§ 4. Ревизионизм и ленинизм
В конце 1890-х гг. Плеханов потратил немало усилий на борьбу С’ревизионизмом Бернштейна и неокантианцев. Вместе с Р. Люксембург он поделил пальму первенства во фронтальной и беспощадной атаке на Бернштейна. Никто из членов Германской социал-демократии не мог сравняться в критике ревизионизма с двумя эмигрантами из Восточной Европы, которые до конца жизни остались наиболее непримиримыми врагами Бернштейна. Но если Р. Люксембург критиковала его за отступление от марксизма в политической сфере, то Плеханов специализировался по философским основам ревизионизма. В отличие от многих критиков он считал данный пункт спора необычайно важным.
Попытка привить буржуазное сознание в рядах социал-демократии— вот что такое кантианство, утверждал Плеханов. Оно учит рабочих нехорошим вещам, из которых особое значение имеют две идеи: 1. Человеческое знание не может познать действительность «саму по себе» и потому остается место для религиозной веры. А она всегда была средством духовного закабаления трудящихся эксплуататорами.
2. В соответствии с теорией бесконечного прогресса кантианцы считают социализм идеалом, к которому можно постепенно приближаться, но достичь нельзя. Тем самым они создают философские основания для реформизма и оппортунизма, отрицают социализм как реально достижимую цель, а революцию как средство.Не менее того Плеханов громил все выводы анализа Бернштейном реальных изменений капиталистического общества, которыми тот обосновывал свой отход от революционного марксизма. Если даже доля буржуазии в общей массе населения возрастает, а улучшение положения рабочего класса действительно имеет место, то марксистская теория обострения классовых антагонизмов от этого ничуть не страдает. Реальная заработная плата может возрастать, а социальное неравенство усиливаться (относительное обнищание пролетариата). А если все же тред-юнионизм собирает свою жатву и среди рабочих, то не потому, что этому способствует классовое положение пролетариата, но по вине его оппортунистинеских руководителей.
В данном вопросе Плеханов рассуждал ничуть не хуже, чем Р. Люксембург и Ленин: если теория учит, что рабочий класс по природе вещей является революционным классом, а плоская и ползучая эмпирия этого вывода не подтверждает, то изменение социально-экономического положения рабочих ничуть не объясняет ситуацию. Злонамеренность ренегатов, занявших руководящие места в профсоюзах и партии,— таков главный принцип «теоретического» объяснения!
Следующим противником Плеханова, на которого он обрушил свой гнев, был русский «экономизм» — вариант бернштейновского ревизионизма, как его определил Георгий Валентинович. Некоторые сторонники экономизма не отказывались, по крайней мере на словах, от «конечной цели» социал-демократии. Однако в соответствии с классической народнической традицией стремились вести революционную деятельность среди трудящихся, ограничивая ее непосредственными экономическими требованиями. Они пренебрегали политической борьбой за конституционные свободы и распространение среди трудящихся социалистического мировоззрения.
Экономисты недоверчиво относились к руководящей функции интеллигенции в рабочем движении и стремились создать такое движение, которое было бы рабочим не по названию или идеологии, а по фактическому классовому составу. Они доказывали, что именно в этом и состоит главное намерение Маркса, провозгласившего лозунг: освобождение рабочих есть дело самих рабочих.Плеханов расправлялся с экономистами с помощью тех же самых шаблонов, с которыми раньше боролся с народничеством. Утверждал, что только социализм как главная цель движения придает смысл борьбе за реформы и улучшение экономического положения пролетариата. Борьба, не выходящая за рамки частичных целей, не может преобразоваться во всероссийское движение пролетариата и потому не является социал-демократической. Признать противоположное — значит отречься от марксизма. А марксизм (применительно к русским условиям) состоит в борьбе за демократические свободы, которые создадут новые формы для борьбы за социализм как конечную цель и подчинят экономические требования трудящихся политической цели. И если экономисты хвастаются, что только они представляют действительный рабочий класс России, то они сами виноваты в том, что его сознание не развивается в надлежащем социалистическом духе.
В борьбе с ревизионизмом и экономизмом Плеханов занимал позицию непримиримого ортодокса и в течение нескольких лет был политическим союзником Ленина. Споры между ними, связанные с организацией «Искры», в значительной степени были обусловлены претензией Плеханова на единовластное руководство. С другой стороны, он считал, что отношение Ленина к экономистам и легальным марксистам недостаточно принципиальное и соглашательское.
В споре о программе РСДРП между двумя лидерами не было существенных различий, поскольку Ленин не отрицал проект Плеханова по существу, а стремился просто его уточнить и конкретизировать. На II съезде РСДРП, расколовшем партию на большевиков и меньшевиков, Плеханов занимал одну позицию с Лениным как по вопросу о централизованных формах организации партии, так и по вопросу о первом параграфе устава партии.
На этом же съезде Плеханов подчеркнул, что дело революции для революционеров — высший закон и если революция потребует отказаться от каких-либо демократических принципов (например, от всеобщих выборов), то было бы преступлением колебаться в выборе.Итак, некоторое время Плеханов был большевиком. Однако сразу после II съезда РСДРП заключил союз с Аксельродом, Мартовым и другими меньшевиками, которых сам же критиковал. Сменив политическую ориентацию на 180°, он обрушился на большевизм и ленинскую концепцию партии. Обвинял большевиков в ультрацентризме, стремлении к абсолютной власти партийного руководства и замене диктатуры пролетариата диктатурой над пролетариатом. Писал и говорил, что ленинская концепция партии, которая должна быть совершенно независимой от спонтанного движения пролетариата, направлена на то, чтобы заменить рабочий класс партией профессиональных революцио- неров-интеллигентов как единственным источником политической инициативы. А это противоречит марксистской теории классовой борьбы. Не менее того противоречит марксизму и историческому опыту тезис Ленина: рабочий класс сам по себе не в состоянии выработать социалистическое сознание. Данный лозунг обнаруживает недоверие Ленина к рабочему классу и является просто идеалистическим, так как предполагает, что классовое сознание пролетариата обусловлено не реальными условиями его жизни (ведь «бытие определяет сознание»!), а деятельностью интеллигенции.
Антибольшевизм Плеханова, обоснованный классическими марксистскими схемами, становился все более резким и непримиримым. При этом учитель вдохновлялся скорее опытом своей революционной молодости, но не реальным политическим анализом. В начале марксистской карьеры он обвинял народников в преклонении перед стихийным движением и отрицанием политического действия. Потом использовал указанный шаблон для критики неокантианцев, ревизионистов и экономистов. Теперь обвинял большевиков в тех же грехах, которые первоначально обнаружил в деятельности народников-террористов: бланкизме, якобинстве и волюнтаризме; стремлении ускорить дбщественное развитие с помощью заговорщической деятельности; надежде на революцию, которая придет не в результате действия неумолимых законов общественного развития, а благодаря воле горстки заговорщиков.
Политическая стратегия Плеханова опиралась на нехитрую схему.
Пролетариат должен сотрудничать с буржуазией в своей борьбе за демократические цели. Революция 1905 г. не поколебала данную схему, хотя ее автор отдавал себе отчет в ненадежности такого союза. Ленинский план предполагал революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства как следствие буржуазной революции. Плеханов не доверял крестьянству как политическому союзнику пролетариата. И руководствовался в своей политической деятельности иллюзией: пролетариат должен вести борьбу против буржуазии на уничтожение и в то же время заключать с ней союз против абсолютизма. Заметим, кстати, что политическая деятельность марксистов — до и после взятия власти — переполнена подобными политическими иллюзиями и парадоксами. Данная иллюзия вытекала из его догматического убеждения, сформировавшегося еще в период борьбы с народничеством, в том, что социально-политическое развитие России будет проходить те же фазы, которые прошла Западная Европа. Колебания и догматизм Плеханова привели к тому, что его роль как руководителя социал-демократии значительно ослабла после революции 1905 г. Он по-прежнему стоял ближе к меньшевикам, чем к большевикам, хотя время от времени предпринимал неудачные попытки добиться единства партии.По его мнению, и в сфере философии большевики отошли от марксизма. Попытки ввести в марксизм эмпириокритическую философию являются типично большевистскими. Это крыло в партии пренебрегает или вообще не считается с «объективными законами» общественного развития и надеется исключительно на революцию как результат организованной воли. Поэтому большевики в принципе не против субъективистской философии, полагающей сознание «активным организатором» всего мира. Данные мотивы, разумеется, существовали у большевистских философов-эмпириокритиков, но они были весьма далеки от действительных намерений Ленина. В борьбе с эмпириокритицизмом тот в последний раз встретился со своим учителем как с союзником.
После революции 1905 г. Плеханов в основном занимался сочинением трактатов на исторические, философские и эстетические темы.
Начал реализовывать свой замысел создания многотомного труда «История русской общественной мысли», однако успел написать лишь три тома. В политике примыкал к центристскому крылу II Интернационала и разделил судьбу его большинства. Сразу после начала войны он сменил антивоенные лозунги, полные веры в пролетарский интернационализм, на лозунги защиты России и всей Антанты. Правда, смена политических лозунгов не была тождественна отказу от марксизма. Поскольку Германия и ее союзники являются агрессорами, постольку со стороны России мы имеем дело с оборонительной войной, а поддержка такой войны соответствует высказываниям Маркса и резолюциям II Интернационала. Более того, поражение Германии в войне отвечает интересам международного социализма и ускорит революционное движение как в Германии, так и в России. На основании подобных принципов вполне логичной выглядит вся остальная патриотическая активность Плеханова: призывы к национальному единству и отбрасыванию классовой борьбы в военное время. В итоге отец русского марксизма оказался на крайне правом крыле русской и международной социал-демократии.Наступил февраль 1917 г., и русское самодержавие рухнуло. В конце марта Плеханов вернулся в Россию. Встречали его с революционной помпой и энтузиазмом. Но вскоре выяснилось, что теоретик, проживший 37 лет на чужбине, не в состоянии понять новую ситуацию, которую он толковал в соответствии со старыми и порядком обветшавшими схемами: раз в Россети произошла буржуазная революция и смела царское самодержавие, то согласно естественному порядку вещей теперь должен наступить длительный период конституционного и парламентского правления, однако войну с Германией надо вести до победного конца. В результате позиция Плеханова оказалась наиболее близкой политике Временного правительства. Теоретик-марксист всерьез сражался с надеждами на социалистическую революцию, ибо социализм не может победить в экономически неразвитой стране, большинство населения которой составляет крестьянство. Отнесся к Октябрьской революции как к позорной ошибке большевиков, которые неминуемо разрушат все завоевания революции Февральской. В мае 1918 г. отец русского марксизма умер, так и не согласившись с социально-историческим событием, подготовке которого он рьяно способствовал, но смысл которого так и не смог поместить в свои теоретические схемы.
Исторический и политический парадокс состоит в том, что борьба Плеханова против ревизионизма в значительной степени облегчила появление ленинизма, а борьба с ленинизмом привела его на позиции, близкие ревизионизму. Главной причиной крушения Плеханова как политического вождя можно считать непоколебимую веру в значимость для России западноевропейского пути развития. Действительно, он считал большевиков скорее последователями Бакунина, нежели Маркса. И он был в определенной степени прав, если рассматривать указанную проблему в контексте доктрины, которая в Западной Европе считалась ортодоксально-марксистской. Однако эта правота и даже верное предвидение конечного исхода революции, осуществленной на основании принципов и тактики Ленина и Троцкого, не отменяет того факта, что победа данной революции оказалась непонятной с точки зрения социальной философии Плеханова.
Присмотримся к ней подробнее.
Еще по теме § 4. Ревизионизм и ленинизм:
- Ревизионизм
- Социализм
- II. О развитии социалистического созиаиия в Германской Демократической Республике
- 2. Евангелистский заговор против революции
- 6. Некоторые итоги развития идей Франкфуртской школы
- Социальная философия Франкфуртской школы и современный философский ревизионизм
- 2. «Критическая теория» общества и ревизионистские извращения научного социализма в конце 60-х годов
- ЧИТАЯ ГЕГЕЛЯ.
- ФИЛОСОФИЯ ГЕГЕЛЯ И СОВРЕМЕННАЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ БОРЬБА
- ФИЛОСОФСКОЕ НАСЛЕДИЕ ГЕГЕЛЯ И СОВРЕМЕННАЯ МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКАЯ МЫСЛЬ
- XIX ГЕГЕЛЬ И ФИЛОСОФСКИЕ ДИСКУССИИ 20-х ГОДОВ
- § 5. Направления возврата
- § 6. Маркс против Ленина: научная проблема или политическая конъюнктура?