<<
>>

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПОЛОВОЙ ВОПРОС В ДРЕВНОСТИ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ И БОРЬБЫ С ПРОСТИТУЦИЕЙ

Существование полового вопроса в древности. — Половая наивность и естественный взгляд на половую жизнь. — Страх перед любовной страстью. — Аскетические тенденции. — Религиозный аскетизм.

— Развитие дуализма между плотью и духом в греческой философии и клеймение позором половой жизни. — Духовный реформированный брак. — Медицинский спор о половом воздержании. — Литературная цензура. — Половое лицемерие философов. — Женоненавистничество как средство, благоприятствующее развитию проституции. — Убеждение в необходимости проституции. — Евгенизм как центральный пункт полового вопроса в древности. — Идея общности жен в «Государстве» Платона. — Изгнание плода и отношение к этому со стороны общественного мнения и законодательства. — Искусственные предупреждения зачатия. — Вредное влияние алкоголя на расу. — Попытки проведения половой реформы на практике. — Греческий и римский конкубинаты. — Существование конкубината в средние века. — Причины безрезультатности половых реформ в древнем мире.

В теперешних дискуссиях и предложениях реформ для новой организации половых отношений значительную роль играют болезни и обширное распространение их путем проституции, что для древней эпохи совершенно исключается. Этим объясняется значительная непринужденность и наивность, с которой рассматривали в то время половые сношения — неомраченная страхом заражения наивная радость от половых наслаждений, для которых свободный мужчина имел также в древности больше досуга. Такое отношение к половым наслаждениям, которые считались столь же необходимыми, как еда и питье, сказалось, например, в знаменитой надгробной надписи Сарданапала*: «Пока я видел солнечный свет, я ел, пил и предавался половым наслаждениям».

Этот естественный взгляд на вещи разделяло и большинство врачей. Уже последователи Гиппократа подчеркивали необходимость половых сношений по наступлении половой зрелости и вред от продолжительного воздержания в это время.

В сочинении «О девственницах» очень наглядно описано неблагоприятное влияние полового воздержания на душевное состоя-

Сарданапал — имя последнего ассирийского царя у многих древних авторов.

ние и, как целебное средство, рекомендуются половые сношения в браке. Необходимость сношений для здоровья доказывается также в сочинении Гиппократа «О семени» (гл.4).

Во время империи вопрос о пользе и вреде половых сношений горячо дебатировался в медицинской литературе; выдающиеся врачи, как Руф из Эфеса и Гален, писали особые сочинения о половых сношениях. Любопытно, что Руф начинает свою статью категорическим заявлением, что половое сношение представляет естественный акт и, как таковой, само по себе безвредно. Отсюда можно заключить, что в медицине, очевидно, существовала партия, которая считала половые сношения «неестественными» и заслуживающими осуждения.

Совершенно так же высказывается Гален в начале статьи, направленной против взгляда философа Эпикура (342-271 до н.э.), что половые сношения оказывают вредное влияние на здоровье. Оба врача сходятся в оценке половых сношений как естественного и безусловно нравственного явления и отвергают только эксцессы. Гален особенно предостерегает против преждевременных половых сношений в период полового созревания, а с другой стороны — и против дурных последствий слишком долгого воздержания.

Таким образом, осуждали только неумеренное удовлетворение полового инстинкта, умеренное же считали необходимым для здоровья и предохранительным средством против чрезмерной духовной любовной страсти, которая признавалась в то время чем-то болезненным.

Лукреций писал:

Но убегать надо нам этих призраков, искореняя

Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое,

Влаги запас извергать накопившийся в тело любое,

А не хранить для любви единственной, нас охватившей, Тем обрекая себя на заботу и верную муку.

Ведь не способна зажить застарелая язва, питаясь;

День ото дня все растет и безумье и тяжкое горе,

Ежели новыми ты не уймешь свои прежние раны.

Если их, свежих еще, не доверишь Венере доступной,

Иль не сумеешь уму иное придать направленье Вовсе Венеры плодов не лишен, кто любви избегает:

Он наслаждается тем, что дается без всяких страданий. Чище услада для тех, кто здоров и владеет собою,

Чем для сходящих с ума.

(О природе вещей. Кн. IV. Пер. Ф.Петровского)

В то же время, в народной жизни греков можно проследить аскетическое движение, направленное против проституции. Сначала оно носило религиозный характер, затем испытало бо лее глубокое философское обоснование и, в конце концов, нашло отклик и практическое осуществление в широких кругах представителей светской науки (например, в медицине) .

Как мы уже отмечали, половая жизнь в древности, с одной стороны, имеет религиозную окраску: она посвящена божеству и считается священной, что сказалось в религиозной проституции, в фаллических культах и символах. С другой стороны, существует и противоположное воззрение, по которому половая жизнь считается чем-то нечистым, недостойным божества, поэтому его официальные представители на земле, жрецы и жрицы, обязаны соблюдать целомудрие. Идея воздержания от половой жизни по религиозным мотивам распространена по всему земному шару. Мы находим ее у американских индейцев, на Канарских островах (девственные жрицы), в Персии (жрицы солнца), в Индии, во Фракии, в Галлии.

Из этого первобытного взгляда о нечистоте половой жизни и святости целомудрия произошло у греков и римлян требование полного полового воздержания жрецов и жриц. У греков, например, жрицы Диониса должны были произносить следующую клятву: «Я соблюдаю священные обычаи, я чиста, целомудренна, не запятнана тем, что оскверняет, и прикосновением мужчины». У римлян существовала знаменитая коллегия жриц из шести весталок, «священных девственниц». (Правда, как в Греции, так и в Риме практическое осуществление аскетического идеала ограничилось лишь указанными религиозными учреждениями, в широких кругах эта идея не нашла такого отклика, как впоследствии в христианстве.)

Противопоставление чистого и нечистого, души и тела, замечается уже в греческой мифологии.

Весьма поучительно в этом отношении понятие о небесной и земной богине любви, об Афродите Урании и Пандемос. По Сократу, любовь к телу происходит от обыкновенной Афродиты, а любовь к душе и к добродетели — от небесной. Это противопоставление можно найти и между богом света Аполлоном и богом чувственной природы Дионисом; с одной стороны — чистое мировоззрение, с другой — упоение жизнью, «аполлоновское» и «дионисьевское» начала, по Ницше.

К этим религиозным представлениям примыкали исследования философов, которые оказали величайшее влияние на развитие дуализма между «плотью» и «духом». Душевное все более и более отделялось от телесного, которое считалось менее ценным низшим началом; тем самым, накладывали известное клеймо и на половую жизнь как на телесную функцию, телесное явление.

Ксенофан (ок.570 — после 478 до н.э.) относит душу, как воздух, к небесному началу, а тело возвращает земле. Платон перенес это представление на половую жизнь и развил учение о небесном и земном эросе, которое в конце концов завершается настоящей эротической мистикой. Он является первым представителем учения о превращении, сублимировании половых процессов в духовные явления, которое затем развивали Ницше и Фрейд (выражение «сублимирование» принадлежит Ницше). По Платону, всякое истинное творчество связано с чувственностью. Как для половой, так и для умственной деятельности он употребляет одно и то же определение — «творчество в области прекрасного»; и та, и другая коренятся в таинственной глубине человеческого организма. Однако чисто физическое проявление полового инстинкта Платон считает менее ценным, чем духовное начало. Это связано, вероятно, с отвращением, которое питали греки ко всякой победе чувственного над разумным, ко всякому порабощению разума, которое в половом акте особенно очевидно. Демокрит (ок.470— ок. 380 до н.э.) боялся половых наслаждений, потому что они подобны временному апоплексическому припадку и вместе с тем вызывают чувство, сравнимое с тем, что испытывает человек, когда чешет зудящее место.

Гиппократ называет половое сношение «малой эпилепсией», чтобы подчеркнуть временное отсутствие сознания при этом.

Сказанное объясняет, почему Платон («Тимей») называет мужские половые органы «непокорными и своевластными, как зверь, который не слушается разума». Они «стремятся все покорить своим бешеным вожделением; по тем же причинам и совершенно то же самое бывает у женщин с влагалищем и маткой».

Исследования Сократа и Платона о любви и высших и низших видах ее дали толчок к развитию богатой философской литературы на эту тему. Особенно большое влияние на последующее время оказали взгляды на половую жизнь, которых придерживалась основанная Антисфеном (ок. 450 — ок.360 до н.э.) школа киников.

Кинизм возводит в идеал отсутствие потребностей; киники выступили как моралисты, проповедники нравственности, особенно в половом вопросе. Сам Антисфен весьма враждебно высказывается о любви: она представляет, по его мнению, ошибку природы, и только подверженные ей несчастные люди сделали из Эрота бога.

Уничижению любви у киников соответствует презрение к женщине, с которым связан их взгляд на проституцию и онанизм, как на простейшее средство полового удовлетворения. Только грубый физический акт остался для них необходимой вещью, от которой желательно было, однако, по возможности быстро и равнодушно отделаться. Антисфен сам хвастал, что ему удобно вступать в сношения лишь с такими проститутками, с которыми никто уже не имеет дела. Диоген открыто мастурбировал на улице и жалел при этом, что не может так же просто утолить голод. О нем передают, будто он публично предавался разврату с проститутками. О кинике Кратесе говорят, будто он публично совершил половой акт со своей молодой супругой Гиппархией и назвал это «собачьей свадьбой».

Стоики во всех этих вопросах были верными последователями киников. Хрисипп (ок.280 — 208 или 205 до н.э.) защищал бесстыдство Диогена, многие другие стоики защищали проституцию и сутенерство. В конечном счете, все эти воззрения вытекают из дуализма между телом и душой, который со времени Платона все резче выражался в философских системах.

Прекрасно понял эту связь Эдуард Целлер*. «Мораль, — говорит он, — которая так резко разграничивает внутреннее и внешнее, лишь первое считая существенным, а второе рассматривая как нечто совершенно безразличное; для которой ничто не имеет цены, кроме добродетельного образа мыслей, и которая видит высшую цель именно в независимости от всего прочего — такая мораль неизбежно должна была обнаружить шаткость там, где нравственная задача заключается в том, чтобы сделать чувственность орудием и явлением духа. И если преобладающей чертой морали оказалось стремление предоставить чувственности меньше прав, чем ей принадлежит по самой ее природе, то в отдельных случаях не могло быть недостатка и в обратном: моральное значение права, связь которого с общим воззрением не была очевидна, осталось нераспознанным и признавалось безразличным.»

Эта преобладающая черта — подавление полового момента — достигла полного развития в неоплатонизме, когда Эпикур по гигиеническим соображениям высказался вообще против половых сношений, объявив их вредными для здоровья. Это соответствовало его своеобразным взглядам на ограниченность и негармоничность физической похоти.

В то время как идея об удалении из мира, об аскетизме и вражде к природе лишь коснулась души Платона, не завладев ею, связанное с его именем и его учением философское направление неоплатоников превратило эту идею в центральный пункт своего мировоззрения. Плотин** называет материю первичным злом, с которым душа вступает в теле в пятнающую ее связь.

Целлер Эдуард (1814-1908) — немецкий историк античной философии. Плотин (ок.204 — ок.269) — греческий философ-идеалист, основатель неоплатонизма.

Поэтому тело есть только оболочка, которую мы должны сбросить, чтобы причаститься к божественному) несовместимому с любовью к телу и с чувственным наслаждением. Отсюда следует, что все чувственные ощущения позорны, что чувственная страсть должна быть всецело подавлена. Неоплатоники требуют полного аскетизма, и прежде всего в половом отношении. Так, например, даже естественное половое наслаждение Порфирий (ок.233 — ок.304) рассматривает как «загрязнение». Все, что связано с плотью, рассматривается как греховное, в полном согласии с учением еврейского философа Филона (ок.25 до н.э. — ок.50 н.э.), разработавшего учение о первородном грехе во всей его строгости.

Последствием такого взгляда на греховность половых отношений было половое воздержание, которое проявилось в древности в трех формах. При одной из них речь идет об относительном, при двух других — об абсолютном воздержании от половой жизни. Первая форма характеризуется требованием, чтобы половые сношения служили не сладострастию, а только размножению. Ее защитниками являются главным образом неопифагорейцы. Меньшинство еврейской секты ессеев придерживалось такой же точки зрения и, в противоположность большинству этой секты, даже вступало в брак, но только с женщинами, относительно которых были убеждены, что те будут рожать детей. Они испытывали своих невест в течение трех лет, и если после трехкратных очищений убеждались в их плодовитости, то женились на них. Беременной женщины нельзя было больше касаться.

Последователем таких учений был и римский император Песценний Нигер (? — 194), о котором его биограф Спартиан сообщает: «Он предавался любви лишь с целью произведения на свет детей, а потому однажды в Галлии, по общественному требованию, на него возложено было исполнение мистерий, для которых выбирались главным образов целомудренные».

Полного воздержания требовал так называемый «реформированный брак», если только можно применить к аналогичному явлению древности этот современный термин. Элиан сообщает о цитристе Амоибеасе, столь целомудренном, что он не вступал в половую связь даже со своей очень красивой женой.

Идея целомудренного брака нашла последователей в неоплатонизме и христианстве. Так, Порфирий в преклонном возрасте женился, но в письме к жене не только отрицает всякие чувственные побуждения к этому шагу, но даже намекает, что воздерживался от супружеских сношений.

Третью форму полового аскетизма представляет абсолютное воздержание в безбрачии.

Идея о противоположности между телом, как носителем чувственных наслаждений, и духом, как носителем божественного познания, и вытекающем отсюда половом аскетизме не ограничивалась философскими кругами и вскоре нашла себе почву в общественной жизни. Это показывает, например, «Ипполит» Еврипида (ок. 480 — 406 до н.э.), затем признание Саллюстия* (в первой главе «Югуртинской войны») о дуализме души и тела и его последствиях и, наконец, проникновение аскетических воззрений в медицину. Необыкновенная защита половой жизни, принадлежащая Руфу из Эфеса, доказывает, что среди врачей, вероятно, существовала партия, оспаривавшая это положение. Партию эту нужно искать в школе методиков, как это видно из чрезвычайно интересных взглядов главного ее представителя, Сорана. В книге о женских болезнях он рассматривает вопрос о воздержании, противопоставляя друг другу различные медицинские партии, которые уже в древности защищали те же противоположные воззрения, что и теперь.

«Полезна ли для здоровья девственность?» Таково название главы, в которой Соран говорит следующее:

«На вопрос о том, полезна ли для здоровья девственность, некоторые отвечают положительно, а другие отрицают. Первые говорят, что тело страдает от чувственных потребностей. Так, влюбленные неоднократно бывают бледны, слабы и тощи; девственность же не знает любви и потому не имеет потребности в ней. Кроме того, излияние семени в такой же степени вредит женщинам**, как и мужчинам; таким образом, девственность целебна для здоровья, потому что устраняет излияние семени. Доказательством этого служат неразумные животные: нетронутые кобылы лучше бегут; свиньи, у которых вырезана матка, больше, жирнее и сильнее, мясо их так же твердо, как у борова. То же самое, очевидно, имеет место и у человека. Мужчины, оставшиеся невинными, сильнее и больше других и пользуются лучшим здоровьем в течение всей жизни; следовательно, и женскому полу полезнее для здоровья сохранять целомудрие. Зачатие и роды истощают тело женщины, и она скоро блекнет, поэтому мы по справедливости должны признать девственность, избавляющую женщину от этих вредных моментов, полезной для здоровья.

Исследователи, придерживающиеся противоположного взгляда, утверждают, напротив, что потребность в любви присуща не только женщинам, но и девушкам. У некоторых девушек

Саллюстий (86 — ок. 35 до н.э.) — римский историк.

Древние допускали существование «женского семени», к которому относили, по-видимому, выделения Бартолиниевых желез.

она сказывается даже в более тягостной форме, чем у замужних женщин, так как находит себе удовлетворение только в половом сношении, а никак не в воздержании. Пребывание в девственном состоянии не уничтожает полового инстинкта.

Говорят также, что излияние семени, как у мужского, так и у женского пола, само по себе не вредно и становится вредным только в том случае, когда оно чрезмерно. При постоянном излиянии семени тело страдает; напротив, излияние оказывает целебное действие, если происходит через известные промежутки времени, ибо оно уничтожает чувство тяжести при движениях и расстройства (в гортани). Многие после сношения двигаются легче, и походка их более гордая. Некоторые говорят, что расточение семени вредно, потому что вызывает слабость и тем самым приносит вред телу; но если сношения имеют место не слишком часто и через правильные промежутки, то они даже приносят пользу, облегчая менструацию. Подобно тому, как движения вызывают потение всего тела, а покой обыкновенно ограничивает и задерживает пот, и подобно тому, как напряжение сил во время речи причиняет более сильное отделение слюны, частое упражнение женских половых органов во время полового акта точно также вызывает ослабление всего тела: матка становится слабее, и менструация может происходить беспрепятственно. Так, у многих женщин во время продолжительного вдовства кровь отделялась только по каплям и с трудом, после повторного замужества они снова менструировали без всяких затруднений.

Кастрированные свиньи, правда, жирнее, но это происходит от того, что у них нет внутреннего органа, который совершает месячные отправления. Человек, не имеющий ног, не может страдать подагрой, а слепой не может косить, потому что у них нет органа, в котором локализуется болезнь. Естественно, что не имеющие матки особи не испытывают тех затруднений, которые причиняются маткой, но у девушек ведь есть матка. И если они всецело воздерживаются от объятий, то можно опасаться, что деятельность матки у них прекратится.

С другой стороны, утверждают, что с воздержанием от половых сношений отпадают также муки родового акта, но против этого можно сказать, что дурные стороны воздержания все же гораздо больше, так как при этом затрудняется менструация. При воздержании такие особи становятся жирными и толстыми, потому что у них происходит постепенно накопление материала, который должен был бы пойти на месячные очищения. Таким образом, девственность в общем вредна.

Вот как оба воззрения стараются доказать свою справедливость. Мы думаем, однако, что девственность на всю жизнь благоприятна для здоровья, как я уже подробнее говорил об этом в моем сочинении о здоровье. Мы видим, что среди самок животных те, которым препятствуют совершать половые сношения, сильнее другах, и что те женщины оказывают болезням большее сопротивление, которые в силу закона или из религиозных соображений воздерживаются от половых сношений и вынуждены соблюдать целомудрие. А если при этом затрудняется менструация и женщины нередко становятся жирными и толстыми, то причина этого заключается в лени и неподвижности тела; большинство из них содержится в четырех стенах и под надзором, они лишены физических упражнений и связанного с ними физического благосостояния, и потому часто подвергаются упомянутым выше расстройствам».

Рассуждения Сорана показывают нам состояние вопроса о половом воздержании на повороте I и II столетия н.э. Мы видим, что противники и сторонники полового воздержания были уже в то время приблизительно равносильны, что, следовательно, и в среде врачей уже нашли отклик аскетические идеи философии, хотя они и обосновывались здесь главным образом гигиеническими соображениями. Сам Соран признает себя сторонником этих идей, и из нижеследующих слов, которым он заключает свое рассуждение, мы видим, что он сам считал половую жизнь неизбежным злом: «Таким образом, — говорит он, — хотя сохранение девственности на всю жизнь полезно для здоровья у обоих полов, но всеобщий закон природы, по которому оба пола должны участвовать в произведении потомства, предполагает половое смешение».

В более позднюю древнюю эпоху широко распространено было воззрение, что половая жизнь представляет нечто нечистое, греховное, почти противное природе. Последствием такого взгляда были два весьма важных явления, которые с тех пор не перестают обнаруживать самое пагубное господство в отношениях полов. Мы говорим о половом лицемерии, с одной стороны, и о презрении к женщинам, или мизогинии, — с другой. Оба эти психополовые явления тесно связаны с проституцией, развитию которой они чрезвычайно способствуют и, в свою очередь, сами усиливаются под ее влиянием. Если половая жизнь объявляется чем-то нечистым, а женщина, воплощение полового начала, воспринимается как нечто менее ценное и низменное, то ничего нет удивительного, что та же самая женщина является в проституции простым объектом чувственных вожделений, средством для достижения цели, что проституция на этой почве дает рос кошные ростки, что ее защищают даже умнейшие из мужчин и что она, в свою очередь, постоянно поддерживает презрение к женщине.

В то время как первоначально половая жизнь играла в жизни древних значительную роль и находила себе открытое и честное выражение в языке греков и римлян — что сказывается в богатой эротической терминологии, — позже на сцену выступает половое лицемерие, которое не только не позволяет называть эти вещи своим именем, а в самых безобидных словах и в невинной игре слов подозревает нечто нечистое, но и вообще дает себя знать в жизни на каждом шагу.

Что касается первого пункта, то есть полового лицемерия, то уже Ф.Риттер прекрасно объяснил его происхождение в языке тем, что он «придает объектам вожделения более высокое значение». В словах здесь видели гораздо больше нечистого, грязного, чем при прежнем свободном, наивном отношении к половой жизни.

Дошли до того, что неприличный смысл придавали даже тем словам и словосочетаниям, которые не содержали никаких половых понятий и только по созвучию напоминали неприличное слово. Лицемерие, заставлявшее скрывать все естественно, особенно резко выступало у римлян, даже в научных и медицинских книгах. Так, например, у Цельса* не заключающие в себе ничего неприличного чисто медицинские названия гениталий отвергаются как запрещенные в научном языке. Впрочем, Цельс принадлежал к многочисленной уже в древности категории людей, выслеживающих и улавливающих всюду неприличное. Квинтиллион (ок.35 — ок.96) сообщает, что даже в безобидных словах Вергилия о море — «Пучина морская пухнуть, волнуясь, начнет» («Георгики». Кн.1)— он подозревал нечто неприличное.

Такое «улавливание» неприличия уже и тогда дало своеобразные ростки — римляне являются в этом отношении англичанами древности. У них были, например, запрещены некоторые слова только потому, что у более древних авторов они встречались в известном эротическом смысле. Квинтиллион говорит: «Вина лежит здесь не на писателе, а на читателе. Тем не менее, нужно избегать таких слов, так как наши нравы испортили честные слова, и мы должны уступить дорогу победоносному пороку».

Цельс Авл Корнелий (1 в. до н.э.) — автор древнеримского энциклопедического трактата.

Дурной славой моралистов, проповедующих воду и пьющих вино, пользовались философы. Лукиан говорит о них в «Икаромениппосе»: «Они прикрываются величественным именем добредетели, подымают кверху брови и волочат за собой длинные бороды, чтобы аффектированной внешностью скрыть свои отвратительные нравы. Ученикам они проповедуют сдержанность и умеренность, а когда остаются одни — если бы только знали, сколько они едят и какому предаются половому разврату! Как много я знаю позорного и отвратительного о них и их ночных похождениях — о них, которые днем выглядят такими серьезными, мужественными и важными и которым так поклоняется невежественная толпа». В десятой беседе гетер Лукиана описан киник Аристенет, мрачная фигура с длинной козлиной бородой, который произносит добродетельные речи и предостерегает своих молодых учеников от сношений с гетерами, потому что он закоренелый педераст и хочет сохранить наиболее красивых юношей для самого себя.

Сенека говорит о большинстве философов, что они проповедуют свой собственный позор. Когда слышишь их громовые речи, невольно думаешь, что они делают признания относительно самих себя

Еще более, чем половое лицемерие, развитию проституции способствовала мизогиния, женоненавистничество. Она представляет, главным образом, продукт греческой культуры и связана с полным исключением женщин из общественной жизни, которое может быть доказано уже во время Гомера, и с уже очень рано распространенным взглядом, что природа женщины сама по себе есть зло. Наиболее старым литературным памятником женоненавистничества является знаменитое стихотворение Семонида Аморгского (VII в. до н.э.) о женщинах, в котором он сравнивает их с различными животными и приписывает женщинам все слабости и пороки этих животных.

В классическую эпоху наиболее значительным литературным памятником презрения к женщине является «Ипполит» Еврипида, особенно большая речь главного героя:

О, Зевс! Зачем ты создавал жену?

И это зло с его фальшивым блеском Лучам небес позволил обливать?

Иль для того, чтоб род людской продолжить,

Ты обойтись без женщины не мог?

Иль из своих за медь и злато храмов Иль серебро не мог бы сыновей Ты продавать, чего который стоит,

Освободив жилища нам от жен?

Что жены зло, мне доказать нетрудно.

Родной отец за дочерью, ее

Взлелеявши, чужому человеку

Приданое дает — освободи

Его от дочки только...

(Пер. И.Анненского)

Римлянам такое неуважение к женщине первоначально было чуждо, однако под влиянием греческой литературы и философии мизогиния, как всепожирающий яд, и здесь постепенно пропитала общество, заразив, в конце концов, и новое христианское учение.

Античный взгляд на проституцию, как мы уже неоднократно указывали, теснейшим образом связан с несвободным положением женщины и с мизогинией. От Солона до Августина* мы видим мыслителей и поэтов, философов и теологов, людей чистого и благородного образа мыслей, защищавших необходимость проституции; в их числе мы находим таких людей, как Катон и Цицерон, и видим, что даже стоики оправдывают проституцию и сутенерство. Олигархи, абсолютные государи и политические деятели покровительствовали проституции, веря, что она служит безобидным клапаном для мужских страстей и что таким образом можно отвлечь мужчин от политической деятельности — рецепт, который и теперь еще применяется в некоторых государствах**.

Благородных и просвещенных людей, которые бы высказывались против всякого рода проституции, в древности было очень мало. В то время как старейшие греческие стоики были даже, как мы видели, горячими защитниками необходимости проституции, возникшее в Риме течение стоической философии придерживалось противоположной точки зрения и отвергало проституцию как нечто абсолютно безнравственное.

Поистине глубокое и достойное удивления понимание связи между унижением женщины и проституцией, понимание недостаточности всякого государственного урегулирования и всякой терпимости к профессиональному разврату, а также гибельного влияния легализации разврата на общественную жизнь мы находим у Дио Хризостома из Прузы, ритора первого христианского века. Он первый убежденный аболиционист***, доказав-

Августин Блаженный (354—430) — христианский теолог и церковный деятель.

У Алкифрона гетера Таис пишет Эвтидемосу: «Кто имеет сношения с девушкой, тот не мечтает о том, чтобы сделаться тираном, и не вызывает беспорядков. Напротив, он уже с раннего утра отдается бокалу, в 3 или в 4 часу он уже пьян и настроен вообще мирно».

ший ничтожество античного воззрения на проституцию со всеми ее практическими последствиями (публичные дома, регламентация).

«О содержателях проституток и проституции нельзя говорить безразлично. Нужно вполне определенно и решительно объявить, что никто, ни богатый, ни бедный, не имеет права заниматься этой профессией. Нет! Разрешать или регулировать законодательным путем такую профессию не должен ни один властитель, ни один законодатель. Очень важно позаботиться о том, чтобы на преступное злоупотребление телом презренных людей и рабов не смотрели спокойно и равнодушно, прежде всего по той причине, что божественный Творец создал всякое человеческое существо достойным уважения и равноправия, каждый носит в себе признаки, указывающие, что он по справедливости достоин уважения и имеет способность понимать, что нравственно и что безнравственно; а также во внимание к тому, что разросшейся благодаря снисхождению наглости трудно положить предел, который она не осмелилась бы перейти под влиянием страха. Путем привычного практикования дозволенных вещей наглость превращается в не поддающуюся обузданию силу и власть, и впредь ничто не остается не затронутым ею.

Прежде всего, следовательно, нужно иметь в виду, что открыто ведущийся во всем мире, безмерно постыдный и не встречающий препятствия разврат с презренными существами служит не последней причиной тайного и скрываемого греха с женщинами и мальчиками из уважаемых семейств. На такие вещи нахально и слишком легко решаются, если стыд публично попирается ногами, а вовсе это не охраняет и не удерживает людей от таких поступков, как думают некоторые. Здесь уместно было бы сказать: «О вы, мудрые законодатели и начальники, вы, допустившие такие вещи с самого начала, как если бы вы нашли чудодейственное средство размножения для ваших городов. Смотрите же, чтобы эти открытые дома не раскрыли вам также дверей запертых жилищ и их внутренних покоев и не сделались причиной того, что люди, которые теперь открыто предаются разврату там, на улице, с небольшими затратами, не проникли бы за большие деньги и богатые подарки и к свободнорожденным и знатным женщинам, не довольствуясь больше тем, что легко купить и что разрешено, а стремясь, несмотря на опасности и большие расходы, к запрещенному. Не будет ли здесь часто происходить, как в древних сагах — когда люди подражают

Аболиционизм — общественное движение, добивающееся ликвидации какого-либо закона. В данном случае речь идет о борьбе против вмешательства государства в регламентацию проституции.

прославленным любовным похождениям богов, когда золото обильным дождем льется через крыши и когда серебро сыплется в изобилии не только девушкам, но и матерям, кормилицам и дворецким, а прекрасные подарки в большом количестве проходят частью тайно через крышу, частью же открыто на самое ложе?»

Эти рассуждения об этической и социальной опасности регламентации и государственной легализации проституции представляют нечто единственное в своем роде из всего, что сохранилось из древних времен. Прежде всего замечательно здесь признание, что государственное урегулирование проституции не только не защищает честных женщин от посягательств мужчин, но, напротив, постепенно унижает и понижает нравственный уровень и этих женщин; что открытая проституция отнюдь не препятствует существованию тайной, но способствует ее развитию и благоприятствует даже ее проникновению в знатные, лучшие круги общества.

Так как большинство законодателей и мыслителей древности не поняли ядра полового вопроса — значения половой жизни для индивидуальности и для индивидуального развития обоих полов, — а их внимание направлено было главным образом на потомство, при полном неуважении к женщине, то вопрос, который мы называем теперь «половым», имел значение только для мужчин. Таким образом, проституция должна была сделаться необходимой составной частью античной половой морали. Она считалась неизбежной, и над ней не ломали больше головы. Все, что сделано в древности для половой реформы в теории и на практике, заключено в тесные пределы тех взглядов на половые отношения, которые вытекают из односторонней патриархальной точки зрения.

В заключение сделаем краткий обзор тех идей и той точки зрения, которые создала древняя эпоха в отношении половых реформ, и укажем известные практические меры в этой области.

Центральный пункт полового вопроса составлял в древности вопрос о потомстве, о так называемом евгенизме, то есть о рождении красивых и здоровых детей. Брак всецело был построен на этом фундаменте, а потому его индивидуальный, нравственный характер подчинялся правовой норме. В некоторых греческих государствах покровительствовали рождению детей путем законодательных мер против холостяков, на что указывает, между прочим, и Платон в своем «Пире». Строже всего проводились эти меры в Спарте и на Крите, где государство вообще без стеснений вмешивалось в половые отношения отдельных лиц и всецело подчиняло их требованиям произведения на свет хорошего потомства. Так, спартанский законода тель Ликург (IX-VIII вв. до н.э.) считал необходимым, чтобы у достойных мужчин существовала общность детей и общность произведения их на свет.

«Пожилому мужчине, имевшему молодую жену, разрешалось привести к ней бодрого, молодого мужчину, который ему нравился и которого он считал дельным, и считать затем рожденного из его благородного семени ребенка своим. С другой стороны, честный мужчина имел право, если он ценил жену другого за ее плодовитость и добродетель, просить разрешения у мужа иметь сношения с его женой и родить на свет хороших детей, которые были бы в братском родстве с другими хорошими детьми. Дело в том, что Ликург, во-первых, придерживался того мнения, что дети составляют собственность не отцов, а государства, и желал, чтобы они рождались только от лучших граждан. Затем, он нашел среди предписаний других законодателей по этому вопросу много нецелесообразного: сук и кобыл случают только с лучшими псами и жеребцами и стараются добыть на то разрешение владельцев деньгами и хорошими словами; женщин же, напротив, охраняют в запертых помещениях и предлагают им, чтобы они рожали детей от своих мужей, как бы те ни были глупы, стары и хворы. Как будто плохие дети не составляют прежде всего мучения для тех, кому они принадлежат и кто их воспитывает, а хорошие дети, напротив, не составляют радости и счастья своих родителей.» (Плутарх. «Ликург»).

Среди прочего, Ликург издал и законы относительно времени вступления в брак для молодых людей и девушек, причем принималась во внимание их физическая и духовная зрелость; затем, запрещалось давать приданое (даже богатым девушкам), чтобы на них женились только ради их личных преимуществ, и, наконец, изданы были предписания относительно времени и частоты половых сношений.

Аналогичные постановления существовали и на Крите.

Позднейшие дискуссии о половой реформе, начавшиеся в исходе V столетия, также вращаются почти исключительно вокруг вопроса о создании расы, хотя такой мыслитель, как Демокрит (ок.470 или 460 до н.э. — ?), уже в то время высказался против этой точки зрения, имеющей в виду лишь потомство, и подчеркнул интересы индивидуума.

Только во внимание к тому, чтобы достигнуть возможно крепкого и благородного потомства, Платон развил в своем «Государстве» идею общности жен, которая нам так чужда в настоящее время, но для древних не имела ничего отталкивающего. Мы приведем здесь изложение знаменитой половой реформы Платона, наглядно показывающее полное неуважение Платона и недостаточное признание им важного значения половой жизни для индивидуума, а также его веру в право государства вмешиваться в эти дела. Платон желал бы, чтобы государство всецело руководило произведением на свет граждан. Это типично для образа мыслей античного человека, и в этом коренится отличие его от человека современного, для которого решающим моментом является, наоборот, индивидуальное значение половой жизни, как она проявляется в индивидуальной любви.

Платон в «Государстве» влагает в уста Сократа следующее рассуждение: «За этим и другими прежними законами идет, думаю, следующий. Все эти женщины должны быть общими всем этим мужчинам, ни одна не должна жить частно ни с одним; общими должны быть и дети, так, чтобы и дитя не знало своего родителя, и родитель — своего дитяти. Ты в качестве законодателя, как избрал мужчин, так изберешь и женщин, и раздашь их, сколько можно будет, по способностям, а они, имея общие жилища и общий стол и не владея часто никакою собственностью, будут вместе и, смешиваясь между собой, как в гимназиях, так и в других условиях воспитания, самою необходимостью повлекутся к взаимному совокуплению. Надобно, чтобы отличные (мужчины) соединялись большей частью с отличными (женщинами), а худшие, напротив, с худшими, и чтобы первые из них воспитывали детей, а последние — нет, если стадо имеет быть самым превосходным.

Должны быть учреждены празднества, на которые мы соберем невест да женихов и на которых будут совершаемы жертвоприношения, а наши поэты постараются воспевать приличные тогдашним бракам гимны. Количество же браков нужно возложить на правителей, чтобы они, имея в виду войны, болезни и все такое, позаботились припасти нужное число мужчин, и чтобы, таким образом, государство у нас было, по возможности, и не велико, и не мало. (А тем молодым людям, которые на войне или вообще отличились чем бы то ни было, наряду с другими наградами, следует также разрешить более частые сношения с женщинами, чтобы под этим предлогом дать возможность родиться от них как можно большему числу детей). Рождающихся детей должны брать поставленные над этим власти, состоящие либо из мужчин, либо из женщин, либо из тех и других. Взяв детей от добрых, они будут относить их, думаю, в огражденное место, к некоторым кормилицам, живущим отдельно, в известной части города; а детей от худых и вообще всех, родившихся с телесными недостатками, станут скрывать в тайном и неизвестном месте. Они позаботятся также и о пище, приводя в огражденное место матерей, когда набрякнут у них груди (причем употребят все искусство, чтобы ни одна из них не узнала своего дитяти), и доставляя других, имеющих молоко, ес ли у матери будет недостаточно. Пусть пекутся и о самих этих питательницах, чтобы они воздаивали детей умеренно, вовремя.»

Эти предложения, которые Эдуард Целлер называет «уничижением брака до политико-экономического выращивания людей», были возможны только потому, что у греков не было ни собственно семейной жизни, ни любви между супругами. Кроме идеи евгенизма, Платон, предлагая общность жен и детей и коммунальный брак, имел в виду еще и другую точку зрения: с уничтожением отношений родителей к детям все люди приблизительно одного возраста должны были считаться в новом государстве братьями и сестрами, и широкие родственные отношения должны были занять место действительного, но узкого родства, что должно было, в свою очередь, привести к высшей мере органического единства и тесной связи в обществе.

В последнем своем сочинении, в «Законах», Платон, по- видимому, отказался от идеи общности жен и сношений многих мужчин со многими женщинами. В восьмой книге «Законов» он не только рекомендует относительное половое воздержание, «чтобы по возможности меньше упражнять силу сладострастия и стараться отвлечь телесными упражнениями все, чем она питается, в другие части тела», но предлагает также законодательные меры, чтобы «из людей благородного и свободного происхождения никто не смел прикасаться к другой женщине, кроме как к своей законной жене, и осквернять свое семя путем ли разврата с наложницами и зачатия незаконных детей, или же путем неестественных отношений с мужчинами, которые совсем не могут дать потомства. Или чтобы мы, по крайней мере, совершенно искоренили позорный разврат с мальчиками, а при сношениях с женщинами соблюдали следующий похвальный закон: всякий, вступающий в сношение с другой женщиной, кроме той, которую он ввел в свой дом при обращении к богам и выполнении всех религиозных церемоний во время свадьбы, должен путем купли или другим каким-нибудь образом взять эту наложницу к себе, и если это не останется скрытым перед всем светом, как в отношении мужчины, так и в отношении женщины, он должен быть лишен всех гражданских и почетных прав, так, чтобы он действительно остался чужим в нашем государстве».

Несмотря на такое возвращение к строгой моногамии, Платон и в «Законах» единственной целью брака считает потомство.

«Муж и жена должны думать о том, чтобы по возможности родить государству самых красивых и лучших детей». А потому он и в этом сочинении рекомендует государственный надзор за рождением детей и за их родителями и возлагает эту обязанность на состоящих на государственной службе надзиратель ниц, то есть признает своего рода принудительный закон, чтобы рожать детей в цветущем возрасте, требует запрещения гетеросексуальных сношений в незрелом возрасте и всяких вообще гомосексуальных сношений. Весьма замечательно, что как средство, способствующее половому воздержанию, Платон рекомендует совместное воспитание обоих полов и совершенно свободные отношения между юношами и молодыми девушками в одежде, мало закрывающей тело и потому не возбуждающей похоти, а также гимнастику для отвлечения избытка сил.

Аналогичные рассуждения, в которых главную роль играет опять-таки принцип евгенизма, мы встречаем и у остальных философов и в философских школах.

Начиная с Гиппократа, вопросы евгенизма и расовой гигиены обстоятельно обсуждались также врачами, которые придавали половым сношениям несколько большее значение для индивидуума и для его здоровья. Однако и врачи придерживались того мнения, что «большинство браков заключается не ради сладострастия, а для получения потомства», и потому нужно обращать большее внимание на то, способна ли женщина к зачатию и к родам, а не на то, много ли у нее знаменитых предков и каково ее состояние.

С точки зрения расовой гигиены и евгенизма нужно рассматривать и своеобразный обычай, совершенно чуждый и отталкивающий для современного человека. Я говорю о столь частом в древности подкидывании или даже умерщвлении детей, а также об ограничении числа деторождений, частью путем изгнания плода, частью путем воздержания или гомосексуальных сношений.

Уже законодательство Ликурга безжалостно проводило такую расово-гигиеническую линию. Плутарх («Ликург») сообщает: «Одного желания отца воспитывать ребенка было недостаточно.

Отец должен был приносить ребенка в известное место, так называемое Леше, где собирались все старейшины общины. Они тщательно осматривали ребенка и, если он был крепок и хорошо сложен, приказывали воспитывать его и предназначали ему один из девяти тысяч жребиев; напротив, если ребенок был слаб и плохо сложен, они приказывали сейчас же спустить его в глубокую яму в Тайгетской горе. Ибо в то время думали, что человек, который уже с самого рождения обладает слабым и хворым телом, должен быть лишь бременем как для самого себя, так и для государства. По этой причине женщины купали новорожденного не в воде, а в вине, чтобы таким образом испытать состояние его здоровья: говорят, что эпилептический или вообще болезненный ребенок от вина падает в обморок или умирает, здоровые же дети, напротив, приобретают еще больше крепости и силы».

Не так сурово поступали в Древнем Риме: «Ромул сделал свой город богатым по количеству народонаселения, между прочим и благодаря своему повелению выращивать всех родившихся мальчиков и перворожденных девочек; кроме того, он приказал не умерщвлять ни одного ребенка до трех лет, за исключением калек и уродов, но и последних можно было опорочивать, лишь показав их предварительно пяти соседям и получив на то их согласие» (Дионисий из Галикарнаса).

Философы того времени решительно одобряют опорочивание детей, как, например, Платон и Аристотель. Последний говорит: «По вопросам, связанным с опорочиванием новорожденных детей и их кормлением, пусть в силе будет тот закон, что ни одного калеку-ребенка кормить не следует. Что же касается числа детей, то если установившиеся обычаи воспрещают опорочивание кого-либо из новорожденных, оно и не должно иметь места, так как количество деторождения при этом все-таки строго определено. Если у состоящих в супружеском сожительстве должен родиться ребенок сверх этого положенного числа, то следует прибегнуть к аборту, прежде чем ребенок созрел; преступлением против божеских и государственных установлений будет (совершение аборта), если зародыш уже вполне созрел».

Расово-гигиеническая идея о хороших качествах потомства настолько господствовала в древности, что вопрос о количестве детей уже само собой отходил на второй план; но, с другой стороны, у древних существовал страх перенаселения, которое для маленьких греческих городов-государств действительно было нежелательным. Опасность эта уже рано принималась во внимание на практике законодателями. Особенно должен был этого опасаться господствующий класс, получавший доходы от земельных владений. Этим объясняется, почему различные формы практического мальтузианства* нашли в то время отклик и одобрение. Мы встречаем здесь добровольную бездетность, что рекомендовали, например, Демокрит и Фалес (ок. 625 — ок.547 до н.э.), из которых Фалес остался холостым, потому что «слишком любил детей» (Плутарх. «Солон»); или в браке ограничивали рождаемость. Аристотель писал: «Право свободно рождать детей (без ограничения их числа) неизбежно повлечет за собой обеднение граждан, обеднение же подает повод к волнениям и преступлениям. Коринфянин Феидон, один из старейших законодателей, исходил из того взгляда, что число семейств и всего вообще количества народонаселения должно было бы оставать- ся постоянным, при возрастании населения, учитывая существующий порядок разделения земель, неизбежно должно увеличиваться число бедняков».

Чтобы воспрепятствовать рождению детей, предавались гомосексуальным сношениям.

Весьма распространено было изгнание плода (abactio partus, abortio), относительно допустимости которого мнения расходились уже в древности, хотя и не были так строги, как в настоящее время*. Взгляды врачей на этот вопрос излагает Соран. «Мнения относительно употребления абортивных средств расходятся. Некоторые отвергают их, ссылаясь при этом на слова Гиппократа («я никогда не буду назначать phthorion» (абортивное средство)), и доказывают, что задача врачебного искусства заключается в том, чтобы охранять и спасать произведения природы. Другие разрешают пользоваться ими с выбором: никогда — в тех случаях, если желают сделать аборт, чтобы скрыть нарушение супружеской верности или заботясь о своей красоте; и всегда — в тех случаях, когда роды грозят опасностью, потому ли, что матка слишком мала и не может завершить роды, потому ли, что в маточном зеве есть новообразования и разрывы, или же потому, что существует какое-нибудь другое препятствие для родов. Тем же требованиям отвечают и их взгляды на применение средств для предупреждения зачатия. Соглашаясь с этими последними, я считаю более правильным препятствовать зачатию, чем убивать плод».

Мальтузианство — социологическая доктрина, выдвинутая в 1798 году английским экономистом и священником Т.Р. Мальтусом (1766-1834). В работе «Опыт о законе народонаселения.» автор пытался связать противоречия в развитии общества с «необузданным размножением», якобы обуревающим человечество. Согласно сформулированному Мальтусом «естественному закону», население Земли растет в геометрической прогрессии, тогда как средства к существованию могут увеличиваться лишь в арифметической прогрессии. Единственным выходом из тупика Мальтус считал «разумное регулирование» рождаемости. Несмотря на критику отдельных положений доктрины Мальтуса, его противники должны были признать, что темпы роста народонаселения Земли непрерывно увеличиваются, тогда как сознательное ограничение рождаемости охватывает лишь часть населения, преимущественно развитых стран.

Ребенок во чреве матери еще не считался развитым существом. По Плутарху, стоики Эмпедокл, Диоген и Герофил не признают зародыш живым существом, что оспаривается Платоном. Этот вопрос рассматривает также Лисий в речи против Антигенес за произведенный ею искусственный выкидыш.

Любопытно, что Платон не считал изгнание плода непозволительным, а Аристотель прямо рекомендовал его как средство для ограничения слишком большой плодовитости и чтобы воспрепятствовать рождению детей, которые должны были бы родиться после установленного его законом периода деторождения. Римские стоики, напротив, отвергали изгнание плода по мотивам морального характера.

Отношение законодательства к изгнанию плода не было безразличным. Это доказывает судебная жалоба на производство искусственного выкидыша. В Милете даже был вынесен в таком случае смертный приговор*.

В Риме не рожденный еще ребенок не считался ни «homo», ни «infans», римляне рассматривали искусственный выкидыш не как убийство, а только как безнравственный поступок. Если изгнание плода производили незамужние женщины, то никто не обращал на это внимания; супругов же наказывали. Впоследствии применение абортивных средств было строго запрещено, и около 200 года н.э. abactio partus наказывалось изгнанием и каторжными работами в рудниках.

Изгнание плода особенно распространено было в эллинскую эпоху и во время империи. Положение вещей в эллинскую эпоху описал Полибий**. Вся Греция, по его словам, страдала бездетностью и вообще недостатком людей; люди предавались роскошной жизни и страсти к удовольствиям и не хотели вступать в брак или соглашались иметь только одного-двух детей.

В одной сатире Варрона*** сказано: «Когда-то благосостояние детьми было гордостью женщины, теперь же, если муж ее желает иметь детей, она отвечает: разве ты не знаешь, что говорит Энний**** — я скорее согласна три раза рискнуть жизнью на поле битвы, чем один раз рожать!..» Мы видим, что и в Риме довольно рано появился страх перед детьми. Об изгнании плода галантными женщинами августовской эпохи, часто со смертельным исходом, пишет Овидий, возлюбленная которого Коринна, также повинна в этом грехе. Во второй книге его «Любовных элегай» мы читаем:

Но объясните, какой вас Персей иль Ясон раздражает?

«Я вспоминаю, что во время моего пребывания в Азии одна женщина из Милета приговорена была к смерти за то, что, подкупленная побочными наследниками, она при помощи лекарств сама произвела себе выкидыш; и это справедливо, потому что она уничтожила надежду отца, память его имени, опору рода, наследника дома и будущего гражданина государства». (Цицерон)

Полибий (200 — ок. 120 до н.э.) — древнегреческий историк.

Варрон (116-27 до н.э.) — римский писатель и ученый-энциклопедист. Энний Квинт (239-169 до н.э.) — римский поэт. Что заставляет терзать вас утробу своею рукой?

В мрачных ущельях Армении тигры не столь жестоки,

И не бывает, чтоб львица пыталася вырвать свой плод,

Нежные девушки только на это могли покуситься;

И в наказанье за то порой ожидает их смерть.

(14 элегия. Пер.Я.Б.)

На профессиональное изгнание плода женщинами указывает Ювенал:

Так искусства и так лекарства вон той всемогущи,

Что бесплодными делает и за деньги в утробе

Умерщвляет людей.

(Пер.А.Фета)

Среди женщин, продававших абортивные средства или производивших выкидыш, называют повивальных бабок и проституток. К ним обращались по различным мотивам. Если не считать стремления ограничить число детей, то наиболее частыми мотивами были страх перед опасностью родоразрешения, страх, чтобы не обнаружилось нарушение супружеской верности, если ребенок был зачат вне брака, и, наконец, страх потерять свою красоту.

Несомненно чаще, чем изгнание плода, практиковалось искусственное предупреждение зачатия при помощи различных специальных средств. Соран дает их обзор, в котором мы находим предписания врачей и узнаем, как часто им приходилось назначать эти средства.

«В тех случаях, — говорит Соран, — когда полезнее воспрепятствовать зачатию, не нужно производить coitus в такое время, когда зачатие наступает легче всего, то есть непосредственно до и после менструации». Далее он рекомендует механическое удаление семени при помощи известных движений и промывания водой, замыкание маточного зева вяжущими средствами (квасцы, свинцовые белила, меккский бальзам, гальбан, гранатка, чернильные орешки) и указывает на действие известных средств на сперму («Ибо если такие средства действуют вяжущим и охлаждающим образом, то они замыкают маточный зев в момент перед сношением и препятствуют поступлению спермы в полость матки; если они к тому же действуют раздражающим образом, то не только препятствуют тому, чтобы сперма осталась в полости матки, но еще извлекают из маточной полости другую жидкость»).

К внутренним средствам, противодействующим зачатию и «способствующим менструации», Соран относится неодобрительно («по нашему мнению, исходящий от них вред довольно значителен, потому что они расстраивают желудок и воз буждают рвоту, а также вызывают тяжесть головы»), еще меньше значения он придает применявшимся против зачатия амулетам.

Последний и чрезвычайно распространенный у греков способ, при помощи которого старались противодействовать нежелательному приросту детей, заключался в подкидывании новорожденных. Законодательство в общем относилось к этим жестоким мерам совершенно равнодушно.

Вопрос об алкоголизме считается в настоящее время существенной составной частью полового вопроса, и мы находим нужным с ним бороться, особенно с целью уменьшения венерических болезней. Но в древности он привлекал к себе относительно мало внимания, хотя его тесная связь с развратом и проституцией, безусловно, была известна уже в то время. К удивлению, в древности женщины в большей степени пользовались репутацией пьяниц, чем мужчины.

В некоторых городах закон запрещал женщинам употребление вина, например, в Милете, Массилии, Локри, Риме. Селевк, законодатель города Локри, запретил даже больным употреблять чистое вино без предприсания врача. Ликург привел к свободным спартанцам пьяных илотов, чтобы показать им, как позорно опьянение, и запретил детям и женщинам до брака пять вино. Питтак, законодатель Митилена, обложил проступки пьяных двойным штрафом, потому что пьяницы сами виноваты в своем состоянии.

Студенческая жизнь и студенческие союзы, принявшие в некоторых университетах, особенно в IV веке н.э., вполне современный нам характер (например, в Афинах), связаны были с бесконечными попойками и ночными экскурсиями в бордели.

Взгляды древних на острое опьянение и алкоголизм ясно выражены в «Законах» Платона. Мы видим, что и здесь решающей является расово-гигиеническая точка зрения:

«За исключением праздника божества, давшего нам вино, пить до опьянения вообще неприлично и опасно, но всего менее это подобает делать, когда празднуешь свою свадьбу. Жениху и невесте подобает сосредоточиться в себе, потому что они собираются сделать один из важнейших шагов своей жизни. Кроме того, супруги всегда должны помнить, как важно, чтобы они предавались делу произведения детей по возможности в бодром состоянии духа: ведь совершенно неизвестно, в какой день или в какую ночь бог благословит их плодовитостью, и именно потому произведение на свет детей не должно совершаться, когда тела ослаблены от опьянения. То, что должно родиться, напротив, должно быть призвано в свет, как это подобает, твердо, уверен но и спокойно. Пьяный же шатается из стороны в сторону, тело и душа у него в замешательстве. А потому он беспомощен, мало способен к произведению на свет детей и, по всей вероятности, родит только уродливых и слабых детей, а не прямых телом и душой».

Евгенические принципы были решающими и для учреждения, заслуживающего величайшего внимания как принципиальная попытка практической половой реформы. Это — конкубинат, который приобрел большое значение как аналогичная супружеству связь, установленная законом. Считаясь с интересами потомства, древние оправдывали такие связи, подобные браку. Ни греки, ни римляне не видели в конкубинате ничего отталкивающего, а у римлян он даже был санкционирован законом, давал значительные права и представлял институт, который, несмотря на свой часто временный характер, был так же далек от проституции, как небо от земли. Он возник благодаря взгляду, что индивидуальные и социальные условия не всем разрешают вступать в брак на всю жизнь, что для многих такой брак составляет недостижимый идеал. Проницательные законодатели, как, например, император Август, уже в древности понимали связь между строгим взглядом на брак, с одной стороны, и санкционированием проституции — с другой, и считали необходимым придать известным формам внебрачных половых отношений санкцию общества и закона.

Допущение конкубината законом было само по себе прогрессом и означало разрыв с античной половой моралью. С современной точки зрения он заслуживает особенного внимания и уважения как первая, по крайней мере во время империи, систематически проведенная попытка практического разрешения полового вопроса, в смысле замещения проституции другими, более благородными и постоянными отношениями легального характера.

Благодаря фундаментальному исследованию Поля Майера, запутанные и темные условия античного, и в частности римского, конкубината теперь вполне выяснены. Наше изложение всецело опирается на данные этого произведения.

Греческий и римский конкубинат представляют две его формы, возникшие независимо друг от друга.

Во времена Гомера побочная жена, наложница, в большинстве случаев купленная за деньги военнопленная, занимала относительно видное положение. Дети ее считались признанными отцом; несмотря на рабство матери, они были свободны и уступали законным детям лишь в случае наследования при отсутствии завещания.

Аналогичное положение занимала конкубинатка и по более древнему аттическому праву. Там прямо сказано, что она занимает положение, равное положению супруги, потому что существует в семье для рождения детей. К ней применимо также понятие о нарушении супружеской верности. Но уже в IV веке до н.э. конкубинатка теряет свое равноправное с законной женой положение. Она только прислуга и так мало пользуется уважением, что господин может отдать ее на время внаймы другому за вознаграждение, то есть она может быть проституирована. Общей чертой обоих видов греческих конкубинаток было рабство. Греческая наложница была рабыней, в большинстве случаев — одной из многих у того же господина.

Совершенно противоположным было общественное положение и правовое значение древнеримской paelex. Она всегда была одна и всегда была свободна, но стояла вне религиозного и гражданского права. Дети ее следовали званию матери, то есть не имели отца. Этот старейший союз не нужно смешивать с конкубинатом позднейшего времени. Конкубинат как подобная браку связь появился лишь в последнем веке республики.

Как paelex, так и конкубинат обозначают теперь внебрачные отношения постоянного характера с женатыми или неженатыми мужчинами. Внебрачные связи эти все еще стоят вне закона.

Затем появилось знаменитое законодательство императора Августа, вероятно, наиболее решительная попытка половой реформы, виденная когда-либо человечеством. Принципиальный прогресс заключается в признании внебрачных связей с морально-правовой точки зрения; они признаются значимыми для государства, главным образом, потому, что дают потомство. Вообще, вопрос о рождении детей составляет центральный пункт всего законодательства.

Наряду с урегулированием и квалификацией брака в отношении к родству и возрасту (для мужчин от 25 до 60, для женщин от 20 до 50 лет), назначены были награды и привилегии женатым и многосемейным и наложены штрафы на холостых, но, вместе с тем, изданы были запрещения вступать в брак для некоторых классов населения, так что большое число действительных до того браков объявлено было недействительными. Поэтому изданы были предписания относительно признания законом внебрачной связи — конкубината, — легче расторжимой, однако, чем законный брак. Он был выделен из ряда других внебрачных связей и противопоставлен им как связь, не заслуживающая презрения. Социальное значение конкубината во время империи было очень велико, хотя его развитию мешало бесправие рожденных от таких связей детей.

«В языческую эпоху империи, — говорит Поль Майер, конкубинат был распространен в Римской империи во всех кругах общества, как низших, так и высших. Мы видим конкубинаток, начиная от дочерей сенаторов и кончая уличной проституткой и крестьянкой из провинции, — конкубинаток простых солдат чужеземного происхождения, вольноотпущенников, наместников провинций, даже самого императора.

До какой степени конкубинат представлял в то время общепринятую, общераспространенную связь, всего лучше видно из надписей. Считалось само собой понятным, что люди живут либо в браке, либо в конкубинате. Холостой человек, при жизни приготовляющий себе могильный памятник, оставляет вопрос открытым, найдет ли он себе здесь приют с конкубинаткой (названной на первом месте) или с женой. Конкубинат представляет всеми признанную половую связь, которой не нужно стыдиться перед обществом. Об этом свидетельствуют могильные памятники, в которых покоятся вместе останки мужчины и его конкуби- натки, нередко благодаря его распоряжению в завещании.

Конкубинатке оказывают знаки высшего почета, как принято делать лишь по отношению к законным супругам; это позволяет нам измерить всю глубину отношений — отнюдь не только чувственных, — которые часто связывали людей, живших в конкубинате. На могильных памятниках, наряду с женой и законными детьми, часто названы конкубинатка (взятая после смерти жены) и ее дети».

Само собой разумеется, что конкубинат во всякое время мог превратиться в законный брак, как это и бывало в действительности, а детей конкубинатки кровный отец мог усыновить.

Эта форма конкубината удержалась в течение всего средневековья, пользуясь более или менее благосклонным отношением со стороны христианской церкви и государства. Уже в III веке римский епископ Каллистус дал конкубинату церковную санкцию. В противоположность мимолетным внебрачным связям, собор в Толедо (400 год) разрешил конкубинат как постоянную половую связь моногамного характера. На Западе не было речи ни о светском, ни о церковном запрещении конкубината; в течение всего средневековья он оставался широко распространенной связью, терпимой церковью и рассматриваемой как неоформленный брак. Этим институтом особенно пользовалось духовенство, которому брак был запрещен.

Лишь в XVI веке церковное и светское законодательстве положило конец конкубинату и обложило его каноническими и светскими штрафами (Лютеранский собор от 1516 года, государственно-полицейский устав Аугсбурга от 1530 года и позднейшие церковные и светские запрещения). Таким образом, от носительно этого безусловно здорового и целесообразного учреждения, одобренного даже отцами церкви, папами и государями, в новейшее время замечается громадный шаг назад по сравнению с древними и средними веками. Мы отбросили это единственно хорошее учреждение древности, носившее в себе плодотворные и способные к развитию зачатки будущего, и сохранили теневые стороны античной половой морали. Нет сомнения, что всякая современная половая реформа, которая серьезно захочет бороться с проституцией, вынуждена будет создать такие же подобные браку связи с юридическими правами, развив их далее, придав им более современный характер и вдохнув в них дух новой половой этики.

Все описанные выше стремления и идеи древности, направленные против проституции, не могли привести к решительной половой реформе не только потому, что не были систематически связаны между собой и однородны, но и потому еще, что выросли на старой почве двойственной морали, различной для мужчины и женщины, предпосылкой которой является рабство и систематическое угнетение женщины. Лишь благодаря постепенному освобождению женщины в течение новейшего времени и участию ее в общественной жизни мы приобрели основу для нового и успешного пересмотра отмирающей, но все еще официально признанной половой морали древности, типичной морали рабских государств. Такой тонкий знаток современной жизни, как Эдуард Бернштейн, считает этот пересмотр неизбежным. По его мнению, уже зарождается новое право полов и новое право половой жизни, соответственно изменившимся условиям социальной жизни.

<< | >>
Источник: Иоганн Блох. История проституции. 1994

Еще по теме ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПОЛОВОЙ ВОПРОС В ДРЕВНОСТИ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ И БОРЬБЫ С ПРОСТИТУЦИЕЙ:

  1. ГЛАВА ВТОРАЯ ПЕРВИЧНЫЕ КОРНИ ПРОСТИТУЦИИ
  2. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПОЛОВОЙ ВОПРОС В ДРЕВНОСТИ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ И БОРЬБЫ С ПРОСТИТУЦИЕЙ
- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историография, источниковедение и методы исторических исследований - Историческая литература - Историческое краеведение - История Австралии - История библиотечного дела - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История мировых цивилизаций - История наук - История науки и техники - История первобытного общества - История религии - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -