БЫЛА ЛИ ФИЛОСОФИЯ В РОССИИ? ПРЕДИСЛОВИЕ

В наше время на авансцену вышла важная проблема, определяемая тревогой за жизнеспособность национального духовного достояния не только в России, но и во всем мире, что выразилось в стремлении защитить свою национальную культуру.

В конце XX в. состоялся Международный философский конгресс (Бостон, США, 1998), обсуждавший эту тему. Было принято решение развивать сравнительный анализ философского знания в различных культурах. Но сравнительный анализ, указывалось на конгрессе, возможен только тогда, когда способы философствования исторически сопоставимы. С этой целью предлагалось разработать принципы их сопоставимости - лингвистические, терминологические, мировоззренческие. Необходимо составить представление об историческом взаимодействии культур, лежащих в основе философии того или иного типа, а также сформировать понятия, необходимые для сравнения (12).

На конгрессе были представлены пять секций по сравнительной философии, были секции (и не одна), обсуждавшие африканские философии. В отчете, который мне удалось прочитать, русская философии не проглядывалась.

Веками Запад был европоцентричен и самодостаточен, его философия - тоже. Восток был открыт (иногда невольно: вспомним монгольское иго и Смутное время) иным культурам. До сей поры европоцентристское сознание, несмотря на лозунги толерантности и культурного плюрализма, стойко сосредоточено на себе самом.

Со времен Канта, Фихте и Гегеля и вплоть до Гуссерля и Хайдеггера считалось, что философия как наука существует только в Европе, именно в Германии. Философская компаративистика как особая дисциплина спорадически возникала со времен Лейбница и Гердера; известен отклик Канта на трактат князя Белозерского- Белосельского.

В досоветском времени русские философы конца ХЕХ - 20-х годов XX в. более или менее легко включались в различные течения западной философии; русские эмигранты первой волны тоже были достаточно широко там известны: посмертная библиография Н.А. Бердяева состояла из более 400 названий. Издавались труды И.А. Ильина, Л. Шестова, историков русской философии и др.

В начале нового века и третьего тысячелетия подводятся печальные итоги. В нашем отечестве эти даты совпали с крушением советского общественного строя, выразившимся в системном кризисе, в том числе и духовном. Мы начали подводить итоги, по большей части неутешительные, кто со злорадством, кто с печалью, кто не унывая, стремясь создать новый взгляд на мир и приемлемую картину нашей новейшей жизни.

Самобытной отечественной философии не повезло: либо ей отказывают в самом существовании, либо соглашаются на ее вечную вторичность, неизбывную зависимость от западной мысли. В философии советского времени усматривается исключительно марксистско-ленинское учение, которое есть уже вовсе и не философия, а догматизированная идеология либо разновидность религиозного безбожного учения.

Но даже во времена господства марксизма не умирало стремление понять философию в ее всеполноте как любовь к мудрости (что было характерно для истоков европейской философии и чем отличалась совокупная история философии русской) и хотя бы неявно показать недостаточность рассудочного миропонимания и утилитаристского освоения мира, в котором живешь.

Бытует мнение, в том числе у наших западников, что русская философия потому вторична и несамостоятельна, что она пришла из «отсталой» Византии; его поддерживали постоктябрьские, а сей- час - новейшей выделки «неистовые ревнители». Между тем в России, в СССР и за рубежом трудились авторитетные византинисты, у которых имелись убедительные доказательства думать иначе.

60-е - середину 80-х годов иные называют великой эпохой; другие усматривают в них предвосхищение катастрофы 90-х.

Марксистская доктрина получила изрядный допинг: в условиях научно-технической революции - «бренда» брежневской эпохи - потребность в расширении информации утолялась, как никогда раньше (естественно, под контролем Госкомиздата и цензуры), ускоренным изданием переводов зарубежных классиков философии (в сериях «Философское наследие», «Памятники философской мысли», отдельными их трудами), созданием «Философской энциклопедии», реферативными журналами и аналитическими обзорами ИНИОНа, расширением притока новейшей зарубежной литературы в библиотеки страны и в частные руки и даже зарубежными (иногда длительными) стажировками ученых. Всем мнилась близость долго чаямых реформ, утоления давно обещанных «растущих потребностей».

Область философских исследований существенно расширилась. Новое именование «Философские науки» свидетельствовало и об их умножении, но в то же время и, скорее, об их дроблении. Из Института философии отпочковались (конечно, после решения ЦК КПСС) новые учреждения - институты социологии, психологии, истории естествознания и техники, системных исследований и др. Партийные инстанции требовали изучения массовых процессов.

Логика к этому времени обрела почетное место, поощрялась философия - науки, расширилась тематически история зарубежной философии и даже допускались к изучению зарубежные труды и спорадическое преподавание зарубежных ученых, что было весьма престижным.

Но и тогда не было почти никакой возможности вернуться «к отеческим гробам»: в МГУ была кафедра истории философии народов СССР, программа по истории русской философии была минимальной и ограничивалась (не говоря о марксистах) просветителями и «революционными» демократами (исключением был, пожалуй, один Сковорода).

В изучении концепций и проблем, основанных на зарубежном опыте, были значительные достижения, о чем свидетельствует, к примеру, изданный В.А. Лекторским двухтомный компендиум статей, в ранние постперестроечные годы опубликованных в журнале «Вопросы философии», в которых подводились итоги многолетней работы советских философов. Название двухтомника «Философия не кончается» (9) двусмысленно: с одной стороны, не кончается та, что представлена в этих статьях. И, быть может, она не кончается и потому, что есть еще одна, которой там нет, а именно - русская философия.

Ситуация была действительно двусмысленной. Скажем, в Институте философии АН царила логика, было много секторов по философии науки, естествознания, теории познания; социальная философия была озабочена изучением социальных закономерностей и текущих социальных процессов. Проблема человека была вторичной, хотя в партийных документах была обозначена как важная задача «всестороннего развития личности», а этика и эстетика прочно держались на обочине философии; в секторе русской философии «жевали» революционных демократов. Что касается запретных имен русских мыслителей, то попытки их возрождения в 1982 г. и до начала перестройки (А.Ф. Лосев, С. Семенова, А. Гу- лыга) сопровождались скандалами.

Когда открылась возможность обратиться к истории отечественной мысли, весной 1988 г. в журнале «Вопросы философии» состоялся «круглый стол», посвященный «проблемам изучения истории русской философии и культуры». Тон обсуждения был задан в предисловии: со времен Чаадаева неизбежно стремление нашей культуры, позже других стран подключившейся к общеевропейскому универсуму, понять и осознать себя «в общем порядке мира». Посыл был принят.

Говорили об опоздании периодов русской мысли по сравнению с европейской (Л. Поляков), о русской культуре как стране «второго эшелона» капиталистической эволюции (И.

Такие же различия в оценках (пожалуй, более умеренные) можно найти в последующих публикациях «Вопросов философии». Примером могут служить материалы «круглого стола» «Российская ментальность», в котором приняли участие Г. Гачев, И. Пантин, А. Панарин, А. Огурцов и др., а также подборка статей «Взгляд на русскую философию» М. Громова, Дж. Скэнлана, Н. Гаврюшина, А. Валицкого. До сих пор различаются интересы и позиции, подчас до такой степени, что и сейчас можно встретить утверждения об отсутствии у России не то что самобытной - а философии вообще...

Размежевание позиций понятно: по крайней мере три поколения советских философов взрастали на поле западной рационалистической философии, апеллирующей к определению ее предмета посредством точного знания: только в этом случае должно и нужно принимать философию как науку. В издательской политике и в программах обучения история философии «очищалась» тотальным запретом обращаться к отечественной традиции.

Духовная история страны, базовой составляющей которой было православие, стерилизовалась либо искажалась (скажем, о стяжателях и нестяжателях XV-XVI вв.

Между тем в своих творениях русские мыслители как раз в то время являли стремление к всеполноте философии: феноменологически основываясь на почве православия - прямого наследника (через Византию) греческой мудрости, они пытались критически синтезировать традиционное умозрение и европейское отвлеченное знание.

Перестройка открыла «шлюзы». Издание текстов отечественных мыслителей, работы, посвященные им Н. Гаврюшиным, М. Громовым, Н. Козловым, С. Хоружим, С. Семеновой, А. Гулы- гой и др., положили начало. Не прошло и десяти лет, как количество работ, посвященных русской мысли, зашкалило за тысячи. Только в библиотеке ИНИОН с 1988 по 2002 г. учтено около 1 тыс. таких публикаций, как об этом свидетельствует И.Л. Беленький - автор комплексной библиографии русской философии (см.: 1).

Однако сравнительно недавний разговор в солидном издательстве подтверждает актуальность проблемы. Известного философствующего литературоведа, безвременно ушедшего из жизни, Г. Гачева главный редактор спросил: «Была ли философия в советское время? - М-м-м, нет, пожалуй. - Совсем не было? - (После паузы): Ну... старики - Лосев, Бахтин... Вообще-то философия перекочевала в литературоведение...». Можно встретить и более решительное утверждение: «Не существует в природе некоей самодостаточной русской философии... Русская культура литерату- роцентрична» (9, с. 91).

Хочется думать, что такой ответ выражает не отказ, а сомнение: не принимать же за философию официальную марксистско- ленинскую доктрину. Более 70 лет три поколения советских людей, кто вольно, кто невольно, «овладевавшие марксизмом-ленинизмом», изучали, осваивали и развивали рационалистическую ветвь европейской философии, советский, вариант которой существенно отошел от первоисточника.

Нельзя пройти и мимо негативных оценок, распространяемых на все прошлое и на все настоящее отечественной истории; мысль не является исключением: отечественной философии в принципе отказывают не только в самобытности, но даже в значимости ее воззрений; об ее вторичности, провинциальной отсталости, замшелости и даже реакционности (см., например: 3; 5; 8 и др.). Было время, когда мы почти смирились с такой оценкой. Именования «совок», «коммуняка» «красно-коричневый» и эта страна с ударением на эта (т.е. такая уж!; что с нее взять? и т.д.), а не «наша» (где живем мы) поначалу проглатывались молча. К слову сказать, «эта страна» звучит нормально по-английски («наша страна» для английского уха не годится, как будто какая-то группа или человек пытается присвоить «эту страну, где живу л». Здесь избегают не чуждую нам притяжательность местоимения «наш, наша, наше»).

В первые перестроечные годы такого рода выступления особенно активизировались не только на философском поле, они живы и ныне, хотя после перестройки и коллапса прошло почти 20 лет. Издано множество текстов и исследований, посвященных древнерусской и самобытной философии дореволюционного времени. Тем не менее неистовые ревнители исходят поношениями. Д. Галковский определил Вл. Соловьёва в провинциалы (тот оказался в «хорошей» компании: несколькими годами ранее некий немецкий златоуст за почвенничество определил в провинциалы и М. Хайдеггера, который на Западе, пожалуй, теперь единственный авторитет, оставшийся от XX в.). Розанов для Галковского - мещанский философ, а Лосев - нечитанная для страны страница (2). A.

M. Пятигорский на канале «Культура» в конце апреля 2007 г. со всем возможным для профессора Лондонского университета апломбом заявил, что в России не было философии. Профессор (!) B.

Красиков из Кемерова (2008) отнес рождение профессиональной философии в России к концу XIX в. (7).

Общая мысль в момент, распада страны сводилась к ожиданию крушения вместе с идеологией и советской философии - подавление подлинной философии в СССР и полное господство догматического марксизма-ленинизма, карательные меры, предпринимаемые против дореволюционных отечественных мыслителей, против отступников от ортодоксального марксизма, ставшие достоянием гласности, ускорили падение марксистско-ленинской философии; в начале перестройки она скоропостижно скончалась, а так как иных вариантов не было, настал ее час нуль. Однако первые итоги нашего советского прошлого, представленные В.А. Лекторским в двухтомнике, посвященном истории отечественной философии XX в., свидетельствуют о том, что это далеко не так (9).

За рубежом о наличии свободной мысли России в 30-80-е годы XX в. мало что знали; главным интересом и большей заботой советологов, в частности Г. Веттера, И. Бохеньского, журнала «Studies in Soviet Thought» и др., была критика казенной идеологии, в том числе и философии как ее служанки, а не поиск в СССР свободной мысли. Задача была другая.

Однако и тогда можно было найти положительные профессиональные отклики на труды советских авторов. Кандидатскую диссертацию А.С. Богомолова «Теории творческой эволюции в современной англо-американской философии» (1962) Э. Каменка поставил выше многих английских, американских и австралийских работ такого рода (см.: 15). В положительной рецензии на книгу В.В. Соколова о Спинозе Ф. Рапп отметил многие достоинства, в частности его умение поднять рассмотрение атеизма и пантеизма на уровень спекулятивной философии, не опускаясь до указаний на атеизм Спинозы, что было дежурной фразой марксизма (16). X. Да- ам (И), В. Гёрд (13), А. Хаардт (14) и другие стремились показать близость русской философии к европейской мысли и некоторые аспекты включенности ее особенностей в контекст европейской философии. Им и в голову не приходило, что можно вычеркивать из памяти целую эпоху, как бы ни было искажено ее мировидение.

К счастью, авторитетный свидетель защиты «приехал прямо из...» Нимегена (Нидерланды): Э. ван дер Звеерде в начале 80-х годов провел в Советском Союзе два года, создал содержательное и весьма объективное исследование «Советская философия как служанка идеологии», посвященное главным образом советским историко-философским работам, завершив его следующим образом: «Советская философия находится сейчас в коллапсе. Но те, кто больше всего об этом говорит, состоялись как философы в советское время. Куда девалось множество русских марксистов?.. Как могла мгновенно исчезнуть культура советской философии?.. Советская философия - эпизод истории философии русской, часть истории России. Она принадлежит не только историческому наследию, но и будущему в традициях русской философской культуры» (17, с. 621-622).

Марксизм был импортирован в Россию в последней трети XIX в., после 1917 г. проявил себя как марксистско-ленинская философия, оплодотворившись идеями традиционной русской мысли. В позднее советское время международные контакты советских философов стали более доступными и расширили горизонт теории. Появилась возможность - и в советских университетах, и в Институте философии АН возникла специальная дисциплина (своего рода антисоветология), которая называлась «критикой современной буржуазной философии», на самом деле способствовавшая увлечению западными учениями.

Книги проникали в Россию, в том числе и те, в которых просматривалось прямое и косвенное родство с самобытной русской философией. В годы увлечения западными теориями в условиях тотального контроля и свирепой цензуры возникла возможность ознакомления - где явно, где потаенно - с русской философской традицией.

Перестройка началась с больших ожиданий. Публикуются сочинения русских философов прошлого. Печатаются статьи и книги. Защищаются диссертации. Собираются конгрессы. Однако общая картина советской и русской самобытной философии отсутствует; в стремлении узнать ее поближе элиминируется ее содержательная форма: ее рядят в рационалистические одежды.

После Бостонского международного конгресса состоялись еще два (в Стамбуле и Сеуле). Сеульский конгресс был посвящен важной теме: «Переосмысление философии сегодня». Для глобального кризиса - тема весьма актуальная; делегат конгресса профессор Красиков поделился с читателями «Независимой газеты» впечатлениями, в которых ни слова не было сказано о программе конгресса, о содержании докладов и выступлений, так что статья была на тему «Здесь был Вася». Правда, нам сообщили: на пленарных заседаниях доклада из России не было. Значит ли это, что «в Испании все спокойно»?

Хотим мы или нет, но если принять тезис о многообразии культур, необходимо примириться с существованием и оригинальной русской мысли в ее прежние и в советские годы, обратить внимание на ее особенности, хотя бы уравняв ее в правах с африканскими философиями, чему уделялось на упомянутом конгрессе специальное внимание. Полагаю, и на последующих - тоже.

Данная книга посвящена преимущественно тем людям из поколения шестидесятников и их преемникам, кто, посвятив себя философии, не забывал о ее сущности и в своих трудах стремился обогатить духовную жизнь личности и русской культуры.

Литература

1. Беленький И.Л. История русской философии конца XIX - первой трети XX в.

Исследования и публикации. 1988-2002. -М, 2002. - 121 с. 2.

Галковский Д. Счастливый Розанов // Литературная газета. - М., 2006. - № 16. 3.

Голомшток И. О русском самосознании // Еврейская газета. - Берлин, 1991. - 12 марта. 4.

Гройс Б. Поиск русской национальной идентичности // Вопросы философии. - М., 1992.-№ 1.-С. 55. 5.

Иванова Т. Нефилософские вопросы? // Вопросы философии. - М., 1988. - № 3. - С. 159. 6.

Красиков В. Переосмысливая философию сегодня // Независимая газета. - М., 2008. - 4 ноября. 7.

Красиков В.И. Русская философия today. - М.: «Водолей», 2008. - 312 с. 8.

Соболев А. Русская философия: Ориентация на гуманитарное познание. Россия. XXI. -М., 2005. -№ 1. - С. 91-105. 9.

Философия не кончается: Из истории общественной мысли. XX век. - М., 1998. - Кн. 1: 20-50-е гг. - 719 е.; Кн. 2: 50-80-е гг. - 767 с. 10.

Янов А. Русская идея в 2000 году. - Нью-Йорк, 1988. - С. 321. 11.

Dahm Н. Solovjev und Scheler. - Miinchen, 1971.-468 S. 12.

Elberfeld R. Uberlegungen zur Grundlegung «komparativer Philosophic» // Allge- meine Zeitschrift fur Philosophie. - Stuttgart, 1999. -N 2. - S. 125-154. 13.

Goerdt W. Russische Philosophie. Zugange und Durchblicke. - Freiburg, 1984. - 768 S. 14.

Haardt A. Die Kunsttheorie Aleksey Losevs // Losev A.F. Dialektika chudozest- vennoj formy. - Miinchen, 1983. - S. 5-28. 15.

Kamenka E. Philosophy in Soviet Union // Philosophy. - Cambridge; N.Y., 1963. - N38.-P. 15-19. 16.

Rapp F., Sokolov V.V. Filosofia Spinosy і sovremennost // Studies in Soviet thought. - Dordrecht, 1965. -N 4. - P. 333-335. 17.

Zweerde van der E. Soviet philosophy - the ideology and handmaid: a historical a. critical analysis of Soviet history of philosophy. - Njumegen, 1994. - 663 p.