ГЛАВА 6. СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ФЕНОМЕНА КВАЗИРЕЛИГИОЗНОСТИ КАК ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ КРИТЕРИИ ПУТЕЙ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Квазирелигиозность по сути явление очень широкое. Оно охватывает не только деструктивные секты, но и политические идеологии. В связи с этим его характеристики необходимо обсудить более подробно. По мнению А.П. Забияко, первым исследователем, который решил ввести понятие квазирелигиозности, был И. Вах (1898-1955).Озабоченность проблемами религиозных трансформаций привела к тому, что, признавая фундаментальное значение определения религии данного Р. Отто «Религия есть опыт святого», он вслед за ним и М. Шелером утверждал, что основу подлинной религии составляет религиозный опыт. По мнению И. Ваха, основу религиозного опыта следует усматривать в «Предельной реальности». Вах определил ее черты следующим образом: «1) она есть misterium (лат. - тайна), alenium (лат. - потустроннее), совершенно иное, нуминозное в терминах Р. Отто, а также согласно характеристике Р. Маррета «жуткое»; 2) она заключает в себе спонтанную энергийность, жизненность, креативность, качества которым придавал особое значение Н. Зедерблом; 3) она есть могущество, tremenda majestas (лат. - совершенное всемогущество), по Р. Отто; 4) предельная реальность выживает в человеке амбивалентное переживание, с одной стороны, смешанного с ужасом благоговейного трепета (tremendum), а с другой - притягательного очарования и блаженства (fascinosum)» [Цит. по: 83, с. 104]. Как видим, подлинная религиозность содержит элементы устрашения, связанные с осознанием акта «вброшенности» в бытие и чудовищного одиночества субъекта. Именно эта ситуация разыгрывается носителями квазирелигиозности в условиях социального бедствия, которое пережила Россия в последние годы XX в. Вся специфика данного состояния заключается в том, что избежание этого одиночества кроется в возрождении одновременно религиозных и квазирелигиозных форм общности. Мы не можем не видеть того факта, что социальная идентичность субъекта была потеряна на политическом, экономическом и психологическом уровнях. Самой страшной потерей была, как ни парадоксально потеря национально-цивилизационной идентичности, потерянный смысл бытия российского социума привел к тому, что необходимость возрождения социальной веры стала очевидной. Поэтому конструирование воображаемых сообществ и стало одним из процессов духовной жизни современной России. И не всегда потребность в вере приводит к адекватному восприятию религиозной традиции. Мы пережили революционные потрясения, а значит квазирелигиозные суррогаты политического или сектантского толков являются очевидными процессами. Тем более что выход из одного квазирелигиозного состояния завершился совсем недавно. Потеря жизненной энергии, ужас от социальной деструкции, разрыв, казалось бы, твердых социальных связей приводит, по мнению И. Ваха, к появлению четырех типов квазирелигий: 1) марксизм (как пролетарская революция и создание «нового человека, с отметанием его греховного начала); 2) биологизм с его культом сексуальных побуждений; 3) популизм или расизм с их трактовкой того, что сакральной природой наделена этническая, политическая или культурная группа; 4) этатизм - прославление государства [см. подробнее 83, с. 105-106]. Глядя на типы квазирелигий, мы определенно можем утверждать, что современное российское общество может быть определено как находящееся в фазе квазирелигиозности. Только на смену марксизму пришел рыночный либерализм с его формулой: «Если ты такой умный, почему ты не такой богатый». Не случайно А.С. Панарин определил деятельность «современных рыночников», как носящую необольшевистский характер [см. подробнее 161]. Перераспределение социальных благ порождает аномию, и общество начинает искать нормы своей жизнедеятельности, максимально отражающие социальные закономерности как нормативного, так и патологического характера. Деинтеллектуализация, господство обошедших социальные фильтры, крах материалистической картины мира предопределяет упование на феномен сакрального. А кризис религиозного опыта позволяет ну- минозное видеть в суррогатах синкретического характера. Следует заметить, что суррогаты возникают при помощи опоры на следующую характеристику священного, предложенную В.И. Залуни- ным, полагающим, что «.. .мы можем говорить о священном, как способе презентации трансцендентных ценностей - общественных и всеобщих форм бытия. Социальная форма, обеспечивающая социальное единство, эффект социальной синергии, составляет субстанциональное начало человека; его иное (супер-эго) и условие отношения к себе как иному (тождественное сознанию и личностной форме бытия) определяет форму отношения к другому, своей и внешней природе. Эта форма не дана естественно и воспринимается как божественная, сверхъестественная, священная, как граница и условие всех условий человеческого существования, как всеобщее, безусловное, абсолютное, непререкаемое» [86, с. 78]. Как это используется? Ставя вечные вопросы бытия пред субъектом, носитель квазирелигиозности использует, с одной стороны, кризис власти, воплощенный в безграмотности политических, социальных, правовых, экономических, культурных решений. Иными словами, деидеологизацию понимаемую в данном случае как разрушение механизмов социальной ответственности. А с другой стороны, клерикализацию как демонстрацию успешного приспособления священства к царству или проникновение рынка в храм. Иными словами, священная иерархия как неприкосновенное начало социального бытия приводит к тому, что квазирелигиозность берет идею духовной общины и внедряет представление о том, что власть и властвование могут привести к агиократии, как к наличию безгрешного властвующего субъекта в лице учителя, наставника, церковного сановника. Сознание субъекта открыто для манипуляций, а его мировоззрение, встречаясь с пониманием философии как удовольствия беспочвенного оценивания и пресечения инакомыслия, окончательно разрушается. Квазицелостность квазирелигиозного мировоззрения легко решает эту задачу, меняя одно клиповое сознание на другое. Секуляризация порождает квазирелигиозность, всякое новое общество порождает ее в качестве деятельного начала, порождающего сон разума. Такова закономерность секуляризации, но парадокс состоит и в том, что ее же порождает и клерикализация. Поэтому считается вполне резонным вопрос о том, как распознать квазирелигиозность в лице столь сложного синкретического явления, коим выступает мировоззрение современного человека. Необходимо отметить, что, по мнению Ниниана Смарта (19272001), квазирелигия любого характера обладает семью измерениями религии, но только «симулятивного» характера. Предложенные им семь измерений религии заключались в следующем: 1) доктринальное - включает в себя формулировки основных идей; 2) мифическое - обозначает нарративы, выражающие религиозный опыт; 3) этическое (также включающее подвид, правовое) - это совокупность предписанных традицией норм поведения и законов; 4) ритуальное, которое можно также назвать практическим, объединяет культовые действия, молитвы, обряды и т.д.; 5) опытное или эмоциональное - обозначает определенные состояния психики, особенно интенсивные и насыщенные религиозным содержанием; 6) социальное - это внешнее воплощение религии в социальных системах и отношениях людей. Из этих отношений на определенных этапах развития возникают религиозные группы, а затем и организации; 7) материальное. Религия в процессе своего существования создает материальные формы выражения доктрин: здания, произведения искусства [см. подробнее 83, с. 113-114]. Семь измерений религии при анализе марксизма, национализма и научного гуманизма, по мнению Н. Смарта, легко определяются, а значит, разницы между ними и религиями почти не существует, как не существует разницы между сектами и религиями. Но вот это почти и важно с методологической точки зрения. На самом деле наиболее существенным критерием квазирелигиозности, детерминирующим ее отличие от религии, выступает аксиома того, что в их лоне возникает доселе невиданный новый человек как носитель новой религиозной традиции, которая зачастую, а может быть и всегда, представляет собой сильно испорченную духовным синкретизмом, может быть даже дурно понятую философскую традицию с изъятым религиозным смыслом. Не случайно, например, А.М. Пятигорский считал фрейдизм мифологией. Такое превосходство над традиционным человеком в понимании человеческой природы и есть искомая квазирелигиозность. То, что в ней много чужого, становится очевидным тогда, когда начинаешь подробно анализировать истоки тех или иных идей создателей квазирелигий, их авторитетов. Воля к власти как антитеза деградации вот отличие квазирелигии от религии, тогда как последняя скорее выступает как воля к знанию. Нигилизм как явление духовной жизни конца XIX - начала XX в. действительно актуализировал квазирелигии с их упорной констатацией смерти Бога и стремлением заполнить лакуны предельного интереса различными квазирелигиозными идеями. При этом важно еще раз отметить, что в актуализации квазирелигиозного феномена участвовали и религиозные организации, пораженные клерикализмом. Теоретически характеристика данного участия обозначена Ф. Ницше следующим образом: «Фальшивомонетчики благочестия, священники, становятся для нас чандалой: они заняли место шарлатанов, знахарей, фальшивомонетчиков, колдунов: мы считаем их за развратителей воли, за величайших клеветников на жизнь и мстителей жизни, за возмутителей в среде неудачников. Из касты прислужников, шудр, мы сделали наше среднее сословие, наш “народ”, то, чему мы вручили право на политические решения» [149, с. 83]. В этом умозаключении весь смысл квазирелигиозности, ее сущностные характеристики, как замещающего религию начала, с одной стороны, так и ее сходство с религиями - с другой. Важно помнить о том, что квазирелигия схожа с религией до неразличимости. Не случайно П. Тиллих призывал не смешивать квазирелигию с псевдорелигией. Он, в частности, отмечал: «То, что я называю квазирелигиями, иногда именуется псевдорелигиями, однако это сколь неточно, столь и несправедливо. “Псевдо” указывает на неудачную попытку добиться сходства и потому на обманчивое сходство, а “квази” - на подлинное, а не преднамеренное сходство, основанное на тождественных элементах. Это видно в случаях фашизма и коммунизма - наиболее ярких примеров современных квазирелигий» [203, с. 399]. Вместе с тем следует понимать, что П. Тиллих, как теолог, не акцентировал внимание на том моменте, что квазирелигия присутствует в религиозных организациях, хотя все без исключения мировые религии и возникли на почве борьбы между духовной общиной и священной иерархией. Об этом наиболее подробно написано в моей монографии «Религиозный опыт и этническое самосознание в современных обществах». В частности мной отмечалось, что «Христианство сегодня стремится показать своей национальной общности, что ее самобытность заключается не в политическом или экономическом успехе, а в развитии своей духовной самобытности. Основная функция христианства - в сохранении духовного единства нации, в постоянной констатации несовершенства данной общности в контексте всеединого идеала. Идеология же пытается закрепить современную социальную дифференциацию, иерархию наций как раз и навсегда данную. Христианство стремится вопреки этому опять уравнять человечество в духовном своеобразии его составляющих, вернуть человечеству уважение к духовному опыту всякого этноса, не допустив при этом идеологических конфликтов» [35, с. 99]. Как видим, квазирелигиозность отличается от религиозности. Но ее совпадение с тоталитарными сектами маргинального характера еще более объективно. Ю.В. Тихонравов в своей далеко не бесспорной книге «Судебное религиоведение» методологически не различает религию и квазирелигию, используя термины: «преступная религия и религиозные преступления». Однако мы считаем, что такая терминология не верна, ибо онтологически автор как раз и отождествляет религию и квазирелигиозность, что по сути не является тождественным. Скорее всего, атеистические позиции автора сказываются на его терминологии. Однако речь сейчас не об этом. В данной книге содержится весьма любопытная характеристика «маргинальных религиозных (квазирелигиозных. - А.Б.) групп». Их признаки заключаются в следующем: 1. Тоталитарное устройство общины: замкнутость, строгая регламентация, авторитарность, сверхпочитание лидера, требование полной самоотдачи, в том числе личностной и имущественной. 2. Повышенная скрытность, наличие двух вероучений - внешнего и для избранных, конспирация ритуалов, наличие подпольных структур. 3. Агрессивность в отношении других вероисповеданий, допустимость распространения веры любыми средствами, в том числе и силой. 4. Изуверская обрядность: допустимость истязания живых существ вплоть до убийства (в том числе человеческие жертвоприношения), наличие требований в самоистязании. 5. Использование средств сильного психического воздействия: гипноз, алкоголь и наркотики, изнуряющие ритуалы и т.п. 6. Прямое или косвенное подстрекательство к преступлениям: к уклонению от гражданских обязанностей, к воровству, убийству и т.п., к незаконным операциям с наркотиками и др. [206, с. 238-239]. Совпадает ли данная характеристика с квазирелигиозной организацией светского характера? В сущности, совпадает. Для доказательства приведем характеристики М. Дюверже партии - милиции, как светского политического явления: «Разрыв с электоральным и парламентским действием еще более очевиден у тех политических партий, которые взяли в качестве базового элемента милицию - род внутренней армии, члены которой организованы по-военному, подчинены той же дисциплине и получают ту же подготовку, что и солдаты. Они одеты в униформу со знаками различия, умеют, как солдаты, маршировать под музыку и со знаменами впереди; они способны повергнуть противника и оружием, и средствами психического давления. Но члены этих отрядов остаются гражданскими лицами; за некоторым исключением, они не мобилизованы и не находятся на содержании организации, их просто вызывают на сборы и регулярные тренировки. Они должны быть всегда готовы предоставить себя в распоряжение своих вождей. Среди них обычно выделяют две категории: одни составляют подобие активной армии, а другие - только резерв» [Дюверже М. Политические партии. URL: http://www.gumer.info/ bibli- otek_Buks/Polit/ Duverg/02.php (Дата обращения 30.10.2014)]. Как видим, ничем квазирелигиозная маргинальная секта от партии - милиции не отличается в принципе. Далее посмотрим черты организованной преступной группы. Обратимся к учебному пособию по криминологии. По мнению американского криминолога Г. Абадинского, «...организованная преступность: 1) неидеологична (эта собенность обусловлена целью получения прибыли; 2) иерархична; 3) допускает ограниченное или “исключительное членство”; 4) самовоспроизводится; 5) обнаруживает готовность к применению незаконного насилия и подкупа; 6) отличается специализацией (разделением) труда; 7) монополистична; 8) управляется положительно выраженными правилами и постановлениями» [цит. по: Криминология: учебное пособие / под ред. Н.Ф. Кузнецовой. М.: ТК Велби; Проспект, 2006. С. 186]. И здесь очевидное сходство. И если взять за идеологию или религию деньги как высшую ценность квазирелигий экономико-политического толка, то различия нет вообще. На основании этого сравнения можно сделать вывод о том, что квазирелигиозность криминогенна по сути а, следовательно, необходимо признать, что она никогда не должна была исчезать из поля зрения правоохранительных органов. Однако нельзя забывать о том, что когда квазирелигиозная идеология овладевает государственным аппаратом, то первой жертвой становится религия. Эта социальная закономерность, к сожалению, не может быть обозначена как необходимое условие для правовой нормы. А вместе с тем для профилактики многих бедствий и преступлений, с коими столкнулась современная Россия, такая норма просто необходима. При этом следует акцентировать внимание на том факте, что если квазирелигия уничтожает религию «извне», путем атеистического, гедонистического или агностического воспитания, то сама религия уступает свои позиции «изнутри», предлагая народу вместо религиозного опыта, квазирелигиозный клерикализм. Проблема квазирелигиозности граничит с таким понятием, как преступная религия и религиозная преступность. Следует отметить, что атеистически настроенные мыслители считают, что эти формы понятий имеют право на свое существование в силу того, что в истории религий и даже в современных социологических и антропологических исследованиях отмечается наличие преступного. Зачастую противоречие между религиозными нормами и нормами права, очевидно, настолько, что следование религиозным нормам уже порождает преступность. Конечно, такая точка зрения имеет право на существование. Однако если ввести наряду с религией понятие квазирелигии, то следует говорить уже не о преступной религии и религиозной преступности, а о квазирелигиозной преступности и преступной квазирелигиозности. Речь идет не о том, чтобы обелить религии, они в этом не нуждаются. Речь идет о том, чтобы уяснить тот факт, что квазирелигиозность как форма мировоззрения и деятельности существует наряду с религией и даже внутри нее. Пользуясь рутинизацией харизмы, рационализацией мировоззрения основного большинства населения, в современных условиях квазирелигиозность добивается того, что занимает ведущее положение в религиозных организациях в форме клерикализма, а также занимает ведущие позиции в светских политических, идеологических, культурных и даже научных институтах. Ведь любую квазирелигиозность можно отличить по чертам, которые приписывают только тоталитарным сектам. Например, фанатичность, разве квазирелигиозный карьерист не фанатично предан системе власти, идеологии, научной школе. Его фанатизм принудителен и разрушителен так же, как и фанатизм инквизитора, учителя секты или солдата секты. Фанатизм в любом виде опасен тем, что его догма становится основанием для деления общества на социальных врагов и избранных этих врагов уничтожать морально и физически. И здесь речь идет отнюдь не только о коммунизме или фашизме, а о любом фанатизме, в том числе и о либеральном гуманизме. Он начинается тогда, когда человека лишают свободы выбора на том основании, что идеальная модель общества, человека, государства достигнута и ее остается воплотить в жизнь, но для этого необходимо уничтожить сомнение в любом виде. Можно предположить, что источником фанатизма выступает феномен социального аристократизма, который, по мнению Н.А. Бердяева, лишает человека его уникальности и творческой самореализации, т.е. свободы. Н.А. Бердяев утверждает, что в мире есть два аристократизма: «аристократизм личный» и «аристократизм социальной группы». Их различие следует усматривать в том, что «аристократизм социальной группы» вообще не может быть таковым. Есть только духовный аристократизм личности. Фанатизм же это форма принесения аристократизма личности на группу, что порождает право судить и принуждать. «Формы социального аристократизма, переносящие аристократизм личности на аристократизм социальной группы, очень разнообразны, но всегда порождают рабство человека» [31, с. 107]. Такой аристократизм можно назвать и квазирелигиозностью. Ведь мы четко можем указать на его сходство с рутинизацией харизмы, догматизацией марксизма, либерализма, гуманизма. Он таит в себе упрямство в достижении власти и игнорировании социальной ответственности. Он порождает замкнутую иерархию с отсутствием шанса на свободу у низов, или ее самореализацию через фанатичное служение вышестоящим инстанциям. Примечательно, что Н.А. Бердяев указывал на наличие квазирелигиозности и в религиозных организациях, о чем говорилось выше. Он отмечал: «В религиозной жизни, например, личный аристократизм, т. е. особые личные дары и качества, находит своё выражение у пророков, апостолов, святых, духовных старцев, религиозных реформаторов. Социальный же религиозный аристократизм находит своё выражение в осевшей и кристаллизовавшейся церковной иерархии, которая уже не зависит от личных качеств, личной духовности, т. е. личного аристократизма. Личный религиозный аристократизм стоит под знаком свободы, социальный же религиозный аристократизм стоит под знаком детерминации и легко переходит в порабощение. Тут мы встречаем то же явление, что и повсюду. Источник рабства человека есть объективация. Эта объективация совершается в истории путем разнообразных форм социализации, т. е. отчуждения личных качеств и перенесения их на социальные группы, где эти качества теряют реальный характер и приобретают характер символический. Социальная аристократия есть аристократия символическая, а не реальная, её качества, вызывающие чувство гордости, не являются качествами лично человеческими, а лишь знаками, символами рода. Поэтому образ аристократии двойственный» [31, с. 107] . В контексте всего сказанного о фанатизме следует сделать вывод о том, что он как практика, порожденная квазирелигиозностью, есть объективация того, что человек не цель, а средство для реализации некоего социального проекта, а значит, религия и философия в условиях квазирелигиозного господства превращаются в свой конец или смерть бога. Поэтому похожесть квазирелигии на религию следует различать и по наличию фанатизма. В религии он отсутствует. Еще одной чертой тоталитарной секты является деформированность цели и смысла жизни. Ведь смысл и цель жизни состоит в освобождении человека от практик лишения себя и других свободы, а в квазирелигиозности присутствует полный принуждающий контроль над субъектом в силу власти как высшей ценности и цели данной духовной практики. Если для религии и философии основной целью является власть над самим собой, то для тоталитарной секты или политической идеологии важнейшей целью выступает власть над другими, даже если это ведет к социальному самоубийству. Она по сути есть объективация обыденности или объективация истории. Если в субъективном положении носитель религиозности является искомой целью жизни, то в квазирелигиозности он является отверженным, здесь утверждается объективная социальная истина, которой нет, но она навязывается и требует изменения цели и смысла жизни. При этом квазирелигиозность признает то, чего религия признавать не имеет права. «Ни одно человеческое существо, хотя бы самый последний из людей, не может быть средством, унаваживающей почвой для появления людей необыкновенных и замечательных. Это и есть та объективация личного аристократизма, которая создает рабство. Подлинный аристократизм остается в царстве бесконечной субъективности, он не создает никакого объективного царства. Подлинный аристократизм не есть право, привилегия, он ничего не требует для себя, он отдает, он налагает ответственность и обязанность служения. Необыкновенный, замечательный, наделенный особыми дарами человек не есть человек, которому все дозволено; наоборот, это человек, которому ничего не дозволено. Это дуракам и ничтожествам все дозволено. Аристократическая природа, как и гениальная природа (гений есть целостная природа, а не только какой-нибудь огромный дар), не есть какое-либо положение в обществе, она означает невозможность занять какое-либо положение в обществе, невозможность объективации. Настоящая аристократическая порода не есть порода господ, призванность к господству, как думал против самого себя ненавистник государства Ницше. Настоящая аристократическая порода есть порода людей, которые не могут занять положения в тех отношениях господства и рабства, на которых держится обыденный объективированный мир» [31, с. 108]. Объективация и использование человека в качестве достижения господства порождает вседозволенность в его достижении. Если в религии первым императивом звучит: «Не убий», то в квазирелигии «Убий» является необходимой целью возвышения. И речь идет здесь как о прямом убийстве, что попадает под юрисдикцию правоохранительных органов, так и символическом убийстве, которое не подлежит уголовной ответственности, но порождает действия криминального характера. Что же такое символическое убийство, это актуализация в человеке фрагментарного или клипового сознания. Сознания убивающего его способность к критическому инакомыслию и самоосмыслению. «Пред нами все цветет, за нами все горит. Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит» (В.С. Высоцкий) - такова суть этого сознания, выраженного в поэтической форме. Ведь если целостное сознание и самосознание ведет к субъективному сопротивлению чужой воле, то сознание клиповое такой воли уже не имеет. Оно верит настолько, что уже неадекватно реагирует на самые, казалось бы, объективные истины. Самым сложным по отношению к мировоззрению человека преступлением квазирелигиозности выступает преступление против прошлого или стирание исторической памяти. Это символическое преступление, указывающее несвободу там, где была свобода, и свободу там, где ее нет. Такой способ воздействия на сознание есть в любой квазирелигиозной группе, а не только в секте. В контексте правоохранительной деятельности важным выступает понимание двух различных аспектов. Во-первых, нам необходимо разобраться с базовыми характеристиками квазирелигиозной преступности, как специфической формы преступности. Во-вторых, следует более подробно остановиться на феномене преступной квазирелигии. Квазирелигиозная преступность выражается в любой форме квазирелигиозного экстремизма. Ее сущность состоит в требовании либо бессмысленной жертвы, либо бессмысленных социальных жертв. Любая квазирелигиозность предусматривает коллективную ответственность религиозных групп, социальных групп, этнических групп, политических партий, экономических акторов. Отсюда следует, что квазирелигиозная преступность легитимирует свое незаконное насилие неким учением, во имя коего необходимы эти жертвы. Не случайно революционный террор эпохи Великой Французской революции описан в романе Анатоля Франса «Боги жаждут». Вот одна из характеристик состояния квазирелигиозной преступности, описанная писателем: «Но что случилось, - что означает это чудо? Еще недавно надо было разыскивать виновных, прилагать старания, чтобы обнаружить их в убежищах, и чуть не насильно вырывать у них признание в преступлении. А теперь это уже не охота со сворою ищеек, не преследование робкой дичи: теперь жертвы уже со всех сторон сами предлагают себя. Дворяне, девицы, солдаты, публичные женщины потоком устремляются в Трибунал, торопят судей, медлящих с приговором, требуют смерти, как права, которым им не терпится воспользоваться. Как будто недостаточно того множества людей, которыми наполнили тюрьмы ревностные доносчики и которых общественный обвинитель со своими помощниками с трудом успевают провести перед Трибуналом, - надо еще заботиться о казни тех, кто не хочет ждать! А сколько есть и таких, еще более горячих и гордых, которые, не желая уступать эту честь судьям и палачам, сами убивают себя!» [Франс А. Боги жаждут. URL: http://www.e- reading.me/chapter.php/60677/13/Frans_-_Bogi_zhazhdut.html (дата обращения: 31.10.2014)]. Следует отметить, что коллективная ответственность невиновных есть великая тайна квазирелигиозной преступности. В связи с эти К. Шмитт отмечает: «... враг - не конкурент и не противник в общем смысле. Враг - также и не приватный противник, ненавидимый в силу чувства антипатии. Враг только, по меньшей мере, эвентуально, т.е. по реальной возможности, есть борющаяся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности. Враг есть только публичный враг, ибо все, что соотнесено с такой совокупностью людей, в особенности, с целым народом, становится, поэтому публичным» [166, с. 27]. Таким образом, когда политизация в силу доступа к социальным благам в духовной элите достигает предела и выражается в обнаружении коллективной ответственности противников, то мы имеем дело с квазирелигиозным преступлением и здесь не стоит говорить о религиозной преступности. Она квазирелигиозна и это окончательное решение проблемы. Из этого вытекает дефиниция квазирелигиозной преступности. Квазирелигиозной преступностью следует считать любое игнорирование личной ответственности и убежденность в том, что существуют социальные группы виновные в социальных бедствиях, выпавших на долю нашей избранной группы, а значит, против них возможны все преступные деяния, именуемые подвигом. Квазирелигиозная преступность возникала, возникает и будет возникать тогда, когда в социуме наблюдается упадок труда, с одной стороны, и правовой нигилизм - с другой. Если мошенничество есть акт воровства на доверии, т.е. использование веры субъекта в корыстных целях, то нам необходимо остановиться на следующем аспекте. Мошенничество квазирелигиозного характера приобретает колоссальные масштабы тогда, когда у субъекта отсутствует вера в то, что «терпение и труд все перетрут». Когда рядом с ним поднимаются те, кто открыто декларировал свой подъем, как основанный на следовании новому учению. Чудо социальной мобильности и безнаказанность свидетельствуют о том, что квазирелигиозная преступность нуждается в огромной профилактической работе со стороны правоохранительных органов. Эту работу следует начинать с пропаганды императива об отсутствии преступления без наказания. И даже, если скорость кары за преступление не соответствует нормальному ритму, все равно следует обозначать более четко социальное противодействие, основанное на некой норме - ожидании, которое начинается незамедлительно после совершения акта квазирелигиозного преступления. Пусть даже на уровне морального осуждения. Правоохранительные органы должны, просто обязаны проводить правовую пропаганду не только своего государственного сопротивления преступности, но и социального действия, объективно наступающего как результат противодействия квазирелигиозной преступности или преступной квазирелигии. Да, это общество без государства, но только на первом этапе, потом уже это акт узаконивания социального сопротивления. Следует отметить, что эффективная борьба с квазирелигиозной преступностью, как и с преступной квазирелигией, возможна только в социальном государстве. О такой борьбе в государстве полицейском следует забыть, ибо оно само основано на квазирелигиозном сознании, игнорирующем социальные закономерности и их принудительную силу. В связи с таким умозаключением нам следует понимать разницу между правоохранительной деятельностью, репрезентирующей полицейское государство, и правоохранительной деятельностью, воспроизводящей социальное государство. Первая более насильственная, действующая тогда, когда чрезвычайная ситуация уже возникла, когда стала очевидной недальновидность государства, опутанного властью посредственности и недоверием к обществу. Она порождала, порождает и будет порождать квазирелигиозное сознание и преступления на нем основанные. Вторая вводит чрезвычайное положение тогда, когда вероятность чрезвычайной ситуации мала, но она есть. И поэтому ее основная работа направлена на интеллектуализацию противодействия квазирелигиозности. Здесь больше работают акты убеждения, нежели принуждения или насилия. Депривации и фрустрации в обществе всегда были и будут, но одно дело лечить их тотальным недоверием, а другое дело выправлять их путем социологического и криминологического просвещения. В связи с этим религиоведческая экспертиза должна строиться не на формальной юридиза- ции, а на социологическом и криминологическом моделировании поведения религиозных и квазирелигиозных групп с целью выявления практик социального контроля и самоконтроля, позволяющих более объективно отражать узнаваемость криминогенного характера квазирелигии. И на основании данного механизма создавать законопроекты более работоспособные, нежели те, которые на сегодняшний день содержатся в законодательных актах. Немаловажным фактором повышения эффективности правоохранительной деятельности следует считать то, что квазирелигиозность актуализируется не только в условиях революций и кризисов, но и в условиях символических революций. Это означает, что квазирелигиозное сознание присутствует и реализует себя путем символических революций. Безобидная символика может вызвать деструктивные действия такой силы, которые не предполагались. Она зачастую направлена против традиционных верований, имеющих сдерживающий потенциал в отношении асоциального поведения. Поэтому перманентное состояние символических революций следует считать важнейшим фактором расширения сферы правоохранительной деятельности, ибо сущностью таких революций является разрушение права, религии и морали. А правоохранительная деятельность и направлена, как известно, на сохранение норм права в неприкосновенности. Поэтому киберквазирелигии могут стать непредсказуемым феноменом разрушительного характера. В связи с этим следует создать подразделения социальной безопасности в системе МВД с религиоведческой направленностью. Их смысл должен заключаться не только и даже не столько в борьбе с преступными проявлениями квазирелигий, а скорее всего, в активной ситуационнопрогностической деятельности. Фундамент этой деятельности должен заключаться в акцентуации внимания правоохранительных органов на том принципе, что качественное изменение квазирелигиозности, заключающееся в выражении ее социально-деструктивной сущности, не является неким одноразовым или случайным, а есть по сути объективная закономерность социального бытия квазирелигии. И если сегодня этого не видит официальная идеология, то это не означает, что не должно видеть государство. Признание сакрального смысла государственности, конечно, колеблет позиции юридического позитивизма и идеологии секуляризации, но вместе с тем существенно снижает возможности экстримизации квазирелигий. Еще одним принципом борьбы с квазирелигиозной деструктивностью должен стать постулат о том, что она постоянно рекрутирует как фанатиков, так и гениев. При этом воздействие квазирелигиозных гениев на фанатиков есть не только выражение присутствия квазирелигиозности в социуме, но и возможность для этих гениев оставаться в тени. Поэтому борьба с квазирелигиозностью должна заключаться не только в обезвреживании непосредственных исполнителей (солдат), но и в обнаружении «мозговых трестов», с их последующей дискредитацией. Поэтому наиболее мощным фактором складывания серьезного экспертного сообщества внутри правоохранительных органов следует считать перевербовку мозговых трестов квазирелигиозных объединений и организаций или внедрение в эти тресты наиболее способных сотрудников подразделений МВД, ФСБ. Поводя некоторые итоги нашего исследования, следует сказать, что феномен квазирелигиозности в контексте правоохранительной деятельности еще недостаточно рассмотрен. Возможно, что теоретические положения, выдвинутые нами, будут восприняты неоднозначно. Может быть, работа правоохранительных органов уже ушла дальше, чем мы думаем. Вместе с тем нам хотелось, чтобы наш анализ терминологии и выделение квазирелигиозности в отдельное социальное явление стал еще одной лептой в профилактической работе правоохранительных органов. Еще раз подчеркнем, что различие квазирелигии и религии есть основная задача религиоведения. Реализация же этой задачи без серьезных методологических опытов невозможна.
Еще по теме ГЛАВА 6. СУЩНОСТНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ФЕНОМЕНА КВАЗИРЕЛИГИОЗНОСТИ КАК ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ КРИТЕРИИ ПУТЕЙ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: