3.1. Проблемы истории ПСР в литературе 1917 - 1920-х гг.

Процесс ликвидации многопартийности в большевистской России привел к изменениям в подходах к изучению Партии социалистов-революционеров. Наиболее принципиальное из них произошло в оценке роли ПСР в политической жизни общества.

Основное отличие большевистских оценок истории партии эсеров в указанный период от дореволюционных заключалось, таким образом, в изменении статусной оценки партии эсеров: от

субъекта политической жизни страны к «политическому банкротству».

Оценивая социальную базу эсеров в 1917 г., В.И.Ленин писал: «Мелкий крестьянский класс (мы называем средним такого, который не продает своей рабочей силы), этот крестьянин в России, во всяком случае, есть главный экономический класс, который является основой широкого разнообразия политических течений в мелкобуржуазной демократии.

деле это есть мелкая русская буржуазия, которая образует третью классовую силу» и постоянно колеблется между пролетариатом и крупной буржуазией130. «В последнем счете, - писал он, - именно эти колебания крестьянства как главного представителя мелкобуржуазной массы трудящихся решали судьбу Советской власти...»131

Одновременно В.И.Ленин отмечал, что в условиях ожесточенной классовой борьбы сторонники «третьей силы» объективно помогают белогвардейцам: «Мартов, Вольский и

компания» мнят себя «выше» обеих борющихся сторон, мнят себя способными создать «третью сторону». Это желание, будь оно даже искренним, остается иллюзией мелкобуржуазного демократа, в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему»132. Переход к нэпу не изменил ленинского негативизма в отношении эсеров. Наоборот, опасаясь, что либерализация экономической жизни может привести к оживлению политических оппонентов большевизма, он неоднократно подчеркивает необходимость ужесточения борьбы с ними как опасными конкурентами за влияние на трудовые массы. В феврале 1922 г.

В.И.Ленин направляет наркому юстиции Д.И.Курскому секретное письмо «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики». В нем в качестве важнейшей меры борьбы против эсеров предписывалась «обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через печать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах...»133.

Работы 1922 г. стали последними ленинскими произведениями, направленными против социалистов- революционеров. Долгое время часть из них, касающаяся организации репрессий, оставалась не известной читателям вплоть до 1960-х годов.

В.И.Лениным советские историки, начиная с 1920-х гг., развивали и настойчиво пропагандировали эти идеи.

Более того, ленинские оценки способствовали тому, что в организационном плане у истоков советской историографии Партии социалистов-революционеров оказались учреждения далекие от исторической науки - ЦК РКП (б) и ВЧК-ОГПУ. Основная задача по «разработке» партии эсеров возлагалась на Секретный отдел ВЧК-ОГПУ, при котором были созданы группы «референтов» по изучению истории и современной практики небольшевистских партий. Результатом их деятельности являлись циркуляры, в которых содержались исторические очерки возникновения и деятельности ПСР, рассматривались основные программно-тактические установки эсеров в прошлом и настоящем, особенности организационного построения партии, содержались обзоры партийной печати, сведения о внутрипартийных и околопартийных группировках. В приложениях к циркулярам помещались обширные подборки партийных документов134.

Другим способом «служебного» тиражирования документов партии эсеров в 1920-е гг. являлись тематические «Бюллетени», готовившиеся и издававшиеся Информационным отделом ВЧК- ОГПУ для рассылки в регионы. Как и циркуляры, эти бюллетени имели гриф секретности и предназначались для членов ЦК РКП (б), партийных и советских работников на местах. В результате совместными усилиями чекистов и большевистских публицистов в начале 1920-х гг. была заложена концепция истории партии эсеров, которая с некоторыми уточнениями господствовала в советской историографии вплоть до конца 1980-х годов.

Данное направление в «изучении» истории партии эсеров, хотя и занимало ведущие позиции, не было единственным в советской историографии 1920-х годов.

После решения СНК РСФСР от 25 сентября 1920 г. о создании комиссий по изучению истории большевистской революции и истории РКП (б) в Москве и регионах формируются специальные центры по изучению революционных событий - Истпарты. В 1923

г. по решению Политбюро ЦК РКП (б) создается Институт

В.И. Ленина, в который в 1928 г. был включен Истпарт. В основном данные учреждения занимались сбором документов по истории большевистской партии. Материалы по интересующей нас проблематике в изданиях этих учреждений представлены не были, за исключением сборника документов «Наши противники» (М.,1929), в котором были опубликованы некоторые материалы из эсеровской «Революционной России», включая комментарии к программе социализации земли и статьи Г. А.Гершуни «Террористический элемент в нашей программе». Хотя документы сборника хронологически не выходили за рамки первой российской революции, они давали определенное представление о концептуальных позициях эсеровской партии в начале XX века. Та же тенденция нашла отражение и в публикациях автобиографий политических деятелей России, их исторических, философских и публицистических работ136.

Основным источником по истории партии эсеров являлись воспоминания ее бывших деятелей, появившиеся на страницах журналов «Каторга и ссылка», «Былое», «Красный архив», «Пролетарская революция», а также выходившие отдельными изданиями или в составе юбилейных сборников. Каждый раздел журналов был снабжен предисловием, а его материалы прокомментированы. Думается, что по подбору воспоминаний, их полноте и разнообразию, а также по богатству научносправочного аппарата эти издания не потеряли своего научного значения и по сей день.

В то же время учрежденный в 1922 г. Главлит уже в первые месяцы своего существования опубликовал положение, содержащее запрет на распространение в России вышедших на Западе книг, статей и воспоминаний эсеров В.М.Чернова,

В.М.Зензинова, А.А.Аргунова, левых эсеров И.З.Штейнберга и А.А.Шрейдера. В 1926 г. отдел печати ЦК РКП (б) категорически потребовал «недопущения опубликования и всемерного ограничения ввоза из-за границы произведений меньшевистского и анархо-эсеровского характера». Такая, на первый взгляд, нелогичная позиция вполне объяснима: запрет касался эсеровских публикаций, хронологически относящихся к периоду революции и Гржданской войны 1917-1922 гг., где главными противниками эсеровского «народовластия» выступали уже большевики, а не представители самодержавия.

Перед историками-марксистами стояли задачи консолидации своих сил, определения наиболее приоритетных и актуальных с их точки зрения проблем отечественной истории, на изучение которых следовало направить самое пристальное внимание, вытеснение старых буржуазных специалистов из учреждений, занимавшихся историей. Задачу консолидации сил новой генерации историков взяло на себя Всесоюзное общество историков-марксистов137. Оно же взяло на себя оформление ряда проблем, на исследование которых следовало обратить особое внимание. Основным периодом истории России, который необходимо изучать, по их мнению, признавался конец XIX - первая треть XX вв. Это связывалось историками-марксистами с появлением в России самого «передового и революционного» класса - пролетариата, который в 1917 г., как они полагали, стал господствующим.

Изменение позиций ученых дореволюционной школы проходило весьма болезненно. С началом большевистского этапа Великой Российской революции была организована настоящая травля «буржуазных» специалистов.

дореволюционной школы и марксистами не допускались.

Идеологическое требование той эпохи гласило: «В нашей науке

специалисту-немарксисту грош цена». М. Н. Покровский писал

«Суть истории в том,...что история должна непосредственно и

неустанно разъяснять массам происходящую классовую борьбу,

вскрывать корни иногда глубоко скрытых классовых 12

противоречий» . Как полагает большинство современных историков, это было время, когда классовый, формационный, строго детерминированный подход был насильственно внедрен в практику исторических исследований. Достижения

дореволюционной науки пока не отвергались, но конкретный исторический материал требовалось освободить от «идеалистических теорий и концепций», в том числе от народнической.

Использовались все доступные средства - от террора до пропаганды. Важным направлением этого политического заказа становилось издание работ по истории партии эсеров. Историки - марксисты А.В.Луначарский, Ю.М.Стеклов, Н.Н.Попов, М.Н.Покровский, А.Е.Мороховец, П.Лисовский, В.Быстрянский,

А.В.Шестаков, Б.И.Горев, С.Черномордик, Е.М.Ярославский с первых страниц своих брошюр объявляли, что они клеймят «предателей народных интересов»138.

В основном объектом внимания оказались правые эсеры, считавшиеся наиболее значимыми оппонентами большевизма. Дорога к «краху» эсеров в их изображении была фатально предопределена «ненаучностью», «мелкобуржуазностью» социализма эсеров. Авторы делили историю эсеров на два этапа: первый, до свержения самодержавия, когда они были «честными» революционерами, второй, после февраля 1917 г., когда они стали «пособниками реакции». Левые эсеры в то время, оказались как бы вне критики большевистских публицистов. Произошло это потому, что многие из них в 1918 - 1922 гг. еще находились в официально легальных партиях - «революционных коммунистов» и «народных коммунистов», а некоторые вступили в РКП (б).

В 1920-е гг. в советской исторической литературе нашли свое место ряд тем, связанных с первыми годами деятельности Партии социалистов-революционеров. Отмечалось, что эсеровское движение продолжало традиции народничества, которое «вновь воскресло в начале XX века в идеологии и тактике эсеров» 139. Как полагал историк М.Поташ, это «произошло на почве начавшегося в начале XX века крестьянского движения в 1902 г., особенно в Харьковской и Полтавских губерниях»140. Он писал: «Партия

социалистов-революционеров восприняла идеологию

народничества в ее основных чертах, начиная от субъективного идеализма, вплоть до веры в особый путь развития России и особую роль в этом отношении общины. Помимо того, она включила в сферу своей тактики индивидуальный террор «Народной воли»141.

М.Поташ обратил внимание, что, включив в свои программные документы термин «трудовой народ», эсеры пытались изначально объединить совершенно разные слои и группы, поэтому проиграли политическую борьбу. Возникновение партии эсеров историки относили к 1898 г., и связывали с появлением первых групп, взявших себе название «социалисты-революционеры». Последующие пять лет истории эсеров исследователи П.Горин и М.Тамаркин связывали исключительно с террористическим началом в их деятельности; лишь с 1905 г., полагали авторы, началась агитационная деятельность эсеров среди крестьянства: появился «партийный крестьянский союз», эсеровские группы трансформировались в партию. В период революции 1905-1907 гг., по мнению историков, произошел «упадок влияния эсеров, и соответственно возросло влияние партии большевиков, ставших единственно последовательными борцами за интересы трудящихся масс»142.

В многочисленных публикациях по истории аграрного

движения в 1905-1907 гг. приводились единичные, и, как правило,

разрозненные факты о деятельности эсеров в крестьянской среде.

В целом они способствовали воссозданию достаточно достоверной

картины деятельности эсеров среди крестьян конкретных губерний

18

и в конкретное время .

Историки того времени стремились показать партию эсеров как не вооруженный «научной» теорией специфический российский вариант бесплодной борьбы с самодержавием, как группу индивидуалистов, полностью оторванных от революционного массового движения, как закоренелых и ограниченных террористов. Это делалось для того, чтобы убедить читателей, что лишь большевистская партия, «вооруженная» эсхатологической марксистской теорией изменения социально- экономических условий жизни человечества, имела право возглавить борьбу с самодержавием. Поэтому вновь наиболее разработанной темой 1917-1920-х гг. оказалась проблематика, связанная с террором. В книге В.Н.Мещерякова одна из глав специально посвящена рассмотрению генезиса террора и его связи с общереволюционным движением143. В свет вышли лишь две части книги, исследование явно не завершено, так как заканчивается периодом революции 1905-1907 годов. Историк подчеркивал отсутствие надлежащего контроля над БО со стороны ЦК ПСР, полагая, что спад террора начался в 1907 г. с окончанием революции. Иной точки зрения придерживался С.И.Черномордик. По его мнению, партией эсеров в тот период опосредованно руководил Департамент полиции через своего агента Е.Ф.Азефа. Последний, как известно, являлся членом ЦК ПСР, руководителем Боевой организации, и в то же время был провокатором, находящимся на содержании «охранки». Сама партия представлялась историку исключительно подпольной террористической организацией. Автор явно преувеличивал осведомленность полиции и жандармерии и их руководящую и направляющую роль, особенно А.А.Лопухина144.

В книге «Бывшие люди. Очерк истории партии эсеров»

А.В.Луначарский весьма бегло показал дооктябрьскую историю ПСР, сосредоточившись на истоках «азефовщины», которые виделись ему в несовершенных организационных началах ПСР.

А.В.Луначарский дал также ряд ярких характеристик руководителей БО: Г.А.Гершуни, Б.В.Савинкова, основанных на своих личных воспоминаниях. В целом его оценка руководителей БО создает впечатление о крайнем индивидуализме, жертвенной сущности и революционной неподкупности этих персонажей. В то же время автор подчеркнул, что именно террор придал ПСР отталкивающие формы и лишь благодаря усилиям террористов партия эсеров была доведена до почти полного уничтожения. Свой вывод А.В.Луначарский аргументировал «качественной» работой правоохранительных органов по ликвидации эсеровских террористических групп, разгромивших не только БО, но и другие организационные структуры ПСР.

В 1923 г. появилось исследование А.В.Лучинской, также посвященное личности провокатора Е.Ф.Азефа21. На основании широкой источниковой базы автор описала историю пребывания Е.Ф.Азефа и в ПСР, и в охранном отделении Департамента полиции. Она указала, что его годовое жалованье в охранном отделении соответствовало годовому окладу министра внутренних дел империи - 12 тыс. руб., подробно остановилась на методах действий Е.Ф.Азефа с целью достижения им успеха. По ее мнению, именно грязь предательства Е.Ф.Азефа, а не бдительная служба полиции стала основной причиной гибели террора как способа политической борьбы.

Несколько агитационных брошюр, целью которых было доказать ошибочность и порочность теории и практики эсеров до

'У'У

1917 г., завершает обзор литературы 1920-х гг.

71

Лучинская А.В. Великий провокатор Евно Азеф. Пг., - М., 1923.

99

Янтарев А. Тактика ВКП (б) по отношению к буржуазным и мелкобуржуазным партиям. Харьков, 1928; Мороховец Е. Крестьянское

Итак, история Партии социалистов-революционеров дооктябрьского периода в основном связывалась с деятельностью Боевой организации, изучением конкретных фактов террора, провокационной деятельностью Е.Ф.Азефа. Сама партия, причины ее возникновения освещались крайне скупо и односторонне. Ее социальная база сводилась к крестьянской поддержке, структура характеризовалась как слабая и неразветвленная, пропагандистская деятельность связывалась с проектом

социализации земли, финансовые аспекты существования

рассматривались лишь в связи с экспроприациями. В целом даже эти вопросы не стали объектом глубокого исследования и анализа историков. Лишь самые броские сюжеты, связанные с убийством

В.К.Плеве, великого князя С.А.Романова, Д.С.Сипягина,

покушением на П.А.Столыпина и других консервативных деятелей царской администрации оказались в центре внимания историков- публицистов . Итогом такого «творчества» было не столько научное изучение истории партии эсеров, сколько копирование ленинских цитат, готовых выводов без их критического осмысления в рамках конкретно-исторического анализа.

А.В.Луначарский, объясняя причины небывалого численного роста партии эсеров после ликвидации самодержавия, огульно заявил, что причина кроется в путаности ее партийной программы, эклектизме в теории, политической неразборчивости145. По мнению М.Н.Покровского, эсеры уже в 1917 г. позорно отреклись от основного своего программного требования - социализации земли и стали партией аграрной статистики. В то же время другой вывод историка о том, что «партия эсеров, став правительственной, так и не стала правящей» явно не укладывался в предложенную

?ус B.

И.Лениным характеристику этой партии в 1917 году .

Книга В.Владимировой «Год службы «социалистов» капиталистам» была посвящена показу «контрреволюционной» деятельности партий эсеров и меньшевиков с октября 1917 г. по осень 1918 года. Достоинства и недостатки этой работы неоднократно анализировались в отечественной историографии146. Предшественники уже отмечали значительное количество привлеченных автором источников (периодика, мемуары, материалы эсеровского процесса 1922 г. и др.), любопытные наблюдения о закономерности краха «демократической»

97

контрреволюции . Недостатки работы, указанные еще в рецензиях того времени, сводились к отсутствию в книге В.Владимировой глубокого анализа приведенных фактов, изложению только

ло

внешнего хода событий . Довольно продолжительные споры в советской исторической литературе 1960-1980-х гг. завершились признанием книги В.Владимировой исследованием, сыгравшим серьезную роль в разработке темы147.

С данным суждением вполне можно согласиться и сейчас - по объему привлеченного материала и скрупулезности в подаче фактов работа В.Владимировой, бесспорно, занимает ведущее место среди литературы 1920 - х. гг., посвященной истории партии эсеров. Вместе с тем концептуальные положения В.Владимировой не отличались особой новизной и находились в русле обвинений на процессе ПСР 1922 г., опубликованные и неопубликованные материалы которого широко использовались в книге.

В.Владимирова детально разобрала все более-менее значимые антибольшевистские выступления правых эсеров в 1917-1918 гг., начиная с юнкерского восстания в Петрограде и заканчивая покушениями на вождей РКП (б) летом 1918 года. Значительное количество сведений взято из известной брошюры Г.Семенова, а рассказ об убийстве В.В.Володарского и второго покушения на

В.И.Ленина целиком основан на признаниях бывшего эсеровского боевика. Стремясь более убедительно обосновать участие правых эсеров в терроре, В.Владимирова обращается к материалам IV съезда ПСР (ноябрь-декабрь 1917 г.). Как полагает А.Ю.Суслов, использование автором документов этого съезда наглядно характеризует методику работы В.Владимировой с источниками - в некоторых случаях весьма резкие выводы базируются на таких материалах, откуда эти выводы вовсе не следуют. Так,

В.Владимирова цитирует резолюцию IV съезда ПСР по текущему моменту: «В этих условиях Партия социалистов-революционеров должна провозгласить лозунг - «Вся власть Учредительному собранию!» и приложить всю свою энергию для того, чтобы сосредоточить вокруг Учредительного собрания достаточные организованные силы, чтобы в случае надобности принять бой с

30

преступным посягательством» . Оценка этой резолюции

В.Владимировой весьма категорична: «делегаты съезда заняли позицию гражданской войны против советской власти. Из приведенной резолюции можно сделать вывод о вполне понятном стремлении эсеров защитить Учредительное собрание как высший орган государственной власти в стране. Его созыв рассматривался ПСР, напротив, как возможность мирной смены власти. «Все, на наш взгляд, зависело от того, чтобы не дать большевикам и тени морального оправдания для перехода к кровопролитию», -

т 1

вспоминал по этому поводу В.М.Чернов .

Выступление на съезде В.М.Чернова и письмо к съезду A.

Р.Гоца трактуются В.Владимировой как призыв «к террору против вождей пролетарской революции». В данном случае B.

Владимирова прямо следует тексту «Обвинительного заключения». А.Ю.Суслов скептически подходит к оценке творчества В.Владимировой. По его мнению, цитаты из

В.М.Чернова и А.Р.Гоца пользовались большой популярностью в советской историографии, подтверждавшей на этом примере террористические планы правых эсеров. Иные документы, не укладывающиеся в привычную схему, советскими авторами игнорировались или объявлялись «формальными», как, например, в случае с решением ЦК ПСР в декабре 1917 года о недопустимости применения террора в борьбе с большевизмом .

Фактический материал, приведенный в книге В.Владимировой и ее оценки деятельности ПСР легли в основу изложения истории этой партии в четвертом томе «Истории ВКП (б)», посвященном событиям 1917-1920 годов. Правые эсеры обвинялись в участии во всех выступлениях против большевистской власти, начиная с октября 1917 года, а также в развязывании (вместе с меньшевиками) Гражданской войны и террора. В качестве доказательств авторы «Истории ВКП (б)» приводили, ссылаясь на

В.Владимирову, все то же письмо к IV съезду ПСР А.Р.Гоца и выступление на съезде В.М.Чернова148.

В советской историографии 1920-х г. деятельность эсеров оказалась представленной в работах по отдельным вопросам истории большевистской революции и Гражданской войны. Так, к десятилетию разгона Учредительного собрания появилась целая серия публикаций о попытках эсеров сохранить его в качестве высшей законодательной власти республики149. Как охарактеризовал первый и последний день работы Всероссийского учредительного собрания JI.Д.Троцкий: «разгон Учредительного собрания был принципиальным последним столкновением ленинизма и черновщины»150.

Безусловно, историки не могли пройти мимо партии социалистов-революционеров, завоевавшей в Учредительном собрании большинство мест. Однако сколько-нибудь серьезного и подробного анализа деятельности ПСР накануне созыва Учредительного собрания и на единственном его заседании в работах 1920-х г. нет. Преобладали уже устоявшиеся штампы, вроде того, что большинство эсеров в Учредительном собрании «было фактически фиктивным», и что политика эсеров в вопросе об Учредительном собрании «полностью разоблачила контрреволюционную, предательскую роль» этой партии. Сама партия не находилась в центре внимания авторов данных работ, изучалась в основном тактика большевиков по отношению к Учредительному собранию. Главным источником данных об итогах выборов оставалась статья Н.В.Святицкого из сборника «Год русской революции».

Среди работ, в которых рассматриваются отдельные вопросы стратегии и тактики эсеров в период гражданской войны, выделяется монография И.И.Минца о «демократической

36

контрреволюции» на Севере России . Анализируя политику правоэсеровского по составу Верховного управления Северной области в 1918 г., И.И.Минц использовал значительный объем документальных источников, в том числе неопубликованные материалы процесса ПСР 1922 г. (показания М. А. Лихача,

А.Р.Гоца, В.И.Игнатьева). Рассматривая рабочую и крестьянскую политику эсеров, И.И.Минц приходит к выводу о «декларативности» всех мероприятий правительства Северной

области, по форме демократических, а по сути направленных на

37

укрепление позиций буржуазии . Он полагает, что эсеры не осуществили никаких принципиальных реформ, играя роль «простых агентов буржуазии, ибо диктатура пролетариата может смениться только диктатурой буржуазии и эсеры объективно не

38

могут играть самостоятельной роли» .

Фактический материал, изложенный в работе И.И.Минца, и некоторые его суждения позволяют нам несколько по-иному взглянуть на вывод о сознательно «буржуазном» характере политики эсеров на Севере. Во-первых, чрезвычайно короткий срок пребывания у власти - всего 2 месяца (август-сентябрь 1918 года) - не позволил Верховному управлению Северной области приступить к реализации программных требований ПСР, серьезному реформированию местного самоуправления, социализации земли в регионе. Во-вторых, английское военное командование, И.И.Минц это подчеркивает неоднократно, постоянно вмешивалось в дела правительства. Англичане, обладавшие реальной военной силой, согласились рассматривать Верховное управление исключительно как власть хозяйственную, муниципальную, но отнюдь не политическую. «Получалось такое положение, - писал И.И.Минц, - что партия, стоя у государственного руля, однако не управляла им»151. Таким образом, по мнению историка, исключительно неблагоприятная внешне - и внутриполитическая обстановка помешала Верховному управлению Северной области реализовать демократическую программу, намеченную в первые дни пребывания у власти. В данном случае изначальная заданность выводов в книге

И.И.Минца вступает в противоречие с добросовестно изложенным фактическим материалом. Ситуация не очень характерная для 1920-х г., но весьма показательная для более позднего периода советской историографии.

Серьезное влияние на освещение истории эсеров оказал судебный процесс по делу отдельных членов ЦК ПСР, проходивший в Москве летом 1922 года. Он получил достаточно полную оценку в трудах К. Н. Морозова, С.А.Красильникова, И.В.Чубыкина, А.Ю.Суслова. Следует лишь остановиться на некоторых противоречиях и ошибках фактического характера, которые мешают объективному взгляду на процесс ликвидации политической оппозиции большевизму.

Широкая пропагандистская кампания вокруг процесса, развернутая властями, включала в себя целый ряд элементов: митинги, собрания, газетные и журнальные публикации, издание популярных брошюр. Советский публицист С.Ингулов отмечал, что «эсеровский процесс, право же, обратил всю нашу печать в добросовестно действующий Истпарт эсеров»152. Эпитет «добросовестно» вызывает сомнения, но в целом мнение

С.Ингулова справедливо: весной и летом 1922 г. процесс эсеров был одним из важнейших событий политической жизни Советской России. Все документы, книги и брошюры, вышедшие к процессу ПСР и после его окончания, А.Ю.Суслов предлагает разделить на три группы.

Во-первых, это документы самого процесса. Было опубликовано «Обвинительное заключение» и фрагменты стенограммы153. В печати появился также ряд документальных материалов о деятельности Партии социалистов-революционеров154. Все опубликованные документы составили лишь незначительную часть имеющихся материалов, а их подбор носил крайне

тенденциозный характер. В советской печати оказалась представленной точка зрения лишь одной - обвиняющей стороны. Выступления на суде членов ЦК ПСР в официальной прессе опубликованы не были155, однако речи некоторых эсеровских «ренегатов» (Г.Семенова, JI.Коноплевой и других), составлявших так называемую «2-ю группу» обвиняемых, попали на страницы советских газет и документальных сборников. Исключительно важную роль в литературе этой группы играет «Обвинительное заключение». Почти половину этого сочинения занимает первая глава («Историческая часть»), посвященная истории партии

социалистов-революционеров в 1917-1922 годах. Выделено семь крупных разделов, начиная с октябрьского переворота и заканчивая Кронштадтским восстанием и Парижским совещанием членов Учредительного собрания. Итоговые обвинения можно сформулировать следующим образом: партия правых эсеров в лице членов ее ЦК явилась инициатором гражданской войны, вступала в связь с белогвардейскими организациями различного типа и

представителями «международного капитала»; вела вооруженную борьбу с советской властью в Поволжье, Сибири и на Севере; устраивала восстания; содействовала Кронштадтскому «мятежу»156. Даже этих данных, подчеркивалось в «Обвинительном заключении», было бы достаточно для уголовного преследования ЦК ПСР. Однако их следует еще дополнить террористической деятельностью партии, получившей огласку после разоблачений Г.И.Семенова, который в это время являлся кадровым работником органов ВЧК-ОГПУ157. Авторы «Обвинительного заключения» ссылаются на разнообразные источники - эсеровскую периодическую печать, сборники статей, официальные партийные документы, материалы следствия. Тем не менее, целый ряд противоречий и недомолвок в «Исторической части» бросаются в глаза. Так, рассказ об известном юнкерском восстании в Петрограде 28-29 ноября 1917 года и участии в нем ПСР основывается на показаниях свидетелей, в основном М.Я.Ракитина-Броуна. Правые эсеры обвинялись не только в участии в восстании (что они и не отрицали), но и трусливом отказе от него, выразившемся в публичном отречении А.Р.Гоца и Н.Д.Авксентьева от своих подписей под приказом с сообщением о свержении большевистской власти, аресте ВРК и восстановлении власти Временного правительства.

По словам А.Ю.Суслова, А.Р.Гоц и Н. Д. Авксентьев не подписывали этого приказа, что можно понять даже из процитированного в «Обвинительном заключении» отрывка из показаний М.Я.Ракитина-Броуна: «ЦК ПСР решил, что ему

неудобно возглавить восстание, приказ родился в недрах «Комитета спасения Родины и революции». Однако данное утверждение противоречит документам Комитета, подписанным

А.Р.Гоцем - в качестве его члена158.

Несколько неубедительно, в основном со ссылками только на показания Г.Семенова, изложены в «Обвинительном заключении» данные о контактах ПСР с белогвардейскими организациями и особенно о шпионаже, где авторы не смогли привести ни одного сколько-нибудь конкретного доказательства. Характерно в этом плане обвинение правых эсеров в сотрудничестве с «Союзом защиты родины и свободы», возглавлявшемся Б.В.Савинковым. Основываясь на показаниях бывшего эсера И.С.Дашевского, довольно неопределенных, и документах «Союза», авторы считают установленным факт сотрудничества ПСР и савинковцев. Однако из приведенных материалов можно сделать вывод лишь о контактах отдельных членов ПСР с «Союзом защиты родины и свободы» (в частности, в Казани). Между тем в распоряжении Трибунала находились показания ближайшего помощника Б.В.Савинкова, начальника центрального штаба организации

А.П.Перхурова, который на допросе 23 марта 1922 года так разъяснил вопрос о взаимоотношениях «Союза» с ПСР: «Полагаю, что Центральный Комитет эсеров не был настроен сочувственно к нашей организации. Мнение свое основываю на следующих данных: 1) между Черновым и Савинковым были серьезные

нелады, о чем Савинков не раз говорил мне, высказывая опасения, что «эсеры могут нам напортить», благодаря отношению Центрального Комитета к личности Савинкова; 2) приблизительно в июле месяце 1918 года французы задержали выдачу организации обещанных денег, благодаря проискам эсеров, постаравшихся породить недоверие к деятельности Савинкова; 3) в конце 1918 г. Савинков прислал мне записку из Омска, в которой было сказано приблизительно следующее: «Власть в Сибири перешла в руки эсеров типа Чернова, Авксентьева и К, а потому надежды на благоприятный исход дела нет. Вследствие этого он, Савинков, уезжает за границу через Владивосток»159.

Составители «Обвинительного заключения», по мнению

А.Ю.Суслова, по вполне понятным причинам предпочли игнорировать эти показания, разрушавшие их версию. В 1919-1920 гг., сообщалось далее в «Обвинительном заключении», партия правых эсеров «представляла из себя ряд мало связанных между собой групп, среди которых господствовали ... прямо противоположные политические тенденции и устремления»160. Однако каким образом эти разрозненные группы, да еще расколотые идеологически, сумели организовать «повсеместно на территории Советской России» ряд мятежей и восстаний, не объясняется.

М.Янсен, анализировавший материалы «Обвинительного заключения», пришел к выводу, что оно являлось в большей степени политическим сочинением, чем судебным документом»161. Подобное суждение имеет под собой серьезные основания. Авторы «Обвинительного заключения», на самом деле исходили не из юридических норм, а из логики политической борьбы. После октября 1917 г. любая власть на территории России, кроме власти Совнаркома, считалась большевиками незаконной. Уже декларация фракции ПСР на II Всероссийском съезде Советов, где говорилось о непризнании большевистского переворота, объявлялась создателями «Обвинительного заключения» уличающим материалом. По их мнению, данная декларация знаменовала объявление войны162. По логике «Обвинительного заключения», Партия социалистов-революционеров должна была сразу же признать власть большевиков и отказаться от любых попыток борьбы с ней. Фактически эсеры обвинялись в том, что в 1917- 1922 гг. боролись за власть, то есть создатели «Обвинительного заключения» ставили под сомнение цель любой политической партии — взятие власти.

Обвиняемые эсеры заявляли, что никогда не боролись с Советами, и признавали, хотя и с оговорками, их роль в политической системе страны. Делегаты от ПСР отмечали, что участвовали в работе I-IV съездов Советов и покинули советские организации не по своим убеждениям, а согласно постановлению ВЦИК от 14 июня 1918 года. Социалистам-революционерам в «Обвинительном заключении» было приписано участие практически во всех мало-мальски значимых антибольшевистских выступлениях 1917-1922 годов. Сами эсеры признавали участие партии в вооруженной борьбе, но лишь до февральской конференции ПСР 1919 г., отказавшейся от применения

вооруженной силы против большевиков. Материалы «Обвинительного заключения» и другие официальные издания документов эсеровского процесса (в первую очередь речи государственных обвинителей - Н.В.Крыленко, А.В.Луначарского и М.Н.Покровского) стали основным источником советской историографии, как самого процесса, так и всей послеоктябрьской истории ПСР. Использование этих документов в отечественной исторической науке вплоть до начала 1990-х гг. носило некритический характер, за исключением работ диссидентов (к примеру, А.И.Солженицына). Никто не ставил под сомнение ни правомерность обвинений, предъявленных в 1922 г. эсерам, ни общую концепцию истории ПСР, изложенную в первой главе «Обвинительного заключения». Между тем официальные издания материалов эсеровского процесса представляют собой крайне тенденциозный, политизированный источник, требующий очень внимательного анализа.

Во вторую группу входят работы, написанные советскими и партийными деятелями, литераторами, журналистами

А.В.Луначарским, Ю.М.Стекловым, И.Вардиным, Н.Н.Поповым, М.Н.Покровским и чехословацким коммунистом Б.Шмералем 163. Они представляли собой популярное изложение материалов «Обвинительного заключения». В центре внимания всех авторов находились вопросы участия социалистов-революционеров в Гражданской войне. Эти публикации предназначались главным образом для использования в работе пропагандистов. Это диктовалось практическими соображениями: необходимо было

показать массам факты вооруженной борьбы эсеров против советской власти. Масштабы пропагандистской компании были велики. Известно, что книги И.Вардина и Ю.М.Стеклова были изданы в количестве 20 и 25 тыс. экземпляров соответственно, а тираж газеты «Правда», где публиковалась часть материалов, составлял в 1922 г. 250 тыс. экземпляров.

Кроме этого, были опубликованы тезисы для агитаторов «К процессу правых эсеров» под редакцией А.В.Луначарского,

Н.И.Бухарина и Н.В.Крыленко, написанные по заказу отдела агитации и пропаганды ЦК РКП (б)164. Брошюры «Тезисы для доклада о процессе эсеров», «Эсеры за «работой» против Советов», две листовки о «жертвах эсеровского террора» В.В.Володарском и М.С.Урицком.

Помочь властям в ликвидации социалистической оппозиции призваны были и мемуары бывших деятелей эсеров и меньшевиков. Эта литература составляет третью группу работ, выпущенных к процессу 1922 года и после него. Книги В.И.Игнатьева, И.М.Майского, К.С.Буревого165, несмотря на различную в прошлом партийную принадлежность их авторов (К.С.Буревой был членом ПСР, В.И.Игнатьев принадлежал к партии народных социалистов, а И.М.Майский был меньшевиком) объединяет главная идея: полный разрыв с прошлым, разоблачение своей собственной (и товарищей по партии) борьбы с большевиками в годы гражданской войны, раскаяние в содеянном. Причины, побудившие бывших врагов большевистского режима на написание этих работ, не вполне ясны. Возможно, И.М.Майский, В.И.Игнатьев и К.С.Буревой действительно прошли через определенную душевную эволюцию, вполне искренне изменили свои убеждения. Могли быть и иные причины (подкуп или шантаж), но в любом случае их книги, опубликованные в государственных издательствах значительными тиражами, использовались властями как часть пропагандистской кампании, целью которой было убедить сторонников ПСР порвать с партией, как это сделали некоторые ее видные члены. Схожую цель преследовали покаянные письма бывших эсеров, заполонившие весной и летом 1922 г. советскую печать.

Совершенно особое место в ряду выпущенной к процессу эсеров литературы занимает брошюра Г.И.Семенова (Васильева). Воспоминания бывшего руководителя Боевого отряда ПСР, заполненные именами и фактами о подпольной работе правых эсеров (по подсчетам В.С.Войтинского, Г.И.Семенов «оговорил» в своей брошюре 93 человека166), стали ключевым доказательством обвинения на процессе 1922 года. Как уже отмечалось, террористическая деятельность ПСР в 1918 г. излагалась в «Обвинительном заключении» в основном «по Семенову». В.С.Войтинский назвал брошюру Г.И.Семенова и его судебные показания в значительной части плодом «коллективного чекистского творчества167».

Достаточно широко в это время были представлены и региональные разработки. В Сибири при активном участии В.Д.Вегмана был опубликован ряд статей мемуарного характера, в которых, например, показана роль левых эсеров в борьбе с Колчаком168. Во второй половине 1920-х гг. деятельность эсеров, энесов, максималистов, левых эсеров была освещена на страницах Сибирской исторической энциклопедии — более 20 статей. Вот как,

например, характеризовалась в ней народно-социалистическая партия России. «НСП (энэсы) — партия мелкой буржуазии, организованная оппортунистическим кружком литераторов-

народников, руководителей журнала «Русское Богатство» (Пешехонов, Мякотин). В.И.Ленин характеризовал эту крайне незначительную по численности и влиянию партию как

«крохотную» и «простой придаток кадетов», а сами кадеты

считали представителей этой партии «кадетами второго разряда». В Сибири народные социалисты никакой роли в общественной жизни как в период после революции 1905, так и 1917 - 1919 гг. не играли. Вся ее деятельность сводилась к отдельным выступлениям, нескольким печатным изданиям и постоянным блокированиям с другими мелкобуржуазными и буржуазными партиями. Народно - социалистическая партия, наряду с кадетами и эсерами, вошла в контрреволюционный «Союз возрождения России» и

представители ее (Ф.Чембулов, С.Знаменский и И.Суханов) принимали участие в Уфимском государственном совещании. Народно - социалистическая партия активно поддерживала Колчака и в контрреволюционных кругах получила «признательность» за вхождение в так называемый «блок политических и общественных организаций» .

Воспроизведенный историографический источник дает представление об общих подходах к изучению «мелкобуржуазных» партий на этом этапе, в том числе о заимствовании авторами энциклопедии ленинских оценок без их критического осмысления в рамках конкретного анализа истории энесов, об умалении их роли в политической жизни региона, о тенденции к «вырождению» и «банкротству».

Итак, в условиях однопартийной диктатуры историки и публицисты выполняли четкий государственный заказ, обеспечивая идеологическую борьбу с эсеровской оппозицией. Популярный и злободневный характер этих работ не помешал, однако, высказанным именно тогда оценкам закрепиться надолго в советской исторической науке. Прежде всего это относится к жесткой критике эсеровской теории «третьего пути», подготовившей, по мнению историков, белогвардейскую контрреволюцию. Террор против большевистских лидеров в 1918 г., восстание на Тамбовщине, Кронштадтский мятеж - все это официальная советская пропаганда прочно и надолго связала с именем эсеровской партии. Публицистические очерки 1920-х гг. не дали сколько-нибудь серьезного научного анализа истории партии эсеров. Задачи текущей политической борьбы с оппозицией диктовали соответствующий заказ: обосновать

контрреволюционную сущность социалистов-революционеров, лживость их идеологии и закономерность гибели. Нельзя не сказать об определенных достижениях в области обобщения исторических знаний о партии эсеров. Во-первых, к ним следует отнести расширение источниковой базы, она значительно пополнилась за счет мемуарных свидетельств как бывших эсеров, так и активных участников революционных событий, являвшихся членами других партий. Во-вторых, произошло расширение хронологических рамок публицистических очерков: от периода становления ПСР до окончания Гражданской войны. В-третьих, публицисты уточнили численность партии, особенности ее тактики в разных регионах России. Так, по заданию ЦК РКП (б), в специально опубликованном на немецком языке очерке В.Быстрянского «Die Menschewiki und Sozial-Revolutionare» отмечалось, что летом 1917 г. в ПСР состояло более 1 млн.

человек169.

Анализом истории Партии социалистов-революционеров занимались также и сами эсеры. В основном это проходило на территориях, находящихся под управлением Комуча, в Сибири, на севере России. Среди них не было профессиональных историков, да и задача создания научной истории ПСР перед ними не стояла. Прежде всего социалисты - революционеры были участниками политических процессов, что наложило яркий отпечаток на их труды. Общий объем опубликованного ими весьма значителен. Эсеровская периодическая печать, как и мемуаристика, особенно в 1920-е годы, создала предпосылки для последующего развития западной советологии, а ее оценки оказали серьезное влияние на будущую зарубежную историографию. Определенное значение имели работы эсеров и для советской исторической науки, характерной чертой которой было постоянное противостояние в идеологической полемике с зарубежными оппонентами.

Оценка эсерами деятельности своей партии зависела от многих обстоятельств: конкретно-политической ситуации,

местопребывания автора (в Советской России или за ее пределами), степени участия в партийной жизни и многого другого. О деятельности ПСР писали и лидеры партии, и рядовые эсеры, причем самых разных взглядов170. В 1919-1920 - е гг. появляется несколько работ, написанных членами группы «Народ» (позже - «Меньшинства ПСР») - фактически бывшими эсерами, также представляющие немалый интерес. В целом эсеровская историография не была единой в оценках деятельности партии. Она прошла несколько этапов в своем развитии, от литературы эпохи февральской революции до работ эмигрантского периода существования ПСР (1920-1950-е годы).

Период революции и Гражданской войны не оставил сколько- нибудь обстоятельных, подробных работ эсеров о своей партии. Оценки стратегии и тактики ПСР встречаются в основном в статьях и небольших брошюрах. Источниками для эсеров служили главным образом личные впечатления и материалы периодической печати. В условиях Гражданской войны не было ни времени, ни возможности детального анализа истории партии, требовавшего к тому же привлечения дополнительных материалов. Политическая борьба заставляла эсеров обращать особое внимание на современный момент. Деятельности партии в предыдущий период уделялось меньше внимания. Вместе с тем выработка тактических установок на будущее была невозможна без хотя бы краткого анализа жизни партии на прошедшем этапе.

История ПСР в 1917-1922 гг. рассматривалась с разной степенью привлечения документальных материалов, главным образом в сборниках статей, выпускавшихся эсерами в России и за рубежом. Сборники, опубликованные в России, в целом посвящены анализу различных сторон политической и социально- экономической жизни страны. Критика большевизма и определение задач партии - вот главные темы правоэсеровских публицистов в 1918-1919 гг., среди которых было немало известных имен - В.М.Чернов, О.С.Минор, М.В.Вишняк, В.В.Руднев. К 1920 г. издательская деятельность ПСР в Советской России практически прекращается и переносится за границу.

Наиболее активно эсеры публиковались в первой половине 1918

г., когда перед партией стояла задача определения своей дальнейшей политики после двух жестоких поражений - в октябре 1917

г. после прихода большевиков к власти, и январе 1918 г. после разгона Учредительного собрания!

Эсеры пытались разобраться, почему их партия, одна из самых популярных и массовых в России, не сумела противостоять большевизму. Суждения высказывались самые разные. А.Бах указывал в качестве важнейших причин неудачи эсеров отсутствие партийного единства и последовательной политики в вопросе о войне и мире171. По мнению В.Лункевича, главными «грехами» ПСР стали «многоговорение» и демагогия, что привело к успеху большевизма, умело использовавшего стихию широких масс172. Коалиция с буржуазными партиями объявлялась главной ошибкой в передовой статье сборника «Социалист-революционер», издававшегося ЦК ПСР173. Эсеры были вынуждены констатировать очевидный факт, что «до большевизма нам не удалось развернуть своей практической программы выхода из положения»174.

Ситуация, в которой оказались эсеры в начале 1919 г., расценивалась ими как кризис в партии. Н.Березов, эсер и депутат Учредительного собрания, писал в статье «Год жизни партии С.- Р.» о трех жестоких поражениях, которые понесла партия в революции: октябрь 1917 г., январь и ноябрь 1918-г.175. Последнее поражение, связанное с разгромом колчаковцами съезда членов Учредительного собрания, арестом ЦК ПСР и социалистических членов Директории, отразилось на партии более болезненно, чем все предыдущие: «Партия очутилась без Центрального Комитета, лишенной лучших своих работников, без реальных сил, без ясных тактических лозунгов, оторванной от народных масс, в их глазах значительно дискредитированной», - с горечью отмечал

Н.Березов176. Схожие мысли высказывал в своем докладе ЦК ПСР 29 апреля 1919 г. М.И.Веденяпин177, об этом же писал в сентябре 1919 г. Е.Е.Лазарев178.

Главной своей ошибкой социалисты-революционеры считали отсутствие партийного единства, продолжение политики коалиции с цензовыми элементами, выразившееся в многочисленных уступках и компромиссах. «Себя мы этими уступками

скомпрометировали, - указывал эсер Б.Оленин, - а

контрреволюцию не только не обезоружили, а наоборот - придали ей и силы, и дерзости. В результате всей этой тактики мы очутились за бортом, а вся борьба против большевизма перешла в руки контрреволюции, для которой наши плечи служили лишь ступеньками к власти»179. Таким образом, некоторые эсеры фактически соглашались с оценками В.И.Ленина, утверждавшего, что «мелкобуржуазная демократия» подготовила почву для белогвардейской реакции180.

Выводы, которые сделали для себя эсеры из уроков 1918 г., с наибольшей четкостью отразились в решениях IX Совета ПСР. Социалисты-революционеры временно прекращали вооруженную борьбу с большевизмом и усиливали борьбу с буржуазнопомещичьей реакцией, что, однако, ни в коей мере не означало признание большевистской диктатуры181.

К иным выводам пришла часть эсеров, объединившаяся летом 1919

г. в группу «Народ». Истоки «народовской» идеологии прослеживаются в левом крыле ПСР задолго до «уфимского соглашения» - лозунг мирной оппозиции большевизму был выдвинут еще в январе 1918 г. М.JI.Коган-Бернштейном. Эволюция группы «Народ», вставшей на позиции сотрудничества с большевиками, завершилась выходом из ПСР и образованием осенью 1919 г. «Меньшинства партии социалистов- революционеров». В 1919-1922 гг. «народовцы» активно выступали в легальной печати, выпускали свои брошюры и сборники статей, мемуары, в которых пропагандировали мирные и

71

конструктивные отношения с большевиками .

Небольшевистская историография ПСР в годы гражданской войны была представлена не только работами самих социалистов- революционеров и «народовцев», хотя таких, конечно, было большинство. Точку зрения белого движения о Комуче, Директории и эсерах выразили А.С.Соловейчик182 и А.В.Колчак183. В своей брошюре А.С.Соловейчик резко критикует самарское правительство, которое, по его мнению, не вело настоящую борьбу с большевизмом. В качестве образца демократии Комучу он противопоставляет колчаковский режим.

Революция 1917 г. и участие в ней эсеров были рассмотрены в мемуарах известного левого социал-демократа Н.Н.Суханова. Его «Записки о революции», изданные в 1919 г. (в Берлине-Москве), сразу же были признаны ценным источником о событиях в Петрограде. На них ссылались П.Н.Милюков, В.И.Ленин, М.Н.Покровский, Л.Д.Троцкий, И.В.Сталин, В.М.Чернов. В дальнейшем «Записки» Н.Н.Суханова стали составной частью как отечественной, так и зарубежной историографии. В плане интересующей нас проблемы особенно ценными являются краткие, но емкие характеристики разногласий в рядах ПСР, оценки, данные руководителям эсеров, различным течениям внутри партии.

По мнению Н.Н.Суханова, уже с первых дней революции, среди петроградских эсеров возникли два основных направления: радикально - революционное, представленное

В.А.Александровичем и опиравшееся на рабочих, и «интеллигентско - обывательское», которое возглавили В.М.Зензинов, а позднее В.М.Чернов. «Эти лидеры социалистов- революционеров вскоре стали «представлять» огромную разбухшую партию, включившую в свой состав все мелкобуржуазные, межумочно - интеллигентские и просто тяготеющие ко всякому большинству слои - до либеральных помещиков и боевых генералов включительно. Левое и, в частности, циммервальдское течение, представляемое петербургскими рабочими, вскоре было совершенно поглощено этим гнилым, но безбрежным большинством»184.

Позиция В.М.Чернова и всего эсеровского ЦК на протяжении лета 1917 г. оценивается автором как шаткая и беспринципная. Сам лидер эсеров, в интерпретации Н.Н.Суханова, явно не соответствовал роли вождя крупнейшей партии России, которая «уже растратила огромную долю своего веса, уступив его большевикам; в деревнях она его еще сохраняла». Как отмечал Н.Н.Суханов, если раньше у эсеров были течения, то после

75

корниловщины сформировались фракции .

Отличительной чертой ПСР в 1917 г., по мнению

меньшевистского публициста, была растерянность. Это в полной мере относилось ко всем эсерам, в том числе левым. По словам Н.Н.Суханова, левые эсеры совершенно не думали о своем

76

участии, или неучастии в работе СНК . «Тут я впервые убедился, что левые эсеры, несмотря на свою «оппозиционную» платформу, «хуже» - (курсив Н.Н.Суханова) большевиков: их масса, будучи деревенской стихией, была темнее, а их лидеры были совершенно

77

несерьезны» . Таким образом, оценка партии эсеров, представленная меньшевистским публицистом, вполне

78

соответствовала суждениям, высказанным как самими эсерами , так и их политическими оппонентами.

Пожалуй, с еще большим сарказмом к оценке деятельности ПСР в 1917 г. отнесся лидер энесов А.В.Пешехонов. Он подчеркнул, что партия эсеров пошла на выборы в Учредительное собрание не просто в состоянии раскола, а в состоянии драмы. По списку ПСР балотировались как левый эсер Б.Д.Камков, так и правый эсер Г.И.Шрейдер, являвшийся главой петроградской городской Думы. «И вот этих двух людей партия вместе, рядышком ведет в Учредительное собрание... . Разве это не драма?», - задается вопросом А.В.Пешехонов, и сам же отвечает: Партия эсеров проводит в Учредительное собрание людей,

79

которые уже исключены или подлежат исключению из партии» . Лидер энесов отмечал, что раскол в Партии социалистов- революционеров был неизбежен, он объяснял это тем, что недопустимо объединять в одной организации людей, резко расходящихся между собой во взглядах и тактике. По предложению А.В.Пешехонова съезд ТНСП (энесов) даже принял постановление о предвыборных соглашениях с ПСР лишь в тех округах, где в ее списках не будет левых эсеров185.

В этой связи следует отметить, что внимание многих политиков и партийных публицистов было привлечено к такой проблеме как осмысление истории Партии левых социалистов- революционеров. Начало этому было положено в 1918-1920 гг., когда ряд большевистских, левоэсеровских и эсеровских авторов опубликовал свои очерки по отдельным аспектам истории ПЛСР. Хотя научный анализ в большинстве случаев подменялся партийной риторикой, авторы смогли обозначить проблемы выделения ПЛСР из партии эсеров, а затем и политической гибели левых эсеров. Основное внимание партийных публицистов на этом этапе было приковано к двум тематическим сюжетам: истории соглашения левых эсеров с большевиками и событиям 6-7 июля 1918 г. в Москве.

По мнению В.И.Ленина, причины выделения левых эсеров из ПСР заключались в ряде их теоретических посылок: интернационалистической позиции, признании будущего за социализмом, диктатурой пролетариата и «трудового» крестьянства, тактических действиях - требования перехода всей власти к Советам, углубления революции, решения ею социальных задач. Проанализировав заявления левых эсеров, вождь большевиков охарактеризовал их как наиболее близких к «пролетариату из буржуазно-демократических идеологов крестьянства»186. Исходя из этого положения, а также учитывая практические действия левых эсеров, В.И.Ленин пришел к выводу, что выделение их из партии эсеров было связано с «поправением» ПСР в целом и курсом правых эсеров на коалицию с буржуазией.

Интересной в этой связи представляется дискуссия между В.М.Зензиновым - одним из лидеров правого крыла ПСР и И.З.Штейнбергом, представляющим левое крыло партии. В.М.Зензинов утверждал, что «мы видели крайнюю революционность у эсеров, вошедших в партию только вчера, и наоборот, более умеренные и спокойные позиции занимают испытанные эсеры, работающие в партии уже давно» . В свою очередь И.З.Штейнберг отмечал, что именно «подпольные эсеры (т.е. старые, испытанные партийцы) относятся к радикальным

83

эсерам, а «мартовские» заняли соглашательские позиции» .

Ценные замечания о тактике партии эсеров, личностях ее вождей содержались, например, в очерке «Памяти Прошьяна»

опубликованном В.И.Лениным 20 декабря 1918 г. в газете

«Правда». Вождь большевиков писал, что П.П.Прошьян

«выделялся сразу глубокой преданностью революции и

социализму», что в нем был виден «убежденный социалист»,

решительно становившийся «на сторону большевиков-

коммунистов против своих коллег, левых социалистов-

революционеров». И только вопрос о Брестском мире привел к

«полному расхождению» между Прошьяном и Лениным . По

воспоминаниям Л.Д.Троцкого, опубликованным в 1924 г., события

6-7 июля 1918 г. в Москве В.И.Ленин оценил как «очередное

чудовищное колебнутие мелкого буржуа... - Он так иронически и

сказал: колебнутие — это то самое состояние, о котором Ф.Энгельс

выразился: «закусивший удила мелкий буржуа»187.

Л.Д.Троцкий характеризовал отношения большевиков и левых

эсеров как «неопределенные и бесформенные». Он писал: «Внутри

разных учреждений и ведомств отношения между большевиками и

левыми эсерами отличались тем большей неопределенностью, чем

больше было тогда в нашей собственной партии новых и

случайных элементов. Уже один тот факт, что основным ядром

восстания оказалась левоэсеровская организация внутри войск ЧК,

достаточно ярко характеризует бесформенность

86

взаимоотношений» . Впоследствии Л.Д.Троцкий оценил левых эсеров как представителей «мелкой буржуазии» обозвав их «бездарными», «смешными», «политическими молокососами» .

История партии левых эсеров привлекла внимание В.И.Астрова, В.Владимировой, А.В.Шестакова188. В.Владимирова, отмечая положительные моменты в политике левых эсеров во время большевистской революции, основной упор делала на их разногласиях с большевиками. Автор отмечала приверженность левых эсеров лозунгу «Вся власть Советам!», поддержку ими курса на мировую революцию, их борьбу в 1917 г. с «оборонцами».

Более всестороннюю оценку блок большевиков и левых социалистов-революционеров получил в статьях А.В.Шестакова. Историк пришел к выводу о необходимости и полезности блока как для большевиков, так и для левых эсеров. Большевики, по словам А.В.Шестакова, преодолевая неустойчивость левых эсеров, смогли сделать блок с ними «противовесом той контрреволюционной борьбе, которую развертывали правые эсеры среди крестьянства. Блок помог пролетариату организационно связаться с крестьянством»189. Для левых эсеров, по мнению

А.В.Шестакова, блок с большевиками оказался выгодным в плане приобретения собственного лица, расширения доверия среди широких народных масс, прежде всего крестьянства, требующего углубления революционных преобразований в деревне. Историк высказал суждение, что основную массу «трудового» крестьянства уже не удовлетворяла ликвидация только помещичьего землевладения. Они требовали большего - забрать землю у богатых крестьян и экспроприировать кулаков. Как полагал

А.В.Шестаков, благодаря блоку с большевиками левые эсеры стали выразителями интересов именно этой категории крестьянства - середняков и бедняков.

Оценка стратегии и тактики левых эсеров и эсеров- максималистов была предпринята в обстоятельной статье журналиста Даля. Находясь в командировке в Самаре, он оказался свидетелем вооруженных столкновений между губернским Советом, возглавляемым максималистами, и Военнореволюционным комитетом, руководящую роль в котором играли большевики. Проанализировав скоротечные взаимоотношения максималистов и коммунистов, Даль пришел к выводу, что события 17-19 мая 1918 г. в Самаре - «есть, несомненно, короткая схватка за власть анархо-максималистов и большевиков, а не какой-либо контрреволюционный мятеж дутовцев и белогвардейцев, как об этом сообщалось в газетах»190. Истории самарского конфликта посвятил свой очерк участник событий Г.Лелевич191, правда, констатировавший, что имевшийся у него документальный и газетный материал погиб в дни учредиловщины192.

Одним из частных, но, несомненно, важных вопросов стало изучение взаимоотношений эсеров, левых эсеров и крестьянства.

Данная проблема поднималась в трудах бывшего министра земледелия Временного правительства, члена ЦК ПСР Н.Я.Быховского193 и историка-марксиста М.Г.Гайсинского194.

Работа Н.Я.Быховского носит мемуарный характер и содержит немало интересных наблюдений и замечаний, особенно о I Всероссийском крестьянском съезде Советов (май 1917 г.).

Важной является авторская оценка совокупных результатов деятельности всех Всероссийских съездов Советов крестьянских депутатов, которые состоялись в 1917-1918 годах. По мнению Н.Я.Быховского, на съездах была предпринята попытка привести Партию социалистов-революционеров к власти в России, оградить крестьянство от «диктатуры пролетариата», трансформировать советскую власть в действительно демократическую и многопартийную политическую систему. Автор указывал, что прекращение большевиками деятельности Всероссийских крестьянских съездов, ликвидация их исполкома означали упразднение всероссийской классовой организации крестьян, подрывали позиции партии эсеров, превращали крестьянство в политически и экономически бесправный класс.

В отношении работы М.Г.Гайсинского, опубликованной в качестве ответа Н.Я.Быховскому, современные историки разошлись в оценках. Так, Т.В.Осипова писала в 1974 г., что книга носит скорее научно-популярный, чем исследовательский характер195. В.М.Лавров, наоборот, полагает, что если книга

М.Г.Гайсинского не соответствовала уровню научных работ середины 1970-х гг., то в 1933 г. такого несоответствия не было. В то же время В.М.Лавров отметил, что существенным недостатком работы являются некорректные утверждения автора о якобы «подтасовке эсеровскими воротилами выборов Всероссийских крестьянских съездов и искусственно подобранным составом делегатов»196. В.М.Лавров также указал, что М.Г.Гайсинский не счел необходимым рассмотреть хотя бы один конкретный пример, подтверждающий столь серьезное обвинение. Он ограничился рассуждением: раз руководство выборами принадлежало эсерам, значит, они не могли не подтасовать результаты выборов: «Если состав съезда подтасован эсерами, то подтасован и крестьянский наказ о земле и, соответственно, ленинский Декрет о земле... . К

Q“7

такой метаморфозе вел последовательный партийный подход» .

В середине 1920-х гг. была написана и вывезена за рубеж книга экономиста-аграрника Л.Н.Литошенко197. В период революции 1917 г. автор придерживался политических взглядов, близких к правым кадетам. С 1918 по 1930 гг. он работал в советских органах сельскохозяйственной статистики, одновременно занимаясь изучением аграрной истории России в период революции.

Как писал Л.Н.Литошенко, с июля 1917 г. Партия социалистов-революционеров убедилась в практической невозможности своих программных требований. По подсчетам одного из видных эсеровских экономистов, Н.Огоновского, уравнительное наделение землей потребовало бы немедленного переселения 25 млн. душ из малоземельных губерний в многоземельные. «Новые руководители земельной реформы (в первую очередь В.М.Чернов, как аграрный министр. - А.К.) начинают охладевать к своим собственным проектам и возвращаются к политике предшественников, с которой они только что боролись. Издаются второстепенные законы о запрещении земельных сделок, об организации уборки сенокосов, об охране и их рубки и т.п. По основному вопросу о судьбе земель нетрудового пользования и о правилах распределения земельного фонда готовятся только проекты и статистические материалы, решение же по существу откладывается до Учредительного собрания»198.

Л.Н.Литошенко пришел к выводу, что большевики решили использовать основные пункты программы социалистов- революционеров. По его мнению, после принятия Декрета о земле Партия социалистов-революционеров оказалась перед дилеммой: или защищать старую точку зрения и потерять влияние в деревне, или признать советскую власть и пойти за ней в земельном вопросе. Л.Н.Литошенко сделал справедливый вывод: «Массы ушли левее, городской пролетариат за большевиками, а деревня за левыми социалистами-революционерами»199. Он полагал, что большинство членов кое-как избранного Учредительного собрания только по инерции оказалось принадлежавшим к составу правого крыла Партии социалистов-революционеров.

В то же время автор высказал предположение, что расчет В.И.Ленина на стихийный крестьянский социализм (или, говоря словами самого вождя большевиков и председателя Совнаркома - «на революционное творчество масс») не оправдался. Вместо дружественно настроенного крестьянства перед советской властью стояла глухой стеной мелкобуржуазная стихия. По образному выражению Л.Н.Литошенко: «Одним глотком она отправляла в свое нутро все крупное хозяйство и теперь медленно переваривала добычу, угрожающе рыча по адресу всякого, кто осмелится к ней приблизиться»200. Он полагал, что разочарование в стихийном социализме послужило главной причиной отказа большевиков от народнической земельной политики. В этом случае разрыв блока с левыми эсерами становился логичной необходимостью. Первый шаг в этом направлении сделал сам В.И.Ленин, заявив на V съезде Советов, что принятие закона о социализации было «ошибкой» со стороны партии201. Таким образом, по мнению Л.Н.Литошенко, события 6-7 июля 1918 г. в Москве стали лишь поводом для разрыва отношений. Причины же заключались в разногласиях понимания модели социализма. Большевики «настаивали на «государственном», левые эсеры - на «стихийном». Из двух боровшихся течений наибольшей силой обладали первые»202.

Дорога к краху левых эсеров, в изображении советских историков, была фатально предопределена ненаучностью, «мелкобуржуазностью» социализма левых эсеров. Авторы делили историю левых социалистов на три этапа: первый - до

ратификации Брестского договора и выхода их из СНК, когда они были «честными, но искренне заблуждающимися революционерами». Второй - до V Всероссийского съезда Советов, когда они занимались «вредительством и саботажем, настойчиво добиваясь срыва Брестского мира; вели борьбу против продовольственной политики советской власти, выступая в защиту кулака». Третий этап, начавшийся после 6 июля 1918г., сделал

- 104

партию левых эсеров «антисоветской и контрреволюционной» .

Одними из первых обратились к истории ПЛСР сами деятели этой партии203. В их работах нашло свое место освещение причин появления левого крыла Партии социалистов-революционеров, разногласий с ортодоксальными эсерами, сюжеты, связанные с партийной стратегией и тактикой, партийная программа. Самой ранней из этих публикаций, пожалуй, можно назвать «Очерк возникновения Партии левых социалистов-революционеров», написанный секретарем ЦК ПЛСР И.Ф.Леонтьевым-Нечаевым в мае 1918 года. Он писал: «Раз надежда левых социалистов- революционеров на изменение линии поведения правого крыла партии рухнула, выход из положения мог мыслиться лишь в виде организационного раскола, предваренного к тому волею ЦК, исключением из партии отдельных инакомыслящих членов, роспуском всей Петербургской организации, всецело стоящей на позиции левого крыла; исключением фракции соц-рев Н-го Съезда Советов... Левым соц-рев. было очевидно, что только одно восстание, идущее под знаменем - «Вся власть Советам!», могло сорвать коалицию с «союзными» правительствами»204.

Выражая приверженность своей партии социализму и советской власти, авторы - левые эсеры в то же время стремились раскрыть и характер своих разногласий по ряду вопросов с большевиками и меньшевиками-интернационалистами205.

В первую очередь проблемными для Б.Д.Камкова, В.Е.Трутовского, И.З.Штейберга и других левых эсеров были отличные от большевиков подходы к ратификации Брестского мирного договора, введению хлебной монополии и исполнению декрета СНК об организации комитетов бедноты. Недолговечность блока между левыми эсерами и большевиками привела к тому, что большинство работ публицистов ПЛСР оказалось не востребовано, а позднее выпало из научного оборота. После событий 6-7 июля 1918 г. в Москве характер левоэсеровских публикаций носил, как правило, характер оправданий. В то же время в ряде статей и очерков, опубликованных левыми эсерами, прослеживаются сожаление и покаяние за политические ошибки, совершенные ими. Это видно из брошюры, напечатанной в 1918 г., вслед за

1 Пй

московскими событиями . Левые эсеры писали: «Мы как партия теряем вместе с тем друзей - критиков слева и приобретаем против нашей воли врагов - «друзей» справа. Большевики, естественно, отворачиваются от нас, изменивших им в самую трудную и острую минуту классовой борьбы, зато к нам примазываются правые эсеры и иже с ними. Мы расползаемся по швам. Советская партия социального переворота готова превратиться в заговорщическую антисоветскую соглашательскую партию»109.

Левоэсеровские издания 1919-1922 гг. публиковались

исключительно за рубежом или подпольно, как, например, «Открытое письмо М.Спиридоновой ЦК партии большевиков», хотя другую публикацию М.А.Спиридоновой, посвященную революционной деятельности П.П.Прошьяна, большевики все же разрешили к изданию206.

Подведем некоторые итоги разделу. С 1917 г. начинается острейшая идейная и политическая борьба по вопросам дальнейшего государственного устройства России, экономической и политической жизни общества, типа модернизации. Она отражала политическое противоборство различных социальных и политических сил. Именно это оказало самое большое влияние на весь процесс формирования историографии Партии социалистов- революционеров, превратив ее в предельно политизированную область исследований. Данное явление не было реализацией злого умысла большевиков. Таков тип существования общественного сознания XX в., таков был характер взаимоотношений между наукой и идеологией, наукой и политикой.

Формируясь и развиваясь на марксистско-ленинской теоретической основе, советская историческая наука в этот период прошла два последовательных этапа. На первом этапе (1917- середина 1920-х гг.) ставился вопрос о смене кадров, об отвоевании научных позиций у «буржуазной профессуры» руководившей университетами. Данная проблема нашла свое решение, прежде всего в создании новых научно-учебных учреждений: комвузы, Коммунистический университет им.

Я.М.Свердлова, Институт Красной профессуры. Создание историко-партийных архивов (Истпарт) и развитие краеведческих обществ вели к организации и вовлечению в историческое

изучение «передовых демократических сил и прежде всего партийных кадров»207. Коммунистическая академия и Институт К.Маркса и Ф.Энгельса становились научными центрами новой советской науки. Развертывание этой новой сети научных организаций отвечало также новой тематической направленности исторической науки. Институт К.Маркса и Ф.Энгельса, Коммунистическая академия, Истпарты явились одновременно центрами собирания и изучения документации по истории классовой борьбы и по истории революции. Закон о создании единого государственного фонда и образование Центрархива явились крупнейшим фактором развития советской историографии. В плане конкретного изучения выдвигались вопросы истории большевистской революции, истории политических партий, прежде всего большевистской, а также организаций, действовавших параллельно с ней. Это определило и характер основных публикаций рассматриваемого периода: «Летописи революции», «Красный архив», сборники региональных Истпартов и др.

Одновременно в общетеоретическом плане первоочередное значение приобретала борьба с «буржуазной и мелкобуржуазной» историографией, представители которой продолжали выступать в советских университетах (Н.И.Кареев, С.Ф.Платонов, Л.П.Карсавин) и за границей, в эмиграции (П.Н.Милюков,

В.М.Чернов, В.А.Мякотин, М.М.Карпович). В борьбе с «мелкобуржуазной» историографией важную роль сыграли работы М.Н.Покровского. К 1925 г. поставленные ЦК РКП (б) задачи были в основном выполнены: новые научные центры развернули свою работу, новые научные кадры позволили создать широкую сеть

научных и учебных заведений по всей стране.

На втором этапе (середина 1920-х - начало 1930-х гг.) произошло обострение борьбы за «марксистско-ленинскую методологию в исторической науке». В результате отечественная историография «очистилась от вредных антимарксистских установок, народнических пережитков и так называемой школы М.Н. Покровского»208.

В 1917-1920-х гг. в России существовали определенные условия для публикации трудов и документов по истории революционного движения, в том числе участия в нем эсеров. Ряд из них был опубликован в журналах «Каторга и ссылка», «Былое», «Красный архив». На этом этапе в государственных и частных издательствах, в большевистских сборниках и журналах публиковались документы, воспоминания, в которых приводились свидетельства о разных аспектах истории эсеров. Нельзя не сказать и о теоретических работах, написанных лидерами различных партий209, отдельных популярных трудах, направленных на героизацию в общественном сознании революционеров и самой

114