1.1. Идеи политического и социального консерватизма в «наказе» Екатерины II

«Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения» включал с дополнениями 655 статей. Его называли «компиляци- ей», поскольку обнаружили в нем менее четверти не заимствованных статей. Однако императрица и не настаивала на «авторстве», стремясь лишь привести передовые идеи своего времени в соответствие с условиямиРоссии. Одни увидели в этой «умной компиляции» социальный и политический консерватизм (11: 70, 89; 10: 5), другие - «принципы европейского либерализма» (6: 27, 39). Что же побудило Екатерину взяться за составление «Наказа»?

Основная причина в том,что «Соборное Уложение» 1649 года, принятое при царе Алексее Михайловиче, не соответствовало интересам «новой» России. «Законов было неисчислимое множество, - писал Ключевский, - их то и дело изменяли, но суды совсем не заботились об их охранении; ими пользовались, только где они были полезны сильнейшему». Доверия к правительству, продолжал он, «не было никакого, но все привыкли думать, что никакого другого распоряжения от него и исходить не могло, кроме вредного к общему благу» (5: 60-61). После Петра I учреждались разные Комиссии для составления нового свода законов, но без каких-либо видимых результатов (7: 23-24).

Вступив на престол, «российская Минерва» издала манифест против взяточничества и поставила сенатского обер-секретаря к позорному столбу перед Сенатом с надписью на груди: «преступник указов и мздоимец».

Европейское Просвещение имело антифеодальную направленность, было связано с критикой абсолютизма, традиционной религии и предрассудков. Российское просветительство отличалось от западного по смысловому наполнению основных доктрин, по функции в обществе и по тем социальным группам, которые восприняли идеологию Разума, Свободы и Прогресса через «разум». На Западе, отмечал В.О. Ключевский, «общество через литературу поучало правительство; здесь (в России. —А.Е.) правительство должно было направлять и литературу, и общество» (4: 313). Поскольку в России «третье сословие» еще не сформировалось, то субъектом культуры просветительства оказалась, прежде всего, самодержавная власть во главе с «Просветителем на троне», а также тонкий слой образованного дворянства. «Наказ» стал идейным оформлением и программой царствования Екатерины II, задававшей россиянам неведомые ранее ценностные ориентации и приучая к ним.

«Наказ» охватывал все важнейшие вопросы русской жизни. В нем провозглашались идеалы «общего блага», верховенство Закона, политическая свобода, свобода слова и веротерпимости; содержались рассуждения о производстве суда, о крепостном состоянии, о размножении народа, о ремеслах и торговле, о дворянстве и о «среднем роде людей» (третьем сословии), о признаках падения и разрушения государств. Впервые ставились вопросы об обязанностях правительства перед гражданами, о необходимости распространения просвещения и усовершенствования воспитания. «Наказ» выявил глубину назревших проблем и подводил к мысли о необходимости реформ.

В тексте документа содержатся основные идеи формирующегося консервативного мировоззрения: сохранение существующей формы правления, социальной иерархии и сословных привилегий, экономических, социальных, политических позиций власти; приверженность ценностям существующего порядка; уважение к традициям и обычаям народа; признание общества первичным и более высоким по отношению к человеческой личности; понимание прав человека как его обязанностей; предпочтение эволюционного пути социальных преобразований.

обоснование монархической формы правления; 2)

понимание общества как сословно-иерархической системы; 3)

понимание свободы и прав человека; 4)

традиционализм как приверженность ценностям существующего порядка.

1. Обоснование монархической формы правления

В обосновании монархической формы правления Екатерина опиралась на трактат Монтескье «О духе законов», называя его «молитвенником государей». Дух законов, согласно Монтескье, заключается во взаимосвязи различных видов окружающей среды и соответствующих им особых формулировок универсального («естественного») Закона. Новым здесь было то, что философ рекомендовал эмпирически исследовать взаимосвязи между конкретной (природной и социальной) средой и отвечающими ей формулировками законов.

Монтескье описал три формы правления и три соответствующих им принципа: природе монархии соответствует принцип чести, природе республики - принцип достоинства, природе деспотии - принцип страха. Наглядное изображение идеи «духа Законов» Монтескье представлено в Приложение 1.

Совокупность всех этих отношений образует то, что, согласно Монтескье, «называется Духом законов» (9: 16). Философ особо отмечает различие «между природой правления и его принципом». «Природа его, — утверждает Монтескье, — есть то, что делает его таким, каково оно есть; а принцип — это то, что заставляет его действовать. Первая есть его особенный строй, а второй - человеческие страсти, которые двигают им» (там же: 26). Законы должны соответствовать как принципу каждого правительства, так и его природе. Если природа правления отделена от своего принципа, то она имеет чисто формальное значение: природа всякой власти сама по себе статична. Законы, хорошо действующие в одной стране, в другой стране с иной природой и принципом правления могут оказаться бездейственными и даже деструктивными. Такова суть аксиом великого французского философа.

Монтескье называл монархией форму правления, «где правит одно лицо посредством основных законов». Эти «основные законы» необходимо предполагают существование «властей посредствующих, подчиненных и зависимых», которые образуют «природу монархического правления». Самая «естественная» из этих «посредствующих и подчиненных властей есть власть дворянства». В монархии, где нет дворянства, продолжает Монтескье, «монарх становится деспотом» (там же: 23). К «посредствующим властям» наряду с дворянством отнесены представители духовенства и городов. Эти сословия выступают не только «проводниками» власти монарха, но и в качестве сил, ограничивающих ее. Монархии разлагаются, отмечает философ, «когда мало-помалу отменяются прерогативы сословий и привилегии городов» (там же: 105).

Монархическое государство, по Монтескье, «должно быть средней величины» (9: 112). Как только оно переходит эти размеры, отмечал В.Е. Вальденберг, «„умеренная форма" (gouvernement modere) непременно превращается в деспотию (autorite despotique)» (2: 115). Ст. 10 «Наказа» во французском варианте, продолжает он, представляет точное повторение этой главы, «но с тем отличием, что выраже- ниє autorite despotique заменено выражением autorite souveraine». В результате этой замены мысль Монтескье существенно изменяется императрицей: «Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит».Екатерина переводит термин «суверенный» как «самодержавный», тогда как у французского просветителя «суверенный» обозначает «верховенство власти независимо от того, кому она принадлежит». Поэтому и в демократии, и в аристократии власть одинаково «суверенна», но не «самодержавна» (9: 17-21).

Монтескье, как верно разъясняет Вальденберг, «не мог бы сказать, что обширное государство требует суверенной власти: в обширном она должна быть столь же суверенна, как и в небольшом» (2: 116).

Екатерина в «Наказе» заменяет слово «деспотия» на «тиранию», имея в видутолько злоупотребления власти, но не форму правления. Впрочем, и сам Монтескье имел довольно расплывчатые представления о деспотии, выделяя «пять формул» в деспотии: 1) «нет никаких законов»; 2) «нет основных законов»; 3) «нет почти никаких законов»; 4) «в ней немного законов»; 5) «законы в ней отличаются примитивностью». Это дает большой простор для выводов, отметил Вальденберг. Поэтому и суждения Монтескье о России были довольно сбивчивы. Он ограничивается замечанием в главе IV книге V, что для образования умеренного правления «надо уметь комбинировать власти, регулировать их, умерять, приводить их в действие, подбавлять, так сказать, балласту одной, чтобы она могла уравновешивать другую» (там же: 63). Как видим, монархия связывалась им с разделением властей, а деспотия - с отсутствием такого разделения.

Идею Локка и Монтескье о разделении властей Екатерина трансформировала в положение о «властях средних» — «правительствах», административных учреждениях, подчиненных и зависящих от мо- нарха. Эти «власти», отмечает она в статье 18, «составляют существо» самодержавного правления, но при этом Государь объявляется источником «всякой государственной и гражданской власти» (ст. 19). Императрица разъясняла, что «лучше повиноваться законам под одним господином, нежели угождать многим» (ст.

В статьях 562-566 находим мысль об отделении судебной власти от органов полиции. Самодержавная власть, по утверждению императрицы, содействует совершенствованию общества путем установления законов для «большего спокойствия» и «пользы людям, под сими законами живущим» (ст. 42). Екатерина обращала особое внимание на то, что ничего «не должно происходить от прихоти за- коноположника, но от самой вещи» (ст. 67). Самодержавной власти предписывалось «воздержаться от узаконений, с общим народа умствованием не вместных», поскольку законоположение «должно применять к народному умствованию» (ст. 56-57). В.О. Ключевский отмечал, что в этих статьях «Наказа» самодержавная власть «получила новый облик, становясь чем-то вроде лично конституционного абсолютизма».

«Российская Минерва» хотела создать государство, где бы правили не люди, а законы. Она требовала от депутатов: «Сделайте, чтоб люди боялись законов и никого бы кроме ихне боялись» (ст. 244). Просветительская критика абсолютизма не поколебала убежденности Екатерины в том, что размеры и культурно-исторические особенности России определяют единственно приемлемую для нее монархическую форму правления, поскольку цель «самодержавия» царица усматривала в «славе» граждан, государства и Государя, а также в «споспешествовании благополучию подданных» (ст. 15-16).

Екатерина понимала, что для введения «лучших законов» требовалось «умы людские к тому приуготовить» (ст. 58). Она напоминала депутатам: «Законы, преходящие меру во благом, бывают причиною, что рождается оттуда зло безмерное»; умеренность «управляет людьми, а не выступление из меры» (ст. 65-66). Мера, напомним, определялась в «Наказе» состоянием «общего умствования народа». Общество, согласно «Наказу», не может ограничивать власть самодержца, так как эта власть должна «действовать пределами, себе ею ж самою положенными» (ст. 512).

В заключение по первому вопросу отметим, что в конструкции монархической власти Монтескье в качестве ее ограничения служили преимущественные права («прерогативы») сословий. В доктрине самодержавной власти «Наказа» Екатерины II ограничением этой власти выступали: 1. «Пределы» самодержавной власти, «себе ею ж самою положенные» (ст. 512). Эти «пределы» определялись целью самодержавного правления - «славой граждан, государства и Государя» (ст. 15). 2. Отделение судебной власти (ст. 149). 3. Сенат как «хранилище законов» при «государственных правительствах». Законодательные акты самодержца должны быть согласованы с ранее изданными основополагающими законами.

2. Понимание общества как сословно-иерархической системы

Екатерина II изображает общество в виде сословной иерархии, отдавая приоритет обществу и «общей пользе» по отношению к человеку и «личным интересам». Этой идее должны быть подчинены, по мнению императрицы, не только государственное устройство, но и стремления всех людей.

Статьи 104 и 110 закрепляли за сословиями различия в «существе имения», вводили «преимущества особам, законами утвержденные». Общество всегда так устроено, разъясняла «просветительница на троне», что «надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим, которые повинуются» (ст. 250). В соответствии с этими преимуществами каждое сословие занимает определенное место в обществе: дворяне - наверху, далее - «средний род» людей и на последней ступени - люди «низкого рода». Неравенство в обществе воспринималось как основание «всеобщего послушания» самодержавной власти, предопределенное различием занятий сословий и их особой ролью в политической жизни общества.

«Земледельцы живут в селах и деревнях и обрабатывают землю, из которой произрастающие плоды питают всякого состояния людей; и сей есть их жребий» (ст. 358). Земледелие признается «первым и главным трудом, к которому поощрять людей должно». В «Наказе» нет статей об освобождении крестьян, хотя глава XI содержит несколько статей «о рабстве». Екатерина рекомендует «избегать случаев, чтоб приводить людей в неволю» или «надлежит, чтоб законы гражданские, с одной стороны, злоупотребление рабства отвращали, а, с другой стороны, предостерегали бы опасности, могущие оттуда произойти» (ст. 253-254). Императрице пришлось действовать в условиях принятого при Петре III в 1762 году Манифеста о вольности дворянства, обратившего крепостных крестьян в полную исключительную собственность помещиков. Первый шаг к освобождению крестьян, отмечает А.Б. Каменский, «был сделан Екатериной в ходе секуляризационной реформы 1764 года, когда около миллиона крестьян перестали принадлежать духовным феодалам» (3: 42).

Исследователи отмечают, что в первоначальном варианте «Наказа» имелись положения о крестьянском суде и возможности помещикам освобождать крестьян. В окончательном тексте эта мысль сохранена в довольно неопределенном виде: «Не должно вдруг и чрез узаконение общее делать великого числа освобожденных» (ст. 260). Для нас важно отметить и то, что императрица рассматривала возможность освобождения крепостных крестьян вместе с землей, а также их переселение в маленькие города «для умножения числа граждан» (3: 34).

Мещане, как «средний род людей», живут в городах. Императрица хорошо понимала роль третьего («среднего») сословия в создании баланса социальных сил и относила «к сему роду людей» всех тех, «кои, не быв дворянином, ни хлебопашцем, упражняются в художествах, в науках, в мореплавании, в торговле иремеслах» (гл. XVI ст. 359, 380). К ним же относились питомцы воспитательных домов, выпускники духовных и светских училищ, «приказных людей дети» (ст. 381, 382).

Имя «мещан» давалось тем, кто «принимал участие в добром состоянии города», владел домом и «имениями», платил «разные подати» (ст. 394). Все это давало право иметь «мещанские выгоды». С целью создания экономической основы «среднего рода людей» глава XIII «Наказа» намечала программу экономической политики: провозглашена свобода торговли и промышленности, отмена торговых монополий, необходимость учреждения банков, укрепление денежной и кредитной системы, развитие налоговой и таможенной служб и др. В 60-70-х годах XVIII века была постепенно ликвидирована монополия «указных» фабрикантов в отдельных отраслях промышленности, упрощен порядок создания новых предприятий. С 1775 года «всем и каждому» было дозволено открывать новые производства без специального разрешения центральных ведомств. Все это способствовало развитию промышленности в русских городах (3: 36-37).

Применение техники в производстве ограничивается императрицей с учетом демографической ситуации: «Махины, которые служат к сокращению рукоделия, не всегда полезны. Если что сделано руками стоит посредственной цены, которая равным образом сходна и купцу, и тому, кто ее сделал, то махины, сокращающие рукоделие, то есть уменьшающие число работающих, во многонародном государстве будут вредны» (ст. 314).

Дворянство ставится выше земледельцев и мещан. Оно пользуется различными преимуществами, поскольку «принято издревле отличать добродетельнейших и более других служащих людей, дав им сие нарицание в чести» (ст. 361). «На степень дворянства», отмечает Екатерина, людей возводит «добродетель с заслугою». Добродетель и честь «должны быть оному правилами, предписывающими любовь к отечеству, ревность к службе, послушание и верность к Государю» (ст. 363, 364). Дворянству «приличествует» военная служба и отправление правосудия. При этом дворянам объяснялось, что «их положение всецело даровано им самодержавной властью за выполнение важных для развития государства обязанностей» (10: 9).

Разделяла Екатерина, как верно отмечает П.В. Лизунов, «и сословные предрассудки в том, что торговля - дело не дворянское» (7: 33). В статье 330 утверждается, что законы, поощряющие дворянство к отправлению торговли, являются «способом к разорению дворянства безо всякой пользы для торговли. <... > Противно существу торговли, чтоб дворянство оную в самодержавном правлении делало. <...> Противно и существу самодержавного правления, чтобы в оном дворянство торговлю производило». Для дворян, утверждает императрица, в интересах «общей пользы» более пригодна «военная служба: защищать отечество свое, победить неприятеля онаго есть первое право и упражнение, приличествующее дворянам». Прилична дворянству, продолжает она, и гражданская служба на благо Отечества (ст. 368).

Императрица исключала возможность уравнения в состоянии различных сословий, полагая, что государство приближается к па- дению и конечному разрушению, «когда вкоренится умствование равенства, до самой крайности дошедшего, и когда всяк хочет быть равным тому, который законом учрежден быть над ним начальником». В этом случае будут повреждены «начальныеоснования» монархического правления и Государство «нечувствительно низрино- венно падет» (ст. 503-504). Для сохранения начальных оснований учрежденного правления невредимыми «надлежит удержать Государство в настоящем его величии» (ст. 506).

Статьи о сословных преимуществах противоречили постулату «равенства всех граждан», но здесь фиксируется только равенство перед законом в уголовно-правовом и моральном отношениях. Екатерина уточняет: «Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам» (ст. 34). «Либерализм» императрицы состоит лишь в том, «чтоб законы гражданские ... злоупотребление рабства отвращали» (ст. 254).

Таким образом, одна из базисных идей консервативного мировоззрения о необходимости ранга и социального неравенства обосновывается просвещенной царицей, во-первых, идеей самодержавия, предполагающей «различие чинов и состояний»; во-вторых, необходимостью сохранения «порядка» в обществе, при котором одни правят и повелевают, а другие «повинуются»; в-третьих, естественной профессиональной специализацией и, в-четвертых, «естественным различием в добродетелях», составляющих общество людей.

3. Понимание свободы и прав человека

Теория естественного права европейских просветителей трактуется просвещенной царицей в соответствии с ее пониманием исторического развития России. Самодержавное правление, разъясняет она, вводится не для того, «чтоб у людей отнять естественную их вольность, но чтобы действия их направить к получению самого большого ото всех добра» (ст. 13). Свобода и права человека понимаются Екатериной на основе его сословных обязанностей и в соответствии с этим определяются, как полагает В.И. Моряков, законами самодержавного монарха (10: 9). Но есть закон, который выше их - это Естественный закон, на основе которого российская императрица, вслед за Монтескье, излагает свое понимание свободы. В концепции естественного права естественный закон - это некоторые неизменные принципы природы человека и его разума, не нуж- дающиеся в авторитете откровения и догмы, которые должны быть выражены в действующих законах (см. Приложение 1).

В статьях 13-16 главы II «Наказа» естественный закон разъясняется через термины «естественная вольность людей» и «разум вольности», которые связываются просвещенной царицей с «намерениями», предполагаемыми «в разумных тварях». Суть этих «намерений» усматривается в действиях людей «к получению самого большого ото всех добра». В статьях 36-39 главы V «Наказа» излагается ложное и истинное понимание свободы, заимствованное почти дословно из книги XI, главы III «Духа законов» Монтескье. Ложное понимание отождествляет свободу с возможностью делать все, что хочешь; истинное определение ее состоит в возможности делать все, что «каждому надлежит хотеть» и что «законы дозволяют». Непривычным к политическому размышлению умам, отмечал В.О. Ключевский, «нелегко было усвоить и объединить четыре определения политической свободы, одно отрицательное и три положительных» (4: 321). Действительно, Екатерина полагает, что «общественная или государственная вольность»: 1)

«не в том состоит, чтобы делать все, что кому угодно» (ст. 36); 2)

состоит «в возможности делать то, что каждому надлежит хотеть, и чтоб не быть принуждену делать то, чего хотеть не должно» (ст. 37); 3)

«есть право все то делать, что законы дозволяют» (ст. 38); 4)

«есть спокойство духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию; и чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов» (ст. 39).

Соответствует ли это понимание «вольности» концепции свободы Шарля Монтескье? Французский философ разработал учение о двух видах политической свободы: 1) «политическая свобода в ее отношении к государственному устройству» излагалась в книге XI; 2) «политическая свобода в ее отношении к гражданину» изложена в книге XII (9: 136-164; 164-185). Политическая свобода в первом значении устанавливается «основными законами» государства и обеспечивается разделением трех властей, «при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать друг друга» (там же: 137, 164). Политическая свобода во втором значении выступает как «политическая свобода гражданина». Она, отмечает Монтескье, «может явиться результатом известных нравов, обычаев, усвоенных примеров при бла- го приятном характере некоторых гражданских законов». Она также заключается «в безопасности или уверенности гражданина в своей безопасности» (там же: 164).

Просвещенная императрица принципиально изменяет концепцию свободы французского мыслителя в трех отношениях: во-первых. она не принимает его учение о «политической свободе в ее отношении к государственному устройству». У нее нет ни самого этого термина, ни учения о разделении властей, как формы осуществления политической свободы: царица заменяет термин «политическая свобода» (liberie politique) на «государственную вольность» или «гражданскую вольность» (ст. 67, 79, 98); во-вторых, «государственная вольность» («гражданская свобода»), не обосновываемая разделением трех властей, ставится в зависимость от нравов, обычаев и установившихся привычек; в-третьих, Екатерина проявляет самостоятельность и дает в статье 43 формулу идеального отношения между законами и свободой: законы будут запрещать только то, что действительно вредно для всех и каждого. При таком подходе устанавливается желаемая представителями «естественной религии» гармония между «общей пользой» и пользой отдельного лица, как некоторая идеальная норма, задающая неограниченную возможность «гармонизации» взаимоотношений личности, общества и государства, хотя и в рамках сословной иерархии.

Права человека на жизнь, «естественную» и «гражданскую вольность», право собственности признаются Екатериной «естественными» и неотъемлемыми. За преступлениями «в оскорблении Величества», подрывающими основы общества, следуют «те, кои стремятся против безопасности людей частных». «Беззаконные предприятия противу жизни и вольности гражданина» относятся ею к числу «самых великих преступлений» (ст. 230, 231). Для защиты банковских вкладов в условиях «єдиноначального правления» царица требует, «чтобы все люди были уверены и надежны, что Государь денег их не тронет никогда и кредита сих мест не повредит». Она «присовокупляет» банки «к установлениям, святости причастным, не зависящим от правительств и жалованными грамотами снабженным, к которым никому не можно и не должно иметь дела» (ст. 329).

В отдельных статьях глав VII-IX, XII и XX «Наказа» содержатся элементы учения о политической свободе, которую императрица связывает с уголовным и процессуальным законодательством. Здесь говорится о разного рода преступлениях и наказаниях, об обвинениях в волшебстве и еретичестве. Тирания и насилие, как отмечает

Вальденберг, «всегда противополагаются при этом умеренному правлению или прямо монархии» (2: 122). К «вольности гражданской» Екатерина относит свободу слова, если она не связана с ущемлением «вольности гражданской» других людей, если слова не «соединяются» и не «последуют действию беззаконному». «Наказуют не за слова», разъясняет императрица, но за «произведенное действие», например, за «оскорбление Величества» или за «увещевание подданных к возмущению» (ст. 480). На этом же основании запрещаются «сочинения очень язвительные», «недозволенные сборища или собрания», «разноска и раздача писем возмутительных или поносительных» (ст. 484, 557).

Только Закон, по «Наказу», должен определять границы гражданской свободы. На первый взгляд, кажется, что воля самодержавного государя, или даже его своеволие является достаточным основанием для формирования основных законов государства. В ст. 149 вполне определенно сказано, что Самодержец имеет в своих руках «всю власть». Однако «ученица» Монтескье допускала применение «законоположения» только с учетом состояния «народного умствования», определяемого верой, климатом, примерами «дел прешедших», нравами, обычаями и другим. Что же поддерживает в монархии «разум вольности»?

В статьях 15 и 16 «Наказа» записано, что цель «самодержавных правлений» составляет «слава граждан, государства и Государя». И эта слава, по убеждению императрицы, порождает «разум вольности, который в державах сих может произвести столько же великих дел и столько споспешествовать благополучию подданных, как и самая вольность». Эта мысль о «духе свободы» из главы VII, книги XI «Духа законов» Шарля Монтескье была применена Екатериной к России с заменой свободы на вольность. Просвещенная императрица полагала, что забота о славе России удержит ее правителя от всего противного «естественной вольности». Вальденберг верно отмечал, что это «не политическая свобода в смысле гарантии, какую дает то или иное устройство власти, но это - дух свободы» (2: 125).

Таким образом, несмотря на множество утверждений о «вольности» и «равенстве граждан», концепция «общественного договора» представлена односторонне: права человека рассматриваются лишь как сословные обязанности перед самодержавной властью. Императрица отдает предпочтение эволюционному преобразованию социальных институтов и сословной иерархии при сохранении их незыблемых основ - самодержавной власти, сословных приви- легий и обязанностей («должностей»). Особая роль здесь отводится традиционализму - признанию важной роли сложившейся системы ценностей и возможности совершенствования государства лишь путем частичной экономической и правовой модернизации, воспитания и просвещения.

4. Традиционализм как приверженность ценностям существующего порядка

Основные задачи воспитания определяются в «Наказе» на основе книги IV «Духа законов», в которой утверждалось, что «законы воспитания должны соответствовать принципам образа правления». Отсюда Шарль Монтескье выводил различие законов воспитания «для каждого вида правления: в монархиях их предметом будет честь, в республиках - добродетель, в деспотиях - страх» (9: 35). Законы воспитания не вытекают из принципа правления, но должны стремиться к такому соответствию с ним, чтобы принцип оказался устойчивым и не подвергался разложению. Таким образом, законы, касающиеся воспитания и образования, должны составляться различным образом в республике, монархии или деспотии, поскольку они преследуют совершенно несхожие цели. Отсюда следовала особая роль законов воспитания в монархии, касающихся формирования гражданских качеств, прежде всего, дворянского сословия.

Монтескье с иронией и осуждением доказывал, что в условиях монархии и деспотического государства задача воспитания «очень ограничена»: в монархии она сводится к светскому воспитанию и воспитанию «при дворе» с его «излишествами больного богатства», «хаотическим смешением всевозможных причуд» и предписанием «повиновения воле государя»; в деспотическом государстве все воспитание сводится к воспитанию «безоговорочного повиновения» и в этом смысле, воспитание здесь «совсем отсутствует», поскольку из человека сначала делают «дурного подданного, чтобы потом получить хорошего раба» (там же: 35-38).

Симпатии автора «Духа законов» были, несомненно, на стороне воспитания в республиканском государстве с добродетелью, как принципом правления. Философ определяет добродетель «как любовь к законам и к отечеству». Эта любовь, продолжает он, требует «постоянного предпочтения общественного блага личному» (там же: 39). Монтескье особо отмечает, что в монархиях «политика совершает великие дела при минимальном участии добродетелей» и такое государство «существует независимо от любви к отечеству, от стремления к истинной славе, от самоотвержения. <... > Законы заменяют здесь все эти добродетели, ставшие ненужными; государство освобождает всех от них» (там же: 29-30). Таким образом, честь в монархии выражает мотивацию политического поведения дворянского сословия, которое если и не создает законы государства, то стоит на страже их.

На первый взгляд, Екатерина переписывает в «Наказе» основные положения концепции воспитания автора «Духа законов» из книги IV, глав 1-4. Императрица сознает сословный характер воспитания и невозможность дать «общее воспитание» для «многочисленного народа». Она ограничивается установлением «нескольких общих правил, могущих служить вместо совета всем родителям». Выделим из этих «правил» основные: 1.

Религиозное воспитание рассматривается как основание всей воспитательной системы, поскольку оно «соответствует лучше расположению народа» (Преамбула и гл. XIV-XVI). «Закон Христианский» представлен в виде правила «взаимно делать друг другу добро сколько возможно» (ст. 1). В статье 351 вводится обязанность «учить детей своих страха Божия как начала всякого целомудрия и вселять в них все те должности, которых Бог от нас требует в десятословии своем и православная наша восточная греческая вера в правилах и прочих своих преданиях». Обучение детей в школах грамоте предписано вести «попеременно из церковных книг и из тех книг, кои законодательство содержат» (ст. 158). Преступления против веры признаются преступлениями «первого рода» (ст. 69). 2.

Трудовое воспитание. «Наказ» предписывает родителям отличаться «праведным поведением», исключающим «дурные примеры» (ст. 353). Это правило дополняется обязанностью «утверждать сердца» юношества «в похвальных склонностях и приучать их к основательным и приличествующим состоянию их правилам; возбуждать в них охоту к трудолюбию, и чтобы они страшилися праздности, как источника всякого зла и заблуждения» (ст. 356). Для сохранения «спокойства народного» «Наказ» требует заставлять работать или высылать из города «бродяг и людей, никакого вида о себе не имеющих» (ст. 557).

3 Нравственное воспитание рассматривается как необходимое дополнение к обучению детей «домостроительству во всех оного подробностях». Юношество необходимо «научать» не только «при- стойному в делах их и разговорах поведению», но и «благопристойности, соболезнованию о бедных, несчастливых и отвращению ото всех продерзостей» (ст. 356). В дополнении к «Наказу» говорится о необходимости сохранения «целомудрия нравов», о «стеснении роскоши» и «отвращении от пьянства», о «пресечении запрещенных игр» и «позорищ», чтобы «воздержать своевольство людей, худую жизнь ведущих». Задача сохранения «благочиния» и «целомудрия нравов» в обществе возлагается на Полицию. На нее же возлагается обязанность «изгнать из общества обольщающих народ под именем волшебников, прорицателей, предзнаменователей и других подобных обманщиков» (ст. 553). Все преступления «противу нравов» относятся ко «второму роду» преступлений. Они наказываются денежным штрафом, «стыдом или бесславием», «бесчестием всенародным», «изгнанием из города и из общества» (ст. 70, 77, 216). Против «притворно вдохновенных и лже святош» предлагается применять в виде наказания «бесчестие и посмеяние», как вполне достаточные для «притупления» их «гордости» (ст. 218).

4. Единство правового и нравственного воспитания. Императрица разделяет, но не противопоставляет законы и традиции. Она пишет в духе консервативного мышления: «Законы суть особенные и точные установления законоположника, а нравы и обычаи суть установления всего вообще народа» (ст. 59). «Когда надобно сделать перемену в народе великую к великому оного добру, надлежит законами то исправлять, что учреждено законами, и то переменять обычаями, что введено обычаями». Законодательница считает «весьма худой» ту политику, которая переделывает законами то, «что надлежит переменять обычаями» (ст. 60). В этой связи императрица говорит о необходимости постепенно «приуготовить умы людские» к законодательным переменам (ст. 58). В ряде статей она также отмечает, что «лучше предупреждать преступления, нежели наказывать» (ст. 83; ст. 240-248).

Екатерина II верно утверждает, что преступления «не столь часты будут, чем большее число людей уложение читать и разуметь станут». С целью совершенствования правового воспитания она предлагает: 1) писать законы «простым языком»; 2) сделать книги с изложением законов дешевыми и общедоступными - «наподобие букваря»; 3) «чтобы во всех школах учили детей грамоте попеременно из церковных книг и из тех книг, кои законодательство содержат» (ст. 158). Законы, отмечает просвещенная царица, должны создаваться не для устрашения, а для воспитания граждан, иначе «всякое наказание, которое не по необходимости полагается, есть тиранское» (ст. 63); 4) исключить из правоприменительной практики все нарушения принципа равенства перед законом, поскольку это сильнее всего разлагает элементы правосознания в «общем народа умствовании» (ст. 243); 5) «распространение просвещения между людьми» и «приведение в совершенство воспитания» (ст. 245, 248).

5. Патриотическое воспитание рассматривается в «Наказе» как задача формировать в детях «любовь к отечеству», для чего необходимо «повадить их иметь почтение к установленным гражданским законам. И почитать правительства своего отечества, как пекущиеся по воле Божией о благе их на земле» (ст. 352). «Любовь к Отечеству, стыд и страх поношения» выступают также как «средства укроти- тельные и могущие воздержать множество преступлений» (ст. 81). Здесь Екатерина расходится с Монтескье, отрицавшим значимость патриотического воспитания в монархии и признававшим его необходимость только в республике.

Необходимо особо отметить, что императрица осознанно увязывает систему воспитания с «естественным положением» Российского государства, образом жизни, традициями и «общим умонастроением» народа. И все же в начале «Наказа» Россия провозглашалась «Европейской державой», а русский народ идентифицировался как «европейский народ» (ст. 4-7). Екатерина выводит на первый план среди факторов, определяющих своеобразие отечественной системы воспитания, не только «веру, климат, законы, правила, принятые в основание от правительства», но также «примеры дел прешедших, нравы, обычаи» и «общее в народе умствование» (ст. 45-46).

Со многими положениями главы XIV («О воспитании») трудно не согласиться и сегодня. Вполне современно в главе XX «Наказа» записано о религиозной терпимости: «В столь великом Государстве, распространяющем свое владение над столь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер» (ст. 494). В следующих статьях императрица разъясняла, что «гонения человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самые жестоковыйные сердца и отводит их от заматерелого упорства, утишая споры их, противные тишине Государства и соединению граждан» (ст. 496).

Религиозность императрицы в первое десятилетие правления приближалась к «естественной религии», отличавшейся внекон- фессиональным морализмом и сведением «Закона Божия» и бого- почитания к богопознанию - предписаниям разума и нравственного чувства. Путешествуя по Волге в 1767 году, Екатерина вместе с придворными перевела осужденную во Франции книгу Мармонте- ля «Велизарий» - этот «манифест просвещенного деизма» (В.М. Живов), в котором «религия разума» противопоставлялась клерикальному обскурантизму. В 1768 году эта книга была издана в Москве с посвящением епископу Тверскому Гавриилу (Петрову), принимавшему участие в обсуждении «Наказа». Посвящение было написано поклонником Вольтера Андреем Шуваловым. Обращаясь к «Вашему Преосвященству», европейски образованный граф писал: «Вы мыслями, как добродетелию, с Велизаром (католиком Мармонте- лем. - А.Е.) сходны». Православному иерарху неявно рекомендовалось придерживаться «несуеверного» понимания Православия, которое вписывалось бы в этот просвещенческий дискурс.

Тем не менее, и в светском варианте религиозного обоснования воспитания юношества в «Наказе» вполне различима основная установка русского консерватизма: религиозная система ценностей должна составлять глубинную основу, задачи и цель всего воспитательного процесса. Развитие этих идей обнаруживается у Н.М. Карамзина, И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, Ю.Ф. Самарина, Н.Я. Данилевского, В.В. Зеньковского, позднего С.И. Гессена, И.А. Ильина и у других представителей русской социально-философской мысли консервативного направления.

Таким образом, анализ социально-философского содержания «Наказа» свидетельствует о консервативных предпочтениях императрицы, не лишенных элементов либерализма, свойственного веку Просвещения. Утверждение незыблемости и необходимости самодержавия, признание власти и общества выше человеческой личности, органическое понимание общества как сословно-иерархи- ческой системы и обоснование естественного неравенства людей, утверждение взаимосвязи религиозной веры, морали, права и политики - все это, наряду с идеями Просвещения и элементами либерализма, делает «Наказ» средоточием различных начал с явно выраженной консервативной доминантой.

В исторических условиях того времени Российская монархия была далека от исчерпания возможностей развития. Екатерине II удалось сохранить абсолютизм и государственный порядок, используя методы законодательной регламентации жизни общества. Но острые социальные противоречия нарастали, углублялся раскол в кругах мыслящего дворянства и правящей элиты: одни «уходили» в «воль- терьянство» и масонство, другие видели главную опасность для России в отказе от собственных ценностей и традиций.

В.О. Ключевский отмечал, что из 34 лет правления Екатерины «17 лет борьбы внешней или внутренней на 17 лет отдыха!». Тем не менее, результаты царствования, продолжал он, «были очень внушительны»: число жителей империи возросло с 19 млн. в 1762 году до 36 млн. в 1796 году; сумма государственных доходов поднялась с 16 до 69 млн. руб.; успехи промышленности выразились в умножении числа фабрик с 500 до 2 тыс.; в 5 раз вырос оборот внешней торговли (4: 288-289).

Одним из первых критиков правления Екатерины был ее современник князь М.М. Щербатов. Он негативно оценил многие статьи «Наказа», уделив особое внимание фаворитизму, как одной из причин «повреждения нравов» в России. Сегодня можно по-разному относиться к фаворитизму, во все времена поглощающему огромные суммы из государственной казны. В годы правления «российской Минервы» эта сумма (92 млн. 500 тыс. руб.) превысила годовой бюджет страны. Тем не менее, именно в царствование Екатерины Россия прочно заняла место одной из ведущих держав мира, ее народонаселение «размножилось», как об этом мечтал М.В. Ломоносов. Доходы государства «учетверились», развивались книгоиздание и журналистика, была создана система образования и воспитания, выросло поколение россиян, победивших в Отечественной войне 1812 года. Многим ли правителям Отечества удалось нечто подобное в XX веке?

Выводы 1.

В «Наказе» рассмотрены проблемы верховенства Закона, свободы слова и веротерпимости, говорится о «размножении народа» и обязанностях правительства перед гражданами, о необходимости просвещения и усовершенствования воспитания. «Наказ» выявил глубину проблем и подвел к мысли о необходимости реформ. 2.

В тексте документа содержатся идеи формирующегося консервативного мировоззрения: сохранены монархическая форма правления, социальная иерархия и сословные привилегии; власть и общество стоят выше человеческой личности, а права человека понимаются как его обязанности перед властью; признание ценностей существующего порядка дополняется предпочтением эволюционного пути развития с опорой на «дух народа». 3.

В «Наказе» много внимания уделяется трудовому, нравственному, правовому и патриотическому воспитанию. Поучительны мысли о взаимосвязи нравственного и правового воспитания, о недопущении нарушений принципа равенства перед законом, что деструктивно влияет на правосознание народа. 4.

Анализ религиозного обоснования нравственного, политико- правового и патриотического воспитания в «Наказе» свидетельствует о консервативных предпочтениях императрицы. Это «обоснование» однако, дано с позиций внеконфессионального морализма, свойственного европейскому «веку Просвещения». Таким образом, можно утверждать о наличии в «Наказе» противоречивого состава философско-мировоззренческих установок при доминировании основополагающих компонентов идейного комплекса социальной философии раннего русского консерватизма.

Вопросы и задания для самопроверки 1.

Каковы особенности восприятия идей европейского Просвещения представителями правящей элиты России в последней трети XVIII века и как они повлияли на социально-философскую концепцию «Наказа»? 2.

Какие утверждения «Наказа» имеют отношение к социальной философии и, в частности, к социальной философии русского консерватизма? 3.

Назовите основные аргументы Екатерины II в защиту монархической формы правления. 4.

Какие доводы приводятся в «Наказе» для обоснования сословной иерархии, сословных прав и привилегий? 5.

Сравните понимание свободы и равенства у французских просветителей и в «Наказе» Екатерины II. 6.

Выделите основные положения концепции воспитания в «Наказе».

Библиографический список 1.

Наказ Императрицы Екатерины II, данный комиссии о составлении проекта нового уложения // Ермашов Д.В., Ширинянц А.А. У истоков российского консерватизма: Н.М. Карамзин. - М.: А.В. Воробьев, 2001. - С. 137-201. 2.

Валъденберг В.Е. Екатерина II и Монтескье в их политических воззрениях // Вопросы философии. - 2006. - № 1. - С. 115-127. 3.

Каменский А.Б. Сословная политика Екатерины II // Вопросы истории. - 1995. - № 3. - С. 29-45. 4.

Ключевский В.О. Императрица Екатерина II (1729-1796) // Сочинения: В 9 т. - М: Мысль, 1989. - Т. 5. - С. 282-339. 5.

Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. V // Сочинения: В 9 т. - М.: Мысль, 1989. - Т. 5. - 476 с. 6.

Леонтович В.В. История либерализма в России (1762-1914). - М.: Русский путь, 1995. - 550 с. 7.

Лизунов П.В. Идеи Просвещения в «Наказе» Екатерины II // Человек и мир в культуре России XVIII века. - Архангельск: Поморский университет, 1997. - С. 23-35. 8.

Лизунов П.В. Наказ города Архангельска в Уложенную Комиссию 1767 года // Есююв А.И., Монастырских Г.П. Очерки истории политической социологии российского консерватизма. - СПб.: СЗАГС, 2003. - С. 125-134. 9.

Монтескье Ш.Л. О духе законов. - М.: Мысль, 1999. - 604 с. 10.

Моряков В.И. Политические и социальные идеи консерватизма в «Наказе» Екатерины II // Вестн. Моск. ун-та. - Сер. 8. История. - 1995. - № 1. - С. 3-10. 11.

Омелъченко О .А. «Законная монархия» Екатерины II: Просвещенный абсолютизм в России. - М.: Юрист, 1993. - 428 с. 12.

Рахматуллин М.А. Непоколебимая Екатерина // Отечественная история. - 1996. - № 6. - С. 19-17; 1997. - № 1. - С. 13-26.