7
А. А. Шахматову не удалось построить полной истории русского литературного языка и преодолеть все противоречия в основной части своей ис-торико-лингвистичеекой концепции. Так, самый процесс исторического взаимодействия, борьбы, объединения и слияния старославянского, литературно-книжного и общего русского устного и письменного, государственно-делового языков изображается А.
А. Шахматовым недифференцированно, недостаточно глубоко и точно, а иногда даже противоречиво. Вот несколько несогласованных, противоречивых утверждений. Договоры с греками в X в. переводились на болгарский язык, но в «Русской правде» отразился живой язык дописьменной государственно-деловой традиции, язык обычного права, лишь закрепленный кодификацией на письме. Владимир Мономах писал свое поучение на церковнославянском языке, но в летописях, особенно новгородских, слышится живая устная речь. «Слово о полку Игореве» и русские исторические песни — продукты подражания языку болгарского эпоса, но «в XIII веке имеем ряд грамот, где с трудом отыскивается редкий болгаризм, где речь совершенно народная» 65. С одной стороны, развивается двуязычие и «дифференциация между письменностью... светской и духовной» 66, а с другой стороны, уже в XI в. «русские люди обращаются с церковнославянским языком как со своим . достоянием, как „с собственностью всенародной"»67. «На этом языке и писали и говорили... все вообще лица, прошедшие школы, основывавшиеся на Руси [уже] в XI веке»68.В «Курсе истории русского языка» А. А. Шахматов говорит даже о раздвоении жизненного пути самого церковнославянского языка в зависимости от его церковно-учительного или светского гражданского употребления уже -с XI в. «Конечно, оба жизненные пути, открывшиеся для церковного языка, разойдутся в разные стороны не скоро, они вначале связаны между собой теснейшим образом, их связывают и общие деятели — в светской письменности работают все те же монахи, попы и дьяки, как в письменности церковной, и общее направление: светский памятник не может еще отказаться от церковного учительства; не только язык, но
м Д.
К. Зеленин. К вопросу об изучении социальной стороны жизни языка. «Изв.ОРЯС», т. XX, кн. 3, 1915, стр. 124—125. 65 А. А. Шахматов. Курс истории русского языка, ч. 1, 2-е [литограф.] изд., стр. 201. *6 Там же, стр. 195. «7 Там же, стр. 198.
в8 А. А. Шахматов. Введение в курс истории русского языка, стр. 82.
и мысли его отражают тот круг, где постоянным чтением служат священное писание и труды учителей церкви, где ум не может отрешиться от заполнившей его религиозной идеи. Лишь спустя долгое время наступает заметная и отчетливая дифференциация между письменностью церковной и гражданской, светской и духовной» б9.
Тем не менее А. А. Шахматов не воспроизвел во всем многообразии и во всей широте и полноте процессов взаимодействия -и скрещения цер-ковно-книжного и народно-литературного языков в сфере государственно-деловой, публицистической и литературно-художественной по отношению к структуре литературной речи Московского государства XV—XVII вв. Шахматов отмечает лишь все растущее сближение славяно-книжного и народно-разговорного языка. «Сначала образованные классы говорили московским наречием, уснащенным теми или другими заимствованиями из книжного языка, но, когда книжный язык проникся сам живыми народными элементами, образованным классам не трудно было перейти к употреблению в живой речи самого книжного языка, который таким путем демократизировался и обрусевал еще более. Впрочем различие между книжным языком и разговорным устранено было окончательно еще не скоро: усвоив себе книжный язык как разговорный, образованные классы этим самым не внесли еще единства между обоими языками; до тех пор, пока в образованные классы не проникло сознание, что писать можно на том самом языке, которым говорят, книжный язык продолжал свою отдельную жизнь, питаясь в своей искусственности и архаичности или подражанием старым образцам, или следованием авторитету учебников, построенных на произвольных обобщениях и случайном материале» 70. Окончательное торжество идеи о слиянии книжного языка с народным увидел только XVIII век71.
«Во второй половине XVIII в. русский литературный язык получает тот вид, который он сохраняет до сих пор»72. Процесс образования национального литературного русского языка А. А. Шахматов вмещает в границы XVII—XVIII вв. Еще в статье «Русский язык» в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза—Эфрона он писал: «Объединение русской земли в XVII—XVIII столетиях] под одной общей госуд [арственной] властью указало языку великорусскому новые задачи: он должен был стать языком общим для всей России, органом литературы и государственной жизни» (стр. 580). Эволюцией русского литературного языка в XIX и XX вв. А. А. Шахматов почти вовсе не занимался, если оставить в стороне его лексикографические работы в связи с Академическим словарем русского языка.8
Итак, стремясь охватить и по новому осветить главные этапы истории русского языка, акад. А. А. Шахматов предложил новое понимание основных процессов развития русского литературного языка. Он не чуждался ни смелых гипотез, ни широких обобщений в этой области. Создаваемую им новую концепцию русского литературно-языкового процесса подкреп-
м А. А. Шахматов. Курс истории русского языка, ч. 1, 2-е [литограф.] изд., стр. 194—195.
70 А. А. Шахматов. Очерк современного русского литературного языка. Изд. 4, стр. 69.
71 Там же, стр. 62.
72 А. А. Шахматов. Русский язык, его особенности..., стр. 244.
ляли и культурно-исторические разыскания и соображения, и историко-литературные исследования, и сравнительно-исторические сопоставления славистического характера, и этнографические, а также этнологические выводы, и богатые материалы языка письменных источников, и историко-диалектологические факты и обобщения. Тем не менее А. А. Шахматов все яснее видел слабые стороны своих величественных построений, непрочность, недостаточность и бедность научного лингвистического материала, который, был положен им в основу этих гпанриозных сооружений.
Правда, по другому поводу Шахматов пришел к такому горестному выводу: «Для широких обобщений, — пишет он в рецензии на работу В.
А. Пархоменко „Начало христианства на Руси", — еще не настало время. Каждый вопрос должен быть рассмотрен по существу, по внутреннему своему содержанию, а не с точки зрения той или иной общей мысли. Трудно, конечно, освободиться от влияния широких, обобщающих построений, но к этому освобождению надо пока стремиться. Путь для обобщений должен быть проложен прежде всего критическим изучением источников. Такое изучение находится пока в зачаточном состоянии» (стр. 352).История русского языка в ее современном состоянии носит на себе неизгладимую печать шахматовского влияния. Даже борьба с теориями Шахматова чаще всего ведется при помощи того оружия, а иногда и тех средств, которые извлекаются из научных арсеналов самого же Шахматова. Исторические задачи, не решенные Шахматовым, стоят и перед нами; рядом с ними рождаются новые, вызываемые к жизни новым, вновь открываемым материалом, новыми методами и принципами исследования.
О Шахматове же как исследователе истории русского литературного языка можно сказать то же, что он сам сказал о Буслаеве: «... он отдавался науке весь: сила ума и воображения, точный анализ и блестящая гипотеза, мечта и глубокое знание, наука и поэзия — все это одинаково является достоянием трудов Буслаева. Такой человек более, чем кто-либо другой, был способен заложить основания новой науки, начертав предварительно план всего здания, наметив таким образом пути, по которым .должны идти работы будущих ученых поколений» 73.
7> А. А. Шахматов. Буслаев как основатель исторического изучения русского языка, стр. 9.