III

В статье «Основные задачи изучения древнерусской литературы...» В. П. Адрианова-Перетц писала: «Лингвистика и литературоведение советского времени установили, что в светской литературе, особенно старшего периода и второй половины XVII в., язык большинства памятников в своей основе — русский, но усваивающий некоторые черты церковнославянского; в религиозно-дидактической литературе — в основном язык церковнославянский, который, однако, прибегает к отдельным формам живой речи по связи с исторической или бытовой темой, когда она входит в содержание памятника...

57 См.: В. Havr?nek. Ot?zka existence c?rkevni slovanstiny v Polsku. «Slavia», roen. XXV, ses. 2, 1956, стр. 300—305.

все это темы, подлежащие разработке. В итоге должно быть представлено во всей полноте соотношение в литературном языке разных эпох обеих языковых стихий.. .» 58

Прежде всего возникает вопрос: можно ли говорить применительно к письменности эпохи древнерусской народности о двух литературных языках — церковнославянском языке русской редакции и литературно обработанном народном восточнославянском языке, о двух языках — хотя -и близко родственных, но все же различных и в грамматическом, и в лексическом, и в структурно-семантическом отношениях? Или же, принимая во внимание их близкое родство, наличие общих грамматических и лек-сико-семантических черт, их тесное взаимодействие, целесообразнее рассматривать их лишь как два типа древнерусского литературного языка? Но предварительно необходимо сказать несколько слов об объеме литературно-языковой продукции того и другого типа языка и о функциональном разграничении сфер их культурно-общественного применения. Религиозно-просветительный, а отчасти и церковно-дидактический характер основной функции старославянского языка не противоречит идеологической структуре древней христианской восточнославянской культуры. Религиозно-дидактическое направление играло основную роль в культуре европейского средневековья. «А это верховное господство богословия во всех областях умственной деятельности, — писал Энгельс, — было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя»59.

Об огромном количестве древнерусских памятников церковно-книжного характера можно составить довольно отчетливое представление по данным, собранным в работе Б. В. Сапунова «Некоторые соображения о древнерусской книжности XI—XIII вв.» 60 Число сохранившихся древнерусских памятников XI—XIV, вв., по подсчетам Н. В. Волкова, произведенным в конце XIX в., — 691 61; в настоящее время таких текстов насчиты-

58 В. П. Адрианова-Перетц. Основные задачи изучения древнерусской литературы в исследованиях 1917—1947 гг. «Труды Отдела древнерусской литературы», VI, 1948, стр. 12.

59 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 360—361.

60 Б. В. Сапунов. Некоторые соображения о древнерусской книжности XI—XIII вв. «Труды Отдела древнерусской литературы», XI, 1955 (указания на страницы да- ются в тексте).

*' Я. В. Волков. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах XI—XVI вв. и их указатель. «Памятники древней письменности», СХХШ. СПб., 1897.

вается около 1000. Но уцелевший от древней Руси рукописный фонд — лишь незначительная часть всей совокупности книжных сокровищ древнерусского государства.

Кроме того, следует учитывать значительное количество монастырей в древней Руси, а также наличие двух-трех десятков тысяч домовых церквей. Общие итоги исследования Б. В. Сапунова таковы: «2000 церквей городских приходских, 2000—3000 городских домовых, 5000—6000 приходских сельских, 2000 монастырей... Всего за 250 лет по всей Руси было построено около 10 000 церковных зданий» (стр. 322—323).

Принимая в соображение требования церковного устава, или Типикона, можно определить предельный минимум книг для приходской или домовой церкви в 8 экземпляров (Евангелие апракос, Апостол апракос, Служебник, Требник, Псалтырь, Триодь постная, Триодь цветная, Минея общая). Для совершения службы в 10 000 церквах и 2000 монастырях нужно было иметь около 85 000 книг. При воспроизведении истории древнерусского литературного языка нельзя не считаться с этим культурно-историческим фактом. Кроме того, сюда же следует отнести развивавшиеся на базе книжно-славянского типа древнерусского литературного языка произведения житийной, апокрифической, проповеднической и другой религиозно-дидактической литературы.

Гораздо труднее составить точное представление об общем количестве и составе обращавшихся в древней Руси светских, обиходно-деловых и художественных произведений. Широкое распространение грамотности среди простых людей древней Руси бесспорно доказывается археологическими находками последнего времени (надписями — клеймами на кирпичах, на пряслицах, глиняных сосудах и других изделиях, а также на ремесленных орудиях). Новгородские берестяные грамоты проливают новый свет на культуру письма в древней Руси. Превращение списывания книг с XII в. в светскую профессию свидетельствует о быстром росте грамотности среди посадского населения древнерусских городов на рубеже XI— XII вв. И все же точных данных об объеме литературно-светской продукции в древней Руси до XV—XVI вв. у нас нет.

Б.

Однако «грамотность» и «литературность» — понятия разные. И какое литературно-жанровое содержание включается в термин «светские книги» — остается неясным. Поэтому, если даже согласиться с тем положением, что «книги, дошедшие до наших дней, составляют, видимо, доли процента от общего количества книг домонгольского времени» (стр. 330), все же отсюда еще очень далеко до решения вопроса о соотношении и взаимодействии церковной и светской книжности в культуре древней Руси.

Во всяком случае, необходимо признать наличие двух основных потоков в составе древнерусской литературы и двух типов древнерусского литературного языка, находившихся в живом взаимодействии, в динамической координации.