§ 3. Субъект и объект истории

Если диалектика предполагает понимание общества как тотальности, только социальный субъект, сам по себе являющийся тотальностью — пролетариат как универсальный, всеобщий класс — может открыть тотальность в изолированных фактах и явлениях. Если истина есть субъект, то она может быть открыта только пролетариатом, которому присуща революционная инициатива для фундаментального преобразования всей общественной жизни и уничтожения классового общества. Вопреки утверждениям теоретиков II Интернационала, марксизм — не научное описание действительности, которое может признать каждый, применяющий правила логического следования. Марксизм — это теоретическое сознание рабочего класса, созревающего для революции. Классовое сознание пролетариата не является простым отражением исторического процесса, существующего независимо от этого сознания. Оно само есть необходимая движущая сила данного процесса. Субъекты всех предшествующих революций не осознавали смысла своих собственных действий и пали жертвой иллюзии. Пролетарская революция победит лишь в том случае, если ее субъект — пролетариат — обладает полным и немистифицированным самосознанием своего положения в обществе и исторического призвания.

Пролетариат находится в исторически привилегированном положении не только потому, что осуществляет радикальный переворот, который ликвидирует раз и навсегда классовое деление и социальные конфликты, эксплуатацию и раздвоение человеческого бытия на индивидуальное и общественное, отчуждение, ложное сознание и зависимость людей от анонимных сил.

Поэтому нельзя, как это делали неокантианцы и эволюционисты в марксистском движении, проводить резкое различие между чистой наукой об истории и социалистическим идеалом, возникающим как разновидность морального императива, вытекающего из произвольно установленных ценностей. Если в обществознании субъект и объект совпадают, если марксизм как наука есть самосознание общества, а самосознание — элемент конкретной социальной ситуации (что относится ко всем фазам человеческой истории), и если пролетарское самосознание совпадает с революционным движением, то нет никакого смысла разделять идеал и фактический процесс его воплощения. Социализм представляет собой некое будущее состояние общества, он определяется мощью действия безличных законов истории. Социализм не является и моральным долгом, ибо выступает как актуальное самосознание и момент фактической борьбы пролетариата.

Так, по мнению Лукача, ортодоксальный марксизм решает дилемму сущего и должного, с которой не могли справиться теоретики и вожди II Интернационала. Они предполагали, что теория Маркса есть описание «необходимых исторических законов» и не содержит как научная теория никаких нормативных элементов. Из указанной посылки неокантианцы выводили, что марксизм нужно дополнить нормативными элементами или идеалами, которые можно почерпнуть в моральной философии Канта.

Марксизм является не описанием мира, а выражением социального процесса и самосознания, революционизирующего мир. Пролетариат как субъект данного самосознания воспринимает и понимает мир во множестве актов его преобразования. Поэтому разделение общественной жизни на «объективные» процессы, не подчиняющиеся человеческому контролю, и бессильное, наблюдающее и морализирующее сознание,— характерная и необходимая черта всех классов, противоположных пролетариату. Хотя в свое время они представляли универсальный прогресс, но не были универсальными классами подобно пролетариату. По той причине, что не могли подняться до понимания исторической тотальности, погрязнув в своих частных, партикулярных интересах. А поскольку частный интерес пролетариата совпадает с общечеловеческими интересами не только тактически, но и принципиально, постольку пролетариат реали зует истинное единство субъекта и объекта истории. В его революционном действии история обретает самосознание, историческая необходимость проявляется как свободное осознанное действие и не может быть иным. «Объективный» процесс и его сознание, общественное бытие и теоретическое и моральное сознание пролетариата как носителя данного процесса совпадают. Субъект и объект, свобода и необходимость, сущее и должное не противостоят друг другу, а называются «сторонами» одной действительности. В результате в марксизме снимаются кантовские и сциентистские дилеммы (как обосновать «должное» с опорой на эмпирические факты?).

Тем самым отпадает и древняя дилемма волюнтаризма и детерминизма, человеческой воли и научного предвидения.

Лукач полагал, что единство субъекта и объекта истории, познавательных и нормативных элементов сознания — наиболее ценное наследство, которое марксизм заимствовал у Гегеля. Однако это не означает, что он его заимствовал буквально. Гегель не смог увидеть тождества субъекта и объекта в самой истории, так как во время его деятельности данное тождество еще не имело реальных исторических оснований. Поэтому Гегель перенес его во внеисторическое царство разума и приписал духу роль демиурга в истории. Гегель не смог, хотя и пытался, окончательно преодолеть дуализм субъекта и объекта. Это удалось сделать только Марксу. Отсюда вытекает, что нет и не может быть людей, которые являются «теоретическими марксистами» и признают верность социальной теории Маркса и его исторических прогнозов, но сами не участвуют в процессе воплощения данных прогнозов в жизнь. Хотя такая позиция возможна, но она не марксистская. Марксистом признается тот и только тот, кто практически участвует в движении и воплощает теорию в жизнь, поскольку эта теория есть не что иное, как самосознание данного движения.

С этой точки зрения можно критиковать различные направления внутри марксизма, а также различные направления немарксистского социализма. Объектом критики Лукача оказываются ортодоксы и неокантианцы среди теоретиков II Интернационала, предшественники и современники Маркса. Лассаль, например, не был марксистом, потому что стремился дополнить Гегеля с точки зрения Фихте и внести в созерцательную теорию истории волюнтаристский и моральный активизм.