3. Начало II русской революции . Февраль 1917 г.

Было бы наивно думать, что уж теперь-то эти проблемы будут научно-объективно решены сразу. Однако на «фронте»

историографии Февраля 1917 г. происходят позитивные изменения. Так, еще в 1990 году в Московском университете была проведена Всесоюзная конференция по проблеме «История Февральской революции: в поисках новых подходов», в которой участвовали видные ученые-специалисты по этой проблеме.

Февральская революция подвела черту под многовековой историей российской монархии, свергла самодержавие и весь олицетворяемый им строй. Впервые в истории России на смену царскому режиму пришел демократический строй, по тем временам самый передовой в мире. «Россия, - писал В.И. Ленин в апреле 1917 года, - сейчас самая свободная страна в мире из всех воюющих стран», с отсутствием насилия над населением и максимумом легальности.

Однако Февральской революции в советской историографии уделялось значительно меньше внимания, нежели победившей через восемь месяцев Октябрьской. Обычно изучение шло на сопос-тавлении двух революций с предпочтением Октября Февралю. Причем советские историки в массе своей приуменьшали значение Февраля и гипертрофировали, иконизировали, обожествляли Октябрь 1917 года. Февралю отводилось скромное место «пролога Октября», а в сталинском кратком курсе «Истории ВКП(б)» Февральскую революцию лишили своего самостоятельного места и пристегнули к первой мировой войне. Западные же историки, как правило, провозглашали Фев-ральскую революцию «славной», «общенародной», а Октябрьскую революцию - большевистским заговором, путчем, переворотом, организованным.

Нет возможности подробнее останавливаться на многих научных и популярных работах о Февральской революции, тем не менее некоторые из них следует назвать. Так, незаслуженно была раскритикована уже в послесталинские времена (конец 60- х годов) двухтомная монография Э.Н. Бурджалова «Вторая русская революция». Он представил Февральскую революцию как могучее народное движение, возглавляемое рабочим классом, как движение, в котором большевики действовали совместно с другими революционными партиями и организациями. И ныне эта

книга одна из лучших, а в то время она сыграла роль первопроходца в подлинно научном исследовании истории Февраля. И уж совсем вызвала административные меры со стороны бывшего отдела науки ЦК КПСС попытка ряда ученых-историков во главе с П.В. Волобуе- вым (позднее академиком) показать роль стихийного фактора, спонтанный характер событий, сложный состав классовых сил - участников Февральской революции, стремление ввести элементы исторической правды в освещение политики большевистской партии. Этих историков обвинили в ревизионизме, в отступничестве от ленинизма. Лишь во второй половине 80-х годов XX в. такие авторы, как А.Я. Аврех, П.В. Волобуев, Г.З. Иоффе, В.Т. Логинов, В.И. Старцев, Е.Д. Черменский и другие, в юбилейных публикациях (к 70 и 75-летию Февраля и Октября) смогли воздать должное Февральской революции и ее творцам.

На вопрос о неизбежности или случайности Февральской революции лучше всего ответить при рассмотрении ее в сопоставлении с задачами и итогами революции 1905-1907 гг.

В межреволюционный период с 1907 по 1917 года самодержавие пыталось по-новому решить завещанные первой революцией и навязанные всем ходом экономического развития задачи. Однако, не помогли ему в этом ни административно-карательные расправы над участниками революции, ни думско- парламентский бонапартизм, ни смелая и многообещающая столыпинская аграрная и правовые реформы. Не помогло и участие России в начавшейся первой мировой войне отвлечь общество от острых социальных проблем и конфликтов, остановить и преодолеть назревавший кризис на почве незавершенных буржуазно-демократических задач, не решенных первой русской революцией.

По-прежнему не был решен вечный аграрный вопрос, по- прежнему самодержавие оставалось в лучшем случае полуконституционным при сохранении полицейского режима и бюрократии.

Вторая революция наступала неотвратимо. Прав был мень-шевистский историк Н.Н. Суханов, писавший о ней, как «о неиз-

бежной революции, мчавшейся к нам на всех парах».

Между тем, отечественный историк и публицист Г.З. Иоффе в 1992 году так сформулировал ответ на вопрос о неизбежности Февральской революции: «Прошлое не несло в себе неотвратимости той социальной катастрофы, которая, начавшись в феврале 1917 года, кажется не исчерпала всех своих последствий и по сей день». Более того, он считал, что царские власти и военное командование Петрограда могли бы, будь они более энергичными и оперативными, локализовать и прекратить начавшиеся революционные выступления в столице в последние дни февраля 1917 г. И уж совсем сенсационно прозвучало выс-тупление этого историка в апреле 1992 г. на встрече за «круглым столом», посвященной обсуждению основных проблем истории гражданской войны в России. Он, пытаясь умалить роль и значение мощного спонтанного социального взрыва в свержении самодержавия, произнес такую инновацию: «Нам надо пересмотреть наши канонические представления о том, что самодержавие было свергнуто вооруженным путем уже 27 февраля 1917 года. Это не день победы Февральской революции. 26 февраля восстание в Петрограде пошло на спад, а Николай II начал борьбу с революцией только 28 февраля. И власть он уступил в результате давления группы думских деятелей, поддержанных верхушкой командования русской армии».

Возникает вопрос, почему же это давление «небольшой группы думских деятелей и, поддержавших ее, верхушки командования» не привело к отречению Николая II от престола летом 1915 года, когда русская армия понесла крупнейшее поражение и оставила врагу 16 российских западных губерний, когда царский Совет министров в большинстве своем в знак несогласия с царем, решившимся стать верховным главнокомандующим, ушел в отставку, а вместо небольшой группы думских деятелей в 12 человек в 1917 году функционировала в 1915 году вся Дума в составе 442 человек? Ответ простой: тогда, в 1915 г., уже были условия для оказания давления думцев на Николая II, но еще не созрели условия для революционного взрыва, как это было в феврале 1917 года.

Г.З.

лично не видит, а потому «буквально для всех она (революция) была неожиданной». Так и хочется сходу возразить автору этой версии. Неожиданным и ошеломляющим был сам февральский взрыв, как неожиданным для людей бывает извержение вулкана или землетрясение. Однако никто, не говоря уже о сейсмологах, не считает эту неожиданность простой случайностью. Даже школьники старших классов знают о глубинных, подспудных процессах, протекающих в толще земной коры, приводящих к вулканическим извержениям и землетрясениям. Видимо, не столь неожиданным оказался революционный «февральский взрыв», сколь недостаточно прозорливы ока-зались социальные сейсмологи.

Даже первое буржуазное Временное правительство в своем «Обращении к Гражданам Российского Государства» 6 марта 1917 года заявило: «Свершилось великое. Могучим порывом русского народа свергнут старый порядок. Родилась новая свободная Россия Великий переворот завершает долгие годы борьбы... В течение девяти долгих лет у народа отнимались, пядь за пядью, все завоеванные им права. Страна опять ввергнута была в пучину произвола и самовластия. Все попытки вразумить власть оказывались тщетными и великая мировая борьба, в которую Родина наша была вовлечена врагом, застала ее в состоянии морального распада власти, необъе- диненной с народом, безучастной к судьбам России погрязшей в позоре порока. Ни геройские усилия армии, изнывавшей под тяжестью жестокой внутренней разрухи, ни призывы народного представитель-ства, объединившегося перед лицом национальной опасности (речь идет о «Прогрессивном блоке» в IV Думе - П.Н.) не были в силах направить бывшего императора и его правительство на путь единения с народом.

И когда Россия противозаконными и пагубными действиями ее правителей поставлена была перед величайшими бедствиями, народ должен был сам взять власть в свои руки.

В западной историографии есть совсем другие ответы на вопрос о причинах Февральской революции.

Он осуждает революцию как преступную глупость, как попытку совершить мгновенное переустройство общества в соответствии с абстрактными принципами. Для Пайпса дело сводится к тому, чтобы найти виновников, потому что «российскую революцию не совершили силы природы, ни анонимные массы, но вполне определенные люди, руководствующиеся собственными интересами». Однако сводить все к субъективному фактору, как это делает Пайпс, нельзя. Современные отечественные, да и многие западные историки считают, что Февральская революция явилась закономерным следствием длительной неспособности или нежелания самодержавной власти осуществить радикальные реформы, обеспечивавшие эволюционное преобразование социально-экономического и политического строя России. И вот тогда сами рабочие, солдаты и крестьяне по-своему, по-революционному решили эту проблему в 1917 году.

Обратимся к следующему вопросу - о влиянии первой мировой войны на время начала революции. С одной стороны, начало войны замедлило, более того, резко приостановило «девятый вал» освободительного и рабочего движения и этим задержала наступление революции. С другой стороны, длившаяся к февралю 1917 года более 30 месяцев неудачная и разорительная война так обострила все социально-экономические и политические противоречия внутри страны, что стихийный процесс масс с неимоверной быстротой и силой охватил рабочих, крестьян, солдат и частично буржуазию России, сотворивших Февральскую революцию. Война основательно приблизила революцию.

Наиболее ощутимыми проявлениями войны, приближавшими революцию, можно назвать такие: усиление и углубление кризиса общественного и государственного строя России; неспособность полицейско-бюрократической власти мобилизовать громадные ресурсы для успешного ведения войны; развал (под тяжестью военных поражений и хозяйственной разрухи) союза ре-акционного поместного дворянства и крупной буржуазии, служившего целое десятилетие (1907-1917 гг.) привычной опорой монархической власти; уход в оппозицию к царизму русской буржуазии и части дворянства, недовольных военными поражения-

ми, и нарастание революционного движения.

В российском пролетариате так же зрело недовольство антирабочими, антизабастовочными мероприятиями правительства и промышленников, запретами профсоюзов, рабочей печати и попытками милитаризации труда, предпринятыми в военные годы. Мировая война лишь временно прервала массовое рабочие движение, фактически подводившее страну в июне 1914 года к новому революционному рубежу. С осени 1915 года под воздействием ухудшегося экономического и политического положения, неуклонно нарастает рабочее движение, а к концу 1916 года оно играет ведущую роль в возникновении революционной ситуации в стране. Все это и многое другое, связанное с тяготами войны, дает нам основание утверждать, что неудачное участие России в изнуряющей войне приближало революцию, т.е. без первой мировой войны не было бы Февраля 1917 года.

Говоря о событиях первой мировой войны, не стоит преувеличивать роль и результаты большевистской антивоенной агитации и работы в тылу врага и на фронте под лозунгом превращения мировой войны в гражданскую войну против самодержавия. Такая деятельность в условиях военного времени была крайне усложнена и опасна, да и численность большевиков резко сокра-тилась: с 40 тыс. в 1913 году до 24 тыс. к февралю 1917 года.

Ответ на вопрос: кто стоял во главе Февральской революции - буржуазия или пролетариат - в историографии решается далеко не однозначно. Все зависит от того, кто отвечает: историк-большевик-ленинец или меньшевик-плехановец, мартовед или кадет, октябрист-монархист и т. д.

Длительное время в советской историографии без достаточных оснований утверждалось, что ведущая, руководящая роль в Февральской революции принадлежала большевистской партии,

поднявшей на свержение самодержавия рабочий класс и крестьян, переодетых в солдатские шинели. Одновременно приуменьшалось роль эсеров, меньшевиков, буржуазных партий (кадетов, прогрессистов, октябристов и др.), а также в известной степени игнорировался тот факт, что в революции был велик элемент стихийности. Ныне же кое-кто из историков, но особенно некоторые из публицистов, готовы утверждать и доказывать прямо противоположное, преувеличивают антисамодержавную деятельность буржуазных партий и Госу - дарственной думы. В их числе московский историк Г.З. Иоффе. В ответах на вопросы журнала «Родина» (№4. 1992) о сущности Февральской революции он заявил: «Сколько бы ни было значительным так называемое «массовое движение», сколько бы ни был неожиданным «пролетарско-солдатский» взрыв в Петрограде, без давления либерально-демократической оппозиции накануне и в ходе самих февральских событий ничего бы не произошло. Мне кажется, Милюков, сразу после Февраля утверждавший, что его исход решила Государственная дума..., был прав».

Однако тот же историк немногим более года назад утверждал прямо противоположное. (См. журнал «Вопросы истории КПСС» № 11 за 1990 год, стр. 59).Так в каком же случае Г.З. Иоффе прав?

Более объективным, на наш взгляд, будет такой ответ. Февральская революция была революцией рабочих, солдат и частично буржуазии. Февральская революция - это полустихийный, а в ряде случаев и просто стихийный, глубинно-народный, проле- тарско-солдатский спонтанный «взрыв», подготовленный всем ходом предшествующего революционного и общедемократического движения.

Особо важная роль в этой революции принадлежит петроградским рабочим, сумевшим выстоять перед натиском военно- полицейского произвола в России в годы политической реакции и империалистической войны и стать, по выражению Г. В. Плеханова, тем динамитом, который взорвал самодержавие. А о роли солдат петроградского гарнизона наиболее точно написал известный ученый профессор, член кадетской партии М.И. Туган- Барановский 10 марта 1917 года: «Русский трон опрокинули 27

февраля гвардейские полки, которые пришли без своих офицеров, и во главе их стояли не генералы, а толпы рабочих, которые начали восстание и увлекли за собой солдат».

Таким образом. Февральская революция не была революцией, свершенной по команде сверху, а развивалась снизу благодаря усилиям и большевиков, и меньшевиков, и эсеров, и кадетов. Поэтому и трудно назвать персонально вождей, руководителей долгожданного и неожиданного Февраля 1917 года. Тем не менее необходимо отказаться от изображения Февральской революции как безликого процесса. Пора дать исторические характеристики основных партий и их лидеров, что и делается ныне историками и публицистами.

Подчеркивая действительно решающую роль пролетариата и крестьян, солдат, их политических партий накануне и в ходе самой революции, необоснованно замалчивать, игнорировать значимый вклад в освободительное движение либеральной оппозиции, российской буржуазии, особенно в предреволюционный период с 1915 по 1917 год. Объективно этот вклад сказался (через деятельность в Государственной думе, военно-промышленных комитетах. Всероссийские союзы земств и городов, через разоблачение в печати и т. п.) в ослаблении царского режима, в изоляции правящей царской камарильи от общества. Непременно следует по достоинству оценить позицию армейских верхов, генералитета и офицерства, т.к. в решающий момент царь остался без привычной военной опоры. Но также сильным ускорителем социального «взрыва» в феврале 1917 года стал сам Николай II и его ближайшее окружение, отвергавшие всякие предложения либерально-буржуазной оппозиции и высших военных чинов о необходимости конституционных уступок. В правительственном лагере брали верх крайне правые, представлявшие крепостников-помещиков. Они предлагали установить режим военной диктатуры и распустить IV Думу. Царь, предчувствуя приближение катастрофы, разделял такие предложения, но в то же время не мог игнорировать мнение умеренной части своего окружения, настаивавшего на уступке либеральной буржуазии, вплоть до дарования ответственного перед Думой правительства.

Николай Романов был твердо убежден, что «с первым днем конституции начнется конец единодержавия», а «конец самодержавия есть конец России».

Непросто ответить на вопрос, почему после Февральской революции в России не сложилось буржуазно-демократическое государство. Ныне некоторые публицисты, да и историки просто отвечают: помешали экстремисты-большевики, захватившие власть в октябре 1917, а в январе 1918 года разогнавшие Всероссийское Учредительное собрание, призванное решить вопрос о власти, земле, мире и национальные проблемы.

Как бы предвидя подобные обвинения, еще а 1920 году В.И. Ленин на первом Всероссийском съезде трудовых казаков, обращаясь к лидерам меньшевиков и эсеров, спрашивал: «Но разве вы, господа эсеры и меньшевики, не имели восемь месяцев для вашего опыта? Разве с февраля до октября 1917 года вы не были у власти вместе с Керенским, когда вам помогали все кадеты, вся Антанта, все самые богатые страны мира? Тогда вашей программой было социальное преобразование без гражданской войны. Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему же вы этого не сделали? Потому что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием. Потому, что нельзя сговориться с капиталистами и мирно их себе подчинить, особенно после четырехлетней империалистической войны».

Разные суждения высказывали и продолжают высказывать историки по поводу того, почему тогда в России не утвердились буржуазию- демократические порядки. Для примера приведем некоторые из них:

Буржуазия как класс не желала этого, боясь, что реальная власть в руках народа заведет революцию дальше, чем буржуазии представлялось возможным.

«Демократические партии-меньшевики и эсеры... страдали властебоязнью... »

«Российская буржуазия, ее либеральные круги, интеллигенция не имели демократических тенденций, не умели маневри-

ровать, у них не было никакого опыта социальных компромиссов...»

4) «Временное буржуазное правительство, как законный преемник власти, полученной через думу от царя, с первых же часов своего функционирования и не помышляло о радикальных демократических преобразованиях в стране, что и подтверждала вся его последующая политика».

Прав оказался последний русский император, не раз говоривший, что либеральные деятели «не знают России», поэтому, придя к власти, не сумеют удержать ее, что грозит развалом и анархией.

Этот развал и анархия не заставили себя долго ждать. Уже к осени 1917 года Россия фактически лежала в руинах: продукция фабрич-но-заводской промышленности сократилась более чем на 1/3 по сравнению с 1916 годом, упала добыча угля и нефти, почти в полное расстройство пришли железнодорожный транспорт и финансы. Крестьяне отказались продавать хлеб по. твердым ценам, хлебный паек в Петрограде и Москве сократился до 200 граммов на человека в день, пышным цветом расцвела спекуляция, росла безработица. Многие ожидания от Февральской революции не оправдались. Временное правительство, по-прежнему коалиционное, составленное из лидеров кадетов, меньшевиков и эсеров, не бралось кардинально решать вопросы о земле, об окончании войны, о предоставлении свободы окраинным народам. Учредительное собрание в который раз откладывалось.

Временное правительство обнаружило почти «тотальную» неспособность руководить страной в условиях быстро назревавшего обще-национального кризиса. К середине сентября 1917 года из 197 дней существования Временного правительства 56 дней ушло на кризисы. Таков был, к сожалению, печальный финал попыток становления бур - жуазно-демократического государства в России. Последняя надежда была на большевиков, предложивших быстрое решение насущных задач, стоявших перед революцией. И как результат - Октябрьский переворот и установление диктатуры пролетариата. Октябрьский переворот стал возможным только в обстановке назревавшей революции, которую большевики сумели использовать для установления советской власти.

Непросто ответить еще на один вопрос. Почему большевики, стоявшие до начала второй революции во главе революцион-

ного движения (как утверждает советская историография), после Февраля 1917 года оказались в меньшинстве почти во всех органах народного и рабочего представительства (Советах, городских думах, профсоюзах, фабзавкомах, армейских комитетах всех уровней и т.д.)?

Во-первых, видимо, потому, что в дореволюционное время большевики своим влиянием охватывали преимущественно фабрично- заводской пролетариат и большей частью в крупных промышленных центрах. А революция подняла к политической жизни и участию в Советах и других органах народного представительства крестьян и ту массу рабочих, а тем более солдат, которая ранее не участвовала в борьбе против царизма, помещиков и капиталистов. Они- то больше всего придерживались мелкобуржуазных взглядов на политику.

Во-вторых, сказалась малочисленность состава большевистских организаций: к 1917 году в их рядах насчитывалось не более 10 тыс., по другим данным - 24 тыс. человек, да и те большей частью находились в ссылках, тюрьмах, в эмиграции и в армии. Признанными лидерами большевиков были В. И. Ленин, Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, А.В. Луначарский, А.И. Рыков, Я.М. Свердлов, И. В. Сталин, Л.Д. Троцкий. Но этот аргумент не безупречен, так как не намного большей была численность у меньшевиков (в мае 1917. г. их насчитывалось почти 47 тыс.). Меньшевики не были тогда хорошо организованной и сплоченной партией, но они занимали место в верхнем эшелоне революционной демократии и безраздельно господствовали там. Лидерами меньшевиков были: Ф. И. Дан, И И. Либер, Г.В. Плеханов, М.И. Скобелев, Н.Н. Суханов, Ю.О. Цедербаум (Л. Мартов): И.Г. Церетели, Н.С. Чхеидзе. Выгодное положение меньшевиков объяснялось тем, что они меньше подвергались преследованиям, легально заседали в Государственной думе (а большевистские депутаты тогда были в сибирской ссылке), в рабочих группах Военно-промышленных комитетов и были за умеренное сосуществование с властями в рамках тогдашнего строя, не выступали за поражение России в войне.

Что касается эсеров, то с победой революции число членов этой партии быстро возросло (в том числе и за счет «мартовских

эсеров») и составило к весне 1917 года до 500-700 тыс. человек. Лидерами эсеров были: Н.Д. Авксентьев, Е.К. Бреш-Брешковс- кая, М.В. Вешняк, А.Р. Гоц, В.М. Зензинов, А.Ф. Керенский, М.А. Натансон, М.А. Спиридонова, В. Трутовский, В М. Чернов.

В-третьих, выйдя из глубокого подполья, большевики и их ЦК (неоднократно арестовывавшийся) не сумели быстро перестроиться в стратегическом и тактическом планах в новых легальных условиях. Они недооценили значение блокистской тактики, в частности, значения «левого блока», складывавшегося в Советах в условиях многопартийности. В партии с большим трудом прививались демократизм и терпимость в отношениях к другим политическим партиям.

Однако в ходе революции, по мере обострения общенационального. кризиса и особенно после провала корниловского мятежа, влияние большевиков значительно возросло, а в октябре 1917 года они возглавили вооруженное восстание.

Рассмотренные нами отдельные проблемы истории Февральской революции дают основание утверждать, что из переживаемого революционного кризиса Россия мирным путем выйти не могла. А потому Февральская революция была неизбежна и революционное свержение самодержавия было закономерно: именно эту точку зрения позднее вынужден был признать виднейший историк, лидер кадетской партии и участник февральский событий 1917 года П.Н. Милюков. В его книге «Россия на переломе» (том 1) первая глава так и называется «Почему революция была неизбежна?» Попытка пересмотра этого давно доказанного исторической наукой основного положения вряд ли когда-нибудь удастся. Русский и другие народы России слишком долго жили в условиях несвободы. Это помешало развитию чувства гражданской ответственности, которое могло бы удержать рабочих и крестьян от искушения «разрушить весь мир насилья», а господствующим классам проявить готовность к настоящим реформам и компромиссу.

История Февральской революции, открывшей путь для де-мократического развития России, достаточна сложна, в ней много уникального, противоречивого и неразгаданного. Попытки

«разгадать» Февраль будут вновь и вновь предприниматься и рождать новые концепции и новые точки зрения.