ВВЕДЕНИЕ О ЛЮБВИ К МУДРОСТИ (ИСТОКИ)

Человек любознательный способен заметить, что в духовной жизни любого общества существует то, что называется мудростью; высокое стремление, любовь к ней есть родовое свойство человека, выражаемое со времен Гомера греческим словом «философия» («любовь к мудрости»).

Русская и западноевропейская философия - «родные сестры». Обе они родились в лоне христианства, которое, воодушевляясь ближневосточными культами, не могло противиться обогащению античным философским наследием. В Греции начиная с Гомера и Пифагора вплоть до Сократа и Платона синтетически был достигнут совершенный триединый идеал софийного понимания философии - любви к Софии (мудрости), - обнимающей собой все бытие и бытование, в котором Абсолют выступает как единое добро, истина и красота. Стремление постичь Абсолют, осуществляемое посредством всех познавательных способностей человека, со времени Платона (427-347 гг. до н.э.) стало смыслом и назначением философии.

Платон высоко ценил в познании понятийное мышление. Но не только и не столько его и не только художественную (чувственную) интуицию; он признавал значение сверхлогической и сверх- чувственной интуиции (в шестой книге «Государства»), соединив их в своем творчестве созданием особого жанра - «художества мысли», источником которого является объективно существующий мир идей. Поскольку человек сильнее всего вдохновляется красотой, что ярче всего выражается в любви, то Эрот стал покровителем философии, и мыслитель творчески средствами «эк-стаза», «из-ступления», т.е.

На исходе античности (через шесть веков после Платона) достойными его продолжателями стали Плотин и неоплатоники. Плотин развил платоновскую диалектику, а идею о непостижимом Едином сделал главным принципом своей философии, воплощением Абсолюта. Он построил теорию взаимодействия между уровнями бытия, в том числе включенности в них человека и его причастности к Единому, которые таким образом приобрели смысл не гносеологического, а онтологического процесса: человек получил свое место в универсуме (космосе). Эта экзистенциально окрашенная философская традиция позиционирует взгляд на вещи, в котором личная судьба человека воспринимается как напряженная проблема - прорыва к надличной и всемирной абсолютной субстанции.

Материнское лоно античности на Западе и на Востоке имело разных «отцов». И.В. Сталин в знаменитом втором параграфе четвертой главы краткого курса «Истории ВКПб» упомянул, как варвары с «грохотом опрокинули Рим» и началась эпоха восхождения от темного Средневековья через капитализм к светлому коммунистическому будущему. На самом деле никакого грохота не было. В Римской империи веками нарастали трудности, опускались руки. Колоны (крестьяне) отказывались работать на земле, их место занимали варвары (по-нынешнему - мигранты). Затем варвары стали солдатами, управляющими имениями, военачальниками и, наконец, стали занимать место в чехарде сменявшихся императоров.

Блуд был прилюдным и немыслимым, так что варварские матери не отпускали детей на служение в империи. В конце концов римляне Западной Римской империи постепенно растворились в варварской стихийной периферии, оставив ей в наследство не так уж мало, - переведенные на латинский язык сочинения греческих математиков и логические трактаты Аристотеля; латинский язык, который позже в процессе формирования варварских государств, наложившись на языки местных народов, преобразовался в романские языки.

На Запад античное наследие передавалось опосредованно: в переводах Боэция (480 - около 524) на латынь транслировались лишь фрагменты античного духовного богатства - сочинения Архимеда, Евклида, Птолемея и Никомаха, надолго остававшиеся для латинян единственным источником математического знания. Переложения и комментарии Боэция к логическим трактатам Аристотеля - ученика Платона и великого систематизатора - до середины XII в. были единственным пособием по логике, а комментарий Боэция к сочинениям Порфирия был одним из центральных у схоластов в спорах об универсалиях. Теологические трактаты Боэция, аристотелевские по духу, служили образцом для схоластов, сочинения которых напоминали хрестоматии по логике. Основным вопросом в богословии было логическое доказательство бытия Бо- жия.

Утверждают, что логическая строгость и систематика Аристотеля отвечали врожденным склонностям латинян к порядку и практичности. Тацит, например, видел в прекрасном то, что приносит пользу. Переведенные на латынь арабами лишь в XII в. трактаты Аристотеля ускорили сохранившиеся доныне в философии достижения высокой схоластики - созданная ими терминология и развитие рационалистического спекулятивного языка преобладают на Западе и ныне.

На латинском Западе, где господствовал аристотелевский рационализм, неоплатонизм, естественно, не был ведущим, но и не умирал (Марк Аврелий, Боэций, Августин). Неоплатониками стали многие мыслители эпохи Возрождения (их учителями были прибывшие из Византии ученые греки), особенно Николай Кузанский и Джордано Бруно, пытавшиеся синтезировать рационалистическую и софийную традиции. В дальнейшем на Западе частично сохраняли эстетически ценное философское суждение о человеке, которое выражалось в синтетически-образной (литературной) форме (у французов - Монтень, Паскаль, моралисты, Вольтер, Руссо; в европейском, особенно в немецком романтизме; почвой классической немецкой философии неявно оставался платонизм).

Иной была судьба Восточной Римской империи.

В Византии хранилась и какое-то время непосредственно развивалась вершина античной мысли - древнегреческое духовное достояние - учение Платона и его завершающий аккорд - неоплатонизм, который просуществовал два с половиной века и оказал решающее влияние на становление христианского православия в славянских государствах и в России. Но в конце концов ромеи «второго Рима» разделили судьбу Западной Римской империи (в 1453 г. Константинополь пал под натиском турок), и Россия осталась главным хранителем православия («Третьим Римом»).

Православие (прямой потомок через Византию платонизма и неоплатонизма) включает человека, это жалкое существо с точки зрения вечного универсума, в божественный порядок бытия (отсюда и русский космизм) и позволяет прямое общение без посредников (в лице папства и клира) с сущим, наличие которого недоказуемо, но и не требует доказательств. Энергийная связь с Богом, обеспечивающая его наличие, - большое утешение для всех в этом суровом мире и в этом жестком существовании-выживании («русскому сердцу везде одиноко - / И небо высоко / И поле широко»). В православии признается самоценность всех познавательных возможностей человека, способных осуществить не только объяснение, но и понимание не поддающихся рассудочному раскрытию причинно-следственных связей и такой предпосылки нравственности, в которой сущее рассматривается как цель, а не как средство.

Неудивительно, что в славянских странах и в России неоплатониками были Учители жизни и почти вся святоотеческая литература, а философский дискурс включал и «созерцающее сердце», позволяющее представлять софийное умозрение в образах и символах, средствами выражения которых были живопись, поэзия, наставление, миф и т.д.

Благодаря Кириллу и Мефодию богослужение велось на цер- ковно-славянском языке; близкий греческому алфавит и первая письменность (глаголица) положили начало формированию сла- вянского литературного языка и связанной с ним литературной традиции (5). Православие в России ярче, чем в Византии, отвечало народному мироощущению и чувствам (как об этом свидетельствует «Слово о законе и благодати Илариона»), в том числе и благодаря долгой сохранности следов языческих верований, адаптированных в церковном богослужении и ритуалах (см.: 28).

В России по совету греческих епископов отказались завести карательную церковную юстицию по римско-византийскому образцу; на Руси хранилась нераздельность церкви и патриархата; и если на Западе у духовенства ценили «цивилизованную социальность», то на Руси - святость: на Западе в моральной теологии заключался своего «рода социальный контракт», на Востоке - «закон любви», хранимый в поучениях святых отцов и почитаемых старцев (1).

Запомним: нет мудрости без любви, а ее София-мудрость выражается во вдохновенном творческом стремлении человека познать и понять самого себя и свое окружение в их лучших проявлениях. Познать «человеческое в человеке» (Ф.М. Достоевский) - значит познать истину как добро, охваченное любовью, прекрасные в своем совершенстве. Можно понять философию как лестницу, ведущую человека вверх - вперед и выше к нравственному абсолюту.