НЕОПОЗИТИВИЗМ - СМ. ЛОГИЧЕСКИЙ позитивизм

В ходе лингвистического поворота произошла смена основного предмета философского интереса - место онтологических и гносеологических вопросов занял анализ языковых структур. Направление мысли, зародившееся еще на рубеже веков, к сер. 20 столетия было радикализировано и развито благодаря работам ТЛ. Витгенштейна (концепция «языкового значения как употребления», понятие «языковой игры»), Дж. Остина (теория гречевых актов) и тУилфрида Селларса (критика мифа данного). Фокус исследования сместился со структуры речевых высказываний к практической функции речи. Переформулирование и прагматистское решение проблемы индукции, осуществленное :Н. Гуд- меном, также способствовало утверждению нового понимания прагматизма.

В статье У.В.О. Куайна «Две догмы эмпиризма» (1951) центральными пунктами обсуждения становятся семантический холизм, теоретико-познавательный антифундаментализм и натурализм. В противовес теоретико-познавательному редукционизму У.В.О. Куайн неопрагматизм

утверждает, что невозможно расчленить теории на отдельные высказывания, каждое из которых было бы эмпирически доказуемо (тезис Дюэма-Куайна). Подход представителей классического прагматизма - Ч.С. Пирса, ТУ. Джеймса и тДж. Дьюи, подчеркивавших практическое целеполагание инструменталистских и натуралистических 'теорий познания и концепций истины, - получает развитие в работах ученика У.В.О. Куайна ТД. Дэвидсона. Отвергая всякое определение понятия истины, он ставит на его место анализ языковых и социальных условий, позволяющих различать «истинное» и «ложное».

ТХ.

ТР. Рорти, напротив, объявляет себя сторонником релятивизма, из которого, по его убеждению, вытекает необходимость демократической формы жизни. Коль скоро разные люди разделяют различные ценности, интересы и убеждения, демократическая форма жизни предлагает соответствующие рамки, в которых каждый человек может попытаться провести свои взгляды мирными и рациональными способами. Связь прагматизма и демократии, получившей в классическом прагматизме наибольшее отражение в работах Дж. Дьюи, Р. Рорти расширяет, обращаясь к мидовской концепции человеческой природы как сугубо социальной, из чего вытекает возможность антикантианской этики, т.е. этики без обязанностей. Если человек по сущности своей социален, то его личное счастье не противоречит счастью другого.

Другим влиятельным совр. представителем н. является ТЮ. Хабермас, соединивший прагматизм с социальной теорией 'Франкфуртской школы. На место классической теории познания Ю. Хабермас ставит теорию коммуникативного действия ('коммуникация), которая исходит из понимания истины как результата дискурса ('этика дискурса) и стремится к демократическому регулированию процесса познания. При этом Ю. Хабермас анализирует условия дискурса, всегда предпосланные аргументации.

Тем самым этика дискурса и аргументации, защитником которой выступают Ю. Хабермас и 'К-О. Апель, соединяет общую этику с прагматическим фундаментом познания. К.-О. Апель, опираясь на И. Канта, называет свою позицию трансцендентальной прагматикой и предпринимает попытки модифицировать основные понятия 'трансцендентальной философии И. Канта (напр., «субъект», «вещь в себе») в свете этой трансцендентальной критики.

Лит.: Апель К.-О. Трансформация философии. М., 2001; Гудмен Н. Способы создания миров. М., 2001; Дэвидсон Д. Исследования истины и интерпретации. М., 2003; Куайн У.В.О. С точки зрения логики: 9 логико- философских очерков. Томск, 2003; Патнэм X. Разум, истина и история. М., 2002; Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997; Apel К.-О. Transformation der Philosophie. 2 Bde. Fr./M., 1973; Apel K.-O. Der Denkweg von Charles Sanders Peirce - Eine Einfuhrung in den amerikanischen Pragmatismus. Fr./M., 1975; Haber- masJ. Wahrheit und Rechtfertigung. Fr./M., 1999; Haber- masJ. Theorie des kommunikativen Handelns (Bd. 1: Hand- lungsrationalitat und gesellschaftliche Rationalisierung, Bd. 2: Zur Kritik der funktionalistischen Vernunft). Fr./M., 1981; Nagl L. Pragmatismus. Fr./M., 1998; Quine W.V.O. Word and Object. Cambridge, i960; RortyR. Consequences of Pragmatism. Minneapolis, 1982.

НЕОРАЦИОНАЛИЗМ - течение в методологии и 'философии науки, сложившееся в перв. пол. 20 в. во Франции и Швейцарии. Основные его представители - 'Г. Баш- ляр, 'Ф. Гонсет, ТЭ. Мейерсон. К этому направлению иногда относят также 'Ж. Пиаже, Ж. Ульмо, представителей 'критического рационализма в англо-амер. философии и методологии науки, фр. 'структурализм, общенаучные методологические построения типа общей теории систем и др.

Н. складывался в эпоху кризиса культуры, господства скептических и мистических умонастроений после Первой мировой войны. В этой атмосфере н. ставил своей задачей возобновление преемственной связи с веком Просвещения, защиту науки как прогрессивной социальной силы, распространение нового научного духа на различные сферы человеческой жизни. В противоположность классическому рационализму, который опирался на априорные схемы обоснования знания, н. исходит из исторически меняющихся предпосылок познания и применяет в области историко-научных исследований диалектические идеи. Отвергая узкоэмпирист- ские концепции научного познания Неопозитивизма, представители н. подчеркивают обратную зависимость эмпирических данных от структур теоретического знания, в которых эти данные получают свое объяснение. Н. стремится к новому диалогу разума и опыта вне традиционной метафизики с ее субстанциализмом и спекулятивными конструкциями.

К числу основных положений н. относятся: онтологический постулат о всеобщей детерминированности реальности; тезис о умопостигаемости «рационализированной» реальности, или «реальности второго порядка»; методологический принцип универсальной значимости широко понимаемого экспериментального метода; отстаивание идеи прогресса в познании и существенного значения рациональной мысли в жизни и развитии общества. Эти принципы лишь очерчивают программу н., но не определяют заранее всех ее деталей, допуская разнообразные исследовательские подходы.

Особое место в Н. занимает проблема обоснования, функционирования и развития теоретического знания. Однако теоретизм н. - это не новый априоризм. Разум в н. не исключает динамику, риск, творческую интуицию. Новый научный разум шлифует свою «утонченную чувствительность» на весьма разнородном материале - не только собственно познавательном, но и связанном с работой художественного воображения, интуиции и т.п. Д/ы н. важна не одна лишь мощь познающего разума, но и «красота науки» и тех моральных идей, которые лежат в основе разумной деятельности.

неотомизм

Лит.: Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987; Киссель М. А. Судьба старой дилеммы: рационализм и

эмпиризм в буржуазной философии XX века. М., 1974; Федорюк Г.М. Французский неорационализм. Росгов- на-Дону, 1983.

НЕОТОМИЗМ - течение в совр. католической философии, основывающееся на учении Фомы Аквинского. Получило статус официальной философской доктрины Ватикана после опубликования в 1879 энциклики папы Льва XIII«Aeterni patris». К числу крупных центров, ориентированных на разработку и распространение учения н., относятся Академия св. Фомы в Ватикане, Католический ин-т в Париже, Пуллахский ин-т (близ Мюнхена), ун-т Нотр-Дам (США) и др. Ведущие представители н. - ТЭ. Жильсон, ТЖ.

Еще в перв. пол. 20 в., наряду с тенденциями по сохранению в неприкосновенности основоположений философии Аквината, имели место попытки ее модернизации путем обращения к наследию И. Канта и новейших школ западной мысли. После II Ватиканского собора (1962-1965), санкционировавшего курс католического обновления («аджорнаменто»), отчетливо обозначилась антропоцентрическая переориентация н., выразившаяся в усвоении им инструментария феноменологии, экзистенциальной тгерменевтики, нем. тфилософской антропологии, Персонализма. Защищая религиозное видение универсума и человека, представители н. утверждают предустановленное свыше непротиворечивое единство данных веры и разума, нерасторжимую взаимосвязь теологии откровения, рационального богословия и метафизики. Поскольку метафизические тезисы понимаются в качестве совершенно автономных и не подлежащих коррекции со стороны науки, философское умозрение в истолковании н. ориентируется на собственные критерии рациональности.

В сфере Антологии теоретики н. опираются на положения аристотелевско-томистской традиции. Отстаивая принцип креационизма (божественного сотворения мира), представители н. утверждают первичность тотальности чистого божественного бытия. Последнее трактуется как невыразимое посредством категорий и фиксируемое лишь с помощью специфических надкате- гориальных определений («трансценденталий»), к числу которых относятся основные «лики Божества» - Единство, Истина, Благо и Красота. Сопричастный Богу сотворенный мир природы и культуры также изначально наделяется ценностным измерением.

тМетафизика н. предлагает подробное рассмотрение отношения Бога к сотворенному бытию. В Боге имеет место тождество сущности и существования. В

неотомизм

сфере сотворенного бытия существованию предшествует сущность. Следуя тезису Аквината, согласно которому в разуме Творца заложены сущностные образы - формы вещей, приверженцы н. полагают, что Бог, создающий мир из ничего, изливает в него собственную экзистенциальную полноту и одновременно строит его сообразно с определенными сущностными образцами. Одновременно н. не отвергает существования в мире автономных «вторичных» причин, дополняющих первичные первопричины, заданные свыше сообразно с волей Бога. Экзистенциальная интерпретация связи божественного бытия и царства творения, предпринятая Э. Жильсоном и Ж. Маритеном, становится сегодня общепринятой в н. Многообразие сотворенного бытия н. истолковывает при помощи идеи гилеморфизма: каждое конкретное образование (субстанция) состоит из материи и духовной формы. Материя есть пассивное начало, возможность, требующая для своей актуализации наличия формы. Иерархическая упорядоченность - важнейшая черта картины сотворенного бытия. Первоматерия, неорганическая природа, мир растений и животных, человек и царство «чистых духов», ангелов - таковы ступени иерархии творения.

Н. утверждает существование аналогии Бога и его творения. Творец противоположен миру, но его создание позволяет в некоторой степени судить и о нем самом. Принцип «аналогии бытия» служит опорой традиционных доказательств бытия Бога. Сегодня весьма популярны и доказательства, опирающиеся на экзистенциальный опыт личности, на идею изначальной теономичности человека, его сопряженности с Абсолютом. Они встречаются уже в философии Ж. Маритена, а в послесоборный период - у большинства теоретиков трансцендентального н., пытающихся реформировать его в антропологической перспективе.

Гносеология томизма и н. выдержана в духе умеренного реализма. Вслед за Аквинатом истина трактуется в н. учении прежде всего в онтологическом ключе как соответствие вещи ее форме, заданной в разуме Бога. В гносеологическом измерении истина - соответствие познавательного образа в человеческом интеллекте реально существующим вещам. В учении Аквината познание предстает как созерцательный по своей природе процесс, не предполагающий активности человеческого субъекта в посткантовском ее понимании. Однако, согласно гносеологии Аквината, сознание обладает интенциональностью - направленностью на объект. В силу этого каждый материальный объект, вещное образование, может рассматриваться под различными углами зрения, т.е. представать как формальный объект, интересующий познающего субъекта. Подобное разграничение позволяет утверждать возможность взаимодополнительности обыденного, научного, философского и богословского видения одних и тех же материальных объектов. Познание характеризуется как

процесс последовательной дематериализации содержания, полученного субъектом при отображении реальности. При этом вступают в действие различные способности души индивида. «Познавательные формы» чувственного порядка варьируются по степени обобщенности и являют собой итог деятельности совокупности внешних и внутренних чувств. Активный интеллект осуществляет обработку чувственных образов и приводит к образованию «познавательных форм» высшего порядка - понятий.

Теоретики н. спорят между собой о механизме опосредования в процессе познания. Если сторонники умеренно-непосредственного реализма (Э. Жильсон,Ж Мари- тен и др.) отрицали возможность принятия в границах гносеологии н. учения И. Канта и иных модификаций трансцендентальной философии, ищущих априорные (доопытные) основания не только познания, но и бытия человека, то приверженцы умеренно-опосредованного реализма (Э. Корет, К. Ранер и др.) активно усвоили методологический инструментарий и категориальный аппарат кантианства, 'феноменологии и 'герменевтики. Эта версия неотомистской гносеологии доминирует в наши дни. Целостность человеческого знания предстает в гносеологии н. как обладающая иерархическим строением и никоим образом не противоречащая откровению. Описывая ступени умозрительно-теоретического постижения мира, приверженцы н. обычно располагают на первой из них естествознание и философию природы. Для характеристики естественных наук они зачастую заимствуют конструкции из арсенала 'логического позитивизма, 'постпозитивизма, фр. 'неорационализма и герменевтики. Наука истолковывается как дающая лишь фиксацию и объяснение эмпирических феноменов, тогда как философия природы притязает на мировоззренческий синтез ее данных. Вторая ступень отводится математике как знанию о чистом количестве, третья - метафизике, анализирующей проблемы бытия. Метафизика лишь частично совпадает с теологией, ибо содержит в себе рациональную теологию. Теология откровения, хотя и питает метафизику мистическим опытом, но не входит в нее. Теология выступает в рамках н. как пример единства познавательного и практического отношения к миру. К практическому, заинтересованному познанию относятся также мораль, искусство и гуманитарные науки. Над ними возвышаются религиозная этика, эстетика, философия истории и прочие отрасли философского знания, занимающие подчиненное положение по отношению к метафизике и теологии, а следовательно, зависимые от откровения веры.

Человек в антропологии н. понимается как сложная субстанция, состоящая из двух простых субстанций - души и тела. Душа - формообразующий по отношению к телу принцип - предстает основой личности, а телесное начало связывается с индивидуальностью.

Универсальная цель, смысл существования личности состоит в созерцании божественного т блага. Личность направляема в своих деяниях «естественным законом», предписывающим творить добро и избегать зла. Стремясь к благу, личность обретает совокупность интеллектуальных, моральных и теологических добродетелей, на культивирование которых и должна быть ориентирована общественная жизнь. Вопрос о творческой активности человека, созидающего культурно-исторический мир, привлекает особое внимание теоретиков трансцендентального н., сочетающих традиционную томистскую антропологию с идеями ТМ. Хайдеггера, ТГ.-Г. Гадамера, ТМ. Шелера, ТГ. Плеснера, ТП. Рикера. В числе его ведущих представителей - К. Войтыла, Э. Корет, И.Б. Лотц, К. Ранер, М. Мюллер и др. Сторонники трансцендентальной антропологии н. стараются снять традиционное томистское противопоставление созерцательного характера познания и практической деятельности, рисуя человека как всецело деятельное существо, чья культурная активность предопределена порывом к Абсолюту и стремлением воспроизвести его ценностные лики в земной жизни.

неофрейдизм

Н. сочетает характерное для христианской религиозной философии провиденциально-эсхатологическое видение общества и истории с анализом актуальных социальных проблем. Общество понимается и как совокупность отдельных индивидов, и как «сверхличность». Уже в трудах Ж. Маритена была сформулирована идея о взаимодополнительности сакральной и мирской истории, церкви (Града Божьего) и общества (Града земного), наличии имманентного гуманистического смыслового содержания процесса развития человечества, заключающегося в его нравственном совершенствовании. К. Ранер и др. представители школы трансцендентального н. заговорили о возможности религиозно-критической философии истории, обозревающей динамику социокультурного развития в свете абсолютного гуманизма христианства и радикальной эсхатологии. В своей эволюции общество, согласно социальной теории н., должно следовать вечным нормативным принципам, которые могут по-разному толковаться в различных ситуациях. Осуществление этих принципов призвано обеспечить примирение противоречий между социальными слоями, политический плюрализм и соблюдение прав и свобод граждан. Отдавая приоритет общечеловеческим ценностям, представители н. проводят мысль о необходимости «третьего пути», лежащего между «капиталистическим индивидуализмом» и «марксистским коллективизмом». Диалог церкви и общества понимается как средство привнесения высших религиозно-нравственных ценностей в культуру современности. Н. придает большое значение экуменическому движению как средству сближения религий и смягчения трагических противоречий совр. общества.

Лит.: Жильсон Э. Избранное: Христианская философия. М., 2004; Коплстон Ф. Аквинат: Введение в философию великого средневекового мыслителя. Долгопрудный, 1999; Корет Э. Основы метафизики. Киев, 1998; Маритен Ж. Краткий очерк о существовании и существующем // Проблема человека в западной философии. М., 1988; Маритен Ж. Избранное: Величие и нищета метафизики. М., 2004; Coreth Е. Was ist der Mensch? Grundziige einer philosophischen Anthropologie. Innsbruck etc., 1973; Gilson E. God and Philosophy. New Haven, i960; Gilson E. Christianisme et philosophie. P., 1949; Lonergan B. Insight. A Study of Human Understanding. N.Y., 1958; Lotz J.-B. Martin Heidegger und Thomas von Aquin: Mensch, Zeit, Sein. Pfiillingen, 1975; Maritain J. Humanisme integral. P., 1936; Maritain J. Distinguer pour unir ou les Degres du Savoir. P., 1932; MiillerM. Existenzphilosophie von der Metaphysik zur Metahistorik. Freiburgi. Br., 1986;MiillerM. Der Kompromiss, oder, Vom Unsinn und Sinn menschlichen Lebens. Freiburg i. Br., 1986; Overhage P., Rahner K. Das Problem der Homini- sation. Freiburg i. Br. etc., 1965; Rahner K. Geist in Welt. Miinchen, 1957; Rahner K. Horer des Wortes. Freiburg i. Br., 1971; VriesA. de. Grundbegriffe der Scholastik. Darmstadt, 1980; Wojtyla K. Personne et acte. P., 1983.

НЕОФРЕЙДИЗМ - направление в совр. 'психоанализе, получившее распространение гл. о. в США. Наиболее известные представители: К. Хорни, Г.С. Салливан, 'Э. Фромм и другие. Возник в 1920-1930 гг. Лидеры н., подвергнув критике ряд фундаментальных утверждений т3. Фрейда (в частности, теорию 'либидо), акцентировали роль социальных и культурных детерминант в жизнедеятельности личности и общества. Н. сформировался в процессе соединения психоанализа с трудами американских социальных антропологов (в частности, школой культурантропологии). Так, Рут Бенедикт показала, что каждая культура обладает твердой идеологической структурой, оказывающей определяющее воздействие как на воспитание детей, так и на общественные функции взрослых людей. Абрахам Кардинер, психиатр и этнолог, совместно с антропологом Ральфом Линтоном разработал концепцию «базовой личности» в развитие тезиса Р. Бенедикт о культурном этосе. По мнению Карен Хорни, осознание громадной важности влияния культурных факторов на неврозы оттесняет на задний план те биологические и физиологические условия, которые рассматривались 3. Фрейдом как лежащие в их основе. В частности, она выделяет характерное для совр. западной культуры противоречие между соперничеством и успехом, с одной стороны, и братской любовью и человечностью - с другой. В книге «Невротическая личность нашего времени» она описывает невротика как жертву этого распространенного конфликта ценностей. У Э. Фромма и формирование невроза, и избавление от него детерминируется социальной реальностью.

неофрейдизм

Социокультурная ориентация н. привела к перестройке психоанализа: центр тяжести переносится с внутрипсихических на межличностные отношения. По мнению Э. Фромма, человек в процессе исторического развития утрачивает инстинктивные (естественные) связи с природой, что приводит к возникновению экзистенциальных и социальных дихотомий (противоречий). Э. Фромм развивает учение о характере как «второй природе» человека, заменившей недостающие ему инстинкты, а его ядром являются черты, детерминируемые социальной средой. Он вводит понятие социального характера как совокупности черт, общей для большинства членов данного общества и способствующей его функционированию; характер задает способ восприятия идей и ценностей, отношения к миру и другим людям.

Н. не представляет собой единого целостного учения. Если для Э. Фромма на первом плане стояли социальные проблемы совр. американского общества, которые он пытался решить путем соединения фрейдистской психологии и неомарксистской социологии, развивая социально-критическую антропологическую теорию и концепцию утопического «коммунитарного социализма», то для психологов К. Хорни и Г.С. Салли- вана главными были вопросы психопатологии и психотерапии. При этом Г.С. Салливан рассматривает личность лишь как сумму отношений между искаженными или фантастическими образами («персонификациями»), возникающими в процессе социального общения. Согласно Г.С. Салливану, ребенок оценивает себя в соответствии с оценкой значимых взрослых. Вследствие недостаточного развития его психики для формирования правильного представления о себе единственным ориентиром являются его реакции на других лиц, т.н. «отраженные оценки». Самоуважение поэтому вытекает первоначально из отношения тех людей, которые ухаживают за ребенком на ранних стадиях его жизни. Приобретенное в раннем возрасте отношение к себе проносится затем через всю жизнь, лишь в некоторой степени подвергаясь изменениям под влиянием экстраординарных обстоятельств и последующего опыта. К. Хорни, со своей стороны, признает наличие в человеке «стремления к самореализации». В ее трудах проблемы психопатологии и психотерапии получили наиболее полное освещение. Н. оказал определенное влияние на работы чикагской группы психоаналитиков (Ф. Александер, Т. Френч и др.).

Лит.: Решетников М. М. Интерперсональный анализ Гарри Салливана // Психоаналитический вестник. 1999, № 1(7); Хорни К. Собрание сочинений в трех томах. М., 1997; Хржановски Г. Психоаналитические теории Карен Хорни, Гарри Стека Салливана и Эриха Фромма // ЭнЦИКЛОПеДИЯ ГЛубиННОЙ ПСИХОЛОГИИ. Т. 3. М., 2002.

онтология (ОТ греч. on - сущее и logos - учение) - учение о бытии, о сущем, о его формах и фундаментальных принципах, о наиболее общих определениях и категориях бытия. Термин был введен Р. Гоклениусом в 1613, но уже в античной философии сформировались различные варианты о. как учения о бытии как таковом, которое было связано с различением бытия и небытия, подлинного бытия и неподлинного существования. Принципиальный поворот в понимании о. был осуществлен И. Кантом, который подверг традиционную о. критике за догматизм и натуралистическое понимание бытия и предложил трактовать ее как «аналитику рассудка», выявляющую фундаментальные принципы полагания реальности человеком.

В 20 в. основные достижения в о. связаны с работами философов феноменологической школы ^Феноменология) в ее широком понимании - ТА. фон Мейнонга, ТЭ. Гуссерля, ТМ. Шелера, ТМ. Хайдеггера, Н. Гартмана, Р. Ингардена, а также представителей Аналитической философии, среди которых выделяется своими трудами тУ.В.О. Куайн. В первом направлении новая постановка онтологических проблем была связана прежде всего с идеей 1интенциональности. Это проявилось и в «теории предметов» А. фон Мейнонга, и в онтологических анализах Э. Гуссерля. Понимая интенциональность как «сознание о ...» и различая в нем акты и их содержание, Э. Гуссерль первоначально трактовал о. как всеобщую феноменологию предметностей сознания, данных в актах переживания, созерцания, понимания. Затем он обратился к анализу изначальных актов конструирования этих предметностей сознания, а позднее отождествил о. с телеологией и миром возможностей. Онтологическая переориентация в философии, осуществленная Э. Гуссерлем, предполагает «очищение» сознания от различного рода натуралистических привнесений, целью чего является достижение созерцания «самих сущностей». В Аксиологии М. Шелера ставится вопрос о способе бытия ценностей в их соотнесенности с актами познания и оценки. В своей «критической онтологии» Н. Гартман не принял гуссерлевского отождествления о. с анализом конституирующих актов трансцендентальной субъективности и занял более реалистическую позицию. Сходная установка воплощена и в трактате Р. Ингардена «Спор о существовании мира», в котором соединены феноменологический подход, гносеологический реализм и тщательный анализ идущей от Аристотеля традиции онтологической мысли.

Понимание о. как прежде всего анализа структур человеческого бытия ввел М. Хайдеггер, называвший свою философию «фундаментальной онтологией». Он подверг критике прежнюю философию за забвение тбытия, ввел в качестве основного экзистенциал «бытие- сознание», провел новое различие между подлинным и неподлинным бытием. Подлинное бытие заключается в трансценденции, в постоянном преодолении любых форм предметно-сущего. Онтологической основой трансценденции является ничто; вопрос о ничто, со- гласно М. Хайдеггеру, охватывает всю полноту онтологического вопроса.

'«Лингвистический поворот», характерный для аналитической философии, переводит онтологическую проблематику в план анализа «концептуальных каркасов». В логическом эмпиризме традиционные виды о. рассматривались как проявления 'метафизики. Отрицая содержательный характер о., ТР. Карнап трактовал ее как «формальную семантику», выявляющую «языковые каркасы», в рамках которых высказываются суждения о вещах. Куайн называет о. сферу экзистенциальных допущений используемого нами языка. Эта сфера определяется областью действия «связанных переменных» этого языка, что отразилось в его известном афоризме: «Быть - значит быть значением связанной переменной». Исходя из понимания существующих языков как целостных систем, связанных с реальностью различными и неоднозначными способами, У.В.О. Куайн отстаивал тезис о неопределенности перевода, что привело его к вызвавшей продолжительные дискуссии концепции «онтологической относительности».

В последние десятилетия в связи с громадным ростом идеальных объектов научных теорий, утратой их эмпирической проверяемости и расхождением между онтологическими моделями и эмпирическими референтами остро встает вопрос об о. науки, которая включает в себя построение онтологических моделей, которые сначала обладают интерсубъективным статусом и лишь позднее обретают статус существования и объективности. Расхождение между онтологическими моделями (напр., между полевыми и атомистическими в физике, между отношением «хищник-жертва» и коадаптацией организмов в биогеоценотической экологии) затрудняет их синтез и формирование научной картины мира, различающей уровни организации природного, социального и духовно-культурного бытия. Многообразие онтологических моделей и схем, конструируемых наукой, может быть упорядочено в соответствии с определенными методологическими принципами, принимаемыми в научных дисциплинах и теориях: континуальных и дисконтинуальных, пространственных и темпоральных. В общем виде движение о. науки можно представить как наращивание региональных о., как смену различных оснований о., как переход от естественного или искусственного тела, или вещи к природным и социальным процессам, от них - к природным и социальным системам, а от их структуры - к развитию во времени и к саморазвитию, включающему в себя разрывы и катаклизмы.

операционализм

Поворот К О. В 20 в. привел к построению исторической о., т.е. различных вариантов (номиналистического и холистского) понимания того, что представляет собой историческая реальность (либо последовательность единичных событий, либо смену социокультурных целост- ностей - от 'неокантианства Г. Риккерта до 'холизма

О. Шпанна), социальной о. ('Д. Лукач, 'Н. Луман), о. искусства и культуры как бытия ценностей ( Аксиология). В о. науки вычленяются различные уровни предъявленности предметов опыту и исследованиям - от естественных тел до природных процессов, от естественных и социальных систем до эволюционирующих и саморазвивающихся систем. В то время как классическая о. исходила из пространственной предъявленности научному опыту предметов (при разном понимании пространства - геометрического у Р. Декарта, изотропности абсолютного пространства у И. Ньютона, динамически силового у Г.В. Лейбница), неклассическая о. обратилась к предъявленности своих объектов во времени (концепции эволюционизма от Ч. Дарвина до теории номогенеза Л.С. Берга, глобальный эволюционизм, термодинамика открытых систем).

Поворот к о. нашел свое выражение в различных философских направлениях - в энергетизме В. Оствальда, в философии процесса ТА.Н. Уайтхеда, в концепциях эмерджентной эволюции (С. Александер и др.).

Лит.: Проблемы онтологии в совр. буржуазной философии. Рига, 1988; Хайдеггер М. Бытие и ничто. М., 1997; Карнап Р. Эмпиризм, семантика и онтология // Карнап Р. Значение и необходимость. М., 1959; Куайн У. Онтологическая относительность // Совр. философия науки. Хрестоматия. М., 1994; Quine W. Word and Object. Cambridge(MA) etc., i960.

операционализм

ОПЕРАЦИОНАЛИЗМ (от лат. operatio - действие) - влиятельное в 1930-1940-е гг. направление в 'философии науки, основные принципы которого были разработаны 'П.У. Бриджменом. Возникновение о. обусловлено научной революцией в естествознании нач. 20 в. Согласно П.У. Бриджмену, эта революция выразилась не только в смене научных теорий и общих представлений о мире, но и в существенном изменении процедур, посредством которых определяются фундаментальные научные понятия. Если понятийный аппарат классической физики складывался как непосредственно отражающий свойства самих вещей, то создатели теории относительности и квантовой механики ввели основные понятия (одновременность, длина, масса и т.п.) через указание на совокупность операций, посредством которых можно экспериментально зафиксировать и измерить эти характеристики реальности. Анализ и обобщение этого методологического шага привели к главной идее о.: значение любого подлинно научного понятия должно быть синонимично множеству операций (прежде всего операций измерения), используемых для фиксации соответствующей характеристики объектов. Если понятия нельзя выразить через совокупность реальных операций, то они должны устраняться, элиминироваться из концептуального аппарата науки как лишенные смысла и ненаучные. К такого рода понятиям, с позиции о., следует отнести «абсолютное время», «абсолютную одновременность» и ряд других понятий классической физики. Была предпринята попытка применить принципы о., с одной стороны, к анализу философских категорий (относительности, существования, реальности и т.п.), с другой - к исследованию процессов образования понятий в психологии и в социальных науках. При этом наряду с реальными физическими операциями при определении понятий сторонникам о. пришлось признать значимость «ментальных», «ка- рандашно-бумажных» операций, что делало доктрину о. аморфной и тривиальной. Критики о. указывали также на то, что большинство научных понятий получают свой смысл в контексте целостных теоретических систем и не могут сводиться к изолированным измерительным операциям. Операциональность является необходимым, но не единственным аспектом теоретических конструкций.

Лит.: Bridgeman P. W. The Logic of Modern Physics. N. Y., 1927; Bridgeman P. W. The Nature of Physical Theory. Princeton, 1936; Bridgeman P. W. The Ways Things Are. Cambridge, 1959; Hempel C. G. Fundamentals of Concept Formation in Empirical Science. Chicago, 1952; Carnap R. Methodological Character of Theoretical Concepts // Minnesota Studies in the Philosophy of Science. 1956. Vol. 1.

ПЕРСОНАЛИЗМ - теистическая тенденция в философии, в которой личность и ее духовные ценности признаются высшим смыслом земной цивилизации. Считается, что термин «п.» впервые употребил Ф. Шлейермахер в книге «Речи о религии к образованным людям, ее презирающим» (1799)- К п. относятся учения Ф. Якоби, А. Ол- котта, Ш. Ренувье, Л. Прата. Концепцию этического п. разрабатывал ТМ. Шелер в книге «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (1921). Этический п. М. Шелера, «критический п..» В. Штерна и «теологическая этика» X. Тиллике послужили основой персоналист- ской тенденции в нем. философии. На первом плане здесь - проблематика задатков и способностей индивида, глубинных сфер индивидуальной жизни человека; «личностный метод» объявляется универсальным средством познания не только человека, но и всей реальной и воображаемой действительности.

Последовательные персоналистские учения в совр. западной мысли разрабатываются амер. и фр. философами. Америк, п. возник в к. 19 в. (его основателем был Б.П. Боун). Среди главных представителей амер. п. - Дж. Хауисон, Р. Флюэллинг, Э. Брайтмен и У. Хоккинг. Понятие личности трактуется ими как неповторимая, уникальная субъективность, история человечества - как процесс развития личностного начала, которое достигается путем единения с Богом. В центре амер. п. находится религиозно-этическая проблематика; основное внимание уделяется вопросам свободы и нравственного воспитания. Моральное самосовершенствование граждан должно привести к общественной гармонии.

П. во Франции сформировался в нач. 1930-х гг. Его основоположник - ТЭ. Мунье. Главным печатным органом для французских персоналистов выступал журнал «Эспри» («Esprit»), основанный в октябре 1932. Основными представителями п. во Франции были Д. де Ружмон, П.-Л. Ландсберг, М. Недонсель, ТЖ. Лакруа, Г. Мадинье. В кризисные 30-е гг. левокатолические сторонники французского п. выступили с идеей создания философского учения о человеческой личности как главнейшей заботе человеческой цивилизации. Концепция личности складывалась в ходе осмысления гуманистической традиции в истории философии, идущей от Сократа, Августина и Платона через Г.В. Лейбница, И. Канта, Н. Мальбранша, Ж.-Ж. Руссо, М.Ф.П. Мен де Бирана и С. Кьеркегора к М. Шелеру, ТМ. Буберу, ТА. Бергсону, Н. Бердяеву, Н. Лосскому, ТЖ. Маритену, ТК. Ясперсу, Г. Марселю; большое значение придавалось концепциям человека, выдвинутым 'экзистенциализмом и марксизмом. Сторонники личностной философии перетолковали многие проблемы христианской концепции человека, стремясь ослабить свойственный ей догматизм и ввести в нее новое содержание, соответствующее требованиям современности. Личность в персоналист- ской трактовке выступает как единство трех основных характеристик: экстериоризации, интериоризации и трансценденции. Экстериоризация - это осуществление личности вовне; интериоризация - внутренняя сосредоточенность личности, ее духовный мир; и экстериоризация, и интериоризация, находясь в глубинной взаимосвязи, увлечены движением трансцендирования, нацеленным на высшие, божественные, ценности - истину, красоту, благо. Одной из центральных идей в понимании личности является мысль о вовлеченном существовании, означающем активный диалог христиан с современностью, вовлечение верующих в социальные движения на стороне прогрессивных сил; религиозное миропонимание призвано играть роль конструктивного фактора в преобразовании мира на гуманистических основах. Персоналисты подчеркивают воспитательную функцию своей философии, видя в ней педагогику, нацеленную на пробуждение личностного начала в человеке. Большое значение в этой связи отводится проблеме личностного общения, в котором сторонники п. видят цель и назначение человеческого существования. Персоналистская концепция коммуникации близка к этическому учению М. Шелера, христианскому экзистенциализму Г. Марселя и феноменологической этике ТЭ. Левинаса. В ней утверждается действенный характер личностного общения, когда каждый индивид «имеет цель в себе и в то же время во всех», а встреча Я и Ты в Мы создает особый опыт - коммуникацию душ, осуществляемую «по ту сторону слов и систем». Персоналистская философия широко опирается на искусство и эстетику: в эстетической концепции в значительной степени конкретизируется смысл понятий «личность»,

«творчество», «коммуникация», «сообщество», «культура». Социальная концепция «личностной философии» строится на основе критического анализа капиталистической и социалистической общественных систем, в ней разрабатывается проект новой цивилизации как «третьего пути» между социализмом и капитализмом, где изживаются недостатки этих систем и основой общественной организации является примат личности и ее духовных ценностей.

Учение левокатолических философов, группирующихся вокруг «Эспри», в послевоенное время проделало значительную эволюцию. Ж.-М. Доменак, бывший директором журнала в 1957-1977 гг., стремился к соединению идей п. с идеологией реформизма, с 1977 в журнале превалировала ориентация на учения о постиндустриальном обществе. Роль продолжателя идей личностной философии взял на себя тПоль Рикер. Результаты теоретической деятельности П. Рикера, опиравшегося на новейшие исследования в сфере языка, деятельности, повествования, этики, обобщены в его трудах «Время и рассказ» (з т., 1983-1985), «Я-сам как другой» (1990) и др.

Идеи фр. п. получили широкое распространение. Под их влиянием сложились персоналистски ориентированные концепции в Италии, Швейцарии, в Скандинавском регионе, Латинской Америке, странах Восточной Европы. Они стали теоретической основой различных направлений социальной теологии, способствовали переориентации официальной доктрины совр. католицизма. Многие положения п. входили в мировоззренческий багаж главы римско-католической церкви папы Иоанна Павла II. В 1980-х гг. во Франции наблюдается оживление идей п.: создаются ассоциации и объединения («За новую жизнь», «Продолжение», «Актуальность п.»), ставящие своей целью возродить подлинный п., связанный с именем его основоположника Э. Мунье, продолжить начатые им исследования и развернуть широкую работу по внедрению идей п. во все сферы общественной и индивидуальной жизни людей.

Лит.: Лакруа Ж. Избранное: Персонализм. М., 2004; Мунье Э. Что такое персонализм? М., 1994; Мунье Э. Надежда отчаявшихся. М., 1995; Мунье Э. Манифест персонализма. М., 1999.

позитивизм

позитивизм (от лат. positivus - положительный) - философское направление 19-20 вв., подчеркивающее надежность и ценность опирающегося на опыт научного познания по сравнению с гметафизикой и иными формами духовной деятельности. Термин «п.» впервые использовал А. Сен-Симон для обозначения метода науки, который должен распространиться и на философию. В своем развитии п. прошел три этапа, сохраняя при этом некоторые основные установки, которые придают ему черты единого направления философской мысли. Ядро п. составляют следующие положения: подлинное знание должно опираться на эмпирические факты, такое знание дают только конкретные (позитивные) науки; все науки, как естественные, так и социальные, должны использовать единые научные методы наблюдения и обобщения данных, выдвижения гипотез и их эмпирической проверки; в природе нет причинности, есть лишь регулярности, с которыми явления одного рода следуют за явлениями другого рода; ученые в своих объяснениях не должны стремиться ответить на вопросы «почему», они должны лишь устанавливать законы того, «как» ведут себя явления и вещи; наблюдения и факты как твердое основание знания обладают приоритетом перед теоретическими положениями, которые являются гипотетическими; метафизика (спекулятивные рассуждения, объяснения через «сущности», «конечные причины» и т.п.) является устаревшим и бессмысленным хламом, от которого нужно очистить науку и человеческое мышление.

позитивизм

Родоначальником позитивизма является О. Конт, который в своем «Курсе позитивной философии» (18301842) сформулировал его основные положения. С сер. 19 в. п. стал многочисленным интернациональным движением. В Англии его сторонниками были Дж. С. Милль и У. Джевонс, логико-методологические работы которых заложили основы философии науки. Г. Спенсер соединил п. с идеями эволюционного учения Ч. Дарвина, эта линия развивалась затем в работах Э. Геккеля, В. Вундта и др. Во Франции преобладал социальный п., связанный с идеями О. Конта о социальном прогрессе и необходимости разработки социологии как позитивной науки (Э. Ренан, И. Тэн, ТЭ. Дюркгейм). Значительное влияние п. оказал и на русскую философию и научную мысль. Последовательным приверженцем п. был Г. Вырубов, ставший соиздателем фр. журнала «Позитивная философия». В. Лесевич разрабатывал ттеорию познания, стремясь соединить п. с некоторыми идеями Неокантианства. Наиболее сильным был вклад п. в русскую социологию, где его представителями были Е. де Роберти, М. Ковалевский, Н. Кареев и др. В к. 19 - нач. 20 в. возник т.н. второй п., лидером которого был австр. физик и философ ТЭ. Мах. В его учении, получившем название «эмпириокритицизм», был дан критический анализ оснований классической науки. Наряду с этим видными фигурами критического п. были Р. Авенариус, ученик Э. Маха И. Петцольд и его англ. последователь К. Пирсон. Третий этап п. отсчитывается с середины 1920-х гг., когда сформировался и быстро завоевал широкую популярность Логический п., или неопозитивизм тВенского кружка. Его отличительная характеристика состояла в том, что при сохранении основных установок позитивистской философии он перенес акцент на анализ языка науки и использование средств совр. логики для формулировки и решения философско-мето- дологических проблем. В 1950-е гг. столетнее развитие п. завершилось, и он практически сошел с философской сцены, вытесненный различными постпозитивистскими концепциями. Однако разработанные в п. язык и методы анализа продолжают сохранять известное значение в совр. философии науки и аналитической философии.

Лит.: Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 1910; Родоначальники позитивизма. Вып. 1-4. СПб., 1909-1913; Позитивизм и наука. М., 1975-

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ - дисциплина совр. философии, предметом которой являются природа и формы политического правления, политические и социальные практики, политические институты, а также тенденции их развития и желательные направления их будущих трансформаций.

П.Ф. принято отличать как от 'социальной философии, так и от политической науки. Различение между п.Ф. и социальной философией обусловлено, во-первых, разделением политической и социальной сфер в обществах Модерна, а во-вторых, - характерным дая европейской мысли вт. пол. 19 - перв. пол. 20 в. противопоставлением философии и социально-научного знания. В этот период политическая сфера общества соотносится в первую очередь с совр. государством и его институтами, а социальная сфера - с гражданским обществом как областью легитимного преследования отдельными индивидами своих частных интересов. Поскольку в обществах Модерна как обществах с господством рыночно- капиталистической экономики товарные отношения носят всеобщий характер и организуются на частноправовой основе, постольку эти отношения отделяются от отношений политического господства. В результате формируются два вида пространства - пространство меновой стоимости, с одной стороны, и пространство власти - с другой, или две системы социального действия, - рыночно-капиталистическая и административно- бюрократическая, функционально дополняющие друг друга. Тем самым социальное отделяется от политического, а деполитизированное экономическое общество - от бюрократического национального государства. В 2о в., однако, ситуация кардинально изменяется. Отождествление сферы политического с национальным государством и его институтами было применимо к абсолютистской монархии 18 в., не признававшей «общество» в качестве равноправного противника и партнера, или же к «нейтральному» государству 19 в., стоявшему над обществом как самостоятельная и стабильная сила; однако такое отождествление совершенно неприменимо к политическим реалиям 20 в. Объясняется это тем, что в совр. эпоху на смену «нейтральному» государству 19 в., которое «царствует, но не правит», приходит «тотальное» государство (ТК. Шмитт) или, как его принято называть в англоязычной литературе, «большое государство» (bigstate), для которого характерно тесное взаимопроникновение с обществом. Этот новый тип взаимоотношений государства и общества отличается

тем, что здесь не остается ни одной сферы общественной жизни, которая в той или иной степени не испытала бы на себе воздействия государства; последнее же, в свою очередь, испытывает все более усиливающееся давление системных и внесистемных политических партий и движений, а также организованных групп интересов. В совокупности все эти тенденции ведут к тому, что в условиях массовых демократий 20 в., когда государство и общество пронизывают друг друга, государство утрачивает монополию на политическое. Вследствие этого совр. «большое» государство оборачивает вспять процесс деполитизации, на котором строилось либеральное понимание политики.

Всеобъемлющим и самодостаточным предметом совр. п.Ф. является политическое сообщество, представленное определенной страной или нацией, тогда как в социальной философии политическое сообщество считается лишь частью более объемлющего целого, которое обозначается понятием «общество». Несмотря на то что целый ряд совр. мыслителей на этом основании проводят различие между п.Ф. и социальной философией, понятие «п.Ф.» часто используется и в расширительном смысле, охватывающем оба эти момента. На таком расширительном понимании П.Ф. основано противопоставление П.Ф. и совр. политической науки. В отличие от П.Ф., в которой политическое сообщество мыслится как всеобъемлющее целое, охватывающее не только формы политического правления, но и социальные практики, формы повседневности, культуры, образования и воспитания, политическая наука (political science) ограничивает свой предмет индивидуальным и коллективным политическим поведением, а также функционированием политических институтов.

Важной особенностью П.Ф., отличающей ее от иных форм исследований политического, является также то, что она охватывает не только онтологические и теоретико-познавательные, но и нормативные вопросы политической жизни общества, в том числе проблемы 'легитимации (оправдания) или критики форм политического правления, поиска критериев, позволяющих определить специфику политических отношений, принципы справедливого распределения между членами общества материальных и символических благ, отношения между неотчуждаемыми правами индивидов и их гражданскими обязанностями, а также исследует содержание и функции ведущих политических идеологий ('идеология). Подобный подход, как правило, тесно связан с изучением понятийного словаря политики, т.е. с анализом и интерпретацией идей 'свободы, 'справедливости, 'власти, демократии, насилия и т.д., а также с использованием этих идей для оценки существующих социальных институтов и соперничающих политических проектов. При этом осмысление основополагающих социально-политических концепций может иметь целью как апологетику, так и критику этих институтов и проектов. Об этом, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что для многих крупных представителей п.Ф. 20 в. - таких как ТХ. Арендт, ТР. Арон, Т. Адорно, ТИ. Берлин, ТА. Грамши, тДж. Дьюи, ТД. Лукач, ТГ. Мар- кузе, К. Шмитт, Л. Штраус, ТМ. Фуко, ТЮ. Хабермас, Жак Рансьер, Шанталь Муфф - занятие исследованиями в области п.Ф. всегда соотносилось с «политическим вмешательством теоретическими средствами» в жизнь совр. общества (ТЛ. Альтюссер), направленным либо на сохранение сложившегося порядка вещей, либо на его радикальную критику, призванную способствовать политическим и социальным переменам. Будучи связанной с оправданием или критической оценкой существующих и возможных форм политического устройства, п.Ф. носит нормативный характер и стремится не только к познанию политического, но и к его оценке с т. зр. должного. Подобная оценка политической реальности с т. зр. должного является неотъемлемым моментом п.Ф., которая в силу этого предполагает не только теоретико-познавательное, но и морально- практическое отношение к политическому. Этим обстоятельством объясняется то, почему одно из центральных мест в совр. п.Ф. занимают вопросы методологии; как правило, они связаны с рассмотрением вопроса о том, как возможно обосновать использование оценочных суждений в политических спорах.

П.Ф. является основой для всех прочих дисциплин, занятых исследованием политического. Западному миру известно четыре основных теоретических подхода к осмыслению политического - п.Ф., политическая наука, политическая теология и политическая теория. Эти наиболее характерные типы теоретического отношения к политическому было бы неверно располагать в хронологической последовательности и представлять их историческое взаимодействие как линейный процесс замены одной формы теоретического отношения к политическому другой. Более корректно вести речь о том, что в политической МЫСЛИ 20 в. представлены все четыре базовые формы отношения к политике, при этом в определенные периоды и в определенных странах одни формы политического знания доминировали над другими и определяли общий интеллектуальный климат как исследований политического, так и размышлений и споров о политике в публичной сфере.

политическая философия

Развитие п.Ф. в 20 в. происходит как во взаимодействии, так и в противоборстве с тремя остальными формами теоретизации политического. Для этого периода характерны (і) относительно невысокий удельный вес и степень влияния политической теологии как формы политического знания (хотя, безусловно, были исключения, в частности исследования ТВ. Беньямина, Эрнста Канторовича и К. Шмитта 1920-1930-х гг. в области политической теологии, а также широкая популярность католической «теологии освобождения» в странах Латинской Америки в 1970-1980-х гг.); (2) противостояние между п.Ф. и политической наукой (1950-1960-х гг.), особенно в англоязычных странах; (3) динамичное развитие политической теории, сопровождавшееся размыванием дисциплинарных границ между ней и п.Ф. и даже принятием политической теорией на себя целого ряда задач и функций п.Ф.

В 20 в. широкое распространение получает противопоставление п.Ф. политической науке. Под политической наукой в том виде, в каком она сформировалась, гл. о., в англоязычных странах в 1950-1960-х гг., принято понимать исследования политического поведения, институтов и процессов, ориентированные на естественнонаучные модели знания, т.е. прежде всего на объяснение и предсказание политического поведения посредством его подведения под общие законы. Помимо данного принципа, политическая наука, возникшая в США и ряде других стран под сильным влиянием Логического позитивизма, основывалась также на принципах эмпирической проверяемости и объективности научных теорий, на допущении возможности точного количественного описания и интерпретации данных, а также на идее систематического прироста социально-научного знания, в чем приверженцы «новой политической науки» видели важнейший критерий, отделяющий политическую науку от традиционной п.Ф. Наконец, главный критерий отличия новой политической науки от традиционной п.Ф. усматривался в ее принципиально безоценочном, т.е. не-нормативном, характере. В этом находило свое проявление характерное как для развития политического знания, так и для отношений между политической теорией и практикой в 20 в. онаучивание исследований политического.

Оборотной стороной онаучивания политических исследований в 20 в. становится инструментализация политики. Господствовавшее в политической науке в 1940-1960-е гг. позитивистское понимание отношения между теорией и практикой основывалось на широко распространенном предположении, что одна из форм рациональности, а именно научная рациональность, должна получить исключительные права в области исследований политического. Поскольку сама теория при этом понималась как ценностно нейтральная и описательная система суждений, ее отношение к политической практике приобретало инструментальный характер и сводилось к поиску эффективных средств для достижения поставленных политическими деятелями целей, которые не подлежали ни выведению из политической теории в виде ее содержательных следствий, ни рациональному обоснованию с ее помощью. Подобное понимание отношения между техническим знанием и практикой осуществления политического господства, сформулированное М. Вебером и К. Шмиттом, получило название «децизионизма». политическая философия

От п.Ф. принято отделять не только политическую науку, но и политическую теорию. Политическая тео- рия в качестве отдельной академической дисциплины формируется лишь в 20 в. Политическая теория определяет свой предмет иначе, нежели П.Ф. Она сосредоточивает свои усилия на исследовании политической системы совр. общества, особенностей ее строения и функционирования, а также форм взаимодействия с другими сферами общества. Иными словами, политическая теория уделяет особое внимание феномену Модерна, т.е. совр. обществам как обществам демократическим и институционально оформленным в качестве национальных государств. Напротив, для П.Ф. политика представляется не одной из подсистем социальной системы или одной из сфер общественной жизни; она касается социального порядка в целом и его основополагающих проблем. Вместе с тем совр. П.Ф. имеет много общего с политической теорией: обе они, в отличие от политической науки, не отказываются от вынесения ценностных суждений о мире политического, т.е. носят нормативный характер.

В перв. пол. 20 в. развитие социальных и гуманитарных наук в сочетании с подъемом позитивистской философии, стремившейся легитимировать соответствующие тенденции в развитии социально-научного знания, привело к оттеснению на второй план П.Ф. как господствовавшей формы политического мышления Запада, способствуя ее временному упадку. С этого момента центральное место в кругу дисциплин, занимающихся исследованием политического, принадлежало аналитической политической науке, которая по своему предмету, целеполаганию и методам имеет крайне мало общего как с классической п.Ф., так и с П.ф. современности (Модерна). Последние, при всем разнообразии их теорий, всегда опирались на определенные философские принципы, прежде всего на учение о 'благе, которое, в свою очередь, основывалось на определенной концепции человеческой природы и природы мироздания в целом. Именно так строились все великие политические учения от Платона до Г.В.Ф. Гегеля.

В 20 в. подобной п.Ф., построенной на определенных философских принципах, приходит конец. Он был предрешен еще в 19 в. К Марксом, который был «последним западным политическим философом» (X. Арендт). К. Маркс покончил с прежней П.Ф., которая характеризовала политическое, исходя из определенных философских принципов, и из них же выводила критерии оценки политических процессов и событий. На смену ей должна была прийти марксистская философия практики, которая, по мысли К. Маркса, была призвана снять (aufheben) философию через ее практическое осуществление. Однако эта политизация философии сопровождается у К. Маркса девальвацией политики, которую он, в полном соответствии с материалистическим духом 19 в., понимает как надстроечное явление, выражающее борьбу классов; в основе же борьбы классов лежит конфликт между наемным трудом и капиталом, зреющий в недрах капиталистического способа производства. К. Маркс (как и Ф. Ницше) показал, что прежняя политическая философия, тесно связанная с западной традицией 'метафизики, исчерпала свои возможности.

На П.Ф. всегда оказывали влияние не только господствующие философские и научные представления эпохи, но и социальные и политические порядки общества, в котором она развивалась. Этим объясняется то обстоятельство, что проблемы и вопросы, формирующие повестку дня П.Ф. в ту или иную эпоху, в значительной степени определяются текущими политическими процессами и событиями. Если в Средние века центральной проблемой П.Ф. было отношение между церковной и светской властями (связанное с борьбой между папами и императорами), то в раннее Новое время в центр tt внимания перемещается борьба между сторонниками и противниками абсолютистской формы правления. Кроме того, в этот период, отмеченный расколом духовного единства Европы в результате протестантской Реформации, особую актуальность приобретает вопрос об обеспечении гражданского 'мира и согласия в многоконфессиональном обществе. В i8 в., проходящем под знаком Просвещения, первостепенное значение получает вопрос о борьбе выступающих от имени Разума новых социальных сил (в лице «третьего сословия») с силами «старого порядка» (абсолютистская монархия, дворянство и католическая церковь). В 19 в. в Западной Европе на первый план выходит так называемый «социальный вопрос», т.е. вопрос о том, как должно быть организовано совр. индустриальное общество с т. зр. принципов научной рациональности и социальной справедливости с тем, чтобы можно было обеспечить социальное сотрудничество между составляющими его классами. Развитие П.Ф. В 20 В. В этом отношении не является исключением. Центральными вопросами, на которые пытались ответить ведущие политические философы 20 в., был, с одной стороны, вопрос о том, как в условиях массового общества и массовой демократии западного типа возможно сохранение политического авторитета и политической свободы, а с другой стороны, вопрос о содержании и перспективах всемирно-исторического противоборства между либеральной демократией и коммунизмом в ходе «всемирной гражданской войны 1917-1991 гг.». Т.о., хотя П.Ф. имеет дело с «вечными» вопросами (справедливость, свобода, политический авторитет и т.д.), конкретное выражение этих идей зависит от преходящих социальных и исторических обстоятельств.

Либеральная и левая политические идеи развивались в П.Ф. 2О В. В рамках проекта Просвещения, направленного на создание универсального общества равных и свободных людей. Развитие либеральной идеи в П.Ф. перв. пол. 20 в. было связано с необходимостью корректировки доктрины классического либерализма с ее принципами свободного предприниматель- ства и невмешательства государства в хозяйственную и общественную жизнь в свете новых реальностей массовой демократии и массового индустриального общества. Подобная корректировка классического либерализма была проделана в Англии представителями нового политического либерализма (Т.Х. Грин, Л.Т. Хобхаус) и политической экономии дирижистского типа (Дж. М. Кейнс), а в США - представителями социального либерализма, центральное место среди которых занимал тДж. Дьюи. Представители этих новых школ отвергали крайний индивидуализм и антиэтатизм (антигосударственни- чество) своих предшественников и требовали большей ответственности со стороны государства и общества за материальное благосостояние и социальное процветание граждан. Эти изменения в либеральной П.Ф. В духе «социального либерализма», направленные на идейную поддержку и философское обоснование деятельности государства «всеобщего благосостояния», встретили резкую оппозицию в среде представителей консервативного либерализма (Л. фон Мизес, М. Оукшот, Ф.А. фон Хай- ек), опасавшихся, что широкомасштабное государственное регулирование экономики и программы социальной помощи для неимущих таит в себе угрозу уничтожения индивидуальной свободы и установления в Западной Европе и Северной Америке тоталитарных диктатур коммунистического типа (см. работу Ф.А. фон Хайека «Дорога к рабству»). Выход из этого тупика консервативные либералы видели в реставрации, в том числе и средствами П.Ф., традиционных либеральных ценностей - индивидуальной свободы, минимального государства, формально-юридического понимания понятия равенства как равенства всех граждан перед законом, принципов свободного предпринимательства и государственного невмешательства в экономику, незаменимости рынка как механизма координации множества решений, принимаемых хозяйствующими субъектами, а также верховенства права.

политическая философия

Левая идея в П.Ф. 20 В. находит свое наиболее яркое выражение в 'неомарксизме, с различными направлениями и школами которого связано последовательное развитие идеи эмансипации в совр. эпоху. Эта эмансипация должна была иметь двойственный характер и представлять собой как освобождение человечества от давления со стороны внешней природы посредством ее объективации и технического распоряжения ею с помощью науки и техники, так и освобождение индивидов от своей внутренней «человеческой природы», и освобождение общества от своего исторического прошлого. Достичь этих целей предполагалось путем коренного преобразования всей системы общественных отношений. В 20 в. левая идея получает свое преломление в П.Ф. прежде всего в концепциях, созданных в рамках (х) гегельянского марксизма, (2) "Франкфуртской школы и (з) структуралистского марксизма 1960-х гг. ( Л. Альтюссер, Э. Балибар и др.).

Гегельянский марксизм (Д. Лукач, К. Корш, А. Грамши) представляет собой основную форму развития П.Ф. неомарксизма в 1920-е гг. Свою главную задачу гегельянский марксизм видел в построении марксистской философии как выражения классового сознания пролетариата. Последователи гегельянского марксизма исходили при этом из видения совр. капиталистического общества как целостности, всеми своими сторонами раскрывающей отчужденный характер всеобщих товарных отношений, а главную цель П.Ф. марксизма усматривали в раскрытии и преодолении 'отчуждения, обусловленного механизмами эксплуатации капиталистического общества. В гегельянском марксизме буржуазное общество как царство овеществленных товарных отношений теоретически преодолевается историческим материализмом, который представляет собой точку зрения пролетариата на всемирно-исторический процесс, а практически - самим пролетариатом как субъект- объектом социальной эмансипации современности.

политическая философия

Творческий импульс, заданный П.Ф. неомарксизмом 1920-х гг., был воспринят 'критической теорией 'Франкфуртской школы. Отказавшись от идеи революционной миссии пролетариата, представители этого направления попытались в своих исследованиях политики в позднекапиталистическом обществе сочетать марксистски ориентированную 'философию истории с политической экономией и 'психоанализом, что привело к появлению междисциплинарных социальных исследований. Рассматривая процесс развития поздне- капиталистического общества как процесс прогрессирующего 'овеществления социальных связей и рационализации всех сфер общественной жизни, теоретики Франкфуртской школы вычленили механизм овеществления из специфического исторического контекста капиталистической системы и стали видеть основу механизма овеществления сознания в антропологическом основании родовой истории человечества, вынужденного воспроизводить себя посредством покорения природы. В результате господство инструментального разума, характерное для совр. цивилизации, представало не в качестве специфического и исторически-преходящего явления, свойственного капиталистическому обществу, а в качестве неизбежного результата стремления человечества к воспроизводству, которое в условиях позднего капитализма привело к всеобъемлющему господству человека над природой и человека над человеком. Отождествляя общественный разум с инструментальным стремлением к господству, представители Франкфуртской школы делают разум «одномерным», лишая его потенциала диалектического развития. Тем самым под вопрос ставится и само существование критической теории как средства эмансипации. Средство преодоления этого противоречия поздний Т. Адорно усматривал в «негативной диалектике», потенциал которой позволял, по его мысли, и вскрывать противоре- чия позднекапиталистического общества, и указывать пути к будущему обществу свободных и равных людей.

Развитие п.Ф. во вт. пол. 1940-х- перв. пол. 1950-х гг. проходит под знаком крушения фашизма в Европе и ее послевоенного восстановления, распада колониальной системы и прихода к власти коммунистов в Китае, Корее и Вьетнаме, а также всемирного противоборства советского коммунизма и стран Запада, гегемониаль- ное (тгегемония) положение среди которых после окончания Второй мировой войны прочно занимают Соединенные Штаты Америки. На развитие п.Ф. в этот период неизгладимую печать накладывает дух «холодной войны», с одной стороны, и притязания новой и «свободной от ценностей» политической науки на монополизацию теоретических и прикладных исследований политического - с другой. В 1940-1950-е гг. у многих интеллектуалов складывается впечатление, что п.Ф. как форме философского осмысления и теоретизации политического опыта пришел конец и что она сохранится в будущем только в виде истории П.Ф.

Положение начинает меняться в к. 1950-х - нач. 1960-х гг., когда реакция на позитивизм и эмпиризм новой политической науки со стороны таких мыслителей, как X. Арендт, И. Берлин, ТФ.А. фон Хайек, Л. Штраус, Т. Адорно, Г. Маркузе и др., а также внутренние трудности, выявившиеся в ходе реализации научно-исследовательской программы новой политической науки, способствовали возрождению интереса к п.Ф. На этот период приходится появление целого ряда исследований, ставших классикой п.Ф. 20 в. Речь, в частности, идет об исследованиях проблем тидеологии Л. Альтюс- сером и Никосом Пуланзасом, тоталитаризма, революции и насилия X. Арендт, позитивной и негативной свободы и исторических судеб либерализма - И. Берлином, рационализма в политике - Майклом Оукшотом, спонтанного рыночного порядка и либерально-конституционного государства - Ф.А. фон Хайеком, права - Г.Л.А. Хартом, проблем нового мирового порядка и международного права - К. Шмиттом. В это же время происходит институционализация исследований в области п.Ф. в США, чему немало способствовала научная деятельность эмигрантов из Западной Европы (X. Арендт, Л. Штраус, Э. Фегелин), небезуспешно пытавшихся привить европейские представления о п.Ф. американскому академическому миру. В результате в США и в западном мире в целом интересы ученых, занимающихся исследованиями политики, смещаются с социально-психологических аспектов (феномены политического лидерства и массового поведения) к философской проблематике (свобода, авторитет, формы политического правления в их исторических судьбах).

В этот период, символическое начало которого принято датировать 1971 - годом выхода в свет книги тДж. Ролза «Теория справедливости», - основные дискуссии в совр. п.Ф. разворачиваются вокруг понятий справедливости, свободы и равенства и условий их реализации в конституционно-правовых и социальных государствах. Одно из центральных мест в этих спорах занимает полемика между либералами и коммунита- ристами (тКоммунитаризм) по вопросу о том, должна ли либеральная политическая философия по-прежнему притязать на универсальность или же она должна умерить свои амбиции и выступать скорее в роли «местоблюстителя и интерпретатора» (ТЮ. Хабермас) политической практики либеральных западных демократий. В центре внимания совр. представителей либеральной и коммунитаристской п.Ф. находится прежде всего проблема справедливости, что выражается в различных концепциях «эгалитарного либерализма» (Дж. Ролз, ТР. Дворкин), согласно которому государство и общество обязаны предпринимать усилия для смягчения неравенства, вызванного к жизни развитием рыночно- капиталистической экономики и процессами глобализации. Кроме того, для развития п.Ф. в последние десятилетия го - первое десятилетие 21 в. характерно также появление целого спектра новых течений и направлений, среди которых - политическая тфилософия феминизма, ^либертарианство, аналитический марксизм (Д.А. Коэн, Э.О. Райт, Д. Элстер и др.), исследования «политик идентичности» (см. тИдентичность), проблема судьбы национального государства в условиях глобализации и т.д.

Лит.: Алексеева Т. А. Политическая философия: От концепций к теориям. М., 2007; Бенетон Ф. Введение в политическую науку. М., 2002; Капустин Б. Г. Что такое политическая философия? // Полис. 1996, № 6; 1997, № 2-3; Манан П. Общедоступный курс политической философии. М., 2001; Политическая теория в XX веке. Сборник статей / Под ред. А. Павлова. М., 2008; Кут- licka W. Contemporary Political Philosophy: An Introduction. Oxford, 2004 (2 ed.); Miller D. Political Philosophy: A Very Short Introduction. Oxford, 2003; Woljf J. An Introduction to Political Philosophy. Oxford, 2006.

ПОСТМАРКСИЗМ - в нестрогом смысле - термин, используемый для обозначения позиций теоретиков, пришедших либо к полному разрыву с марксизмом и его отрицанию, либо - чаще - к его «преодолению» и «пересмотру» с антиэссенциалистских позиций. В последнем случае п. сохраняет от марксизма критический подход к изучению общества и неприятие неравенства и отношений подчинения, отвергая при этом его экономический детерминизм. В строгом смысле - направление в социальной и политической теории, связанное с именами Эрнеста Лаклау и Шанталь Муфф. П. возник в начале 1980-х гг. вследствие осознания тупика в развитии марксистской теории того времени и необходимости генеалогического рассмотрения причин, приведших к нему. Попытка внутренней критики марксизма с грамшианских позиций, показавшая на- личие широкой области социальных отношений, не подчиняющихся законам экономического развития, побудила Э. Лаклау и Ш. Муфф в работе «Гегемония и социалистическая стратегия» (1985) отказаться от основных онтологических и эпистемологических посылок классического марксизма (традиционной топографии базиса и надстройки и связанных с ней концепций «относительной автономии надстройки», «комбинированного и неравномерного развития», «детерминации в конечном счете [экономикой]» и «сверхдетерминации») и приступить к разработке новой дискурсивной логики социального. С т. зр. п., «экономика» представляет собой не особую область, определяющую политическое развитие общества, а дискурсивную формацию, которая сама по себе является гетерогенной областью политической борьбы. Политика играет решающую роль в конституировании социального как области се- диментированных практик, скрывающих собственное политическое происхождение и создающих «эффект общества», представление об обществе как целостности.

При таком понимании политики и экономики ни один социальный участник не может притязать на привилегированное положение в обществе, поэтому «классовая» идентичность утрачивает свой онтологический приоритет и становится одной из множества других возможных идентичностей (гендерных, расовых, этнических, сексуальных и т.д.). Основное внимание в п. уделяется не столько «онтически» данным социальным идентичностям, сколько «онтологическим» условиям возможности таких идентичностей, которые представляют собой результат дискурсивной артикуляции (практики установления отношений между элементами, в результате которой происходит изменение самих этих элементов). Понятие дискурса в п. близко к понятию 'языковых игр у позднего ТЛ. Витгенштейна и не ограничивается только языковыми практиками, включая также значимые внеязыковые практики.

постмодернизм

Решающее значение в структуре всякой коллективной 'идентичности, с т. зр. п., имеет негативное измерение дислокации и антагонизма. Под дислокацией понимается процесс, который делает зримой случайность всякой дискурсивной структуры, вызывая кризис идентичности, но который также создает условия для формирования новых идентичностей и дискурсов. Не будучи ни объективным отношением, ни диалектическим противоречием, антагонизм представляет собой дискурсивный ответ на дислокацию социального порядка и идентичностей, который указывает на силу («врага»), воспринимаемую как препятствие для достижения полной идентичности субъекта. Антагонизм ведет к разрушению различий (дифференциальных идентичностей) и созданию цепочек эквивалентности между отрицаемыми дифференциальными идентичностями. Дальнейшее развитие событий определяется гегемо- нистскими логиками эквивалентности и различия, причем исход борьбы за 'гегемонию никогда не бывает предопределен заранее и всегда зависит от способности социальных участников представить свои частные требования в качестве общих.

Помимо критики традиционного марксизма и построения новой теории 'дискурса, используемой при анализе социального, Э. Лаклау и Ш. Муфф предложили новую политическую стратегию для левых: проект «радикальной и плюральной демократии», предполагающий распространение свободы равенства во всех областях общества и включение требований различных групп в более широкое движение. Позднее, полемизируя с теоретиками агрегативной и делиберативной демократии, которые деполитизируют демократию, сводя ее к агрегированию предпочтений (экономика) или достижению рационального согласия через обсуждение, отвечающее универсальным правилам, Ш. Муфф разработала более абстрактную модель агонистической демократии, в которой радикальная демократия является одним из соперничающих политических проектов наряду с социал-демократическим, консервативным или неолиберальным. Целью агонистической демократии является преобразование антагонистической борьбы в агонистическую, а «врага» в «соперника».

Лит.: ЛаклауЭ. Невозможность общества //Логос. 2003, № 4-5; Муфф Ш. К агонистической модели демократии // Логос. 2004, N9 2; Geras N. Post-Marxism? // New Left Review 163 (May/June 1987); Laclau E., Moujfe Ch. Hegemony and Socialist Strategy. L., 1985; Laclau E. New Reflections on the Revolution of Our Time. L., 1990; Laclau E. Emancipation(s). L., 1996; Moujfe Ch. On the Political. L., 2005; Sim S. Post-Marxism: An Intellectual History. L., 2000.

ПОСТМОДЕРНИЗМ - условное обозначение трансформации в умонастроениях западных интеллектуалов, произошедшей в течение поел, трети 20 в. Многие философы, которых называли «постмодернистами», скептически относились к этому термину.

Для мыслителей, относимых к п., при всем несходстве их подходов и целей, характерно критическое отношение к основоположениям классической западной философии. Критике подвергаются такие базисные для европейской философской классики понятия, как «субъект», «исток», '«идентичность», '«бытие», «смысл». Одним из важнейших понятий классической философии было понятие тождества, или идентичности (положение о тождестве мышления и бытия у Г.В.Ф. Гегеля, «философия тождества» Ф.В.Й. Шеллинга). Примат тождества над различием разумелся этой философией сам собой. Не составлял исключения и 'структурализм, занимавшийся поисками универсального шифра действительности, кода, которому подчинены все знаковые системы, в том числе и биологические. Представители п. не принимают идею подобной универсальной отмычки, считая, что изначальная «бесформенность» и «хаотичность» жизни не подвластны никаким выдвигаемым наукой схемам. Вот почему на первый план здесь выходит категория различия. ТЖ. Деррида в работе «Письмо и различие» (1967) и ТЖ. Делез в труде «Различие и повторение» (1968) вступают в полемику с традицией, которую можно назвать мышлением тождества. Различие здесь мыслится вне, по ту сторону пары различие-тождество. Различие не сводится к тождеству. Неверно видеть в нем нечто подчиненное тождеству, поскольку именно различие, а не идентичность есть первичное отношение. Различия не отсылают к подобиям, а указывают на другие различия. Мыслить различие - значит не держать перед мысленным взором идею целого, системы, иерархии, единства.

Наряду с критикой «мышления тождества» важной составляющей постмодернистской философии является переосмысление категории «тсобытие». В классической европейской философии событием могло быть названо не всякое происшествие, а лишь нечто значимое, наполненное глубинным потаенным смыслом, встроенное в некую телеологическую взаимосвязь (систему целей). Западная философская традиция была занята поисками «первосмысла» - заключенного в глубине события содержания. Для авторов постмодернистской ориентации статусом события может обладать любой жизненный акт. «Жизненная», фактически-наличная событийность самодостаточна и не нуждается в возведении к трансцендентальному основанию.

В той мере, в какой статусом события в классической парадигме могли обладать только события «истории духа», традиционная история культуры строилась как «история идей», или «духовная история». Молчаливой предпосылкой подобной истории был гомогенный универсум смысла. Отказываясь от такой предпосылки, ТМ. Фуко строит собственное исследование культуры (включая сюда науку) как «археологию». История культуры, которую он пишет, есть история «серий», «тсин- гулярностей» (единичных событий) и «регулярностей», подвластных только одному закону - закону случайности. В этом смысле его исследование не «история»: ведь оно нацелено не на прослеживание некоей «линии развития», а на выявление контингентных (случайных) констелляций - взаимопереплетений единичных событий. Разрабатываемые М. Фуко «археологии» - как «знания», так и самого «субъекта» - подрывают базисное допущение любой «истории Идей»: возможность восстановить, реконструировать континуум сознания, или континуум смысла.

Исследования М. Фуко, которые он позднее будет называть уже не «археологией», а «генеалогией» (в частности, Генеалогией власти), имеют своим предметом не речь как единый и непротиворечивый голос смысла, а конкурирующие между собой речевые практики. Вместо анализа речи, которую классическая философия считала преимущественной формой артикуляции смысла, М. Фуко обращается к анализу дискурсов. Всякий рис- курс заключает в себе насилие, ибо тем или иным образом организует, упорядочивает мир вещей, а значит, подгоняет под некую схему то, что в схемы не укладывается.

Один из типичных для современности инструментов организации, устроения знания - понятие «научной дисциплины» (имеющей весьма отдаленное отношение к устроению вещей). Другой такой инструмент - фигура автора. Автор и авторство, по М. Фуко, - это, прежде всего, особого рода тидеология. Фигура автора отсылает к другой фигуре - «субъекту» как источнику знания, как единственной инстанции производства знания. Эту инстанцию М. Фуко считает не более чем идеологической иллюзией, свойственной определенной культурной эпохе. С окончанием этой эпохи придет конец и идеологическому конструкту, называемому «субъектом». В этой связи М. Фуко ведет речь о неизбежной «смерти субъекта» и о «смерти человека».

С критикой «идеологии субъекта», которую ведет М. Фуко, перекликается проект ТЖ. Деррида, названный им вначале Грамматологией, а позднее - реконструкцией. Эта программа заключается опять-таки в пересмотре одного из базисных допущений европейской философской традиции, а именно - примата речи, говорения, голоса, над тписьмом. Классическая философия (начиная с Платона) и классическое языкознание (начиная с Вильгельма фон Гумбольдта и Фердинанда де Сос- сюра) считала само собой разумеющимся, что первичным источником смысла может служить лишь речь. Запись же речи, ее материальное воплощение (письмо) есть лишь «застывший» голос, омертвленный дух. Стало быть, письмо вторично по отношению к речи. Его назначение и его содержание в том, чтобы служить репрезентацией речи, внешним «пред-ставлением» внутреннего смысла. Как раз это допущение и ставит под сомнение Ж. Деррида. Письмо, согласно Ж. Деррида, не следует рассматривать лишь как «письменную речь». Оно отстоит от «истины» (т.е. от сферы значений) отнюдь не дальше, чем речь. Что же касается веры в привилегированное отношение речи к истине, то эта вера есть не что иное как проявление логоцентризма западной философской традиции - традиции тметафизики. Логоцентризм -представление о центральном положении, занимаемом в структуре познания «логосом» («словом», «законом», «логическим мышлением»), - неотрывен от фоноцент- ризма (веры в приоритет голоса, фонемы перед письмом). Лого-фоноцентризм метафизики оказывается к тому же и фаллоцентризмом - системой идей, основанных на убеждении в первенстве мужского начала, в «первичности» мужчины и «вторичности» женщины. Строго говоря, с критикой концепции субъекта, характерной для западной философской традиции, высту- пал еще ТМ. Хайдеггер. Именно М. Хайдеггер (в свою очередь опиравшийся на Ф. Ницше) поставил под сомнение само представление о человеке как «субъекте» - инстанции, которой дано право овладевать миром, делать вещи инструментом реализации своих целей, вовлекая сущее в круг утилизующего опредмечивания. В этой связи критика западной философской традиции, которую ведет Ж. Деррида, есть радикализация «деструкции метафизики», осуществленной в 1930-1940-е гг. М. Хайдеггером. Недаром сам термин «деконструкция» возник из переосмысления хайдеггеровского предприятия «деструкции метафизики». Это переосмысление заключается прежде всего в том, что хайдеггеровское «преодоление метафизики» вписывается в историю метафизики. Сколь бы ни был радикален пересмотр оснований европейской философской традиции, предпринятый М. Хайдеггером, сам этот пересмотр тоже есть метафизика, ибо М. Хайдеггер исходит из свойственного метафизике понимания бытия как присутствия. Присутствие, или абсолютная полнота смысла, полагается метафизикой как изначальное. Чистое присутствие («презенция») как бы представляет, ре-презентирует себя в тех или иных знаках, образуя задний план любых «репрезентаций». Репрезентация - и как процесс, и как объяснительный принцип - предполагает наличие в культурном пространстве чего-то, что само в это пространство не входит, но определяет собой все, что в данном пространстве происходит. Есть, изначально наличествует, не просто «показывание», «репрезентирование», но и то, что в нем репрезентируется, - присутствие, бытие.

Классическое философское мышление - и М. Хайдеггер здесь не исключение - оперировало понятийными парами смысл-знак, означаемое-означающее. Предполагалось, что познание движется от внешнего к внутреннему, от знаков, лишь означающих некоторое содержание, к самому содержанию. Согласно молчаливому допущению метафизики, это содержание первично по отношению к знакам, и, следовательно, может быть «отмыслено», «отшелушено» от них как от «незначащей» оболочки. Иначе говоря, классическая философия ('феноменология и 'герменевтика в том числе) верит в возможность непосредственного смысла, смысла как такового, «трансцендентального означаемого», схватываемого благодаря таким процедурам, как интеллектуальное созерцание или интуиция (таково, напр., гуссерлевское «усмотрение сущностей»), В противовес этому допущению Ж. Деррида демонстрирует, что выход к означаемым, минуя означающие, невозможен. Не существует смысла (значения), не опосредованного означающими. «Трансцендентальное означаемое» как «чистый», не замутненный ничем внешним внутренний смысл (как чистое присутствие) есть иллюзия классической философии.

постмодерн изм

Из этих радикальных положений вытекают весьма радикальные следствия. Мыслителю, исследователю, автору отказывается в праве на обладание смыслом как таковым. Всякое притязание на обладание смыслом разоблачается в качестве неспособности субъекта отдать себе отчет в изначальной амбивалентности, многозначности производимых им высказываний. В том, в частности, что означающие, из которых сотканы его высказывания, находятся в сложных отношениях с другими означающими - включая и те, о которых сам автор не подозревает. (В этой связи он, строго говоря, и не является автором собственных высказываний.)

Иллюзия авторства представляет собой продукт другой иллюзии европейской философской традиции - автономной субъективности. Такая базисная для новоевропейской философии абстракция, как «трансцендентальный субъект», имеет своей основой представление о мыслящем как о находящемся вне времени и пространства индивиде. Однако действительный субъект мышления вовсе не является бестелесным (и, соответственно, лишенным пола, возраста и т.д.) существом. Стало быть, те или иные высказывания, в том числе философские, теологические и т.д., имеют своим источником отнюдь не парящую над миром инстанцию, но производятся вполне определенными людьми. Человек, производящий философские высказывания, наделен социальными характеристиками (образование, цвет кожи, место в отношениях господства и подчинения). Отвлекаясь от его местоположенности, т.е. от ситуации, в которой производится то или иное высказывание или система высказываний, мы отвлекаемся от важнейшего вопроса: от вопроса, кто говорит. Мы делаем вид, что тот, кто говорит, есть «субъект» вообще, затушевывая тем самым реальную вовлеченность всякого говорения в отношения власти (власть здесь следует понимать в максимально широком, а не в узкополитическом, инструментальном смысле).

Если разрабатываемая Ж. Деррида программа деконструкции имеет своим предметом текстовую сферу, т.е. запечатленную в текстах культуру, то для Ж. Делеза и ТФ. Гваттари предметом мысли выступает сфера социального действия. Здесь также очевидно резко полемическое отношение к философской традиции. Последняя исходит из таких инвариантов, как личность и цель (общественно-исторический мир есть результат личностного и коллективного целеполагания). В противовес традиции французские мыслители понимают общество как поток сил, смешение безличных силовых полей и силовых волн. Иными словами, у социального действия («социальной машинерии», как они его называют) нет субъекта. Субъект в его классическом понимании (как центральная инстанция управления действием), о смерти которого возвестил М. Фуко, еще раз похоронен.

В отличие от М. Фуко, преимущественный объект полемики которого составляла «история идей», и от Ж. Деррида, нацеленного на критику «метафизики присутствия», главный пункт отмежевания от классическо- го наследия в случае Ж. Делеза и Ф. Гваттари - фрейдовский психоанализ. т3. Фрейд и его последователи разделяют с классической философской традицией представление о четкой структурированности человека. В каких бы терминах последний ни описывался (через диаду сознание/бессознательное или через триаду Оно-Я-Сверх-Я), психоанализ берет за аксиому реальность такой структуры, как человеческий «субъект». Бессознательное, открытием которого так гордится фрейдизм, надлежит, согласно 3. Фрейду, поставить под контроль сознания. Сами процедуры психоанализа как терапии нацелены на то, чтобы вывести бессознательное на свет сознания, «образумить» бессознательное, переформулировав иррациональные влечения в рациональных категориях. Шизоанализ же, противопоставляемый Ж. Делезом и Ф. Гваттари психоанализу, исходит из продуктивности бессознательного. Именно в силу того, что сфера бессознательного (сфера 1желания) носит продуктивный, творческий характер, от него не следует «освобождаться». Настоящая свобода как раз и заключена в сфере желания, а попытки поставить его под контроль - репрессивны и культурно контрпродуктивны.

В контекст п. вписываются работы таких не похожих друг на друга авторов, как Ф. Лаку-Лабарт, П. Вири- лио и ТЖ. Бодрийяр во Франции, ТР. Рорти, ТФ. Джей- мисон в США, Одо Марквард, ТП. Слотердайк и Дитмар Кампер в ФРГ, Зигмунт Бауман в Великобритании, Джанни Ваттимо в Италии.

Лит.: Гидденс Э. Постмодернизм // Философия истории / Под ред. Ю. Кимелева. М., 1995; Эко У. Заметки на полях «Имени Розы» // Иностранная литература. 1988, № ю; Jameson F. Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. Durham, 1993; Harvey D. The Condition of Postmodernity. Cambridge, 1989; CallinicosA. Against Postmodernism. N. Y., 1990.

постпозитивизм - общее название, используемое в тфилософии науки для обозначения множества методологических концепций, пришедших на смену тем, которые были порождены методологией Логического позитивизма. П. не представляет собой особого философского направления, течения или школы. Это, скорее, очередной этап в развитии тфилософии науки. Его наступление было ознаменовано выходом в 1959 англ. варианта основной методологической работы ТК. Поп- пера «Логика научного открытия», а также знаменитой книги тТ. Куна «Структура научных революций» (1962). Характерная черта постпозитивистского этапа - значительное разнообразие методологических концепций и их взаимная критика. Это и фальсификационизм К. Поп- пера, и концепция научных революций Т. Куна, и методология научно-исследовательских программ ТИ. Лакато- са, и концепция неявного знания ТМ. Полани, концепции ТС.Э. Тулмина, тДж. Агасси, ТУ. Селларса и многих

других. Авторы и защитники этих концепций создают весьма различные образы науки и ее развития, обсуждают специфические проблемы, возникающие в рамках той или иной концепции, предлагают порой противоположные решения методологических проблем. Вместе с тем можно говорить об общих чертах, свойственных п. как определенному этапу в эволюции философии науки.

постпозитивизм

(і) П. ОТХОДИТ ОТ ориентации на символическую логику и обращается к истории науки. Если в эпоху господства логического позитивизма образцом для методологических построений служили формально-логические конструкции, а основным орудием методологических исследований был логический анализ языка науки и построение формальных моделей (т.н. «экспликация»), то п. заботится не столько о формальной строгости своих построений, сколько о соответствии их реальному научному знанию и его истории. (2) В п. происходит существенное изменение проблематики методологических исследований: если логический позитивизм основное внимание обращал на анализ структуры научного знания, то п. главной проблемой философии науки делает понимание развития научного знания. Это привело к существенному изменению всего круга проблем философии науки. Напр., в работах представителей логического позитивизма долго обсуждался вопрос об эмпирическом базисе науки, его языковом выражении, его логической связи с теоретическим уровнем знания; они тщательно разрабатывали гипотетико-дедуктивную модель научной теории, описывали ее элементы, их взаимосвязи; их интересовали вопросы эмпирической редукции теоретических терминов и предложений и т.п. Представители п. этими вопросами практически не занимаются. Их интересы концентрируются в основном вокруг других проблем: как возникает новая теория? как она добивается признания? каковы критерии сравнения и выбора конкурирующих научных теорий? возможна ли коммуникация между сторонниками альтернативных теорий? Конечно, попытки ответить на подобные вопросы приводят и к формированию определенных представлений о структуре научного знания (структура тпарадигмы у Т. Куна, научно-исследовательской программы у И. Ла- катоса и т.д.), но эти представления, как правило, носят вторичный характер. (3) Для п. характерен отказ от жестких разграничительных линий, установлению которых позитивизм уделял большое внимание. Смягчается известная дихотомия эмпирического - теоретического, исчезает противопоставление фактов и теорий, контекста открытия и контекста обоснования. Вместо резкого противопоставления эмпирического знания как надежного, обоснованного, неизменного теоретическому знанию как ненадежному, необоснованному, изменчивому п. говорит о взаимопроникновении эмпирического и теоретического, о плавном переходе от одного уровня знаний к другому и даже об относительности самой этой дихотомии. Позитивисты резко отделяли факты науки как надежный, устойчивый базис научного познания от теорий, которые могут изменяться и часто служат лишь инструментом для получения новых фактов. П. говорит о «теоретической нагру- женности» фактов и показывает, что для установления фактов всегда требуется определенная теория и поэтому факты в определенной мере зависят от теории или даже детерминируются ею. Факты, устанавливаемые на основе одной теории, могут отличаться от фактов, открытых другой теорией. По этой причине смена теорий часто приводит и к смене фактического базиса науки. Логические позитивисты отделяли процесс появления нового знания от процесса его обоснования. Первый они считали психологическим и оставляли за рамками методологического анализа. П. показал, что открытие нового знания и его обоснование - это единый процесс: возникновение и развитие новой научной теории является в то же время и ее обоснованием. (4) П. постепенно отходит от идеологии демаркационизма, исповедуемой логическим позитивизмом. Представители последнего полагали, что можно и нужно четко разграничивать науку и ненауку, в частности философию ('Метафизика). Опираясь на верификационную теорию значения, логические позитивисты обосновывали тезис о бессмысленности метафизических утверждений и одну из главных своих задач видели в устранении метафизики из науки. П. отказывается видеть жесткие границы между наукой и философией. Он признает осмысленность философских положений и неустранимость их из научного знания. Парадигма Т. Куна опирается на ряд фундаментальных положений, неопровержимых по определению и, следовательно, носящих метафизический характер. «Жесткое ядро» научно- исследовательской программы ТИ. Лакатоса также состоит из метафизических утверждений. Более того, такие представители п., как ТП. Фейерабенд, вообще отказываются видеть какое-либо различие между наукой, мифом и философией. (5) Распространенной особенностью концепций п. является их стремление опереться на историю науки. Позитивизм не питал интереса к истории, он брал за образец научности теории математической физики и полагал, что все научное знание в конечном итоге должно приобрести форму аксиоматических или гипотетико-дедуктивных теорий. Если какие-то дисциплины далеки от этого идеала, это свидетельствует лишь об их незрелости. Представители п. главным объектом своего внимания сделали развитие знания и поэтому вынуждены были обратиться к изучению истории возникновения, развития и смены научных идей и теорий. И хотя чаще всего материал истории, использовавшийся в качестве иллюстраций, можно было подобрать для самых разных идей (ценность этих иллюстраций была невелика) - интерес философии науки постпозитивистского периода к истории стимулировал ее более глубокое изучение и породил моду на т.н. ситуационные исследования («case studies») . 6) Особенностью большинства постпозитивистских концепций является отказ от " кумулятивизма в понимании развития знания. П. признал, что в истории науки неизбежны существенные, революционные преобразования, когда происходит пересмотр значительной части ранее признанного и обоснованного знания - не только теорий, но и фактов, методов, фундаментальных мировоззренческих представлений. Поэтому вряд ли можно говорить о линейном, поступательном развитии науки. Многие представители п. предпочитают говорить не о развитии, а об изменении научного знания. И одной из важных проблем постпозитивистской философии науки стал вопрос о том, существует ли в этом изменении какое-либо накопление знания. Для логических позитивистов прогресс науки был чем-то несомненным, новое поколение философов науки подвергло сомнению данный постулат и поставило вопрос о доказательстве прогрессивного развития научного знания. Таковы некоторые общие особенности методологических построений п. постпозитивизм

Однако сам термин «п.» указывает еще на одну черту, объединяющую все концепции рассматриваемого периода: все они в той или иной мере отталкиваются в своих рассуждениях, в постановке и решениях методологических проблем от позитивистской методологии и начинают, как правило, с ее критики. Позитивизм слишком долго господствовал в философии науки и следы этого господства ощущались практически во всех вопросах, относящихся к анализу научного знания. Поэтому каждый философ науки должен был так или иначе выразить свое отношение к позитивистскому наследству. Это обстоятельство позволяет приблизительно обозначить и конец п. в философии науки: когда накопилось достаточно нового материала и исследователи стали отталкиваться от критического осмысления и пересмотра результатов К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса и других критиков позитивизма, можно сказать, что уже не только логический позитивизм, но и п. ушел в прошлое. По-видимому, это произошло на рубеже 1970-1980-х гг., когда споры между сторонниками К. Поппера и Т. Куна зашли в тупик. От многочисленных методологических концепций, появившихся после крушения неопозитивизма, осталось множество новых проблем, но очень немного общепризнанных результатов. К сер. 1970-х гг. - в значительной мере благодаря усилиям П. Фейерабенда - стало выясняться, что создание общепризнанной теории, описывающей строение и развитие науки, - дело безнадежное. Именно осознание этого обстоятельства и можно считать признаком заката п. Логический позитивизм был убежден в том, что философия науки сама является наукой, следовательно, в ней должна существовать одна общепризнанная методологическая концепция. П. породил множество таких концепций, однако долгое время сохранял позитивистское убеждение в том, что лишь одна из них может быть «правильной», адекватной и т.п., что в философии науки нужно стремиться к научной общезначимости. Однако зашедшие в тупик дискуссии в конце концов показали, что философия науки - далеко не наука, что в ней не может быть общезначимых концепций и решений, что она неизбежно несет на себе отпечаток характерного для философии тплю- рализма. Так развеялась последняя иллюзия позитивизма, и вместе с тем закончился этап п. Философия науки обратилась к рассмотрению отдельных методологических проблем.

Среди важнейших проблем, волновавших сообщество философов науки постпозитивистского периода, можно отметить следующие. Прежде всего, это проблема фальсификации. К. Поппер полагал, что факт, противоречащий научной теории, фальсифицирует ее и вынуждает ученых от нее отказаться. Ученики и критики К. Поппера в ходе дискуссий выяснили, что процесс фальсификации вовсе не так прост. Понятие правдоподобия и степеней правдоподобия, выдвинутое К. Поп- пером, породило много уточнений и споров. Т. Кун и П. Фейерабенд выдвинули тезис о несоизмеримости конкурирующих научных теорий, т.е. об отсутствии общих для них стандартов сравнения (см. Несоизмеримости теорий тезис). Этот тезис вызвал большую полемику. Узкое понимание рациональности как соответствия логико-методологическим стандартам подверглось в п. критике и было заменено более расплывчатым понятием рациональности, значение которого до сих пор не вполне ясно. Вопрос о возможностях коммуникации между сторонниками альтернативных научных теорий и сближение философии науки с философской Герменевтикой привели к постановке важной проблемы Понимания. Наконец, в последние десятилетия все большее внимание привлекают проблемы Социологии знания. Однако обсуждение этих проблем уже выходит за рамки п.

Лит.: Структура и развитие науки. М., 1978; Совр. философия науки. Хрестоматия. М., 1994; Блауг М. Методология экономической науки, или как экономисты объясняют. М., 2004; Кун Т. Структура научных революций. М., 2001; Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995; Никифоров А. Л. Философия науки: история и методология. М., 1998; Полани М. Личностное знание. М., 1985; Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983; Тулмин С.Э. Человеческое понимание. М., 1984; Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986;ХагсингЯ. Представление и вмешательство. М., 1998.

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ-направление в философии, разрабатывавшееся как критика тструктурализма. П. берет

свое начало во Франции в конце 1960-х гг. К п. обычно относят таких теоретиков, как ТЖ. Делез, ТЖ. Деррида, ТЮ. Кристева, Ф. Лаку-Лабарт, ТЖ.-Л. Нанси, а также, в определенном отношении, ТЖ. Бодрийяра и ТЖ.-Ф. Лио- тара; с оговорками в рассмотрение могут вовлекаться ТЖ. Лакан и ТМ. Фуко. Поздний вариант п., связываемый с критической теорией, появился в США. К амер. п. относятся тДж. Батлер и Р. Краусс. Пересмотр оснований, которые могут быть фундаментом общей теории в гуманитарном знании, выявление предпосылок ее построения привело к формулированию новых подходов во многих областях философии - тонтологии, антропологии, тэтике, политической теории, эстетике (в частности, в теории изобразительного искусства и в теории литературы). Точнее, было проблематизировано собственно проведение границ между отдельными дисциплинами, их предметно-методологическая определенность: демонстрировалось, напр., как исследование опыта восприятия произведения искусства позволяет вывести следствия онтологического порядка, взглянуть на культуру в целом.

П. не является самоназванием, а представляет собой скорее обозначение общих черт, так или иначе воспроизводимых на разном материале аспектов аргументации, при всем различии конкретных теорий. Прежде всего это относится к использованию понятия «структура». В противовес романтической идее автора - творца произведения, характерной для структурализма, п. выдвигает представление об авторе-функции, который лишь осуществляет перекомбинации уже (за) данного: я могу сказать «я» постольку, поскольку населяю систему языка, где позиция субъекта маркирована личным местоимением - т.о., моя идентичность произведена лингвистической системой. Структурализм претендовал на выявление четко определяемых и фиксируемых позиций - в организации системы родства, в организации языка, - которые структурируют отношения внутри системы. Исследования же постструктуралистов выстраиваются через указание на такие импер- сональные «места», которые предшествуют их конкретному заполнению: место, как писал Ж. Делез, важнее того, кто его заполнит, а детерминации - тсмерть, тже- лание, работа, игра - делают любых, занявших эти позиции, смертными, желающими, рабочими, игроками. При этом фокус внимания постструктуралистского теоретика смещается от фиксированного места к потоку изменений, в котором оно и приобретает смысл, к «безличным силам». И здесь - коренное отличие от структурализма: выделение структур оппозиций неизбежно носит насильственный характер, так как жертвует множественностью явлений во имя единообразия и красоты теории, изменчивостью, темпоральностью. В противовес структурализму с его устремленностью к «большим нарративам», к научной объективности в области исследований (напр., литературы) и уверенностью в контро- лирующей мощи разума, п. обращается не к общему, но к локальному, к различающемуся, к неучтенному, к слабому, к несоответствиям, к подавленному, к нарушающему порядок системы. Тем самым развенчивая мифы об устоявшемся, кажущемся стабильным знании. Теоретики п. показывают, что структуры сами являются продуктом культуры и потому могут быть объектом манипуляций и переинтерпретаций.

Одним из первых с критикой структурализма выступил Ж. Деррида. Еще в к. 1960-х гг. он обратил внимание на то, что дискурс выстраивается так, что в парах оппозиций один термин обязательно нагружается «положительно», превалирует над другим: рациональное над эмоциональным, мужское над женским, речь над 'письмом и т.д. Т.о., неявно предполагается центр, или начало, - некая точка, по направлению к которой выстраивается аргументация. То, что может быть как внутри, так и снаружи, и что можно назвать как истоком, так и завершением: агскё, telos, energeia, ousia, alitheia, трансцендентальность, сознание, Бог, человек и т.д. - все это, согласно Ж. Деррида, подменяет собой свободную игру повторов, трансформаций, пермута- ций и формирует базис для метафизики присутствия. Ж. Деррида же предлагает допустить, что центра нет, нет точки истока, откуда все происходит и куда все возвращается (будь то Бог или бессознательное), и тем самым сделать предметом мысли закон, который управляет желанием центра в конституировании структуры. Это означает деконструировать предпосылки системы знаний, которые производят иллюзию этого одного, сингулярного значения, направить усилия против скрытого (или открытого) насилия установленных ценностей, таких как правила морального поведения, художественный канон или институты, признаваемые политически легальными. Это не означает отрицать их, но, двигаясь изнутри, в ими установленных рамках, критически выявить их несовершенство. Речь идет о радикальном подходе, когда свободная игра понимается не просто как игра присутствия и отсутствия, но как существующая до возможности разделения на присутствие и отсутствие. Поэтому отсутствие центра означает для Ж. Деррида отсутствие субъекта и отсутствие автора.

В той же связи Ж. Делез пишет, что все идентичности ( Идентичность) - это лишь симуляции, оптические «эффекты», произведенные глубинной игрой сил различия и повторения. Он также указывает на элемент властного подавления в выделении оппозиций - интеллектуального и чувственного, идеи и материи: сами эти выражения не эквивалентны. В традиции размышления копия, модель всегда считалась чем-то вторичным, хотя и имеющим «хорошее основание» - сходство. Вопрос же в том, как исследовать то, чьи основания скорее ложны, что характеризуется через несходство, внутренний дисбаланс, то, у чего фактически нет модели, т.е. симулякр. При таком подходе снимается различие между моделью и копией, уступая место множест- венности-без-оригинала; активное и пассивное довольно легко меняются местами, так как речь идет о том, что не является ни тем, ни другим. Речь идет о становлении, о «всегда больше или меньше одновременно», но не о равенстве. Ж. Бодрийяр вывел соответствующие следствия и для теории власти: не существует однонаправленности отношения сил, на которой могла бы основываться «структура» власти, «реальность» власти и ее вечного движения, которое предстает с традиционной точки зрения линейным и конечным, а у М. Фуко спиралевидным. Критически исследуя область социально-политического, он также обращается к пограничным состояниям, к тому, что не в состоянии быть носителем автономного сознания и потому не может являться субъектом познания, но и объектом познания выступить не может, так как ни обработке, ни пониманию в терминах элементов, отношений, структур и совокупностей не поддается. Такова, напр., 'масса: попытки исследователей не могут ее «схватить», но всего лишь симулируют, «производят» ее как объект, они предрешают то, как она отреагирует на воздействия. Но эта реакция больше говорит о воле интерпретаторов, чем об уклоняющемся «большинстве». Сама'власть понимается иначе: как интенсивность, как обратимость, так как и внутри власти тоже есть нечто, что сопротивляется, и не видно разницы между теми, кто властвует, и теми, кто подчиняется.

Радикализм такого теоретического credo в том, что пересматриваются отношения между субъективным и объективным, между частным и коллективным, между человеком и миром. Эти оппозиции также децентри- руются, граница между ними приходит в движение. Это проявляется прежде всего в критике оснований 'метафизики. Так, с т. зр. Ж.-Л. Нанси, исследующего проблему секуляризации христианского мира, проблему мира трансформированной теологии, мир не необходим и не случаен, или можно говорить о том, что он необходим и случаен одновременно. Сопротивляться навязыванию этой пары понятий можно, если рассматривать мир, не прибегая к причине (которая часто оказывается внеположенной миру) - в том числе «действующей» или «конечной» причине в аристотелевской классификации. Мир переходит от одного края к другому, он никогда не выходит за них, чтобы заняться обозрением себя. Прошло время, когда можно было говорить о космотеоросе, наблюдателе мира. «Боги» теперь являются лишь «местами», куда приходит отсутствие присутствия. Т.о., монотеизм и атеизм - полные метаморфозы божественности и происхождения. И если что-то еще и дано, оно не может редуцироваться к этому состоянию - дарение еще происходит, еще дается, и в этот акт вовлекается сингулярная ('Сингулярность) история, согласно которой человек - а с ним и все «творение» - более участник, чем простой восприем- ник божественной акции. Собственно субъективность в этой логике также обретает характер процессуально- сти - как совершающийся выход из себя, как несовпадение с собой, когда субъект и объект выталкивают друг друга, коллапсируют, снова начинают попытки определить друг друга. Так Ю. Кристева подходит к критике теории Ж. Лакана, связывавшего начало складывания индивидуальности со «стадией зеркала». Она указывает, что это складывание начинается задолго до того, как видение (Другого) становится возможным: прежде отличения себя от другого, субъекта от объекта есть некая точка зеро, состояние неопределенности, неразличимости, неразделимости субъекта и объекта - прежде object есть abject (отвратное, низкое) - не объект и не не-объект, а что-то между ними. У отвратного только одно качество, которое оно разделяет с объектом, - про- тивоположенность «я». Если объект, через свою оппозицию, устанавливает меня в хрупкой фактичности желания значения, которое делает меня бесконечно гомологичным ему, отвратное есть (вы-, от ) брошенный объект, радикально исключенный, ведущий меня туда, где означивание не может состояться. Содержания бессознательного остаются здесь исключенными, но особым образом: недостаточно радикально, чтобы позволить закрепить дифференциацию между субъектом и объектом, но они и недостаточно ясны для организации позиции. Я отвращаюсь от себя в том же движении, которым себя организую. Отвратное не недостаток чистоты, это нечто, нарушающее порядок, - что не уважает границы, позиции, правила. Это то, что почти подводит к границам существования, одновременно указывая на условия возможности жизни. На грани обморока или галлюцинации. Это отвращение (от) «самости» Ю. Кристева описывает как кульминацию опыта, когда, обессилев в попытке найти идентичность вовне, невозможное вдруг обнаруживается внутри, невозможное вдруг конституирует собственно тбытие. Отвратное вводится как то, что предшествует бытию и объекту, бытию объекта, между мной и Другим, как «третий термин», ответственный за дистанцию. Именно это позволяет выявлять «хрупкие границы говорящего существа», анализировать бесконечное отделение моей собственной, несостоятельной, недоказуемой идентичности. Как и Ю. Кристева, Дж. Батлер выступает с критикой положений психоанализа Ж. Лакана, фактически выстраиваемого на основании оппозиции между «мной» и «Другим». Она, как ранее Ж. Деррида, обращается к тому пункту исследования ТК. Леви-Стросса, где устанавливается граница между природным и культурным. Если природное - это универсальное, спонтанное, не зависимое от к.-л. определенных норм, а культурное - это то, что определяется системой норм, регулирующих общество, то запрет на инцест в этих условиях оказывается размещенным на границе: с одной стороны, этот запрет универсален (и может быть назван природным), с другой - это запрет, норма (и в этом отношении может быть назван культурным). Разрушительное воздействие данного «скандала» (К. Леви-Стросс) на теорию прекращается, с т. зр. Ж. Деррида, если запрет на инцест перестает рассматриваться внутри оппозиции культура-природа - как то, что избегает этих понятий, но предшествует им, что является их условием. К аналогичному выводу приходит и Дж. Батлер: табу на инцест не принадлежит исключительно ни культурной жизни, ни биологической - оно существует на пороге культуры. А те правила, которые, согласно структурализму, генерируют всякую конкретную культуру, но ни к какой конкретной культуре не сводятся, и лежат в основе лакановского Символического. Оно определяется через лингвистические структуры, несводимые к социальным формам, которые принимает язык, как то, что устанавливает универсальные условия, в которых социальность, т.е. сообщаемость всякого использования языка, делается возможной. Именно эта универсальность, фиксированность, заданность позиций в структурализме (напр., какие отношения и с кем закладываются в семье) вызывает сопротивление. Настаивать на действительном существовании этих позиций, фактически на их статусе закона, означает, согласно Дж. Батлер, отрицать возможность критики (в данном случае -критики психоанализа); так, признавать (безусловное) наличие двух противоположных позиций, связанных с полом, - чистый волюнтаризм, логически ниоткуда не следующий довод. Дж. Батлер в своих исследованиях показывает неустойчивость вычлененных (напр. 3. Фрейдом) структур. Так, в совр. семьях, перемещающихся в пространствах государств, часто происходит перекомбинация состава («перекресток семей», на котором живут дети) на месте матери может быть несколько фигур (а может не быть ни одной). Что случается с «эдиповым комплексом» в ситуации, когда нормы вдруг обнаруживают тревожное свойство переноса (transferability), когда нет стабильности ни материнского, ни отцовского, когда родство становится хрупким? Дж. Батлер признает лишь темпоральность норм, их укорененность в историческом контексте, откуда следуют их подвижность и возможность для их ниспровержения. Она обращается к классическому примеру - трагедии об Антигоне. Ж. Лакан полагал, что Антигона погибает, потому что ее желание ничем символически не обеспечено: принятое ею решение и совершенное действие лишили ее одной позиции (дочери), не позволив занять другую. Для Дж. Батлер же случай Антигоны - это случай приближения к границам, ставящий вопрос о том, как родство оберегает условия, в которых жизнь становится возможной. Эти перверсии универсального, которые обнаруживаются в исследовании положения женщин, приводят к особому пониманию феминизма: в определенном отношении он выводится за рамки политических и идеологических экстраполяций и становится средством выразить критическое отношение к господствующему дискурсу. Представленный лишь как оппозиция, как отрицание, он, в соответствии с логикой структурализма, входит в систему как ее часть - и оказывается лишь перевернутым сексизмом. Феминизм постструктуралистский - не столько средство отстоять тендерную самобытность (речь не идет о «социальной маргинальное™» «женского языка» или «подавленном романтизме» - Ю. Кристева), сколько метод, способ сделать предметом размышления то, что исключалось предшествовавшим дискурсом, «женское» как нерепрезентативное, «вынесенное за скобки». Так, Р. Краусс в своих исследованиях совр. искусства обращается к организации самого изобразительного поля, включая возникающие в нем позиции субъекта и объекта восприятия, где у женщины-автора нет априорного преимущества перед мужчиной, точно так же, как мужчина-автор может быть куда более феминистичен, чем женщина. Возвращаясь к выделению пар оппозиций (фигура-фон, не-фигура-не-фон), которое лежит в основе структуралистских построений, анализируя роль нейтрализующего термина в лингвистических построениях, она ищет возможность указания на те векторы, которые репрессируются конструкцией подобных построений, основанных на всегда уже заданном и зафиксированном, закрепленном различии (что фактически отменяет его как различие, ибо различие, способное изменить структуру, теперь может прийти только «извне»). Р. Краусс же стремится обнаружить такой «третий термин», который не то что отвечал бы за нейтрализацию, но опровергал бы ее, вызывая еще более сильную негативность. С т. зр. Р. Краусс, производимое этим термином смещение деконструировало бы порядок структуралистского квадрата, но не новым порядком, а «взрывной игрой сил». Указывая на ТЖ. Батая как на источник, она вводит понятие бесформенного (informe). Его невозможно определять как всего лишь противоположность формы. Бесформенное в этом отношении обнаруживает себя через коллапс различий. Оно не может быть определено как хаос, который всегда может быть оформлен, формой, которая всегда уже ждет его. Оно существует до отделения - материи от формы, фигуры от фона. Бесформенное - это структура, которая дестабилизирует игру в самом действии следования правилам, это не-игра, которая законна внутри системы. Как и отвратное Ю. Кристевой, бесформенное мешает состояться интерпретации - не потому, что она в принципе невозможна, а потому, что она рассыпается, едва возникнув. Эти термины указывают на условие возможности самого различения, которое также осмысливается как процесс - это не законченное действие, так как различение происходит, продолжает происходить - в движении, в пульсации, в складывании и распадении формы. Поэтому в фокусе внимания теоретиков п. оказывается также понятие возвышенного: оно также может играть роль «третьего термина» в отношении структур красоты и безобразного. Так, с т. зр. Ж.-Л. Нанси, красота, теряющая свое качество красоты в приятном (в соответствии, которое предполагает ограничение), приобретает собственные качества, выходя за свои пределы, через возвышенное. Анализ возвышенного не должен быть анализом особого вида презентации: обращаться к возвышенному - значит обращаться не к презентации и не к не-презентации, но к движению безграничного, устремляться к безграничности (Unbegrenzheit), которая имеет место на краю границы, значит, на краю презентации. Возвышенное всегда вводит в действие эстетику движения перед лицом эстетики состояния. Но это не движение анимации, действия перед лицом неподвижности (это не версия доктрины, основанной на рассмотрении пары Дионис-Аполлон). Это не движение в обычном смысле, это безграничное начало от-граничения формы. Движение, пульсация, касание, дар, цезура, действие сил, след, складка, бесформенное, отвратное, дистантное, интервал, повтор, множественность - термины, из которых складывается язык п., новый, другой, с помощью которого осуществляются попытки выйти за пределы господствующей логики философии, встраивающей в систему, подчиняющей себе любую аргументацию уже в силу привычек выстраивать ее. Эти термины, которые смещают оппозиции, отнюдь не являются выражением «диалектического снятия» противоречий. Напротив, ими утверждается, что напряжение темпо- рализуется, оно продолжает существовать, синтез откладывается. Это результат критического отношения к языку гуманитарных наук и также дискурсивной ответственности. Критическая работа постструктуралистов как акт, как событие, каждый раз выстраивается заново, она принципиально не может быть экстраполирована до некоей общей теории. Каждый должен «придумать свою деконструкцию»: последняя не может стать метаязыком, т.к. это подчинило бы ее дискурсу логоцентризма.

Один из центральных вопросов п. касается возможности языка, «языка как субъективного опыта» (Ю. Кристева). Ф. Лаку-Лабарт, ставя вопрос о том, как сингулярный опыт входит в письмо, пишет о брутальной обратимости - между собственным и несобственным, близким и далеким, странным и знакомым, об обмене, который никогда не прекращается, нефиксируем и не имеет заданного направления. В этом отношении поэтический текст невозможен, это спазм языка, коллапс желания что-либо сказать. Он приключается невольно, как стихотворение разочарования в поэзии, на грани молчания - и все же это отношение к Другому. Направленный против любых форм эссенциализма, натурализма и детерминизма, обращенный к миру, характеристикой которого является множественность, в котором «универсальное не дано», а другой более не

является чуждым (он тот же и другой), п. открывает новые возможности для философии.

Лит.: Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2ооо; ДелезЖ. Различие и повторение. СПб., 2000; Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000; Деррида Ж. Письмо и различие. СПб., 2000; Кристева Ю. Силы ужаса: эссе об отвращении. СПб., 2003; Лаку-Лабарт Ф., Нанси Ж.-Л. Нацистский миф. СПб., 2002; Нанси Ж.-Л. Corpus. М., 1999; Lacoue-Labarthe Ph. Typographies 1. P., 1979; Lacoue-Labarthe Ph. Typographies 2. P., 1986.

ПРАВОВОЙ позитивизм - совокупность правовых теорий, подразделяющихся на две главные исследовательские программы. П.п. как негативная теория критикует притязание теорий естественного права на познаваемость или допустимость непозитивных правовых источников (теономное, космологическое, автономное естественное право). Как конструктивная теория п.п. пытается спроектировать альтернативную правовую программу, которая рассматривает право исключительно как установленный людьми регулирующий механизм. Однако в данном случае позитивность не означает, что всякое право должно быть эксплицитно установленным: напр., традиционное право может быть правом, но только при допущении (истолкованном как молчаливое согласие) уполномоченной законодательной власти.

Конструктивная часть п.п., согласно ТР. Дворкину, может быть определена посредством следующих тезисов: (і) право - это корпус правил, характеризующийся не каким-то определенным содержанием, но определенным происхождением, (2) этот корпус окончателен, т.е. не существует такого права, которое состоит из иных по своему происхождению правил, и (з) правовое обязательство существует исключительно тогда, когда определенное действие представляет собой регулируемый в (і) случай. Случаи, в отношении которых существует сомнение, принадлежат ли они полю, регулируемому правовым образом, могут быть разрешены не применением права, а лишь мнением субъектов решения. Однако большое число теорий, их различное значение, перспективы и последствия затрудняют нахождение единого определения.

П.п. как самостоятельная правовая теория разрабатывается Дж. Остином в его теории императивов, согласно которой правовое регулирование представляет собой ясно предписанную индивиду совокупность приказов, следование которым является предсказуемым. Обязательство соблюдать правовой порядок вытекает из власти правоустановителя, состоящей в способности добиться следования приказу.

В немецкой традиции п.п. развивается в контексте имперской политической системы; так, К. Бергбом в своем понятии права связывает теорию императивов со строгой обязанностью повиновения. Другое направление п.п. развивает Р. фон Моль, который видит в позитивизации права необходимое уточнение всеобщих норм, причем предполагается, что идеализированная правовая теория могла бы достичь только последнего. Уже в Веймарской республике эта форма п.п. подвергается критике: право должно также ориентироваться непосредственно на понятия всеобщего тблага и справедливости.

Опыт Третьего рейха накладывает отчетливый отпечаток на п.п. в Германии, проявляющийся в «формуле Радбруха». Согласно Г. Радбруху, «противоречия позитивного закона и справедливости могут достигнуть такой невыносимой степени, что закон как «неправильное право» должен уступить справедливости». Основной немецкоязычный вклад в п.п. 20 в. внесла работа Г. Кельзена «Чистое учение о праве» (2-е изд., i960). Согласно Кельзену, право существует в виде корпуса правил, основным признаком которого является его когерентность. По своему происхождению правом является только то, что признается компетентными институтами как часть этого корпуса, а правовые дискурсы связаны только с правилами, принятыми как часть корпуса; внешние стандарты, напр. стандарты моральные, оставляются без внимания. Само правовое правило при этом является гипотетическим условным придаточным предложением; т.о., остиновское повелительное наклонение переносится в более общую семантическую структуру предложения. Корпус правил устроен иерархически, одни правила обосновываются другими - более высокими; однако «основная норма», как самое высокое правило, не может быть обоснована отсылкой к другим правовым правилам. Она является внешним по отношению к праву положением, признание которого является «вопросом веры».

В англосаксонском ареале над обновлением п.п. работает гл. о. Г.Л.А. Харт. Там, где Г. Кельзен исследует право феноменологически, Г.Л.А. Харт проводит понятийный анализ. В своем основном труде «Понятие права» (1961) он ставит под вопрос теорию императивов Дж. Остина. В анализе правового языка он прежде всего проводит различие между обязательством как принуждением посредством власти (being obliged to) и первичным обязательством (being obligated). К этому различию он добавляет такое измерение, как признание правил подчиненными ему субъектами, так что правовое обязательство, в конечном счете, имеет своей целью рассмотрение правовых правил с «внутренней точки зрения». Сами правила делятся на две группы согласно их происхождению. Первичные правила (законы и предписания) получают свою легитимность вследствие того, что возникают при опротестовывании одного из трех вторичных правил (правило признания, правило изменения и правило правосудия). При этом правило признания играет в теории Г.Л. А. Харта примерно ту же роль, что и основная норма у Г. Кельзена: в то время как все последующие правила следуют из него, оно само по себе не может быть юридически обосновано. Критиками п.п. Г.Л.А. Харта выступают Р. Дворкин и Дж. Финнис. Согласно Р. Дворкину, уже само утверждение, что в праве есть отсылки не исключительно к правилам, но также и к принципам, противоречит тезису о полноте п.п. Внешние по отношению к праву влияния необходимым образом входят в состав права, когда в принятии решений участвует мнение. Дж. Финнис возвращается к критике ориентации на всеобщее благо: несправедливые правовые правила уменьшают обязанность повиновения правового субъекта.

О. Хеффе критикует п.п. за слишком узкое понимание феномена права. Уже на понятийном уровне право немыслимо без «определяющей право справедливости». Совр. п.п. частично сравнялся с естественным правом, как, напр., в случае проекта Г.Л.А. Харта с его ссылкой на «минимальное содержание естественного права» как условие применения позитивного права. Также, по мнению О. Хеффе, следует отвергнуть тезис, согласно которому лишь общественная дифференциация, свойственная современности, принесла с собой все возрастающую позитивизацию права (эта критика направлена прежде всего против ТН. Лумана): признаком любого права скорее является связь между содержанием правила и его институциональным применением; эта связь при определенных отношениях может смещаться.

Среди совр. представителей англосаксонского права - ученик Харта Дж. Рац, а также Дж. Гарднер и Дж. Кол- ман. Важнейшим немецкоязычным представителем п.п. является в наст, время Н. Херстер. Следуя за Г.Л.А. Хар- том, он отказывается от формулы Радбруха исходя из понятийно-аналитических оснований. В Италии теорию п.п. разрабатывает Н. Боббио, который, в отличие от Г.Л.А. Харта, понимает правовой язык не как объект анализа, а как чрезвычайно точную конструкцию.

Лит.: Дворкин Р. О правах - всерьёз. М., 2004; Харт Г. Л. А. Понятие права. СПб., 2007; ВоЪЫо N. Giusnaturalismo е positivismo giuridico. Mailand, i960; HorsterN. Verteidigung des Rechtspositivismus. Fr./M., 1989; Hoffe O. Politische Gerechtigkeit. Fr./M., 2002 (2 Aufl.); Kelsen H. Reine Rechtslehre. Wien, i960 (2 Aufl.); Radbruch G. Gesetzliches Unrecht und iibergesetzliches Recht // Suddeutsche Juristenzeitung 1946,105-108; RazJ. The Authority of Law. Oxford, 1979.

ПРАГМАТИЗМ (от греч. pragma - действие, предмет действия, дело). В повседневном словоупотреблении обозначение отношения к деловым решениям, ориентированного не на моральные принципы или долгосрочные цели, а на ожидаемую выгоду. Как философский термин обозначает традицию, начало которой было положено амер. философом ТЧ.С. Пирсом в рамках дискуссии в «Метафизическом клубе» в Кембридже (штат Массачусетс) в 1871-1872 гг. Опираясь на Александра Бэна, определявшего убеждение как правило действия или привычку действовать тем или иным образом, Ч.С. Пирс усматривает функцию познания не в отражении действительности, а в возможности наиболее эффективного действия. Другими главными представителями классического п. наряду с Ч.С. Пирсом были ТУ. Джеймс, тДж. Дьюи и тДж. Г. Мид. Их связыва ет между собой не общая система взглядов, а общее понимание философии как процедуры, посредством которой реконструируется процесс познания в свете его практических следствий и его роли в контексте человеческого поведения. Каноническая формулировка этой концепции содержится в так называемой «прагматической максиме» Ч.С. Пирса, выдвинутой им в 1878 в знаменитой статье «Как сделать наши идеи ясными»: «Подумаем, какие практические последствия мы в нашем представлении приписываем предмету нашего понятия. Наше понятие обо всех этих последствиях и есть полное понятие предмета». Характерными чертами п. являются: (і) теоретико-познавательный антифундаментализм, отказывающийся от поисков последних оснований в ттеории познания ради ориентации деятельности; (2)тнатурализм, подчеркивающий биологическую функцию познания; интерес (з) к языку как средству и медиуму познания и (4) социальному характеру языка, познания и человеческой природы вообще. Ч.С. Пирс был многосторонним и чрезвычайно продуктивным мыслителем. Он считал себя учеником И. Канта и свою главную цель как философа видел в том, чтобы усовершенствовать кантовское учение о категориях и его концепцию логики. Сегодня Ч.С. Пирс известен прежде всего своим вкладом в логику, теорию вероятности и тсемиотику. В логику он ввел понятие абдукции как третьего - после индукции и дедукции - вида умозаключения. Представление Ч.С. Пирса о мышлении как о знаковом процессе позволяет считать его предвестником Лингвистического поворота в философии, произошедшего в 20 в. Согласно Ч.С. Пирсу, суждения восприятия представляют собой результат абдук- тивного процесса, в котором содержание мышления гипотетически устанавливается на основе чувственных впечатлений. Чувственные впечатления, т.о., играют роль знаков-указателей внешнего объекта. Так, столб дыма указывает на огонь, поскольку он подводит нас к абдуктивному суждению о том, что где-то в округе горит огонь. В учении Ч.С. Пирса о знаках, представляющем краеугольный камень совр. семиотики, помимо указателей выделяются два других вида знаков, каждый из которых по-разному связан со своими объектами: если образы связаны с ними отношениями сходства, то отношения между символами и их объектами имеют чисто конвенциональный характер. Интерпретация знака, по Ч.С. Пирсу, осуществляется путем указания на другие знаки, результатом чего является бес- конечный регресс, исключающий твердый фундамент познания. Мы можем лишь придерживаться продуктивных гипотез и пересматривать непродуктивные. Истину следует понимать не как соответствие действительности, а как конвергенцию мнений научного сообщества в конце истории науки. Вместе с тем Ч.С. Пирс резко отвергает номинализм: предметы, представленные через идеализированные, могущие быть обоснованными мнения, для него реальны.

У. Джеймс, напротив, считает себя сторонником номинализма и радикализирует теоретико-познавательный антифундаментализм Ч.С. Пирса, отвергая связь познания с независимой от интересов действительностью и заменяя ее целесообразностью. Кроме того, он защищает и теоретико-познавательный тфаллибилизм. Ч.С. Пирс отвергал инструменталистскую теорию познания У. Джеймса как редукционистскую и всячески старался от нее отмежеваться. Вместе с тем тот факт, что У. Джеймс в своем п. ставил под сомнение приоритет естественнонаучных методов, свидетельствует о его стремлении преодолеть определенный вид редукционизма, а именно сциентизм. Согласно У. Джеймсу, если истина зависит от целеполагания, тогда естественные науки представляют собой только одну область познания среди многих других областей, имеющих разные цели и, соответственно, разные методы. Т.о., по мысли У. Джеймса, снимается противоречие между наукой и религией. Свои взгляды на природу истины У. Джеймс изложил в статье «Воля к вере» (1896). Еще одно преимущество прагматистского подхода к истине У. Джеймс усматривает в том, что он подчеркивает эволюционную непрерывность между способностями человека и способностями других приматов. Конечно, способность людей говорить является уникальной в своем роде, однако ее следует понимать скорее как инструмент в борьбе за существование вида, а не как средство отражения действительности. Критики (в частности, тБертран Рассел) упрекали п. в недооценке нормативного характера истины.

Ни Ч.С. Пирс, ни У. Джеймс не делали систематических попыток разработки прагматистской тэтики. У. Джеймс, правда, несколько раз высказывался по этическим вопросам, прежде всего в своем эссе «Философ морали и моральная жизнь» (1891), в котором он защищал идею, согласно которой всякое желание prima facie притязает на то, чтобы быть исполненным, и лишь другие, конкурирующие с ним желания, дают основание отвергнуть это притязание.

Дж. Дьюи, ученик Ч.С. Пирса и У. Джеймса, пытавшийся связать в своей прагматистской системе гегельянство и протестантизм, занимался проблемами этики постоянно и интенсивно. Его важнейшими этическими произведениями являются «Очерки критической теории этики» (1891), «Человеческая природа и поведение» (1922), «Теория оценки» (1939)- П. его этической концепции заключается в отрицании всякого различия между этическими вопросами, с одной стороны, и конкретными политическими и педагогическими вопросами - с другой. В «Реконструкции философии» (1920) он показывает, что философские вопросы только по видимости обращены к объективной, независимой от борьбы интересов действительности, тогда как на самом деле в их основе всегда лежит та или иная политическая мотивация. Отвергая все теории истины, Дж. Дьюи заменил понятие истины понятием обосновываемости суждений. Согласно Дж. Дьюи, не существует никакого иного метода подтверждения высказываний, кроме вопрошания об их обосновании, и поэтому идея истины как некоего независимого мерила некогерентна. Т.о., вопрос обосновываемости суждений, в конечном счете, может быть решен только демократическим путем.

Дж. Г. Мид, в начальный период своей деятельности занимавшийся эволюционной теорией Ч. Дарвина и принадлежавший вместе с Дж. Дьюи к Чикагской школе общественных наук, впоследствии на основе п. развил психологическую теорию, которую он сам часто называл «социальным бихевиоризмом». Социальный бихевиоризм Дж. Г. Мида предполагает, что развитие человеческого сознания происходит параллельно и в тесной связи с развитием означающих символов (речи) в процессе социальной кооперации (социального взаимодействия). В социальных истоках человеческой самости Дж. Г. Мид усматривал основу этики, которая исходила бы из «подгонки» индивидуальных желаний к потребностям общества. В этой связи Дж. Г. Мид различает два вида самости: узкую, индивидуальную, эгоистическую самость, с одной стороны, и более широкую, социальную - с другой. Сам Дж. Г. Мид никогда не излагал свою теорию в систематическом виде. И только позже, в 1934, его ученик Чарльз Моррис опубликовал на основе студенческих записей лекций Дж. Г. Мида труд «Разум, самость и общество с т. зр. социального бихевиориста», получивший большую известность.

В Европе к исторически наиболее значимым представителям п. относятся среди прочих немецкий ученый Ф.К.С. Шиллер и итальянский исследователь Дж. Папи- ни. Влияние п. на немецкую социологию имеет своим началом критику У. Джеймса со стороны Г. Зиммеля. В Австрии идеи п. нашли распространение благодаря прежде всего работам Вильгельма Йерусалема. Интерес к п. прослеживается также в работах ТЭ. Маха и членов тВенского кружка. Во Франции к п. обращались ТА. Бергсон, М. Блондель и Э. Леруа. Конвенциа- лист ТА. Пуанкаре и влиятельный критик детерминизма Э. Бутру также демонстрируют определенную близость п.

После произошедшего в сер. 1950-х гг. Лингвистического поворота» начинается новый этап развития п., который можно назвать тнеопрагматистским. На этом этапе в центре философского осмысления оказы- вается анализ языка. тУ.В.О. Куайн и его ученик Д. Дэвидсон считали понятие истины устаревшим и примитивным. Вместо теории истины они предлагали анализ языковых условий, которые делают возможным различение между «истинным» и «ложным». Свой вклад в развитие и переосмысление п. внесли концепция «значения как употребления» ТЛ. Витгенштейна, теория речевых актов тДж. Остина, а также критика ТУ. Селлар- сом идеи прямого, т.е. не опосредованного языком, опыта и прагматистское прочтение и решение проблемы индукции, предпринятое ТН. Гудменом. После «лингвистического поворота» главными представителями тнеопрагматизма выступают ТР. Рорти, ТХ. Патнэм и ТЮ. Хабермас.

Лит.: Джеймс У. Воля к вере. М., 1997; Дьюи Д. Реконструкция в философии. Проблемы человека. М., 2003; Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. М., 2000; Dewey J. The Early Works, The Middle Works, The Later Works. Carbondale, 1969-1990; James W. Essays in radical Empiricism. Cambridge, 1976; James W. Pragmatism and The Meaning of Truth. Cambridge, 1979; James W. The Principles of Psychology. Cambridge, 1981; Murphy J.P. Pragmatism: From Pierce to Davidson. Boulder, 1990; Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1934; Pierce C.S. Pragmatism and Pragmaticism // Hartshorne C., Weiss P. (Eds.) Collected Papers. Bd. 5. Cambridge, 1934; Scheflerl. Four Pragmatists: A Critical Introduction to Pierce, James, Mead and Dewey. L., 1974; Smith J. E. Purpose and Thought: The Meaning of Pragmatism. Chicago, 1984.

«Праксиса» школа

«ПРАКСИСА» ШКОЛА - югославская группа философов- марксистов антисталинского направления, близкая к гуманистической и активистской версии тнеомарксиз- ма. Организационно сложилась вокруг одноименного журнала, выходившего с 1964 в Загребе (Хорватия). Другой формой существования группы были ежегодные летние школы на о. Корчула (Хорватия) в 1964-1974-х гг., в которых принимали участие и видные западные интеллектуалы левого толка - ТГ. Маркузе, ТЮ. Хабермас, ТЛ. Гольдман, ТН. Хомский, ТЭ. Фромм и др. Ведущие представители «П.»ш. - Гайо Петрович, Михайло Маркович, Милан Кангрга, Руди Супек и др. - в своих работах отстаивали последовательно антисталинскую позицию, защищая ценности марксистского гуманизма, опираясь на наследие молодого К. Маркса (как автора «Экономическо-философских рукописей 1844 года»), ТД. Лукача и ТА. Грамши. Главным объектом их критики была административно-бюрократическая идеология государственного социализма, которая легитимировалась официальным советским марксизмом- ленинизмом. Исторической основой критической ревизии сциентистско-позитивистской версии марксизма был написанный в 1961 объемный труд Предрага Вранц- кого «История марксизма». Типологически установки инициаторов «П.»ш. были близки взглядам антидогматических философов-марксистов из Восточной Европы и СССР 1960-х гг. - Карела Косика в Чехословакии, Лешека Колаковского в Польше, «Будапештской школе» учеников и последователей Д. Лукача (А. Хеллер, Ф. Фехер, Д. Маркуш и др.), идеям Г. Батищева, Э. Ильенкова и их единомышленников в Киеве и Ростове-на- Дону. Реализация деятельностной сущности человека рассматривалась философами «П.»ш. не только в социальной и политической, но и, особенно заинтересованно, - в культурной сфере, в области искусства. Фактически речь шла о разработке полноценной марксистской тантропологии, в духе Р. Гароди и в диалоге с тэкзистен- циализмом. «Фихтеанизированный» марксизм югославских теоретиков охватывал также проблемную разработку философии ценностей, видения будущего и альтернатив общественного развития, экологического кризиса (тема работ Руди Супека), этических вопросов; особо стоит отметить влияние Ф. Ницше на творчество Данко Грлича. Значение «П.»ш. заключалось в том, что ее активисты практически преодолевали разделение Европы на враждующие идейные лагери, демонстрируя своим творчеством возможности и пределы свободного философского поиска в обществе реального социализма (неудивительно, что их ближайшими идейными союзниками были теоретики, примыкающие к тФранк- фуртской школе социальных исследований). Если на первых порах активность этой группы воспринималась руководством Союза коммунистов Югославии достаточно спокойно, то после 1968 года все более распространенными стали обвинения философов и публицистов, близких к «П.»ш., в ревизионизме, отступлении от социализма и негативном влиянии на студенческую молодежь (так, Г. Петрович был исключен из партии). В 1974-1975-х гг. большинство участников «П.»ш. по идеологическим причинам были уволены со своих преподавательских постов, прекратилось издание журнала и проведение летних школ. С этого времени часть участников «П.»ш. вынуждена была покинуть Югославию, диссидентская деятельность оставшихся продолжалась полуподпольно, в прямой оппозиции режиму «самоуправленческого социализма» И.Б. Тито (несколько ранее схожим преследованиям подверглись и ученики Д. Лукача в Венгрии). В 1981 в Лондоне стал выходить на английском языке марксистский академический журнал «Praxis International» (с 1994 - «Constellations. An International Journal of Critical and Democratic Theory»), продолжавший традиции югославского «Праксиса» и новой левой - как символ единства восточноевропейской и западной, прежде всего американской, критической теории (хотя не все основатели журнала из т.н. «белградской восьмерки» одобрили этот шаг). Либерализация идейной жизни в Югославии со второй половины 1980-х гг. дала надежду на возрождение прерванной идейной линии «Праксиса», на плюралистическое и принципиально открытое понимание неомарксист- ской мысли. Так, редактор «Praxis International» и один из лидеров младшего поколения «Праксиса» Светозар Стоянович даже пытался обозначить направление своих тогдашних философских поисков как тпостмарксизм (другие авторы нового журнала обращались к наследию синдикализма, идеям ТК. Лефора, ТЖ.-Ф. Лиотара, переосмыслению ТМ. Хайдеггера в духе марксизма и т.д.). Одним из продолжений исходных начинаний «П.»ш. стали в 1980-е гг. регулярные семинары в Дубровнике, которые в самом конце «холодной войны» стали важными академическими форумами для совместной исследовательской работы философов и обществоведов Запада и Востока. Однако резкий рост национализма в республиках СФРЮ затронул и интеллектуалов из бывшей «П.»ш. (так, в первой половине 1990-х гг. одним из видных сторонников С. Милошевича и пропагандистом сербского национализма стал М. Маркович; защищал позицию официального Белграда и С. Стоянович). С другой стороны, ряд наследников «П.»ш. в Хорватии и Сербии, оставаясь верными гуманистической линии журнала, публично отстаивали интернациональные духовные ценности и права этнических меньшинств, опираясь скорее на либеральный круг идей (напр., Жарко Пуховский). Так или иначе, к началу 1990-х гг. «П.»ш. как актуальное явление югославской общественной мысли перестала существовать, хотя развитие марксистских и радикально-социалистических течений в странах бывшей СФРЮ нельзя считать исчерпанными (см. позицию ТС. Жижека и тЛюблянской школы).

Лит.: Стоянович С. От марксизма к постмарксизму // Вопросы философии. 1990, № 1; Crocker D. Praxis and Democratic Socialism: The Critical Social Theory of Markovic and Stojanovic. Brighton, 1983; Markovic M., Cohen R. S. Yugoslavia: The Rise and Fall of Socialist Humanism. A History of the Praxis Group. Nottingham, 1975; Sher G. S. Praxis: Marxist Criticism and Dissent in Socialist Yugoslavia. Bloomington, 1977.