Республика св. Софии

Собор св. Софии являлся, по существу, «домом правительства» республики, соединяя церковную и светскую власть в соответствии с византийским принципом политического согласия народа и церкви[507].

Интересно, что хотя архиепископ и председательствовал в Совете господ — органе, определяющем повестку дня вече, он не мог прини

мать участия в самом вече без специального приглашения. Своей политической властью не мог он и предотвратить публичного обсуждения вопроса о конфискации церковных земель[511]. Тем не менее даже в периоды напряженного противостояния церкви и знатных землевладельцев прочно сохранялась традиция благословения архиепископом официальных документов, за исключением торговых соглашений.

Еще одной новгородской традицией, по-видимому тесно связанной с политической системой, было общенародное избрание духовенства. В средневековом Новгороде священники и население называли кандидатов на высшие церковные должности через местные вече. Имена трех самых популярных кандидатов помещались в урну, и победителя выбирал слепой («перст Божий»). При выборах епископа результаты должны были быть подтверждены городским вече, и только после этого кандидат направлялся для рукоположения к митрополиту в Москву[512].

Новгородская церковь очень активно участвовала и в торговле. Новгородские священники и дьяконы были активными торговцами и предпринимателями[513].

Несметные богатства Новгорода стали легендой. Один средневековый летописец говорит, что, когда киевский князь пытался «привести к руке» независимую новгородскую знать, она посмеялась над ним; один из новгородских бояр сказал: «Что за крепость в Киеве? У меня, Ставра боярина, широкий двор не хуже города Киева — на семи верстах, а гридни, светлицы белодубовы, покрыты гридни седым бобром, потолок в гриднях черных соболей, середа пола одного серебра, крюки да пробои по булату злачены»[515].

Бургундский путешественник Жильбер де Леннуа, посетивший город в 1413 г., описывает его как сказочно богатый. И даже век спустя (т.е. после опустошения Иваном III) папский советник Альберто Кампензе писал, что Новгород — «самый знаменитый и богатый из северных городов», и благосклонно сравнивал его с Римом. Его современник, Сигизмунд Герберштейн, который много раз посещал Россию в 1517—1526 гг., описывает Новгород как «величайшее торжище всей Руси... ибо туда отовсюду: из Литвы, Польши, Швеции, Дании и даже из самой Германии — стекалось огромное число купцов, и от столь многолюдного стечения разных народов граждане умножали свои богатства и достаток»[516].

В период расцвета Ганзейского союза Новгород был его четвертым по величине торговым портом с торговым оборотом большим, чем в Венеции и Генуе[517]. В результате археологических раскопок были обнаружены изделия из Англии, Персии и даже африканские раковины каури[518].

На протяжении XIV и XV вв. в Новгороде всегда было два или три постоянных иностранных торговых поселения, принимавших в год от 150 до 200 иностранных купцов (не считая двух помощников каждого купца)[519]. Эти поселения были самоуправляемыми и могли применить любое наказание в отношении своих жителей, вплоть до смертной казни.

В свою очередь, Новгород экспортировал воск, мед, различные кожаные изделия и, на пике торговли, более полумиллиона меховых шкур ежегодно[522]. Торговля оказывала ощутимое влияние на качество жизни в Новгороде (в XVI в. на главном городском рынке, по свидетельствам, было 1500 лавок при населении 35—40 тыс. человек) и привела к возвышению класса горожан — торговцев и ремесленников[523]. В поздний период республики они контролировали должность тысяцкого и таким образом значительно ослабили влияние знати.

Хотя историки до сих пор не пришли к согласию относительно того, насколько Новгород обязан своей необычной политической структурой Западу, нетрудно проследить влияние торговли с Западом на его экономическую, правовую и политическую культуру[524]. Новгород очень рано принял западную систему мер и весов, что сделало его валюту легко конвертируемой в другие европейские денежные единицы[525]. Кроме того, почти три века продолжалось правовое взаимодействие, отразившееся в постоянных договоренностях о новых условиях соглашений — «скра». Корпоративная организация местного самоуправления вызвала раннее появление в Новгороде торговых гильдий, аналогичных западноевропейским. Впоследствии некоторые из этих гильдий стали такими влиятельными, что получили административный статус сотни, или половины конца[526].

В период расцвета Новгорода его интеллектуальная жизнь также развивалась по западной модели. Филолог Яков Лурье указывает на распространение светских рукописей в конце XIV в.

роде даже разрешали проповедовать католическим священникам[528]. Когда вновь назначенный архиепископ Геннадий Гонзов прибыл в Новгород в 1484 г. из Москвы, он был настолько шокирован культурными различиями, что недоумевал, придерживаются ли две церкви одной и той же веры: «Как бы Вам мнится Новгород с Москвою не едино православие!»[529] Впоследствии он стал активным сторонником воссоединения с католической церковью и окружил себя просвещенными гуманистами и учеными подобно тому, как это было в Италии времен Возрождения[530].

Раньше Москвы соприкоснувшись с европейской культурой, Новгород играл центральную роль в распространении на Руси изучения латыни[531]. Первый перевод Библии на русский язык и первая русская энциклопедия появились в Новгороде[532]. Первая в России Греко-сла- вянская академия была открыта в Новгороде в 1706 г. двумя выпускниками университета Падуи. В дополнение к семинарскому образованию она готовила учителей для первых в стране 14 гимназий[533]. Все эти тенденции привели историков к мысли о том что, если бы Новгород избежал присоединения к Москве, Россия открылась бы для Запада на 200—300 лет раньше[534].

К концу XV в. удачное расположение на торговом пути из Северной Европы в Константинополь и политическая культура, поощрявшая предпринимательство и дававшая низшим классам возможность оказывать некоторое влияние на власть, позволили Новгороду присоединить территории размером с половину Европейской России — крупнейшее образовавшееся в Европе государство со времен Священной Римской империи. Не менее важно, что, несмотря на нападения монголов, шведов, тевтонских и ливонских крестоносцев, Новгород сумел сохранить республиканскую форму правления на протяжении более 400 лет.

Тем не менее, как это часто происходит в истории, обстоятельства и неудачи в сочетании с междоусобными конфликтами привели к разгрому республики в 1471 г.

Хотя возмущение выдвинутыми Москвой условиями вначале привело к тому, что толпа казнила трех посадников, эти требования отвечали целому ряду интересов[537]. Иван III получил право считать Новгород своим вассалом, новгородская знать заставила, как ей казалось, Ивана сохранить ее права и обычаи, а церковь получила от Москвы обещание поддержки против католической экспансии. Учитывая долгую историю независимости Новгорода, можно считать, что современники рассматривали это последнее поражение как аналог того, что республика уже переживала в прошлом. В XIII в. Суздальское княжество угрожало Новгороду в ходе конфликта, который также расколол город и подверг испытанию его институты[538]. В конце концов, однако, конфликт стал не более чем еще одним ярким эпизодом в новгородской истории.

Последовавшие десятилетия, как сначала казалось, оправдывали это убеждение. Хотя Иван III нарушил все свои обещания и даже попытался обеспечить верность Новгорода в будущем, заменив 700 наи

более влиятельных новгородских семей москвичами, через два поколения вновь прибывшие приняли новгородские традиции, как свои собственные[539]. Вернув свое былое благополучие, город чувствовал себя достаточно сильным, чтобы дать убежище двум мятежным боярам, Василию Шуйскому и Андрею Курбскому, известным политическим оппонентам царя Ивана Грозного.

Опасаясь, что Новгород вновь станет соперником Москвы, в 1570 г. Иван Грозный совершил внезапный набег на город.

Тем не менее примечательно, что глубоко укоренившаяся идея местного самоуправления пережила даже этот удар со стороны царя. В XVII в. уличные выборы, выборы городского головы и даже городские собрания (которые теперь назывались «земская изба») постепенно заменили московскую административную систему[542]. Известный историк Зимин отмечает, что Новгород даже сохранил свою собственную финансовую и денежную систему[543].

Благодаря этим институтам дух политической активности в городе не пропал и в XVII в. Описывая горячие дебаты, которые сопровождали выдвижение городом делегатов в национальное собрание — Земский собор 1648 г., историк П. Смирнов отмечает, что, в отличие от московской знати, которая считала это выдвижение формой госу

дарственной службы, новгородцы рассматривали его как свое право[544]. Почти два столетия спустя после вынужденного подчинения Москве, как отмечают историки, новгородцы высказывали острую неприязнь к московским обычаям и жаловались, что москвичи «не понимают обычаи новгородские»[545]. Поэтому неудивительно, что при первой возможности — шведском вторжении 1611 г. — Новгород пожелал отделиться от Москвы и приветствовал захватчиков.

Постоянно стремившаяся сохранить независимость новгородская знать прибегла к своей традиционной стратегии сталкивания одной стороны с другой. В надежде вызвать вражду сына с отцом, королем Швеции Густавом-Адольфом, представители города обратились к шведскому кронпринцу Карлу-Филиппу с предложением стать их регентом и даже предлагали его кандидатуру на царский трон в Москве. В конце концов, однако, население испугалось, что шведский король будет не лучше польского. После такого отказа, и опять-таки вполне в духе традиции, новгородский митрополит Исидор сообщил шведскому военному коменданту, что принц отвергнут, и потребовал вернуть Новгороду свободу[546].

Несмотря на растущее влияние царского самодержавия, эхо народного сопротивления звучало до XIX в. Когда царь-реформатор Александр II начал свои великие реформы, которые предусматривали самоуправление городов и деревень, Новгород одним из первых просил о распространении самоуправления на национальный уровень с выборами национальных должностных лиц[547]. Это может быть отчасти связано с тем фактом, что новгородские крестьяне владели своей землей. В то время как в России лишь 23% сельскохозяйственных земельных участков было в частном владении, в Новгородском регионе крестьянам принадлежало более 63% пашни[548]. Новгородская губерния была впереди всех по передаче земли от дворянства крестьянам[549].

Оглядываясь на историю Новгорода, можно сказать, что, хотя в Новгородской республике не было демократии в современном смысле этого слова, для средневековья простые люди в ней обладали удивительно большим правом на участие в делах власти. Косвенным подтверждением этого высокого уровня гражданского участия является почти тысяча средневековых берестяных грамот, найденных при раскопках в городе[550]. Высокая доля торговых и организационно-право- вых документов среди них послужила основой для вывода, сделанного некоторыми современными российскими учеными, что новгородская политическая система может быть описана как общественный договор[551]. Постоянное участие в общественной жизни на многих уровнях привело к возникновению «постоянного референдума» о власти, что помогает объяснить долговечность новгородских традиций.