и
Эти различия бывают обусловлены прежде всего различиями культурно-общественных функций литературного языка в разные периоды истории народа. Но они зависят также и от конкретно-исторических своеобразий развития того или иного литературного языка в связи с индивидуальными особенностями истории соответствующего народа.
Термин «русский литературный язык» в лингвистической литературе не выражает единого, точно определенного понятия и содержания. По отношению к древнерусской эпохе он нередко употребляется как синоним выражений: «письменный язык», «язык письменного памятника», «язык
42 Что обучение письму в Новгороде происходило посредством церковнославянской азбуки и церковных книг — это ярко демонстрируют найденные А. В. Арцихов-ским 13 и 14 июля 1956 г. «берестяные грамоты мальчика Онфима». Здесь записи азбуки, складов, рирунки, подписи под ними и заметки о себе, искаженные отрывки церковных песнопений и молитв. А. В. Арциховский так пишет об этом: «Обуче-пие в средние века носило церковный характер, но маленький Онфим еще плохо понимал заучиваемые им тексты. Он записал их без смысла» (см.: А. В. Арциховский. Берестяные грамоты мальчика Онфима. «Советская археология», 1957, N° 3, стр. 215—223).
письменности». Например, говорится о языке «Русской правды» как о языке литературном. Вообще чем древнее эпоха, тем менее дифференцированно применяется термин «литературный язык».
Так, литературному языку древней Киевской Руси некоторыми лингвистами приписываются не только эпистолярные (стиль частных писем на бересте), документально-юридические, но даже «литургические стили, типичные для ряда богослужебных книг (евангелия, псалтыри и т. п.)» 43. В литературном языке эпохи Московского государства отыскиваются «стили профессионально-ремесленной литературы», «стиль челобитных» и др.44Следовательно, между литературным языком в собственном смысле и языком разных видов и родов письменности, «письменным языком» в широком смысле этого слова, и даже бытовой, обиходной, деловой речью, зафиксированной на письме, часто не проводится никакой разницы, по крайней мере для эпох, предшествующих образованию национального языка.
В таком расширенном употреблении литературный язык сливается с языком всего того, что сохранилось в письменной форме от древних эпох, с языком письменности, и в этом широком речевом море растворяется не только язык письменной художественной литературы, но и литературный язык в собственном смысле этого слова.
В противовес этому выступает тенденция ограничить понятие «литературный язык» рамками национального его развития. Б. В. Томашев-ский в своей работе «Язык и литература» писал: «Термин „литературный язык" в том обычном смысле, в котором он употребляется, обозначает не какой-то самостоятельный язык, противостоящий общенародному, а только определенный слой языка,. управляемый особыми нормами. Понятие „литературный язык" неразложимо, и слово „язык" здесь имеет особое значение, не равносильное тому, которое мы вкладываем в понятие языка национального.
Литературный язык не то же самое, что „язык литературы" или „поэтический язык". Применение литературного языка выходит далеко за пределы художественной литературы... Понятие„литературный язык" есть понятие историческое, исторически ограниченное, впрочем, как и самое понятие „литература", „словесность" (если не ставить знак равенства между словесностью и письменностью).
Литературный язык в современном его смысле предполагает наличие национального языка, т.
е. исторической его предпосылкой является наличие нации; во всяком случае, термин этот имеет особый и достаточно определенный смысл в пределах национального языка...... понятие литературного языка, как некоторой особой области речи в общей системе языка, имеет различное содержание в разных исторических условиях.
В начальной стадии сложения наций литературный язык является сперва „государственным языком" с ограниченным применением его в литературе.
Для последней стадии феодализма особенно характерно то положение, когда литературный язык являлся почти монополией книжников и иногда даже не совпадал с национальным языком. Так, на Западе латинский
43 А. И. Ефимов. Указ. соч., стр. 77.
44 Там же, стр. 100—103.
язык долгое время был языком науки и делопроизводства... Россия тоже пережила эпоху борьбы разных форм литературного языка» 45.
Исторические противоречия в таком ограничительном употреблении термина «литературный язык» очевидны, так как получается, что дона-циональная литература (например, русская литература XI—XVII вв., английская литература дошекспировского периода и т. д.) не пользовалась литературным языком или — вернее — написана на нелитературном языке.
К мнению Б. В. Томашевского примыкает и А. В. Исаченко. Он также думает, что термин «литературный язык» следует применять лишь к национальному языку. «Литературный язык в современном понимании этого термина, — пишет А. В. Исаченко, — обладает следующими признаками: 1) он поливалентен, т. е. применим для обслуживания всех сфер национальной жизни; 2) он нормирован (в отношении орфографии и орфоэпии, грамматики и словаря); 3) он общеобязателен для всех членов данного национального коллектива и в связи с этим не допускает диалектных вариантов; 4) он стилистически дифференцирован.
Ни один из употреблявшихся на территории славянских народов письменных языков не обладал, до появления современных национальных языков, всеми указанными признаками. Поэтому предпочитаем говорить о письменных языках в применении к донациональным типам графически запечатленной речи» 46.
Однако это рассуждение не вполне исторично. Ведь А. В. Исаченко, говоря о свойствах современных национальных языков, не указывает, как они складывались и когда они вполне определились. Отсюда возникает вопрос, можно ли называть литературными языки в период их национального оформления (например, русский литературный язык в XVII—XVIII вв. с его тремя стилями). Ведь стойкие нормы национально-литературного выражения во всех сферах речи у нас, например, образуются не раньше 20—30-х годов XIX столетия. Кроме того, признаки нормативности и стилистической дифференцированное™ в разной степени присущи и литературному языку дона-циональной эпохи. Так как понятие «литературный язык» наполняется разным содержанием применительно к разтшм эпохам развития письменно-речевой культуры народа, то замена термина «литературный язык» термином «письменные языки» для древнейших периодов истории литературы и письменности фактически мало чему помогает и ничего не проясняет.Критерий «литературности» изложения и термин «литература» (ср. «древнерусская литература», «возникновение русской литературы» и т. п.) применяются и к древнейшему периоду восточнославянской письменно-словесной культуры. Термины «литературный диалект» и «культурный диалект» не нашли применения и не закрепились в русской лингвистической литературе. Однако при характеристике русского письменного языка эпохи феодальной раздробленности иногда говорилось о письменно-деловых языках отдельных феодальных областей (Ростова и Суздаля, Новгорода, Пскова, Рязани). В этом случае выражение «письменно-деловой язык» в сущности обозначало «письменный диалект».
45 Б. В. Томашевский. Язык и литература. — В сб.: «Вопросы литературоведения...». М., 1951, стр. 177—179.
46 См.: «Материалы к IV Международному съезду славистов» — Ответы на вопросы, поставленные перед участниками предстоящего съезда (ВЯ, 1958, № 3, стр. 42).
6 В. В. Виноградов
В истории науки о русском языке еще во второй половине XIX в. твердо укрепилось мнение о том, что русским литературным языком вплоть до начала XVIII в.
был язык церковнославянский. Так, А. И. Соболевский противопоставлял письменно-деловой язык церковнославянскому как литературному. Он так и говорил: «Старая Россия пользовалась двумя языками. Один из них был литературным, другой — живым, деловым» 47. Точку зрения А. И. Соболевского разделяют и до сих пор многие историки русского языка у нас и за рубежом. Так, П. Я. Черных пишет: в старину «существовали, собственно говоря, две формы древнерусского языка; письменный язык, имевший две разновидности: литературный (книжно-литературный) и канцелярский (деловой) языки, и разговорный — народный, устная общенародная речь» 48.Б. Унбегаун начинает свою работу о русском языке XVI в. такими словами: «Русский язык XVI в. не имел единства... в Московском государстве в эту эпоху было два письменных языка: один литературный, другой—для чисто административного использования. Первый — славянский, второй — русский канцелярский» 49. Любопытно, что даже те историки русского языка, которые расширяют объем понятия «литературный язык», включая в него и разновидности деловой речи, с XVIII в. и, во всяком случае, с его второй четверти обычно уже не следят за историей изменений канцелярско-деловых стилей речи.
Неясность и расплывчатость лингвистических понятий в области истории древнерусского литературного языка еще более усиливаются, когда отождествляются или употребляются без строгого разграничения термины «язык» и «речь» («язык письменности» и «письменно-деловая речь» и т. д.), «язык» и «стиль».
Такая неупорядоченность терминологии ярко обнаруживается в исследовании С. Д. Никифорова «Глагол, его категории и формы в языке русской письменности второй половины XVI века» 50. Здесь читаем: «Во второй половине XVI в. язык письменности был не однороден: для него характерна стилистическая дифференциация» (стр. 12; курсив мой. — В. В.). И далее говорится о «высоком стиле» литературного языка и о стиле официально-деловой речи. Но уже на стр. 22 находим следующие характеристики: «Глаголы действительного залога были во второй половине XVI в.
принадлежностью как литературно-книжной, так и разговорной речи. Соотносительные с ними страдательные глаголы были свойственны только литературно-книжному и официально-канцелярскому языку». А в примечании на стр. 139 эти «языки» называются «стилями»: «в книжном и канцелярском стилях...» (курсив мой. — В. В.). Тут слова «язык», «речь» и «стиль» употребляются как синонимы.47 А. И. Соболевский. Ломоносов в истории русского языка. СПб., 1911, стр. 1.
48 П. Я. Черных. Историческая грамматика русского языка. Изд. 2. М., 1954, стр. 10. — Впрочем у П. Я. Черных в том же учебнике «Исторической грамматики русского языка» встречается и иное, расширенное понимание литературного языка: «... древние рукописи, особенно книги, являются... памятниками не народ- ного просторечия, а литературного (т. е. обработанного книжниками) языка древней Руси. Литературный же язык, если даже он сложился на народно- речевой основе, всегда в той или иной степени является продуктом специальной обработки, произведением «мастеров слова», хотя бы это был только официально- канцелярский язык» (стр. 25).
49 В. Unbegaun. La langue russe au XVI-e si?cle (1500—1550): La flexion des noms. Paris, 1935, p. 5.
50 С. Д. Никифоров. Глагол, его категории и формы в языке русской письменности второй половины XVI века. М., 1952 (указания на страницы даются в тексте).
Еще более запутанными оказываются вопросы терминологии, связанные с изучением развития древнерусского литературного языка, когда в составе литературного языка древней поры находят несколько «языков»: язык церковнославянский, язык государственно-деловой (или язык приказный) и собственно литературный ( или литературно-художественный) язык (см. взгляды Л. П. Якубинского на историю древнерусского языка и отчасти примыкающий к ним взгляд Г. О. Винокура). В последнее время несколько иным путем пришел к мысли о необходимости различия в древней Руси трех письменных языков — старославянского, делового и фольклорно-художественного — А. В. Исаченко.
Иногда в истории русского литературного языка донациональной эпохи различают язык церковно-книжный, или «книжный», язык разговорный, язык литературно-художественных произведений и язык канцелярский, или «официально-канцелярский». Иногда литературный язык отличается от языка разговорного и приказно-государственного. Таких вариаций очень много, и их легко найти почти в любой работе — отечественной и зарубежной — по истории русского языка.
Естественно, что эта терминологическая путаница вредно сказывается на понимании структуры древнерусского языка, его функционально-типовой или стилевой дифференциации и на изучении процессов и закономерностей его развития.
Дело еще более запутывается, когда понятие литературного языка переносится на дописьменный язык народной словесности и на дописьмен-ную традицию официально-деловой речи.
Р. И. Аванесов в тезисах своего доклада на тему «Литературный язык в его отношении к системе общенародного, языка» 51 заявлял: «... в определенных условиях в какой-то мере может существовать и устный „литературный" язык, например язык юридических и дипломатических формул (имеется в виду бесписьменное общество) или язык фольклора по отношению к речи народа в его повседневной производственной и бытовой практике. Однако в силу сложности и многообразия функций литературного языка роль устного „литературного" языка в формировании литературных языков народностей* обладающих письменностью, и наций обычно оказывается ограниченной, хотя в отдельные периоды и заметной». Любопытно, что здесь, хотя и говорится о возможности существования устного литературного языка в бесписьменном обществе, но, естественно, предполагается развитие такого устно-литературного языка и наряду с письменно-литературным. Однако эпитет «литературный» язык в составе термина «устный литературный язык» ставится в кавычки (устный «литературный» язык). Очевидно, этим подчеркивается, что слову «литературный» в данном употреблении придается не свойственный ему смысл. Вопрос еще более запутывается оттого, что устный «литературный» язык в таком понимании необходимо отличать от «устной формы литературного языка», возникающей в период национального развития. Р. И. Аванесов об этой устной форме литературного языка пишет тут же, не замечая терминологической неурядицы, происходящей со словом «литературный». «Определяя понятие литературного языка, — гово-
61 См. «Открытое расширенное заседание Ученого совета Института языкознания АН СССР 13—16 июня 1955 г. Тезисы докладов и выступлений». М., 1955, стр. 4. Ср.: Р. И. Аванесов. О некоторых вопросах истории языка. «Акад. В. В. Виноградову к его шестидесятилетию. Сб. статей». М., 1956, стр. 15 и след.
рит он, — необходимо отграничить его прежде всего от понятия письменного языка. Правда, литературный язык обычно является вместе с тем и языком письменным. Однако литературный язык, кроме своей письменной формы, обладает и устной формой. Степень разработанности последней неодинакова в разные периоды: в одних исторических условиях она представляет почти простую устную реализацию, „произнесение" письменного текста, в других — у развитого литературного языка — она обладает своей спецификой, в том числе свойственными ей жанрами. Устная форма современного литературного языка нации имеет не менее широкое применение, чем его письменная форма, а в известном смысле и более широкое (благодаря радио)» 52. Итак, по Р. И. Аванесову, выходит, что письменному литературному языку может предшествовать устный литературный язык, который, конечно, не уничтожается и не исчезает вместе с образованием письменно-литературного языка, а продолжает существовать и наряду с ним, испытывая на себе влияние письменности и сам, в свою очередь, влияя на развитие письменной речи (ср. историю стилей фольклора). При этом совершенно очевидно, что, говоря об устном литературном языке, Р. И. Аванесов имеет в виду, с одной стороны, «язык устной народной поэзии», «фольклорно-художественный язык» (по выражению А. В. Исаченко), а с другой— «язык юридических и дипломатических формул», т. е. совершенно разные вещи. Вместе с тем ясно, что с таким устным литературным языком никак не может совпадать позднейшая «устная форма литературного языка». Кроме того, если роль «устного литературного языка» особенно велика для древнейших эпох, то значение «устной формы литературного языка» все более и более возрастает в новый период, в период развития национального литературного языка. Вот почему историки русского языка (кроме А. А. Шахматова) обычно игнорировали и в настоящее время обычно игнорируют так называемую «устную» форму древнерусского литературного языка.
Недифференцированность понимания термина «древнерусский язык» ясно выступает также в заявлениях историков древнерусской литературы. В. П. Адрианова-Перетц в статье «Древнерусская литература и фольклор» пишет: «Уже первые памятники русской письменности показывают, что дописьменный русский язык обладал исключительным богатством лексики, органически присущей ему выразительностью, устоявшейся фразеологией воинской, юридической и дипломатической практики. Элементы всех этих разновидностей живого русского языка, формировавшихся вне книжности, можно извлечь из древнейших документов, памятников законодательства, из летописи, но также и из собственно художественной литературы XI—XII вв.» 53
Здесь не ясно, о чем идет речь, — о так называемом культурном диалекте, или «киевской койне», или же об общем народно-разговорном языке восточного славянства. Неясности возрастают, когда в непосредственно следующих строках выступают два новых термина — «деловой язык древней Руси» и «устно-поэтический язык». «Изучая „деловой" язык древней Руси, как он отражен прежде всего в памятниках чисто практического назначения, мы отмечаем в нем не только точность и яс-
52 См. «Открытое расширенное заседание Ученого совета Ин-та языкознания
АН СССР 13—16 июня 1955 г.», стр. 3. 63 В, П. Адрианова-Перетц. Древнерусская литература и фольклор. «Труды Отдела
древнерусской литературы», VII, 1949, стр. И.
ность, но и особую выразительность (которая сейчас ощущается нами как своеобразная „образность"), характерно отличающуюся от специфической „сладости книжной", но близко напоминающую выразительность устно-поэтического языка» 54.
Тут же, отмечая мысль А. С. Орлова, что «и памятники не литературного назначения можно изучать в интересах литературоведения»55, В. П. Адрианова-Перетц пишет: «...это утверждение должно быть понимаемо не в том смысле, что „не литературные" памятники необходимо на равных правах вводить в историю литературы, а в том, что язык этих памятников подводит нас к пониманию сущности того живого русского языка, средствами которого, в определенном отборе и каждый со своими целями, пользовались и писатель, и народный поэт и на котором они воспитывали свой вкус к художественному слову». И далее В. П. Адрианова-Перетц сама отмечает необходимость разграничения относящихся сюда понятий: «... необходимо основательно разобраться в том, какие же явления следует относить к области языка в целом, какие представляют специфическую принадлежность книжного литературного языка и, наконец, что можно считать своеобразным приемом устно-поэтической речи» 56.
Следует отметить, что с 40-х годов XIX в. в русской филологической традиции начинается смешение истории литературного языка с историей языка художественной литературы (в работах К. С. Аксакова, Я. К. Грота и других историков русского языка и литературы). И тут проблема очень осложняется тем обстоятельством, что по отношению к древнейшей русской культуре объем и содержание понятия «древнерусская художественная литература» остаются еще не вполне определенными.
Разнообразие точек зрения на объем и существенные признаки понятия «литературный язык», на отношение литературного языка к разным исторически меняющимся типам и формам письменной и разговорной речи наглядно обнаруживается и остро выступает в исследованиях, статьях, пособиях и программах по истории русского литературного языка (можно сопоставить работы Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, А. С. Будило-вича, А. А. Шахматова, В. М. Истрина, Л. В. Щербы, В. В. Виноградова, Л. А. Булаховского, Г. О. Винокура, А. И. Ефимова и др.).
Пушкин в одной из^ своих критических статей писал: «Определяйте значение слов, говорил Декарт, — и вы избавите свет от половины его заблуждений». Справедливость этого замечания очень остро ощущается, когда речь заходит о литературном языке, об отношении его к общенародному языку и диалектам, о языке художественной литературы, о языковом дуализме или билингвизме, о стилях литературного языка, вообще о всей совокупности понятий и терминов, относящихся к изучению литературного языка. Нет нужды останавливаться подробно на всей терминологической неурядице, относящейся к истории русского литературного языка. Следует признать одной из самых актуальных задач изучения образования и развития древнерусского литературного языка — упорядочение и уточнение терминов, необходимых для истории литературного языка, и их научную систематизацию. А для этого необходимы тщательные и глубокие конкретно-исторические исследования общих процессов развития и отдельных изменений русского литературного языка и теоре-
54 Там же.
55 А. С. Орлов. Древняя русская литература XI—XVI вв. М.—Л., 1945, стр. 6.
56 В. П. Адрианова-Перетц. Указ. соч., стр. 12.
тические обобщения на базе этих историко-лингвистических разысканий. В дальнейшем изложении делается попытка на материале истории русского языка показать изменения в объеме и содержании понятия «русский литературный язык». Принимаются во внимание не только культурно-общественные (В ТОМ ЧИСЛе И СЛОВеСНО-ХуДОЖеСТВеННЫе) ФУНКЦИИ ЛИ'
тературного языка, но и его специфические структурные качества, обусловленные его отношением к народно-разговорной речи, к фиксирующим и отражающим ее письменно-документальным памятникам и к народно-областным диалектам. Само собой разумеется, что устанавливаемые на основе уточнения и разграничения разных лингвистических понятий закономерности развития древнерусского литературного языка вырисовываются и определяются пока еще в самом общем виде.