода Т. Парсонса остается проблема неравенства в распределении властных ресурсов в семье, непосредственно связанная с разграничением тендерных ролей. В то же время основные положения теории половых ролей используются в г.и. для анализа неравенства, обусловленного предписанными традиционными ролями мужчин и женщин. Так, признается, что «теория половых ролей содержит в себе принципы политики реформ», нацеленных на то, чтобы изменить ролевые ожидания, в соответствии с которыми женщина определяется как «помощник и лицо подчиненное», а ее характер - как «пассивный или экспрессивный» (Р. Кон- нелл). Тем самым обосновывается возможность изменения тендерных отношений в частной и публичной сферах. В г.и. подвергается критике статичность и нормативность модели, которая лежит в основе теории половых ролей, а центром анализа становится обусловленное полом неравенство в распределении властных ресурсов. Подобная трансформация одной из базовых социологических концепций обусловлена тем, что в г.и. развивается философско-социологическая традиция критического анализа общества и концептуализируется опыт понимания, объяснения и решения проблем, острота которых еще только начинает осознаваться в совр. мире. Тендерный анализ вскрывает природу отношений между мужчинами и женщинами как отношений социальной асимметрии, тем самым в г.и. ставятся вопросы распределения властных ресурсов, легитимности нормативного социального порядка и обосновывается «гендерно чувствительная» политика, целью которой становится достижение тендерного равенства.

гендерные исследования

В отличие от структурно-функционального анализа, в рамках конструктивистского подхода, опирающегося на работы ТА. Шюца, ТП. Бергера, Т. Лукмана, И. Гофмана, Г. Гарфинкеля, тендер выступает не столько как набор ролей, характеристик или свойств индивидов, сколько как система социальных отношений, конструируемых в ходе повседневных взаимодействий на микроуровне социальной системы. Это подрывает саму основу представлений о «естественном» разделении тендерных ролей, основанном на абсолютизации тендерных различий. В совр. подходах тендер определяется как «понятие изменчивое, фрагментированное, спорное, всякий раз конструируемое заново» (Н. Чодоров). Принципиальным пунктом совр. теорий является акцент на активной природе процесса создания тендерных отношений (doing gender), или о создании и воссоздании различий и тендерных границ (gender boundaries) между женщинами и мужчинами, а также среди женщин и среди мужчин. «Множественность женственности и мужественности - это основополагающий факт тендерных отношений и способ проявления тендерных структур в жизни» (Р. Коннелл).

Понятийный аппарат г.и. находится в стадии разработки и создается на пересечении структурно-функ- ционалистского и конструктивистского подходов. Понятием гендерная (поло-гендерная) система описываются конкретные формы социально организованной сексуальности, а также механизмы и способы их воспроизводства в разных обществах. Доминирующие отношения между полами в обществе, основанные на тендерном разделении труда, т.е. на соотношении оплачиваемой и неоплачиваемой (домашний труд) работы фиксирует понятие гендерный контракт. Исследователи выделяют тендерные контракты домашней хозяйки, работающей матери, профессионально ориентированной женщины, а также контракт равных статусов. Совокупность тендерных контрактов образует гендерный порядок. Этот термин, как и близкое к нему по значению понятие гендерный уклад употребляются для описания и анализа того, как устроены тендерные отношения в различных обществах. Для исследования того, каким образом тендерные отношения встроены в различные сферы общества и социальные институты, применяется термин гендерные режимы; для анализа совокупности стратегий мужчин и женщин в обществе вводится понятие гендерная композиция.

гендерные исследования

Период социальных трансформаций, разворачивающихся в России и других посткоммунистических странах с нач. 1990-х гг., выявил большое количество тендерных проблем, среди которых выделяются гендерные аспекты бедности и социального неравенства, мужская сверхсмертность в трудоспособном возрасте, распространенность насилия на тендерной почве. Исключительная сложность и драматизм этих проблем формируют «вызов» для тендерных исследований и ставят на повестку дня вопрос о концептуализации опыта тендерных отношений в «переходных» обществах и о методологии тендерного анализа посткоммунистических об- ществ. Для тендерных исследований, которые проводятся на этом поле, более всего характерно «блуждание» между фактами и гипотезами, а не ориентация на готовые модели и концептуальные подходы, разработанные на материале других, прежде всего западных, обществ.

В России г.и. как область социально-гуманитарного знания формируются с нач. 1990-х гг. В это время появляются первые гендерные центры и начинается процесс институциализации нового направления в академической науке. Наиболее плодотворный опыт развития тендерных исследований в России связан с включением тендерных курсов в программы вузовского образования, а также с просветительской деятельностью: появлением специализированных журналов и интернет-сайтов, статей в столичной и региональной прессе, а также с начавшимися публичными дискуссиями по проблемам, поставленным в г.и.

Лит.: Гендерные отношения в совр. России. Самара, 2003; Здравомыслова О. М. Семья и общество: тендерное измерение российской трансформации. М., 2003; Пачи П. Гендерные проблемы в странах с переходной экономикой. М., 2003; Темкина О. М., РоткирхА. Советские гендерные контракты и их трансформацій в совр. России // Социс. 2002, № п; Butler J. Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. N. Y., 1999; De Beauvoir S. The Second Sex. N. Y., 1989; Connell R. W. Gender and Power. Society, the Person and Sexual Politics. Cambridge, 1987; Chodorow N. The Power of Feeling: Personal Meaning in Psychoanalysis, Gender, and Culture. New Haven, 1999; Gilligan C. In a Different Voice. Phsy- chological Theory and Women's Development. Cambridge (MA), 1982; FoucaultM. History of Sexuality: An Introduction. L., 1990; Scott J. Gender: A Useful Category of Historical Analysis // Gender and the Politics of History. N. Y., 1988; Rubin G. The Traffic in Women: Notes on the 'Political Economy' of Sex // Reiter R. (Ed.) Toward an Anthropology of Women. N. Y., 1975; Potuchek J. L. Who supports the Family. Stanford, 1997; Lorber J., Farrell S. A. (Eds.) The Social Construction of Gender. Sage Publication, 1991.

ГЕРМЕНЕВТИКА - в Средние века так называлась теория и практика истолкования сакральных текстов. Впоследствии эта практика («искусство понимания») была распространена на светские тексты. В 20 в. г. развивается в двух направлениях: как теория и методология интерпретации текстов и как философское направление. Представители первого подхода категорически возражают против превращения г. в философию и, опираясь на положения классиков герменевтической традиции (Ф. ACT, Ф. Шлейермахер, А. Бек, В. Дильтей), занимаются разработкой правил и процедур корректного истолкования литературных памятников. Наиболее полное выражение эта позиция нашла в труде итальянского историка права Эмилио Бетти. Сторонники Э. Бетти в литературоведении (Е. Д. Хирш, Т. Зее- бом и др.) скептически настроены по отношению к любым попыткам отклониться с пути г. как науки, усматривая в таком отклонении опасность субъективизма и релятивизма.

Приверженцы и того, и другого подходов апеллируют к одним и тем же источникам, прежде всего к работам Ф. Шлейермахера и В. Дильтея. Однако философский потенциал, заключенный в сочинениях этих авторов, открылся благодаря ТМ. Хайдеггеру. Именно под влиянием «герменевтики фактичности», развитой М. Хайдеггером в «Бытии и времени» (1927), последователи В. Дильтея (Г. Миш, Й. Вах и др.) заново обратились к его работам и поместили его мысль в контекст актуальных дискуссий. Последние вращаются вокруг двух проблем: тисторизма и тпсихологизма.

Если у В. Дильтея Г. замышлялась как посредник между философией и историей, то в проекте философской г., развиваемом ТГ.-Г. Гадамером, центр тяжести перемещается из методологической в феноменологическую плоскость; дильтеевский подход рассматривается в результате как неудовлетворительный. Манфред Франк (р. 1945) идет в этом направлении еще дальше, заостряя предложенное Г.-Г. Гадамером противопоставление традиции В. Дильтея традиции Ф. Шлейермахера и эксплицируя герменевтическую теорию Ф. Шлейермахера как заключающую в себе две альтернативы - герменевтическую и структуральную. Положения такой г. должны, по М. Франку, послужить синтезу двух непримиримых позиций - экзистенциально-феноменологической и структуралистской.

герменевтика

Возможность превращения г. в философию заложена феноменологией. В противовес классической гносеологии с характерной для нее субъект-объектной дихотомией, ТЭ. Гуссерль показал, что сознание предмета и предмет сознания неотделимы друг от друга. Первичной реальностью в феноменологии выступает не «сознание», «мышление», «дух», с одной стороны, и «природа», или «материя», с другой стороны, а ^жизненный мир» (Lebenswelt), с самого начала предпосланный субъект-объектному членению. Сознание предстает в феноменологии как поле значений или смыслов - тем самым открывается возможность интерпретации, а значит возможность г. Однако г. в рамках учения самого Э. Гуссерля, строго говоря, невозможна, поскольку интерпретация у него вторична по отношению к рефлексии. С т. зр. гуссерлевской феноменологии сознание для истолкования своих собственных содержаний нуждается лишь в обращении на самое себя; смыслы, получаемые в результате феноменологической редукции, суть, в конечном итоге, корреляты тинтенциональ- ности. У М. Хайдеггера периода «Бытия и времени» г. выступает как радикализация феноменологического подхода. Задача последней, по М. Хайдеггеру, - способствовать постановке вопроса в онтологическом плане, т.е. спрашивать не об условиях мыслимости сущего, но об условиях его тбытия. Феноменология должна превратиться из исследования процесса смыслопорожде- ния (конституирования сознанием значений, или смыслов) в исследование условий возможности онтологической постановки вопроса - вопроса о смысле бытия. Но поскольку такой вопрос может быть поставлен только исходя из особого места в бытии, каким является человеческое бытие (TDasein), постольку феноменология должна стать онтологическим исследованием человеческого бытия - г., т.о., есть феноменология человеческого бытия. Она выявляет онтологические параметры человеческого бытия, т.е. те условия, благодаря которым человеческое существование может быть тем, что оно есть. Эти условия суть фундаментальные определения Dasein, его «экзистенциалы». К ним относятся «положенность» (Befindlichkeit) и '«понимание» (Verstehen). Dasein определено прежде всего не мышлением, а фактом своего присутствия в мире. Бытие всегда предпослано мышлению о нем. Акту сознания, в котором субъект противополагает себя объекту, предшествует изначальная вовлеченность мыслящего в то, что им мыслится, он всегда «пред-находит» себя в определенном «месте» или «ситуации». Способ, каким осуществляется это нахождение, есть понимание. Понимание реализуется через истолкование, интерпретацию. Поэтому человеческое бытие изначально «герме- невтично». Истолковывающее понимание, или понимающее толкование, - основной модус, каким оно только и может осуществляться. Поворот от трансцендентальной феноменологии к герменевтической имел решающее значение для становления г. как философской доктрины. Основным вопросом для г. становится вопрос не об условиях, при которых познающий субъект может нечто понять, а о том, как устроено то сущее, бытие которого состоит в понимании. Из этого вытекает ряд принципиальных следствий. Во-первых, превращение г. из методологии понимания в его онтологию, во-вторых, отказ от феноменологического подхода к сознанию как самодостаточному и беспредпосылочно- му, способному к непосредственному усмотрению механизма своего функционирования, противопоставление самопрозрачному сознанию феноменологии непрозрачного бытия понимания, в дальнейшем - бытия языка; в-третьих, ограничение принципа рефлексии принципом интерпретации. Поскольку человеческое бытие есть всегда «бытие-в-мире», постольку мир с самого начала «пред-истолкован». Реальность, на которую направлено познавательное усилие субъекта, есть всегда проинтерпретированная, т.е. определенным способом освоенная, реальность. Эти следствия из герменевтической феноменологии М. Хайдеггера и выводит Г.-Г. Гадамер, разрабатывая концепцию философской г. Исходный пункт философской г. - онтологический характер Герменевтического круга. Отсюда следует тезис о принципиальной открытости истолкования (его процесс, по Г.-Г. Гадамеру, никогда не может быть полностью завершенным), а также о неотделимости понимания текста от самопонимания интерпретатора.

Текст должен быть понят в его притязании на истинность. Его нельзя рассматривать лишь как продукт чьей-то субъективности или как историческое явление. Интерпретатор должен направить свои усилия не на эмпатическое проникновение в авторскую субъективность, а на уразумение того «предмета», или «сути дела» (Sache, Sachlichkeit), о которых говорит текст, с серьезностью отнестись к несомому им сообщению. Герменевтическая философия появилась, т.о., в результате усилий по решению проблем, поставленных В. Дильтеем и его школой. В качестве попытки решения проблемы психологизма можно рассматривать уже «герменевтику фактичности» М. Хайдеггера. Равным образом преодолению психологизма должна служить разрабатываемая М. Хайдеггером и Г.-Г. Гадамером г. языка, где язык выступает как место (само)раскрытия истины бытия. В контекст проблематики историзма следует поместить хайдеггеровскую концепцию историчности и гадамеровскую концепцию «действенно- исторического сознания» (wirkungsgeschichtliches Bewusstsein). Тезис же г. о «предметности» - ответ на поставленный В. Дильтеем вопрос о необходимости преодоления дихотомии между релятивным характером духовно-исторических феноменов и общезначимостью их смыслового содержания.

герменевтика

Положения гадамеровской г. оказали значительное влияние на представителей литературоведения (т.н. «литературная г.», разрабатываемая Гансом-Робертом Яуссом, Вольфгангом Изером и др.), рецептивной эстетики (Р. Варнинг), а также искусствоведения (Э. Штай- гер и др.). К проблематике Г. интенсивно обращаются представители неомарксистской критической теории. 'К.-О. Апель ставит г. на службу философского синтеза, долженствующего слить воедино «философию анализа» с «философией существования», линию ТЛ. Витгенштейна с линией М. Хайдеггера. Он прибегает к г. как к средству анализа «априорных условий коммуникации», реставрируя отвергнутый М. Хайдеггером и Г.-Г. Гадамером Трансцендентализм. В направлении ограничения притязаний философской г.на универсальность разрабатывает герменевтическую проблематику ТЮ. Хабермас. Он отстаивает эффективность рефлексии в понимании и подчеркивает рационально-критический момент герменевтического познания, полемизируя с гадамеровским положением об определенности понимания традицией. Широкий резонанс, который получила полемика между Г.-Г. Гадамером и Ю. Хабермасом, был одной из причин «герменевтического бума» 1970-х, докатившегося в 1980-е гг. до Америки. Для Ю. Хабер- маса г. - инструмент критики «ложного сознания» и извращенных форм коммуникации. Как для К.-О. Апеля г. - только аспект «трансцендентальной прагматики», так и для Ю. Хабермаса она - лишь интегративный момент «теории коммуникативного действия».

Философской г. в строгом смысле слова может быть названа концепция ТП. Рикера, сосредоточивающего внимание на гносеологической стороне г., отодвинутой на второй план Г.-Г. Гадамером. П. Рикер стремится вывести «эпистемологические следствия» из онтологии понимания М. Хайдеггера и тем самым показать значимость г. для теории познания. Всякое понимание, по П. Рикеру, опосредовано знаками и символами (позднее в этот ряд включаются «тексты»). Понимание и объяснение не противоположны друг другу, а взаимозависимы. г., следовательно, нуждается в дополнении структурно-семиотическим анализом. Другая важная черта герменевтической философии П. Рикера - внимание к методологической функции г. Условия возможности понимания могут быть, по П. Рикеру, эксплицированы на трех уровнях - семантическом, рефлексивном и экзистенциальном. Семантический уровень - исследование значений знаково-символических образований с помощью таких учений, как тпсихоанализ (называемый П. Рикером «семантикой желания»), «философия значения» Л. Витгенштейна и его последователей, экзегетика Р. Бультмана и его последователей. Поскольку понимание многозначных высказываний есть одновременно и момент самопонимания, постольку оно нуждается в разработке на рефлексивном уровне. Но рефлектирующий субъект не есть чистое ego - задолго до своего самополагания в акте рефлексии он уже положен как экзистирующий; «онтология» понимания с самого начала встроена в его «методологию». За конфликтом интерпретаций кроется различие способов экзистенции. Поэтому единой и единственной теории интерпретации быть не может. Вместе с тем П. Рикер критикует Г.-Г. Гадамера за отрыв «истины» от «метода» и отказ обсуждать вопрос о корректности интерпретации. То, что П. Рикер называет философской г., - это критический анализ всех возможных методов интерпретации - от психоанализа и тструктурализма до религиозной феноменологии. Г. «воссоздания смысла» (М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер, Р. Бультман) не будет полной без г. «дешифровки» или «разоблачения» (психоанализ, структурно-семиотический анализ, «критика идеологии»). Задача философской г. - четко очертить сферы применимости различных методов интерпретации или, как их называет П. Рикер, «герменевтических систем». Определенную роль в росте философской популярности г. в Европе и Америке сыграли Э. Корет (Австрия), Д. Хой, Р. Бернштейн (США), Ж. Гронден (Канада). В ответ на экспансию тпостструктурализма европейские авторы предпринимают не вполне корректные попытки представить в качестве г. вышедшую из постструктурализма реконструкцию и другие связанные со структурализмом методики интерпретации.

Лит.: Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике I. М., 2002; Гайденко П. П. М. Хайдеггер и философская герменевтика // Новые течения философии в ФРГ. М., 1986; Михайлов А. А. Совр. философская герменевтика. Минск, 1986; Малахов В. С. Философская герменевтика Ганса-Георга Гадамера //Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991; Coreth Е. Grund- fragen der Hermeneutik: Ein philosophischer Beitrag. Freiburg i. Br. etc., 1969; Szondi P. Einfuhrung in die lite- rarische Hermeneutik. Fr./M., 1975; Texthermeneutik: Aktualitat, Geschichte, Kritik. Paderborn, 1979; Herme- neutics and Modern Philosophy. N. Y., 1986.

КОГНИТИВНАЯ НАУКА (англ. cognitive science) - область междисциплинарных исследований, изучающая познавательные структуры человека и различные формы знания. Эта направление объединяет тэпистемологию (аналитического и эволюционного типа), тфилософию сознания, когнитивную психологию, теорию информации, исследования в области искусственного интеллекта, лингвистику, нейрофизиологию. Возникновение и развитие к.н. было вызвано целым рядом факторов. Ее основания были заложены в исследованиях в теории информации и кибернетике (К. Шеннон, Н. Винер) в первых работах по математическому моделированию мышления (А. Тьюринг, К. Лешли и др), которые затем получили бурное развитие в связи с компьютерной революцией и программами создания искусственного интеллекта. В 1960-е гг. сформировалась когнитивная психология, рассматривающая человека как существо, активно воспринимающего, перерабатывающего и синтезирующего информацию, руководствующегося в своей мыслительной деятельности определенными когнитивными схемами, правилами и стратегиями. При этом исследования исходили из уподобления мышления человека тем процессам переработки информации, которые протекают в вычислительном устройстве («компьютерная метафора»). Значительное влияние на развитие когнитивного подхода оказали работы в области структурной лингвистики, в частности, разработки ТН. Хомского в области трансформационных грамматик. В последние десятилетия, опираясь на результаты нейрофизиологии, исследователи строят более сложные «нейрокомпьютерные» модели, позволяющие осуществлять параллельную переработку информации, что более соответствует когнитивной системе человека, чем обычные цифровые компьютеры. Когнитивный подход широко использует достижения логики, аналитической эпистемологии и философии сознания, в свою очередь стимулируя их развитие. Наряду с этим распространено мнение, что по мере своего развития К. н. потеснит традиционную теорию познания или даже займет ее место.

Лит.: Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. М., 1981; Солсо Р. Когнитивная психология. М., 1995; Баксанский О.Е. Когнитивные науки: междисциплинарный подход. М., 2003; Pylyshyn Z. Computation and Cognition: Towards a Foundation for Cognitive Science. Cambridge, MA. 1984; Thagard P. Mind: Introduction to Cognitive Science. Cambridge, 1996.

коммунитАРИзм (англ. communitarianism, от англ. community - сообщество) - (і) общественное движение, зародившееся в 1990-е гг. в США и подчеркивающее значение общих ценностей и интерсубъективных форм морально-практической жизни для благосостояния и процветания общества; (2) одно из влиятельных направлений в совр. англоязычной 'политической философии. Возникновение к. как направления политической фи лософии в США в 1980-х гг. не было непосредственно связано с практикой коммунитаристского движения; скорее к. в политической философии появляется как результат критики либерального индивидуализма, исходившей от академических кругов. Решающую роль в появлении к. как направления совр. политической философии сыграли четыре работы англоязычных философов, опубликованные в начале 1980-х гг. Это «Либерализм и границы справедливости» (1982) Майкла Сэн- дела, «После добродетели: Исследование по моральной теории» (1981) ТА. Макинтайра, «Сферы справедливости: Защита плюрализма и равенства» (1983) ТМ. Уол- цера, а также цикл работ канадского философа ТЧ. Тейлора по философским проблемам гуманитарных наук, собранных в его сборнике статей «Философия и гуманитарные науки» (1985). Приняв первоначально форму критики характерных для политической и морально- практической философии либерализма подходов к истолкованию человеческой индивидуальности и общества, эти работы в последующем послужили теоретической основой для формирования нового направления в политической философии. Общим для всех этих работ было то, что содержавшиеся в них критические аргументы были направлены против одного теоретического противника - либерального эгалитаризма 'Дж. Ролза и ТР. Дворкина, главной отличительной чертой которого является утверждение приоритета 'справедливости перед всеми прочими политическими добродетелями, а также принцип нейтральности справедливости по отношению к соперничающим концепциям тблага. Несмотря на то что ведущие критики теоретических основ философии либерализма никогда не ассоциировали себя с коммунитаристским движением и не претендовали на создание новой «большой теории», которая могла бы на равных соперничать с либеральной доктриной, в их работах содержался целый спектр важных и весьма близких по духу теоретических аргументов, направленных против либерализма и свойственной ему недооценки роли сообществ и интерсубъективных ('Интерсубъективность) форм существования в морально-практической и политической жизни людей. Благодаря этому споры между сторонниками либеральных взглядов и их критиками были довольно быстро объявлены «спорами между либералами и коммунитаристами». Они заняли одно из центральных мест в англоязычной политической философии 1980-х гг. Кроме того, эти дискуссии оказали серьезное воздействие на развитие других школ и течений политической и моральной философии в англоязычном мире, а также в ряде европейских стран, в частности в ФРГ.

В центре споров между либералами и коммунитаристами находилось либеральное понимание человеческой индивидуальности, общества и рациональности. При всей проблематичности утверждений о существовании целостного либерального мировоззрения фило- софы-коммунитаристы считали, что можно выделить ряд базисных философских и антропологических предпосылок, лежащих в основе политической философии совр. либерализма. Либерально-индивидуалистические политические концепции в качестве отправной точки своих теоретических построений берут обычно изолированных индивидов, наделенных основополагающими правами и действующих целерационально. Иными словами, в качестве своей основы они предполагают антропологический «атомизм» в плоскости теории и методологический индивидуализм в плоскости метода, а также инструменталистскую ('Инструментализм) концепцию рациональности. Они стремятся вывести право политических институтов на существование из договорных отношений, истолковывая их как результат рациональных соглашений между автономными и преследующими свои частные интересы индивидами. При этом договор между рационально действующими субъектами рассматривается не как средство объяснения происхождения политических институтов, но как средство их легитимации ('Легитимность). Иными словами, политические институты считаются законными, если их можно представить как результат договора между свободными и равными индивидами. Свобода в рамках этого либерально-индивидуалистического комплекса идей понимается как «негативная свобода», т.е. как право индивида делать то, что он хочет, и отсутствие внешних препятствий для этого. Минималистское определение человека как индивида, наделенного свободой воли и моральной ответственностью, характерное для либеральной политической традиции, находит свое отражение в свойственном этой традиции минималистском определении свободы, равенства, права и справедливости. Под свободой здесь обычно понимается отсутствие вмешательства в частную жизнь индивидов со стороны правительства и общества, под равенством - формальное равноправие, т.е. принцип равенства всех граждан перед законом, под правом - способность индивида распоряжаться собой, а под справедливостью - те результаты, что приносятся рын- ком. В эгалитарном либерализме Дж. Ролза и Р. Двор- кина эти базисные установки либерализма были дополнены и скорректированы тезисом о том, что главной задачей совр. правительства является защита и справедливое распределение свобод и экономических ресурсов, в которых индивиды нуждаются для того, чтобы вести свободно избранный ими образ жизни. Согласно Дж. Ролзу, первичные социальные блага должны распределяться между гражданами поровну, если только их неравное распределение не способствует благу наименее преуспевших членов общества. Подобное эгалитарное понимание справедливости, по Дж. Ролзу, в наибольшей степени соответствует практике совр. либеральных демократий.

Именно эти базисные предпосылки политической философии совр. либерализма и становятся главным объектом критики со стороны философов-коммунита- ристов. В противоположность либеральным политическим концепциям, коммунитаристские концепции основываются на отвержении не только атомистической и минималистской антропологической концепции изолированного индивида, но и на отвержении индивидуалистического понятия «негативной» свободы. Они ставят под вопрос саму антропологическую посылку совр. либерального индивидуализма с его концепцией изолированного индивида, существующего до и помимо общества, который, не будучи конституирован в качестве индивида в рамках определенной и разделяемой им с другими индивидами интерсубъективной формы жизни, берется либералами за отправную точку для построения политической теории. Напротив, согласно коммунитаристам, люди по существу своему всегда являются социальными существами, индивидуальная и коллективная 'идентичность которых определяется культурой, историей и традициями того общества, в котором они выросли и были воспитаны. Поэтому, к примеру, свобода в понимании коммунита- ристов всегда является коллективистским и социальным, а вовсе не сугубо индивидуальным явлением; она понимается как укорененная в институциональном пространстве общества, т.е. в его структурах, институтах и практиках. Иначе понимается в политической философии к. и проблема рациональности. Рациональность мыслится философами-коммунитаристами прежде всего как коммуникативная ('Коммуникация) рациональность и также понимается ими как коллективное явление, поскольку она укоренена в интерсубъективно разделяемых формах жизни и предполагает общие формы понимания, в т.ч. и понимания общего блага.

На этом основании философы-коммунитаристы потребовали поставить на первый план в совр. политической философии проблему сообщества, а не свободы или равенства. При этом они утверждали, что проблеме сообщества не уделяется достаточно внимания ни в либеральных теориях справедливости, ни в публичной

культуре либеральных обществ. Поэтому философы- коммунитаристы критикуют узкий индивидуализм, легализм и нормативизм политической философии «нового либерализма» и ратуют за создание новой философии общественной, публичной жизни. В отличие от либералов, придерживающихся концепции «нейтрального» в ценностном и мировоззренческом отношении государства, философы-коммунитаристы (исключением в данном случае является А. Макинтайр) полагают, что государство должно поощрять определенную идею общего блага, что, в свою очередь, будет способствовать социальной сплоченности совр. либерально-демократических обществ. При этом в противоположность либералам философы-коммунитаристы понимают под «общим благом» субстанциальную концепцию благой жизни, определяющую образ жизни общества. Именно это общее благо призвано определять стандарты, с которыми должны сообразовываться предпочтения отдельных индивидов. Публичное преследование членами общества общих целей, определяемых концепцией общего блага, исключает требование нейтральности со стороны государства. Т.о., государство в понимании философов-коммунитаристов - это не «нейтральное» государство либералов, но государство, проводящее «политику общего блага», которая, в свою очередь, предполагает избирательный подход к концепциям человеческого блага и основанным на них образам жизни. Дискуссия между либералами и коммунитаристами складывалась из нескольких важных эпизодов. Начало спорам было положено книгой М. Сэндела «Либерализм и границы справедливости» (1982), в которой он подверг развернутой критике понятие лишенного всякого социального и культурного контекста человеческого Я, служившее краеугольным камнем теории справедливости Дж. Ролза. М. Сэндел полагает, что либерализм Дж. Ролза и Р. Дворкина принадлежит к традиции «де- онтологического либерализма», которая утверждает приоритет права над благом и считает, что общество лучше всего устроено тогда, когда оно подчиняется принципам, не предполагающим к.-л. конкретных представлений о благе. Тем не менее эгалитарный либерализм Дж. Ролза и Р. Дворкина никоим образом не является беспредпосылочным; в его основе лежит вполне определенное представление о человеческой личности. Эта либеральная концепция личности усматривает в ней субъекта, изолированного от всякого социального контекста и не обремененного к.-л. жизненно важными интересами и привязанностями. Как право предшествует благу, так и субъект с его способностью делать выбор предшествует своим целям и привязанностям. В результате в либерализме принципы справедливости становятся предметом человеческого конструирования, а представления о благе - предметом индивидуального выбора. М. Сэндел считает подобную либеральную трактовку личности как автономного субъекта, а ее целей и идентичности как предмета личного выбора совершенно неадекватной и в теоретическом, и в социально-практическом смысле. Подобная асоциальная и индивидуалистическая концепция человеческой личности представляет собой карикатуру на действительные условия человеческого существования и не позволяет дать удовлетворительное объяснение базисным чертам нашего морального опыта. Она не учитывает то важное обстоятельство, что человеческая личность определяется существующими социальными практиками и формами жизни, в которые она включена с самого своего рождения и многие из которых не являются и не могут являться предметом ее личного выбора. Поэтому в действительности в обществе самоопределение личности осуществляется в рамках исполняемых ею социальных ролей, а вовсе не безотносительно к ним. По мнению М. Сэндела, подобная либеральная трактовка человеческой личности ведет к искаженному восприятию нашего морального опыта и способна крайне пагубно сказаться на политической жизни совр. обществ.

Известный канадский философ Ч. Тейлор критикует философские предпосылки либерализма. В своих работах он подчеркивает, что либеральный индивидуализм и к. придерживаются противоположных антропологических и методологических представлений. Ч. Тейлор опровергает теорию общественного договора, являющуюся одним из стержневых принципов политической философии Модерна, в основе которой лежит атомистический образ человека как существа, способного самостоятельно и безотносительно к каким-либо социальным узам достигать своих целей и обладать основополагающими правами. Этой атомистическо-индивиду- алистической концепции человека он противопоставляет концепцию человека как социального существа. Ч. Тейлор подчеркивает, что одинокая жизнь человека вне того или иного сообщества невозможна. По его мнению, человек в принципе не может быть моральным субъектом вне и помимо к.-л. языкового сообщества и независимо от общих представлений о добре и зле, справедливом и несправедливом. Более того, либеральный индивидуализм имеет свои собственные исторические и социальные предпосылки; он мог появиться только в совр. мире. Классическая политическая теория, начиная с Аристотеля, концептуализировала человека как общественное существо, неспособное жить и наслаждаться благой жизнью вне политического сообщества. Только начиная с Т. Гоббса в западном мире возобладало иное представление о человеке как о самодостаточном и асоциальном индивиде, от рождения наделенном естественными правами, главным из которых является право на жизнь. За последние три столетия эти атомистические способы мышления, инициированные как политической философией Модерна,

так и новой наукой о природе, набрали такую силу, что превратились в догму здравого смысла.

Ч. Тейлор считает глубоким заблуждением тезис либералов о том, что в обществе существуют только отдельные индивиды, наделенные основополагающими правами и обладающие своими собственными стремлениями, желаниями и жизненными проектами. По его мнению, человеческие судьбы всегда разворачиваются в контексте тех или иных конкретных сообществ, т.е. в рамках тех общих социальных уз и привязанностей, которые делают возможным взаимное признание индивидов. Сами по себе индивиды не имеют никаких прав; для того, чтобы вообще можно было говорить о правах, необходимо существование определенных социальных отношений, которые только и делают возможным обладание к.-л. правами. Эти права не являются безусловными, но имеют в качестве своей предпосылки «the obligation to belong» - «обязательство принадлежать» (Ч. Тейлор) к определенным интерсубъективным формам жизни.

На этом основании Ч. Тейлор защищает свой «социальный тезис», согласно которому право на обладание правами и обязательства перед сообществом имеют одинаковый статус. Идентичность человека как свободного и автономного индивида может быть выработана только в рамках вполне определенных интерсубъективных форм жизни при наличии соответствующих социальных и институциональных предпосылок. Иными словами, Ч. Тейлор утверждает, что свободный и равноправный западный индивид может быть тем, кем он является, только благодаря тому обществу и цивилизации, к которым он принадлежит. Однако коль скоро реализация нашей свободы зависит отчасти и от общества, к которому мы принадлежим, мы можем располагать полнокровной свободой только в том случае, если принимаем активное участие в его жизни. Поэтому Ч. Тейлор особо подчеркивает значение участия граждан в самоуправлении как важнейшем проявлении гражданской свободы в совр. мире.

Важный импульс дискуссиям между либералами и коммунитаристами придала публикация книги А. Мак- интайра «После добродетели». Согласно А. Макинтайру, теоретической и мировоззренческой основой политической и моральной философии либерализма является проект Просвещения, направленный на рациональное обоснование норм морали при помощи претендующего на универсальную значимость разума. Его составляющими являются определенное понимание природы человека, моральных идеалов, которые ему надлежит реализовать в соответствии со своей природой, а также инструментальная концепция рациональности, которая видит в практическом разуме прежде всего условие для расчета средств, необходимых для достижения избранных индивидами моральных целей. А. Макинтайр считает, что этот проект был изначально обречен на

неудачу в силу того, что в нем отсутствовала еще одна важнейшая составляющая - понимание человеческой природы такой, какой она должна была бы стать, если бы человек реализовал свое истинное предназначение. По словам А. Макинтайра, крах проекта рационального обоснования морали приводит к тому, что в совр. либеральном обществе и культуре моральные дискуссии понимаются как столкновение несоизмеримых т. зр., а моральные предпочтения - как следствие произвольных актов выбора, лишенных рационального обоснования. В результате совр. либерализм опирается на хаотичную и бессвязную систему этических представлений и норм, не позволяющих ему создать к.-л. последовательную теорию человеческого блага и добродетелей, необходимых для его достижения.

Значимый вклад в спор между либералами и комму- нитаристами был внесен также работами М. Уолцера. Он полагает, что поиск универсальной теории справедливости, которым озабочены либеральные теоретики, в принципе лишен всякого смысла. Представления о справедливости всегда имеют контекстуальный характер; нет иной перспективы взгляда на справедливость, кроме перспективы того или иного конкретного сообщества. Поэтому единственный способ определить требования справедливости заключается в том, чтобы выяснить, какое значение каждое конкретное сообщество придает тем или иным социальным благам. Общество является справедливым, если оно действует в соответствии с представлениями о справедливости, характерными для его членов и воплощенными в его структурах, институтах, практике и традициях. Поэтому проблема определения принципов справедливости - это проблема их смыслопонимающей интерпретации, а не философского конструирования. В частности, М. Уолцер считает, что характерное для американского общества понимание справедливости требует модели «сложного равенства», т.е. такой системы распределения социальных благ, которая была бы нацелена не на их уравнительную раздачу, но на проведение специфической политики «общего блага», благодаря которой неравенства в одной сфере жизни общества (напр., богатство) не оказывали бы деформирующего влияния на положение в других сферах жизни общества (к примеру, на доступ к качественному образованию и медицинскому обслуживанию или на распределение политической власти и т.д.). При этом, однако, М. Уолцер соглашается с тем, что другие общества могут иметь иные представления о справедливости, а в некоторых обществах, напр. построенных по кастовому принципу, справедливость подразумевает практически неограниченное неравенство в правах и социальных благах. Т.о., подход М. Уолцера к проблеме справедливости представляет собой разновидность культурного 'релятивизма.

Возникнув первоначально в форме критики атомистического индивидуализма, лежащего в основе либеральных политических теорий, политическая философия к. в 1990-е гг. становится одним из самых влиятельных направлений совр. политической мысли. Критика либерального индивидуализма со стороны философов-коммунитаристов была направлена на внесение необходимых поправок в это господствующее течение совр. политической философии. Не стремясь его преодолеть или упразднить, они пытались путем рефлексивного осмысления теоретических и социальных предпосылок «нового либерализма» указать на его ограниченность, а также предложить средства, с помощью которых можно было бы преодолеть негативные побочные следствия, вызванные процессами эмансипации и индивидуализации в обществах позднего Модерна. Полемика между либералами и коммунитаристами способствовала также оформлению новой версии политической философии либерализма, получившей название «политического либерализма», что нашло свое выражение прежде всего в одноименной книге Дж. Ролза.

Лит.: МакинтайрА. После добродетели. М., 2000; Совр. либерализм: Ролз, Берлин, Дворкин, Кимлика, Сэндел, Тейлор, Уолдрон. М., 1998; Bell D. Communita- rianism and Its Critics. Oxford, 1993; Kymlicka W. Contemporary Political Philosophy: An Introduction. Oxford, 2004 (2 ed.); Mulhall S., Swift A. Liberals and Communitarians. Oxford, 1996 (2 ed.); Reese-Schafer W. Kommuni- tarismus. Fr./M., N. Y., 2001; RawlsJ. Political Liberalism. N. Y., 1993; Sandel M. Liberalism and the Limits of Justice. Cambridge, 1982; Taylor Ch. Philosophical Papers. Vol. II: Philosophy and Human Sciences. Cambridge (MA), 1985; Taylor Ch. Sources of the Self: The Making of Modern Identity. Cambridge (MA), 1989; WalzerM. Spheres of Justice: A Defence of Pluralism and Equality. Oxford, 1983; Walzer M. Thick and Thin. Notre-Dame, 1994.

КОНСТРУКТИВИЗМ - направление в 'теории познания, ориентированное на использование в философии достижений науки, прежде всего биологии, нейрофизиологии, кибернетики, а также лингвистики и социологии. Представители к. опираются на труды англ. логика и математика Джорджа Спенсера-Брауна, австро-амер. физика Хайнца фон Ферстера, амер. психологов и лингвистов Эрнста фон Глазерсфельда, Грегори Бэйт- сона, Поля Вацлавика, чилийских биологов Франциско Варелы и Умберто Матураны, нем. нейрофизиолога Герхарда Рота. В рамках т.н. радикального к. все большее влияние получает направление, опирающееся на идеи ТН. Лумана.

От радикального к., оспаривающего саму возможность познания объективной реальности, редуцированную к бесчисленным субъективным реальностям человеческих сознаний, отличают его мягкую версию. Это так называемый эрлангский конструктивизм, апеллирующий к объективности языка и стремящийся преодолеть «наивное обнаружение мира» через конструи- рование специальных языковых и научных методик. Сторонники этого направления опираются на идеи Гуго Динглера и Пауля Лоренцена. В наст, время оно представлено «школой Констанца» (Йорген Миттель- штрасс, Фридрих Камбартель), «диалогическим» или «философско-антропологическим» конструктивизмом (Куно Лоренц, Вильгельм Камла), «методическим куль- турализмом» (Петер Йаних). Промежуточную позицию между радикальным и эрлангским к. занимает интерак- ционистский к., восходящий к социальному конструктивизму Питера Бергера и Томаса Лукмана (Керстен Райх и др.).

Несмотря на существенные расхождения, все эти течения имеют общие исторические корни и объединяющую предпосылку, состоящую в негативном отношении к реализму с его теориями отражения и утверждениями о соответствии между субъективной действительностью и объективной реальностью.

Сторонники к. возводят свой подход к античному скептицизму (Пирон) и учению Протагора; своими предшественниками они считают также представителей средневекового номинализма и отдельных мыслителей Нового времени (Р. Декарт, Дж. Локк, Дж. Беркли, Д. Юм). Однако первым аутентичным конструктивистом признается итальянский философ Джамбатиста Вико. Он предложил представление о человеке как о существе, совершенство которого, в отличие от совершенства Бога, состоит в совпадении познавательной и созидательной деятельности и который вынужден «составлять» свое познание из элементов. Т.о., человек становится созидателем истин, познаваемых благодаря этому «составлению». Вполне «конструктивистской» можно считать также концепцию синтетического априорного познания, выдвинутую И. Кантом. В совр. философии непосредственными предшественниками к. признаются ТЭ. Гуссерль и тДж. Дьюи. В случае Э. Гуссерля востребованными оказываются детализованные исследования возникновения «жизненного мира», концепции о конструкции феномена вещи и возникновения сознания времени, а также разработка отношения повседневности к образованию научных теорий. В случае Дж. Дьюи принципиальное значение имеет отказ от репрезентативности в содержании научных теорий: последние рассматриваются в качестве прогностических вспомогательных средств, расширяющих возможности обращения с миром.

Естественнонаучные предпосылки к. лежат в конструировании релятивистской картины физической реальности (четырехмерное пространство-время, отличное от естественно-понятных трехмерного пространства и одномерного времени), а также в квантовой теории (тезис о зависимости результатов наблюдения частиц от позиции наблюдателя).

конструктивизм

«Библией» радикального к. стала книга Дж. Спенсера-Брауна «Законы формы». Ученый предложил аксиоматическую систему пропозициональной логики или «логику различений», состоящую из двух аксиом, причем в ней отсутствуют такие обычные логические операции, как конъюнкция и дизъюнкция, а в качестве переменных выступают сами логические функции. Данные аксиомы («закон наименования» и «закон пересечения границы»), по мнению конструктивистов, описывают некоторые самоочевидные когнитивные процедуры, в первую очередь - операции наблюдения и описания, различения и именования, самонаблюдения и самоописания, - и в этом смысле служат фундаментом научных дисциплин, в т.ч. и социально-гуманитарных. Созданная Дж. Спенсером-Брауном логика, где «онтологические» реалии, идентичности, объекты и имена понимаются лишь как следствия осуществления тех или иных различений, стала методологическим основанием радикального к.

Во многом основываясь на этой логике, биологи У. Матурана и Ф. Варела отождествляют с познанием саму жизнь живых систем. В качестве познающей инстанции рассматривается организм, а то и его органы. Процессы познания сводятся к наблюдениям, а наблюдения к производству различений. Живая система в процессе своего самовоспроизводства, или 1аутопойэси- са, осуществляет различения, и прежде всего выбирает те или иные свои следующие репликации. Несмотря на такое расширительное толкование познания, эпистемология радикальных конструктивистов сопровождается выраженным скепсисом, который в значительной степени покоится на нейрофизиологических аргументах. Так, У. Матурана утверждает, что не существует ск.-н. жесткой связи между спектральными значениями видимых объектов и фактической стабильностью свойств воспринимаемых цветов. Стабильность свойств объекта, его идентичность, сама его объектность суть конструкции или удобные фикции. Напр., апельсин остается оранжевым и при солнечном, и при электрическом свете, хотя в последнем случае прибор, измеряющий длины отражаемых им волн, зарегистрировал преобладание голубых (т.е. коротких) волн. Далее, в качестве популярного примера и метафоры конструктивисты указывают на «слепое пятно» в нашем поле зрения - огромный визуальный пробел на сетчатке в основании зрительного нерва, словно достраиваемый в процессе конструирования визуальной реальности; причем сам этот процесс познания как конструирования ускользает от нашего внимания: мы не видим того, что мы не видим. Из всего этого делается вывод о том, что невозможно установить стабильных корреляций между событиями во внешнем мире, объективной реальностью и состояниями нейронной активности. Нейроны взаимодействуют гл. о. друг с другом, и та информация, которая передается, не имеет ничего общего с конфигурациями воспринимаемых объектов или воспринимаемыми цветами и формами. 22

конструктивизм

Лит.: Bateson G. Steps to an Ecology of Mind. Ballan- tine, 1972; FoersterH. v. Observing Systems. N. Y., 1978; Glasersfeld E. v. Radical Constructivism, a Way of Knowing and Learning. L., 1995; Janich P. Konstruktivismus und Naturerkenntnis. Auf dem Weg zum Kulturalismus. Fr., 1996; LorenzenP. Konstruktive Wissenschaftstheorie. Fr., 1974; Luhmann N. Gesellschaft der Gesellschaft. Fr., 1997; Maturana H. From Being to Doing. The Origins of the Biology of Cognition. Heidelberg, 2004; Schmidt S. J. Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus. Fr./M., 1987; WatzlawickP. Die erfundene Wirklichkeit. Fr., 1981.

КРИТИЧЕСКИЙ РАЦИОНАЛИЗМ - направление западной (гл. о. англо-американской и немецкой) философии, ядро которого составляют методологические и социально-политические идеи ТК. Поппера и его последователей (ТИ. Лакатоса, Дж. Агасси, тДж. У.Н. Уоткин- са, Г. Альберта, Э. Топича, X. Шпинера и др.). Термин «рационализм» в наименовании этого направления имеет несколько различных, но связанных между собой смыслов. Во-первых, в нем выражено стремление отделить сферу рациональности - науку - от псевдонауки, тметафизики и 'идеологии как не обладающих «врожденным иммунитетом» против влияния иррационализма. В этом отношении к.Р. продолжает традицию «демаркационизма», имея непосредственными предшественниками и оппонентами логических эмпи- ристов, с которыми к.Р. расходится лишь в вопросе о критериях демаркации и, соответственно, о критериях рациональности. Хотя к.р. декларирует принципиальную антиидеологичность своей доктрины, уже сама постановка проблемы демаркации имеет не только методологическое значение: по мысли К. Поппера, наука и рациональность могут и должны стать оплотом в борьбе против иррационального духа 'тоталитаризма и социально-политической демагогии.

Во-вторых, рационализм К. Поппера противопоставлен эмпирицизму неопозитивистов (ТМ. Шлика, тО. Нейрата, ТР. Карнапа, ТГ. Рейхенбаха и др.). Разногласия затрагивали принципы обоснования научного знания, проблемы «рациональной реконструкции» научно-исследовательских процессов в их истории, понимания сущности научного метода. В противовес ин- дуктивизму к.р. выдвинул на первый план гипотетико- дедуктивную модель научного исследования, в которой преимущественное значение имеют рационально конструируемые схемы объяснения эмпирических данных, а сами эти данные, опирающиеся на конвенционально определяемый эмпирический базис, во многом зависят от рационально-теоретических схем.

В-третьих, рационализм этого направления выступает не только как характеристика научного знания и научных методов, но и как норма поведения ученого в ситуации исследования. С т. зр. к.р. рационально действует тот ученый, который строит смелые теоретические гипотезы, открытые самым разнообразным попыткам их опровержения. Синонимом рациональности является соблюдение бескомпромиссной критики, опирающейся на научную методологию. Это подчеркнуто и в самом названии к.р. Важнейшим следствием этой синонимии является признание принципиальной гипотетичности, предположительности знания, поскольку претензии знания на абсолютную истинность противоречат принципу критицизма и, следовательно, нерациональны.

Наконец, к.р., став в 1960-1970-е гг. теоретической основой социал-демократического реформизма, переплетается с традициями «социальной инженерии» и «социальной терапии», образуя совокупность концепций, направленных на решение конкретных проблем социальной жизни за счет реализации «рациональных проектов» производственного, культурного, политического развития. Улучшение жизненных условий и исправление социальных дефектов - социотехнические задачи, требующие системы «рациональных образцов» и «рациональных ориентиров». Эти установки к.р. оказались привлекательными для той части прагматически и технократически настроенной интеллигенции, которая восприняла их как наиболее приемлемую философию социального действия, противостоящую пессимистическим тенденциям и контркультурным движениям. В развитии к.р. можно выделить четыре этапа: і920-і930-е гг. - формирование методологической доктрины К. Поппера; 1940-1950-е гг. - распространение его идей на область социальной философии и социально-исторического знания; 1960-1970-е гг. - «онтологическая реформа» к.р. и его сращивание с социал-демократической идеологией, с политологическими и социологическими концепциями; 1970-1980-е гг. - ревизия «ортодоксального» попперианства и его модернизация с помощью идей когнитивной социологии науки, социальной психологии научных сообществ, 'герменевтики, что привело к заметным противоречиям с исходными принципами к.р. Методологическая концепция к.р. развивалась от первоначального «наивного фальсификационизма» (опровергнутые гипотезы должны немедленно отбрасываться и заменяться новыми) к «усовершенствованному фальсификационизму» (теории могут сравниваться по степени «правдоподобия»; хорошо подтвержденные теории не отбрасываются немедленно при обнаружении «контрпримеров», а лишь уступают место более продуктивным в объяснении фактов теориям). Однако на всем протяжении своей истории к.р. оставался «нормативной методологией», применение которой в рациональной реконструкции реальных процессов развития научного знания вело к огрублению и даже искажению последних. Попыткой приблизить концепцию к.р. к действительной истории науки стала методология научно-исследовательских программ И. Лакатоса. Радикальной ревизией к.р. явился Методологический анархизм 'П. Фейерабен- да, отбросивший идею демаркации и фальсификацио- низм и приравнявший рациональность к прагматическому успеху и творческому произволу. Другое направление ревизии к.р. выразилось в «панкритическом рационализме» (У. Бартли, Г. Альберт и др.), провозгласившем принцип «критики собственных оснований» этой доктрины.

Распространение принципов к.р. на историю и социальные науки означает прежде всего их ориентацию на теоретические образцы, заданные естествознанием. Однако, как признают сторонники к.р., в сфере социального знания принципы рациональности часто нарушаются из-за идеологических, классовых, групповых, личностных и иных пристрастий. Преодоление этой трудности они видят на пути превращения принципа критицизма в методологическую основу и этическую норму деятельности научных сообществ. Идеальная модель «Большой науки» - «открытое общество» беспристрастных исследователей - видится сторонникам к.р. образцом подлинно демократического устройства общества в целом. С этих позиций были подвергнуты критике социальные учения и теории, содержание и практика реализации которых не соответствовали этому образцу. «Рациональность» и «демократия» в к.р. - понятия, сопряженные по смыслу. Теоретики к.р. сосредоточили усилия на разработке рекомендаций «социальной технологии», выполняющей предохранительные функции по отношению к демократическим институтам и позволяющей этим институтам гибко реагировать на изменения в социальной действительности, адаптироваться к ним. Двигателями этого процесса выступают НТП, распространение образования, усиление демократии, в результате чего рациональность становится доминирующей культурной ценностью.

Лит.: Альберт Г. Трактат о критическом разуме. М., 2003; В поисках теории развития науки. М., 1982; Новейшие течения и проблемы философии в ФРГ. М., 1978; Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1-2. М., 1992; Lakatos I., Musgrave A. Criticism and the Growth of Knowledge. Cambridge, 1972; Liihrs G. et al. (Hg.) Kri- tische Rationalismus und Socialdemokratie. Bde. 1-2. Bonn, 1975-1976; Critical Rationalism, Metaphysics and Science: Essays for Joseph Agassi. Vol.i. Dordrecht etc., 1995.

критический реализм

КРИТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ - неоднородное течение европейской и амер. философской мысли ВТ. пол. 19 - перв. пол. 20 в., представители которого признавали существование физического мира вне и независимо от сознания и проводили различие между объектом познания и его образом в сознании. К.р. был одним из проявлений реалистической «реакции» на идеализм доминировавшего в тот период тнеогегельянства и отражал стремление ряда мыслителей сформулировать философию, согласующуюся со здравым смыслом и наукой. В Германии о своей принадлежности к к.р. заявляли представители реалистического направления в Неокантианстве (А. Риль, О. Кюльпе, Э. Бехер), считавшие «вещи-в-себе» необходимой основой для нашего знания о мире. На формирование взглядов британских критических реалистов (А. Прингл-Пэттисона, Р. Адам- сона, Дж. Д. Хикса) отчасти повлияла философия И. Канта, отчасти - философия «естественного реализма» шотландской школы, но в целом их работы носили полемический характер и были посвящены критике феноменализма. В отдельное и относительно самостоятельное философское течение к.р. оформился в США на базе критики неореализма. В 1920 ряд амер. философов -Д. Дрейк, А. Лавджой, Дж. Б. Пратт, А.К. Роджерс, тДж. Сантаяна, ТР. В. Селларс и Ч. О. Стронг - выступили с программным сборником «Очерки критического реализма. Совместное исследование проблемы знания». В противовес эпистемологическому монизму неореалистов, отождествлявших содержание восприятия с воспринимаемым объектом, критические реалисты подчеркивали их различие, указывая на то, что между познающим субъектом и познаваемым объектом должно быть опосредующее звено в виде некоторого ментального образа или состояния. В процессе познания субъект приобретает знание не о содержании собственного сознания, а об объектах, существование которых не зависит от того, воспринимаются они или нет. Вместе с тем критические реалисты отмечали активную роль сознания, полагая, что не все чувственно воспринимаемые субъектом качества могут быть приписаны объекту; иначе было бы невозможно объяснить ошибки, иллюзии и вариативность восприятия. Ментальный посредник («данное» или «комплекс качеств») в каком- то смысле соответствует объекту, но является не его копией, а знаком, указывающим на присутствие объекта. Стремясь преодолеть недостатки локковского репре- зентационизма, ведущего к идеализму, критические реалисты придавали важное значение анализу механизмов чувственного восприятия и познания в целом. Возможность познания независимых от сознания физических объектов они обосновывали изначальной ориентированностью человеческого опыта на внешний мир. Наиболее яркое выражение этот аспект нашел в учении Дж. Сантаяны о «животной вере», согласно которому мы инстинктивно, как животные, чувствуем, что внешние вещи существуют независимо от нас и в этих вещах представлены некоторые из воспринимаемых нами качеств. Однако в понимании природы опосредующих ментальных элементов и их роли в познании мнения критических реалистов разошлись. Дж. Сантаяна трактовал эти опосредующие элементы в духе платоновских идей как неизменные и вечные универсалии, воплощающиеся в конкретных существующих вещах. Д. Дрейк и Ч.О. Стронг усматривали в них сущности, представленные в ментальных явлениях, и строили панпсихическую

критический реализм

тонтологию, постулируя существование единого «материала», из которого составлены объекты природы и сознание. С т. зр. других критических реалистов, данные или комплексы качеств, выполняющие роль посредника в процессе познания, являются свойствами отдельных психических состояний, а потому существуют исключительно в сознании. Но если А.О. Лавджой объяснял экзистенциальное отличие комплексов качеств от воспринимаемых объектов в терминах психофизического дуализма, то для Р.В. Селларса они представляли собой качественные аспекты деятельности мозга, существующие только благодаря своей связи с нейрофизиологическими процессами. В силу обострившихся разногласий амер. к.р. как течение распался в 1930-е гг., однако его участники, претерпев определенную эволюцию, продолжали отстаивать его принципы уже независимо друг от друга. Для Дж. Сантаяны, Ч.О. Стронга и Д. Дрейка к.р. стал аспектом их натуралистической философии. Дж. Б. Пратт эволюционировал в сторону 'персонализма, создав концепцию «персонального реализма». А.О. Лавджой отстаивал позиции «темпоралистского реализма». Р.В. Селларс разработал теорию «физического реализма» и эмерджентной эволюции, во многом предвосхищая идеи 'научного реализма.

Лит.: История философии: Запад-Россия-Восток. Кн. 3. М., 1998; Пассмор Дж. Сто лет философии. М., 1998; Хилл Т.И. Современные теории познания. М., 1965; Drake D., LovejoyA.0., Pratt J.B., Rogers А.К., Santayana G., Sellras R.W., Strong C.A. Essays in Critical Realism. A Cooperative Study of the Problem of Knowledge. N.Y., 1920; Drake D. Mind and Its Place in Nature. N.Y., 1925; Lovejoy A.O. The Revolt Against Dualism. La Salle, 1930; Santayana J. Scepticism and Animal Faith. Introduction to a System of Philosophy. N.Y. 1923; Sellars R.W. Critical Realism. A Study of the Nature and Conditions of Knowledge. N. Y., 1916.

ЛОГИЧЕСКИЙ позитивизм (логический эмпиризм, неопозитивизм) - одно из основных направлений философии 20 в. Сформировался в Австрии и Германии в 1920-е гг. в дискуссиях и работах членов 'Венского кружка (ТМ. Шлик, ТР. Карнап, тО. Нейрат, Ф. Вайсман, ТК. Гедель, Г. Ган и др.) и берлинского Общества эмпирической философии (ТГ. Рейхенбах, ТК. Гемпель и др.). Влияние л.п. быстро росло, к нач. 1930-х гг. установились тесные идейные и научно-организационные связи неопозитивистов с представителями тЛьвовско-Варшав- ской школы, целым рядом британских, скандинавских и американских философов (ТА. Айер, ТП.У. Бриджмен, Ч.У. Моррис, ТЭ. Нагель, 'У.В.О. Куайн и др.) С приходом к власти национал-социализма большинство видных представителей л.п. эмигрировало в США. Здесь их идеи нашли восприимчивую аудиторию, что способствовало росту в этой стране логико-методологических исследований и формированию тфилософии науки как академической дисциплины.

Л .п. продолжал в новых формах традиции эмпиризма и критики тметафизики, характерные для классического позитивизма. Но в отличие от последнего неопозитивисты видели задачу философии не в описании методов науки и обобщении специально-научного знания в единую научную картину мира, а в деятельности по анализу языковых форм знания. От психологической формы 'позитивизма ТЭ. Маха л.п. отличает широкое использование новых логических средств анализа, которые появились в результате революции в логике и математике на рубеже 19-20 вв. На этой основе неопозитивисты претендовали на революционный поворот в философии, призванный очистить ее от бесконечных дискуссий традиционной метафизики, и на решение актуальных философско-методологических проблем, выдвинутых развитием совр. науки. Это вопросы о роли знаково-символических средств научного мышления, о границе между научным и псевдонаучным знанием, об отношении теоретического аппарата и эмпирического базиса науки, о структуре теории, о природе и функциях математизации и формализации знания и др. Противопоставляя науку метафизике, представители л.п. считали, что единственно обоснованным и достоверным знанием является специально- научное знание. Традиционные философские вопросы объявлялись л.п. бессмысленной метафизикой на том основании, что они формулируются с помощью терминов (напр., «абсолют», «субстанция», «ничто», «дух народа» и т.п.), которые являются псевдопонятиями, поскольку не поддаются 'верификации. Метафизика в этом плане предстает не просто как ложное учение, а как нечто лишенное смысла с т. зр. логических норм языка. Подлинно научная философия в своей критической функции должна быть направлена на устранение метафизики и псевдонауки, а в позитивной функции на анализ и экспликацию концептуальных средств науки. Эмпиризм в л .п. представал как четкое разграничение аналитических и синтетических высказываний, как отстаивание принципа верифицируемое™ и сводимости всякого действительного осмысленного знания к «непосредственно данному». Конечной целью этой программы выступала реорганизация научного знания в систему «унифицированной науки», в которой стирались бы различия в концептуальных и методологических средствах между отдельными науками о мире - физикой, биологией, психологией, социологией.

Исходная концепция л.п. была слишком жесткой и радикальной и вступала в противоречия с реальной природой научного знания. Со вт. пол. 1930-х гг., после распада Венского кружка и эмиграции его основных фигур, эволюция л.п. представляет собой последовательность отступлений от исходных позиций, компромиссов и модификаций. В результате внутренних дискуссий и критики извне неопозитивисты ослабили и модифицировали принцип верификации, тезисы о без- условной достоверности базисных предложений наблюдения и сводимости теоретического языка науки к языку наблюдения. Основополагающая установка неопозитивистов о том, что предложения логики и математики суть аналитические истины, была подвергнута обоснованной критике У.В.О. Куайном. Наряду с этим такие историки науки, как А. Койре, Л. Флек и др., показали неадекватность неопозитивистской модели знания, анализируя оригинальные работы выдающихся ученых, из которых следовало, что роль метафизических идей в создании научных теорий была весьма велика. Неспособность л.п. реализовать исходную программу привела к тому, что в 1950-е гг. он теряет статус ведущего направления логики и философии науки, а затем и перестает существовать как самостоятельное течение философии. Его поздние представители отошли от первоначальных принципов и стали отождествлять себя с общим движением 'аналитической философии. В 19601970-е гг. под влиянием идей ТК. Поппера и тТ. Куна сложился 'постпозитивизм, резко критиковавший неопозитивистскую теорию науки и реабилитировавший «метафизику».

Лит.: Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959; Франк Ф. Философия науки. М., i960; Гемпелъ К. Логика объяснения. М., 1998; Аналитическая философия. Избранные тексты. М., 1993; Крафт В. Венский кружок. М., 2003; Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М., 2006; Швырев В. С. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М., 1966; Никифоров А. Л. От формальной логики к истории науки. М., 1983; Ayer A. (Ed.) Logical Positivism. L., 1959; HallerR. Neopositivism. Darmstadt, 1993.

Лъвовско-Варшавская школа

ЛЬВОВСКО-ВАРШАВСКАЯ ШКОЛА - направление аналитической философии, образованное группой логиков, философов и математиков, работавших в период между двумя мировыми войнами гл. о. в Варшаве и Львове. Основатель школы - "К. Твардовский, ученик Ф. Брентано. Днем рождения школы принято считать 15 октября 1895 : в этот день К. Твардовский получил кафедру философии во Львовском ун-те. Своего расцвета и международного признания школа достигла в 1930-е гг. Основные представители: 'Я. Лукасевич, 'Ст. Лесьневский, тТ. Котарбиньский, Я. Котарбиньска (Д. Штайнберг), К. Айдукевич, ТА. Тарский, Т. Чежов- ский, 3. Завирский, В. Витвицкий, В. Татаркевич, Ст. и М. Оссовские, Е. Собоциньский, X. Мельберг, А. Мос- товский, 'Ю. Бохеньский, Ст. Яськовский, С. Леевский, А. Линденбаум, М. Кокошиньска, И. Домбска, Б. Собоциньский, К. Куратовский, Е. Слупецкий и др. Школа объединяла философов и математиков, логиков и искусствоведов, психологов и историков науки. Для школы было характерно резко отрицательное отношение к иррационализму, стремление к сближению философских и научных исследований, к приданию философским рассуждениям ясности, доказательного и логически строгого статуса. Участники школы разделяли убеждение в принципиальном родстве философского и научного способов мышления, выступали за «научную философию».

Важнейшим средством достижения этих целей считался логический анализ языка науки и философии, способствующий устранению неточностей и двусмысленностей, которыми, как полагали представители школы, питаются спекулятивно-иррационалистические философские концепции. Л.-В.ш. внесла значительный вклад в философию языка, теорию множеств, логическую 'семантику и 'семиотику, модальную и многозначную логику, в разработку «неклассических» систем математической логики (таковы, напр., системы Ст. Лесьневского); представителям школы принадлежат ценные металогические, метаматематические и методологические исследования (теория индукции, строение и функции научной теории, разработка аксиоматического метода: теория вероятностей, принципы построения иерархии формализованных языков, доказательства важнейших теорем о полноте и разрешимости для ряда исчислений), ряд фундаментальных работ по психологии, социологии, науковедению, истории философии, эстетике и логике.

Философские воззрения представителей школы не были однородными. Для большинства из них характерна ориентировка на логико-аналитические методы, скептицизм по отношению к традиционной (доанали- тической) философии, идея «демаркационизма» (очищения языка науки и философии от «псевдопонятий» и связанных с ними «псевдопроблем» мировоззренческого плана). Стремление к эмпирическому обоснованию научного знания сближали Л.-В.ш. с логическим эмпиризмом. Вместе с тем основные представители Л.-В.ш. (К. Айдукевич, Т. Котарбиньский и др.) критиковали «догматический эмпиризм», рассматривая теоретические компоненты научных теорий как их необходимую часть. Значительную роль в общей структуре философских воззрений школы играли идеи материалистического номинализма (Т. Котарбиньский, Ст. Лесьневский, 3. Завирский, С. Балей и др.), феноменологическая 'теория познания (ТР. Ингарден, Л. Блауштайн), неотомистская концепция истины (Я. Саламуха, Ф. Климке), идеи методологического 'конвенционализма (К. Айдукевич). В борьбе с иррационализмом и субъективным идеализмом Л.-В. ш. находила опору в науке, ее методах и результатах.

Львовско-Варшавская школа

Л.-В.ш. явила собой редкий феномен духовного единства людей интеллектуального труда, имеющих различные философские и научные ориентации, религиозные убеждения, политические пристрастия. Это позволило школе сыграть значительную роль в польской науке и культуре перв. пол. 20 в., выдвинуть польскую философию, логику и математику на видное ме- сто в мировой науке, создать устойчивую традицию и стиль философских исследований, образования и коммуникации в философском научном сообществе. Школа распалась в 1939 с началом Второй мировой войны. Некоторые представители школы погибли, другие эмигрировали. После войны часть представителей школы активно участвовала в культурном возрождении страны, в развитии польской высшей школы. Столетний юбилей школы, отмечавшийся мировым философским сообществом в 1995, показал, что идеи, разработанные школой, остаются актуальными в совр. философии, логике и математике.

Лит.: Воленьский Я. Львовско-Варшавская философская школа. М., 2004; Wolenski J. Logic and Philosophy in the Lwow-Warsaw school. Dordrecht etc., 1989; Zamecki S. Koncepcja nauki w szkole lwowsko-warszawskiej. Wroclaw, 19 77.

ЛЮБЛИНСКАЯ ШКОЛА - группа словенских интеллектуалов, объединившихся в начале 1980-х гг. вокруг созданного ТС. Жижеком «Общества теоретического психоанализа», выпускавшего журнал «Проблемы» и книжную серию «Аналекта». Наиболее известными представителями Л.Ш. являются С. Жижек, М. Божович, М. Долар, А. Зупанчич и Р. Салецл. До конца 1980-х гг. влияние Л.ш. ограничивалось гл. о. Словенией, но после публикации на англ. языке «Возвышенного объекта идеологии» (1989) С. Жижека и сборника статей «Все, что вы всегда хотели знать о Лакане (но боялись спросить у Хичкока)» (1992) быстро распространилось на англо-, немецко- и испаноязычные страны. Отличительной особенностью Л. ш. служит теоретическая разработка идей позднего ТЖ. Лакана в различных областях. Принято выделять три сферы приложения усилий представителей Л.ш.: (і) лаканианское прочтение философии Нового времени (особенно немецких идеалистов) и совр. философии; (2) развитие лаканианской теории тидеологии и твласти; (3) лаканианский анализ культуры и искусства.

При рассмотрении западноевропейской философии 17-18 вв. М. Божович утверждает, что узловой точкой, вокруг которой выстраивались представления о бессмертии, творении, природе и Ькелании, служило человеческое ттело, полностью зависевшее от взгляда лака- новского «большого Другого» - Бога (напр., в окказионализме Мальбранша). М. Долар трактует диалектику Раба и Господина у Г.В.Ф. Гегеля как борьбу за лака- новский «объект маленькое а», «прибавочное наслаждение» раба, присваиваемое господином, и предлагает «френологическое» прочтение гегелевской «Феноменологии духа»: афоризм «дух - это кость» понимается как свидетельство невозможности целостного субъекта. В работах А. Зупанчич субъект свободы у И. Канта описывается при помощи лакановской логики принудительного выбора, а трансцендентальное Я отождествляется с субъектом бессознательного. Кантовский этический поступок, освобожденный от естественной причинности и «патологических» черт, рассматривается А. Зупанчич как переход от желания к влечению.

При разработке лакановской теории идеологии и власти М. Божович, М. Долар и Р. Салецл основное внимание уделяют «воображаемому» и «символическому» порядкам. М. Божович объявляет паноптикум И. Бентама образцовым воплощением «большого Другого»: его власть и способность дисциплинировать субъектов покоится исключительно на фантазии о всевидящем надзирателе и уверенности в его всемогуществе. Критикуя ТЛ. Альтюссера, М. Долар указывает на существование разрыва между Интерпелляцией и материальными ритуалами и утверждает, что идеологическая вера не может возникнуть из простого исполнения ритуала без предварительного предположения о том, что они обладают символическим значением, которое, тем не менее, остается неизвестным субъекту. С т. зр. М. Долара, голос, занимая промежуточное положение между субъектом и господином, служит основным инструментом подчинения, как в интерпелляционном оклике; в то же время «молчаливый голос», возникающий на пересечении буквы и голоса (письмо), становится основой для политического ответа на приказ господина, связанного с сопротивлением, а не с подчинением власти. Помимо анализа механизмов функционирования идеологической фантазии и насилия в социалистических и постсоциалистических странах Восточной Европы Р. Салецл предлагает лакановский подход к демократии, в соответствии с которым своеобразие демократической власти состоит в «желании нежелания (быть абсолютной властью)». А. Зупанчич критикует тезис о «конце идеологии», согласно которому на смену идеологиям, требующим от субъекта самопожертвования во имя какого-то высшего дела, должен прийти принцип реальности, и настаивает на том, что «кризис сублимации» ведет к появлению еще более сильного идеологического давления, так как в этом случае происходит смешение реального и реальности, исключающее возможность возникновения желания.

Произведения искусства и различные явления культуры рассматриваются представителями Л.ш. гл. о. как иллюстративный материал, наиболее подходящий для разъяснения отдельных понятий лакановской теории.

Лит.: Долар М., Божович М., Зупанчич А. Истории любви. СПб., 2005; Жижек С. То, что вы всегда хотели знать о Лакане (но боялись спросить у Хичкока). М., 2004; Салецл Р. (Из)вращения любви и ненависти. М., 1999; Bozovic М. An Utterly Dark Spot. Ann Arbor, 2000; DolarM. A Voice and Nothing More. Cambridge, 2006; Zizek S., DolarM. Opera's Second Death. L., 2002; Zupan- cicL. Ethics of the Real. L., 2000; ZupancicA. The Shortest Shadow. Cambridge, 2003.