Стремясь наглядно объяснить природу общества как самодостаточного социального коллектива, мы использовали пример с группой людей, вынужденных бороться за существование в условиях полной изоляции, проживания на некоем необитаемом острове. Мы указали на то, что единственный отличный от нуля шанс выжить представится этой группе лишь в том случае, если она окажется способной имитировать общество, создавая все необходимые условия существования своим собственным трудом. Теперь, переходя к рассмотрению структурных характеристик общества, мы — в соответствии с деятельностной парадигмой их выделения — должны ответить на вопрос: что именно придется делать людям ради выживания, какие из форм совместной деятельности лягут в основу их общественной жизни? Совершенно очевидно, что ближайшей потребностью наших робинзонов окажутся жизнеобеспечивающие продукты, от которых зависит биологическое существование каждого человека. Если обратиться к известному роману Жюля Верна «Таинственный остров», в котором описана подобная ситуация, мы вспомним, что жители острова Линкольна с первых дней своего пребывания на нем были вынуждены заниматься собирательством, охотой на тетеревов, ловлей лососей и черепах, позднее — выращиванием пшеницы, разведением муфлонов и т.д. Колонисты затратили много сил на создание удобного и безопасного жилья, изготовление одежды и других необходимых предметов индивидуального и коллективного потребления. Для их создания, естественно, понадобилось изготовить соответствующие средства труда, включая сюда луки и стрелы, рыболовные снасти, топоры, ломы, клещи и другие инструменты из выплавленного металла, разнообразные гончарные изделия, кирпичи, нитроглицерин для взрывных работ и т.д. Ясно, однако, что в любом обществе список необходимых для выживания занятий не ограничится областью хозяйственных забот. Не будем забывать специфику человеческого труда, согласно которой построить дом могут люди, знающие, как именно строят дома. Перед тем как возвести строение из бревен, человек, как уже отмечалось выше, должен построить его в своей голове, создать некоторый план, схему, проект необходимой ему постройки. На ранних этапах человеческой истории, когда так называемый «физический труд» еще не отделился от труда «умственного», проектирование и воплощение проектов в жизнь было, как правило, делом одних и тех же людей, т.е. строитель сам для себя являлся архитектором, слесарь — инженером. Но постепенно общественное производство столкнулось с задачами, которые не могли быть решены на основе собственных знаний и умений непосредственных работников. Нет и не было на земле каменщиков, плотников или слесарей, которые могли бы сами «вприглядку» создать Парфенон или метательную машину, оборонявшую Сиракузы от римского войска. Для этого необходимо особое профессиональное мастерство зодчих Иктина и Каллистрата, знания великого механика Архимеда и их менее известных коллег, которых мудрая история освободила от необходимости собственноручно тесать камни или сколачивать доски. То же самое происходит и в романе Жюля Верна, в котором, как мы помним, «Сайрес Смит занялся составлением расчетов и чертежей для постройки корабля, а его товарищи тем временем рубили и перевозили деревья, которые должны были пойти на изогнутые шпангоуты, на весь набор судна и на его обшивку». Конечно, инженерные профессии, отвечающие за «идейное» (конструкторское, технологическое и пр.) обеспечение «рабочих» специальностей — от строительства до рыболовства — не исчерпывают собой список необходимых интеллектуальных занятий. В каждом обществе отнюдь не лишними оказываются идеи другого рода, не имеющие прямого отношения к добыванию «хлеба насущного», не только которым, как известно, жив человек. Людям религиозного склада необходимы идеи религиозного напутствия и утешения и, соответственно, духовные пастыри, способные их создавать. Рано или поздно в обществе появляются историки-летописцы, моралисты, философы разных ориентаций, журналисты, собирающие и распространяющие разнообразную информацию (вспомним намерение Гедеона Спилета создать на острове Линкольна ежедневную газету, чему помешала малочисленность читателей, усугубленная отсутствием бумаги). Венчают сферу духовной деятельности художники, поэты, музыканты и другие служители муз, воплощающие свои эмоции и мысли в высокие образы искусства. И вновь наш список необходимых общественных занятий еще не исчерпан. Можно не сомневаться в том, что значительно раньше философов и эссеистов в обществе появятся люди более прозаических профессий, необходимость которых вытекает из коллективного характера человеческой деятельности, потребности Направлять и координировать совместные усилия людей. Мы имеем в виду деятельность «начальников» разного ранга и профиля — начиная от бригадира на производстве (вспомним Пенкрофта, руководившего постройкой шлюпа «Бонавентура») и кончая верховным правителем общества (роль его фактически исполнял Сайрес Смит, хотя власть его над колонистами основывалась на добровольном подчинении авторитету и не была закреплена ни демократическими выборами, ни диктатурой грубой силы). Добавим к этим «властным» профессиям деятельность людей, которые не столько принимают решения, обязательные для исполнения, сколько гарантируют, обеспечивают их исполнение. Речь идет о множестве «управленческих» занятий, включающих труд чиновников, которые готовят и оформляют законодательные постановления, полицейских, которые обеспечивают внутренний порядок в обществе, военных, гарантирующих его суверенитет и безопасность, и т.д. Очевидно, что эти и подобные занятия обязательны для всякого самодостаточного коллектива, который стремится избежать хаоса и дезорганизации. Столкнулись с этой необходимостью и жители острова Линкольна, которые благодаря своей малочисленности и дружеским, «солидаристским» отношениям вполне обходились без чиновников и полиции, но были вынуждены стать солдатами, чтобы защитить свою колонию от нашествия жестоких пиратов. Наконец, в любом обществе окажется необходимой еще одна группа профессий, которые мы можем назвать, используя модное ныне слово, «гуманитарными», имеющими дело с живым «человеческим материалом». Вспомним, что на острове Линкольна Сайрес Смит обращал свои усилия не только на создание нитроглицерина или проекта корабля, но и на обучение юного Герберта комплексу естественных наук и многому другому. Точно так же Гедеон Спилет, помимо множества других важных обязанностей, принял на себя лечение юноши от сквозного пулевого ранения, нанесенного пиратами. Среди колонистов, как известно, не было женщин, что обрекало созданное ими «общество» на гибель в первом поколении, но, с другой стороны, «экономило» множество сил, которые в противном случае пришлось бы затратить на «социализацию» подрастающего поколения, о которой вынуждено думать всякое настоящее общество. Как можно догадаться, мы не могли и не стремились перечислить все те конкретные профессии, которые создает общественное разделение труда. Перед нами стоит другая цель — охарактеризовать общественно необходимые типы деятельности людей, с которыми связаны основные подсистемы, сферы общества. Пока мы ограничились интуитивным перебором человеческих занятий, в отношении которых социальная философия должна проделать работу, подобную той, которую делает биология, сводя все живые существа в различные отряды, семейства и пр. Результаты такой работы в различных научных школах, к сожалению, не совпадают: выделяется разное число необходимых типов деятельности. Тем не менее четыре из них в той или иной форме упоминаются практически каждым ученым. Так, любой из них выделяет необходимую форму совместной активности, которая охватывает деятельность кузнеца и лесоруба, шахтера и пахаря, токаря и плотника. В этой связи К. Маркс говорил о «материальном производстве», Э. Дюркгейм — об «экономической деятельности», а русский мыслитель С. Булгаков — о деятельности «хозяйственной». Несмотря на различие используемых терминов, ни одному из ученых не приходит в голову сомневаться в необходимости подобной деятельности для существования любого из обществ. Констатация такой необходимости не вызывает споров между здравомыслящими людьми. Дискуссия, как мы увидим ниже, возникает лишь тогда, когда сторонники, к примеру, Маркса переходят от фиксации самого факта материального производства (так мы будем «по привычке» именовать эту деятельность в дальнейшем), его необходимого места в обществе к утверждению его определяющей роли в общественной жизни (т.е. переводят проблему из структурного в функциональный план рассмотрения). Столь же единодушно теоретики выделяют духовный тип деятельности, объединяющий занятия ученого и поэта, конструктора и музыканта. Однако конкретный реестр «профессий», охватываемых этим типом, разнится у разных социологов. Так, некоторые ученые, считая критерием духовной деятельности наличие «умственного труда», относят к ней профессиональные занятия врачей и педагогов, воспитателей и политиков — короче, всех тех, кто трудится по преимуществу «головой», а не «руками». В результате число необходимых типов деятельности сводится к двум — духовному и материальному (под который подводятся все без исключения формы «физического труда»). Другие ученые, не соглашаясь с подобным подходом, считают необходимым выделить деятельность президентов, военачальников, управляющих и прочего «начальства» особый тип, именуя его «социальным управлением», «политической» или организационной деятельностью (этот термин мы будем использовать в дальнейшем). Наконец, многие теоретики усматривают существенное сходство между профессиями врача, школьного учителя, воспитателя детского сада, относя их к особому типу, который мы можем именовать «производством непосредственной человеческой жизни». В литературе, однако, чаще употребляется понятие социальной деятельности (в котором термин «социальное» уже не является синонимом термина «общественный», характеризуя лишь часть общества, особый необходимый тип общественной деятельности). Итак, мы полагаем, что все возможные формы общественно необходимых занятий сводятся в конечном счете к четырем основным типам, которые мы будем называть материальным производством, духовной, организационной и социальной деятельностью. Однако такая констатация сама по себе ничего не стоит. Мы должны доказать, что в обществе существуют именно четыре названных типа, убедить читателя в том, что это число достаточно и не оставляет вне поля зрения каких-нибудь неохваченных им занятий, объяснить, почему основных типов деятельности четыре, а не пять, шесть или двенадцать. Очевидно, что всего этого нельзя сделать, если мы ограничимся интуитивными представлениями о типологии деятельностных форм, имеющихся у каждого человека. В самом деле, любой из нас ощущает тот факт, что труд землекопа и труд ученого качественно отличаются друг от друга, принадлежат к различным типам деятельности. Но в чем конкретно состоит это различие между «материальным» и «духовным» производством? Пытаясь ответить на этот вопрос «с наскоку», мы лишний раз убеждаемся в том, что интуиция далеко не всегда является надежным помощником ученого. Мы обнаруживаем множество «подводных камней», сталкиваемся с вопросами, далекими от самоочевидности, с которыми не всегда справляются и профессиональные теоретики. Сказанное нетрудно проиллюстрировать на конкретных примерах. В самом деле, очень многие люди полагают, например, что различие между материальным производством и духовной деятельностью связано, как уже отмечалось, с различием «физического» и «умственного» труда. Вряд ли однако такой подход можно считать удачным. Прежде всего любая реальная деятельность всегда представляет собой единство, сочетание физической и умственной сторон. Можно согласиться с тем, что в разных профессиях мера того или иного различна: землекоп действительно по преимуществу работает «руками», его труд явно уступает по своей «интеллектуальной компоненте» труду научному, явно превосходя его по компоненте физической. И все-таки этот признак сам по себе ничего не говорит науке. Как ей быть, к примеру, с трудом балерины? Мы интуитивно понимаем, что он относится к духовной жизни людей, хотя хрупкая женщина затрачивает значительно больше сил, чем токарь, работающий на современном станке и чей труд, несомненно, относится к производству материальному. Прибавим к этому, что нестрогое деление на «физический» и «умственный» труд (полезное лишь в диетологии) запутывает не только данный вопрос, но и всю типологию деятельности. Оно заставляет нас, к примеру, соединять воедино различные по типу деятельности ученого и педагога или землепашца и воина — поскольку в первом случае превалируют умственные, а во втором — физические усилия. Столь же неудачной является попытка некоторых теоретиков — как правило, марксистов — усмотреть специфику материального производства в особых, присущих лишь ему законах технической и экономической организации («взаимодействие производительных сил и производственных отношений»), которых будто бы лишено производство духовное. В действительности законы организации «материальной» и «духовной» деятельности людей (как в аспекте собственно производства, так и в плане распределения произведенного) вполне сопоставимы, о чем будет сказано ниже. Важно понять, что отличие одного типа деятельности от другого нужно искать не в механизмах осуществления, не в том, как действуют люди, а в ее предназначении, в том, ради чего они действуют. В этом плане одно и то же действие вполне может принадлежать принципиально различным типам деятельности в зависимости от конкретной цели своего осуществления Так. профессиональный промысловик, охотник-любитель, стреляющий дичь ради развлечения и отдыха, спортсмен на стрелковом стенде, наконец, солдат, открывающий огонь по неприятелю, осуществляют одни и те же операции — заряжают ружье, наводят его на цель и спускают курок. Тем не менее эти одинаковые действия принадлежат различным типам деятельности: от материального производства до политики. Отсюда следует, что искомое различие материального и духовного производства связано прежде всего с характером создаваемых ими продуктов, с отличием так называемых «материальных благ» от благ духовных. В чем же оно состоит? Отвечая на этот вопрос, некоторые полагают, что материальное производство именуется «материальным» именно потому, что создает продукты «грубые и зримые», имеющие все признаки реального физического тела — вес, протяженность и др. Духовному же производству отводят созидание «бестелесных» идей, образов, чувств, существующих если и во времени, то во всяком случае вне реального пространства (в каком месте земного шара, иронически спрашивает в этой связи П. Сорокин, существует истина «дважды два равно четырем»?). Очевидно, что и такое различение нас устроить не может. Бесспорно, что на духовную деятельность — взятую именно как целостный вид общественной деятельности, а не внутренняя фаза «целепостанов-ки» — распространяется фундаментальное требование предметности, о котором мы уже говорили выше. Это означает, что образ, возникший в сознании скульптора, есть лишь начало его духовной деятельности, которая будет завершена лишь тогда, когда «бестелесная» фантазия мастера воплотится в грубом камне, дереве или бронзе. В этом плане продукты духовной деятельности ничуть не менее «материальны», чем продукты собственно материального производства. Картины, скульптуры, рукописи, .чертежи, даже песни и танцы имеют свою «телесную фактуру», ничем не уступая в этом стальному прокату или чугунному литью. Именно это обстоятельство делает возможным «злоупотребление» духовными ценностями, их использование не по назначению — раскалывание орехов бронзовой статуэткой или топку печей книгами. Наконец, наиболее распространенная точка-зрения связывает продукты материального производства с задачей удовлетворения так называемых «витальных» потребностей человека, т.е. потребностей в еде, одежде, жилище и прочем, от чего зависит биологическое выживание каждого конкретного индивида. Целью материального производства считают создание как продуктов непосредственного жизнеобеспечивающего потребления, так и необходимых средств их создания, соответствующих орудий и предметов труда. Это означает, что к материальному производству относится, например, вся производственная цепочка, обеспечивающая людей «хлебом насущным» в буквальном значении этого выражения — хлебопекарная промышленность — сельское хозяйство — сельскохозяйственное машиностроение — металлургия —добыча и переработка руды плюс энергетическое и транспортное обеспечение всех производственных процессов. Что же касается духовного производства, то оно, согласно данной точке зрения, обслуживает лишь противоположные «витальным», высшие «экзистенциальные» потребности человека — будь то потребность в постижении истины, переживании прекрасного или приобщении к вере, смиряющей страх смерти и открывающей «дорогу к храму» — ценностям любви и милосердия. Однако и эта точка зрения не может устроить нас полностью, хотя безусловно содержат в себе определенные моменты истины. Так, не может быть мнений в том, что именно материальное производство создает необходимые продукты жизнеобеспечения, а также все те предметы, из которых и с помощью которых они делаются. Точно так же именно духовное производство «работает» на группу «экзистенциальных» потребностей, удовлетворяя исконную человеческую любознательность, тягу к прекрасному и т.д. и т.п. Тем не менее возникает ряд вопросов, которые заставляют нас существенно уточнить приведенную точку зрения. Прежде всего, правильно ли считать, что материальное производство ограничивается функцией жизнеобеспечения? Зададимся вопросом: может ли обычный «среднестатистический» человек выжить без художественных кинофильмов или произведений живописи? Даже самый фанатичный поклонник искусства ответит на этот вопрос утвердительно — отказ от подобных художественных ценностей привел бы, конечно, к заметному «одичанию» людей, но не к их физической гибели. Теперь спросим себя: кем сделана кинокамера, которой снимают фильмы, или холст, на котором творит художник? Очевидно, что эти нежизнеобеспечивающие продукты являются тем не менее результатом труда рабочих, занятых в материальном производстве, работающих на приборостроительном заводе или ткацкой фабрике. Точно так же и микрофоны, используемые в парламентских дебатах, ракеты, запускаемые в космос, ЭВМ, работающие в научных институтах, создаются отнюдь не политиками, не космонавтами и не математиками. Все это — продукты материального производства, которое вполне способно отрываться от функций непосредственного жизнеобеспечения и создавать средства труда, используемые во всех сферах общественной деятельности, в том числе весьма далеких от «витальных» потребностей человеческого существования. Другое возражение против приведенной точки зрения звучит так: правильно ли считать, что функция жизнеобеспечения, с которой связывают материальное производство, монопольно принадлежит ему, а производство духовное никогда не спускается до столь «низменных материй»? Конечно же, дело обстоит совсем не так. Очевидно, что производство хлеба в современных условиях не может обойтись без высокопроизводительных комбайнов, тракторов и прочей сельскохозяйственной техники. Очевидно, что вся эта техника изготовляется руками рабочих на машиностроительных заводах, принадлежащих сфере материального производства. Но можно ли создать реальный трактор без чертежей и схем, которые рождаются в головах конструкторов, а вовсе не фрезеровщиков или токарей? Мы интуитивно понимаем, что деятельность проектировщиков и инженеров, которым платят за схему трактора, а не за реальный трактор, принадлежит по типу духовному производству. Однако без этой духовной деятельности современное сельское хозяйство (не говоря уж об электронной промышленности или автостроении) столь же немыслимо, как и без транспорта или энергетики. Нетрудно видеть, что представление о духовном производстве как сфере «экзистенциального парения души», презирающей земную повседневность, с большой натяжкой относимо лишь к тому периоду истории, в котором человеческий дух (прежде всего в лице науки) еще не превратился в «непосредственную производительную силу» — как это имеет место сейчас, когда лабораторное открытие спустя лишь несколько лет способно превратиться в отрасль промышленности, стать видом материального производства. Итак, мы видим, что различение материального производства, которое занято не только жизнеобеспечением, и духовного производства, которое отнюдь не чурается последнего, не столь очевидно, как это может показаться. Не меньше сложностей вызывает четкое научное определение такого, казалось бы, понятного явления, как политика. Ученые спорили и-спорят по вопросу о том, где проходит грань между неполитическими формами власти (скажем, административной властью начальника цеха или футбольного тренера) и властью собственно политической; где та черта, за которой обычное экономическое решение превращается в «экономическую политику», а спортивное администрирование в «политику в области спорта». Полемика затрагивает вопрос о сроках исторического существования политики, о том, можно ли считать политическими властные структуры родового общества (отрицательный ответ ставит под сомнение правомерность выделения политики как универсальной, присущей любому обществу структурной подсистемы), и т.д. и т.п. Еше больше споров вызывает вопрос о формах деятельности, относимых к социальной сфере общественной жизни. Многие теоретики полагают, что она основана не на производстве непосредственной человеческой жизни, а представляет собой своеобразный синтез материальной, духовной, политической активности, присущей так называемым «многофункциональным общностям» (т.е. социальную сферу рассматривают как специфическую область национальных, классовых и прочих взаимодействий). Эти и подобные споры свидетельствуют о том, что выделение основных типов деятельности и соответствующих им сфер общественной жизни не может быть осуществлено с «наскоку», в порядке констатации самоочевидных фактов. Мы убеждены, что речь идет о серьезной теоретической проблеме, ключом к которой является важный вопрос, который уже поднимался, но еще не рассматривался нами.