Олдос Хаксли ЗАМЕТКИ О ДЗЭН

Читая религиозную литературу, мы привыкли к некоей возвышенности ее слога. Бог велик, поэтому слова, которые мы используем, говоря о нем, также должны быть величественными. Таково молчаливое требование величавого стиля.

Оказавшийся в подобных обстоятельствах дзэн- ский наставник, надо полагать, также избегал бы слова «картофель», но не потому, что оно слишком низко для религиозного текста, а потому, что оно слишком условно и употребительно. Для него удобной альтернативой было бы не «сочное утолщение», а просто «клубень».

Со^эй-ан, дзэнский наставник, проповедовавший в Нью-Йорке с 1928 г. до своей смерти в 1945 г.# пребывал в русле литературной традиции своей школы. Для издаваемого им религиозного журнала он выбрал название «Cat’s Yawn» («Кошачье мяуканье»).9 Это изысканно-абсурдное и намеренно невысокопарное название — напоминание всем тем, кто в состоянии понять, 410 слова коренным образом отличны от вещей, стоящих за этими словами, что голод можно утилить только настоящим картофелем, а не высокими речами о «сочных утолщениях», что разум, какое бы название мы для него ни выбрали, всегда остается самим собой и не может быть познан иначе, как через прямое действие, для которого слова — лишь подготовка и намек.

Мир сам по себе есть континуум, но когда мы мыслим о нем в словах, то самой природой нашего лексикона н синтаксиса обречены понимать его как нечто, составленное из отдельных вещей и определенных категорий. Перерабатывая непосредственные данные реальности, сознание воспроизводит мир, в котором мы и живем. В текстах хинаяны страсть и отвращение названы факторами, обусловливающими умножение Та- ковости, иллюзию дискретности, эгоизм и автономность личности. К этим искажающим картину мира слабостям воли философы махаяиы добавляют интеллектуальные пороки вербализованного мышления. Вселенная, населенная обычными, духовно необнов- ленными людьми, есть наше собственное творение, плод наших желаний, ненависти и — нашего языка. Через самоотрицание человек учится видеть мир таким, каков он есть, не преломленный страстью и отвращением («Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»). Посредством медитации он может преодолеть язык, — и он наконец преодолевает его настолько совершенно, что его индивидуальное сознание, деверба- лизуясь, становится единым со всеобъемлющим сознанием Таковости.

В процессе медитации в соответствии с методами дзэн девербализация сознания достигается при помощи своеобразного инструмента — коана. Коан — парадоксальное. часто даже бессмысленное выражение или вопрос, на котором будет сосредоточиваться разум, до тех пор пока, до предела расшатанный попытками извлечь смысл иэ бессмыслицы, он не прорвется к внезапному осознанию того, что за пределами словесного мышления есть еще один род сознания, связанный с особой реальностью. Пример использования метода дзэн приводит Сокэй-ан в своем кратком очерке «Татхагата».

Как-то в одну морозную ночь китайский дзэн- с кий наставник собирался устроить чаепитие... Кай-дзэндзи сказал ученикам: «Есть одна вещь. Она черна, словно лак. Она поддерживает Небо и Землю. Она всегда проявляется в деятельности, но никто не может постичь ес как деятельность. Можете ли вы постичь ее?»

Тем самым он метафорически указал на природу Таковости, подобно тому как христианские мыслители объясняют атрибуты Бога...

Ученики Кай-дзэндзи не знали, что ответить. Наконец один из них, по имени Тайсюсо, ответил: «Вы не можете постичь это, ибо вы пытаетесь постичь это в движении».

Он имел в виду, что в процесс«» молчаливой медитации Татхагата появляется внутри медитирующего.

Кай-дзэндзи отпустил всех, хотя чаепитие еще не началось. Он был недоволен ответом. Если бы вы были его учеником, какой ответ бы дали, чтобы чаепитие продолжилось?

4 Антология дзэн

Лично я думаю, что чаепитие продолжилось хотя бы еще несколько минут, если бы ответ Тайсюсо был примерно таким: «Если я не могу постичь Таковость в действии, тогда, очевидно, я должен перестать быть собой, чтобы Таковость могла постичь меня бывшего и сделать единым с собой не только в неподвижности и безмолвии (как это происходит с архатами), но и в деятельности (как это происходит с бодхисаттвами, для которых сансара и нирвана суть одно и то же)». Это, конечно, всего лишь слова, но то состояние, которое они описывают или на которое стараются хотя бы намекнуть, будучи лично пережитым, и есть основа пробуждения. Размышление же над содержащимся в коане вопросом, на который нельзя дать логический ответ, может заставить ум внезапно прорваться через слова к состоянию бессамостности, в котором Таковость осуществляется в акте всеобъединяющего знания.

Дух дышит там, где хочет, и что произойдет, когда свободная воля объединится с нравственной чистотой для обретения знания о Таковости, невозможно предсказать заранее; об этом нельзя судить в терминах какой-либо теологии или философии, нельзя ожидать, что это будет укладываться в какую-то словесную формулу. Опыт измеряется только опытом. Правдивость этих слов подтверждена в дзэнской литературе множеством историй о пробужденных, которые разводили костры из священных писаний и доходили даже до утверждений о том, что учение Будды вообще не заслуживает право называться буддизмом, ибо буддизм есть непередаваемое, непосредственное переживание Таковости. Другая история, иллюстрирующая еще одну опасность вербализации, а именно ее тенденцию принуждать разум действовать по привычке, приводится в «Кошачьем мяуканье» с комментарием Со- кэй-ана.

Однажды, когда монахи собрались в келье наставника Эн-дээндзи, тот задал Каку вопрос: «Ся- ка и Мироку (т.

Каку ответил: «Ко Сс сан, Коку Рн сн» («Три сына семей Ко и Сё, четыре сына семей Коку и Ри». Эти бессмысленные слова означают, что способность единения с Таковостъю находится в самом человеческом естестве, а Гаутама и Маитрея — в сущности, «рабы» этой имманентной и трансцендентной природы Будды).

Наставник принял этот ответ.

В то время старшим монахом этого храма был Энго. Наставник передал ему эту историю. Энго сказал: «Замечательно! Но, думаю, Каку не понял истинного смысла всего этого. Вы не должны были принимать его ответ. Испытайте его еще раз, задав прямой вопрос».

Когда Каку вошел в келью Эн-дзэндзи на следующий день, наставник задал ему тот же самый вопрос. Каку удивился: «Я дал ответ еще вчера!»

Но наставник сказал: «Каков был твой ответ?»

«Ко Сё сан, Коку Ри си», — сказал Каку.

«Нет, нет, неправильно!» — воскликнул наставник.

«Вчера вы сказали „да”: почему же сегодня вы говорите „нет"?»

«Потому что „да" я говорил вчера, а сегодня я говорю „нет"», — ответил наставник.

Услышав эти слова, Каку внезапно пробудился.

Мораль истории, по словам Сокэй-ана, такова: «Его ответ был слишком стереотипным, Каку был связан своими представлениями». Будучи связанным, он не был свободен, для того чтобы соединиться с духом Таковости, который дышит там, где хочет. Любая словесная формула — даже если она точно отражает факты — может стать препятствием на пути к прямому переживанию для ума, который принимает ее слишком всерьез и почитает ее так, как если бы она была самой реальностью, выраженной в словах. Для дзэн-буддиста мысль о том, что человек может спастись лишь согласившись с утверждениями какой бы то ни было религии, — самая дикая, нереалистичная и опасная из всех фантазий.

Не менее фантастичной покажется ему мысль о том, что высокие чувства могут вести к пробуждению, что сильное и яркое эмоциональное переживание в какой-то степени подобно переживанию Таковости.

о не-эго? — спрашивает он. — Это один из сложнейших вопросов. У цветка нет эго. Весной он расцветает, осенью вянет. Речной поток не имеет эго. Когда дует ветер, появляются волны. Ложе реки внезапно обрывается и появляется водопад. Все это мы должны ощутить внутри самих себя... Мы на своем опыте должны ощутить, как действует не-эго внутри нас. Оно действует без каких-либо принуждений или препятствий».

Это кпсмичсч-кпр не-зго — то же самое, что китайцы называют Дао, а христиане — Святым Духом, это то, с чем мы должны взаимодействовать и чему мы

должны позволить день за днем вдохновлять нас, делая восприимчивыми к Таковости в необратимом отпускании себя в порядок вещей, во все, что происходит, за исключением греха, который есть всего лишь проявление эгоизма и поэтому должен быть отброшен. Дао — т. е. не-эго, или божественное присутствие — проявляется на всех уровнях, от материального до духовного. Лишенные физиологического разума, который управляет всеми функциями тела и через который действует сознательная воля, лишенные помощи того, что часто называют «животным разумом», мы вообще не сможем жить. Более того, только на опыте можно познать следующий факт: чем чаще полное предрассудков сознание вмешивается в деятельность «животного разума», тем болезненнее мы становимся и тем менее способными к деятельности, требующей высокой степени психофизической координации, оно нас делает.

«Животный разум» предшествует самосознанию, и человек разделяет его со всеми остальными живыми существами. Духовная интуиция лежит за пределами самосознания, и только разумные существа способны оперировать ею. Самосознание — неоценимый инструмент для достижения пробуждения, но в то же время это и главнейшее препятствие не только для духовной интуиции, приносящей пробуждение, но и для «животного разума», без которого наши тела не смогут нормально функционировать, а возможно, и жить. Порядок вещей таков, что никто не сможет получить что-нибудь за просто так. За всякий прогресс надо платить. Так же как человек превзошел животный уровень и через самосознание обрел пробуждение, точно так же оп может — так же через самосознание — впасть в физическую дегенерацию и духовное разложение.