Из истории взаимоотношений церкви и Советского государства в первые годы Советской власти
Принятие и проведение в жизнь законодательных актов, регулирующих отношения Советского государства и церкви, были частью величайших революционных преобразований, осуществленных в результате Великого Октября. Именно поэтому тесно связанные со свергнутыми эксплуататорскими классами церковные руководители — «помещики в рясах» — встретили эти революционные преобразования в штыки. Свою контрреволюционную позицию, свою враждебность к Советскому государству церковная иерархия, вокруг которой консолидировались откровенно реакционные монархические круги старой России, выразила на Поместном соборе Русской православной церкви (август 1917 г.— октябрь 1918 г.). 11 ноября 1917 г. собор принял послание к духовенству и верующим, в котором социалистическая революция объявлялась «нашествием антихриста, беснующимся безбожием». Документ, принятый собором, стал манифестом всех эксплуататорских и реакционных элементов внутри страны. Церковная печать, комментируя послание собора, писала: «Церковь должна поднять и крест и палицу свою против гидры (т. е. против революции.— В. К.), как подняла бы она все оружие свое против антихриста». И собор Русской православной церкви высоко поднял эти «крест и палицу», он стал постоянно действующим центром церковной контрреволюции, ее боевым штабом. Да и чего другого можно было ожидать от этого собора, в составе делегатов которого наряду с митрополитами, священниками были 15 князей и графов (Урусов, два Трубецких, Ухтомский, Эрнстов, Апраксин, Бобринский, Граббе и другие), 10 генералов и офицеров, 132 царских чиновника, 22 помещика, 41 представитель крупной и средней буржуазии, 62 представителя реакционной интеллигенции. Все монархические, белогвардейские, буржуазные и кулацкие силы возлагали большие надежды на этот собор, рассчитывая использовать его «священный» авторитет и влияние для обуздания революции. Обращение Поместного собора к духовенству и верующим, по существу, призывало, по выражению митрополита А. Введенского (будущего главы обновленческой церкви), перевести «всю церковь на военное положение в буквальном смысле слова». Выступления руководителей Русской православной церкви были поддержаны и руководящими деятелями некоторых других религиозных направлений. Правительству Советской России был направлен совместный документ за подписями католического митрополита Роппа, греко-католического протопресвитера Федорова, старообрядческого епископа Симона, представителя армянской церкви протоиерея Григория, протестовавших против декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Ненависть к социализму оказалась сильнее межцерковных распрей. Поместный собор Русской православной церкви решил восстановить упраздненный при Петре I (в 1721 г.) институт патриаршества. Патриархом Московским ц всея Руси был избран Московский митрополит Тихон (Василий Белавин), бывший активный деятель черносотенного «Союза русского народа». По замыслам собора патриарх должен был сплотить вокруг церкви все силы, выступавшие против Советской власти. О патриархе Тихоне зарубежными церковными и нецерковными «религиоведами» написано очень много; ни об одном из патриархов Русской православной церкви не было издано столько всяких трудов, как о нем. О чем же, главным образом, писали? О том, что Тихон — это «личность, стоявшая вне мирской суеты», «человек глубокой религиозности и скромности», «кроткий, смиренный, правдивый», «благодарно мудрый», «любящий крестной любовью врагов своих» и т. д. и т. п. И после этого делался вывод, что такой человек никак не мог быть одним из инициаторов и руководителей контрреволюции и что если уж так получилось, то виноваты в этом только... большевики. С усердием, достойным лучшего применения, зарубежные «специалисты по русской церкви» старались доказать, что Советская власть с первых же дней революции делала все для того, чтобы скомпрометировать церковь перед народом, ослабить тем самым ее влияние, принудить церковных руководителей целиком подчиниться политике правительства, обеспечить поддержку со стороны церкви всем начинаниям Советского государства. А патриарх Тихон, оказывается, только оборонялся от всех и всяческих козней со стороны государственной власти. Н. Струве дописался даже до того, что голод в Поволжье в 1921 г. будто бы «явился предлогом для большевистских провокаций против церкви, с тем чтобы разделить и обезглавить ее». Зарубежные «религиоведы», характеризуя патриарха Тихона, замалчивают прежде всего тот факт, что он был ярым монархистом. О его любви и преданности бывшему царствующему дому Романовых, в частности, свидетельствуют и такие факты. В начале 1918 г. он послал Николаю Романову свое благословение и просфору. А когда в 1918 г., ввиду приближения к Екатеринбургу белогвардейских войск, Николай Романов был расстрелян, патриарх Тихон 19 июля созвал секретное совещание соборного совета, на котором было решено от имени собора отслужить публичную панихиду по Николаю II. В протоколе этого совещания имелась собственноручная приписка патриарха: «Благословляю архипастырей и пастырей молиться о сем на местах». Патриарх Тихон начал свою деятельность с открытых контрреволюционных выступлений. В своем послании к православному духовенству и всем верующим от 19 января 1918 г. он предал анафеме Советскую власть, заклинал «всех верных чад православной церкви Христовой не вступать с извергами рода человеческого (большевиками) в какое-либо общение», призывал «верующих и верных чад церкви» стать на защиту «оскорбляемой и угнетаемой» православной церкви», «пострадать за дело Христово», а «архипастырям и пастырям» предлагал, «не медля ни одного часа», организовывать духовные союзы, звать прихожан становиться «в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силы своего святого воодушевления». С особой злобой и яростью обрушились Тихон и все участники собора на декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Обсудив этот декрет на специальном заседании 25 января 1918 г., собор квалифицировал его как «злостное покушение на весь строй жизни православной церкви и акт открытого против него гонения» и определил, что «всякое участие как в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью ж православной церкви и навлекает на виновных кары вплоть до отлучения от церкви». Собор призывал «весь народ православный ныне, как и встарь, сплотиться вокруг храмов и монастырских обителей для защиты попираемой святыни». Крайне реакционную роль церковь сыграла в годы гражданской войны и интервенции. Свои провокации против Советской власти контрреволюция осуществляла под флагом защиты религии и церкви. Пытаясь использовать в своих целях религиозные предрассудки многомиллионных масс крестьянства и части рабочего класса тех лет, реакция широко распространяла ложь о гонениях на религию и церковь со стороны Советской власти. Газета «Известия» в связи с этим писала: «Затасканные патриотические лозунги «Союза русского народа» разбиты окончательно ходом мировой войны, доказавшей, что для буржуазии нет отечества, если дело касается интересов кармана, и у контрреволюционеров ныне остается только один путь — это использование религиозного чувства несознательных масс». Духовенство почти всех культов, и прежде всего господствовавшей православной церкви, являлось серьезной силой, активно выступившей против власти трудящихся в блоке с силами внутренней и внешней реакции. История всей революции, отметил видный деятель большевистской партии П. А. Красиков в своей обвинительной речи на процессе контрреволюционного духовенства в Петрограде летом 1922 г., «показывает, что в организации контрреволюции церковь сыграла огромную роль. Во всех восстаниях, во всех интервенциях, всюду и везде духовенство, за немногим счастливым исключением, всегда стояло на стороне интервентов, на стороне Антанты, на стороне колчаковцев, деникинцев и врангельцев, на стороне Мамонтова, Юденича». Церковная печать постоянно призывала верующих записываться в ряды белых армий добровольно, не дожидаясь приказа о мобилизации. Огромными тиражами патриарх, Синод, епархиальные управления печатали специальные листовки и прокламации. Казанские церковники осенью 1918 г., накануне освобождения Казани от белочехов, выпустили за подписью митрополита Казанского и Свияжского Иакова прокламацию, в которой говорилось: «Все, способные носить оружие, становитесь в ряды народной армии немедленно, без колебания и страха, записывайтесь в добровольческие полки. Спешите на борьбу: спасайте святыни наши от поругания, город от разрушения, жителей от истребления». В мае 1919 г. на одном из принадлежащих Соловецкому монастырю островов с благословения монахов была образована ссыльнокаторжная тюрьма, в которой белогвардейские палачи содержали представителей большевистского подполья, захваченных в плен партизан, а также многочисленных заложников, подвергая их всяческим издевательствам и пыткам. Епископ Екатеринбургский и Ирбитский Григорий, чествуя белочехов, совершил в кафедральном соборе торжественное богослужение и совместно с другими контрреволюционными элементами организовал во многих местах антисоветские выступления. Когда летом 1918 г. белочехи захватили Пензу, в шести волостях Пензенской губернии начались кулацкие восстания, в которых участвовали и церковники. Не случайно В. И. Ленин в телеграмме Пензенскому губисполкому дал указание «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев». С полным основанием белогвардейцы рас- сматривали духовенство как свой легально существующий на территории Советской России отряд. «Когда... из Москвы, Петрограда и других городов,— писала издававшаяся в Одессе белогвардейская газета «Единая Русь»29октября 1919г.,— ушло все начальство, ушли генералы и офицеры, ушел сам царь от русского престола, на своем посту осталась только церковь. И осталась, не скрываясь, не пряча своих-погон и регалий». Ни один антисоветский мятеж, подготовлявшийся или осуществлявшийся контрреволюцией, не обходился без содействия, а то и прямого участия церковников. С благословения православного духовенства начался в июле 1918 г. белогвардейский мятеж в Ярославле. С одобрения руководства православной церкви в конце лета 1918 г. осуществляли подготовку контрреволюционного переворота в России глава британской миссии Локкарт и офицер английской разведки С. Рейли. Церковники были тесно связаны и с представителями крупнейших контрреволюционных организаций «Тактический центр» и «Национальный центр», готовивших мятеж против Советской власти осенью 1919 г., вынашивавших планы захвата Москвы и Петрограда, убийства В. И. Ленина и других видных советских и партийных деятелей. Опорной базой контрреволюции зачастую были монастыри. Они служили убежищем для бывших царских офицеров. На территории многих монастырей хранились запасы оружия и боеприпасов. В Соловецком монастыре сотрудниками ВЧК были обнаружены 8 трехдюймовых орудий, 2 пулемета, свыше 600 винтовок и берданок, а также большое количество боеприпасов. В киевском Михайловском монастыре были найдены 4 пуда динамита,’винтовки, 900 патронов. Духовенство и монашество являлись своеобразной агентурой в тылу Красной Армии. В августе 1919 г. в донской станице Иловайской был задержан бродячий монах. У него^обнару- жили мандат такого содержания: «Предписывается всем священнослужителям и настоятелям церквей православных способствовать брату иеромонаху Илиодору организовывать в занятых большевиками станицах комитеты по истреблению вышеупомянутых богоотступников и давать всяческие сведения о расположении противника». С 1 по 20 ноября 1918 г. в Томске проходило Сибирское соборное церковное совещание. Его участники в обращении «Ко всем чадам православной церкви» призывали верующих к поддержке белогвардейского правительства, к борьбе с Советской властью. В другом документе — обращении Забайкальской епархии к Японии (апрель 1920 г.) говорилось: «Общее собрание приходских советов градочитинских церквей... обсудив выступление Японии против большевистской тирании и анархии, верит, что это выступление дружественной нам великой державы имеет своей целью оказать искреннюю помощь в восстановлении в ней (в России.— В. К.) государственного строя, отвечающего интересам подавляющего большинства русского народа, его национальным и бытовым особенностям, в восстановлении экономической и культурной жизни России. Служители православной церкви и ее верные сыны приветствуют этот шаг Японии, как направленный на защиту и охрану сущности жизни русского народа — веры отцов — против гонений и притеснений». Собор в Ставрополе (1919 г.) опубликовал контрреволюционные обращения и воззвания, организовал «Временное высшее церковное управление на юго-востоке России», ставшее впоследствии организационным центром церковной контрреволюции. В белогвардейских армиях действовали многочисленные кадры военного духовенства. В армии Деникина было около тысячи священнослужителей, во врангелевской — более 500, в колчаковской — несколько тысяч. В обязанности полковых священников наряду с исполнением церковных служб входили контрреволюционная агитация и шпионаж за солдатами. Духовенство получало от своего начальства подробные инструкции и действовало совместно с контрреволюционным офицерством. Во всех белогвардейских частях были устроены полковые походные церкви и церкви-вагоны. В Сибири под общим руководством омского епископа Сильвестра и английского генерала Нокса были созданы «полки Иисуса», «полки богородицы». Подобные полки действовали и на юге. В Одессе их возглавлял митрополит Платон, в Екатеринодаре — священник Востоков. Части Красной Армии во время боев нередко брали в плен представителей духовенства с оружием в руках, а при отступлении наших частей церковнослужители обстреливали красноармейцев с колоколен из пулеметов. Заодно с белогвардейским духовенством в период интервенции действовали также иерусалимский, константинопольский и антиохийский патриархи, находившиеся в переписке с контрреволюционным «Временным высшим церковным управлением на юго-востоке России». Когда в 1918 г. командование войсками Антанты на востоке решило послать на помощь Деникину для Оккупации юга нашей страны большое количество войск, западноевропейскую прессу обошла следующая телеграмма из Константинополя: «По благословению св. синода греческое правительство решило послать в Россию одновременно со своими войсками... 3 епископов, 4 архимандритов и 40 священников с кадром избранных людей, хорошо знающих русский язык и обладающих даром красноречия. Цель командировки — духовное воздействие на русских». Одновременно с деятельностью контрреволюционного духовенства внутри страны широко развернула антисоветскую пропаганду церковная эмиграция на Западе. В 1921 г. в городе Сремские Карловцы (Югославия) состоялся съезд белоэмигрантского православного духовенства, в котором приняли участие видные монархисты, бежавшие из Советской России после разгрома белогвардейских полчищ. Организаторы собора преследовали цель разработать план подготовки нового нападения на Советскую республику, наметить формы и методы работы церковной эмиграции в этом направлении. Обсуждая вопрос о «будущем государственном устройстве России», члены собора пришли к заключению, что должна быть восстановлена, и как можно скорее, династия Романовых. Собор обратился к «русскому воинству» с призывом готовиться к новому нападению на Советскую республику и принял воззвание к главам всех православных церквей о всемерном их содействии в организации крестового похода против Советской России. Избранное на карловацком соборе управление во главе с митрополитом Антонием направило в адрес Генуэзской конференции (1922 г.) послание с требованием не признавать Советское государство. «Народы Европы! — писалось в нем.— Народы мира! Помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм — этот культ убийства, грабежа и богохульства — из России и всего мира». Впоследствии деятельность самозваного карловацкого центра неоднократно осуждалась руководителями Русской православной церкви. Но до сих пор карловацкие иерархи продолжают злобную антисоветскую пропаганду. Окопавшись в США, в Джорданвилле, они заявили, что «отказываться от религиозной борьбы с большевизмом — это изменить христианскому долгу». В выпускаемом кар- ловацкой церковью журнале «Православная Русь» подчеркивается: «Нельзя быть православным и не быть монархистом» (1958, № 15), «Крест и меч — вот единственные оружия, которые страшны в своем сочетании большевикам» (1958, № 21) и т. д. Позорную страницу вписали в историю Русской православной церкви патриарх Тихон и его сторонники своими действиями во время большого народного бедствия — голода. Нужно было спасать жизни миллионов людей, мобилизовать все ресурсы страны для закупки хлеба. В руках православной церкви находились огромные ценности, которые можно было обратить в хлеб и продовольствие. Отдельные группы верующих сами выступили с призывами к церкви о помощи голодающим. В январе 1922 г. церковноприходское собрание села Давыдовка Мелитопольского уезда постановило отдать для помощи голодающим имеющиеся в местной церкви золотые и серебряные вещи. В феврале такое же решение приняло собрание прихожан церквей Нижнего Новгорода. «Проснитесь, церковные служители,— заявили они,— знайте, что вера гибнет не от большевиков, а от вашего лицемерия. Помните, что, если вы теперь не пойдете походом против царя-голода, несмываемый позор ляжет на вас навеки». Патриарх Тихон не только остался глух к этим призывам, но и обратился к духовенству и верующим со следующим посланием: «Мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольные пожертвования, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается правами вселенской церкви и карается ею как святотатство, мирянам — отлучением от нее, священнослужителям — низложением сана». В связи с тяжелым положением Советской республики (скудные продовольственные запасы, оставшиеся от урожая 1921 г., были исчерпаны, а для обеспечения будущего урожая требовалось огромное количество семян) Советское правительство 23 февраля 1922 г. приняло декрет «Об изъятии церковных ценностей для борьбы с голодом». Патриарх Тихон оказал ожесточенное сопротивление проведению этого декрета в жизнь. 28 февраля он опубликовал воззвание к православному духовенству и верующим, в котором призывал укрывать церковные ценности. В секретной инструкции духовенству Тихон откровенно заявлял: «Важно не что давать, а кому давать». Весьма уместно вспомнить, что в период первой мировой войны православная церковь проявила полную готовность помогать ведению войны всеми имеющимися в распоряжении церкви ценностями. «Если власть государственная и церковная пригласит, разрешит, повелит, то церкви и обители без промедления, без колебания и без сожаления отдадут и медь колоколов, и золото, и серебро, и драгоценности икон, и украшения крестов и облачений... на нужды войны». Под влиянием подстрекательских действий патриарха Тихона духовенство активно выступало против декрета «Об изъятии церковных ценностей», пытаясь вовлечь в эту борьбу широкие массы верующих, поднять их против Советской власти. Церковники зачитывали воззвание патриарха и распространяли слухи о том, что церковные ценности пойдут на содержание Красной Армии, что золото, серебро и драгоценные камни потекут «в карманы комиссаров». Дело дошло до прямых антисоветских выступлений духовенства и верующих против местных органов Советской власти. Сопротивление изъятию церковных ценностей порой перерастало в вооруженные выступления, в подлинные восстания против Советской власти. По требованию народных масс состоялись многочисленные судебные процессы над активными участниками и организаторами сопротивления изъятию церковных ценностей в Шуе, Иваново-Вознесенске, Москве, Смоленске, Петрограде, Старой Руссе, Симферополе и других местах. На скамье подсудимых оказались и архиереи, и рядовые священнослужители, и руководители приходских объединений. Их судили не за религиозную, а за политическую, антигосударственную деятельность. Это вынуждены были признать и представители церкви. Митрополит Сергий (Страгородский), впоследствии патриарх Московский и всея Руси, заявил в 1942 г.: «После Октябрьской революции в России были неоднократно процессы церковников. За что судили этих церковных деятелей? Исключительно за то, что они, прикрываясь рясой и церковным знаменем, вели антисоветскую работу. Это были политические процессы, отнюдь не имевшие ничего общего с чисто церковной жизнью религиозных организаций и чисто церковной работой отдельных священнослужителей». Показательно дело церковников, которое разбиралось в Московском губернском революционном трибунале. На скамье подсудимых сидели бывший обер-прокурор Святейшего Синода, бывший московский губернский предводитель дворянства и егермейстер царского двора Самарин, профессор церковного права Московского университета Кузнецов, протоиереи Цветков и Успенский, монахи Звенигородского монастыря Савва, Ефрем и Иона, священник Тузов и другие. Они обвинялись в том, что основали контрреволюционную организацию под названием «Московский совет объединенных приходов». Эта организация была, с одной стороны, тесно связана с подобными же организациями в уездах, с другой — с патриархом Тихоном и церковным собором. «Совет приходов», как показало следствие, организовал вооруженный отряд для «защиты церковных ценностей», в который были вовлечены верующие. Были установлены постоянные дневные и ночные дежурства вооруженных людей в подворье патриарха, электрическая сигнализация. Организация печатала и распространяла воззвания, которые призывали население не давать советским властям описывать церковное имущество, требовали, когда представители их придут для составления описей, немедленно бить в набат, созывать для противодействия этому народ. Нередко такие конфликты заканчивались убийством советских служащих. Примечательно, что на одном из судебных процессов, проходивших в 1922 г., в качестве свидетеля выступал сам патриарх Тихон, который пытался отмежеваться от эксцессов, спровоцированных его собственными призывами. Однако документы, которыми располагал суд, со всей очевидностью показали причастность Тихона к антисоветским действиям, более того, к их организации. Изобличенный в антинародной деятельности, патриарх Тихон в начале мая 1922 г. был привлечен к советскому суду. Его судили не только за воззвание от 28 февраля 1922 г., вызвавшее беспорядки с кровопролитием и жертвами, но и за другие‘антисоветские воззвания и действия. В лице Тихона советский народ судил все контрреволюционное духовенство. «Не Тихон пройдет перед судом, а вся тихоновщина»,— писал Е. М. Ярославский. Суд над тихоновщиной — это «суд над царской помещичьей церковью, которая в великом освобождении трудящихся не могла быть иной, чем она есть по своей классовой сути, т. е. контрреволюционной». Характерно, что даже зарубежные «специалисты по вопросам религии», как ни старались исказить и оклеветать политику Советского государства в религиозном вопросе, не могли оправдать действия патриарха Тихона в связи с поволжским голодом. Так, один из них — И. Хрисостомус писал: «Отказ (патриарха.— В. К.) предоставить для помощи голодающим церковные сокровища очень легко мог быть понят неправильно и истолкован не в пользу патриарха. Поверхностному наблюдателю, который недостаточно знаком с тогдашней ситуацией и прежде всего с личностью патриарха, это могло бы показаться как судорожное стремление церкви удержать свое добро, как неумелая политика церкви». А что мог бы сказать не поверхностный, а более глубокий наблюдатель? Хрисостомус уходит от прямого ответа на этот вопрос. А вот что писал по поводу судебного процесса над Тихоном другой современный западный «специалист» — У. Флетчер: «Ре жим сумел убедительно доказать, что противление патриарха конфискации церковных ценностей в пользу голодающих было не только не гуманно, но и контрреволюционно». И далее: «Государству удалось одержать над церковью бесподобную пропагандистскую победу». Таким образом, признается, что патриарх Тихон своими действиями во время поволжского голода противопоставил себя широким слоям народа и даже большей части духовенства, что Советская власть одержала «бесподобную пропагандистскую победу». А почему она была одержана? Да потому, и только потому, что мероприятия правительства в то тяжелое время были единодушно поддержаны народом, а патриарх Тихон оказался в изоляции. Контрреволюционная деятельность патриарха Тихона вызвала оппозицию среди православного духовенства. 12 мая 1922 г. делегация церковных деятелей, так называемых «обновленцев», в составе протоиерея Введенского, священников Просницкого, Белкова, Калиновского посетила находящегося под домашним арестам патриарха Тихона и заявила ему, что контрреволюционная политика церковного руководства подрывает авторитет лравославной церкви и ее влияние на шлрокие массы. Делегаты потребовали отставки патриарха и созыва собора. Положение Тихона было критическим. Чувствуя, что он теряет опору и среди верующих, и среди части духовенства, он отрекся от престола в пользу Петроградского митрополита Вениамина или Ярославского Агафангела. Однако обновленцы прежде всего образовали временную церковную власть из своих руководителей, а затем, поскольку Петроградский митрополит’‘Вениамин был привлечен в это время к суду, а Ярославский митрополит Агафангел отказался занять пост руководителя церкви на поставленных ему обновленцами условиях, создали Высшее церковное управление. Так образовалась обновленческая «Живая церковь», учредительное собрание которой состоялось 29 мая 1922 г. Обновленцы поместили в газете «Известия» от 14 мая 1922 г. письмо, в котором осудили борьбу церкви против Советского правительства и послание Тихона о сопротивлении изъятию церковных ценностей. Они требовали прекратить руководимую высшими иерархами «гражданскую войну церкви против государства» и немедленно созвать Поместный собор «для суда над виновниками церковной разрухи», а также для решения вопроса об управлении церковью и установлении нормальных отношений между ней и Советской властью. «Обновленчество» получило довольно широкое распространение. Оно выдвинуло программу перестройки русского православия, и в первую очередь изменения его политической ориентации. Проходивший в мае 1923 г. Поместный собор обновленцев обратился во ВЦИК с заявлением: «Великий Октябрьский переворот проводит в жизнь великие начала равенства и труда... Во всем мире сильные давят слабых. Только в Советской России началась борьба против этой социальной неправды. Собор полагает, что каждый честный христианин должен стать среди этих борцов за человеческую правду и всемерно проводить в жизнь великие начала Октябрьской революции». Позиция «обновленцев» была созвучна времени и с одобрением воспринималась значительной частью духовенства. В 1923 г. после долгих раздумий патриарх Тихон заявил о своем отказе от антисоветской деятельности. Он писал в Верховный Суд РСФСР: «Считаю долгом своей пастырской совести заявить следующее: получив воспитание в монархическом обществе и будучи до своего ареста под влиянием антисоветски настроенных лиц, я действительно был враждебен по отношению к Советской власти... Все мои антисоветские выступления, за исключением нескольких незначительных ошибок, суммированы в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильным решение Суда... раскаиваюсь в своих преступлениях против государственного строя и прошу Верховный Суд прекратить мою изоляцию, т. е. освободить меня из-под ареста. Одновременно заявляю Верховному Суду, что впредь я не являюсь врагом Советской власти. Я отвергаю, неизменно и окончательно, как иностранную, так и внутреннюю монархическую белогвардейскую контрреволюцию». На дверях кельи патриарха в Ронском монастыре была вывешена табличка: «По делам контрреволюции к святейшему патриарху не обращаться». Практически это означало, что патриарх занял позицию аполитичности. Обращая впоследствии внимание партийных и общественных организаций на признание Советской власти сторонниками тихоновской ориентации, агитотдел ЦК РКП (б) подчеркивал: «В условиях НЭП и при оживлении монархической работы за границей у более консервативных элементов духовенства, теснее связанных с прежними эксплуататорскими классами, просыпается надежда на постепенную реставрацию старого экономического строя через капиталистическое перерождение пролетарской диктатуры. Отсюда — стремление избежать резкого и прямого разрыва с прежним строем и на время укрыться от всякой политической определенности под флагом «аполитизма». Советское правительство проявило по отношению к патриарху Тихону гуманность и великодушие. Судебное дело против него было приостановлено. С этого времени Тихон неоднократно делал заявления о лояльном отношении к Советскому государству. 7 апреля 1925 г. Тихон умер, оставив своей пастве завещание, в котором признавал, что Советская власть с самого начала своего существования обеспечила полную свободу совести. «Вступая в управление Русским государством,— писал патриарх,— представители Советской власти еще в январе 1918 г. издали декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой вере жить. Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией СССР, обеспечивает всякому религиозному обществу, и в том числе нашей православной церкви, права и возможности жить и вести свои религиозные дела согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает порядка и прав других граждан». Он советовал «не питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в том, что Советская власть—действительно народная, рабочая и крестьянская власть и потому прочная и непоколебимая... осудить всякое противление власти, злонамеренные против нее умышления, мятежи и всякую против нее вражду... Тех же, кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести в них раскаяние перед Советской властью, предавать таковых суду православного собора». В заключение патриарх Тихон заявил: «Наши враги, стремясь разлучить нас с возлюбленными чадами, вверенными богом нам — пастырям, распространяют ложные слухи о том, что мы на патриаршем посту не свободны в распоряжении словом нашим и даже совестью, что мы засилены мнимыми врагами народа и лишены возможности общения с паствою, нами ведомою. Мы объявляем за ложь и соблазн все измышления о несвободе нашей, поелику нет на земле власти, которая могла бы связать нашу святительную совесть и наше патриаршее слово». Было ли раскаяние патриарха Тихона и его завещание искренними? Наши враги за рубежом подняли яростную кампанию против Советского правительства, обвиняя его в том, что на Тихона было оказано давление, что патриарх стал жертвой «вероломного обмана», «шантажа», «непревзойденной хитрости» большевиков. Так, один из деятелей белоэмигрантского так называемого карловацкого раскола, Г. Граббе* пишет, что патриарха Тихона «заставили подписать пресловутое покаяние», а уже упоминавшийся «советолог» У. Флетчер утверждает, что в своем раскаянии Тихон исходил из нужд церкви, сам же оставался твердым и непоколебимым в своей антисоветской настроенности. Как бы ни маневрировали,как бы ни изворачивались наши идеологические противники, предсмертное завещание патриарха Тихона явилось для них тяжелым ударом. Газета «Известия» 15 апреля 1925 г. писала, что «на смертном одре Тихон был окружен исключительно своими преданными поклонниками, иерархами православной церкви, духовенством тихоновского толка. Говорить о каком-либо давлении на его совесть совершенно не приходится. Его завещание является вполне свободным волеизъявлением и, по-видимому, соответствует действительному настроению его последних дней. Человек, стоящий одной ногой в гробу, вряд ли способен к такому лицемерию, какое мы должны бы приписать Тихону, если бы вздумали заподозрить искренность его завещания. Оно составлено им совершенно самостоятельно и свободно, передано им своему ближайшему помощнику, митрополиту Петру, за несколько часов до смерти и передано именно с целью обнародования». Нельзя, конечно, забыть, что своей контрреволюционной деятельностью Тихон нанес много вреда Советской власти в первые годы ее существования, но тем не менее следует отметить, что в последние дни своей жизни он сделал определенный вклад-в нормализацию отношений между православной церковью и Советским государством. Служители культа других конфессий (католики, лютеране, старообрядцы, иудеи, сектанты, мусульмане, буддисты и т. д.) также враждебно отнеслись к Советскому государству, активно сотрудничали с контрреволюцией. Об этом свидетельствует множество фактов. В деникинской армии существовали штатные должности мулл, в управлении военным духовенством врангелевской армии — должности старообрядческих священников и римско-католических капелланов. Старообрядческое и мусульманское духовенство было тесно связано и с колчаковцами. В дружинах «святого креста» сражались и старообрядческие церковники. Мусульманское духовенство формировало отряды «зеленого знамени пророка». Особенно реакционно мусульманская церковная контрреволюция проявила себя в басмачестве, когда мулл# пытались поднять мусульман против Советской власти. «В защиту веры,— писала колчаковская газета «Русская армия» 23 октября 1919 г.,— объединились Крест и Полумесяц, и тот и другой равно были задеты, оскорбляемы и нашли защитников». Особо следует остановиться на роли сектантов в годы гражданской войны. Сектантские лидеры до сих пор пытаются утверждать, будто их приверженцы не только не были в рядах врагов Советской власти, но даже помогали ее укреплению, ликвидации интервенции. Однако дело обстояло иначе. Накануне Октябрьской революции руководители баптизма вошли в либерально-буржуазный блок и оказывали поддержку кадетам. Они враждебно встретили социалистическую революцию, а Советскую республику в своем журнале «Слово истины» назвали «порождением антихриста». Сектантские идеологи в годы гражданской войны призывали к классовому примирению, проповедовали мир между эксплуататорами и -эксплуатируемыми, необходимость прекращения борьбы с белогвардейцами. Но такими декларациями дело не ограничивалось. Нередко сектанты отказывались защищать страну от нашествия белогвардейских полчищ. При этом следует напомнить, что подавляющее большинство сектантов усердно служило в царской армии в годы первой мировой войны, отказы сектантов от военной службы были тогда редкостью. После октября 1917 г. позиция сектантской верхушки в вопросах защиты Родины резко меняется. Сектантские вожаки писали в журнале «Слово истины», что белогвардейцев нельзя убивать, так как они наделены «живой душой», которую нам на земле никто не дал права уничтожать и которая стоит выше всех наших желудочных благ и может возродиться только от действия духа божия, согретая любовью». Состоявшийся в сентябре 1919 г. в Самаре съезд баптистов, евангельских христиан и меннонитов, проживавших в Самарском округе, в резолюции об отношении к современным событиям признал недопустимой работу сектантов по изготовлению оружия. В то же время главари меннонит- ской церкви снарядили для Врангеля целый полк из своих приверженцев. Следует подчеркнуть, что Советская власть в тяжелейшие месяцы напряженных боев на фронтах гражданской войны разработала и приняла декрет об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям. Этот декрет от 4 января 1919 г. предоставлял право лицам, которые не могли по своим религиозным убеждениям принять участие в военной службе, заменить таковую санитарной службой или соответствующей общеполезной работой по выбору самого призываемого. В ряде случаев разрешалось полное освобождение от военной службы без замены ее другой гражданской обязанностью. Декрет, развивавший принципы отношения Советского государства к вопросам свободы совести, способствовал консолидации трудящихся вокруг Советской власти. Он повышал доверие верующих сектантов к политике социалистического государства в религиозном вопросе. Большой резонанс он вызвал и на международной арене. Переданный по радио за границу, он, как отмечал В. Бонч-Бруевич, «произвел большое впечатление. Заграничная пресса его с изумлением перепечатала. Всюду писали о величайшей гуманности Советской власти, проявившейся в этом декрете». Этот документ, ярко показывающий принципиальность, последовательность и великодушие Советской власти в делах, относящихся к религиозным убеждениям, был отменен лишь в 1926 г., когда сектантские организации в нашей стране признали, что служба в Красной Армии является обязанностью каждого гражданина независимо от его убеждений. Контрреволюционные вспышки среди церковников и сектантов в 20-х годах происходили неоднократно. Так, в конце марта 1921 г. банда старообрядцев ворвалась в Каркаралинск и зверски изрубила безоружных коммунистов города. Перед налетом бандиты выслушали благословение на «подвиг», спели «Хвала Христу». Руководитель баптистской общины города Верного (Алма-Ата) Назаров, будучи начальником полиции, расстрелял в 1919 г, более ста пленных красноармейцев. В октябре 1929 г. на Северном Кавказе была разоблачена контрреволюционная организация— религиозная секта имяславцев. Ее настоятель Яковлев был поручиком царской армии, 62 члена секты были офицерами белой армии во время гражданской войны. В качестве проповедников они ходили по деревням, вербуя новых членов, которые должны были дать клятву бороться против Советской власти, не служить в Красной Армии, не вступать в кооперативы, не читать советских газет и не платить налогов. Таким образом, в первые годы Советской власти «черная рать» из представителей различных вероисповеданий выступала как единая, внутренне сплоченная сила контрреволюции. Вместе с тем в условиях развернувшегося в стране социалистического строительства, роста классового самосознания трудящихся и дальнейшего укрепления Советского государства перед религиозными, руководителями встала дилемма: либо окончательно лишиться поддержки верующих, либо пойти по пути безоговорочного признания Советской власти. Под давлением верующих руководители подавляющего большинства религиозных культов заявили о своей лояльности по отношению к Советскому государству. В переходе церкви на лояльные позиции определяющее значение имела проводимая Советским государством, Коммунистической партией политика по отношению к религии. В самые тяжелые годы гражданской войны и иностранной военной интервенции в нашей стране неуклонно проводились в жизнь принципы свободы совести, провозглашенные декретом «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Политика, учитывающая интересы верующих, способствовала укреплению политического доверия трудящихся к Советскому государству. И хотя во второй половине 20-х годов было немало антисоветских выступлений со стороны отдельных групп духовенства (на Украине была раскрыта контрреволюционная организация «Союз вызволения Украи ны», которая ставила своей целью свергнуть Советскую власть и восстановить господство буржуазии и помещиков; значительная часть духовенства вместе с кулачеством боролась против коллективизации сельского хозяйства и т. п.), процесс нормализации отношений между церковью и государством ширился и углублялся.