Гегель любил повторять слова Шиллера: «Жизнь серьезна, искусство радостно» (54, XII, 161). Первооснову этой радостности искусства Гегель видит в «силе индивидуальности», в конкретной самодеятельности личности, в свободной игре человеческих сил, ведущей в царство свободы. Идеал подобного состояния он находил в образах античного искусства как в тех случаях, когда герои изображались в состоянии покоя, так и при изображении трагического героя, когда все существование субъекта являет картину его глубокой разорванности внутри самого себя (см. там же), ибо и тогда, несмотря на любые последствия борьбы, герой оставался верным самому себе. В этом внутреннем торжестве человеческой личности и заключена, по Гегелю, основа радостности искусства, его сердечности и разумности. Именно потому, что свободная личность стоит в центре художественного мира Гегеля, проблема характера в эстетике философа становится одной из основных. Решение этой проблемы логически вытекает из основной категории его эстетики — идеала как формы воплощения абсолютной идеи.
Исходное идеалистическое положение гегелевской эстетики сказалось на решении в ней всех конкретных проблем, в том числе и проблемы характера в искусстве, рассматриваемого как «подлинное средоточие идеального художественного изображения» (54, XII, 240), приближающегося к божеству. «Идеальный художественный лик стоит перед нами как некий блаженный бог» (там же, 161), — пишет Гегель. И чем более приближается к богу изображение художником человека, тем он идеальнее, выше в художественном отношении.
Однако не стоило бы писать о гегелевской концепции характера, если бы она сводилась только к этим положениям.
Решая проблему характера, Гегель выдвигает ряд необычайно ценных и важных положений о диалектике характеров, об органическом единстве общего и индивидуального, о социальной обусловленности характера, конкретном историческом содержании его и т. д. В данном
случае мы затрагиваем лишь некоторые аспекты этой проблемы, а именно:
1) гносеологическую природу обобщения, заключенного в художественном характере;
2) принцип историзма в решении проблемы характера;
3) соотношение характера и обстоятельств.
Гегель развертывает анализ проблемы характера в масштабе всей истории, на фоне всей эстетической культуры народов. На огромном фактическом материале он блестяще раскрывает тот «тайный» механизм, посредством которого «всеобщие силы действия», т. е. то существенное содержание, та цель, которые лежат в основании художественного произведения, становятся в нем конкретным выражением жизнедеятельности созданного художником характера.
Гегель нашел конкретные пути в решении вопроса о природе индивидуализации и обобщения в искусстве. Для него характер в искусстве одновременно является выражением общего и отдельного, особенного и единичного.
Гегель признавал за искусством право на глубокие обобщения, доказывал, что искусство всегда должно будет выделять в своем изображении «энергичное», существенное, характерное. Главная цедь искусства — именно это. выразительно существенное, а не лишь существующее, не только изложение всех конкретных подробностей существующего в каждом случае, в каждой сцене и т. д., что непременно делает изображение тусклым, безвкусным, утомительным. Философ резко выступал против таких явлений, которые позднее получили название натурализма в искусстве, слепого внешнего подражания фактам.
В то же время, требуя от искусства глубоких, осмысленных и обобщенных характеров, Гегель выступал и против одностороннего понимания художественного обобщения как абстракции. Он осуждал классицизм за стремление дать аллегорические изображения, например, ненависти, ревности, зависти, абстрактных добродетелей и пороков. Художественное произведение, по Гегелю, остается единичным вйдением целого. В этом гегелевском положении — ключ к разгадке специфики искусства.
Гегель ищет диалектического единства единичного и общего в искусстве и находит его в специфическом слия-
нии единичного и общего. Для него чувственность, единичное в искусстве должно выступать лишь как видимость духовного и призвано заполнить разрыв между духом и чувственно осязаемой материей: «Художественное произведение занимает середину между непосредственной чувственностью и идеализованной мыслью. Оно еще не представляет собою чистой мысли, но оно, вопреки своему чувственному характеру, уже больше не представляет собою голого материального существования...» (54, XII, 41).
Индивидуальное в искусстве — не единичный факт, а общее — не абстракция. Индивидуальное и общее сливаются в единстве; конкретной формой этого слияния в искусстве выступает образ, а главная форма этого образа— человеческий характер, ибо центром, конкретно объединяющим в себе единичное и целостное, «является человек в своей конкретной духовности и субъективности, человеческая цельная в себе индивидуальность как характер».
Таким образом, Гегель диалектически раскрывает гносеологическую основу характера как такого проявления -общего в отдельном, в котором всегда предполагается наличие, во-первых, некоего содержания (например, определенного чувства, поступка индивидуума) и, во-вторых, того способа, каким это содержание изображается. То и другое, по Гегелю, неразрывно связаны. Необходима та целесообразность, благодаря которой частности, особенности художественного произведения действительно раскрывают те черты характера, которые они должны изобразить.
Характер в искусстве является тем определяющим моментом, благодаря которому внешняя и внутренняя стороны изображаемого проникают друг в друга, когда «внутреннее просвечивает во внешнем и дает себя познать посредством последнего; внешнее отводит от себя, указывая нам на внутреннее» (54, XII, 21).
Особенно важно, на наш взгляд, учение Гегеля о содержательной стороне характера как «целостной индивидуальности», как «богатстве характера в себе» (54, XII, 241).
Анализируя характер в искусстве с точки зрения его конкретно-исторического содержания и выразительно- изобразительных средств, философ определяет его мно-
госторонне. Он говорит об объективном, целостном, субстанциальном, идеальном, индивидуальном, национальном, формальном, деятельном, субъективном, ограниченном, ничтожном, неустойчивом и т. д. характере. И это не простое богатство терминов, употребляемых через запятую. В каждом из этих понятий заключено глубокое конкретно-историческое содержание. Если соотнести гегелевское употребление эпитетов к понятию «характер» со всем значением излагаемых идей, то легко убедиться, что каждый из этих эпитетов имеет глубокий смысл, указывает на особенность исторических форм и этапов искусства, на всю историю развития личности как характера, воспроизведенного в искусстве.
Гегель обладал глубоким чувством историзма в эстетическом исследовании, в том числе и в подходе к проблеме характера. Он прослеживает возникновение и развитие характера на протяжении всей истории эстетической культуры. Философ подчеркивает, что наиболее высоко ценимый им объективный, или субстанциальный, характер появился не сразу. Зачатки характера Гегель видит уже в восточном, символическом искусстве, где еще нет характера, как такового, а появляются лишь черты олицетворенной человечности. Возможность появления и фактического развития характера в искусстве Гегель связывает со специфическим политеизмом греков, у которых боги становятся индивидуальными характерами, а не аллегорическими существами, как на Востоке. Особенность греческой мифологии — в множестве индивидуальных богов, каждый из которых не только носит определенный характер, но и представляет собой такую целостность, которая обладает уже живым богатством индивидуальных черт. В множественности греческих богов не теряется самостоятельность каждого бога.
Гегель показывает, как, родившись на основе этого живого миросозерцания греческой мифологии, появилась греческая скульптура, которая в классический период «если... и выражает индивидуальность в ее специфической особенности, она все-таки уже преступает за пределы первого строгого величия, хотя она и тогда еще объединяет многообразие и богатство индивидуальности в одну определенность, в то, что мы называем характером. Этот характер в его более простой ясности она фиксирует для чувственного созерцания, т. е. для внешней, наибо-
лее последней определенности, в образах богов» (54, XIII, 62).
Наиболее существенным, обладающим колоссальной силой воздействия явился, по Гегелю, так называемый субстанциальный характер, ведущий к истине в искусстве. Выявляя микроструктуру субстанциального характера, философ показывает историческое движение, развитие внутри его, раскрывает, как, появившись в греческой скульптуре, такой характер от всеобщности образов — богов, обладавших еще символическим значением, идет по пути все большего развития духовной индивидуальности богов, к чувственной определенности человеческой индивидуальности. Тем самым постепенно посредством черт небожественных по своему содержанию в характеры богов вносится аспект случайности, относящийся уже к конкретному индивиду. Анализируя творчество Гомера, Гегель раскрывает лабораторию создания характеров греческих богов, которые представляют собой то, «что пребывает внутри самого человека, сила его собственной страсти и его размышления или вообще сила того состояния, в котором он находится, сила и основа того, что случается и происходит с человеком в результате такого состояния» (54, XIII, 71).
Гегель детально раскрывает историческую закономерность того факта, что внутри субстанциального характера начинает развиваться субъективность, усиливается индивидуализация. Но в греческом искусстве качественного перехода еще не происходит. Субъективность все еще остается подчиненной субстанциальному содержанию характера.
Для нас, может быть, самым интересным является то, как Гегель анализирует процесс постоянного изменения характера, связанного с изменением мировосприятия греков. Он раскрывает далее, как характер, выразивший в себе покоящуюся субстанциальную индивидуальность, уступает место характерам как выражению живой индивидуальной единичности, где главное — бог уже как живой индивид.
Философ показывает, что исторические возможности индивидуализации при изображении богов неизбежно ограничены. Они безграничны лишь в изображении «реального человеческого индивида», для которого все время появляются новые возможности, связанные с новыми
обстоятельствами жизни. Поэтому боги — лишь этап в истории искусства. Человек же — его неисчерпаемый предмет.
Для характера реального человека, «являющегося источником совершаемых им поступков, для событий, в которые он оказывается замешанным, для судьбы, которая его постигает, более частный положительный материал доставляют внешние обстоятельства, время рождения, врожденные задатки, родители, воспитание, среда, обстоятельства данного времени, вся область соотнесенных внутренних и внешних состояний. Этот материал содержится в наличном мире, и жизнеописания отдельных лиц, взятые с этой стороны, всегда будут характеризоваться величайшими индивидуальными отличиями» (54, XIII, 63—64).
В этом коренится неиссякаемый источник обновления искусства.
Субъективный характер романтического этапа искусства получает новую качественную определенность, связанную с изображением частного, субъективного начала, обыденной действительности, как таковой, «изображением предметов так, как они находятся перед нами в их случайной единичности и ее своеобразиях» (54, XIII, 138). Главным содержанием искусства становится субъективная, внутренняя бесконечность человека. «То новое, что входит в эту самостоятельную для себя бесконечность, есть, с одной стороны, особенность содержания, составляющего мир субъекта, а с другой, — непосредственная сомкнутость субъекта с этим своеобразием и его желаниями и целями и, в-третьих, живая индивидуальность, в которой замыкается характер» (там же, 138—139).
Гегель подчеркивает, что понятие характера в романтическом искусстве наполняется новым, более конкретным содержанием. Сравнивая характер нового искусства с изображениями итальянских масок, философ убедительно показал эту разницу. «.. .Хотя итальянские маски являются также определенными характерами, они, однако, показывают эту определенность только в ее абстрактности и всеобщности, без субъективной индивидуальности. Напротив, характеры, свойственные настоящей ступени, представляют каждый сам по себе некий своеобразный характер, самостоятельное целое, индивидуальный субъект» (54, XIII, 139).
Рассматривая психологические основы и черты характера в новом искусстве, Гегель выделяет среди них «осуществляющую себя твердость и субъективную целостность» (вместо субстанциальной целостности характеров античного искусства). Особенно высоко он ценил Шекспира, создавшего самостоятельные, рассчитывающие только на самих себя индивидуумы, ставящие себе такие цели, которые являются выражением их собственной индивидуальности. Именно с точки зрения человеческой самостоятельности он и рассматривает образы Отелло, Макбета, Ричарда III и т. д. В отличие от субстанциального характера греков характеры Шекспира развиваются, происходит их саморазвертывание, вытекающее как из действий индивидуума, так и из его индивидуальной сущности.
Гегель подробно рассматривает типы характеров нового искусства и его более богатые возможности в их изображении.
Давая блестящий анализ характеров Джульетты, Гамлета, Макбета, философ восхищается глубиной и многогранностью шекспировских характеристик. Даже вульгарные характеры Шекспира и «абсолютный между всеми ними герой Фальстаф» умны, ярки, интересны (Гегель противопоставляет эти великолепные образы «бесплотным» героям Коцебу и напыщенным характерам французских классицистских трагедий).
С точки зрения раскрытия возможностей индивидуального характера философ рассматривает достоинства и недостатки нового искусства, подходя вплотную к диалектике прогресса и регресса в искусстве. Большое преимущество романтической формы искусства заключается в тенденции к глубокому рассмотрению сферы индивидуальных характеров. Недостатком же является возрастающая опасность пустоты и пошлости (см. 54у XIII, 147). «Было поэтому, — пишет Гегель, — лишь немного мастеров, обладавших достаточным запасом поэзии и ума, чтобы понимать и воплощать истинные характеры» (там же, 147—148). По отношению к классической форме искусства Гегель говорит лишь о поэтическом даре, а в создании новой формы искусства этого уже недостаточно: не менее важную роль играет ум художника.
В яркой и остро полемической форме философ обнажает наметившиеся тенденции развития искусства ново-
го времени, искусства буржуазного общества: господство в нем субъективного характера, самодовлеющую ценность субъективного формообразования, выражения души, когда положительные, субстанциальные силы характера заменяются в основном отрицательными, когда углубляется интерес к изображению разлада, раздвоенности личности.
Здесь и появляется иронический принцип в изображении характеров, который избирает своими героями преимущественно дурных людей и кончает голой тоской души по идеалу, вместо того чтобы действовать и осуществлять его. Это приводит к страху перед действительностью, «сухотке духа» даже у самых благородных художников (философ приводит в качестве примера творчество Новалиса).
Гегель резко выступает против неустойчивого характера, лишенного субстанциального значения.
Причины появления подобного характера в действительности и искусстве он связывает с социальными условиями, историческими обстоятельствами («общим состоянием мира», по выражению Гегеля) и внутренними причинами неостанавливающегося процесса развития самого искусства.
Что касается так называемых внещних причин, то он подробно анализирует обстоятельства, выдвигаемые действительностью, которые должны в искусстве стать средой героя. Обстоятельства, как и характеры, художник берет из действительности, ибо фантазия, по Гегелю, не в состоянии дать такой прочной и определенной гармонии, какая существует в действительной жизни.
Гегель детально раскрывает все, что находится в связи не только с внешней средой, но и с продуктами человеческой деятельности. Дав глубокий анализ исторических обстоятельств жизни личности в буржуазном обществе, философ констатирует противоречие между идеалом искусства и окружающей человека средой, зависимость человека от этой среды, мешающей ему стать идеалом искусства. Человек, по Гегелю, всегда «теперь» и «здесь», он неразрывно связан с окружающей средой, которую мыслитель понимал широко, не сводя к внешней обстановке.
Главное внимание философ обращал на второй ряд обстоятельств, созданных человеческими нуждами, прак-
їическими потребностями, трудом, так называемой второй природой.
Он дает острую критику соотношения характера и обстоятельств в буржуазном обществе, где нет человека, который сохранил бы свою самостоятельность и не был бы опутан сетью зависимостей от других людей. Здесь любой человек, по Гегелю, не чувствует себя свободно в своей ближайшей среде, как чувствует себя в ней свободный человек, знающий, что она является его собственным делом. Здесь никто не может стать истинно свободной индивидуальностью, а следовательно, и идеальным характером, достойным высокого художественного изображения. Таким образом, Гегель приходит к глубокому и верному выводу относительно нивелировки личности в буржуазном обществе.
Главной сферой и средством раскрытия характеров Гегель считал действие. То, что человек представляет собой в своей глубочайшей основе, раскрывается только посредством его поступков. Диалектическое взаимодействие характера и обстоятельств проявляется тогда, когда непосредственно сталкиваются действие и противодействие, что и делает характер вполне определенным. Совокупность жизненных обстоятельств и деяний отдельного лица и является тем, что формирует его. Но подлинное ядро умонастроения и способностей личности обнаруживается независимо от мелких, внешних обстоятельств, когда она оказывается перед лицом значительной ситуации, поворотной в жизни личности.
Исходя из неизбежности противоборства характера и обстоятельств, Гегель дает конкретно-исторический анализ различных форм взаимосвязи характера и обстоятельств в отдельные эпохи. Так, говоря о современном ему буржуазном обществе, он справедливо замечает, что «общее состояние мира» достигло формы некоего законо- порядка, внутренней необходимости всего общества, а не отдельного индивидуума (см. 54, XII, 184). Общее состояние мира в современном Гегелю обществе не зависит от особенностей индивидуальности. Философ обнаружил явное противоречие, «водораздел» между непосредственной жизнью индивидуумов и публичной властью в буржуазном обществе, но не нашел реального выхода из этого противоречия. Там, где Кант выдвигал категорический императив, Гегель искал выход из создавшейся ситуации
в примирении индивидуума с государством, олицетворяющим публичную власть.
С его точки зрения, положение отдельных индивидуумов в государстве таково, что они необходимо должны подчиниться всеобщему прочному порядку. Характеры с их душевным строем уже больше не являются единственным существованием нравственных сил, а все частные особенности образа мыслей, субъективного мнения и чувства по существу подчиняются всеобщим закономерностям. Индивидуумы в таком случае остаются чем-то сопутствующим и вне действительности государства не обладают «субстанциальностью» сами по себе. Таким образом, идеальный характер, как творческая самостоятельная личность, невозможен, по Гегелю, на данной ступени исторического развития. В такой постановке вопроса заключена глубокая критика капитализма.
Внутренние же причины развития характера в искусстве определяются поступательным развитием искусства вместе с обществом. «Никакой Гомер, Софокл... никакой Данте, Ариосто или Шекспир не могут снова появиться в наше время. То, что так значительно было воспето, что так свободно было высказано, высказано до конца... Лишь настоящее свежо, все остальное блекло и бледно» (54, X111,168).
Гегелевскому анализу характера свойственны глубочайшие противоречия.
Философ ставил сам факт плодотворного развития искусства в зависимость от наличия объективных возможностей раскрытия положительного, субстанциального характера как носителя определенного идеала жизни, характера, цельного в своей многогранности, определенного, целеустремленного и твердого. И когда он убедился, что отчужденные индивидуумы буржуазного общества не могут быть в силу объективных условий существования достойным объектом искусства, он усомнился в дальнейшей целесообразности и возможности развития большого искусства. За противоречиями буржуазного общества он не увидел и не мог увидеть новых героев, с огрубелых лиц которых, по словам Маркса, смотрит на нас вся красота человечества. Однако, несмотря на противоречия и ограниченность, гегелевское понимание характера явилось одним из источников формирования взглядов классиков марксизма по этому вопросу.